Текст книги "Цена Шагала"

Автор книги: Петр Галицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Что это? – спросил Сорин.

– Хранение «Кристи», – нехотя пробурчал Кошенов.

– Однако вы человек предусмотрительный, – отметил Сорин, глядя на то, как из будочки по направлению к ним движется ладный парень в форме охранника с короткоствольным автоматом на боку.

– Не вздумайте шутить, – предупредил Андрей антиквара.

– Нужны вы больно, – буркнул в ответ Илья Андреевич.

Они выбрались из машины, расплатились с таксистом и остановились перед глухими воротами. После непродолжительной беседы с охранником Кошенова провели в будку. Там он что-то еще говорил по селектору и, наконец, вышел на улицу.

– Вам придется ждать здесь.

– Долго? – спросил Андрей.

– Не знаю. Пока не соберут. Полчаса.

– Хорошо. – И он перевел все сказанное Драгану.

– О’кей, – ответил Драган. – Мы дождемся вас.

– Идите, – сказал Сорин, и Кошенов скрылся за дверью железной будки.

– Стой здесь, – сказал Драган Сорину после того, как Кошенов исчез из поля зрения.

– Куда ты? – спросил Андрей, волнуясь.

– Стой. Буду через десять минут. – И Драган быстро пошел по улице.

Через десять минут он действительно появился, и довольно веселый.

– Чему ты улыбаешься? – поинтересовался Андрей.

– Все в порядке. Пути отхода есть.

– Зачем? Он обещал не вызывать полицию.

– Береженого бог бережет, – ответил серб.

Ждали они довольно долго. Когда отпущенное Илье Андреевичу время перевалило за половину часа, Сорин начал беспокоиться.

– Не волнуйся, – одернул его Драган, видя, как Андрей нервно мнет сигарету в руках. – Он не отсидится там, он выйдет. Что он должен принести?

– Практически, деньги, – ответил Сорин.

– Деньги со склада? – усмехнулся серб.

– Но это еще не деньги: эквивалент, – раздраженно сказал Сорин.

– Если принесет, когда я получу свою долю?

– Через два дня, три, максимум через неделю.

– Неделя… – эхом отозвался серб и кивнул.

«Черт, – подумал Андрей, – плохо, что он интересуется. А вдруг решит проверить, что там? А вдруг поймет… Правда, Люси говорила, что он человек слова. Но это Люси, чужая душа – потемки». Он закурил сигарету, нервно затянулся, а потом подумал: «А! Двум смертям не бывать. В конце концов, другого пути у меня не было». Он еще раз посмотрел на Драгана, который с невозмутимым видом стоял рядом, и решил успокоиться. «Влиять на ситуацию я уже не могу: все, что было в моих силах, я сделал».

Сорин, конечно, не знал, что делает Кошенов внутри ангара. А Кошенов, пройдя еще несколько этапов проверки и оказавшись в маленькой аккуратной комнате без окон, где из всей меблировки были только стол, мольберт, несколько кресел и диван, сидя в компании охранника, стоявшего у двери с таким же автоматом, как и у того, что на входе, достал из кармана мобильный телефон и, сверяясь с записной книжкой, набрал номер.

– Алло, – произнес он, когда в трубке что-то щелкнуло.

– Да, – ответил ему сухой холодный голос.

– Гена, это Илья.

– Решил пойти на попятную? – прозвучало в ответ.

– Гена, ты же знаешь меня. Я человек, в сущности, не злобливый и не люблю лишних неприятностей. Знаешь, вот буквально сегодня я собирался прийти к тебе, все еще раз обсудить, и, конечно, я готов пойти на любые твои условия, если осадишь своего не в меру горячего знакомого и тоже подумаешь о какой-нибудь, пусть минимальной, компенсации за моральный ущерб.

– Что это вдруг? – спросил подозрительный Ермилов.

– Ген, ну, мы всегда с тобой были в хороших отношениях. Ну, повздорили немножко: ты человек горячий, я человек упрямый, всяко бывает между старыми друзьями. Кто, как говорится, старое помянет…

– В ответ говорится: кто старое забудет… – парировал Ермилов.

– Гена, Гена, не заводись, прошу тебя, сейчас не до этого. Случилась очень неприятная история.

– Так вот что, старый черт, – пробурчал Геннадий Андреевич. – О помощи просишь?

– Да нет, Ген, скорее, предупредить хочу. Ведь это тебе, а не мне нужны эти треклятые картинки.

– Что ты хочешь этим сказать? – много суше проговорил Ермилов.

– Знаешь, кто ко мне сегодня по утру явился… – начал Илья Андреевич.

– Знаю, два каких-то парня. Потом вы вышли и поехали на такси.

– О, ценю твою предусмотрительность, Гена, – сказал Кошенов. – Значит, без опеки я не остался.

– Не остался, не остался, – хохотнул Ермилов. – Я теперь тебя как зеницу ока беречь буду.

– Тем лучше, Гена, тем лучше. Так вот, один из этих парней, да будет тебе известно, и был тот самый москвич, который так неаккуратно остался жив.

– Ого! – присвистнул Ермилов. – Ну, так и что же, а кто второй?

– Вот этого сказать тебе не могу, потому что сам не знаю, а очень бы хотел узнать. Одно, – он поморщился, поглядев на свою левую руку, – одно я выяснил доподлинно: человек этот жесткий и может быть много жестче твоего приятеля.

– Это уже становится занятным, – протянул Ермилов.

– Это было бы занятным, Гена, – отвечал Кошенов, – если бы ни одно печальное обстоятельство. Я ведь человек старый, куда мне тягаться с молодежью и их жестокими штучками. В общем, место, куда мы поехали – это то самое место, где картинки твои лежат. И буквально через десять-пятнадцать минут я их вынесу им, а потом, Гена, они исчезнут в неизвестном направлении. Так что очень тебе рекомендую что-нибудь предпринять.

– Так, – прервал его Ермилов. – Задержаться можешь?

– Оно, конечно, могу. Я человек пожилой, у меня может быть плохо с сердцем, да мало ли какие болячки откроются вдруг у старика!

– На сколько?

– На полчаса, думаю, легко.

– Говоришь, они вдвоем?

– Вдвоем, Гена, вдвоем.

– Пустые?

– К сожалению, нет.

– Оба? – удивился Ермилов.

– Нет, насчет москвича – не думаю, а вот его черноволосый дружок наверняка не пустой.

– Это осложняет дело, – протянул Геннадий Андреевич.

– Тебе ли привыкать к сложностям, Геночка.

– Хорошо. За то, что предупредил – спасибо, я это запомню.

– Да уж не оставь старика.

– Посиди там полчаса. Когда выйдешь, постарайся не отдавать сразу, пройдись по улице, подальше от этого твоего хранилища.

– Не ребенок, Ген, понимаю.

– Найдешь местечко поукромней, – продолжал Ермилов, – отдавай – и уходи. Дальнейшее тебя не интересует.

– Все понял, Гена. Жду тебя дома, с победой.

– Все, будь, – произнес Ермилов и отключился.

Сразу же после этого он набрал номер Шутова.

– Где ты?

– А черт его знает, – ответил Слава, – какие-то выселки.

– Вот что. Двух парней, что с Кошеновым приехали, видел?

– Само собой.

– Один из них: высокий, худой – москвич.

– Ах, черт, – сказал Шутов, – то-то мне его морда знакомой показалась!

– Через полчаса Кошенов выйдет и отдаст ему папку, баул, чемодан – не знаю точно. Твоя задача – эту посылочку перехватить. Но помни: с ним второй.

– Похож на профи, – сказал Шутов.

– Почему решил? – поинтересовался Ермилов.

– По осанке, по походке. Да вот еще: как только Кошенов ушел, он тут весь квартал обегал.

– На предмет?

– Не знаю. Обстановку, видать, выяснял.

– Он один, точно?

– Один как перст.

– Смотри, Слава, он не пустой.

– Да как же, Геннадий Андреевич, – заволновался Шутов, – я же…

– Хоть что-то у тебя есть?

– Ну, холодняк найдется, – ответил Слава.

– Ну и флаг тебе в руки. Тебя этот профи не интересует, задача: посылка. А там делай как хочешь. Через полчаса, запомни. На входе он им ничего не отдаст, проведет немножко. Они тебя видят?

– Да вроде нет. Машина за углом.

– А когда этот бегал?

– Ну, я не маленький, Геннадий Андреевич. Говорю: не видел, значит, ручаюсь.

– Ай, смотри, Слава. В общем, будь готов. Как вещи получишь – сразу в гостиницу.

– А этот старик?

– Антиквар не твоя забота. Пусть себе идет с миром.

– Как скажете, – ответил Шутов.

– Действуй, – закончил Ермилов и отключился.

Сорин с Драганом ждали появления Кошенова около часа. Наконец, охранник в будке завозился, подвинулся к внутренней двери. Через минуту из нее показался Илья Андреевич с объемистой толстой папкой под мышкой. Простившись с охранником, он подошел к молодым людям.

– Уф, – произнес он, утирая пот со лба, – навозился я с этими английскими бюрократами. Это черт знает что такое, собственные вещи получить невозможно.

– Собственные? – усмехнулся Сорин.

– Ну, в данном случае – да, я же записывал их на себя, не сердитесь, Андрей.

– Да нет-нет, я так просто спросил. Ну, что же, Илья Андреевич, рад был получить свое имущество обратно, – и он протянул руки к папке.

– Нет-нет, что вы! – остановил его жестом Кошенов. – Не здесь, не в зоне камеры слежения. Сами понимаете, это будет выглядеть подозрительно. Давайте отойдем хотя бы метров на двадцать-тридцать, не ставьте меня в глупое положение.

– Я забыл, – улыбнулся Андрей, – вы же так печетесь о своей незапятнанной репутации. Ну, что ж, пройдем немножко, свежим воздухом подышим.

Они двинулись вдоль бетонных стен к повороту улицы. На самом перекрестке, когда площадка напротив хранилища стала уже абсолютно не видна, Кошенов остановился.

– Ну, вот, – сказал он, – как видите, я свое слово держу. Извольте получить в целости и сохранности. – Он протянул Сорину папку. – А меня убедительно прошу более не беспокоить.

– Ну, если все здесь на месте… – сказал Сорин.

– Вы что, – удивился Кошенов, – прямо здесь хотите что-то проверять?

– Нет-нет, я вам верю, Илья Андреевич. Вы человек разумный и понимаете, что, если мне что-то здесь не понравится, мы с моим приятелем обязательно вернемся к вам.

– Нет уж, нет уж, – замахал руками Кошенов, – хватит и одной приятной встречи. Да поверьте, ради бога: все здесь на месте. Я могу идти?

Сорин посмотрел на Драгана и спросил его:

– Он хочет уходить. Отпустим?

– Ты все получил? – произнес в ответ Драган.

– Все, – несколько неуверенно сказал Андрей.

– Проверить не хочешь?

– Проверю потом.

– А если исчезнет?

– Это не так просто, – покачал головой Сорин. – А потом, я не думаю, что он решится еще раз встретиться с тобой, – и он улыбнулся.

– Как знаешь, – ответил Драган без улыбки. – Помни: через неделю оплата.

– Я обещал, – лаконично, в тон Драгану ответил Андрей. Потом повернулся к Кошенову и сказал: – Ну, что ж, Илья Андреевич, до свидания.

– Счастливо оставаться, – ответил антиквар, развернулся и зашагал в противоположную сторону.

Он отошел от ребят метров на двадцать, когда Драган тронул Сорина за плечо и спросил:

– Куда теперь?

– Куда ты – не знаю, – ответил Сорин. – Я к себе в гостиницу. Как я с тобой свяжусь?

– У меня есть твой номер, – ответил Драган.

– Люси дала? – спросил Сорин.

– Она, – отвечал серб.

– Не проводишь меня?

– Боишься? – почти утвердительно сказал Драган.

– Неприятно одному, – ответил Андрей.

– Хорошо. Пошли ловить такси. – И они двинулись по переулку налево, оставляя за спиной спешащего в глубь квартала Кошенова.

– Ты знаешь куда идти? – поинтересовался Сорин.

– Представляю.

Метров тридцать они шли молча. Но когда поравнялись со следующим перекрестком, слева с визгом выскочил автомобиль. Драган пинком отбросил Сорина в сторону, а сам попытался прыгнуть навстречу машине и чуть вбок. Однако, выталкивая из-под колес Андрея, слегка замешкался и левое крыло тяжелого «Шевроле» скользнуло по его правому бедру. Драган кувырнулся в воздухе и, ударившись головой о стену какого-то строения, затих. Скрипнув тормозами, автомобиль остановился. И в мгновение ока с водительского сидения выпрыгнул Шутов.

Сорину повезло, что он оказался с противоположной от Шутова стороны: это дало ему преимущество в две-три секунды. И потому, когда Шутов, перекатываясь через капот, прыгнул к Андрею, тот успел в каком-то немыслимом перекате оказаться за багажником автомобиля. Они вновь поднялись на ноги, разделенные туловищем черного авто. Папку с картинами Сорину удалось как-то удержать в руках.

– Слышь, козел, – произнес Слава, почти не шевеля губами, – если жить хочешь, бросай барахло сюда, – и руками показал себе на грудь.

Сорин молча подвинулся чуть вбок так, чтобы между ним и Шутовым оказалась пассажирская кабина и, стараясь не терять глаза противника из виду, молча покрутил головой.

– Не дури, – еще раз сказал Шутов. – Говорю: не трону.

Он мягко начал движение вдоль багажника автомобиля, Сорин же переместился к капоту. Через несколько секунд они вновь стояли, разделенные пассажирской кабиной, но уже с противоположной для каждого стороны.

– Последний раз говорю, – зло просипел Шутов, – бросай, если жить хочешь.

Он сунул руку за пазуху, и Андрей увидел, как в его руке заблестел по виду очень тяжелый, странной формы, с коротким широким лезвием нож. Шутов, плавно передвигая ногами, начал движение к капоту. Сорин попятился назад, неловко зацепился каблуком за бордюр тротуара и повалился навзничь. Вероятно, это его и спасло, потому что в момент своего падения он увидел что-то серебряное, яркое, промелькнувшее над его левым плечом и со звоном врезавшееся в бетонную стену.

Вслед за этим раздался крик, резкий, кошачий, и глухой звук удара. Хватаясь за машину и стараясь как можно быстрее подняться, Андрей увидел, как лежащий еще минуту назад неподвижно Драган, делая немыслимые вязкие движения, молотит Шутова по корпусу и голове, стараясь найти брешь в щите из коротких и быстро двигающихся рук бандита. Вот он, поднырнув вниз, растопыренной пятерней с напряженными пальцами, пытается словно сорвать Шутову кадык, вот, откатившись в сторону, в каком-то немыслимом прыжке, целясь ногою в бок, пытается достать Шутова с тротуара, вот уже, зависнув в воздухе, обеими руками рубит ему по ушам, и кажется, что победа будет за сербом, но тяжелый пудовый кулак противника глухо стукается о грудную кость Драгана и сбивает того. Подобрав в воздухе колени, Шутов прыгает вперед, метясь ими в живот серба, и опускается практически на его тело, локтем стараясь попасть ему в лицо. Что-то ему удается, поскольку Сорин слышит глухой стон и хруст человеческих костей. «Надо бежать», – думает Андрей, но не двигается с места. И в этот момент что-то хрипло квакает и спина Шутова в двух местах взрывается кровяным фонтаном. Мощное тело ермиловского бойца вздрагивает и тяжко валится навзничь.

Сорин стоит и смотрит на это, абсолютно завороженный, пока голос откуда-то извне, с трудом проникая в сознание Андрея, не прерывает его почти коматозного состояния: «Помоги! Помоги подняться». Только тут Андрей понимает, что это голос Драгана. Бросив папку на багажник машины, он с трудом поднимает серба на ноги и видит, как тот морщится. Руки его в крови и в одной из них зажат пистолет. «Срочно, – говорит Драган, прерываясь и сипло дыша, – срочно уходим. Ты в одну сторону, я в другую. Сможешь бежать?» – «Постараюсь, – бледнея, говорит Андрей, – но как же ты?» – «За меня не беспокойся, уйду». И, переваливаясь с ноги на ногу, быстро пряча пистолет в карман, Драган исчезает за поворотом. Еще несколько секунд постояв на месте, Сорин хватает папку с картинами и бежит туда, куда вел его Драган, где шумит большая улица, где светит солнце и нет крупных мертвых тел, лежащих рядом с черным «Шевроле».

Кое-как Андрей добрался до номера. Не заметив никакой погони, уже в отеле, он пришел в себя и собрался с мыслями. А потому зашел в холл абсолютно спокойно, улыбнулся портье и, поднявшись в свой номер, аккуратно запер за собой дверь. Только тут он понял, какая нечеловеческая усталость, боль и страх скопились в его теле. Не раздеваясь, не распаковывая папки, полученной от антиквара, Андрей рухнул на диван.

Так он проспал три часа. Возможно, он спал бы и дольше, но разбудил его телефонный звонок. Звонила Люси.

– Как дела? – весело спросила девушка.

– Ты не знаешь? – нервно переспросил Андрей.

– Нет, а что? – удивилась она.

– С Драганом связывалась?

– Нет, – чуть более взволнованно ответила Люси.

– Найти можешь?

– Я звонила ему – никто не подходит.

– Приезжай ко мне. Срочно.

– Что, что произошло?

– Приезжай, все расскажу.

– Буду через полчаса, – ответила Люси и повесила трубку.

Когда она приехала и постучала в дверь, Андрей уже выпил два стакана виски и чувствовал себя отдохнувшим и расслабленным. «В сущности, все равно, – говорил он себе. – Картины у меня, а что будет с этим Драганом – да какое мне дело до какого-то глупого серба! На самом деле, – подлая мысль заползала ему в голову, – жалко, если он выжил. Как было бы удобно: одной неприятностью меньше. – И сам тут же осек себя: – Боже мой, что я говорю, в кого я превращаюсь». Но холсты, лежащие на постели, заставляли отступать мысли о сострадании.

Он вкратце рассказал Люси все, что произошло за сегодняшний день. Сперва она радовалась тому, как легко и быстро они вышли на антиквара, хвалила Драгана за то, что он без лишних сантиментов вынудил Кошенова принять их условия. Потом, когда Андрей рассказал ей о схватке возле хранилища картин, нахмурилась и сказала:

– Боже мой, во что же мы вляпались!

– Я предупреждал тебя, – ответил Сорин, – это серьезные люди и так просто в покое нас теперь не оставят.

– Да я не об этом, – отмахнулась девушка. – Неприятно другое, что нас начнет искать полиция. Как ты думаешь, они могут нас засечь?

– Если они сумеют связать визит Кошенова в хранилище с этим самым бандитом из Москвы, то легко. Хотя… Хотя я думаю, что Кошенов будет от всего открещиваться, это не в его пользу.

– Я тоже так думаю.

– Меня больше беспокоит судьба Драгана, – заметил Андрей.

– А-а, – как-то рассеянно сказала Люси, – Драгана, да. Ты уверен, что он не был тяжело ранен?

– Я не врач, – сказал Сорин, – но, по-моему, максимум, что у него было – это перелом ребер.

– Жаль, – произнесла Люси. – А как было бы просто!

– Что ты говоришь, опомнись! – прервал ее Андрей.

– Перестань! Никогда не поверю, что ты и сам об этом не подумал: как было бы просто, если бы теперь, когда картины уже у тебя, или точнее, у нас – ведь мы же партнеры – Драган бы как-нибудь сам собой дематериализовался. Ведь, скажи честно, подумал?

– Н-нет, – сказал Андрей как-то не очень уверенно.

– Меня не обманешь, – развеселилась Люси. – Ты посмотри на них, – и она показала на холсты, лежащие на кровати, – ведь это же состояние. К чему нам третий?

– Ну, во-первых, не третий, – уточнил Андрей, – да и ты не вторая. Каждый из вас работает за свою долю. А доля Драгана, насколько я понимаю, составляет максимум одну сороковую. Меня это вполне устраивает, в особенности после той работы, которую он провел.

– Это понятно, понятно. Но знаешь, Драган человек вспыльчивый и любопытный. Тебе не нужно было его брать в хранилище.

– А что я мог сделать? – ответил Сорин. – Без него мой антиквар никуда бы не поехал.

– И то правда, – согласилась англичанка. – Будем надеяться, что на некоторое время он оставит тебя в покое. Когда у вас с ним расплата?

– Я сказал, что максимум через неделю.

– Ну, вот видишь, – опять развеселилась она, – неделя у нас есть.

– Что ты хочешь этим сказать?

– А то, мой милый русский друг, что нам абсолютно незачем оставаться в пределах Великобритании.

– О чем ты? – Удивился Андрей.

– Пока вы с Драганом бегали за картинами, я провела кое-какую предварительную работу: поговорила со знакомыми галеристами, поспрашивала друзей…

– И что же?

– Видишь ли, я думаю, что после всех этих событий продать легально эти вещи здесь будет очень трудно. Я не знаю твоего антиквара, но думаю, что его связей достаточно, чтобы остановить любую сделку на уровне «Сотби» или «Кристи».

– Думаю, ты преувеличиваешь, но трудности могут быть, – согласился Сорин.

– В Европе рынок гораздо спокойнее, я бы сказала, демократичнее. Мне кажется, что лучше переехать туда.

– У тебя есть связи? – спросил Сорин.

– У меня лично нет, но я знаю имена и адреса галеристов, занимающихся русским авангардом.

– Где? В Париже?

– Почему в Париже? – удивилась Люси.

– Ну, просто я знаю, что большинство русских авангардистов работали в Париже.

– Они могли работать хоть в Африке, – засмеялась девушка. – Самый большой рынок русского авангарда – в Берлине. Причем в основном держите его вы, русские.

– Да ты что! Не дай бог с ними связываться. Я читал об этом еще в России, это бандиты и отъявленные негодяи.

– Кто это говорит? Ты только что сегодня убил человека!

– Я?! – возмутился Сорин.

– Ну, не ты, но из-за тебя. Если мы хорошо подготовимся, у нас все получится.

– А как ты собираешься вывозить картины? Ваша таможня – притча во языцех.

– Ты забыл, мой дорогой, – сказала Люси, – ведь я художник.

– И что из этого следует? – удивился Андрей.

– Только то, что я могу записать эти холсты.

– Записать?

– Ну да, нанести поверх оригинального изображения – новое. Свое.

– И ничего не будет заметно?

– Ни капельки. Плотный слой краски, и все…

– А картины, я имею в виду настоящие картины, не пострадают?

– Конечно нет. Я даже не буду усердствовать с масляными красками, просто поплотнее зарисую гуашью. Она смывается за полчаса. Мы вывезем твои шедевры как мои авторские произведения, и вывозить их будешь не ты, а я, чтобы не вызвать подозрений.

– Э-э, нет, милая дама, – произнес Сорин, – так дело не пойдет. Твоя хватка, конечно, восхищает меня, но вместе с тем вселяет опасения. Где у меня гарантии, что, записав эти холсты и вывезя их из Великобритании, ты не исчезнешь из поля зрения?

– Правильно мыслишь, – усмехнулась Люси. – Не скрою, нечто подобное приходило мне в голову, но ведь и ты не глупыш и найдешь способ подстраховаться. Наше дело сейчас – избавиться от Драгана. Быстро ты не сможешь расплатиться с ним, даже если бы очень хотел. А если не сможешь – тебе не поздоровится.

– Да, в этом я почти уверен, – мрачно усмехнулся Сорин.

– Вот видишь! Тогда собирайся: переезжаем из гостиницы.

– Куда? К тебе в сквот?

– Зачем? – удивилась Люси. – Ко мне домой.

– У тебя есть дом?

– Конечно! По-твоему, я родилась под забором? Сквот и все эти богемные радости – это так, образ жизни. У меня достаточно хорошая квартирка на Сент Джонс Вуд. А главное ее достоинство в том, что о ней не знает никто.

– Даже Драган?

– Тем более Драган, – сказала Люси. – Зачем посвящать случайных людей в свои жилищные проблемы.

– А я, выходит, не случайный человек?

– Человек, в руках которого находятся несколько миллионов долларов, не может быть случайным. Собирайся.

Еще раз восхитившись хитрости и уму своей случайной возлюбленной, Андрей принялся собираться.

Первые признаки беспокойства Геннадий Андреевич ощутил где-то около пяти вечера. Всегда гордившийся своей выдержкой, он старался гнать от себя неожиданно возникшие нехорошие предчувствия и с раздражением поглядывал на молчащий мобильный телефон. Он налил себе виски, закурил сигару, поудобнее устроился в кресле и, позвякивая кубиками льда в стакане, постарался расслабиться, но это удавалось с трудом. Тогда, в надежде чем-нибудь развлечь себя, он открыл коробку с часами для генерала и еще раз внимательно рассмотрел их. Но и это не привнесло покой в его душу. «Черт возьми, – сказал себе Ермилов, – что же все-таки случилось?» С сомнением он еще раз посмотрел на телефон, выпустил клуб сигарного дыма, наконец, проклиная себя за несдержанность, принялся выстукивать номер Шутова на маленькой клавиатуре. Ответом ему были длинные, тягучие, пронзительные гудки. «Где этот идиот?» – сказал себе Геннадий Андреевич. В голове его мгновенно промелькнули различные сцены: Шутов потерял аппарат, Шутов намеренно не подходит к нему. Наконец, уж совсем дурацкое: Шутов напился и развлекается сейчас с проституткой где-то в кварталах Сохо. Но Ермилов понял главное: что-то произошло. То, что никак не вписывалось в его план и могло разрушить полностью так хорошо продуманную комбинацию.

Он подождал еще, и, наконец, когда минутная стрелка перевалила через двенадцатую цифру, а часовая подошла к семи, он вновь вызвал своего начальника безопасности. После третьего или четвертого гудка связь была установлена. Однако, услышав голос говорившего, Ермилов похолодел: высокий и резкий мужской голос спросил его по-английски: «Кто говорит?» Какую-то долю секунды Ермилов помедлил, а затем отключился. «Так, – сказал он себе, – Шутова больше нет». Он прекрасно понимал, что, случись даже какая-нибудь небольшая неприятность с полицией, Слава, конечно, нашел бы возможность соединиться с шефом и сказать ему хотя бы два слова, а если и это уже невозможно, то просто отключил бы аппарат. «Значит, этот мальчик из Москвы не так уж прост», – подумал Ермилов. Значит, произошло то, чего он даже не мог себе представить. Значит, Шутов либо убит, либо находится в бессознательном состоянии и потому не может ответить ему напрямую. «Илья, – сказал он себе, – срочно нужен Илья». И дрожащими от волнения пальцами начал набирать номер Кошенова.

Тот отозвался довольно быстро.

– Speaking[9]9
  Говорите (англ.).


[Закрыть], – сказал он довольно вальяжно.

– Илья, это Ермилов. Что произошло?

– Что произошло? – с некой издевкой произнес в ответ Илья Андреевич. – Это я тебя должен спросить, что произошло. Как ты и просил, я полчаса провел в хранении – не представляешь себе, каких усилий мне это стоило, – надеясь на то, что все произойдет так, как мы с тобой и задумали. И что же? В итоге картинок у меня нет. Этот идиот из Москвы и его головорез чуть не убили меня прямо на улице.

– Да бог с ним, Илья, бог с ним. Где картины? – прервал его Ермилов.

– Ах, тебе еще и картины нужны? – протянул Кошенов. – Так вот, должен тебя расстроить: картин у меня больше нет.

– Ты отдал их?

– Естественно! А что же мне еще оставалось делать? Неужели ты хочешь сказать, что картин нет и у тебя?

– Ты думаешь, я стал бы тебе звонить? Все пошло наперекосяк. Я не знаю, где мой помощник.

– Ну, если ты говоришь правду и картин у тебя действительно нет, а твой помощник пребывает в нетях, тогда спешу тебя расстроить: думаю, что и помощника твоего также нет. Я всегда считал, Геннадий, что ты серьезный человек. Видимо, я ошибался.

– Илья, подожди, сейчас не до взаимных упреков. Что ты видел?

– Я ничего не видел, – ответил Кошенов. – Мы простились неподалеку от хранилища, я пошел в одну сторону, а они – в другую. Неужели ты думаешь, что я стал бы присутствовать при каких-то ваших криминальных разборках?!

– Батюшки, кто же это говорит? Просто какой-то Иоанн Кронштадтский!

– Не поминай святые имена всуе, – прервал Ермилова Кошенов. – Я, в отличие от вас, милостивый государь, никаких дел с головорезами не имею. Мой бизнес чистый и честный.

– В этом я уже успел убедиться, – хмыкнул Ермилов. – Послушай, давай прекратим пикировку. Насколько я понимаю, моего товарища мне уже не дождаться, а потому, вероятно, я покину ваш прекрасный город и полечу в Москву. Хочу спросить у тебя только одно: как ты думаешь, к кому может обратиться этот щенок с тем, чтобы избавиться от картин? Не на стены же, в конце концов, он собирается их вешать!

– К кому он может обратиться… – протянул Илья Андреевич. – Видишь ли, я уже задавался этим вопросом. Здесь, наверное, ни к кому, поскольку, как ты сам понимаешь, он не может пойти ни в «Кристи», ни в «Филиппс», ни в «Сотби». Частные галерейщики без рекомендаций вряд ли будут иметь с ним дело, а таковых рекомендаций у него, как я понимаю, нет, иначе он не вышел бы на меня.

– Ну не тяни, не тяни, – торопил его Геннадий Андреевич.

– Если ты спросил, изволь выслушать спокойно, иначе я прерву нашу беседу.

– Хорошо-хорошо, Илья, не нервничай, не обижайся. Просто все эти события выбили меня из колеи. Я слушаю тебя.

– Ну, так вот, – продолжил также спокойно Кошенов. – Коль скоро в этой стране он вряд ли может рассчитывать на чью бы то ни было поддержку, следовательно, он будет пытаться искать какие-то пути в других государствах. Единственное, что мне приходит на ум, это Германия. Там наших с тобой бывших соотечественников навалом, и многие из них часто не брезгуют сомнительными сделками. Тебе самому это, наверное, известно не хуже, чем мне.

– Ты хочешь сказать, что он поедет в Берлин?

– Не исключено. Вопрос только в том, как он вывезет эти произведения из Англии. И, кроме того, я не вполне понимаю, как он пересечет границу. Ты же знаешь: Великобритания не вошла в Шенгенскую зону.

– Знаю, знаю, – отмахнулся Ермилов.

– А ежели знаешь, тогда сам должен понять, что путь его в Германию вряд ли будет прямым. Честно говоря, я не исключаю, что он вернется в Россию, по крайней мере, ненадолго. А посему, я умываю руки, и эстафета по поиску этого неуловимого мальчика переходит к тебе.

– Но ты уверен в том, что в Лондоне у него больше никого нет?

– Как можно быть уверенным в чем бы то ни было в наши дни? Геннадий, ты меня просто удивляешь. Но если говорить честно, опираясь на свой долгий опыт проживания в Англии, скажу тебе, что никто не будет иметь с ним дела без рекомендаций. А таковых, повторю еще раз, у него явно нет.

– Значит, мне обязательно надо возвращаться.

– Да. И, думаю, как можно скорее. В конце концов, насколько я понимаю, играть на своем поле тебе будет гораздо проще, не так ли?

– Пожалуй, Илья, пожалуй. Ну, что ж, спасибо.

– Не стоит. Я практически не пострадал, если не учитывать сломанной руки и нескольких неприятных моментов, которые я пережил в беседе с тобой и твоим подчиненным.

– Не волнуйся: я помню об этом и все тебе возмещу.

– Трудно поверить в твою искренность и доброжелательность, однако я человек незлобивый и не злопамятный, поэтому попробую. Удачи тебе, Геннадий, – сказал Кошенов и повесил трубку.

«Наверное, он прав, – решил Ермилов. – Так или иначе, здесь мне делать больше нечего. Картины – не иголка, просто так их не продашь, рано или поздно они всплывут. А вместе с ними всплывет этот журналистик. Что ж, теперь уже дело не только в картинах, теперь уже это личное: еще никто не смел поступать со мной подобным образом. Думаю, что он будет последним. В Москву так в Москву», – вздохнул Геннадий Андреевич и неспешно и аккуратно принялся собирать свой чемодан.