Текст книги "Цена Шагала"

Автор книги: Петр Галицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Я понимаю, что выбор мне не предоставлен, – сказал Сорин.

– Отчего же, – засмеялся Василий Семенович и развел руками, – очень даже просто: минуты через полторы здесь будет наряд милиции, ну, и далее со всеми вытекающими.

– Едем, – ответил Сорин и поспешил за удалявшимися уже в сторону дворов Старыгиным и Толиком.

Они погрузились в машину вовремя: в тот момент, когда «шестерка», мягко урча, выползала на Поварскую, мимо них на полной скорости, завывая сиреной и расцвечивая лица прохожих в бледно-синие тона, пронеслись два милицейских «газика».

– О, наша доблестная милиция! – хохотнул Василий Семенович.

– Так вы же вроде тоже, – удивился Андрей.

– То же – да не то же: то постовые ребята, из отделений. У них и сноровка другая: работа больно тяжелая. А мы так, раз в году, если кого-нибудь зацепим, и уже спасибо.

– Куда едем, Василий Семенович? – прервал Трегубца Ян.

– А поедем, Янушка, к нам на Ленинский.

– Это на вторую, что ли, – уточнил Старыгин.

– Туда, туда.

Путаясь в пробках, срезая путь проходными дворами и маленькими переулками, минут через тридцать они подъехали к кирпичному дому постройки шестидесятых годов; вошли в подъезд, поднялись на лифте на пятый этаж и, наконец, оказались в квартире.

– Ну, вот мы и дома, – произнес Трегубец. – Андрей Максимович, – обратился он к Сорину, – вы вот что, посидите с Яном на кухне. Ян, ты там чайку или кофейку…

– Сделаем, Василий Семенович.

– А мне, вот, с молодым человеком потолковать надо, – Трегубец кивнул в сторону непривычно тихого Толика.

Когда Сорин и Ян удалились на кухню, Трегубец встал, мягко прикрыл дверь в комнату и, обернувшись к Толику, с посуровевшим лицом сказал:

– Ну что, шестерка, начинай колоться.

ГЛАВА 5

– А что я, что я, – лепетал Толик, враз потерявший всякую наглость.

– Что ты? Ну, во-первых, ты хотел пенсионера обидеть, это раз, – мягко говорил Василий Семенович. – Во-вторых, что более серьезно, ты пытался человека похитить.

– Никого я не пытался, – подал голос Толик.

– Пытался, пытался, я же видел. В-третьих, ты был в компании молодых людей, применивших оружие.

– Так это же они!

– Они, они… Ты просто не успел, дорогой. Это вот чье? – И он взял со стола предусмотрительно вынутую из кармана Толика Яном «Беретту».

– Не знаю, – мрачно сказал Толик.

– Ой ли, – не поверил ему Трегубец.

– Нашел.

– Ага, нашел. И бумажка, наверное, в кармане.

– Не, не успел, – признался Толик.

– Видишь, какой ты не предусмотрительный. Каждый день писать надо. Детективные фильмы-то смотришь? «Я, такой-то сякой-то, нашел на улице, несу сдавать. Число, дата».

– Не маленький, – пробурчал Толик.

– Ну, видишь: такой большой, а таких простых вещей не знаешь. Ладно, будем надеяться, что в остальном твоя память работает неплохо. Ношение оружия, участие в похищении человека, драка в общественном месте, сопротивление сотрудникам милиции – все вместе, ну, как минимум, семерка. А уж если я на тебя покопаю, – веришь ведь, что покопаю?

– Ваше дело, – мрачно произнес Толик.

– Значит, веришь. Так вот: если покопаю, то вся десятка ломанется, это – к гадалке не ходи. Так что колись – и скатертью дорога.

– Ну, чо, – начал Толик, – мужик один.

– Ага, дальше можешь не продолжать, – прервал его Трегубец, – знаю заранее: нанял, деньги с должника, то-се… Начнем с начала: кто твой хозяин?

– Какой хозяин? – искренне удивился Толик.

– Задам вопрос иначе: кто все это организовал?

– Паша, – честно ответил Толик.

– Паша. Уже интересно. Как Пашина фамилия?

– Черкесов.

– Настоящая фамилия? Ты учти: я ведь проверю.

– А я знаю? – насупился Толик. – В ведомостях он Черкесов.

– Вот видишь как, значит, мы уже и до ведомостей добрались. И где же и какие ведомости Паша Черкесов подписывает? Заодно и ты с ним, иначе как ты мог знать. Где?

– На фирме нашей.

– Толик, я понимаю, что разговоры – не твоя стихия, – сказал Василий Семенович, улыбаясь, – но все-таки попробуй говорить более пространно.

– А чо пространно?

– Какая фирма, где?

– «Гентрейд консалтинг».

– Ух ты, название-то какое. И кто же руководит этой фирмой?

– Геннадий Андреевич.

– Геннадий Андреевич, какой?

– Геннадий Андреевич Ермилов, – сказал Толик.

– Вот, – удовлетворенно произнес Василий Семенович. – Значит, начнем с него. Итак, Геннадий Андреевич Ермилов, насколько я понимаю, дал тебе и Паше указание привезти к нему находящегося сейчас в соседней комнате Андрея Максимовича Сорина. Я правильно понимаю?

– А хрен его знает, – с подкупающей искренностью сказал Толик. – Сказали: мужика взять и привезти. А Максимович он или Васильевич – мне то что.

– Это я понимаю и ценю. Ты солдат и выполняешь приказы.

– Ну, а я о чем, – заулыбался Толик. – Мне задание дали, я честно выполняю. Я ведь всегда честно работаю.

– Ну, то, что ты парень открытый и дисциплинированный, я уже понял. А вот любопытно, не говорил ли тебе Паша, зачем Геннадию Андреевичу Ермилову понадобился господин Сорин?

– Не-а, – сказал Толик. – Сказали: привезти; премию обещали, – мечтательно закатил он глаза.

– Ну, о премии, видимо, временно придется забыть, я так понимаю. И чем же занимается фирма «Гентрейд консалтинг»?

– А мне что? Торгуют они.

– А чем торгуют, Толик?

– А не знаю, оборудование всякое. Мне в эти дела лезть ни к чему: у нас любопытство не любят. Я зарплату получаю – и ладушки.

– Ценю твою нелюбознательность. Ну, что же. А как мне найти Павла Черкесова и его загадочного начальника?

– А чего искать-то? На фирму надо приехать, и все.

– Адрес, голуба, адрес!

– Да адрес-то я легко скажу, только вас охрана не пропустит.

– Так уж и не пропустит? – усомнился Трегубец.

– Конечно! Пропуск надо заказывать.

– Ну, а ты посодействуй.

– Да я человек маленький. Вы лучше телефон запишите в секретариат.

– Вот это дело! Вот Толик – голова! Держи бумажку и ручку. – И Василий Семенович положил перед бандитом на журнальный столик лист бумаги и карандаш.

– А руки? – обиженно спросил допрашиваемый.

– А хулиганить не будешь?

– Да чего уж, – мотнул головой Толик.

– Ну, смотри.

И Трегубец полез в карман за ключом от наручников. Достав его, он предусмотрительно прихватил левой рукой «Беретту», а правой, обойдя Толика сзади, повернул ключ в замке стальных браслетов. Толик высвободил из металлических обручей руки и с удовольствием растер начавшие уже синеть запястья.

– Ну, пиши, писатель, – сказал Василий Семенович, опускаясь на стул напротив Толика.

– Угу, – ответил бандит и взял в руки карандаш. Он склонился над бумагой, вывел семь цифр телефона кабинета Ермилова, потом на секунду задумался и сказал: – Адрес тоже записать?

– Пиши, пиши.

– Как скажете, – согласился Толик и принялся царапать на бумаге название улицы. – Вот, – сказал он, закончив, и протянул листок Трегубцу.

Но в тот момент, когда Василий Семенович наклонился вперед, чтобы взять из рук бандита бумагу, Толик вдруг резко поднял коленями столик, разделявший его и следователя, и столик, подпрыгнув в воздухе, пребольно ударил Трегубца по руке, держащей пистолет. Рука с оружием взлетела в воздух так, что дуло уставилось в потолок, и в то же мгновение Толик всей тушей навалился на следователя. Он опрокинул его на пол вместе со стулом и, буквально прессуя своей массой, потянулся к оружию, чудом остававшемуся в руках следователя.

– Ян! – заорал Трегубец, одновременно пытаясь направить дуло пистолета в физиономию бандита.

Однако Толик, несмотря на свои габариты, оказался проворнее и с хряском несколько раз влепил свой кулак в переносицу Василия Семеновича. Трегубец рухнул и затих. Толик выхватил из ослабевших рук многозарядную игрушку, вскочил на ноги и развернулся. Но в эту секунду в комнату уже влетел Ян со «Стечкиным» наперевес. Раздумывать было некогда – все решали секунды, и потому он дважды нажал на спусковой крючок. Как ни странно, звуки выстрелов показались Сорину, сидящему на кухне, не громче двух ударов молотка. Он не видел, что происходило в комнате, не видел, как округлились глаза Толика, жадно хватающего воздух, не видел, как его левая рука поползла к низу живота, пытаясь нащупать и закрыть дырки, образовавшиеся в теле, как его грузная фигура сначала опустилась на колени, как мгновенная дрожь пробежала по его телу и он ткнулся носом в паркет.

Перешагнув через убитого бандита, Ян наклонился над Трегубцом:

– Василий Семенович! Как вы, Василий Семенович?

– Мм, – застонал Трегубец.

Ян метнулся на кухню, схватил стакан с водой и так же быстро возвратился в комнату. Потом, набрав в рот порядочный глоток, он пустил веером капли по лицу своего начальника. Над левой бровью того красовался буквально на глазах набухающий кровоподтек. Трегубец открыл глаза. В голове шумело, но он не чувствовал в своем теле никаких неудобств, кроме ухудшегося зрения, что происходило хотя бы уже по той причине, что его левый глаз сильно заплыл.

– Он жив? – спросил Трегубец Яна, покосившись на распростертого на полу Толика.

– Не думаю, – ответил Старыгин.

– Ну, может, и слава богу.

– Как же так, Василий Семенович!

– Да, провел он старика! Такой был тихий, мирный, я и расслабился.

– Ну, хоть по делу?

– Да уж куда как! – ответил Трегубец, пытаясь подняться.

– Вы потихоньку, потихоньку, Василий Семенович, – приговаривал Старыгин, помогая Трегубцу. Он усадил его на стул, где еще совсем недавно сидел Толик, дал в руку заботливо прикуренную сигарету и сам, подняв другой стул, уселся напротив. – Ну?

– Да все в порядке, Янушка, все в порядке, спасибо тебе, дорогой.

– А ради чего мы все это?

– Ты прости, дружок, не стану я тебе об этом говорить: меньше будешь знать, дольше проживешь.

– Но вы-то довольны?

– Доволен, как и рассчитывал, доволен. Зови-ка сюда нашего беглеца.

– Я с вами посижу, – сказал Старыгин.

– Нет, это не тот случай, – отмахнулся Трегубец. – Ты вот что: сваргань-ка мне кофейку покрепче. Там, на кухне, кажется, запасец оставался.

– Сделаем, – ответил Ян и исчез.

Через секунду в комнату вошел Сорин.

– Ну-с, Андрей Максимович, видите, какие в жизни неприятности бывают, – и он указал левой рукой сначала себе на физиономию, а потом на тело Толика. – Вас вид покойников не очень смущает?

– Большой радости не испытываю, – ответил Сорин.

– Это ничего, это по первости трудно, потом привыкаешь.

– Надеюсь, не придется, – так же сухо отвечал Андрей.

– Да не смотрите вы такой букой, – устало произнес Трегубец. – Присаживайтесь. Ян нам сейчас кофейку принесет. Вот что, Андрей Максимович. Вам, наверно, самому любопытно узнать, кто это за вами так серьезно охотится. Вы не тушуйтесь: всю вашу историю я хорошо уже знаю.

– Скосарев? – спросил Сорин.

– И он тоже. Да и знакомец ваш, добрейший Виталий Сергеевич, много занятного мне рассказывал.

– И Виталик тоже, – угрюмо вздохнул Андрей.

– Хотите сказать, что никому сегодня верить нельзя? Зря, батенька, – прервал думы Сорина Трегубец. – Просто они также, как и вы, в переплет попали. Человек, который вами так серьезно интересуется, что даже в Лондоне до вас добрался, очень крупная фигура, и просто так вы от него не скроетесь. Картинки эти, которые вы за собой как писаную торбу по всему свету таскаете, видать, серьезных денег стоят.

– Стоят, – согласился Андрей.

– Ну, вот видите. А настоящие бизнесмены просто так серьезные деньги из виду не выпускают. Для них ваша жизнь все равно что сигарета выкуренная. Таких, как вы, простите за обидные слова, они пачками в штабеля могут укладывать.

– Об этом я догадываюсь, – сказал Сорин.

– Но все же надеетесь ускользнуть.

– Пока удавалось.

– Вот что, Андрей Максимович: не будем ходить вокруг да около. Предлагаю вам почти паритетное соглашение.

– А именно?

– Я вам обеспечиваю надежную защиту на территории, по крайней мере, Москвы и Московской области. Вы же, в свою очередь, просветите меня насчет некоторых деталей ваших злоключений, а также, если в будущем понадобится, дадите официальные показания. Заранее предупреждаю, что ни о какой уголовной ответственности по отношению к вам речи идти не будет. Так что не пугайтесь: я вас из-под удара выведу.

– Допустим, – сказал Сорин. – Вам-то это выгодно, а я, может, и так как-нибудь…

– Да мне-то это намного меньше выгодно. Тем более теперь, когда я уже знаю фамилию заказчика, скорее вам будет интересно от меня информацию получить. Да и защитой обзавестись не мешает. Итак, Андрей Максимович?

– А вы мне назовете это имя?

– Да вот уж и не знаю даже: зачем оно вам, посудите сами?

– Да хотя бы из любопытства, – парировал Сорин. – Всегда приятно знать, кто тебя заказывает, не так ли?

– Приятно-то приятно, но вот полезно ли? Вы человек молодой, в бутылку полезете, начнете какие-нибудь хитрые способы мести придумывать – тут-то вас и сцапают.

– Ну, не такой уж я дурак, – ответил Сорин.

– Эх, не зарекайтесь! Я вот побольше вашего прожил, а, смотрите, какого дурака свалял. Если бы не Ян, лежать бы мне (вместе с вами, кстати) на этом грязном полу и больше уже никогда не думать ни о картинах, ни о чем-либо другом, более или менее прекрасном.

– И все же, если мы заключаем соглашение, то первое мое условие – имя человека.

– Ну, хорошо, хорошо, – ответил Трегубец. – Ермилов Геннадий Андреевич. Что-нибудь вам это говорит?

– Ничего, – признался Сорин.

– Вот видите.

– А кто он?

– Какой-то фирмач. Лучше вы мне расскажите, как, когда и каким образом обрели вы эти самые бесценные произведения искусства, и что впоследствии с вами происходило.

– С самого начала? – спросил Андрей.

– Да-да, начните, как говорили латиняне, «ab ovo», от яйца.

И, немного поразмыслив, Андрей начал свой рассказ. Говорил он около полутора часов, прерываемый Трегубцом лишь изредка для уточнения деталей. За это время Ян дважды варил им кофе и дважды отправлялся обратно на кухню, повинуясь молчаливому указанию Василия Семеновича. Трегубец понравился Андрею, и потому он был с ним абсолютно честен и откровенен, вплоть до своего побега из больницы. Дальше его история стала грешить некоторыми купюрами. Так, например, он посчитал абсолютно ненужным рассказывать этому мягкому пожилому человеку о встрече с Люси, о личности Драгана, о разборке с ермиловским бандитом неподалеку от хранилища картин. Он подумал, что лишним было бы упомянуть и то, что картины приехали обратно в Россию. И когда Трегубец поинтересовался судьбой живописных полотен, из-за которых разгорелся весь сыр-бор, Сорин, честно глядя в глаза следователю, сказал:

– В Лондоне, Василий Семенович.

– Каким же макаром?

– Очень просто: в депозитной ячейке банка.

– Ключ, шифр?

– Ни того ни другого: моя личная подпись. Мне кажется, это надежней.

– Пожалуй, – согласился Трегубец и больше не возвращался к этому вопросу.

Когда рассказ Сорина подошел к концу, Василий Семенович потер, по привычке, виски и сказал:

– Так. Ну, с вами все понятно. Вот что, милейший Андрей Максимович, вы сейчас где обитаете?

– А это важно?

– До некоторой степени.

– Скажем, у подруги.

– У подруги. Постойте, постойте, ага! Уж не у Лены ли Старковой?

– Однако, – произнес удивленный Сорин.

– Профессиональная память. Я же вами довольно долго занимался. Вот только достать вовремя не успел: кто ж мог предположить, что вы так лихо за границу улепетнете. Как вам, кстати, визу удалось получить?

– Я давно собирался, – еще раз соврал Сорин, – задолго до всех событий. А тут так совпало.

– Угу, – отметил про себя Трегубец. – Надеюсь, паспорт у вас, Андрей Максимович, с собой?

– А в чем, собственно, дело? – поинтересовался Сорин.

– Очень вы суетливы, молодой человек. Боюсь, как бы не упустить вас еще раз.

– Что вы имеете в виду?

– Пути Господни неисповедимы, Андрей Максимович. Вдруг завтра вам вновь взбредет в голову покинуть пределы нашей родины. Я, конечно, мог бы заблокировать аэропорты, дороги… Но зачем нам с вами эта лишняя суета. Давайте будем взаимно вежливы: вы мне отдадите свой паспорт, а я, в свою очередь, обязуюсь хранить его как зеницу ока.

– Не доверяете?

– Не то что не доверяю, но, как говорится, «свой глазок смотрок».

– Ради бога. Только у меня его нет с собой.

– Это не проблема. Где он у вас? У вашей Елены?

– Нет, дома.

– Почему же вы не носите его с собой?

– Какой паспорт вы имеете в виду?

– Естественно, заграничный: не хочу же я создавать вам трудности с проверкой паспортного режима. Остановит вас какой-нибудь постовой, заберет вас в отделение, а там – ищи-свищи вас по КПЗ.

– И что же вы предлагаете?

– Очень просто. Сейчас Ян и вы заскочите к себе на квартирку, отдадите ему общегражданский, так сказать, заграничный, и – ступайте подобру-поздорову. Да, кстати, телефончик черкните, чтобы мне лишний раз в деле не копаться.

– Телефон Старковой? – уточнил Сорин.

– Именно его.

– Пожалуйста. – Андрей взял протянутые ему ручку и бумагу и написал семь цифр. – Только когда будете звонить, – предупредил он Василия Семеновича, – пожалуйста, не объявляйте, что вы из милиции, незачем пугать бедную девушку.

– Ну, что вы, что вы, Андрей Максимович, вы меня уж совсем за пустоголового держите. Да, вот еще. Прежде чем мы с вами расстанемся, надеюсь, ненадолго, прошу вас запомнить: по первому же моему требованию (будем называть это убедительной просьбой) являться на место обозначенной встречи.

– Не могу же я бросить все свои дела и ждать вашего звонка, как влюбленная девица!

– Никто и не просит: всегда договоримся. Тем не менее не манкируйте нашими свиданиями.

– Постараюсь, – сухо ответил Сорин.

– Ну, вот и отлично, – засмеялся Трегубец. – А теперь прошу в карету и… Ян! Проводи молодого человека. Довези его до дома, отними у него документик и возвращайся. А я покуда передохну здесь маленько: уж больно крепким оказался этот Толик, до сих пор в голове шумит.

– Хорошо, Василий Семенович. Ну, пошли, – сказал Ян и легонько приобнял за плечи Сорина.

– Я, простите, не люблю фамильярности, – сказал Сорин, отодвигаясь.

– Смотри, какая цаца!

– Господин следователь, уймите вашего подчиненного.

– Ян, Ян, ты особенно не напирай: молодой человек оказал нам любезность и, надеюсь, впредь еще не раз окажет. Ты уж помягче с ним.

– Не сахарный, не растает, – ответил Ян, проверяя, на месте ли ключи от машины.

Была ли его грубость и строгость по отношению к Сорину напускной, или просто он свято чтил указания начальника, но, так или иначе, всю дорогу до дома Андрея Старыгин ему не докучал и, когда они поднялись в квартиру, был так же спокоен и вежлив; дождался, пока Сорин найдет свой паспорт, взял его, внимательно прочитал фамилию и, сличив фотографию с оригиналом, махнул на прощание рукой и отчалил.

Оставшись наконец в одиночестве, Андрей рухнул в кресло возле любимого письменного стола и принялся осмысливать ситуацию. Несмотря на все ужасающие события прошедшего дня, он не мог сказать, что день этот был тяжелым и неудачным, напротив, плюсов в нем оказалось больше, чем минусов. Во-первых, он узнал имя своего «заказчика». Как использовать это знание, Андрей еще не представлял, но понимал, что рано или поздно фамилия «Ермилов» встретится ему и, может быть, не только здесь, а даже и за рубежом. Сорин отлично понимал всю тщетность надежд на более подробную информацию о Ермилове Геннадии Андреевиче: Трегубец никогда не скажет ему, кто он и чем занимается, а включать в это дело каких-либо дальних знакомых Андрей боялся не только потому, что это может произвести лишний шум, но и в силу того, что людям такого рода поиски могут серьезно навредить. «Хватит смертей, – сказал он себе, – хватит. В конце концов, отягощать лишней кровью свою душу я не намерен».

Второй приятной неожиданностью за сегодняшний день он посчитал для себя встречу с Василием Семеновичем. «Мужик он ушлый, – думал Сорин, – и если его держать на поводке, то пользы от него будет больше, чем вреда. По крайней мере, пока беседа наша прошла весьма успешно». Он мысленно похвалил себя за то, что скрыл детали пребывания в Лондоне, и подумал о том, что теперь уже ничто не мешает ему пойти в турагентство. «Конечно, – говорил Андрей себе, – этот следак уверен, что он отрезал мне пути отхода. Значит, никаких усилий проконтролировать мои попытки получения визы он предпринимать не будет. Он не дурак и понимает, что новый паспорт достать раньше, чем через месяц, я не успею. На этом стоит сыграть. А поскольку он во мне заинтересован, да и на картинки пока не покушается, защита от него всегда будет». Он чертыхнулся, вспомнив, что не спросил контактного телефона у Трегубца, но сразу же другая мысль пришла ему в голову: «Интересно, а почему он сам не предложил мне этого? Почему беседа наша происходила на какой-то квартире?» И тут же мысли закружились в голове с лихорадочной скоростью. «В операции по моему задержанию участвовали двое: он и его помощник. От милиции мы убежали. Бандита один из них убил, и вызывать опергруппу, кажется, никто из них не собирался. Следовательно, – вот это уже становится занятным, – следовательно, он работает на свой страх и риск. Трудно представить себе, что операцию по задержанию бандита, или даже подозреваемого, проводят всего два человека. Нет, чтение детективов все-таки полезная вещь. Значит, он сам на волоске. Значит, любое мое слово и начальство Трегубца инкриминирует ему самоуправство, и господину следователю не поздоровится. Это стоит использовать, конечно, в крайнем случае».

Сорин хлопнул себя по коленям и потер от удовольствия руки. «Ага, Василий Семенович, значит, не только вы меня на привязи держите паспортом. У меня против вас тоже припасен маленький скелетик. Но это в будущем. Вернемся, однако, к господину Ермилову. Что предпримет он? Я к нему не попал, один из его людей убит. Если он не дурак и обладает связями, а он наверняка ими обладает, то быстро вычислит неуловимого господина Трегубца. И, вычислив, попытается его устранить. Вопрос в том, какими способами? Вряд ли он пойдет на убийство мента. А вот снять с работы или послать в какую-нибудь дальнюю командировку – при деньгах и связях можно устроить. Следовательно, я опять буду под прицелом. Нет, хватит, хватит прохлаждаться: пора валить из благословенной родины. Ну, что ж, начнем, благословясь».

Андрей прошел в коридор, порылся в стопке рекламных газет, складированных у входной двери, выбрал парочку и вернулся в комнату. Минут десять он листал прессу, выискивая нужные ему объявления. Потом выписал телефоны на отдельную бумажку (он всегда любил аккуратность во всех важных делах), пододвинул к себе телефон и начал набирать номера.

Нужную фирму он нашел почти сразу.

– Да, конечно, – сказала ему миловидная, судя по голосу, барышня. – У нас есть обзорные экскурсии по Берлину, четыре дня.

– А как с визами?

– Визы? За это надо отдельно платить.

– А если срочно?

– Сто долларов.

– Меня это устроит. Сколько стоит экскурсия?

– От пятисот пятидесяти.

– А есть ли у вас путевки на ближайшее время?

– Вы имеете в виду горящие? – спросила девушка.

– Да хоть бы и горящие.

– Есть через четыре дня. Хотите?

– Замечательно. Когда к вам можно подъехать?

– Можно и сегодня, мы до семи.

– Скажите ваш адрес.

Девушка продиктовала, Сорин записал.

– Хорошо, через полтора часа буду.

Он повесил трубку, проверил наличность, с сожалением заметив, что она практически истаяла и всех его денежных запасов оставалось тысяча сто долларов, потом прошелся по квартире, покидал в сумку чистые рубашки, белье, носки, переодел брюки, еще раз с грустью осмотрел свое когда-то уютное жилище и вышел за дверь. «Что ж, вперед к новым подвигам», – сказал себе Андрей.

Пока Старыгин и Сорин ездили за паспортом, Василий Семенович не терял времени даром. Он созвонился с Дмитрием Владимировичем Пакиным и договорился о вечерней встрече в маленьком кафе на Петровке из серии в последнее время вошедших в моду забегаловок крупного проекта «Шуры-Муры».

Когда они встретились и сели за стол, Трегубец даже не подозревал, что Сорин, вместо того чтобы дрожать, как осиновый лист, в ожидании его, Трегубца, звонка, уже оплатил путешествие в Германию и, бережно сложив квиток об оплате в кошелек, ехал на метро домой, предвкушая крепкую приятную выпивку и хороший секс, в котором он так нуждался после насыщенного событиями дня.

– Вот что, Дмитрий Владимирович, – сказал Василий Семенович Пакину после того, как они сели за столик и попробовали зеленый салат. – Узнал я тут одно имечко – то самое имечко, о котором я так давно мечтал. И любопытно мне: что у тебя есть на этого человека.

– Подожди, Василий Семенович, не торопись, – прервал его Пакин. – Я человек точный и обещания свои выполняю. Сначала послушай меня.

– Изволь.

– Людей, близких твоему Кошенову, в нашей картотеке четыре.

– Ну-ну.

– Первый: Шпак Андрей Иосифович, генеральный директор компании «Глобнефть», собиратель русского авангарда, 49 лет, имеющий двадцатичетырехлетнюю любовницу-наркоманку.

– Неинтересно, дальше, – сказал Трегубец.

– Пижемский Лев Валерианович, 63 лет, доктор физико-математических наук, в прошлом заведующий одной из крупных лабораторий, впрочем, это тебе не важно: от дел он уже отошел. Коллекционер, библиофил, собирает все, равно как и торгует всем.

– Следующий, – попросил Трегубец.

– Ермилов Геннадий Андреевич…

– Генеральный директор «Гентрейд консалтинг», – прервал Пакина Трегубец.

– Ого. В цвет? – спросил Пакин.

– Именно. За это стоит выпить.

– Только чуть-чуть, – попросил Дмитрий Владимирович, – печень что-то пошаливает.

– О, брат, за здоровьем нужно следить. Ну да пятьдесят грамм лечебных – не помеха, – и Трегубец потянулся бутылкой к рюмке Пакина. Они выпили. Пакин кинул в рот маленький маринованный огурец и вопросительно посмотрел на Трегубца. – Ну, говори, говори.

– Что тебя интересует?

– Практически все.

– Все рассказывать долго, да и опасно. Одно тебе могу сказать: как раз недавно Геннадий Андреевич Ермилов выезжал в Лондон. Встречался ли он там с Кошеновым – сказать тебе не могу, но то, что был – это несомненно.

– Ну, раз уж был, то непременно встречался, – сказал Трегубец. – Тем более, что…

– Что? – прервал его Пакин.

– Впрочем, это не важно. Одним словом, я уверен: встречался.

– Хорошо. Что тебя интересует по поводу этого джентльмена?

– Чем он занимается? Не томи, Дмитрий Владимирович. Целый день пытаюсь выяснить, никак понять не могу.

– Никто понять не может. Снаружи это довольно простая фирма: есть издательский концерн – холдинг, как это нынче принято называть, издает какую-то никому не нужную рекламную продукцию, что-то о природе, что-то о погоде и тому подобное, то есть то, что бесплатно в аэропортах распространяется.

– Понимаю, далее.

– Далее интересней. Видишь ли, выпускают они один занятный журнальчик, тоже бесплатный, причем, я бы сказал, «спецраспространения»: для крупных коммерсантов, для заводов, фирм.

– Какова же тематика?

– А вот это – самое любопытное, – улыбнулся впервые за весь вечер Пакин. – Журнальчик называется «Война и мир».

– То есть? – удивился Трегубец.

– А то и есть: война, то есть средство нападения, и мир, то есть средство защиты.

– Любопытно.

– Само по себе издание безобидное: печатают статьи каких-то инженеров, что-то таскают из Интернета, что-то – из устаревших научных справочников, ну, объявления всякие о международных салонах, о предложениях заводов-изготовителей и так далее. Но печатают они его – закачаешься!

– За рубежом? – спросил Трегубец.

– Именно. В Италии. Есть там на севере одна маленькая типография. С нашими издателями практически не контактирует, с итальянскими тоже. Но зато имеет плотные контакты с Югославией и, как ни странно, с Ираном.

– Кораны издают? – усмехнулся Трегубец.

– У-гу, – кивнул Пакин, – со специллюстрациями. Видишь ли, Василий Семенович, для тебя это материи тонкие и, вероятно, мало знакомые. Но несколько моих ребят по-тихому покопались в издательских сметах этого журнальчика «Война и мир». И очень любопытно: себестоимость каждого номера выползает долларам аж к десяти, то есть отпускная в таком случае со всеми таможенными издержками должна быть никак не меньше тринадцати. А ты представляешь себе журнал стоимостью в триста-четыреста рублей, который бесплатно – заметь, бесплатно – распространяется?

– На что не пойдешь ради рекламы, – сказал Трегубец.

– Это конечно. Но вот интересно: рекламы чего? Содержать такое убыточное издание, ставя под удар всю свою финансовую политику – не такую, я тебе скажу, и сильную, – есть ли смысл?

– Действительно, смысл не ясен, – согласился Трегубец.

– Только на первый взгляд, – парировал Пакин. – Ну, предположим, все остальные его газетки и журнальчики приносят…

– Но как? Ты же говоришь, они бесплатные?

– Ах, боже мой, какие же вы, милиционеры, наивные! До седых волос дожил, а про оплаченные материалы не слыхивал!

– Чего же? – обиделся Трегубец. – Ну, один материал, ну, два.

– Весь журнал, – сказал Пакин.

– Пусть так, – согласился Василий Семенович. – И что из этого следует?

– Следует хотя бы то, что каждый номер рекламного издания приносит ему свой доход. А доход этот, по подсчетам моих ребятишек, весьма незначительный. А фирма у него ой-ей-ей какая серьезная.

– Да, мне тут уже один тамошний работник рассказывал: и охрана, и пропускной режим.

– Вот-вот, видишь, ты уже в курсе.

– Не пойму, к чему ты клонишь?

– Подумай еще раз. Ермилов – типография – Югославия – Иран…

– Оружие? – удивился Трегубец.

– Я тебе ничего не говорил, – ответил Пакин. Потом пожевал губами и добавил: – Вариант не исключенный. – После чего он сам потянулся к бутылке, налил себе и Трегубцу по рюмке, молча предложил выпить и после того, как они опрокинули стопочки, сказал: – Вот что, Вася. Ты, конечно, не дитя малое и учить тебя, наверное, поздно, но мой тебе добрый совет: не вяжись ты с этим человеком.

– Даже так? – спросил Трегубец.

– Именно. Если я прав, а я редко ошибаюсь, не в свои сани ты метишь. Переедут полозьями, и следа не останется.

– Ну, это мы будем посмотреть, – сказал Трегубец, немножко бравируя.

– Кто посмотрит, а кто полежит, – ответил Пакин, мрачнея.

– Хорошо, Дима, – перешел на более спокойный, дружеский тон Трегубец. – Представим, что ты прав – только представим, – и завязки у него с этим делом плотные. Откуда у него дровишки-то?

– Ты имеешь в виду технику? – переспросил Пакин.

– Естественно.

– Это государственные дела.

– А поприжать его, чтобы он занервничал, невозможно?

– Я в эти игры не играю, – ответил Пакин.

– Не ерепенься, обожди. Я же не имею в виду, что у тебя есть прямой выход на министра обороны.

– А и был бы – не пошел бы, – ответил Дмитрий Владимирович.

– Меня другое интересует. Ну, государственные игры – государственными. Но должен же человек себе что-то в карман прятать.

– Думаешь, от государства ничего не укроешь? – усмехнулся Пакин.