Текст книги "Пути Деоруса (СИ)"

Автор книги: Петр Машьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 32 страниц)

– От-клик-нувшиеся, – медленно произнес старый моряк, – не уступают благородством остальным домам Деоруса, святой отец. – Лицо и голос его оставались спокойными, но в глазах появились холодные огоньки. – И мы не оспариваем цену в серебре – только в куруме.

– Один тан на один лан, какие тут вопросы?.. – проворчал священник, не отводя взгляда. Ганнон про себя отметил, что жрец не лишен мужества.

– Да, так написано в… – заговорил было младший сын, но отец резко прервал его пощечиной.

– Тихо! Не в кирасе еще, чтобы мне перечить! – прикрикнул отец, встряхивая ладонь. Бедняга-сын отошел на шаг, склонив голову и не смея притронуться к щеке, пока глава семьи не отвернулся. Старший брат сжал губы, но промолчал.

– Скажите, святой отец, а куда вы держите путь после нас? – как ни в чем не бывало спросил старый легионер.

– Хм, очевидно, что направляюсь я в Тиарпор… – Жрец почувствовал, что его завлекают в ловушку.

– В Виал’дис, кхм, то есть в Белый Город. – Мужчина на секунду перешел на береговой говор. – Отлично! – Он улыбнулся. – Знаете что, негоже нам спорить из-за цен, да тем более с Белым Советом. Мы заплатим серебром – столько, сколько написано, чтобы уж точно – пять ланов.

В ответ на это жрец только закрыл глаза и громко выдохнул: с эдиктами он спорить не мог.

–…ну или четыре тана, как я и предлагал. В Белом Городе еще ждут приливной ветер… – продолжил легионер.

– И у вас еще осталось серебро, не всё курум?

– Найдется, святой отец.

– Селана велит нам быть смиренными, – со все еще закрытыми глазами проговорил жрец, подставив ладонь.

– А Гартола – благодарными, – произнес старый моряк и положил в протянутую руку четыре крупных зеленых кругляша с квадратными отверстиями в центре.

Священник взял монеты, повернулся и пошел в сторону дороги. Трое Откликнувшихся смотрели ему вслед. Жрец направился к своей повозке. Проходя мимо столба, он сплюнул, почти замарав основание. В этот раз к мечу потянулась уже рука отца. Впрочем, он быстро подавил вспышку гнева.

– Отец, это уже слишком! – воскликнул старший сын, которому хватило ума подождать до конца разговора. От злости молодой легионер аж раскраснелся. – Вы же слышали: он хотел назвать нас Кликой!

– Ты уже в кирасе, но за Посвящение твоего сына платить нам с матерью, так что не учи меня, – яростно прошептал отец. – И не кричи: нас могут услышать.

Ганнон, не показывавшийся из-за приоткрытой двери, одобрительно кивнул. Легионер же продолжал наставлять своих отпрысков:

– Мы получили, что хотели, а связываться с церковником из Арватоса опасно, даже тут.

– Белый жрец – не Черный, кровь течет... – тут пощечина досталась и старшему сыну. Он отошел, держась за щеку.

– Не поминай их всуе, никогда, слышишь?! Одно дело поглумиться над алчностью Белого, но богохульства я не потерплю. – Воин впервые за все время разговора по-настоящему вышел из себя. – Это основы мира!

– Я и не… – начал было оправдываться молодой человек, но, встретив разъяренный взгляд отца, покорно умолк. Старик вздохнул и позволил себе немного ссутулить плечи.

– Понял я, о чем ты говорил. За предложение пустить кровь Белому тебе бы еще отвесить, но он и правда чуть не оплевал столб, так что ты отделался одной.

Ганнон раскачался на одной ноге так, чтобы со стороны казалось, что он выходит из глубины комнаты, а не с порога.

–…в помощь тебе, хозяин – громко проговорил он, обернувшись, как будто прощаясь с трактирщиком. Трое Откликнувшихся резко повернулись в его сторону. Юноша изобразил смущение и испуг от неожиданного внимания, почтительно склонил голову и опустил глаза.

– Доброго дня, почтенные, – сказал Ганнон, глядя в землю и немного картавя на манер жителя Неардора, благо смуглая кожа и темные волосы позволяли сойти за путешественника из-за Гор. – Далеко ли отсюда до Тиарпора? – Как и жрец, он использовал старое имя торговой столицы.

Легионеры, застигнутые его выходом врасплох, немного расслабились. Отец все же смерил чужака подозрительным взглядом. Старший сын немного поежился от звука «р» в названии города. Слово взял любопытный младший:

– Доброго дня, господин! Ой, то есть почтенный. До города совсем недалеко: один столбовой переход, но он самый короткий, потому что первый, он не равен дневному переходу по самой дороге от первого до второго столба… – зачастил паренек. Старший брат заулыбался, а отец прикрыл глаза, взявшись двумя пальцами за переносицу.

– Книгочей наш хочет сказать, что за полдня дойдешь, – прервал он младшего сына. – Скажи, почтенный, ты посланник?

«Не верит, что я чужеземец. Решил, что донесу за яму на его участке дороги», – подумал Ганнон, поправляя тяжелую сумку. Вместо ответа он сделал шаг вперед и, прищурившись, посмотрел на застежку плаща.

– Дом Лизарис, «Сквозь волны и шторма», – быстро прочитал он вслух мелкие буквы. И будто невзначай поинтересовался: – Ваши земли у Каменной Реки? – Так иногда называли великую дорогу между двумя крупнейшими городами.

Старый воин, избавленный от подозрений, ответил чуть более мягким голосом:

– Да, несколько лиг Тропы Легионера между первым и вторым столбом. Как твое путешествие?

– Благодарю, почтенный, спокойное и ровное.

От своей повозки к ним возвращался жрец. Он, наконец, откопал в большом ворохе вещей на телеге принадлежности, нужные для обряда. Ганнон увидел, что внимание мужчин переключилось на священника, но не хотел выдавать, что слышал их разговор. Он продолжил смотреть на своих собеседников, изобразив легкое недоумение. Первым на него снова обратил внимание младший:

– Господин… почтенный, вы должны нас простить: тут наш, ну, мой племянник, сын брата, – он махнул рукой в его сторону, – ждет Посвящения, а это – тот священник, которого ждем мы.

– Примите поздравления. – Ганнон приложил правую руку к груди и поклонился, все еще изображая иноземца. – Я пойду своей дорогой.

– Да, боги в помощь, – резко бросил отец, не отводя взгляда от переваливающегося священника. Его старший сын улыбнулся и кивнул в ответ на поздравления, а младший неловко повторил поклон за Ганноном.

Юноша повернулся и быстрым шагом направился к дороге. Через минуту он уже одолел подъем, и перед ним открылся вид на великий город. Широкая дорога под его ногами – мощенная камнем, выбеленным морским ветром, – уходила вдаль до огромных южных Зерновых врат. Мощные стены защищали со стороны земли город, раскинувшийся вдоль морского побережья. К западу от города – на холме – возвышался гигантский маяк, служивший домом Морскому Легиону. Рядом с ним швартовались боевые триремы. Отдельная небольшая бухта, оборудованная под причал всего лишь одного громадного корабля, сейчас пустовала.

На востоке, бросая вызов маяку, на скалистом берегу моря стоял родовой замок правителей Деоруса, который служил еще и твердыней для Откликнувшихся из Земного Легиона. У подножия замка протекала река Голока, разделяя город надвое. Устье реки как будто пробили в белых прибрежных скалах. Местные верили, что так оно и было во времена богов.

Обстановка у внешних стен города не внушала радости: возле Зерновых врат творилось настоящее столпотворение. А ведь сезон Прилива еще только приближался. Оценив ситуацию, Ганнон решил попытать счастья у западных врат – Рыбных, путь к которым лежал через пляж. Он проверил тонкий длинный кинжал под плащом, убедившись, что оружие не видно, но дотянуться до него легко. Кольцо было при нем, но юноша старался не надевать его без надобности. Он и так был изможден дорогой.

Так или иначе, идти предстояло через весь город с запада на восток: Через портовый район в гору, где располагались Внутренний рынок и Великий Храм, затем мимо кварталов знати вниз к реке и, наконец, на другой берег – к замку. Ганнон свернул с дороги налево, направившись вниз по склону по одной из многочисленных троп, ведущих к побережью.

Выбранная тропа петляла, и ее поверхность была не самой ровной, но этот путь выводил на пляж ближе всего к воротам. Вскоре каменистая почва сменилась песком. Слева вдоль пляжа ходили бедняки, собирая комья зеленых водорослей, которые выносил прибой, и складывали их в кучи чуть дальше от берега, словно стога сена. Дети перебирали водоросли, радостный мальчишка бежал к родителям, держа в руке маленький кусочек янтаря. Мокрые стога влажно блестели и почти не источали запаха. А вот те, что подсохли и потемнели от солнца, уже ощутимо пахли. «Брухт – дар Гароны», – пробормотал юноша и ускорил шаг. Все хорошо в меру, особенно запах «морской приправы». Мужчины, женщины и дети, одинаково чумазые, с руками, разъеденными солью, с любопытством разглядывали необычного странника серыми, как штормовое море, глазами.

Полоса песка становилась уже, и по правую руку начали появляться грубые хижины из плавника и плетня, обмазанного глиной. Сюда стаскивали янтарь, высушенные водоросли и моллюсков, жгли костры и готовили еду.

Впереди образовалось небольшое столпотворение: жрец и жрица Гирвара в одинаковых одеяниях цвета кости заканчивали раздавать залежавшееся зерно. Не пройти. Слуги уже сложили все прочие вещи и – с особым благоговением – убирали в сундук весы и гири, символ рождения и смерти. Береговой люд, перебивая друг друга, чуть не плача и размахивая маленькими детьми перед бесстрастными лицами жрецов, пытались выбить себе еще подачку. Но сундук неумолимо захлопнулся, и служители культа, синхронно развернувшись, направились в сторону ворот. Вслед за ними, взявшись за боковые ручки сундука, пыхтя от напряжения, поспешили слуги.

Как только благодетели отвернулись, наступила тишина. Детей опустили на песок, и те резво разбежались по своим делам. Страсти в толпе разгорелись вновь так же быстро, как и улеглись: начался дележ. Тут уже было не до слезливых историй – дело пахло массовой дракой.

Один из береговых, одетый в бриджи и жилетку на голое тело, невысокий жилистый мужчина с копной всклокоченных седых волос и огромным носом, похожим на грушу, вскинул вверх руку и закричал неожиданно звучным голосом.

– Всё! Ну-ка угомонились, демоны, Мархокар вас сожри! – Он быстрым шагом рассек толпу и растолкал в разные стороны самых яростных спорщиков. Народ притих. – Бахан! – мужчина подозвал к себе рослого парня. Высокий, широкоплечий, но очень сильно горбящийся, он подошел и молча поглядел на вожака. Тот продолжил: – Бери своих бесполезных братьев, и живо тащите все зерно под навес. Потом найди Валку, пусть начинает готовить: чую, эта куча двух дней не проживет. Нам хорошего не дают, а на Гирсосе ничего хорошего и не растет – диво, что еще в море не гниет, как рожа Баала.

Ганнон поежился от упоминания демонов, но удержал себя от того, чтобы сотворить охранный жест. Местных же внушительный список богохульств ничуть не смущал. Четверо парней принялись таскать зерно, а прочие береговые начали расходиться. Богохульник, явно довольный собой, похлопал себя ладонями по голому животу, упер руки в бока и осмотрел своих подопечных, все ли при деле. Затем он развернулся и направился уже было прочь, но его взгляд уперся в Ганнона.

– Ба, хедль! Здравствуй, как это у вас говорят, почтенный! Как там житье с той стороны гор?

Все воззрились на чужака. Ганнон отметил, что вожак не вооружен – в такой одежде ничего не спрятать, а из десятка береговых, вскрывавших раковины, у троих широкие ножи из хорошего железа. Только вот кучки моллюсков рядом с ними были сильно меньше, чем у их коллег с паршивым инструментом.

– Кони ходят, Молк их водит! – громко и с улыбкой ответил Ганнон и, широко раскрыв серые – такие же, как у местных – глаза, сделал шаг навстречу, показывая пустые руки. – Мне откуда знать, я там и не бывал никогда! – продолжил он, растягивая гласные, как и все прибрежные жители.

– Кони… Молк… – Вожак согнулся и захохотал, похлопывая себя по коленям. – Ух, это я запо-о-мню! – Он вытер слезинку. – Но, скажи-ка, согрешила мать твоя с неардо, не иначе? Больно рожа у тебя темная, чистый хедль!

Ганнон с облегчением улыбнулся. «В следующий раз можно и постоять у Зерновых», – пообещал он себе.

– Звать меня Аторец. – Вожак встал сбоку от Ганнона и положил локоть тому на плечо: мужчине пришлось постараться, ведь он был на голову ниже юноши. – Пойдем выпьем. А как тебя звать, земляк?

В голове роились имена, но, как назло не те, нужна была местная легенда. Ганнон слишком долго пробыл в Арватосе и «запылился», как бы сказали тут, в прибрежных землях. Пауза чуть затянулась.

– Наггон, – наконец начал он привычный спектакль.

– Ба, это что ж за имя такое? – Доверия в голосе банита не ощущалось, но так и было задумано.

– Папаша с Неардора наших имен не знал, но хотел назвать по-береговому. – Изображая застарелую злость, отвечал «полукровка». – Как он запомнил, так меня и записали в храме… А ты сам – с острова, что ли, с Атора? – поспешил сменить тему Ганнон, видя что береговой не то чтобы купился. А, возможно, бандиту было просто все равно, кого грабить.

– Не-е, ты что! Береговой краб, настоящий. Просто эль варю не хуже лесорубов этих, и такой же веселый! – Аторец улыбался во все десять зубов, явно довольный собой. – Что стоим-то – пойдем в дом!

Вместе они прошли по пляжу до жилища Аторца. «Дом» представлял собой навес, песок под которым устилала старая солома. По периметру были разложены мешки. Под тем краем навеса, что был ближе к морю, стоял деревянный ящик. К его поверхности была приклеена смолой скрученная из высохших водорослей фигурка, смутно напоминающая корову.

Сбоку от навеса выстроились целые и побитые глиняные амфоры, наполненные булькающей жижей, похожей на кашу. Некоторые сосуды находились в тени, другие были открыты солнцу. На песке тут и там отпечатались круглые следы от них. Аторец подошел к одной из амфор, наклонился и прислушался, потом засунул палец в жижу и облизал. После недолгого раздумья он перетащил сосуд в тень и накрыл тряпицей.

Далее Аторец направился к месту, где в песок были вбиты палки, образуя треноги. Наверху каждой были растянуты тряпицы, провисающие под весом влажного брухта. С нижней стороны ткани скапывала густая зеленая жидкость, собираясь в миске на песке. Береговой не стал пробовать ее на вкус, а лишь вдохнул, наклонившись над самой большой треногой. Он присел на корточки и аккуратно зачерпнул воду из ямки, выкопанной рядом с треногами. В руках у него осталось с дюжину крошечных – с ноготь – белых ракушек, которые мужчина добавил к брухту на треноге, хорошенько помяв получившуюся жижу. Все это время он как будто не замечал своего спутника, полностью погрузившись в процесс. Но, закончив дело, Аторец резко повернулся и громко провозгласил:

– Что Гирвару негоже, а Гартоле не жалко!

Ганнон вздрогнул от неожиданности, но быстро сообразил, о чем говорил береговой.

– Зерно от жрецов и брухт – дар моря, – проговорил он, и его собеседник одобрительно закивал. – Я смотрю, тут не один дар моря. – Юноша указал на ракушки.

– Секретный этот, как его… – Аторец заговорщически подмигнул, – для остроты.

Он взял одну из амфор и поднес поближе к своему жилищу. Не заходя под навес, выудил из ящика две глиняные кружки. Затем поставил их на грубые доски и щедро разлил густой – с комками – напиток. Аторец взял одну кружку, кивнул на вторую и с гордостью произнес:

– Лучшее, что есть. Не жалел ингр… ингри… ингре-диен-тов! – Последнее слово далось ему с трудом.

Ганнон, вспоминая торговца зерном из Первого Столба, который чуть не выпил его эль с брухтом, задумался о божественной справедливости. Запах пойла Аторца был не чета тонкому аромату напитка из трактира. Ганнон сделал шаг вперед и, наклонив голову, зашел под навес, после чего провел пальцами по фигурке коровы и взял кружку в руку. Хозяин, прищурившись, внимательно – словно заново – рассмотрел гостя. Он шагнул под навес и тоже тронул голову Адиссы. После непродолжительного замешательства Аторец поднял кружку повыше.

– Добро пожаловать, гость. Молк меня забери, в камень преврати, если не накормлю, не напою, спать не уложу, – произнес он скороговоркой и, залпом выпив эль, взглянул на Ганнона поверх кружки. Смотрели на него и ребята с ножами. Не похоже, чтобы их волновали законы гостеприимства. Жизнь юноши зависела от расположения главаря береговых бандитов.

Он собрал всю выдержку и разом выпил предложенный напиток. Склизкие комки зерна пришлось дожевывать, а морской запах заполнил рот и ноздри, на секунду оглушив все чувства и заставив юношу полностью погрузиться в себя. Этот напиток был одновременно и похож на тот, что Ганнон пил раньше, и нет. Ароматы, в обычном эле бывшие лишь легкими оттенками, превращались в солирующие партии и сами раскрывались уже новыми нотками, но через мгновение в дело вступил вкус, который и раньше был сильнейшим, а в пойле Аторца достигал чудовищной силы. Проглотив напиток, несчастный смог-таки вдохнуть: морской воздух огнем прошелся по раздраженному морской пряностью носу. Ганнон закашлялся и смутно услышал смех, а потом ощутил похлопывание по плечу. Слезящимися глазами он встретил одобрительный взгляд хозяина.

– Наш, береговой, видно! – Аторец присел напротив, скрестив ноги. – Чужак бы так не сдюжил. Ну, давай, расскажи, что видел? В Неардоре, говоришь, не был, ну а в Красном Городе был, в Арватосе-то? Башня там у Черных высоченная, как хрен у Барбатоса, или брешут?

– Да Барбатос сам про свой хрен брешет, у него ремесло такое, – подавляя отрыжку ответил Ганнон. Аторец оценил остроту и коротко хохотнул. Юноша почти оправился от напитка и снова вошел в роль собеседника богохульника. – Но Черная Башня и правда есть, почти до неба достает.

– Что ж, выше Крепости нашей? – почти обиженно спросил хозяин.

– Да.

– И выше маяка?!

Ганнон кивнул и грустно пожал плечами. Аторец, что-то бормоча и покачивая головой, потянулся к амфоре, чтобы налить еще.

– Хозяин, подожди! – окликнул его Ганнон, огляделся по сторонам и взял небольшую бутыль, первой попавшуюся под руку. – Попотчевал, и хватит, не могу же я весь лучший эль выпить. Давай другого, попроще.

– Этот… я бы тебе не советовал, – с сомнением сказал Аторец, поглядывая на стаканы, стоявшие на ящике возле фигурки.

Ганнон осторожно принюхался, ожидая худшего, но аромат оказался на удивление приятным: слабые нотки кислого зерна и брухта терялись на фоне сладковатого запаха, он никак не мог определить, чего именно... Как будто смешались все известные ему ароматы цветов и фруктов. Ганнон уверенной рукой протянул амфору хозяину. Тот, смерив глазами ящик, посмотрел на юношу и прищурился:

– Гость просит?

– Да. – Ганнон все еще держал сосуд на вытянутой руке.

– Тогда Адисса не велит отказывать. – Хозяин плеснул по небольшой порции в каждую кружку. Не успел он притронуться, как Ганнон уже осушил свою.

Юноша ощутил подъем, сердце забилось быстрее, пульс отдавался в висках, глазах и в пальцах, а потом наступило… Нет, не расслабление – ясность ума и спокойствие. Нужно было уходить, он слишком задержался. Скоро местные устанут ждать, пока их вожак играет с добычей.

– Хозяин, боги в помощь, – сказал Ганнон, поставив кружку обратно на ящик рядом со второй, нетронутой, и положил палец на голову фигурки. Аторец водрузил свою руку сверху, не давая юноше убрать его пальцы.

– Да что ты так торопишься? Не рассказал же еще ничего… А Ступени? А жрецов черных видал в Красном Городе?

– Хватит! Мне нужно в город! – твердо произнес Ганнон, и собственный голос гулко отозвался в его голове, а виски запульсировали болью. Аторец отпустил руку и секунд пять таращился на юношу стеклянными глазами. Потом он несколько раз моргнул и проговорил:

– Дай хоть провожу, чтобы сброд наш к тебе не пристал.

Остаток пути береговой провел молча, он шагал слева и немного впереди, то и дело потряхивая головой. Местные провожали пару подозрительными взглядами, но приближаться не рисковали. Когда они дошли до вырубленной в скале каменной лестницы, что вела к площадке перед воротами, Аторец немного пришел в себя. Он огляделся по сторонам и немного смущенно проговорил:

– Ну, так ты это… землякам-то поможешь? Вон сколько добра у тебя из путешествия, ты ж видишь, мы небогатые. Отсыпь чего у тебя там.

Юноша вздохнул и с усилием подвинул сумку, дав спутнику посмотреть. Аторец глянул, затем уставился на Ганнона ошалевшими глазами и приложил палец ко лбу, сотворив охранный жест от нечистой силы. Не произнеся больше ни слова, береговой бандит повернулся и почти что бегом отправился восвояси.