Текст книги "Разрушай и подчиняй (ЛП)"

Автор книги: Пэппер Винтерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Он фыркнул.

– На моем мотоцикле, возможно, но больше нигде.

– Миролюбивый.

Он рассмеялся.

– Хм, еще большая ложь.

Я замотала головой, со всей серьезностью в голосе.

– Ты миролюбив. Ты борешься за то, во что веришь. Борешься за то, что принадлежит тебе, но в своем сердце... ты добрый и нежный ты не являешься частью этого мира, – мой голос понизился до шепота. – Как и я.

Он застыл. Слова «я люблю тебя» танцевали в его глазах. Мы еще не говорили этого. Но я хотела. Черт, как я хотела этого.

Мои губы скривились в улыбке.

– Ты также идеалист.

Он кивнул, отвлекаясь от любви и недосказанной правды.

– Ладно, отчасти я согласен с этим, – он уткнулся носом мне в шею. – Это звучит довольно мило. Есть какие-то плохие черты характера, которых я должен остерегаться?

Я вздохнула, мои глаза зафиксировались на его губах. Я хотела, чтобы он меня поцеловал. Очень.

– Поверхностность и тщеславие.

Он резко фыркнул.

– Ах, какая прекрасная концовка, – прижимаясь ко мне всем телом, он пробормотал: – Жаль, я согласен с этими характеристиками больше всего.

Воспоминание закончилось, швырнув меня на холодный пол к разъяренному мужчине надо мной. Я не смогла разглядеть парня из моего прошлого. Он был размыт – как мутный объектив или дефектная фотография.

Что было реальным? Чему я могу верить?

– Какого хрена ты упомянула астрологию? – потребовал Килл. Его пальцы, обернулись вокруг моего горла.

Мою кожу покалывало от жара. Каждый сантиметр, которого он касался, разжигал костер под моей кожей.

– Ты трахаешь мой мозг. Если ты думаешь, что я позволю тебе играть с моими мыслями. – Его гнев сплотился с... Это был страх?

Растерянность в его взгляде появлялась и исчезала, будто умирающий светлячок.

– Ты для меня ничто – поняла? Ты меня не знаешь. У тебя нет никакой власти надо мной. И ты, определенно, не можешь трахать мой мозг своими выдумками. – Он приблизил губы к моему уху, тяжело дыша. – Зачем ты говоришь это?

Я не смогла ответить. Мое мчащееся сердце лишило меня дара речи.

– Ответь мне, черт возьми, – прорычал он. – Сейчас же!

Все сказанное им было ложью. Он почувствовал что-то, когда я упомянула день его рождения. Он отреагировал на что-то скрываемое в его прошлом. Его злость была фасадом – жуткая стена вокруг сильнейшей давней боли, пылающей в его глазах.

– Я не играю с тобой, – прошептала я. – Прошу, расскажи мне, что ты знаешь.

Он отклонился назад, его лицо стало бледным и жестким.

– Я никогда ничего тебе не скажу, потому что ты не она, черт возьми. Это долбаный трюк. Коварный, злой фокус.

Мое сердце раскололось, проливая свою жизненную силу. Я отдала бы десять лет своей жизни, лишь бы узнать, что он от меня скрывает.

Вдруг его огонь погас, и он ссутулился надо мной. Его пальцы обвили мою шею, и я жадно хватала воздух.

Он отключился, чуть слышно прошептав:

– Ты не она. Ты не мой стрелец.

Я замерла, желая его признанием разбудить что-то внутри себя. Я зажмурилась, позволяя его бессознательному телу еще сильнее прижать меня к кафелю.

Пожалуйста, вспомни.

Моя голова болела, глаза жгло.

Стрелец и весы.

Ничего.

Боль опустошала меня. Светлячки истины, которые я заметила в его глазах, порхали вокруг нас, разгоняясь все быстрее и быстрее с каждым неровным вдохом.

Бедра Килла вжались в мои, большая пряжка впилась в мою нежную плоть. Несмотря на то, что он был практически без сознания и полон боли, его мужественное тело пробудило во мне дремлющую женственность.

Я не могла игнорировать его мужество между своих ног. Или его запах – полночного ветра и океана – под кожей и кровью. Мои чувства оживали и были искренними – упиваясь им.

Я извивалась и выворачивалась, пытаясь освободиться. Я вылечу его, до того как он уйдет в никуда. Воспоминание утвердило мое решение. Независимо от моего будущего.

Его любовь к кому-то – к ней – только укрепила мое решение заваливать его вопросами, до тех пор пока не получу ответы.

Глаза Килла распахнулись, стеклянные и тяжелые. Его бедра дернулись, потеревшись об мои.

Я прикусила губу, ненавидя то, как это незначительное движение направило электричество в мой кровоток.

Он медленно поднял голову, моргая как обдолбанный. Ему стало еще хуже: я волновалась, что после следующего обморока он не очнется.

– Я заключу с тобой сделку, – прошептала я. Я ненавидела то, каким мягким и покорным стал мой голос. Каждый сантиметр его тела превратил меня из жертвы в соблазнительницу против моей воли. Мои пальцы жаждали пробежаться по его густым, длинным волосам. Мои соски напряглись, чувствуя его грудь, плотно прижатую к моей.

Я не должна была думать о сексе. Но в такой близости от него это все, на чем я могла сосредоточиться.

Его глаза широко распахнулись,

– Ты не в том положении, чтобы торговаться.

Он поморщился, скрипя зубами от мучительной боли.

Сохраняя свой голос таким же низким, я прошептала:

– Я в идеальном положении, чтобы торговаться. Если ты не позволишь мне обработать рану и уложить тебя в постель, ты снова вырубишься, а когда очнешься, я буду далеко.

Я не уйду, пока не разберусь.

Его бровь изогнулась, боль сковала его.

– Ты должна уйти. Очевидно ведь, что я не смогу тебя догнать. – Он вздохнул, сбрасывая напускную байкерскую злость. – Почему ты все еще здесь?

– Ты знаешь почему, – вздохнула я. Пожалуйста, скажи мне почему.

Он покачал головой.

– Ты...– он остановился, передумал и пробормотал: – Погоди, ты сказала, что хочешь уложить меня в постель?

Его бедра чуть толкнулись, испытывая меня.

Я понимала, что должна была отбиваться, испугаться и взбеситься из-за того, что он пользуется мной – но я... не смогла.

Я не играла в игры. Я могла проиграть слишком многое, а все, что могла выиграть, узнать, кем я была. Не стану скрывать, что я находила его чрезвычайно привлекательным. Я бы не пыталась и не притворилась, что я не хочу быть с ним – всем ним – включая все его скрытые воспоминания.

Мой мир сократился от семьи, друзей и карьеры, которых я не помнила, до него. Только его и меня. Здесь и сейчас.

Правда была единственным способом двигаться вперед.

Я не отводила он него глаз.

– Ты цепляешься не к той части разговора. Если ты не позволишь мне помочь тебе, ты умрешь.

– И это пойдет тебе на пользу, так почему это тебя волнует?

– Я тебе говорила. Я волнуюсь, потому что у меня есть вопросы, очень много вопросов, и ты единственный, кто может на них ответить.

Он усмехнулся, но его лицо теряло силы, ослабев снова.

– У меня нет ответов на твои вопросы.

– Я думаю есть.

– А если я это сделаю, но решу тебе никогда ничего не рассказывать – что тогда?

Я промолчала, во мне поселилась уверенность.

– Я тебя заставлю. – Я мягко улыбнулась. – Я могу быть очень убедительной.

Я так думаю.

Душераздирающая тень отчаяния наполнила его глаза, чтобы исчезнуть через секунду.

– Кое-кто однажды сказал мне, что я был невероятно упрям.

– Естественно. В противном случае ты позволил бы мне встать, и я бы излечила тебя.

Он не улыбнулся, напряжение стягивало его мышцы.

– Кто ты такая?

Печаль появилась из ниоткуда,

– Я надеюсь, ты мне расскажешь.

Он отвернулся, гнев придавал ему сил. Он скатился с меня, будто больше не мог находиться вблизи от меня. Уставившись в потолок, Килл проворчал:

– Хорошо, лечи меня.

Я села, прижимая ладонь к своей ноющей спине.

Килл добавил:

– Я даю тебе слово, что буду лежать здесь, и позволю тебе протыкать меня проклятой иголкой. Я даже позволю тебе размахивать пистолетом перед моим лицом, если это заставит тебя чувствовать себя в безопасности, но я хочу кое-что взамен.

Мои брови приподнялись.

– Ты хочешь больше чем свою жизнь? Это немного алчно, тебе не кажется?

Повернув голову, он остановил свои зеленые глаза на мне.

– Я хочу знать о тебе все. Шрамы. Татуировки. Все это. Меня не волнует, сколько это займет времени. Меня не волнует, как я заставлю тебя вспомнить. – Воздух мерцал, когда его гнев нарастал. – Но вот что я скажу тебе – если ты мне солжешь, я убью тебя. Справедливо и чертовски просто. Я не знаю, вешаешь ли ты мне лапшу на уши или это правда, но независимо от этого – одна ложь и тебе конец.

Он поднял палец, и грубо тыкая, указал мне в лицо.

– Ты никогда не станешь мне врать. В момент, когда ты это сделаешь, твоя жизнь закончится, и это, – он махнул рукой между нами, – все что происходит с нами – это нелепое перемирие – закончится. Я продам тебя и никогда не подумаю о тебе снова. Я ненавижу, когда мной манипулируют, милая, и ты не захочешь сделать меня своим врагом.

Он похлопывал рукой по своей ране, его тело, выгнулось над кафелем.

– Ты согласна на такие условия?

Я трепетала от надежды. Связь – необъяснимая привязанность пульсировала.

– Согласна. Но только если ты обещаешь не врать мне взамен.

Он закрыл глаза, его лоб испещрили морщинки от печали.

– Иногда ложь – это единственное, что держит в здравом уме. Я не дам тебе этого обещания.

Его слова были окончательными. Безоговорочными.

Я ненавидела то, что он требовал от меня так много, но я никогда не смогу получить взамен, то в чем нуждаюсь я.

– А если я не смогу рассказать тебе? Если никогда не вспомню?

Он неуклюже пожал плечами, стиснув челюсти.

– Тогда ты просто останешься в неведении, и я от тебя избавлюсь. Не заставляй меня пожалеть о каждом гребаном поступке, который я совершил.

Мои руки сжались.

– О чем ты пожалеешь? Что-то было между... нами? Пожалуйста... ты меня знаешь или нет?

Тревога заставила мое сердце бренчать болью.

– Пожалуйста...

Он кашлянул.

– Принеси аптечку. Я не чувствую...– его голова повисла.

Проклятье.

Я вскочила на ноги, выбежала из кабинета с множеством компьютерных мониторов, и бросилась в коридор. Я проверила две двери – одну в гостиную, а другую в домашний кинотеатр, прежде чем найти ванную.

Было странно бегать босиком и без белья в доме человека, который выкрал меня из моей жизни и возглавлял банду байкеров.

Все мысли о побеге улетучились.

Меня не манила ни входная дверь, ни телефон на подставке у лестницы.

Ничто не может дать мне желаемое.

Только грубиян, истекающий кровью на полу.

Что если он откажется рассказывать тебе?

Что если он устанет и продаст тебя?

Моим мыслям требовались рациональные рассуждения, но я не могла дать их. Я просто знала, что не смогу уйти. Не сейчас.

Это может быть твой единственный шанс. Ты не можешь ему доверять.

Доверие к нему это – цена, которую придется заплатить. Он сказал, что оставит меня, пока я не расскажу ему историю моей татуировки и шрамов. Это может занять день или год.

Он оставит меня.

Я надеюсь.

Прогоняя мысли прочь, я вошла в ванную, оснащенную душевой кабиной, туалетом и единственной раковиной, приветствующей меня сверкающей белой мозаикой. Зеркала не было, оставив меня гадать, как я выгляжу.

Еще одна картина с математическими уравнениями висела на стене.

Компьютеры и картины – он был гением? Злой гений, который дергает мир за ниточки, используя код?

Открыв шкафчик под раковиной, я нашла то, что искала. Схватив ярко-красную пластмассовую коробку с белым крестом, я вернулась в кабинет.

Килл лежал на спине, рука упала на глаза, его губы приоткрылись.

Он не шевельнулся, когда я опустилась рядом с ним на колени и открыла аптечку. Он не дрогнул, когда схватила стерильные ножницы и разрезала его изорванную футболку.

Я стянула его окровавленную одежду с плеч, и его рука упала с глаз. Он снова был без сознания.

Я надеюсь, что ты выдержишь следующую часть.

Уставившись на аптечку, я отобрала несколько антисептических салфеток, распаковала иглу и отрезала медицинскую нить. Аптечка была хорошо оснащена, больше чем нормально, повседневно. Зачем ему нужно что-то с собственными аккумуляторами и дефибрилляторами?

Тебе действительно нужен ответ?

Его образ жизни, безусловно, был опасен. Он пользовался авторитетом у большинства мужчин в лагере, но не у всех. Ему бросили вызов и причинили вред. Он жил в мире, где жизнь была непредсказуемой, требовала использования аптечки, такой как эта, время от времени.

Отчистив кровь на его груди, налила приличное количество Бетадина на рану для дезинфекции, затем пыталась остановить кровотечение с помощью бинта. Надавливая на него, я быстро обтирала его грудь спиртовыми салфетками, внимательно наблюдая за его чертами лица, чтобы увидеть, когда он очнется.

Ничего.

Мое сердце гремело в ушах, но моя рука была твердой. Мышечная память возобладала над разумом, когда я, встала на коленях перед голой грудью Артура Киллиана и взялась за сморщенный конец его раны.

Я полагала, что рана на пять-семь сантиметров. Довольно глубокая, деланная чем-то острым, типо ножа. Я надеялась, что мышцы не разорваны и не нужны внутренние швы, потому что все, что я умею делать – это зашивать снаружи.

Ему повезло, что рана была далеко от сердца. Она была на правой стороне груди, на расстоянии ладони от его соска. Мои глаза скользили по его телу, глубоким впадинкам, образующим шесть кубиков пресса.

Его идеально сформированная V-образная мышца, насмехалась надо мной всей своей мужественностью.

На пряжке его ремня, впивающейся в меня, была такая же эмблема, как и на куртке – счеты и череп с водопадом монет из его рта.

Ему нужно было хорошенько помыться. На нем была грязь, не говоря уже о запекшейся крови.

Сделав глубокий вдох, я проткнула иглой его плоть, сшивая края раны вместе.

Он не вздрогнул. Его дыхание осталось неглубоким, но регулярным.

Я должна справиться.

Я потеряла счет времени, пока зашивала и заботилась о человеке, которому должна была позволить истечь кровью и бежать подальше. Я спасала ему жизнь, в то время как моя висела на волоске.

Но я была вознаграждена чем-то, похожим на покой. Безмятежность. В основном потому что, делая что-то, в чем я, очевидно, была талантлива, я также спала кого-то, кто мог спасти меня.

Я знала это. На все 100%. У него есть ответы – я просто не знала, поделится ли он ими со мной.

На последних стежках, Килл тяжело вдохнул, широко отрыв пылающие глаза.

– Ах, чтоб меня, это больно. – Он закашлялся, пытаясь избавиться от иглы, воткнутой в его мышцу.

Я стиснула зубы, крепко удерживая его плечо.

– Я еще не закончила. Еще немного. Лежи смирно.

Он рассердился.

– Такое чувство, будто ты меня разделываешь.

Я потянула иглу, продев ее через второй край раны.

– Я тебе помогаю. Не стони.

Он мрачно ухмыльнулся.

– Не стонать? Леди, вам повезло, что я не вою.

Я продолжала шить, пока он, закусив изнутри щеку, позволил мне закончить. С каждым проколом он вздрагивал, его мышцы сжимались, и он хватал воздух ртом.

– Еще где-то болит?

Он рассмеялся, потом снова закашлялся.

– Ты шутишь, правда?

Наши взгляды встретились. Небольшая улыбка украсила мои губы.

– Я имею в виду – есть ли что-нибудь сломанное или другие серьезные раны, о которых я должна знать?

Он задумался, молча глядя, будто не мог понять меня. Мягкость в его взгляде отправила бабочек порхать в моем животе.

– Нет, – пробормотал он. – Ничего, что ты могла бы исправить.

Я втянула воздух, умирая от желания спросить, что его беспокоило. Он перенес что-то серьезное – то, что омрачило его, свисая над его головой словно грозовая туча.

Опустив взгляд, я затянула последний стежок и присела на корточки.

Его лоб оросило потом, хотя его тело было холодным и слишком белым. Ему нельзя лежать на прохладном кафеле, но я была не в состоянии переместить его. Ему придется оставаться там до тех пор, пока он не сможет передвигаться сам.

– Оставайся здесь, – приказала я, с трудом поднимаясь на ноги.

Он закрыл глаза, его губы растянулись в улыбке.

– Куда, черт возьми, я могу пойти? Я с трудом могу концентрироваться.

– Я только что пришла к такому же выводу.

Я бросилась из комнаты и вернулась в ванную. Схватив полотенца для лица с раковины, я наполнила миску теплой водой, собрала все полотенца с сушилки, и направилась обратно в кабинет.

В последний момент, я бросила полотенца и поставила теплую воду при входе в комнату и рванула наверх.

Любопытством ли было бегать по коридору и разглядывать многочисленные комнаты? Возможно, но у меня была цель, и не было никаких скрытых мотивов.

Подходя к комнате в конце коридора, я остановилась и вошла. Она была единственной, выглядевшей обжитой. Кровать королевского размера не была заправлена, черно-белое абстрактное покрывало было скомкано на одну сторону. Повсюду витал аромат мужского мыла и лосьона после бритья, смешанного с запахом кожи и соленых брызг океана.

На цыпочках войдя в спальню Килла, я заглянула, чтобы посмотреть были ли там личные вещи и фото. Дом был слишком пустым – не хватало души. Схватив толстое черное одеяло с края кровати, я направилась к выходу, но что-то на столе привлекло мое внимание, там, где лежали монеты и зажигалка. У стены лежал ластик, выглядя так, будто его использовали множество раз.

Мое сердце сжалось, когда боль наполнила мое тело.

– Мне плевать какой у тебя характер. Ты можешь быть любым знаком зодиака, и я буду любить тебя.

Он глубоко вздохнул, уткнувшись в мою шею.

– Я буду тем, кем ты хочешь, так долго, сколько ты продолжишь дарить мне свое сердце.

Я отступила назад, утопая в его обожающем взгляде.

– Вечно.

– Навсегда.

Ластик.

Это... больно.

Он воткнул иглу глубоко в мое сердце, заставляя меня кричать от нетерпения. Неразгаданные тайны – я хотела узнать их с каждым вдохом. Незамедлительно.

Дрожащими пальцами я взяла ластик, сглаживая выцветшую форму чаши из знака зодиака Весы.

5 глава

Я тонул в агонии, мой разум затронул воспоминания, слишком долгое время наполненные ненавистью и отвращением.

Все внутри меня пропиталось жаждой мести. Она была всем, чем я жил, что я ел, чем я дышал.

До нее.

До самозванки с зелеными глазами.

– Килл

Килл открыл глаза от звука громкого звона миски о плитку. Немного теплой воды пролилось, плеснув на пол. Положив полотенце рядом с его головой, я держала одеяло повыше, чтобы оно не промокло.

Он приподнял бровь.

– Что ты делаешь?

Мое сердце все еще болело, мой мозг отчаянно пытался разгадать значение ластика. Это что-то значило. Связь – воспоминание.

Я отказывалась встречаться с ним глазами.

– Мою тебя. Ты весь в крови. Это не гигиенично. Затем, если ты сможешь двигаться, тебе нужно будет лечь в постель и отдохнуть, если нет, то я постелю тебе здесь, и принесу что-нибудь поесть.

Он долго смотрел, в его глазах боролись удивление с недоверием.

– Ты собираешься мыть меня? – Он сглотнул. – Ты будешь купать меня, кормить меня и останешься... хотя всего несколько часов назад мои братья похитили тебя и ты очнулась в лагере Чистых?

Игнорируя большую часть сказанного, я спросила:

– Чистых?

Он нахмурился, до сих пор не способный разобрать выжила я из ума или просто невероятно глупа.

– «Чистая Порочность». Мой мотоклуб. Ты поняла, что я президент? – Он поднял руку, тяжелую и слегка дрожащую, и прижал к моему виску. – Я серьезно опасаюсь за твои умственные способности.

Игнорируя это, я спросила:

– Как ты стал президентом?

Я продолжала разговор. Каждое слово из его уст было похоже на хлебные крошки, ведущие к блюду, которое я отчаянно хотела проглотить.

Он тяжело выдохнул.

– Не твоего ума дело.

– Почему ты живешь один, а не со своими братьями? Разве не это является обязательным требованием – жить как одна счастливая семья?

Он проворчал:

– И снова не твоего ума дело. И я, черт побери, президент. Я могу делать что хочу, поэтому прекрати задавать вопросы.

Я кивнула.

– Хорошо. Снимай свои брюки, раз ты не хочешь разговаривать.

Он наполовину рассмеялся, наполовину застонал:

– Ты самая странная женщина, которую я когда-либо встречал. – Он взглянул вниз на свой голый торс. Вместо ироничной улыбки у него появился серьезный блеск в глазах. Он выглядел моложе и старше одновременно – давая мне разглядеть себя настоящего под грубой внешностью.

– Ты хочешь затащить меня в постель и снять с меня штаны?

Слова были притворно веселыми, но тон... он таким не был.

Что-то стянуло мой живот, сильнее, чем стягивало сердце. Кожу на голове покалывало от напряжения и комната с высокими потолками с тихо гудящими компьютерами, наполнилась пониманием.

Я сглотнула, ругая свое заколотившееся сердце.

– Ты мне позволишь? – прошептала я.

Килл втянул воздух, его живот слегка пульсировал. Красные, грубые швы выглядели злобно на его бледном теле. Края татуировки виднелись по бокам на его ребрах, намекая на полную часть на спине.

– Я узнаю кто ты, Забывчивая Девушка. И когда я сделаю это, ты не будешь в безопасности от меня.

Его шепот закручивался вокруг меня – западня, из которой я вряд ли освобожусь.

– Я рассчитываю на это. А когда ты узнаешь, кто я – расскажи мне. – Я посмотрела ему в глаза, передавая свою просьбу. Распутать мою жизнь. Тогда я не буду заперта в темноте с таинственной связью.

Моя рука нерешительно направилась к пряжке. Не говоря ни слова, он оттолкнул меня, потянувшись к ремню. Он поморщился, опуская правую руку на бок.

– Я передумал, я не смогу сделать это одной рукой. Тебе придется помочь.

Сделав глубокий вдох, я помогла ему расстегнуть тяжелую серебряную пряжку, потом посмотрела ему прямо в глаза, когда он открыл верхнюю кнопку и передвинул руку к молнии.

Мы не разговаривали, но что-то пронзительное и гармоничное повисло между нами. Оно нашептывало стихи, и едва узнаваемые тексты песен.

Килл прочистил горло.

Я не шевелилась.

Затем мои пальцы запорхали над самой интимной частью его тела, схватив застежку, я потянула медленно, ох, как медленно.

Он стиснул зубы. Его джинсы раскрылись, показывая темно-серые боксеры. Он приподнял бедра, давая мне пространство, чтобы стянуть их вниз.

Мой взгляд быстро метнулся к пистолету, лежавшему под столом. Я могла доползти до него за несколько секунд. Я могла наставить его в голову Килла, пока не встану и уйду. Он не умрет – не сейчас, я остановила кровотечение.

Мне не нужно было задавать вопросов. Мне дали все, что я хотела знать.

Но я не могла.

Просто не могла.

Единственным звуком был лязг его тяжелых джинсов, соскользнувших с больших ног. Его бедра снова опустились на холодную плитку, и мой взгляд уставился в огромное произведение искусства, покрывающее всю его левую ногу. Узор представлял собой разбивающиеся волны со скрытыми символами, уравнениями, и обещанием, скрывающимся в пене. Девушка, рыжие волосы которой струились вверх с волной и исчезали в его боксерах, сексуально улыбалась, а ее зеленый русалочий хвост ласкал его колено. Проклятый знак Весы был тоже там – повторялся снова и снова – еще одно напоминание о том, что я забыла.

– Ты совсем не такой главарь байкеров, как я себе представляла.

– У тебя были какие-то ожидания? Это опасно.

Я напряглась, желая проследить за красивыми цветами на его ноге.

– Несмотря на это, мне кажется, у нас есть что-то общее, – прошептала я.

Он тяжело вдохнул, откинув ткань со своих ног. Его взгляд упал на мою футболку прикрывающую бок, будто он мог видеть татуировку сквозь ткань.

– Кажется так.

Его загадочный ответ заставил мои соски затвердеть. Что-то бесспорно тянуло меня к нему. И сомневалась, что когда-нибудь смогу понять это.

Я приступила к действиям.

Схватив первое белое пушистое полотенце, я коснулась его бедра.

– Приподнимись. Я постелю под тобой.

Он ухмыльнулся.

– Если ты беспокоишься, что плитка намокнет, то не волнуйся.

Я нахмурилась.

– Это для тебя. Ты мерзнешь. Твой организм уже и так достаточно натерпелся.

Он замер. Его глаза изучали мои, глубже, сильнее, чем кто-либо раньше.

– Кто ты? – он снова вздохнул. – Какого хрена тебя это волнует, мой дискомфорт или потеря крови?

– У тебя есть кто-то, кто о тебе позаботится? – Я ненавидела мысль о том, что рядом с ним была другая женщина.

Я ревную.

Он не прекращал на меня пялиться.

– Какое это имеет значение?

– Почему тебя так удивляет моя забота? Я не могу позволить тебе умереть.

– Любая другая девушка нажала бы на курок в тот же момент, когда пистолет оказался у нее в руках.

Я спросила:

– Если я не помогу тебе, кто это сделает? Ты живешь один. Те мужчины в лагере, кажется половина на твоей стороне, а половина нет. У тебя есть аптечка первой помощи, снабженная, сомневаюсь, что законными медикаментами, но ты удивляешься, что я готова тебя спасти от смерти. Я думаю главный вопрос – кто ты такой?

Расскажи мне.

Он не отвечал в течение минуты, снова приподняв бедра, чтобы я расправила под ним полотенце. Его боксеры были настолько натянутыми, что не скрывали слишком очевидные очертания его большого, но неэрегированного члена.

Его тон снизился до проклинающего шепота.

– Никто.

– Никто?

– Я никто. И никто бы мне не помог. В моем мире ты выживаешь или умираешь. Ты не полагаешься на других, ни в ком не уверен. Это самый первый урок для тебя. – Боль в его голосе врезалась вокруг моего сердца, сжимая его в тиски.

– Это не похоже на веселый урок. Кто тебя этому научил? – прошептала я, подтягивая его за плечи и усаживая, чтобы разместить под его туловищем еще одно полотенце.

Он повиновался, не отрывая от меня глаз.

– Я не знаю, почему потакаю тебе, но если ты хочешь знать, мой отец.

Отец.

– Лютик, не уходи далеко. Я всего на секунду.

Я улыбнулась моему отцу. Мой большой, сильный папа, который поддался моей просьбе и дал мне прозвище Лютик, после моего самого любимого фильма: Принцесса-невеста.

Солнце садилось, очерчивая его большое тело красно-оранжевым оттенком.

Краткое воспоминание потускнело. Голос отца был громким, как будто он буквально только что говорил, но я не могла вспомнить, как он выглядел, чем от него пахло, или даже был ли он до сих пор жив.

От тоски по дому и отчаяния в горле застрял комок слез.

Килл не заметил моего путешествия в прошлое: он зажмурился, когда новая волна боли пронзила его.

Заняв свои руки делом, я пробормотала:

– Что произошло? Почему твой отец давал тебе такие жестокие уроки?

Он замкнулся, теплота, показанная им, исчезла, когда он проворчал:

– Ничего не произошло. Не твое собачье дело.

Он набросился, обернув пальцы вокруг моего запястья.

Я замерла.

– Я никогда, бл*дь, не должен был упоминать его. Не задавай мне больше никаких вопросов, особенно о нем. Поняла?

Мое сердце застряло в горле, я кивнула. Его пальцы сжались, перекрыв кровообращение пока небольшое сердцебиение не завибрировало в моих руках, затем он отпустил.

Тяжело вздохнув, он задумчиво уставился в потолок.

Я опустилась рядом с ним на колени, испуганная, взволнованная, и больше всего сгорающая от любопытства. Не только я погружалась в воспоминания. Килл делал то же самое.

Медленно, я опустила руки в миску с теплой водой, отжав из фланели лишнюю влагу.

– Прости, – прошептала я, – Я не хотела тебя расстроить.

Я встряхнула ткань и прижала ее к запекшейся крови на его животе.

Его глаза вспыхнули теплом. Он посмотрел вверх, встретившись со мной взглядом.

– Ты странная девушка.

Девушка.

Не женщина.

Почему в этот момент мне правда захотелось, чтобы он думал обо мне, как о женщине?

Он видел меня голой. Он был под впечатлением. Не так ли?

Его внимание переключилось на промежность, где футболка не скрывала наготу. Он тихо застонал, прикрываясь болью, но что-то внутри отреагировало. Что-то первобытное.

Мой взгляд метнулся к его паху. Вялость уступила небольшой упругости, его бледное обескровленное тело делало попытку восстать южнее.

Мне не следовало быть такой довольной, но губы растянулись в небольшой улыбке.

– По крайней мере, мы знаем, что ты наверняка выживешь.

Он посмотрел вниз, гневным взглядом, потом его сменил веселый. Он наполовину улыбнулся.

– Полагаю, это хорошая новость для всех.

Застенчивость охватила меня и, наклонив голову, я протирала влажной тканью поверх его израненного и грязного торса, медленно отмывая его.

Тишина повисла между нами, но это не было неловко. Скорее спокойно... умиротворяюще.

Прошло минут пять, пока я превратила его грязную плоть в розовую чистоту.

Скрутив ткань в миске, я отжала ее и стала обмывать левую ногу, внимательно изучая тату.

Артур прокашлялся.

– Ты задала мне порядочное количество вопросов. Теперь моя очередь. Как тебя зовут?

Мои руки замерли на его коленной чашечке.

Имя?

Я закрыла глаза, пытаясь что-то отыскать внутри. Мигрень нарастала, толкая меня назад, захлопывая дверь перед моим лицом.

Возвращаясь к его омыванию, я прошептала.

– Я не знаю.

– Что значит, ты не знаешь?

Я пожала плечами.

– Я не помню ничего кроме того, как очнулась в фургоне, прежде чем ты развязал мне глаза.

– Ничего? – его голос выражал частично удивление, частично недоверие. – Я думал, ты придумала эту чушь.

Я покачала головой, в очередной раз промывая ткань. Теперь вода была серой с багровыми пятнами.

– Хотелось бы, чтобы так и было. Тогда, возможно, у меня были бы ответы, которые мне нужны, и я могла бы понять, что я до сих пор здесь делаю.

Килл стиснул челюсти,

– Считай, мне стоит поблагодарить твою хреновую память за то, что я остался жив.

Перейдя к другой части его тела, я пробежалась тканью по правой ноге, не отрывая глаз от его татуировки. Она выглядела давнишней. Немного поблекшие цвета, но линии были четкими и хорошо прорисованными.

– Что она означает?

Он глубоко вдохнул, сразу переходя в оборону.

– А что означает твоя?

Я присела на корточки.

– Я только что сказала, я ничего не помню.

– Ладно, стоимость знаний о моей татуировке – рассказ о твоей. И, похоже, такую цену ты заплатить не сможешь.

– Ты что, защищаешь свой рисунок?

– А ты нет?

Мы закипали.

Моя грудь поднималась и опускалась под футболкой. Мышцы Артура выделялись, в то время пока кровь сияла вокруг его ран.

Наконец, я опустила голову, продолжив мытье.

– Отлично.

– У тебя акцент. Ты помнишь, как жила за границей? – он выведывал, рассеивая враждебность между нами. Было странно думать о том, что всего час назад мы грозились убить друг друга. Сейчас он был преимущественно голый, и позволил мне вымыть его. В некоторой степени, хоть он и будет отрицать это, он доверял мне. И в такой же степени, я не могу отрицать или объяснить это, я доверяла ему.

– Нет, – пробормотала я, отмывая остатки грязи с его груди, затем сполоснула ткань и зависла над его лицом. – Ты мне позволишь?

Он напрягся, потом медленно кивнул.

С бесконечно заботливой нежностью, я прижала ткань к его щеке, отчищая от грязи, крови и следов боя. Теперь, когда грязь была удалена, стали видны мелкие царапины. Его щека была немного рассечена от удара кулаком, а также был небольшой заживающий разрыв за ухом. Помимо колотой раны на плече, он выглядел на удивление невредимым.

Я прикусила губу и сконцентрировалась, когда осторожно вытирала под глазами и на лбу. Его длинные волосы испачкали плитку и полотенце под ними.

– Мне нужно как-то называть тебя, – пробормотал он, когда я так деликатно пробежалась тканью вдоль его челюсти.