Текст книги "Связанные кровью"

Автор книги: Пэт Ходжилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Глава XVI
Готрегор и Тентир

30–50 – й день зимы

I

Матрона Яран Тришен прохаживалась взад и вперёд по своим пустым покоям, руки засунуты в карманы от холода, дыхание повисает в воздухе облачками пара. Все её ящики были уже упакованы и отправлены, причём те, в которые были уложены книги и свитки намного превосходили числом все остальные. Сама она оделась для путешествия, в плащ и разрезную юбку – последняя была чем-то, чего она никогда бы не одела, если бы все остальные матроны уже давно не разъехались по домам.

В открытое окно залетал снег и ручейками стекал на подоконник и пол. Возможно, ей следовало опечатать анфиладу комнат, но оставаться в ней ничего не должно. Тришен испытывала настоящий ужас при одной мысли о затхлой мебели, её запахе, ощущении. Уж лучше забрать всё подчистую и оставить комнаты открытыми очистительному дыханию зимы. Ох, но это было холодно.

Стук в дверь. Её сердце подпрыгнуло, но это была только капитан её стражи.

– Утро проходит, миледи.

– Я знаю. Ещё несколько минут.

А что если Торисен не придёт? В прошлом, ей не было нужды его звать: он просто заскакивал к ней, в прямом смысле, через окно. Не потому ли она оставила его открытым и сейчас? Она ждала дни, недели, полсезона, когда же Верховный Лорд посетит её после своей поездки на север. Он наконец-то вернул Эрулан в её настоящий дом и, как поговаривают, схлестнулся при этом с Бренвир. Ей очень хотелось узнать, как же так получилось, что они оба остались сравнительно целыми.

Тришен замерла на полушаге: она действительно так жаждет это узнать, или это зудит её уязвлённое самолюбие, что он перестал с ней советоваться? И то, и другое, решила она, вместе с изрядной долей очень сильного желания помочь сыну Ганта чем только сможет, и ради его отца и ради него самого.

Кроме того, с ним определённо что-то случилось со времени того столкновения или что-там-это-было с Матроной Брендан. Прежде чем опустеть, Женские Залы просто полнились слухами.

Ещё один лёгкий стук в дверь. В этот раз на её зов вошёл Верховный Лорд, его щенок волвер Уайс, как и обычно, следовала за ним по пятам.

Выглядел он просто ужасно. Кожа лица плотно обтянула кости, под глазами горели пурпурные пятна, а волосы заметно поблёкли. Сегодня она впервые заметила что-то от его отца в линиях его черепа и мучимых чем-то глазах.

– Вы желали меня видеть, Матрона?

– Я просто хотела попрощаться, а также посмотреть, всё ли с вами в порядке. Ваши люди волнуются.

Он раздражённо стянул с руки перчатку и хлестнул ею по ладони. – Я их кормлю. Я помню их имена. И я ещё должен выглядеть ради них счастливым?

– Конечно нет, – мягко сказала Тришен. – Они просто о тебе заботятся. Точно также как и я. Иди сюда. Сядь.

Она стёрла пыль с подоконника и взгромоздилась на него. После мгновения колебаний он к ней присоединился.

– А теперь скажи мне: Ты хорошо питаешься?

Он удивлённо рассмеялся. – Да, Мама, когда вспоминаю. Это была напряжённая осень, вы же знаете. Как только Брант прислал посевное зерно, мы принялись сеять рожь и озимую пшеницу, не говоря уж о регулярной охоте через день, теперь, когда миграция яккарнов наконец-то началась.

– Это я хорошо знаю. А спишь ты достаточно? Мне мнится, что нет.

Он издал раздражённый звук, встал, и принялся вышагивать по комнате, определённо борясь со своим утомлением, то поддаваясь, то ускользая из него. – Я пытаюсь. Это совсем не те старые дни, когда я намеренно отказывался от сна. Но у меня такие жуткие кошмары.

– Расскажи мне.

Сначала она подумала, что он откажется, что она зашла слишком далеко. Все знали о терроризирующих его кошмарах, которые преследовали его годами и завели на грань безумия.

– Это так глупо, – сказал он наконец, злой на себя и свою слабость. – И всё время одно и то же: Я в постели, на грани сна, а затем приходит она.

– Кто?

– Моя сестра. Джейм. Кто же ещё? Её раздевают языки пламени, пожирающие её одежду. Трое, но она прекрасна. Однако, когда она обнажается, я вижу, что её тело покрыто красными линиями, как будто надписями, но это кровь, а не рисунки. А затем она, столь же невозмутимо, начинает сдирать свою кожу тонкими полосками и развешивать её на раме кровати. Я не могу шевельнуться. Когда она полностью обнажается, вплоть до красных вен, синих артерий и длинных, белых мускулов, она раздвигает заслон из красных лент своей собственной кожи и влезает в постель ко мне.

Осознав, что сидит с открытым ртом, Тришен захлопнула его.

– Я… понимаю. Я думаю. Иначе говоря, вы были там той ночью, когда ваша сестра угрожала ободрать того кадета живьём, не так ли?

– Трое, видели бы вы её, играющую в кошку с той напуганной мышкой кадетом. Она рисовала на нём кровавые линии своими проклятыми ногтями, а он не мог шевельнуться. Я тоже не мог сделать ни шагу, разве что отвернуться и уйти. Отец был прав: Я слабак, а она монстр.

– Но она же всё-таки не ободрала того парня, вы же знаете. – Её голос ошеломлённо подскочил. – Верховный Лорд, вы что, не читаете свою корреспонденцию из Тентира?

– Когти бога, я там был! Я всё видел! Чего ради мне хотеть читать подробный отчёт о случившемся?

– Вы определённо не всё видели. Вы что, хотите сказать, что оставили официальный рапорт непрочитанным только из-за простого сна?

В иное время её благоговение пред рукописным словом могло его позабавить. Но сейчас он мог только глазеть на неё, открыв рот.

– Милосердные Трое, как вы можете так плохо думать о своей сестре? Будь она монстром, насколько легче бы всё тогда стало; однако, она им не является, а дела обстоят далеко как не просто. Вместо этого, вы две непростые личности, связанные кровью и любовью. Попытки укрыться от этого факта в неведении не делают вам чести, а, кроме того, это опасно. Я заметила, что ваш отец считал мир чёрно-белым, тогда как истина лежит в том, что он серый. Эта уверенность способствовала его падению. Теперь вы – лидер своих людей. И вы не можете позволить себе сидеть в углу подобно маленькому мальчику, зажмурившему глаза и сунувшему пальцы в уши. Вы хотя бы знаете, что натворил этот жалкий кадет?

Он не знал. Она ему сказала. Он пришёл в ужас.

– И Шет позволил ему остаться в Тентире?

– Да, хотя и лишив всяких званий – они решили, что это худшее наказание, чем просто выкинуть его вон из училища.

– Я полагаю, что всё это вам сообщила Кирен. – Это прозвучало наполовину насмешкой. Утреннее солнце всё ещё не перевалило через линию крыш, так что половина комнаты лежало в тени, и именно там и он предпочитал разгуливать. Сидящий на пороге щенок беспокойно зашевелился.

– Она кое-что подрассказала. Остальное, мне думается, общеизвестно. И да, у Кирен есть друзья в училище, которые сообщают ей о таких вещах. Вы назовете это шпионажем, или просто хорошей разведкой?

Он скорчил рожу. – Во всяком случае, получше, чем у меня. Ладно, я вас понял. Однако, вы же знаете, что я чувствую насчёт шаниров. Я как раз прибыл из Фалькирра, где Бренвир прокляла и меня, и одежду, в которой я стоял.

– О нет!

– Однако, это, похоже, не подействовало, разве что до той степени, что всё моё нижнее бельё превратилось в лохмотья. Но мне никто не сказал, что она прокляла также и мою сестру.

– «Безродная и бездомная, кровь и кость, будь проклята и изгнана», – Тришен передёрнуло. – Ужасное проклятие, но, похоже, оно оказало на неё не больше воздействия, чем на вас.

– Вот ещё хуже: «Будь ты проклят, парень, за то, что бросил меня. Вероломный предатель… Я проклинаю тебя и изгоняю тебя. Кровь и кость, ты мне больше не сын».

Его голос огрубел. Тришен почувствовала, как по её спине пробежала дрожь. Она осторожно вынула линзы из своей маски. Все предметы поблизости смазались, но всё, что было на расстоянии, заострилось. И снова, рядом с вышагивающим Верховным Лордом реяла тень, говорящая сквозь его губы. Ох, как же она надеялась, что это было всего лишь игрой света, и, в тоже время, что она снова сможет с ним поговорить после всех этих лет…

– Гант, – сказала она мягко. – Почему ты такой несчастный? Киндри произнёс руну самовоспламенения, которая должна была освободить тебя. Почему ты всё ещё здесь?

Он глянул на неё из теней, из прошлого, единственный человек, которого она когда-либо любила, и его лицо скрутило болезненной судорогой от жестокой ненависти к самому себе.

– А не рассказать ли мне тебе, Триш, как я сказал своему сыну, что в этом холодном замке, где он прячет свою жалкую, ничтожную душонку, я тоже пойман в ловушку? Помнишь моего дорогого братца Грешана, этого мерзкого шанира? Просто капля крови на кончике его ножа, не достаточно сильно, чтобы привязать больше, чем на час или два, но достаточно долго, чтобы сделать игру более интересной.

– «Дорогой, маленький Гангрена,» называл он меня, никчёмный, хныкающий лжец, которому никто не поверит – и никто и не верил.

– «Теперь, открой пошире рот,» говорил он, «или я сломаю тебе зубы – опять – ножом. Ну вот. А теперь, иди ко мне.»

– Я был ребёнком, Триш, привязанным кровью и униженным. И ты ещё удивляешься, почему я никогда не мог полностью от него освободиться? Или тому, что я начал ненавидеть всех шаниров? О, я был рад, когда он умер, но это ничего не изменило. Ничего. И вот почему я стал тем, чем стал.

Тришен закрыла руками рот. – О, мой дорогой, – сказала она сквозь трясущиеся пальцы. – Тебе следовало рассказать мне. Я бы тебе поверила. Ох, но как же твой отец мог быть таким слепцом? Но Грешан был его любимчиком. Я всегда это знала. Я даже не думала…

Её кончики пальцев на губах похолодели. – Гант. Ты не хочешь, чтобы твой сын покидал тебя, поступал против твоей воли. Только не говори мне, что ты… ты…

– Что, Триш, что?

Он стремительно выступил из теней, хорошо знакомое лицо, накладывающееся на другое, значительно более младшее, и запнулся о щенка волвера. От растянувшейся ничком фигуры Торисена поднялась тень, и бежала, преследуемая Уайс. Они, казалось, неслись друг за другом по холмам мёртвой травы под свинцовым оком луны к руинам остова замка. Тень, у пяток которой щёлкали белые зубы, проскользнула внутрь сквозь дверь. Потом Уайс прирысила обратно.

– Леди? – Дверь распахнулась к свету, разливая по комнате утро.

Торисен сидел на полу, тряся головой, ошеломлённый. – Должно быть, споткнулся. Прошу прощения. – Капитан стражи Тришен помогла ему подняться на ноги. – О чём мы тут говорили?

– Я как раз говорила, что мне пора уходить. – Она взяла его руку и поцеловала её. Казалось, что только филигранные узоры шрамов создавали хоть какое-то тепло. – Ешьте и отдыхайте, милорд. И ничто из того, что вы делаете, не должно посещать вас в кошмарах… если только вы не продолжите игнорировать свою корреспонденцию.

С этим она поспешно выскочила из комнаты, размашисто шагая в своей закручивающейся, разрезанной юбке и не оглядываясь назад.

II

Торисен растерянно стоял на месте. Его голова ощущалась такой же пустой, как и комната, подобно сцене, с которой ушли все актёры, но у него не осталось совершенно никоих воспоминаний о спектакле, начиная с того момента, когда он рассказал Тришен о проклятии Бренвир. Как бы ему ни нравилась Матрона Яран, с ним, похоже, случались странные вещи, когда он рядом с ней находился. Но её он тоже потерял. Весна и её возвращение казались теперь такими далёкими, надёжно укрытыми поземкой и завесами мокрого снега.

А между тем, она, конечно, права: он был глупцом, без всяких сомнений приняв на веру то, что, как он думал, он видел в Тентире. Он действительно хотел так дурно думать о своей сестре, считать её монстром, таким же, каким её видел их отец? Чёрное, белое, серое – кровь красная. Не было ли всё это просто отчаянным предлогом, чтобы вообще не иметь с ней никаких дел – а если так, то чего хорошего это ему принесло? Похоже, абсолютно ничего.

Всякий раз, когда ты поворачиваешься к правде спиной, она кусает тебя в зад.

Кроме того, он сглупил, не разузнав всё что можно о землях и людях, которыми он предположительно правил. В его покоях его дожидалась груда отчётов, высотой в целый фут, копившихся с начала осени. Тяжело вздохнув, он принялся за них.

III

Сапоги Джейм постепенно заносило снегом, кроме их носков, на которых скрючился дрожащий Жур. Её руки и ноги болели от холода, а глаза слезились. Это просто нелепо. В засыпаемом снегом квадрате стояли только она, Горбел и Тиммон, их окружали безмолвные кадеты, собравшиеся под навесом дощатой галереи. По окончании сбора, они ретировались в укрытие, оставляя трёх лорданов замерзать, как будто их поставили сторожить друг друга. По крайней мере, солнце уже встало и испускало хотя бы немного иллюзорного тепла, но они провели на своих постах уже большую часть первого урока, да и к тому же без завтрака. И чего все так ждут?

Вант склонился к уху Тернослив. Её тяжёлые плечи сгорбились, как будто отбиваясь от его слов. Джейм хотелось, чтобы он оставил своего бывшего кадета в покое: он, кажется, всё время её изводил.

Падающий снег облепил её ресницы. Миновала только первая четверть зимы, однако ей казалось, что она мерзнет уже целую вечность.

Сегодня они должны были выбрать свои союзные дома для Зимней Войны. Почему бы им с этим не поторопиться?

Думай о тепле. Думай о сне. Она стоит в своих освещённых огнём покоях перед большим зеркалом. Она знает, что она одна, и всё же, в посеребренной поверхности она видит Тиммона, который стоит за ней и улыбается через её плечо. Его руки скользили над её, пока она раздевалась. Её кожа была разрисована красными знаками обольщения и соблазнения. Его улыбка перешла в самодовольную гримасу. Он тоже был обнажён, но его символы кровоточили. Когда он с растущим ужасом начал тыкать в них пальцем, то его кожа стала слезать прочь под его прикосновениями. Она развернулась к нему.

– Прекрати это!

Тиммон в квадрате зашатался и упал, как будто его и в самом деле толкнули. Кадеты зааплодировали. Что, во имя Порога…

Вант снова принялся нашёптывать что-то в ухо Тернослив.

Он хочет, чтобы она что-то сделала, подумала Джейм, но вот что?

Она вдруг зашаталась, испытывая приступ внезапного головокружения, как будто земля начала уходить у неё из-под ног. Это что, ментальный армрестлинг? А если и так, то не участвует ли в игре дополнительный игрок?

Горбел нетерпеливо хмыкнул. – Ну хватит. Я замерзаю. Вниз!

Его пристальный взгляд был как сильный толчок. Уже и так не твёрдо стоящая на ногах, Джейм упала. Кадеты снова захлопали и потоком устремились обратно в казармы для запоздалого завтрака.

Рута помогла Джейм подняться и отряхнула её. – Девяносто минут. Не плохо, десятка. Этот Горбел – крепкий тип, при всём его жире.

– Во имя Порога, что всё это было?

– Ты не знала? Это традиционный способ решить, кто первый будет выбирать союзников для войны. Ты вторая.

– Да нет, я имею в виду всё это пихание.

Рута выглядела смущённой. – Ты приказала Тиммону прекратить, а Горбел скомандовал тебе упасть. Почему ты потеряла равновесие в первый раз, я не знаю.

Как и Джейм, но она видела Ванта, который хлопал Тернослив по плечу и улыбался.

По-прежнему лишённая завтрака, она заковыляла вслед за остальными восемью главными десятниками в большой зал. – Ты почему меня не предупредил, что это было испытание? – едва слышно потребовала она у Тиммона.

Он ухмыльнулся. – Что, и лишиться возможности тебя удивить? От этого я откажусь в последнюю очередь.

– Ты не мог бы, хотя бы, прекратить изводить меня своими снами? Они никогда не выходят так, как надо, и я ненавижу, когда ты втягиваешь в них Тори.

– А это уже твоя работа, а не моя. Всё было бы намного лучше, если бы ты просто позволила мне провести себя через них.

– И отказаться от всякого контроля? Нет, я так не думаю.

Хотя ей по-прежнему нравился Тиммон, она не доверяла ему, когда он пребывал в подобном настроении. То, что когда-то было желанием взаимных удовольствий, уступило место лихорадочной потребности доминировать, в подражание, вероятно, его отцу. Им обоим не повезло с отцами, но, похоже, что только Джейм осознавала это. Если она когда-нибудь начнёт действовать подобно Ганту или, ещё хуже, подобно его брату Грешану, она сильно надеялась, что кто-нибудь сломает ей шею.

Главные десятники собрались у камина и принялись греть руки.

– Значит, так, – бодро сказал Эдирр. – Горбел, Джеймс и Тиммон, в таком порядке. Ну и кого ты выберешь первым, Горби?

– Рандиры, – без колебаний сказал Горбел и главная десятница Рандир подошла и встала рядом с ним.

– Норф?

– Бренданы. – Она долго и напряжённо обсуждала это со своими десятниками. Дом Бренданов выбрали в союзники из-за его размера, а так же из-за его совместимости с их собственными кадетами. Может, ей всё ещё удастся прихватить Яранов, её собственных фаворитов.

– Ардет?

– Яраны. – Чёрт. Теперь остались три меньших дома.

– Каинрон?

– Команы. – Ничего удивительного. Хотя лорд Коман всё ещё колебался, его давним союзником был Лорд Калдан.

– Норф?

– Даниоры. – Самый маленький дом из всех, только двадцать пять кадетов в училище, но зато кровные родичи.

– Ардет?

– Эдирры.

Три группы по три дома, ранжирующиеся от трёхсот тридцати девяти кадетов лордана Каинрона до двухсот тридцати одного кадета лордана Норфа, с тремя сотнями лордана Ардета, лежащими посередине.

Эдирр произвёл быстрые подсчёты. – Это означает двести десять суммарных очков за флаги для Каинрона, сто восемьдесят для Ардета и сто пятьдесят для Норфа.

Очки за флаг начинались с одной сотни для самого большого дома (Каинроны) и понижались на десятку вплоть до самого маленького, двадцать для крошечного Даниора. Их начисляли или отнимали вместе с приобретением или потерей соответствующего флага. Личные шарфы также учитывались, как и в гене, начиная от командиров и вплоть до отдельных кадетов.

– Ну вот и всё. – Горбел хлопнул своими коренастыми, обветренными руками. – А теперь завтрак.

IV

В Тентир определённо пришла зима.

Внутри, некоторые камины горели круглые сутки, а другие зажигали только на ночь. Внутренние цепочки смежных залов держали в основном закрытыми, чтобы не позволять ветру свистеть через них из одного конца Тентира в другой. Ставни на окнах были закрыты, наружу вытащили спальные меха, и развесили всюду портьеры, чтобы помешать сквознякам. Если дела пойдут действительно плохо, весь домашний скот загонят внутрь подземных конюшен или в большой зал, тогда как кадеты ретируются или в зал тлеющего железного дерева, или в те комнаты в Старом Тентире, которые им отапливаются.

Ходили разговоры о восстановлении обугленных гостевых покоев Норф в Старом Тентире, но к облегчению Джейм из этой затеи ничего не вышло.

Внешняя активность практически прекратилась, за исключением присмотра за скотом, заготовки дров и охоты. Отдельные уроки всё ещё проводились на заснеженных полях, но при этом все, по крайней мере, двигались. Из развлечений были снежные бои и катание по замёрзшей Серебряной, теперь уже без риска провалиться под лёд.

Каждый вечер повсюду распространялась игра в ген, которой предавались со всё возрастающим жаром, по мере того, как приближался День Середины Зимы. Джейм значительно расширила свой набор карт случая. Дискуссии о том, насколько они осуществимы в пределах Тентира расходились широким веером мнений и частенько заканчивались тем, что их участники вскидывали вверх руки, восхищаясь если не практичностью своего лордана, то её воображением. В конце концов, как можно справиться со штормом предвестий[75]75
  weirdingstrom


[Закрыть] или нашествием призрачных убийц или миграцией яккарнов? Джейм с беспокойством отмечала, что большинство её идей подходит охотниками или, как их теперь называли, скаутам, но не командирам. Мысли о том, чтобы возглавить три дома, пусть даже в имитации битвы, продолжали её ужасать.

Что касается занятий, то три группы домов тренировались теперь исключительно друг с другом, чтобы узнать силы и слабости друг друга.

Три дома из набора Тиммона пожалуй лучше всего соответствовали друг другу: Эдирры взывали к его собственному врождённому легкомыслию, тогда как Яраны добавляли их характерам сдержанности и добродушия.

Союз Каинронов и Рандиров выглядел странным с самого начала. Главная десятница Рандир, Риф, определённо считала Горбела не больше, чем шутом, и обращалась с ним соответственно, мимоходом отменяя его приказы и, вообще, принимая такой превосходящий вид, что заставляла Лордана Каинрона яростно скрежетать зубами.

Что касается её самой, Джейм осталась умеренно довольной Берриминт[76]76
  Berrimint – ягода-мята


[Закрыть], главной десятницой Брендан, которая продемонстрировала всю твёрдую надёжность её дома, хотя и гораздо меньше воображения и энтузиазма, чем понравилось бы Джейм. Дони, юный главный десятник Даниоров старался изо всех сил, но он слишком сильно зависел от своих старших товарищей рандонов. Тем не менее, он хорошо умел переводить карты случая гена в реальные ситуации, которые можно было потенциально использовать в войне.

Только класс Сокольничего продолжал собираться не обращая внимания на линии фронта, хотя их товарищи животные вполне могли быть использованы друг против друга в игре. Такая перспектива не радовала ни одного Соколёнка; хотя правила стремились ограничивать насилие между кадетами, их компаньоны часто казались расходным материалом.

– Они не понимают, – сказала Мышь, защищающе сжимая пригоршню меха и беспокойных усов. – Никто не понимает, кроме нас.

V

За двадцать дней до Середины Зимы Комендант прислал Верховному Лорду записку, которая содержала удивительное предложение. Торисен прочитал его с поднятыми бровями, но затем отложил в сторону для дальнейшего изучения.

VI

За десять дней до Середины Зимы, кто-то начал охотиться на скотину, когда её оставляли на ночь без присмотра. По отметинам гигантских зубов и когтей, оставленных на расчлененных тушах, стало ясно, что в этот раз враг не человек. Была выставлена охрана. Ночью, в бурю, несколько из них были убиты. Остальные рассказывали о громадном пятне мрака, двигающемся среди перепуганных животных, и вспышках чего-то белого, которое отогнало его прочь. Поутру Джейм обнаружила мастера-лошадника зашивающим четыре глубоких пореза на плече раторна, таких же широких, как размах её обеих разведённых рук.

– Это выглядит хуже, чем есть на самом деле, – заверил он её, отражая наскок раторна при укусе иглы. – Тем не менее, некоторое время он будет стеснен в движениях.

Джейм коснулась свежего шва. Первые боевые шрамы моего малыша. – Как вы думаете, что это было?

– Некоторые говорят – жутковолки, другие – пума. Сам я думаю, что это, прокляни-его-Трое, громадный пещерный медведь, вероятно старый самец, потерявший свою территорию с началом сезона спаривания.

– Горбел думает то же самое. Он попросил разрешения поохотиться на него и Комендант дал согласие. Ему будет очень приятно, если он наконец-то заполучит кого-то, кого он сможет убить в полном соответствии с законами природы.

– Ха. Если только зверюга не убьет его первой.

Сцена в квадрате, увиденная позже утром, сильно напомнила Джейм сбор для охоты на раторна прошлым летом, которую сорвала блуждающая золотая ива и другие природные рисковые случаи. Здесь опять были лошади и всадники. Первые, в этот раз, были в сапогах из сыромятной кожи, чтобы не дать льду скользить под их копытами, а вторые были одеты в охотничьи кожаные костюмы с нашитыми полосками меха. Горбел брал с собой четыре полные десятки Каинронов, включая свою собственную, одних, чтобы ехать верхом, других, чтобы бежать с гончими. Третья группа ждала с луками и стрелами, чтобы служить в качестве загонщиков и резерва. С каждым из трёх менее искусных десятников отправлялся опытный саргант. Никто не стал предлагать, чтобы и Горбел взял с собой одного, хотя Риф шепнула что-то своей Пятёрке, которая захихикала.

Тем временем, отдельными сворами бурлили собаки всех сортов: ищейки[77]77
  lymers


[Закрыть], чтобы охотиться за запахом, пары жуткогончих, чтобы преследовать добычу и молокары, чтобы (будем надеяться) её завалить.

Горбел даже выписал из Рестомира своего домашнего любимчика бесёнка[78]78
  pook


[Закрыть], который привлёк свою долю восхищённого внимания. Лохматая маленькая собачка больше напоминала собой пуфик, один конец едва отличим от другого. Больше того, единственным способом определить, сколько же у неё всё-таки ног, было перевернуть её на спину и потереть ей живот, после чего все четыре лапы принимались в восторге молотить воздух, а то один конец, то другой издавал пыхтящие шумы.

Среди Рандир поднялось ещё больше приглушённого смеха.

– Что она может увидеть сквозь все эти волосы? – воскликнула Риф. – И что она может учуять, кроме самой себя?

Горбел сердито на неё поглядел. – Твиззл их породы холмовых волчат[79]79
  hill-pup


[Закрыть]. В конечном итоге, он сможет разыскать всё, что я его попрошу, несмотря на все складки земли.

Твиззл чихнул и уподобился взорвавшейся швабре. Горбел потёр свой собственный нос. Смотри-ка, подумала Джейм, Хммм.

Наконец, Каинрон запрыгнул в седло, прогудел охотничий рог и они отбыли.

В целом, Джейм им не слишком завидовала. Пока что небо было ярким и безоблачным, но Сокольничий предупредил их о том, что это только временное затишье между снежными бурями.

Минуло три дня.

В этом не было ничего особо удивительного: охота на медведя была скорее бегущим сражением, чем коротким, острым преследованием зайца или лани. Поскольку медведь обычно охотился довольно далеко от своей берлоги, во все стороны рассылались многочисленные отряды, чтобы обнаружить его запах, каждый, по крайней мере, с одной особенно хорошей ищейкой. Когда след был найден, рога созывали остальные команды, чтобы присоединиться к погоне. Из-за выносливости медведя, часто использовали регулярную смену гончих. Если зверя загоняли в ловушку в сумерках, то собаки окружали его на всю ночь, чтобы не дать ускользнуть прочь. А если ему всё же удавалось выскользнуть, то охота продолжалась на следующий день, и на следующий, и на следующий. Убивали зверя стрелами, копьями и дротиками – всем, что позволяло держаться вне его смертоносной зоны досягаемости.

В данном случае, все ближайшие следы были надёжно стёрты бураном в ночь накануне. Поэтому Горбел разослал свои отряды во все стороны света, в надежде на то, что одна из ищеек поймает запах до того, как бесёнок отыщет его своими собственными, медлительными способами.

На третий день они стали возвращаться обратно. Только западная группа смогла обнаружить и убить медведя; тем не менее, специалисты решили, что он был слишком мал для того, чтобы нанести такие жуткие раны, как на убитых животных. Двойки и тройки, на которые разбрёлся северный отряд Горбела, докладывали о многочисленных ложных следах, и изредка попадающихся на глаза отпечатках лап такого размера, что они были больше всего, во что можно было поверить.

Последним прибывшим, вместе с бураном, наступающим ему на пятки, был Киббет, белый от утомления. Он почти вываливался из седла, но при виде Коменданта сделал над собой усилие и взял себя в руки.

– Где Горбел?

– Он мёртв, Ран.

VII

Рандоны, сарганты и главные десятники собрались в офицерской столовой, где за столом сидел Киббет, изредка тыкая ложкой в чашку с тушеньем.

– Мы шли на север, – начал он, не встречаясь ни с кем глазами. – Когда мы наконец обнаружили след, он был разорван на части. Сперва от нас отделились Обидин, Амон и Рори, чтобы последовать за одним из обрывков следа; затем Хигберт и Досада – за другим; и наконец, Дур, Тиггер и Кора отправились по третьему.

– Почему Кора не остался вместе со своим хозяином? – спросил Комендант, кружась вокруг стола, руки сцеплены за спиной. Говорил он тихо и спокойно, но его каблуки сталью щёлкали о каменные плиты пола. В конце концов, речь шла о сыне его лорда.

– Кора хотел остаться, но Десятка сказал, что Дур и Тиггер сами не знают, что творят, и нуждаются в том, чтобы их руки направляли. Так что остались Десятка, я и бесёнок.

В укрытом от снега месте они обнаружили громадные отпечатки лап, вдвое длиннее человеческих и вчетверо шире. Горбел протрубил в рог, но никто не отозвался, только эхо крутых горных склонов ущелья, через которое они проезжали. Киббет хотел вернуться назад и собрать остальных, но Горбел просто жаждал крови, а бесёнок Твиззл возбуждённо пыхтел. А потом, из-за валуна на них набросился медведь. Он с рёвом взметнулся над лошадью Горбела и одним могучим ударом ободрал большую часть задней луки седла и лошадиного крупа. Лошадь с визгом упала на землю, а медведь рухнул на неё.

– Я думаю, что Десятка упёрся толстым концом копья в землю, и, падая, медведь попал и на него, тоже. Я слышал хруст ломающийся костей, но не мог увидеть Десятку под всей этой грудой чёрного меха. Она задрожала, а потом всё стихло.

Киббет дотронулся до своего запястья и опустил пониже рукав, но не раньше, чем Джейм успела заметить опоясывающее его кольцо из синяков.

Потом он попытался освободить Горбела, рассказал он, но сумел вытащить наружу только одну руку. Пульса у неё не было. Затем, поскольку он не видел не единого способа сдвинуть эту громадную массу самостоятельно, он отправился за подмогой.

– Ты пометил вход в ущелье? – спросил Комендант.

– Что, нет, Ран, но я его узнаю, как только снова увижу.

– Ты имеешь в виду «если,» – прорычал Харн. Он выглядел ничем не лучше медведя, с его налитыми кровью глазами, звериным выражением лица и растрёпанными волосами. Джейм задумалась, а не болен ли он. – Если ты не заметил, в той части гор несколько тысяч ущелий и оврагов, и подобно всему остальному в этой проклятой долине, они всё время смещаются по собственной воле, если только не приколочены намертво.

Комендант вздохнул. – Ну хорошо. Утром, если снег прекратится, мы попробуем отыскать тело.

– Что ты обо всём этом думаешь? – Спросил у Джейм Тиммон, когда они покинули столовую.

– Ничего хорошего, возможно по глупой причине: бесёнок домой не вернулся.

VIII

Вьюга бушевала большую часть ночи. Ветер гремел ставнями, как будто пытаясь их оторвать, а снег просачивался внутрь сквозь щели. Джейм лежала, закутавшись в свои меха, слушая стоны и рёв ветра, наблюдая за пламенем под медным котлом, танцующим от лёгких, блуждающих сквозняков, и снегом, плывущим вниз через дымовое отверстие в крыше. Ближе к рассвету, когда рокот бури споткнулся и затих, она встала, оделась в свою самую тёплую одёжку и, оставив Руту и Жура сладко спать за её спиной, спустилась вниз, в кладовку, чтобы забрать упряжь Черепа.

Она нашла раторна, споткнувшись об него. Он свернулся в клубок, скорее как кошка, чем как лошадь, в укрытии валуна. Под его лохматой зимней шубой разрезы на его плече были всё ещё красными и болезненными; тем не менее, стежки держали и порезы подживали.