Текст книги "Связанные кровью"

Автор книги: Пэт Ходжилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Глава VIII
Разноцветное стекло

20-й день осени

I

Открытую дверь зала подпирал старый, двуглавый боевой топор, передняя кромка которого, всё ещё смертоносно острая, с завыванием рассекала ветер, который порывами устремлялся мимо, в возбуждённую темноту.

Две стекольные печи должны создавать приличную тягу, подумал Торисен, приостанавливаясь на пороге и ожидая, пока его глаза адаптируются. Следом за ним внутрь прошмыгнула Уайс, сжимающая в челюстях скользкий кусок заячьих потрохов, и поскакала вверх по северо-западной винтовой лестнице. За гранью прибоя полуденного света, разливавшегося по каменному полу, на стенах волновались посмертные знамёна. Среди них стояли фигуры, неподвижные, за исключением волнующейся одежды и глаз, которые поворачивались, чтобы искоса за ним наблюдать. Одна из них была нервирующее похожа на его сестру, но с очень неДжеймсовским выражением в глазах.

Губы Эрулан дрогнули, неслышные, но ясные в своей мольбе: О, пожалуйста, отправь меня домой…

– Это и есть твой дом, кузина, – раздражённо ответил он ей, – и мой тоже, помоги мне предки.

Он ещё раз моргнул, и она снова стала просто тканью, запятнанной древней кровью.

Что же лучше, видеть эти призрачные фигуры или же нет? Так или иначе, они – и она – всё еще были здесь, всё еще ждали. Спустя столько времени ему уже следовало приучить себя к этому.

Так ты наконец готов смириться с моей дьявольски удачной сделкой? промурлыкал отцовский голос за запертой дверью в его образе души. Ты мог бы освободиться хотя бы от одного призрака и получить за это хорошую плату.

Он наконец привык к насмешкам, как приглушаются жалящие укусы кнута по плоти, когда та уже слишком онемела, чтобы чувствовать удары.

– Я устал, Отец, – пробормотал он, потирая глаза. – Оставь меня одного или, ещё лучше, скажи мне, как отделаться от тебя окончательно.

Я часть твоего узора, парень, моя смерть пересекает твою жизнь. Чтобы уничтожить меня, тебе нужно разорвать себя на кусочки, но у тебя же кишка тонка для такого, правда? Не то, что твоя сестра…

Он ошибался: это жалило.

– Ох, заткнись!

Взрыв хриплого смеха, выцветающий, ускользающий, под треск яростно стиснутой дверной ручки.

Насколько он силён, задумался Торисен. Насколько умел? Иронично, но до сих пор он достиг большего успеха в качестве Верховного Лорда, чем Лорда Норф.

Отправляясь сегодня рано утром на охоту, он проехал через погубленные поля, не видя там ничего, кроме сероватой грязи и сорняков. Они были счастливы, что успели вовремя закончить сенокос, да и то едва-едва. Пшеница, овёс, рожь, лён, всё пропало, вплоть до семян для будущих посевов, если бы они и были. Немного корнеплодов, ягоды, соленая рыба, лесные орехи, молоко, сыр и мясо, от разного домашнего скота – вот всё, что гарнизон умудрился запасти до прихода смертоносного пепельного ливня… Если на то пошло, всё лучше, чем ничего, но этого совершенно недостаточно.

– Должен ли я отправить всех своих людей в Котифир? – спросил он знамя Муллена. – В Южном Воинстве всегда есть еда. Но мои кендары просто в ужасе от того, что я могу забыть их имена, как я забыл твоё. Многие, как и ты, предпочли бы этому смерть, а тебя я, конечно, никогда не смогу забыть снова.

А отправиться на юг вместе с ними ему на этот раз тоже не удастся, не тогда, когда другие лорды зимуют в Заречье. Кто-нибудь непременно попытается захватить Готрегор. Какую бы антипатию он ни испытывал к этому месту, здесь была резиденция Верховного Лорда и символ его власти. Потеря замка вполне могла его прикончить.

Так-так, не так уж успешен и в роли Верховного Лорда, а? Где твои союзники? Ты уже готов приползти обратно к Ардету?

– Будь я проклят, если сделаю это, – сказал он громко, – или продам мою кузину, или возьму ещё одну неподходящую консортку, или выдам замуж свою сестру. И где же я окажусь в итоге?

В холодном зале, окруженный умирающими от голода людьми. О, попробуй это – горький осадок власти. Как часто он был на моём языке во время долгих лет изгнания, и всё же эта чаша никогда не иссякала.

Торисен утомлённо последовал за Уайс вверх по лестнице, поскрипывая кожей своего охотничьего костюма.

Второй этаж старого замка встретил его волной тепла. Такой же безоконный, как и первый, когда-то он служил залом суда. Теперь его освещали алеющие контуры дверей в северо-восточной и южно-восточной угловых башенках, за которыми безостановочно ревело пламя, разогревая стекольные печи этажом выше. Из темноты выпирали груды каменного угля. Давным-давно, Норфы обнаружили в горах над Готрегором богатейшую жилу битума, которой хватило, чтобы согреть множество морозных ночей. Гарнизон уже вовсю готовился к зиме и немножко угля из каждой партии оседало здесь. Тори и не подумал распорядиться об этом, но многочисленные друзья Марка решили, что так будет правильно, подобно тому, как они поочерёдно поддерживали огонь в топках в своё редкое свободное время. Весь этот проект превратился в общественное дело, но только с одним, всё более и более опытным (путём проб и, порой гибельных, ошибок) стекольных дел мастером.

Торисен взобрался в палаты Верховного Совета и замер на верхней ступеньке, разглядывая происходящие.

В дальнем конце комнаты, под арочным проёмом, на месте которого раньше была громадная, витражная карта Ратиллиена, Уайс, казалось, сцепилась в схватке с монстром. По крайней мере, её сгорбленный противник был кем-то громадным, одетым в пёструю мозаику из старой рисарской брони и шкур животных, с круглыми, сверкающими глазами и лапами вместо рук. Щенок волвер с рычанием носилась перед ним взад и вперёд. Они играли в перетягивание каната, в качестве которого выступал кусок очищенных кишок. Странная фигура отпустила свой конец и встала, стаскивая с себя сначала защитные перчатки, а затем кожаный капюшон с закопчённым стеклом на месте глаз. Под ним, пот толстым слоем покрывал всё убывающие, красноватые волосы на черепе Марка, и превращал бороду большого кендара в перепачканную крысу. Прежде чем он додумался до подобного приспособления, он умудрился начисто спалить себе брови, что придавало его лицу выражение постоянного изумления. Края его бороды тоже сморщились от жара, как и волосы вокруг опалённых губ.

– Охота была удачной, милорд?

Тори хотелось рявкнуть на него, Я не твой лорд. Ты решил не принимать предложение моей службы.

Тем не менее, Марк по-прежнему был здесь, пытаясь починить разрушения, устроенные Джейм много месяцев тому назад. Тори терзали сомнения насчёт того, сможет ли кендар добиться успеха, но кто-то же должен был что-нибудь сделать с этой зияющей дырой, прежде чем другие лорды снова перешагнут порог этих покоев и похихикают над ней.

– Нет, – сказал он вместо этого, избавляясь от своей тяжёлой куртки, швыряя её на спинку отодвинутого в сторону кресла Верховного Лорда и падая на сиденье. Эта комната была почти такой же раскалённой, как и та, что под ней, несмотря на холодный ветерок, задувающий через одно выбитое окно и вылетающий в другое. Он и в самом деле очень устал.

– Уммм… – несчастным тоном сказал Марк.

Торисен поспешно убрал со стола свои обутые в сапоги ноги, пока те не запачкали карту, нарисованную мелом на его поверхности или сдвинули маленькие кожаные мешочки, разбросанные поверх неё.

На дальнем конце стола лежала переметная сумка, содержимое которой он знал даже слишком хорошо, протащив его с вместе собой весь путь от Киторна до Водопадов. В данный момент эти останки лежали в тени, заходящее солнце всё ещё не опустилось ниже верхней арки западного окна. Тем не менее, он послал им нечто вроде короткого приветственного салюта.

– Это была самая худшая охота из всех, – сказал он, проваливаясь в спинку кресла. – Только несколько старых оленей и ланей и, как ты видишь – его голова дёрнулась в сторону Уайс, которая глодала в углу свою добычу – небольшая добавка из зайца. Благодаря этим чёртовым складкам земли, мы, похоже, ловим только самых глупых или самых сбитых с толку. И, кстати говоря, нам ещё везёт не потеряться самим.

Марк предложил ему ковш воды, затем глубоко отхлебнул сам и рассеянно вылил остатки себе на голову.

– Хочу заметить, вы обратили внимание, что у щенка кровь на мехе.

– Да, но это не её. Она подралась с жуткогончей за её награду и победила.

Марк хихикнул. – Это звучит неожиданно похоже на нашу девочку. Вы о ней что-нибудь слышали за последнее время? Я надеюсь, что, по крайней мере, училище всё ещё стоит на своём месте.

– Если нет, то мне бы, вероятно, кто-нибудь сказал.

Торисен беспокойно заёрзал. Он не любил шпионов, а просить Харна приглядывать за его сестрой казалось слишком похожим на использование соглядатая. Практически одно и тоже…

– Всё, что я получил от Харна, это: «Погода отличная. Хотелось бы, чтобы ты был здесь.»

– Если Ран Харн жаждет увидеть вас в Тентире, возможно, вам следует поехать.

Харн не мог говорить буквально… или мог? Возможно, и мог. Боевой лидер Норф и, время от времени, комендант Тентира был совершенно не склонен к беспечности. Кроме того, его определённо что-то беспокоит, почти до безумия, с самого Кануна Осени.

Заметив, что песочные часы на подоконнике почти истекли, Марк перевернул их.

– Неважно, – сказал он, натягивая рукавицы и капюшон. – Обычно, наша девочка в состоянии сама о себе позаботиться, хотя ей пришлось этому научиться. – Он хихикнул. – Интересно, как там справляется моя правнучка Шиповник. Она несколько пожёстче – и не удивительно, учитывая её историю – но они, без сомнения, хорошо подходят друг другу.

– Погоди минутку. Шиповник Железный Шип твой родич?

– Не совсем так, поскольку у нас общее кровное родство только по материнской линии. Тем не менее, я был крайне рад, когда вы приняли её на службу у Водопадов. Она ещё заставит вас обоих гордиться собой.

Марк открыл люк северо-восточной печи, впуская в комнату ярость огня и жара, сунул туда щипцы и достал один из нескольких глиняных тиглей.

– И всё-таки странно, насчёт охоты, я имею в виду. К этому времени должны были начаться осенние миграции. Когда их охватывает жажда мчаться на юг, можно подумать, что некоторые звери лишились всякого разума. Сейчас должны двигаться яккарны. Их миграции с дальнего севера больше похожи на многомесячный стихийный исход. Двигаются только самки. Самцы круглый год остаются выше нижней границы вечных снегов. Мы слышим их рёв во время весеннего сезона спаривания, но я не думаю, чтобы кто-нибудь когда-нибудь видел хоть одного. Выживание мерикит зимой сильно зависит от осеннего бега этих самок.

Торисен стянул сапог и вытряхнул из него гальку. Галька, детёныш трока, откатился в угол и уселся там, уставившись на него крошечными, блестящими, немигающими глазами. Каким-то образом, падальщики всегда умудряются выжить. Он уныло изучил дыру, которую создание прогрызло в его носке. Дополнительная работа для Бурра, если только он не найдёт время, чтобы заштопать его самостоятельно. К счастью, тварюшка ещё не успела приняться за саму его ногу.

– В Киторне случались… ээ… действительно плохие зимы?

– Однажды, когда я был ещё мальчиком.

Марк аккуратно перелил содержимое тигля на плоскую лопасть чего-то вроде глиняного весла на длинной ручке, одного из тех, что он сумел отыскать на руинах древнего стекольного производства в заброшенных залах Готрегора, в придачу к тиглям. Расплавленное стекло текло подобно густому, раскалённому добела мёду, создавая полосу шириной только в две ладони. Выбившиеся из-под капюшона кендара пряди бороды сморщились и загорелись, распространяя острую вонь палёных волос.

– Первая плавка может занять до шестнадцати часов, – сказал он, открывая узкий слот во второй, южно-восточной печи и плавно загружая туда лопасть. – Увлекательный это материал, стекло. Вы знаете, что оно в сущности просто песок, известь и зола, плюс немного красителя? Нам помогает то, что мы используем стеклобой – то есть обломки старого окна – который плавится при меньшей температуре, хотя эти башенки оказались естественными дымоходами, а каменный уголь даёт при горении нечто совершенно свирепое. Ха. Мне скоро потребуется подбросить в эту печь ещё топлива, а затем дать ей остыть, чтобы отжечь этот лист.

Когда он повернулся, его глаза из дымчатого стекла хранили образ водоворотов расплавленного огня, но его голос стал плоским от старых, давно увядших воспоминаний.

– Та зима, да. Она была тяжелой. Урожай в тот год был бедным, а зимние снега пришли рано. Когда наши припасы подошли к концу, где-то около Дня Середины Зимы, мы ели всё, что попадёт под руку: кору, кожу, обмороженные уши и пальцы. Разумеется, все животные пошли под нож, кроме мудрых кошек, которые попрятались. Собаки лизали нам руки, перед тем как мы перерезали им глотки.

– А лошади?

Если бы он мог видеть выражение лица кендара, то оно, вероятно, было бы укоризненным.

– Здесь мы провели черту, ради наших винохир, за исключением тех, которые сами падали замертво, а таких было большинство. У них нет шерсти в ноздрях, вы знаете, чтобы фильтровать холодный воздух, а место в нашем замке было ограничено. Лёгочные инфекции забрали тех, кто прежде не умер от голода.

– Почему вы не попросили один из основных домов о помощи?

Закрывая слот крышкой, Марк открыл ещё один чуть ниже и вытащил наружу второй поддон, чьё содержимое отчасти разгладилось и растеклось бесформенным пятном. Он аккуратно переложил его на каменную плиту, служившую в качестве наковальни, и выгладил в плоский лист с помощью тяжёлого металлического стержня, работая быстрее, чем стекло успевало остыть.

– К тому времени, когда мы поняли, что нам нужна поддержка, – сказал он через плечо, – было уже поздно. Кроме того, мы были ветвью младшего сына Каинрона, последнего из переживших Падение. Отец Калдана с большим удовольствием захапал бы нас обратно, но нам нравилась наша свобода, так же как Мин-Дреарам их независимость от Норфов.

– Как бы то ни было, одним ярким, горьким днём моя маленькая сестрёнка Ива была такой голодной – как объяснить ребёнку, что слёзы и плач не помогут? – что я вышел наружу, расчистил от снега небольшой участок в рощице, где, как я знал, был глубокий слой суглинка, разжёг костёр и разморозил немного земли. Она смерзалась обратно почти так же быстро, как я успевал кромсать её на куски, но я всё же нашёл достаточно корней, мёрзлых червей и впавших в спячку жуков, чтобы сделать жидкую кашицу, от которой бедняжку почти сразу вырвало. Когда я наконец уложил её в постель – понимаешь, наши родители к тому времени уже были мертвы – и вернулся, чтобы прибраться, оказалось, что кто-то уже вылизал пол дочиста.

– А теперь, быстро: как ты думаешь, какому месту соответствует этот кусочек?

Маленький лист стекла всё ещё имел странную форму, и необычную окраску, приобретенную когда он начал остывать, с яркими венами мерцающего красного, которые бежали через тусклый зелёный, переходя в тёмный пурпур.

Торисен встал, чтобы посмотреть поближе. – Я не припомню чего-то подобного в старом окне.

– Железо и никель, я бы сказал, – заметил Марк, думая вслух. – Они порой создают цвета ярь-медянки, наподобие нижней части облаков накануне скверного шторма. Верите, не верьте, но красный связан с золотом. Мне кажется, в этих потоках намывают золотоносный песок, вниз по течению Серебряной. Как бы то ни было, это кусочек Заречья.

Он подхватил стекольный лист своими облачёнными в рукавицы руками, поддерживая его всё ещё вязкую форму, и перенёс на стол. Столешницу усеивали и другие кусочки готового стекла, группируясь приблизительно там, где, по разумению Торисена, должно было располагаться Заречье.

– Подвинь этот мешок, парень.

Марк рывком подбородка указал который и Торисен подхватил его прочь. Кендар поместил свой фрагмент сначала рядом с одним кусочком, затем рядом с другим, схожего оттенка. Пока он с ними возился, Торисен открыл мешок и пошевелил в нём средним пальцем. Земля, зеленоватый кварц, кусочки грубого тёмного камня с вкраплениями железа, известняк, крупинка золота, крошечный кусочек папоротника, который рассыпался в прах под его прикосновением…

– Что это?

– Исходное сырьё для стекла. Здесь не достаточно стеклобоя, чтобы восстановить всё окно целиком. Но на наше счастье, есть здесь одна мудрая женщина (колдунья), которая подбрасывает мне эти образцы, как только собирает их. Они увеличивают объем стеклобоя больше, чем вы можете себе представить.

– Она ведь не кенцир, верно?

– Нет. Впервые я встретил её в Пештаре, что у западных отрогов Хмари. Вы как раз с ней разминулись. Я так полагаю, что она, вместе со своим вязанием, отправилась как Ухо Катиллы послушать, о чём судачит Совет Матрон.

– Она докладывает Каинронам? – Подобная мысль Торисену совершенно не понравилось. – И Матроны ей позволяют?

– Как я понял, только Матроне Каинрон, которая слишком стара, чтобы путешествовать, и не слишком высокого мнения о своём правнуке Калдане. Не терзай себя, парень; это старая договорённость и насколько я знаю, она пока ещё не принесла никакого вреда.

И всё же, какой-то чужак…

Ему следует расспросить об этом Матрону Яран Тришен. Кроме того, это будет хорошим поводом её навестить и справиться заодно насчёт других вещей.

– Как бы то ни было, она очень необычная: там, где её лоскутки входят в карту, проявляются некоторые, весьма специфические результаты. Погляди.

Он приложил новый кусочек к уже подогнанному на своё место. Их края не только великолепно совпали без всякой предварительной обработки, но, кроме того, они перетекали друг в друга, сплавляясь в единое целое.

Торисен тихо выругался. – Может, я и не слишком много знаю об изготовлении стекла, но это мне кажется определённо странным.

– О да, всё верно. Как мне помнится, старое окно было собрано в единое целое свинцовыми полосками, как и большинство подобных окон в Тай-Тестигоне.

– Это там ты научился работать со стеклом?

– Не «научился,» не совсем точно. Мастер гильдии сказал мне больше, чем, вероятно, должен был, но он был обязан мне гораздо большим.

– И это там ты встретил Джейм?

Слова вырвались прежде, чем он успел остановиться.

– Ага.

Кендар ждал, что он спросит больше, но он молчал. Так или иначе, его сестра близнец пропадала где-то десять лет, с тех пор, как их отец выгнал её из замка в Призрачных Землях. Провела ли она их в Тай-Тестигоне? Он вспоминал своё собственное недолгое пребывание в этом наводнённом богами городе как своего рода кошмар наяву, из которого следовало сбежать как можно быстрее. Чем там занималась Джейм? И где она была до этого?

Знай ты об этом, глумился голос его отца, ты бы никогда не осмелился посмотреть на неё снова, не то, что коснуться. Шанир, божье отродье, нечистая, нечистая… а ты всё ещё любишь её, ты слабый, глупый мальчишка.

– Заткнись!

Марк уставился на него. – Милорд? Дружище?

Торисен потёр глаза. – Я имел в виду не тебя, и не тревожься обо мне. Я просто слабый, глупый…

– Ты не такой. Слушай. Тяжёлые времена требуют суровых, сильных мужчин, и женщин, тоже. Той зимой, прямо перед Кануном Весны, мы, наконец, докатилась до лотереи среди гарнизона. Старый лорд настоял на том, чтобы в розыгрыше участвовали и метки его семьи, но мы, конечно, позволили им проскочить невредимыми.

Торисен почувствовал, как его пустой желудок закрутило. – И кто же… ээ… выиграл?

– Дочь сестры моей матери. Она восприняла это как большую честь, но ты можешь себе представить, что чувствовали остальные. Тем не менее, мы сделали то, что должно, и добавили нашу последнюю порцию собачатины – любимицы старого лорда, гончей Вспышка; я её хорошо помню – с тем, чтобы впоследствии мы все могли верить, что это всё, что мы ели. Тремя неделями позже, холод отступил. Без её жертвы, большинство из нас, вероятно, не дожило бы до этого дня.

Он взял у Торисена мешок и высыпал его содержимое в недавно опорожненный глиняный тигель, смешав с истолченными осколками из бочонков с зелёным и пурпурным стеклом. Этот процесс должен продолжаться день и ночь без остановки, осознал Торисен. Получающиеся в результате кусочки были такими маленькими, а сама карта такой большой. Но несмотря ни на что, этот кендар собирался довести свою работу до конца. Его сила была в смирении. Не удивительно, что Джейм так высоко его ценила, а Торисен обижался на то, что Марк объединился с его сестрой, вместо него. Собирается ли его правнучка Шиповник поступить подобным образом, и сколько ещё, кроме неё?

Ты их теряешь, одного за другим. Как ты можешь состязаться с таким чудовищным, тёмным очарованием?

Марк переместил тигель в основную печь, последняя посудина в длинном ряду.

– Ещё примерно час, пока не будет готова следующая плавка, – сказал он, закрывая люк, снова сбрасывая свой капюшон и утирая пот с раскрасневшегося лица.

– Что случилось дальше? – Услышал Торисен собственный вопрос.

Большой кендар вздохнул, с улыбкой, которая искривилась в странную гримасу.

– Затем, наконец, пришла весна, и лето, и невиданный прежде, богатый урожай. Трое, я думал, что просто лопну, объедаясь после такого долгого поста; но другие мальчики превратили это в шутку, уже тогда я был гораздо больше, чем любой из них, так что я взял свой лук и отправился на охоту, просто, чтобы побыть немного одному.

– Пока я отсутствовал, пришли мерикиты и вырезали всех до единого. Теперь я понимаю, почему. Тогда… только волки и вороны пировали на руинах, за исключением тех тел, что я сумел спасти для погребального костра. Будь я покрепче духом, возможно, я бы остался дома, но кто бы тогда потребовал за них цену крови? Сила – странная штука, не менее странная, чем честь. Хотя бы ваша сестра. Она сильна, не спорю; но она не смогла бы сплотить Кенцират в единое целое, как это делаете вы. Её пути лежат вдали от всех остальных, и только немногие могут ими следовать. Так мне говорят мои инстинкты, а я говорю это вам как один из тех, кто нежно её любит, за её чувство чести, за её готовность делать правильные вещи, чего бы это ни стоило другим или ей самой. И я прошу вас верить мне в этом.

Он бросил быстрый взгляд на седельную сумку, покоящуюся на дальней стороне стола. Солнце закатилось за каменный узор арки окна. Очень скоро оно должно было скользнуть за горы, но в данный момент оно отбрасывало в их направлении длинную, вытянутую тень ребёнка, чья голова была задрана вверх, как будто, чтобы послушать.

– Я хочу сказать тебе спасибо, дружище, за спасение моей сестры Ивы, или, хотя бы её костей.

Торисен припомнил, как нашёл их в кладовой Киторна, куда ребёнок забрался, чтобы спрятаться в ночь Резни, и где, впоследствии, умер от голода, окруженный банками варенья, солений и других плодов богатого урожая.

– Когда ты предашь её погребальному костру?

– Ещё не сейчас. Я узнаю нужное время.

– Хотелось бы мне твою уверенность, и очень во многом.

– О, она у тебя ещё будет, парень. Имей мужество ждать.

II

Солнце село за западные Снежные Пики, предвещая длинные, осенние сумерки. Тришен, Матрона Яран, сидела за своим столом у одного из окон аркады, ведя переписку со своей внучатой племянницей Кирен.

– … и так, моя дорогая, – бежали её закруглённые, пикирующие вниз буквы, – ты сможешь увидеть меня раньше, чем мы обе ожидали. Мне редко приходилось присутствовать на таком коротком и, учитывая все обстоятельства, таком вежливом и культурном Совете. Даже Каридия тявкнула всего раз или два. Но до этого, мы, конечно, вот уже несколько недель продолжаем обсуждать все вопросы неформально.

Она окунула перо в чернила. Тотчас метнулась им от чернильницы к бумаге и начала приписывать острые письмена Кирен под своими собственными.

– Кто-нибудь уже сказал Верховному Лорду?

– Нет…

Она сделала паузу, прислушиваясь к шуршанию на плоской крыше над головой. Мимо окна вниз проплыло несколько листьев. Плющ снаружи дёрнулся и гнездящиеся в нём птицы поспешно взлетели, издавая пронзительные, протестующие крики. В следующее мгновение лозы над окном с резким, рвущимся звуком поддались и качнулись внутрь, неся вместе с собой запутавшуюся в них, одетую в чёрное, фигуру. Она перекатилась в вертикальное положение, затем запнулась о жёсткие усики, обернувшиеся вокруг её ног и шлёпнулась лицом в пол прямо у ног Матроны.

Она ошеломлённо уставилась на чёрные волосы, стреляющие преждевременной сединой и украшенные гирляндами из листьев плюща. Повернувшееся к ней лицо казалась укороченным, его нижнюю половину искажала кривая улыбка.

– Прошу прощения, Матрона, – сказал Торисен Чёрный Лорд. – Мне следовало воспользоваться дверью, но я не хотел, чтобы весь Женский Мир ворвался сюда за мной попятам.

– Что, и отказались бы от столь величественного появления? И всё же, в следующий раз возьмите верёвку, хотя бы ради птиц.

Он рассмеялся и принялся освобождаться от плюща.

– Что такое? – написала Кирен.

– Верховный Лорд пришёл на зов.

– Ты ему скажешь?

– Да. – Тришен сомневалась. – Он сильно похож на свою сестру?

Она жалела, что никогда не видела лица Джеймс без маски. Привычка хайборнок всегда носить вуали была досадной помехой, особенно для неё в жаркую погоду, когда увеличительные линзы, вшитые в её собственную маску постоянно запотевали.

– Очень похож, только старше, – сказал острый почерк, резкими толчками вырывающийся из-под её пера.

Предки, ну что у Кирен за почерк! И она стиснула своё перо так сильно, что даже короткое послание оставило пальцы Тришен болезненно сведёнными.

– Я понимаю, почему Адирайна ошиблась насчёт близнецов.

Тришен ничего на это не ответила. Она никогда не слышала, чтобы Матрона Ардет допускала оплошность в подобных вопросах.

– Так чем же я обязана чести вашего присутствия в моих покоях? – спросила она Верховного Лорда.

Торисен спросил насчёт Уха Катиллы. Насколько мудро допускать кого-то, не принадлежащего к посвященным Кенцирата, к одному из их самых секретных советов?

Тришен отмела это прочь. – Я знаю Матушку Рваггу всю свою жизнь. Она частенько появляется в Общине Летописцев.

Он изумленно на неё поглядел. – Матушка Рвагга? Земляная Женщина?

– Да. Вы её встречали?

Торисен растерянно пробежался рукой по своим волосам, вызывая ливень из веточек, обломков птичьих гнёзд и одного протестующего, оперившегося птенца. – Я думал, это был сон, – сказал он. – Чем ещё это могло быть? Я спотыкаясь, ввалился в её домик прямо посреди поля с урожаем, когда ветры рвали его на части. Она висела пятками вверх, а Джейм использовала ломовую лошадь, чтобы колотить её подошвами о стропило, на котором та была подвешена. Она сказала что-то насчёт того, что весь расплавившийся жир собрался у Земляной Женщины в ногах, так что она пытается растрясти его обратно на место. Я подумал, что сошёл с ума.

– Любой бы так подумал, – успокаивающе сказала Тришен, и всё же задумалась. Сон? Удар по голове? Безумие? С Норфом никогда не знаешь точно.

Но Земляная Женщина действительно была странной. Как она и теперь могла оставаться всё той же старушкой, которую Тришен знала ещё ребёнком, и что насчёт тех хрустящих слизней, которыми она угощала мальчиков Яран? В те времена, Тришен полагала, что Матушка Рвагга просто делала их, подобно леденцами или поджаренному песочному печенью. Теперь она была уже не так в этом уверена.

Торисен заметил на листе Матроны два разных почерка и вздрогнул.

– Вам не приходилось задумываться о том, – кисло спросила она, – что способность привязывать к себе кендар также может быть особенностью шанира?

– Как такое возможно? Кенцират ненавидит этих из Старой Крови. Только прощу, не принимайте это на свой счёт.

– Нисколько, разве что, чуть-чуть.

– Но тогда это должно означать, что все лорды…

Его голос затих. Он всё ещё выглядел ошеломленным, но так же и задумчивым, как будто внимательно смотрел сквозь разноцветное стекло на что-то, чья непристойность одновременно ужасала и увлекала его. – Это могло бы многое объяснить; и всё же… нет. Что вызывает у вас самое сильное отвращение?

– Книжные черви, – быстро сказала она. – Однажды, я раскрыла книгу и их клубок упал мне прямо на подол, все белые и извивающиеся. – Её желудок дёрнулся при одном этом воспоминании, как и при мысли о хрустящих ползучих подарочках Земляной Женщины. Сейчас она поняла, что это было уже после того инцидента с книжными червями, и она не стала тогда выпрашивать себе кусочек.

– Ну тогда подумайте о том, что они копошатся у вас в кишках и поедают ваш мозг. Вот что я чувствую при мысли о себе в качестве шанира.

Тришен сглотнула, впервые порадовавшись своей маске, которая скрыла выражение её лица, и думая о том, что только что лишилась всякого аппетита к ужину. – Намёк принят.

Верховный Лорд определённо собирался для чего-то с духом. Теперь он с притворным равнодушием спросил, – Говоря о шанирах, вы… ээ… что-нибудь слышали об успехах моей сестры в Тентире?

– Подождите. Я спрошу.

Она так и сделала, и прочитала ответ, посланный острым почерком Кирен. – Это странно. Она, похоже, подралась с этим красавчиком Лорданом Ардет Тиммоном и увлеклась Каинроном Горбелом. Что за странная пара. Но я помню Горбела ещё ребёнком, с его серьёзным, сплющенным личиком. Он был только младенцем, когда его отец забил его мать до смерти. Внутри Женского Мира нам об этом известно. Однако, я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь, когда-нибудь говорил ему об этом.

Пока она читала ему остаток сообщения Кирен, добавляя детали к тому, что узнала ранее, Верховный Лорд беспокойно отошёл в дальний конец комнаты. Свет начал угасать, а ни одной свечи ещё не было зажжено. Тришен от рождения была дальнозоркой, серьёзное неудобство для учёного, которое исправляли её линзы. С ними на носу ей казалось, что Торисен погрузился в ореол тени, который двигался следом и качнулся вместе с ним, когда он повернулся. Один или два раза он засмеялся, но по большей части хранил зловещую тишину. Тришен задумалась, почему. Злоключения Джеймс, как обычно, были необъяснимыми и тревожными, но ей всегда удавалось их пережить, даже если те, кто привёл их в движение, порой не были столь удачливы. В целом, с учётом всего того, что работало против неё, она справлялась в Тентире очень хорошо.

– Вы не хотите, чтобы она преуспела? – внезапно спросила Матрона.

– Это… может вызвать некоторые трудности.

– Большие, чем её провал?

Он не ответил. Тришен вздохнула и отложила перо прямо посреди вопроса от Кирен.

– Милорд, – сказала она, разминая свои онемевшие, покрытые пятнышками чернил пальцы, – когда мы оба были молодыми, я испытывала нежные чувства к вашему отцу, а он ко мне. При других обстоятельствах вы могли бы стать нашим сыном.

Она приостановилась, вспоминая о том, что в общем-то никто не знал, кто же на самом деле был матерью Верховного Лорда. О ней вообще ничего не было известно, кроме того, что согласно Адирайне, она была чистокровной хайборн Норф, что было довольно странно само по себе, учитывая Резню.