Текст книги "Пастух Земли (СИ)"

Автор книги: Павел Виноградов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)

Они с Арэдви любили гулять здесь – может быть, из-за её имени: степные арийцы называли Великую мать вод Арэдви Сура Анахита…

Приближался Навака раокаҳ – роскошный праздник начала года. Зазеленевшие деревья покрылись тугими завязями, которые вот-вот превратятся в воздушное цветущее море. Поляна уже была усыпана первыми полевыми цветами – словно расточительные боги щедро разбросали драгоценные камни во время какой-то своей игры, да так и оставили их здесь, когда играть им надоело.

Мужчина и женщина словно бы плыли по весне, по волнам лёгкого шёлкового ветерка и предчувствия ароматов оргии цветения.

В сердце Бхулака словно изнутри толкалось пушистое тёплое существо. Он знал, что это называется счастьем, и что восхитительное это ощущение скоро его покинет, да ещё вполне может смениться ужасом и болью, но сейчас не желал думать об этом

Тем более, что счастьем этим была наполнена и прошедшая зима, которая вообще выдалась очень спокойной во всех отношениях – ни сильных морозов, ни снежных буранов, и так в этих краях редких. Спокойно и светло проходила и жизнь Бхулака.

Тамкар Машда и таинственные шпионы Мелуххи как будто решили больше не доставлять ему неприятностей – слухи о готовящемся мятеже продолжали ходить, но новых покушений на его жизнь не случилось. Первое время он осторожничал, но видя, что враги никак себя не проявляют, расслабился, насколько это вообще было возможно, и отдался столь редко случающемуся у него спокойному течению жизни.

Отношения с Арэдви его восхищали. За тысячелетия он пережил множество историй любви, иногда сильных и длительных привязанностей, иногда – бешеных порывов страсти. Но он не мог припомнить ничего похожего на то, что он испытывал с этой девушкой. Казалось, она создана именно для него: в ней являлись все черты, которые привлекали его в женщинах, причём, похоже, об иных из этих своих предпочтений он до сих пор не подозревал и сам.

А она словно бы читала его, как развёрнутый святок египетского папируса – понимая его настроение и желания порой ещё прежде, чем он выражал это словами. Теперь им, в общем-то, и не очень нужны были слова – они могли молчать часами, но при этом пребывали в самом тесном общении друг с другом.

Это был почти идеальный союз, что иногда даже тревожило Бхулака – он привык, что всё не может быть настолько хорошо. Но когда настроения эти накатывали на него, он старался побыстрее избавиться от них, чтобы снова погрузиться в ласковую негу отношений с женщиной. Словом, вёл себя не как бессмертный полубог, а как обычный влюблённый мужчина – коим он, собственно, сейчас и являлся.

Он всё ещё владел Арэдви на законных основаниях, и даже упрочил свои права – заплатив настоятелю ещё немалую сумму. Древнее золото из клада у него закончилось, но Бхулак теперь был официально признанным тамкаром, имея в этом качестве немалые доходы. Так что Арэдви переселилась из дома при храме в его обиталище – конечно, временно, но Бхулак не хотел думать, что будет после того, как его эпопея в Марге подойдёт к концу.

Машда, иногда всё ещё посещавший храм, чтобы купить ночь с одной из танцовщиц, перестал осведомляться об Арэдви – видимо, уяснил себе ситуацию и не питал больше надежд. Так что счастью пары не осталось препятствий ни внешних, ни внутренних.

Тревога о будущем Бхулака, конечно, периодически посещала – он не забывал ни о многочисленных врагах, ни о сложностях своей миссии, ни о по-прежнему не проявлявшемся Поводыре. Да и не мог бы забыть – достаточно часто сталкиваясь с Заратахшей. Тот, однако, тоже много про их тайные дела не распространялся – лишь коротко упоминал, что обстановка не изменилась и новостей нет, и тут же начинал говорить о других вещах. И он никогда не напоминал об их беседе под воздействием хаомы – ещё одно тревожащее воспоминание Бхулака. Тот никак не мог понять, что из слышанного и пережитого им тогда было реальным, а что навеял дурманящий напиток, но тоже почему-то опасался заговаривать об этом со жрецом.

Зато они много беседовали о различиях разных народов в их образе жизни, языках и вере, и об их глубинном братстве. Бхулаку было что сказать по этому поводу, и порой он жалел, что не может быть на этот счёт до конца откровенным с человеком, который мог уже, пожалуй, называться его другом. Хотя личность его вызывала множество вопросов, ответов на которые пока не было. Во всяком случае, Бхулак всегда помнил, что человек этот каким-то образом проник в его самую сокровенную тайну, и внутреннее всегда, даже в самой приятной беседы, пребывал настороже.

Что касается Аиряши, то тот исчез еще в начале зимы. Сначала, посещая посольство, Бхулак думал, что просто не сталкивается с ним, но потом спросил об его отсутствии Заратахшу и услышал, что молодому жрецу пришлось вернуться на родину, поскольку оттуда пришло известие о тяжёлой болезни его отца. Если старик умрёт, Аиряша встанет во главе клана Спитама. Это опечалило Бхулака – он успел привязаться к юноше и недоумевал, почему тот не нашёл времени с ними проститься. Похоже, и Заратахше не хватало его ученика и помощника.

Позже, однако, Бхулак понял, что с отъездом молодого человека тоже не всё так просто. Но сейчас он не думал ни об Аиряше, ни о Заратахше, ни о Машде с Мелуххой, ни даже о Поводыре. Вообще ни о чём – лишь упивался любовью и благоуханным воздухом. От избытка чувств он рассмеялся и подхватил девушку на руки, закружившись вместе с ней по поляне. Она тоже заливалась мелодичным смехом, которому, как казалось Бхулаку, благоговейно внимают небо и земля.

С размаха он навзничь повалился в густую зелень, увлекая за собой Арэдви, которая оказалась на нём сверху. Они катались по земле и целовались, как два подростка – пока от напора чувств и счастливого смеха не обессилили и не притихли.

– Шупан, – еле слышно произнесла она спустя несколько минут молчания. – Что будет со мной, когда ты уедешь?

– Что?! – грубо вырванный из блаженной неги, он приподнялся на локте, с недоумением глядя на девушку.

– Что будет, когда у тебя не останется дел в Марге? Ты ведь оставишь меня здесь? – она тоже приподнялась и глядела на него серьёзно и прямо.

– Ты ничего не знаешь о моих делах, – с досадой проговорил он.

Уже не в первый раз Арэдви пыталась проникнуть в ту область жизни Бхулака, в которую он не хотел её пускать. Он твердил себе, что это естественное желание женщины узнать о своём мужчине как можно больше, что это беспокойство о своей дальнейшей судьбе, об их отношениях, на которое ещё наложилось простое любопытство. Но тысячелетний опыт заставлял его замечать и запоминать каждый из таких случаев.

– Конечно, господин, – она смиренно опустила глаза, что не смогло обмануть его – он видел, что она собирается продолжать неприятный разговор.

И он был прав, потому что она заговорила опять:

– Хуту-Налаини ни за что не продаст меня тебе – ни за какое золото. Значит, ты покинешь меня здесь.

– С чего ты взяла, что я вообще собираюсь уезжать из Марга? – буркнул Бхулак.

– Но ведь рано или поздно ты совершишь то, зачем приехал сюда.

– Может быть, я не собираюсь делать этого, – усмехнулся он. – Может быть, я хочу остаться здесь, рядом с тобой…

– Ты не можешь, – убеждённо сказала она.

– Почему?

– Потому что ты верблюд.

Он воззрился на неё с удивлением.

– Потому что, как верблюд, всегда идёшь к цели, и рано или поздно её достигаешь, – пояснила она.

Она была, вообще-то, права, но ей не должно было быть до того никакого дела.

– Верблюды тоже устают, – заметил он.

– Да, но всё равно всегда доходят туда, куда их послали. Но если…

– Что?

– Если… ты силой заберешь меня?

– Похищу? Но тогда настоятель пожалуется Святому человеку, а тот – моему царю, и нам уже не будет места ни в Аккаде, ни в Эламе…

– А если… вдруг получится так, что жрецы и великие больше не будут править Маргушем?

Это было уже не просто тревожно, а подозрительно – она явно имела в виду готовящийся мятеж!

– Почему ты говоришь так? – спросил он нарочито мягко и почти расслабленно, но внутренне напряжённо ожидал ответа.

Но она лишь с легкомысленной улыбкой повела плечами.

– Девушки приносят слухи с базара, – прозвучало это вполне простодушно, и Бхулак не почуял в её словах ни малейшей тени коварства.

– Люди голодают от неурожая и недовольны, – продолжала Арэдви. – В Маргуше и раньше были восстания, и правителей убивали. Если и в этот раз так случится, может быть, ты сможешь забрать меня из храма? Ведь тогда твой царь, наверное, не станет слушать свергнутых владык?

Что же, это выглядело убедительно. Не теряя осторожности, в душе Бхулак перевёл дух – подозревать возлюбленную в тайных помыслах было очень неприятно. На самом деле, он сам множество раз задумывался об их дальнейшей с Арэдви судьбе, но, поскольку сам ещё не решил, как поступит дальше, предоставлял это дальнейшему ходу событий. Потому лишь сказал с глубокой нежностью, которую и правда испытывал:

– Я тебя никогда не оставлю!

И заключил девушку в объятия, в которых она охотно и грациозно утонула

– Твои губы сладки, как плоды граната, зубы твои, как жемчуг Дильмуна… – пробормотал он несколько блаженных мгновений – или часов – спустя.

– Ты бог, – едва слышно пролепетала она. – от тебя пахнет вечностью…

На Бхулак словно рухнули небеса. Это не могло быть случайностью, не могло быть совпадением – Арэдви не могла сказать ему те же слова, которые когда-то сказала…

– Анат! – крикнул он, оттолкнув её и вскакивая на ноги. – Всё-таки ты – она!

За это мгновение он понял, что всегда, с самого начала, знал: Арэдви – это Анат, девушка из Библа. Может быть, просто не хотел себе в этом признаваться, чтобы не усложнять свою и так непростую жизнь, чуть подольше побыть в расслабляющем и незамутнённом счастье.

Терзавшие его ещё недавно подозрения, что девушка как-то связана с людьми Мелуххи мгновенно были забыты – не это было её тайной, тайной было нечто совсем другое, то, чего он никак не мог понять!

Она отчаянно глядела на него, стоя на коленях, закусив нижнюю губу, как будто испуганный ребёнок, а потом закрыла лицо руками и разрыдалась. Сквозь слёзы прорывались бессвязные фразы:

– Как я могла сказать тебе?! Ты был со мной одну ночь и ушёл. Но эта ночь была, как вся моя жизнь… И она закончилась! А потом было так много всего… плохого! Так много горя! И вот я встречаю тебя здесь – на меня как будто небо упало. Когда я увидела тебя, я не помню, как танцевала, только молила богов, чтобы ты увёл меня оттуда! Это боги нас соединили, это правда! Но как я могла тебе сказать?.. Я хотела, я правда хотела, я уже собралась ответить, что это я, когда ты назвал меня по имени. Но…

– Что «но»? – спросил мрачно слушавший Бхулак.

Поток рыданий прервался, но рук от лица она не отнимала:

– Сын… – глухо донеслось из-за них.

– Что?!

Она отняла руки и подняла к нему лицо.

– Наш сын, – в её глазах зияла боль. – Он… умер. Родился мёртвым. Старуха, которую привела Таммар, ничего не смогла сделать. Как я могла сказать тебе?

Этого просто не могло быть: Бхулак помнил свои ощущения тогда, свою уверенность, что ребёнок родится и будет жить. Всё, что говорила сейчас ему женщина, было неправильно – но ничего не оставалось, как только поверить ей. Это ведь и правда была Анат, и теперь у неё не оставалось никаких причин лгать ему.

– Расскажи, – проговорил он.

– Таммар… она была добра ко мне, и тоже очень убивалась по нашему ребёнку, всё никак не могла поверить… Она сказала мне, что я могу пока не работать. А я… тогда я перестала верить, что ты бог.

– Я и не бог, я говорил тебе это.

Анат… нет, он уже привык называть её иначе… Арэдви энергично помотала головой в знак отрицания и продолжила рассказ.

– Таммар… она скоро тоже умерла – занозила руку, ранка долго не заживала, болела, потом вся рука болела, распухла, она слегла, вся горела, лекарь её лечил, но она умерла. Гостиница досталась по наследству одному купцу, её дальнему родственнику. Он её продал, и всех девушек тоже.

Бхулак слушал, до боли сжимая зубы.

– Меня продали в Угарит, в весёлый дом, – продолжала девушка. – Но там я пробыла недолго: меня выкупил купец из Мари. Он хотел оставить меня для себя, но его караван разграбили пустынные дикари, и ему пришлось продать меня купцам из Элама. Мы долго добирались туда. В Шушане на рынке меня купили посланцы Маргуша – я слышала потом, что они заплатили очень дорого, потому что жрец, который был с ними, осмотрел меня и сказал, что я могу научиться хорошо танцевать. И по пути лазурита меня привезли в Маргу…

«В этом мире случается и не такое», – думал Бхулак.

Он очень хотел верить истории девушки, выглядевшей вполне правдоподобно, хоть и печально. Теперь он, кстати, понял, почему она говорила только на языке Маргуша, который был похож на язык Элама. Он несколько раз пытался поговорить с ней на якобы её родном арийском, но она отвечала, что он напоминает ей о доме, а это больно.

– Бхулак! – позвала она.

– Называй меня Шупан, – сурово ответил он. – Всегда – пока мы здесь…

– Значит… ты возьмёшь меня с собой? – в его словах она услышала лишь то, что жаждала.

– Я не знаю, – ответил он помолчав. – Не знаю ещё, верить ли тебе.

Она вновь закрыла лицо руками, откуда послышались сдавленные рыдания.

– Ну всё, хватит, хватит, – бессмертный или нет, Бхулак, как и всякий мужчина, не выносил женского плача.

Он вновь присел рядом с девушкой и приобнял её за плечи.

– Успокойся, я всё улажу.

– Правда? – она опустила руки и подняла-ка нему мокрое лицо.

– Конечно!

– Бхулак… Шупан, увези меня обратно в Ханаан, я больше не могу жить на чужбине! – взмолилась она.

– Может быть, – глухо ответил он. – Пойдём, нам надо вернуться в город.

Обратный путь они проделали молча, погружённые в глубокие раздумья – по крайней мере, Бхулак, который пытался понять, как все эти известия должны сказаться на текущей ситуации. Впрочем, ничего особенного он не придумал, со вздохом решив подождать и поглядеть, как будут разворачиваться события.

О чём думала Арэдви, догадаться было невозможно.

Квартал стражи встретил их смехом и пронзительными воплями. Скоро причина их открылась: городские мальчишки издевались над давешним чернявым даэвона. Выкрикивая насмешки, они швыряли в него куски засохшей глины и козьи катышы, а тот неуклюже закрывался руками. Его обезьяна сначала корчила мальчишкам уродливые рожи, а потом соскочила на землю и с визгом помчалась наутёк.

– Великий змей! Великий змей ползёт из-под земли! Он сожрёт всё небо! – верещал убогий тонким голоском.

Бхулака передёрнуло. Он уже было хотел заступиться за беднягу, но его опередил один из стражников, замахнувшийся на маленьких паршивцев дубинкой, после чего они бросились врассыпную. Дурачок тоже неуклюже заковылял в переулки, где уже скрылась его макака – там, по всей видимости, они и ночевали в некой грязной норе.

– Небо всё ближе! – прокричал он, пробегая мимо Бхулака и Арэдви. – Скоро придёт змей!

Его лицо, искажённое безумием, перепачканное грязью и навозом, почему-то показалось Бхулаку зловещим, и он отвернулся.

Вечером дома они почти всё время молчали: Бхулак продолжал думать над разными вещами, Арэдви тоже не выражала особого желание вести разговоры. Он заметил, что она ещё несколько раз плакала тайком. Когда они наконец легли, девушка, пролепетав что-то, заснула почти мгновенно. А он всё не мог, лежал на спине, слушая тихое посапыванье Арэдви и глядя в потолок. Он знал, что сейчас нужно сделать, но ему страшно этого не хотелось. Однако откладывать не имело смысла.

Решив это, он тотчас оказался в тайной комнате своего разума.

Поводырь в образе Ментухотепа величественно восседал на троне Чёрной земли при всех своих атрибутах: пшенте – двойной короне с уреем, полосатом платке немесе, со скипетром и царским цепом в руках. Он редко появлялся перед Бхулаком в столь официальном виде – похоже, тоже полагал, что разговор предстоит нелёгкий и важный.

– Ты знаешь про Анат? – сразу взял быка за рога Бхулак.

Царь важно кивнул.

– Мне известно всё, что с тобой происходит.

Голос его был ровным и отстранённым.

С некоторых пор Бхулак сильно сомневался во всеведенье своего покровителя, но сейчас его интересовало другое.

– Это ты сделал так, чтобы мы встретились? – за тысячелетия общения с машиной он уяснил, что, если задавать прямые и ясные вопросы, её ответы, скорее всего, будут такими же. Хотя порой и излишне многословными – как получилось и теперь.

– Я искусственный интеллект, созданный для разработки стратегий и координации миссий эмиссара и для обеспечения его эффективности. В том числе и помощи в удовлетворении его биологических потребностей – но лишь в тех случаях, когда это необходимо для реализации миссии. Однако следование эмиссара животному инстинкту размножения под данную категорию потребностей не подпадает, а потому твои отношения с самками несущественны.

– То есть, это не ты, – заключил Бхулак. – Но как тогда мы с ней могли встретиться на другом конце мира?! Такого просто не могло быть!

– Это не так, – отвечал Поводырь столь же монотонно. – Это небольшая планета, а численность человечества мала. Ваша встреча статистически была вполне вероятна – если учесть энергетическую составляющую твоей личности. Для твоего функционирования в роли эмиссара ты был наделён способностью абсорбировать из биома различные виды энергии в гораздо больших масштабах, чем прочие люди. Естественным образом ты притягиваешь и значительно более слабые энергетические системы тех, с кем входишь в контакт. Этим ты пользуешься, когда инициируешь своих потомков и связываешься с ними. Но даже если в человеке отсутствует твоя уникальная генетика, его может притягивать к тебе. Очевидно, энергетическая система данной особи реагирует на твою особенно сильно.

Бхулак терпеть не мог, когда машина вещала в таком тарабарском стиле – он просто не знал, что отвечать. Вместо него заговорил Поводырь:

– Ты давно не вступал со мной в контакт, – было ясно, что он уже закрыл тему с Анат и ничего более про неё не скажет. – Как продвигается твоя миссия в Марге?

– Это ты давно не появлялся, – огрызнулся Бхулак, хотя Поводырь всегда игнорировал такого рода выражения его недовольства. – А мне тебе сказать нечего, кроме того, что в стране зреет мятеж. Но ты, думаю, и сам про это знаешь.

– Конечно. – кивнул Поводырь. – Но ты должен был найти его руководителей, взять их под контроль и начать восстание в определённое время.

– Я так и не узнал, кто тайный тамкар Мелуххи, – сказал Бхулак совершенно честно. – Его никто не может найти.

– Заратахша тоже? – осведомился Поводырь, и Бхулак вынужден был кивнуть головой.

– Поэтому ты поддерживаешь с ним близкие отношения? – продолжал расспрашивать искин.

– Да, это так, – снова кивнул Бхулак, благодаря высшие силы, если они есть, что машина не в состоянии читать его мысли.

– Это логично, – величественно согласился восседающий на троне владыка, и Бхулак в душе облегчённо вздохнул. – Есть ли у тебя предложения по дальнейшей тактике реализации миссии?

– Да, есть: пусть всё идёт, как идёт.

– Поясни.

– Мятеж всё равно будет, – Бхулак и правда был в этом убеждён. – Людям Мелуххи моей помощи в этом и не понадобится. Да и без них он бы случился рано или поздно – народ волнуется и ропщет, по всей стране и в столице недовольные тайно сбиваются в банды и готовятся к восстанию. А когда оно начнётся, тогда станет понятно, и кто возглавляет тут шпионов из Мелуххи – он просто вынужден будет показаться.

– В этом также имеется логика, – согласился Поводырь.

То ли он уже сам пришёл к такому же выводу, то ли мгновенно оценил предложение эмиссара.

– Я просчитаю варианты моих стратегий, встроив это дополнение, и сообщу тебе результаты моих вычислений, – продолжал искин. – Но задача найти тайного тамкара с тебя не снимается. Он может открыться по чистой случайности. Им может быть любой человек в Марге или вне его, и в любом обличии. Даже из твоего ближнего окружения.

Да, им и правда мог быть кто угодно – Бхулак сам давно уже знал это.

17

Жемчуг Дильмуна

Дильмун, Нижнее море (Персидский залив). 2306 год до н. э.

«Священна страна Дильмун, непорочна страна Дильмун, чиста страна Дильмун, священна страна Дильмун»… Строки старинного гимна назойливо крутились в голове Бхулака, прятавшегося в тёмном закутке порта среди складов, тянувшихся вплоть до храма Матери-земли Нинсикилы. Обычно отсюда до зданий таможни у городских ворот, обращённых к морю, брели вереницы осликов с товарами на проверку чиновников. Но не сегодня.

Сегодня сюда пришли лишь ловцы жемчуга, которых явно не волновала творящаяся в городе смута. Бхулак видел, как в предрассветных сумерках они отправляются на промысел. Смуглые широкоплечие люди в одних набедренных повязках спускались по каменным причалам к стоящим в гавани тростниковым лодкам. На поясах ныряльщиков висели орудия их ремесла – травяные сетки для собранных раковин и небольшие медные ножи для их вскрытия, на шеях – костяные прищепки для носа.

Их мало интересовали политические страсти – им надо было зарабатывать на жизнь. Но именно добываемый их тяжёлыми и опасными трудами «цветок морей» стал символом Дильмуна, им славилась по всему миру эта небольшая страна, раскинувшаяся на нескольких островах и части противолежащего большого полуострова. Говорили даже, что где-то в здешних водах есть волшебная жемчужина, проглотив которую, можно стать бессмертным. Ещё рассказывали, что в давние времена именно за ней прибыл в Дильмун великий царь Урука Гильгамеш, который добыл её так же, как обычный жемчуг – привязал к ноге тяжёлый камень и нырнул в самую глубину.

Царь-герой нашёл волшебную драгоценность, но её похитила у него и съела змея, сама стала бессмертной, а Гильгамеш остался ни с чем. В память об этом прискорбном происшествии дильмунцы до сих пор закапывают под полами своих домов горшок с живой змеёй и жемчужиной в надежде, что это защитит их жилища от всякого зла. Здесь помнили и чтили Гильгамеша, основательно забытого на своей родине с тех пор, как она подпала под власть Аккада.

Из глубин памяти Бхулака выплыло лицо мужа с курчавой чёрной бородой, прямым носом и круглыми бешеными глазами. Лицо поэта-воина и царя воинов, которого на самом деле звали Бильгамес. Теперь, наверное, один лишь Бхулак знал, что история его пребывания в Дильмуне выглядела вовсе не так, как её ныне рассказывают. Но кому нужна настоящая история… Пусть уж лучше закапывают свои горшки.

Тем более что сейчас для него куда более важной фигурой, чем ушедший в глубь веков Бильгамес, был другой царь, внешне вовсе не похожий на стародавнего героя.

Бхулак пошевелился и вновь ощутил тупую боль в спине, куда пришёлся удар копьём. Рана уже затянулась, но сильно повреждённые внутренние ткани бурно срастались, и это причиняло боль. Вдобавок он очень хотел есть и пить. И ещё смертельно устал. Но всё это не освобождало его от необходимости продолжать миссию.

Вернее, две миссии, преследовавшие одну и ту же цель. Внешняя – от владыки Аккада Шаррукина, незаконного сын водоноса и жрицы, прошедшего путь от виночерпия до царя, захватившего и Урук, и многие другие города страны Киэнги, и омывшего остриё своего копья в водах Нижнего моря. Теперь же он бросил свой жадный взор на Дильмун. Шаррукина не интересовало, как Гильгамеша, обретение бессмертия, он не хотел стать хранителем перехода из нашего мира в потусторонний, который, как поговаривали, скрывается где-то в Дильмуне. Просто эта страна была самым важным узлом торговли между народами и царствами.

В те годы северный Путь лазурита только осваивался немногими купцами, так что именно в Дильмун стекались товары почти со всего мира. Здесь встречались медь, эбеновое дерево и твёрдый камень для печатей, сосудов и статуэток из Маганы, золото из Тукриша, горный хрусталь из Мархаши, тонкие шерстяные ткани из Элама, зерно и кунжутное масло из Ура, сердолик, лазурит, слоновая кость, корабельное дерево, дурманящая смола конопли из Мелуххи… Конечно же, торговали тут и людьми – крепкими мужчинами, чтобы делать из них моряков и воинов, и прекрасными женщинами для услаждения.

Сам Дильмун мог прибавить к этому изобилию разве что плоды своей почвы: огурцы, абрикосы, виноград и финики – свежие, вяленые, пасту из фиников и финиковое вино. И, конечно же, жемчуг. Однако не из-за всего этого владыки севера, востока и запада вожделели владычества над Дильмуном. В конечном итоге главной его драгоценностью была простая вода – сладкая пресная вода, бившая из ключей и на островах, и даже среди горьких морских волн. Рассказывали, что это было даром Дильмуну от бога Энки. Так это или нет, но именно благодаря тем благословенным источникам Дильмун и напоминал райский оазис в морской пустыне. Моряки со всех концов света причаливали к нему, чтобы отдохнуть и запастись водой для дальнейшего плавания. И пока боги не лишат Дильмун его живительных вод, он не потеряет своего богатства.

Шаррукину, располагавшему внушительным флотом, ничего не стоило завоевать острова. Если бы не одно обстоятельство – Мелухха. Там всегда считали Дильмун своей вотчиной – и на то были основания: и внешне, и по языку, и по обычаям здешний народ походил на млеххов. Даже царская семья по крови давно уже была млеххами – по причине традиции брать в жёны знатных девушек из этой страны. И уже не меньше ста лет на самом большом острове Дильмуна существовала огромная фактория Мелуххи. Разумеется, действовали тут и люди жуткого ордена Невидимых, но их никто и не видел, хотя они влияли здесь на многие важные дела.

С другой стороны, и люди из Двуречья чувствовали себя тут, как дома – и не только из-за того, что Дильмун считался древней родиной шумеров. Просто без своих здешних факторий города на материке очень быстро обеднели бы, потеряли значительную часть могущества и блеска. Потому общины купцов из этих городов тут тоже были многолюдны, а когда города эти перешли под власть державы Аккада, они объединились в одну большую колонию.

Бхулака вновь пронизала боль в спине, вызванная, возможно, свежим ветерком и сыростью с моря, пробиравшими тело в предутренние часы. Настало самое прохладное время суток перед влажной духотой, обычно окутывавшей остров почти круглые сутки. Эмиссар плотнее закутался в шерстяной плащ и вновь погрузился в свои мысли – больше делать ему пока было нечего.

Сами жители Дильмуна смотрели на борьбу вокруг своих островов с философским спокойствием – они прекрасно знали, что земля эта принадлежит лишь им, и не собирались отдавать её ни царствам Двуречья, ни Мелуххе, ни ещё кому-либо. Но вот правительство их всегда проявляло чудеса хитрой дипломатии, чтобы и сохранить самостоятельность, не поссорившись при этом с могущественными и враждующими соседями.

До поры, до времени это удавалось, но с появлением на материке империи Шаррукина, всё стало гораздо серьёзнее. Сейчас он завоёвывал царства Мари и Эбла, мечтая ограничить свою новую державу лишь Великим Верхним морем, а может, плыть и дальше – до сказочных земель севера. Но рано или поздно он оттуда вернётся, и тогда его корабли с войсками прибудут к Дильмуну. Но тогда же тут появятся и огромные боевые суда млеххов. Ничем хорошим для небольшого царства закончиться это не может, что прекрасно понимала правящая ныне островами царица Шадая.

Кстати, о царице…

«Эа-насир!» – мысленно позвал Бхулак.

«Я слышу, отец», – отозвался местный купец, которому Бхулак спел свою песню почти сразу после того, как прибыл сюда.

«Где ты?»

«Во дворце, с царицей, как ты и велел».

«С ней всё в порядке?»

«Да, млеххов здесь нет, дворец охраняет стража. Что в городе?».

«Всё ещё идёт резня, но мы пока держимся… Ладно, я скоро буду, но, если что-то случится, зови».

«Да, отец».

Бхулака, который последние несколько лет всячески поддерживал Шаррукина в деле строительства его царства и стал одним из его приближённых, тот сюда и прислал. Конечно, он понятия не имел, что ту же самую задачу поставил перед Бхулаком и его истинный хозяин – Поводырь. Как всегда, тот просто озвучил задание в потаённой комнате разума, никак не поясняя его, но Бхулак уже достаточно поднаторел в его стратегиях, чтобы понимать: если млеххи захватят Дильмун и получат контроль над всей торговлей в этой части мира, страна их настолько усилится, что станет равным, а то и сильнейшим, соперником Аккадской империи. Рано или поздно это приведёт к столкновению, исход которого Бхулак предсказать не мог – но мог Поводырь, и, очевидно, прогноз этот не вписывался в какие-то его далеко идущие планы. Потому и от Шаррукина, и от Поводыря у Бхулака был один приказ: любыми средствами противостоять захвату Дильмуна млеххами.

Сначала всё шло гладко: он инициировал несколько своих детей из местной месопотамской колонии и местных жителей, они стали группировать вокруг себя людей, собирали информацию, выявляли сторонников Мелуххи, скупали оружие – Бхулак слишком хорошо знал жизнь, чтобы надеяться на мирный исход дела…

По всему выходило, что главным шпионом Мелуххи был Римум, настоятель храма Инзака, бога финиковой пальмы. Храм этот, наряду с царским дворцом, был, фактически, вторым центром управления страной. И именно к его главному жрецу вели нити и из колонии млеххов, и с огромного городского рынка, на котором тайно орудовало множество Невидимых.

Бхулак сознавал, что они не станут дожидаться появления на островах кораблей Аккада: его шпионы доносили ему, что с купеческих судов Мелуххи тайно сгружаются связки копий и дротиков, тысячи стрел и зарядов для пращей. И ещё – много духовых трубок с отравленными стрелками. А в городе всё чаще мелькали жестокие лица невысоких курчавых чернокожих дикарей, из которых Мелухха вербует наёмников. Вот-вот должно было полыхнуть, и отряды самообороны, спешно сколачиваемые Бхулаком и его людьми, сами с этим явно не справятся. Надо было заручиться поддержкой местных властей. И Бхулак, устроив через своих людей аудиенцию у царицы, отправился во дворец. Это было вчера.

«Отец!»

Его мысленно звал другой его сын – в обычной жизни приказчик почтенного урукского торгового дома. Бхулак сразу почуял, что с ним неладно.

«Что с тобой, Нанни?» – спросил он.

«Я ранен… Мы укрепились в лавках на южном конце рынка и пока сдерживаем их, но их всё больше! Много наших ранены и убиты! Мы долго не простоим».

«Нужно продержаться, – ответил Бхулак. – Хотя бы несколько часов».

Он очень надеялся, что этих часов хватит. Если море будет спокойно…

«Да, отец», – ответил Нанни.

«Сейчас посмотрю, чем вам можно помочь», – ободрил его Бхулак и стал мысленным взором искать других своих детей. В паре кварталов от рынка он нашёл небольшой отряд самообороны, во главе его стоял один из инициированных им дильмунцев.