Текст книги "Разрушай и подчиняй (ЛП)"
Автор книги: Пэппер Винтерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)
Ключ к разгадке.
Человек, который станет катализатором моей гибели.
Мое сердце колотилось и нарушало ритм под его тщательно изучающим взглядом. Мои губы приоткрылись, когда пальцы магнитного осознания привлекали нас все ближе и ближе друг к другу.
Его ноздри раздувались, как будто он пробовал воздух – разгадывая мои секреты по запаху.
Я ждала, что он заговорит. Я желала его прикосновений ко мне снова – чтобы он держал в ладонях мое лицо и погрузился в заблокированные мысли. Но он остался замершим, ощетинившийся от ярости и ненависти.
Пожалуйста, пусть у него будут ответы.
Даже если и были, он бы, наверное, никогда не рассказал мне. Я могла не страдать от страха, но я не была идиоткой. Мне не нужно знать мою историю, чтобы предугадать, что возможный вариант моего нового будущего хорошо не закончится.
Я найду способ сбежать, прежде чем это произойдет.
Мой разум все быстро обдумывал, когда мы встретились взглядами. Молчаливая дуэль завязалась, каждый из нас метал резкие вопросы, пытаясь понять другого, не сказав при этом ни слова. Он был так далек, как вершина Эвереста, с его высоты и нечитаемого ледяного взгляда.
Шок и страсть, которые он испытал, когда мы впервые встретились, пропали. Ушли. Никогда не существовали.
Чем дольше я смотрела, тем больше чувство, что я знаю его, исчезало, запихивалось еще дальше внутрь, когда зеленый огонь в его глазах обжигал мои мысли. Не было никаких сомнений, он был красивым, пугающим, и в нем пульсировала сила, несмотря на его травмы – но в нем было что-то еще… что-то хорошо спрятанное им… слишком хорошо.
Он легко отгородился от меня, оставил барахтаться с самым сильным страхом, что я чувствовала в своей жизни. От разрыва любой связи меня ломило от боли, как будто он отрезал от меня по кусочку.
Я сжала кулаки.
Отказ в крошечном чувстве дома, который я нашла в нем, укрепил мое убеждение, что я сделаю что угодно – по-настоящему что угодно – чтобы получить ответы, которых так желаю.
Я не волновалась о том, что буду делать.
Мне было все равно, что придется вытерпеть.
Я узнаю правду.
Узнаю.
Мужчины за его спиной неловко замешкались. Черный Ирокез откашлялся.
– Ээ, През?
Мужчина-катастрофа напрягся, сжал руки в кулаки. Вместо того, чтобы отвести взгляд, наша связь крепла – будто щупальцами нас притягивало сквозь пространство некое осознание.
Оно становилось глубже, крепче – требовательней, чем когда-либо.
Холод спустился вниз по спине, превращаясь в дрожь, толчками пульсируя ниже – от спины к ногам.
Что-то обжигающее промелькнуло между нами. Опасное сочетание соперничества, влечения и угрозы.
«Ты знаешь меня».
Он стиснул челюсти, так, будто услышал мои мысли.
Я не знала, или я должна быть вне себя от радости из-за непоколебимости чутья, что мы были связаны, или оцепенеть оттого, что кто-то из моего прошлого мог так со мной обращаться.
«Скажи мне.
Ты мой возлюбленный?
Мой брат?
Мой заклятый враг или друг?»
Я ненавидела утопать в неведении, где даже реальность не была правдоподобной, без подтверждения о прошлом, которое я больше не могла вспомнить.
Связь достигла апогея, превращая ожог на моей руке в ад.
Потом… он моргнул.
Разбив осознание в пух и прах, и оторвав свой взгляд от моего, он разорвал паутину. Все, о чем я думала, что я чувствовала или знала, исчезло в мгновение ока. Дрожь ушла, растворяясь в земле, оставляя меня опустошенной и еще более одинокой, чем раньше.
Любое воспоминание или узнавание в его взгляде испарились, сменившись ощутимым гневом.
Он больше не был заинтригован или увлечен мной, но был взбешенным и ненавидящим.
Что изменилось?
Как он так легко отстранился от меня?
И как он сделал это так успешно, заставив меня засомневаться, что увидела хотя бы намек на что-то более глубокое?
Это все в моей голове?
Запустив широкую ладонь в волосы, он зашагал в начало нашей шеренги. Он разжал кулак своей окровавленной руки и положил ее на бедро, насилие витало вокруг него как аура.
Замерев перед нами, он шумно вдохнул.
– Полагаю, что сейчас я должен поприветствовать вас. – Он пнул пустоту, скрипнув своим большим черным ботинком по полу. – Извините за сумятицу. И игнорируйте бой, который вы видели.
Его глаза приземлились на каждую из нас, пригвоздив к бетону.
– Меня зовут Артур Киллиан, но вы и все остальные зовите меня Килл. Вы – разовая сделка – ни больше, ни меньше.
Мои глаза расширились. Его имя… я ждала его, чтобы вызвать воспоминания.
Ничего.
Мужчины, пять или шесть, появились из коридора, остановившись напротив кожаных кнопка-диванов. Они выглядели так, будто они были из адвокатской конторы – диваны, а не мужчины: мужчины выглядели, будто они родились, катаясь на Харли с сигаретами во рту и непристойными мыслями.
Женщина рядом со мной вздрогнула, с опаской оглядываясь на вновь прибывших. Они были такими же окровавленными: некоторые в рваной одежде, другие с рассеченными губами и ушибленными скулами. Все они имели преимущество – жилистые и непредсказуемые.
Я застыла на месте, наблюдая, впитывая информацию, и стараясь оставаться как можно незаметнее.
Артур Киллиан, который был помещен в центр моего нового мира, не имея лучшего якоря, повернулся к ним лицом.
– Вы будете подчиняться, или мне придется снова надрать вам задницы?
Мужчины ухмыльнулись, скрещивая руки.
– Будем. Ты все еще През.
Килл прорычал:
– Вы понимаете, но вы не чувствуете этого. Очень жаль. Все закончено. Все длилось четыре гребаных года, и я выиграл справедливо и получил это право. Вы подчинитесь моим правилам. А если нет – умрете.
Мужчина, около тридцати с густыми усами, кивнул.
– Знаю о твоих мотивах. Не могу сказать, что я счастлив, но согласен с тем, что ты говоришь. Уоллстрит поручался за тебя много раз. Будем доверять его решению, независимо от того, что ты из говноедов Кинжалов.
– Эй. Клубные дела… Посетители… – Черный Ирокез кивнул на нас подбородком.
Килл нахмурился, сдерживая свой гнев.
– Ты прав. Заткнитесь. Все вы.
– Ты говоришь нам заткнуться? Ты требовал от нас присяги в течение многих лет, и теперь, когда мы собрались сделать это, ты хочешь нас заткнуть?
Килл сжал челюсти, вены надулись в жгуты на его шее.
– Отлично! Но давайте проясним одну вещь, я не Кинжал. Больше нет. Я первый, кто вырвался от них – так что прекращайте эти домашние разборки и вернемся, черт возьми, к обмену.
Парни зашаркали на месте, но кивнули. Один пробормотал:
– Это то, что я пытаюсь сделать. Ты отобрал мое оружие.
– Хорошо. – През, как я поняла, короткое обращение для Президента – кивнул. – Мы больше не скользкие однопроцентники. Мы завязали с этим дерьмом. Разве я уже не доказал, что если вы последуете за мной, мечта Уоллстрита сбудется и никто не умрет?
Мужчина с короткими волосами и выбритым прядями черепом огрызнулся:
– Это все красивые и пижонские, бл*дь, слова, но не для этого места. Долг Преза – быть со своей армией.
– Хватит! – Килл взревел. – Что я делаю во имя этого клуба не твое, чертово, дело. – Он двинулся вперед, угрожающе наклонив голову. – Вы взрослые люди. Я вам не чертова нянька. – Тыкая пальцем в лицо Густым Усам, он бормотал: – Вам не нравятся деньги, которые я плачу? Отлично, верните их.
Густые усы стиснул челюсти.
– Мы их заслужили.
Килл мрачно рассмеялся.
– Точно. Прямо как я заслужил ваше гребаное повиновение.
Выбритый Череп проворчал:
– Ты думаешь, что выиграл? Но ты никогда не победишь.
– Смешно. Я только что сделал это. – Килл поднял окровавленные руки. – Карма, парни. Я даю вам время до завтрашнего утра, чтоб собрать свои манатки и уйти, если вы хотите. – Его тело напряглось, страшный гнев пульсировал в его мышцах. – Но если вы останетесь, все что произошло сегодня ночью, останется в прошлом. С этим покончено.
– Хватит клубной болтовни, – Черный Ирокез сорвался. – Время и место, джентльмены.
Мои глаза метались между жутко выглядящими мужчинами в одинаковых куртках и истекающим кровью Президентом, тяжело дышащим через нос. Для непросвещенных он выглядел взбешенным. Контролирующим, сильным и полным жизни. Для тех, кто знал о боли, блеск в его глазах был не от гнева, а от агонии – спина напряжена не от ярости, а оттого что он истекал кровью.
Откуда я знала о нюансах боли и языке тела – неизвестно. Это было необъяснимо, что вся моя жизнь стерта, и лишь отрывки моего прошлого были тут… возникая неосознанно.
Но так и происходило.
Взгляды мужчин переместились на нас. На ряд отчаявшихся женщин, ожидающих услышать о нашей участи.
Один приподнял голову, насмехаясь.
– Как насчет них? Невольницы смотрятся чертовски веселее, чем клубные шлюхи, которые скрываются в этом помещении. Я был бы не против свежака.
Свежака?
Женщины по обе стороны от меня захныкали, закрыв рты дрожащими руками.
Килл покосился на нас, прежде чем обернуться к своим людям.
– Насчет пятерых уже договорились. Ты знаешь, торги будут завтра.
– Ладно, шестая может стать нашей. Отдай ее нам, и мы забудем о сегодняшней ночи. – Выбритый Череп ухмыльнулся.
Килл двинулся, полный сил действовать, после остановки. Его лицо резко побледнело, от боли, захватившей его тело, но он не колебался.
Его кулак громко и жестко столкнулся с лицом мужчины. Он рухнул как тяжелое пианино, с треском ломающихся костей.
– Убирайся. Вон, – прошипел Килл. – Хватит с меня твоего дерьма. Ты изгнан.
Мужчина посмотрел на него с ненавистью, из носа хлестала кровь.
– Ты не можешь прогнать меня. Я принял присягу, твою мать!
– Могу и делаю. Мой Клуб. Мои правила. Сорвите его патч.
Мужчина прорычал.
– Ты – хренов покойник, Киллиан.
– Будто я раньше этого не слышал. – Киллиан щелкнул пальцами. Черный Ирокез и Песочный Блондин, подошли к нему. – Сорвите патч. Избавьтесь от него.
– С удовольствием. – Мужчины сгребли истекающего кровью человека с пола, толкая его к выходу.
– Ты покойник. Все вы, вы слышите меня? – Выбритый Череп размахивал кулаком, не обращая внимания на малиновые потоки из его носа.
– Да. Да. Посмотри на нас... мы, бл*дь, застыли от ужаса, – сказал Черный Ирокез, тяжело выталкивая его.
Остальные мужчины прекратили подпирать стены и выпрямились.
Густые Усы шагнул вперед, подхватывая истекающего кровью товарища.
– Мы разберемся с ним.
Его взгляд переместился на Килла.
– Ты выглядишь, как будто тебя переехал комбайн, Килл. Закончи с ними. – Он указал на нас, будто мы тающие продукты, которым нужен домашний холодильник. – Мы пересечемся на встрече через пару дней.
Киллиан вздохнул, его грудь поднималась и опадала, смешивая адреналин с тестостероном. Он, наконец, кивнул.
– Ладно. Хоппер, Мо, оставайтесь здесь. Нужна ваша помощь с женщинами. Держите их в безопасности. Торги должны пройти безупречно, никаких отметин. Мне не нужны возвраты.
Моя спина окаменела. Он говорил о нас как о животных.
Мы были товаром для продажи или использования.
Страх медленно расползался вниз по моим венам.
Мои глаза сузились, в поисках частичек правды в его тоне. Он не был похож на человека, который отсиживается в гараже. Да, он был грубым, злым, опасным, и совершенно точно завязан в криминале, но в его зеленых глазах скрывался проницательный ум и рациональность.
Он был ходячим противоречием.
Таким же как я.
Килл не сказал ни слова, только кивнул, когда прибывшие начали уходить, и мы остались в пугающем пузыре тишины девяти человек. Шесть женщин и трое мужчин.
Если бы я знала, кем была, – что я умела кроме ветеринарии, – я, возможно, могла бы начать переговоры об освобождении или помочь выйти женщинам, плачущим рядом со мной.
Я поджала губы, в поиске непреодолимого желания сбежать, скрыться, но оно все еще отсутствовало. Горстка страха была единственным намеком, что я вообще была жива. И тот был направлен на мужчину с зелеными глазами, а не на ужасную ситуацию, с которой я столкнулась.
Я разбита.
Мои сопротивление и инстинкт побега были вырваны вместе с моими воспоминаниями.
Нас должны продать.
Килл пробежался обеими руками по волосам, концентрируясь. Он поморщился, прошипел сквозь зубы, и сразу же опустил правую руку. С трудом сглотнув, он проворчал:
– Вам повезло подслушать о клубном бизнесе. Никто без присяги не посвящен во внутренние дела. Но, наверное, лучше, что вы стали свидетелями этого. Вы можете верить мне на слово, когда я говорю, ситуация не… стабильна. Я единственный, кто сохранит вас в целости и сохранности, так что проявите уважение и верьте мне, когда я говорю, вы не хотите злить меня.
Его голос усиливался в объеме, тембр изменился: от хриплого до жесткого.
– Забудьте все, что вы слышали. Вы не сможете договориться. Вам не повезло узнать об этом. Вы прокляты. Забудьте о прошлой жизни, вы к ней никогда не вернетесь.
От холода в его голосе в воздухе мерцали сосульки.
Иной липкий страх сочился сквозь мою кровь.
Девушка рядом зажала руками уши, слабый вскрик послышался из ее рта.
Килл нахмурился, вздрогнув, когда очередная волна агонии охватила его.
– Вам, наверное, интересно, почему вы здесь, кто мы – чего мы хотим. Если вы умны, то поняли, но я собираюсь разложить все по полочкам.
Его взгляд остановился на мне, утопив меня в зелени травы, мха и изумруда.
– Вы принадлежите мне. Нам. Клубу. Мы владеем вами – каждым сантиметром. Я главный, которого вы должны приветствовать гораздо лучше, чем это было четыре года назад, но мое терпение не безгранично.
Его голос понизился до децибел, которые отозвались в моем сердце.
– Единственное о чем нужно помнить, чтобы сделать ваше пребывание здесь как в долбаном «Ритц», а не в тюремной камере – это слушаться меня. Если я прошу вас что-то сделать, вы выполняете в точности и незамедлительно. Если нет, моя любезность заканчивается. И когда она заканчивается – заканчивается все гребаное хорошее.
Тень пересекла черты его лица. От боли на лбу проступили капельки пота. Скрипя зубами, он сглотнул, прежде чем скомандовать:
– Раздевайтесь. Все вы. Я должен убедиться, что вы не ранены. Ваши новые владельцы ожидают совершенства – не хочу разочаровывать их.
Мое сердце остановилось.
– Нет, пожалуйста, – умоляла блондинка с длинными волосами, – отпусти нас.
Килл поднял руку будто меч, быстро и также резко.
– Что я только что сказал? Незамедлительно и точно.
– Выполняй, сучка. – Черный Ирокез выдвинулся вперед, его руки были сжаты в кулаки по бокам. Жестокость вернулась в комнату, врываясь с его угрозами.
Девушки вздрагивали и вертелись, глядя друг на друга, ища помощи. Странно, что они не смотрели на меня – не искали моей дружеской поддержки, или не прижимались поближе для утешения.
Чем дольше мы стояли в этой шеренге, тем очевиднее было мое отчуждение от слез и ужаса женщин.
Как бы сильно я ни хотела узнать ответы, возможно, это было благословением не знать кто я. Не помнить свою семью, семейное положение, или тех, кого я могу никогда больше не увидеть.
Я отличалась от них. Я не могла определить, делает это меня сильнее или уязвимее, – быть вне группы. Я действительно ничему не принадлежала – даже этой ужасной жизни, в которую была брошена.
Килл провел ладонью по лицу, размазывая от шрама на лбу до шеи темно-красный след.
– Я отдал приказ. Не испытывайте меня так скоро. Не сегодня.
Его взгляд замер на мне. На это раз там ничего не было – ни притяжения, ни намека на узнавание.
Он был главным, а я была не более чем «свежак».
Губы сжались, когда он посмотрел на мою грудь. Я не подчинилась приказу.
Раздеться.
Глядя вниз на свое тело, я вытащила из полинявших синих джинсов белую футболку с большой причудливой розой впереди. Обе вещи пахли дымом, но не были сожжены как моя рука. У меня не было ни обуви, ни куртки.
Я не помнила, как покупала вещи, или где я принимала душ и одевалась утром. В любом случае не было разницы одета я или раздета. Одежда не защитит. Не сбережет от происходящего зла.
Вещи были бесполезны. Так же как слезы были бесполезны, и страх был бесполезен. Мне не нужно ничего из этого.
Я не знаю, как выгляжу голая.
Мое сердце отбивало непонятный ритм. Я понятия не имела, были ли у меня веснушки или родинки, или шрамы. Я жила умом и телом незнакомки. Возможно, если бы я увидела себя, я бы узнала? Могла бы разгадать загадку?
Я снова взглянула в зеленые глаза воплощения моего кошмара.
Он не отводил взгляда, его челюсти сжались, когда мои пальцы обводили нежную розу на футболке.
Я задержала дыхание, мою кожу покалывало. Я не могла отрицать – он украл у меня все одним только взглядом. Но он также подарил частичку себя взамен. Я читала его отчетливо – или я только думала, что делала это.
Его ноги были расставлены в угрожающей позе, так же как и для равновесия в борьбе с болью, с которой он жил. Он выглядел зловеще, но что-то внутри меня хотело верить, что он меня не обидит.
«Не будь дурой».
Я опустила подбородок. Я не буду. Я из кожи вон лезу, чтобы быть рациональной и собранной. Было бы глупо игнорировать мои инстинкты и сбегать.
Он собирается продать тебя. Превратить в шлюху.
Я знала это. Но мое нутро говорило, что он не был жестоким человеком. Он был убийцей, бесспорно. Жил преступной жизнью долгое время. Но он также скрывал что-то, о чем я глубоко внутри знала. Я не могу объяснить, откуда я его знала, но я встречала его прежде.
Давным-давно, я любила его в кошмаре гораздо худшем, чем этот. Я желала его в другой реальности, пока он боготворил и обожал меня.
Это была не моя вина, что я не могу отличить факты от вымысла, правду от мифа.
Приподняв бровь, он ждал.
Я ждала.
Мы оба выжидали и смотрели, кто сломается.
Я сломалась.
Не из-за него – из-за себя. Я хотела знать, кем я была под одеждой. Я хотела пролить свет на неизвестное прошлое и не видела смысла цепляться за вещи, которые я не могла вспомнить…
Схватив подол, я потянула футболку через голову.
Девушки рядом со мной замерли, наблюдая широкими как блюдца глазами. Моя кожа покрылась мурашками, когда Килл втянул воздух.
От его вдоха мое лоно сжалось. Власть. Он даровал мне власть над ним этим крошечным вдохом.
Густые волосы упали через плечо, свисая в поле моей видимости.
Мои волосы.
Волосы, которые я не помню.
Я касалась их пальцами, пропуская мягкую прядь между кончиков. Были ли они естественными и натуральными – красивый оттенок рыжеватого и вишневого. Насыщенный пигмент, говорящий о страсти и отливающий кровью.
Я рыжая.
Мои глаза путешествовали вниз по моему телу.
Я ахнула.
– Я знаю, как сильно ты всегда хотела ее. Я хотел быть единственным, кто это оплатит. Так что ты всегда будешь помнить меня. – Он вынул из заднего кармана рисунок, над которым я работала много лет. – Я знаю, как много это для тебя значит.
Я бросилась в объятия, обнимая его.
– Спасибо. Большое-большое спасибо.
Я повернулась к татуировщику, стягивая с себя футболку. Взяв рисунок, я прижала его к рукам художника, затем обвела растопыренной ладонью мой голый живот и грудь.
– Здесь. Набивай здесь.
Воспоминание закончилось.
Мои глаза жгло от первого давления слез. Татуировка охватывала весь бок, поднималась по моей грудной клетке, целиком поглощала левую грудь и дразнила окончательным наброском мою ключицу. Она исчезала под джинсами. Мои руки не были в татуировках, и я не понимала, сколько часов это заняло.
Я была без бюстгальтера. Я полагаю, моя чашка лифчика была полная С.
Даже мой сосок был татуирован.
Мое сердце забилось в нервной дроби, когда тело, которое я не помню, насмехалось надо мной с такой яркостью – подобный опыт и подсказки. Кем я была, что делала такие вещи?
Тату всколыхнуло что-то, и мое сердце болезненно кольнуло. Это что-то означало. Это означало все. Но я не могла вспомнить что.
Узор представлял собой мир внутри мира, в зазеркалье идеального зеркального пруда. Пытаясь проникнуть в суть, я оценивала мастерские линии оперения и тени. Детали были идеально прорисованы и полностью выделялись.
Но татуировка была чем-то большим. Чем-то гораздо большим.
Трепет в моей душе знал, что это было, но ничего не вырвалось дальше и не позволило мне угадать.
Для меня, совсем чужого человека, это было не более чем красивое перо с кобальтово-синими незабудками, слова переплетались с лозами и изображения были так идеально взаимосвязаны, что я не могла отличить их друг от друга.
Но то что было на правой стороне, заставило мое сердце колотиться от ужаса.
Ожоги.
Пестрая стянутая и лоснящаяся кожа украшала всю мою правую сторону, почти зеркально отображая роскошную татуировку на левой. Напротив вытатуированной красоты, было растянуто уродство.
Я ожидала каких-то воспоминаний о пожаре. Ведь шрамы указывали на ужасно травмирующие события в прошлом. Но ничего. Ни языков пламени, ни запаха дыма.
Я с трудом дышала, рассматривая с изумлением свое странное тело. Я ожидала интуитивной реакции – или, по крайней мере, отвращения и к своему изуродованному телу. Но чертово спокойствие никак не проходило, оставляя меня уравновешенной и здравомыслящей.
Я не знала, кем была, но скоро… скоро, я надеюсь история на моей коже обретет смысл.
Новый ожог вспыхнул на моей руке, ярко и болезненно. Старые ожоги и новые.
Есть ли в этом смысл, или же я цепляюсь за соломинку?
Я была монетой с двумя сторонами: шрамы и звезды. Лоскуты кожи и татуировки. Поразительная и отвратительная.
Шорох послышался, справа и слева – другие женщины перестали пялиться на мою уникальность, спешили последовать примеру и раздевались. Мое внимание к шрамам угасло, вернувшись к моей татуировке, упиваясь ею.
– Что ты чувствуешь?
Я напряглась, хватаясь за его пальцы, пока пот и жар разгорались костром между нашими сжатыми ладонями.
– Как пламя. Бесконечные крошечные клыки ада.
– Ты выдержишь? Чтобы ее закончить?
Слезы вырывались из моих глаз, когда игла впивалась в мои костлявые ребра. Боль была неописуемой. Ужасной и разрывающей но… вызывающей привыкание, сильное. Особый вид агонии, который успокаивал мою разрушенную душу.
Я хотела, чтобы боль сделала то, что не смогли другие вещи.
Впервые взглянув на мои шрамы, взявшие на себя тяжесть моих грехов, затем посмотрев на мою девственно чистую кожу, я прошептала:
– Да. Я выдержу. Потому что я перенесла гораздо большее.
Воспоминания мелькали так вспышки молнии, только, чтобы исчезнуть так же быстро.
Нет!
Кем я была? Что я пережила чтобы оправдать такое невероятное произведение искусства на теле, напоминающее о… о чем?
Я настолько была погружена в татуировку, что не заметила, женщины разделись раньше меня.
Пощечина заставила меня поднять взгляд вверх, фокусируясь на моем зеленоглазом кошмаре.
– И остальное тоже. Ты не закончила.
Мое сердце заколотилось в такой близи от него. От него пахло потом и кровью. Я вдохнула с трудом, впитывая его. Я знала его в другое время и в другом месте, или все это ложь? Как я могла описать это невероятное чувство, что я его знаю?
«Мне казалось или я любила тебя, ненавидела тебя и разрушила тебя в том времени?»
Когда я не шевельнулась и не заговорила, его большие пальцы потянулись к моему поясу. Не отрывая его глаза от моих, он расстегнул пуговицу, затем молнию, прежде чем положил руки на бедра и стянул джинсы.
Моя кожа пылала под его прикосновениями, то опаляя, то отступая обжигающим пламенем.
Его челюсти были стиснуты, лицо непроницаемым. Он никак не намекнул, влияет ли на него мое присутствие или прикосновение. Я ненавидела ложь, которую он выстроил. Я хотела мужчину, бросившего свою армию на поле боя. Мужчину, который смотрел на меня, будто я была бесценной, и он не мог поверить в такую находку.
Его глаза ласкали мое тело, ноздри раздулись, когда джинсы сползли к моим ногам, обнажая остальные татуировки. Я была неправа, предположив, что она заканчивается на тазовой кости, она продолжалась вниз по левой стороне ягодицы и бедра, обвивая мою лодыжку и заканчиваясь на мизинце. Чернила следовали тем же путем что и шрамы, покрывающие правую ногу от голени до ступни. Я выглядела так будто бы вышла из огня прямо в водопад красок, одновременно окрасившись – изменившись навсегда.
Я стояла перед ним голая, моя грудь поднималась и опускалась. Моя кожа оживала и покалывала под его изучающим взглядом.
Кем бы я ни была, я не любила нижнее белье. Так же как я была без бюстгальтера, я была и без трусиков.
Он не двигался. Я не могла пошевелиться.
Его руки лежали на моих бедрах, пальцы впились в мою плоть, когда он пожирал меня своим взглядом. Связь между нами гудела, заглушая комнату и присутствующих, помещая нас в плотный пузырь потрескивающей похоти.
«Я знаю тебя.
Откуда я тебя знаю?»
Мое сердце трепетало, чем дольше мы смотрели друг на друга.
Уязвимость распространялась теплом между нами, подавляя замешательство.
Его дыхание казалось поверхностным, он снова наклонился ко мне – как будто нас связали воедино невидимые нити.
– Килл! – голос был издалека. – Килл! Ради бога, През!
Мужчина, удерживающий меня, заморгал, разорвав нашу связь. Тепло в его взгляде превратилось в снег, накрывая меня полностью.
Отступив назад, он прочистил горло.
– Дерьмо, – он слегка пошатывался.
Мне нравилось думать, что это из-за того, что случилось между нами, но след красных капель украшал дерево внизу.
Темная кровь брызнула на его большие военные ботинки, похожая на ржавые слезы.
Отходя от меня подальше, скрестив руки на груди, он вздрогнул. Его глаза зажмурились от боли, но он хорошо скрывал это.
– Собери их вещи, Грассхоппер.
Мужчина с ирокезом сделал, как было велено, беспорядочно подбирая юбки, брюки и платья, комкая их и запихивая в черный мусорный пакет.
Не отрывая от меня взгляда, Килл пробормотал:
– Вам дадут новую одежду, как только вы будете вымыты и осмотрены.
Еще больше слез и всхлипов.
Но не моих.
Я была сконцентрирована. Сфокусировавшись на полу со знанием, что мужчина передо мной может казаться непобедимым, но он таким не был. Он истекал кровью. Как и любой другой. Ему больно. Так же как любому поверженному мужчине. Ему нужна помощь и как можно скорее.
– Как только вас осмотрят, вас покормят, предоставят комнаты и позволят отдохнуть, перед тем как решится ваша истинная судьба. Мне плевать на ваши имена. Меня не волнует откуда вы. Для меня вы не больше чем свежак. Свежак для продажи, свежак для обмена. Слезы вас не спасут, крики только навредят вам. Так что, черт возьми, слушайте, молчите, и считайте ваше пребывание с нами небольшим отдыхом перед новой реальностью.
Блондинка с длинными волосами прошептала:
– Пожалуйста,… этого не может быть. Чего ты хочешь?
Килл оскалился, руками сжимая сильнее свою талию. Это выглядело как агрессия, но я заметила бледность от кровопотери переходящую вверх, к его челюсти.
– Я говорил вам, не моя вина, что вы меня не слушаете. И вы не увидите меня снова после этой ночи.
Расправив плечи, он проворчал:
– Мо, Хоппер, отведи их в бункер на ночь. Я могу доверить вам доставить их в назначенное место завтра? У меня нет времени закончить это с вами.
«У тебя нет времени, потому что ты истекаешь кровью».
Песочный Блондин кивнул
– Мы справимся. Не беспокойся об этом.
– Хорошо, – вздохнул Килл
Несколько женщин шмыгнули носами, слезы текли по их щекам. Я мельком оглядела нашу печальную компанию. Симпатичная азиатка, две блондинки, одна рыжая и одна брюнетка. Мы все были похожи по росту, телосложению и фигуре.
Нас выбирали.
Отобрали для того, что бы там они ни собирались сделать с нами.
Вибрация страха прорывалась сквозь мою стойкость.
Зеленые глаза остановились на мне.
Чувство истории, связи и сопротивления вернулось снова, быстро и крепко сцепив наши взгляды. Его вдруг занесло влево, мотая головой, он вытаращил глаза от изумления, что его тело не подчинилось его приказу стоять на месте.
Я не удивилась. Я поражалась тому, что он все еще в вертикальном положении, не говоря уже о том, что в одиночку руководит и располагает уважением позади стоящих мужчин.
Щелкнув пальцами, Килл прорычал:
– Я ухожу. Я забираю шестой товар с собой, пока не найдется покупатель. Не доверяю братьям после того, что случилось этой ночью.
Мо, песочный блондин, нахмурился.
– Разве это разумно? Я имею в виду…
– Это очень, бл*дь, разумно, – двигаясь вперед, Килл направился ко мне.
Я шагнула назад, но это было бесполезно. Схватив мой локоть, он прорычал через плечо:
– Дайте мне во что-нибудь ее одеть.
Тут же Грассхоппер, байкер с черным ирокезом, вынул из пакета черную футболку с надписью впереди «МЕСТЬ СЛАДКА».
– Надень это. – Кил смял ее и бросил мне в живот.
Трясущимися руками я вывернула футболку на лицевую сторону, и надела ее через голову. Она была как платье, скользящее по моим бедрам.
Килл кивнул.
– Это не идеально, но сойдет.
Схватив мое запястье, он дернул меня в сторону коридора.
– Я позвоню вам завтра, ребята. Разберитесь с этим.
Не говоря больше ни слова, он потащил меня в гараж к ожидающему черному Триумфу. Закинув ногу, он притянул меня ближе.
– Садись.
– Я не люблю мотоциклы.
Мысль пришла из ниоткуда. Почему мне не нравятся мотоциклы? По той же причине я не люблю байкерские клубы… и мужчин из этого мира.
Это бессмыслица. Если бы я имела что-то общее с клубами и насилием, я бы вспомнила, так ведь? В конце концов, я вспомнила свою профессию. Я бы не стала лечить животных, если бы была родом из места, где женщины должны подчиняться и больше относятся к типу домохозяек.
Что-то тут не сходится.
Зуд в моем мозгу не сдавался, переходя из небольшого раздражения в полномасштабное желание почесаться.
– Это не обсуждается. Выполняй. – Килл развернул и усадил меня на свой байк.
У него были большие руки, легко обвивающие мою талию. В очередной раз знание и напряжение просочились в мою кровь.
В момент, когда я села позади него, он отпустил меня, шипя от боли.
– Ты ранен,– пробормотала я.
Он покачал головой.
– Поверхностно. Не думай, что я умру, и ты освободишься – тебе придется долго ждать, пока это случится.
Мой желудок сжался, как и мое сердце, при мысли, что он умирает. Если он умрет, ответы исчезнут вместе с ним. Но если он умрет, я буду свободна.
Мысли о свободе не возбуждали меня так сильно, как разгадка моей амнезии.
– Тебе нужен доктор.
«Ты должен оставаться в живых достаточно долго, чтобы я узнала правду».
Его кожаная куртка тихо скрипнула, когда мышцы на его спине напряглись.
– Не твоего ума дело.
«Наша связь – это мое дело».
Схватив руль, он нажал кнопку открывающую маленькую секцию большой роллерной двери гаража. Свежесть ночи снаружи взволновала, перебивая запах кожи и бензина.
– Если хочешь остаться, тебе лучше держаться.
Его метафора не ускользнула от меня.
Если я хотела двигаться вперед с этим странным, страшным существом, я должна была довериться мужчине, который держал мою жизнь в своих бандитских руках. И если я этого не сделаю, я упаду.
