Текст книги "Война олигархов"

Автор книги: Павел Генералов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Часть вторая
Поставить на Зеру

Глава первая. Аппараты, товсь!

13 января 1999 года

Санкт – Петербург

Чуден Питер в любую погоду. Даже сейчас, в середине января. Правда, мокрый снег временами сменялся колючим мелким дождём, а ветер с залива порой пронизывал насквозь. И всё равно было хорошо.

Гоша с Зерой уже третий день обретались в городе на Неве. Для Зеры по сути это была первая поездка в Петербург. Так получилось, что она попала сюда в первый и единственный раз в возрасте пяти лет. Потому и помнила какую–то ерунду: пёструю кошку на Дворцовой площади, огромное количество бананов, продававшихся прямо на улицах и столь же огромное количество комаров, одного из которых она чуть не проглотила.

Конечно, зимой многих возможностей они оказались лишены: прогулок по каналам на кораблике; путешествий в пригороды и даже возможности беззаботно прогуливаться по бесконечным набережным и открытым площадям. Было скользко и холодно. И приходилось прятаться в музейных залах Эрмитажа, Русского музея и бывшей Биржи. Но они были вместе и это казалось сейчас самым главным.

– Меня уже тошнит от музеев, – сказала Зера.

Они как раз пересекли Владимирский проспект. Обогнув вдоль ограды желтую громаду Владимирского собора, где толпились плохо одетые люди, продававшие за гроши подержанную одёжку и прочую дешёвую мелочёвку, углубились в заставленный бесконечными машинами Кузнечный переулок. На подступах к рынку жизнь бурлила вовсю, несмотря на то, что под ногами чавкала, как голодная бродячая собака, снежная жижа.

– Ладно, Зера, так и быть, на сегодня – это последний музей. Потом – в гостиницу, что–нибудь перекусим, а вечером…

– Я помню, помню. «Щелкунчик» в Мариинке. Только пешком я туда не пойду, – предупредила Зера, постукивая сапожком о сапожок. Звук получился глуховатым – ноги промокли насквозь.

– Я тебя донесу, – засмеялся Гоша и сделал вид, что хочет подхватить её на руки.

– Гошка не смей, испачкаешься! – замахала она руками, хотя в глубине души она была бы не против, чтобы её сейчас понесли на руках.

Гоша, несмотря на мерзкую погоду, при каждой возможности всё–таки пытался протащить её по городу пешком, по ходу рассказывая забавные байки из жизни исторического Петербурга. Об офицерских гулянках в ресторане Палкина, о Пушкине с Гоголем, а заодно и о собственных юношеских похождениях по злачным питерским местам в районе Пяти Углов. Обстановка обязывала – направлялись они в музей–квартиру Достоевского.

Квартира Фёдора Михайловича особого впечатления на них не произвела. Скромно жил писатель. Всего–то шесть комнат, да и те – проходные. За окнами вид не из лучших: взгляд упирался в ряд мрачноватых доходных домов. И света было мало. Достоевщина, понимаешь!

Зато по выходу они были вознаграждены забавным наблюдением. Почти напротив дома Достоевского, чуть наискосок, располагался «Интим–салон». Гоша вдруг заржал как подросток. Зера с некоторым недоумением посмотрела на него:

– Ты чего?

– Зер, у меня гениальная идея! Надо питерским пиарщикам подарить!

– Ну чего, чего, говори, – Зера готова была рассмеяться, пока только не понимала – чему.

– Им надо питерские «Интимы» назвать «Соня Мармеладова»!

– Да, в этом что–то есть! – кивнула Зера. И, лукаво улыбнувшись, добавила: – Может, зайдём? Сразу и предложишь?

Но Гоша почему–то не согласился, даже смутился чуть–чуть и потащил её дальше.

На Кузнечном рынке у толстой усатой азербайджанки он купил три роскошных бордовых розы и прямо на рыночных ступенях преподнёс их Зере.

– Теперь пешком точно не пойдём, – облегчённо вздохнула Зера, – а то цветочки замёрзнут.

О том, что сама она замёрзла давно и, кажется, навсегда, она уже не думала.

У метро взяли такси:

– В «Европейскую»…

Когда с Невского свернули на Михайловскую и, развернувшись, подъехали к парадному подъезду уже родного отеля, Зера вдруг вцепилась в рукав Гошиной куртки и выдохнула:

– Подожди, не выходи!

– Что такое? Что случилось? Тебе нехорошо?

– Подожди! – и она с трудом перевела дух, будто не ехала в машине, а бежала все эти последние десять минут. – Это Сергиенко! Вон, видишь, седой? С усами?

– Это кто?

– Папин зам, исполнительный директор «Башконефти», – Зера слегка сползла вниз по сиденью, чтобы с улицы её не было видно.

– И что? – удивился Гоша.

– Что–что? Ты что, не понимаешь? Сейчас бы выкатились ему навстречу! Ты, Гошка, что, и вправду совсем ничего не понимаешь? Папа уже сегодня знал бы, что я в Петербурге. С розами в охапке. И с каким–то…

– Ну, спасибо… Комплимент однако.

– Ладно, не цепляйся к словам, Гош. Каким бы ты ни был, ты мне пока не муж. Сам знаешь.

Гоша понимал – девушка из мусульманской семьи, строгий отец и прочая ерунда. Оказывается, не ерунда. По крайней мере для Зеры.

Сергиенко, крупный импозантный мужик в длинном кожаном пальто, стоял на ступеньках отеля буквально в двух шагах от них. Он курил и, похоже, кого–то ждал. В руках у него был небольшой коричневый портфель. Пышные усы Сергиенко слегка подмокли от питерской непогоды.

Таксист, не оборачиваясь, бросил:

– Здесь стоять больше пяти минут нельзя.

– Заплачу вдвое, – пообещал Гоша.

Зера молчала и, спрятав лицо в цветы, наблюдала за происходящим за окном.

Сергиенко бросил в урну сигарету и спокойно посмотрел на часы.

Наконец, к Сергиенко подошёл какой–то человек. Коренастый, в короткой дублёнке и пыжиковой шапке. Откуда взялся этот чижик–пыжик, Гоша даже не заметил, но уж точно он не выходил из гостиницы.

Руки Сергиенко и «пыжик» друг другу не пожали. Они коротко переговорили, после чего Сергиенко передал собеседнику портфель. «Пыжик» кивнул и цепким взглядом окинул улицу и немногочисленных прохожих. Гоша инстинктивно прикрыл лицо ладонью.

Но и нескольких мгновений ему хватило, чтобы разглядеть и запомнить лицо «пыжика». Вполне заурядное, впрочем, лицо. Если бы не одна деталь. Этот человек был как две капли воды похож на Гошиного препода по теории математических игр по кличке «Гитлер». И потому что звали его Адольфом Петровичем и потому, что зверствовал он на экзаменах почище самого фюрера. Ну, копия Гитлер! Разве что «пыжик» был заметно моложе, к тому же университетский Гитлер уже два года как помер. А так – один в один: нос – этакой унылой уточкой, узкие губы и глазки прямо возле переносицы.

«Пыжик» испарился так же мгновенно, как и появился,

Сергиенко, не заходя в отель, пересёк тротуар и сел в поджидавшую его машину – такси – «мерседес» с рекламой «Европейской».

Путь был, наконец, свободен.

Пряча лицо за цветами, Зера проговорила быстро:

– Я спрячусь в баре, а ты разузнай – совсем он уехал или нет. Сергиенко Андрей Анатольевич, запомнил?

– Угу, – мрачно кивнул Гоша.

Похоже, настроение Зеры испортилось безвозвратно. Надо было им ещё в музей Римского – Корсакова на Загородном заскочить! Глядишь, всё бы и обошлось.

У стойки ресепшена Гоша открыто и доверительно улыбнулся не слишком молодой, но вполне миловидной администраторше:

– День добрый! Я здесь должен был встретиться с коллегой. Его фамилия – Сергиенко. Андрей Анатольевич. Правда, я не уверен, что он живет в нашем отеле…

– Молодой человек, вам не повезло. Только что, буквально пятнадцать минут назад он уехал.

– Жаль. Очень жаль, но он, надеюсь, ещё вернётся?

– Он рассчитался. И уехал в аэропорт.

– Ох, не повезло… А не подскажете, каким рейсом он летит?

– Не подскажу. Такой информации, молодой человек, мы не даём.

Две десятидолларовые бумажки, тем не менее, сделали тайное явным: Сергиенко летел рейсом Санкт – Петербург-Уфа в семнадцать двадцать.

Ещё в лифте Гоша сообщил эту радостную новость Зере. Та в ответ угрюмо молчала. И только в номере, прямо с порога, заявила:

– Гоша, прошу тебя, закажи билеты на ближайший московский рейс.

– Зер, ну не паникуй. А как же наш «Щелкунчик»?

– Гоша, я прошу. Или я полечу одна, – упрямо сказала Зера, дрожа от озноба.

– Хорошо, хорошо, а может, всё–таки переедем в другой отель? Ты же вроде как для всех на даче под Москвой? До завтрашнего вечера? – закинул удочку Гоша.

– Гош, я не могу больше здесь оставаться, – взмолилась Зера и, отведя глаза в сторону, добавила. – Ты не знаешь моего отца.

– Надеюсь вскоре познакомиться, – едва сдерживая раздражение, ответил Гоша.

Но, увидев, что Зера готова разреветься в полную силу, обнял её, поцеловал в висок и сказал ласково, как ребёнку:

– Хорошо, милая, я звоню насчёт билетов.

В Москву они прибыли в десять вечера.

– Отвези меня домой, – попросила Зера. Она по–прежнему дрожала. Не то от пережитого испуга, не то от начинавшейся простуды.

– Хорошо, – ответил Гоша, понимая, что ему самому придётся ехать сегодня к себе, на Ленинский.

Но он уже не злился на Зеру. Понимал, что она и так уже нарушила все мыслимые и немыслимые законы и запреты того мира, в котором прежде жила…

***

Уфа

Юруслан был в полном недоумении. Такого беспредела в порученном его заботам городе не было уже давно. Когда четыре года назад люди поставили его смотрящим по Уфе, здесь творился форменный бардак. Хотя такого, как сейчас, даже и тогда не бывало.

В те времена Юруслану удалось достаточно быстро развести бесконечно враждовавшие между собой две основные группировки. Город и сферы влияния были чётко поделены. И по справедливости. В общак все отстёгивали исправно и шальные пули в городе не летали.

Одной, русской, бригадой правил бывший тяжелоатлет Дубов по кличке Поддубный. По–другому его ещё называли человеком–горой – был тот огромен, прямо как борец сумо. Сто сорок килограммов чистого веса при росте метр девяносто пять – это по–любому выглядело внушительно.

Вторая бригада была татарская и во главе её стоял авторитет Дёма, который родился в барачном посёлке на берегу одноимённой реки. Там, где Дёма ещё не впадает в Белую. Этот, в отличие от несудимого коллеги Поддубного, имел за расписными плечами четыре ходки. За разбой, хранение оружия и наркотики. Вообще Дёма был отъявленный псих. Особенно его повело в последнее время, когда он снова подсел на наркоту.

Бригады именовались русской и татарской достаточно условно. И в той, и в другой наличествовал полный интернационал: татары, русские, башкиры, марийцы, украинцы и всякие прочие представители народов и народностей многонационального Башкортостана.

Мир начал рушиться в самое предновогодье. Сначала сгорело казино, принадлежащее Дёме. Мгновенно поползли слухи, что это дело рук Поддубного. Потом, чуть не средь бела дня, какие–то пацаны в чёрных масках разнесли рынок, который контролировал Поддубный. Грешили, естественно на Дёму. Вслед за тем всё пошло вразнос. Едва что–то случалось с «объектом» Дёмы, как включал ответку Поддубный. И – наоборот. Горели автосервисы, взрывались сауны, гибли пацаны. Назревала большая война. Причём менты хранили ледяное спокойствие.

Всё это было странно и более чем не вовремя. Братву, казалось, стравливала некая третья, невидимая сила. И это как раз тогда, когда Юруслан всерьёз начал въезжать в нефтянку. Ох, нехорошо было. И дурно пахло.

Последние пару дней Юруслан вёл бесконечные переговоры то с Дёмой, то с Поддубным. Подключились к переговорам и серьёзные люди из Москвы и Питера. Юруслану, как говорится, было даже указано на «неполное служебное соответствие». Задушить разгоравшуюся войну было теперь для него делом чести.

Стрелку забили на шестнадцать ноль–ноль, пока ещё не стемнело, на берегу Белой, на другой стороне от парка Гафури. Неподалёку от заброшенных цехов ремзавода.

На место подъехали как и положено – все одновременно. Поддубный со своими бойцами – на трёх машинах. Дёма – на четырёх. Юруслан – на чёрном бронированном джипе в компании с четырьмя «быками».

Вылезли из машин. Все с пушками. В основном с «калашами». Будто на стрельбище собрались, – недовольно поморщился Юруслан.

Поддубный и Дёма стояли на расстоянии метров семи друг от друга и старались не встречаться взглядами. Их бригады стояли с пушками наизготовку. Особо нервные чавкали жевательной резинкой.

– Братва, – поднял вверх ладони Юруслан. – Слушайте сюда.

Высокий, с короткой ухоженной бородкой и пронзительным взглядом, он стоял, широко расставив ноги, и как бы олицетворял собой вершину треугольника, двумя другими углами которого были Дёма и Поддубный.

– Братва, – повторил он, – я думаю, нам всем не нравится наступивший беспредел. Совсем не нравится.

Взаимноненавидящие взгляды Дёмы и Поддубного на мгновение встретились. Дёма дёрнул кадыком, судорожно сглатывая. Поддубный упёр свои огромные руки в бока.

– И люди нами недовольны, – продолжал Юруслан. – Тихо! – прикрикнул он, на секунду опередив уже готовых заорать друг на друга авторитетов. – Вы и так уже много дел наворотили. Меня не интересует, кто начал. Важно – кто закончит. Хотя, слушайте сюда внимательно, есть у меня большое подозрения, что кто–то берёт нас на понт и разводит, как лохов. Что не ты, Дёма, и не ты, Поддубный, эту бучу начали.

– Хм, ну и кто по–твоему? – набычился Поддубный.

– Может, ты сам и начал? – взвизгнул Дёма.

– Фильтруй базар, Дёма, – рявкнул Юруслан. – Давайте по–людски толковище вести. Сдаётся мне, братва…

Вид на место «толковища» с крыши цеха ремзавода открывался почти идеальный. Двое в чёрной униформе и армейских ботинках лежали рядышком, наблюдая через окуляры своих оптических винтовок за происходящим на берегу реки.

– Огонь только по моей команде, – сказал Первый.

– Есть, товарищ капитан, – ответил Второй.

– Ты берёшь пузатого, а я – вертлявого, – Первый поудобнее расставил ноги и положил палец на курок.

Второй последовал его примеру.

– Аппараты, товсь! – скомандовал Первый. Когда–то в юности он, видно, служил на подводной лодке.

– Есть! – ответил Второй.

– Пли!

Поддубный схватился за сердце и изменился в лице.

Дёма негромко вскрикнул и рухнул на руки пацанов. Вместо правого глаза у него зиял кровавый провал.

– Убили, бля! – раздался душераздирающий крик.

– Всех порешу! – заорали в ответ.

С обеих сторон понеслась беспорядочная стрельба. Братва палила друг в друга с остервенением. Те, кто поумнее, залегли и, продолжая стрелять, отползали за машины.

Люди Юруслана втолкнули шефа в машину и джип, не разбирая дороги, понёсся прочь от этой Куликовской битвы.

Вслед им нёсся голос Шевчука – от пули, краем задевшей сиди–проигрыватель одной из машин, вдруг запустился стоявший на паузе диск:

«…но мне уже не страшная, Белая река, капли о былом, ах, река–рука, поведи крылом…», – пел известный рокер, не обращая внимания на грохот автоматных очередей.

Посмотрев вечерние уфимские новости, Ирек Нурисламович Сафин остался доволен. Хотя и не слишком дёшево обошлись ему эти заморочки, но они того стоили. Спецы, присланные нефтяными коллегами, сработали на славу. Натравили крыс на крыс и те перегрызли друг друга. Всего–то и надо было: с пяток статей в газетах, грамотно запущенные слухи, несколько хорошо спланированных и организованных налётов, прослушка и пара снайперов из бывших спецназовцев ГРУ. Теперь синим не до нефти – раны надо зализывать. А на закуску Герцензон обещал заказать один очень, очень важный звонок.

***

Все женщины Стаса Котова были хоть в чём–то, но похожи на Нюшу. Но всё не то. Вот если бы к глазам Алисы приставить носик Оли, прибавить губки Леночки и каштановую шевелюру Аиды… Да ко всему к этому фигурку Светы – Коврика да интеллект Серафимы Олеговны… Что тут говорить! Нюшу заменить было всё равно некем.

Посему Котов предпочитал вызывать барышень парами. Всё–таки в таком антураже сходства было поболе. С тех пор, как Нюша дала Котову окончательный отлуп, Стас словно с цепи сорвался. Пытался любовными утехами усмирить любовь. Или – уязвлённое самолюбие?

Хотя во всём остальном дела Стаса шли в самую что ни на есть гору. Он хорошенько задружился со строительными чиновниками из московского правительства и теперь подряды на самые разные объекты сыпались как из рога изобилия. Правда, и откаты были нехилые.

Свою квартиру в Обыденском он отделал не в стиле пошлого евроремонта, а с настоящими дизайнерскими закидонами. Да ведь и было где дизайнеру развернуться – на двух–то этажах! Его хай–тэковская квартира даже попала в каталог лучших дизайн–проектов современного жилья за прошлый год. Стоило всё это изысканное роскошество также не кисло. В треть стоимости самой квартиры. Дополнительно, конечно. Но для себя Котов денег не жалел.

В квартире было жарко, но не душно. Огромная мохнатая ёлка подмигивала огоньками. Зелёные огни сменялись красными, затем жёлтыми и следом – синими. За синими наступала пауза, а потом огни вспыхивали все вместе, кидая блики на редкие серебряные шары. Ёлку тоже делал дизайнер. Хорошая дизайнер, похожая на Нюшу голосом. С нею Котов провёл и Новый год, и всю рождественскую неделю. Потом выставил – надоела. Пила много и стоила дороговато.

Стас лежал на огромном диване, обложенный, как подушками, своими кисками–мисками, как он их называл.

Роскошная блондинка Лара с пышными сиськами и гордым званием «Мисс – Бюст‑98» лежала справа, стыдливо прикрыв простынёю ноги. Те не были её сильным местом. Сильные места возвышались аппетитными холмами и маскировки не требовали.

Слева спала, вздрагивая во сне как собака, которой снится погоня, «мисс Подмосковье» Мата. Стас так и не понял, откуда у неё такое имя. То ли производное от Марина, то ли жалкая аллюзия на знаменитую Мата Хари. Мата и трахалась, как собака. В смысле – как собака Баскервилей. То есть – остервенело. Потому и дрыхла сейчас так самозабвенно.

Кутили они со вчерашнего и Стас устал. Не обращая внимания на Лару, зазывно поглаживающую светло–коричневый сосок, он протянул руку через Мату и взял с прикроватной тумбочки, поблёскивающей изогнутыми хромированными боками, телевизионный пульт. Мата всхлипнула и засмеялась во сне. Не иначе, собака Баскервилей поймала дичь.

Лара глянула на трусы–боксеры спонсора и успокоилась. Можно и впрямь посмотреть телевизор – весёлые, в плейбойских зайчиках трусы показывали штиль.

– Стасик, включи первый, – попросила она. – Там сейчас концерт на старый новый год показывают.

На экране огромного новомодного плоского телевизора фирмы «Сони» (стоимостью гораздо больше услуг цветовода–дизайнера даже с учётом рождественской недели) возник Киркоров в перьях. Он старательно пел, размахивая руками и широко расставляя ноги.

– Супер! – прошептала Лара.

– Говорят, голубой, – почти ревниво заметил Котов.

– Наверняка врут! Я читала, у них с Пугачёвой – настоящая любовь! Прямо космическая, сакральная связь! – вступилась Лара за кумира.

– Обыкновенный пиар–ход, – тоном знатока отрезал Котов.

Киркоров ему надоел и он щёлкнул на второй канал. По «России» шли новости. Ну надо же! В Уфе, не иначе, как в честь праздника, две бандитские группировки перестреляли друг друга. Устроили, понимаешь, фейерверк на берегу реки Белой!

Телевизионная картинка показала заснеженный берег реки с неаппетитными кровавыми пятнами и брошенными машинами. Ну, на фиг! Стас щёлкнул дальше. Так, новогодний огонёк… А кто это там сидит, такой блестящий?

– Смотри, и здесь Киркоров! – взбодрилась заскучавшая было Лара. – И как это он так быстро успел?

Но Стас уже щёлкнул дальше. Опера – это неинтересно… Спорт: два человека мутузили друг друга пухлыми перчатками. Один – огромный, высоченный, с лицом, которое требовало особого внимания. Внимания учёных, пытающихся найти выпавшее звено эволюции между человеком и обезьяной. Второй – маленький, живой, скакал как мячик, пытаясь ударить соперника повыше. Выше плеча не получалось.

Котов, забыв о мисках, кисках и собаках засмотрелся на бой. Блин, только передача интересная попалась, как тут же и закончилась! Судья, пожевав губами, поднял руку огромного. После боя у того оказалось вполне даже человеческое лицо.

Стас стал щёлкать дальше – благо, программ в агрегате было не меряно. Что значит – не Советский Союз, а бурно развивающаяся страна!

Лара только ойкала, пытаясь остановить руку Котова, когда на экране появлялось что–то весёленькое. Но Стас упрямо щёлкал и щёлкал, выходя уже на второй круг. По первой пела теперь Распутина, по второй сходил с рельсов поезд в Индии, опера сменилась балетом, а бокс – бильярдом.

– Остановись же! – взмолилась Лара на МузТВ. Там, что удивительно, был не Киркоров, а Алла Борисовна в цветной шали. – Ты что, заболел?

– Да вроде нет, разве что немного – насморк, – Стас шмыгнул носом и искоса посмотрел на неё, в который раз удивившись безупречной форме бюста. Силикон у неё там, что ли?

– Я не про то. Болезнь такая есть, когда пультом всё время щёлкают. Клептомания, кажется…

– Клептомания – это когда воруют, – поправил Стас.

– Ну, значит, что–то вроде этого. Может, кнопкомания? Или пультомания? Нет, не помню, – кокетливо расстроилась Лара. – Но ты этим точно страдаешь!

– Скажешь тоже, – Стас скривился. – Я просто…

Он замялся, придумывая, как бы отмазаться от придурочного диагноза и вдруг классная мысль пришла ему в голову. Блин, как же он раньше–то не додумался! Ведь это то, что ему нужно. А миска–то, дура дурой, но на мыслю креативную навела! Ведь тиви – классная вещь. Влиять на общественное мнение – это то, чего Котову не хватает.

– Что просто? – она вопросительно посмотрела на него, зазывно облизывая язычком губы.

Ну, тёлка, все мысли только про одно.

– Просто хочу купить канал, – снисходительно пояснил он.

– Супер! – восхитилась Лара. – А какой?

– Пока не решил. Вот и щёлкаю… А ты тоже мне – клептомания, – передразнил он её.

– Стасик! – взмолилась она, забыв о своих примитивных секс–уловках. – Купи ВСТ! Самый клёвый канал. Кроме новостей, конечно.

– Да, новости у них и в самом деле – высший класс, – немного невпопад согласился Котов. – И с владелицей я знаком. Виолетта Спесивцева. Красивая бабец. В возрасте, но с шиком. И на вид ёбкая…

– Стасик, – теребила его Лара, – а ты меня в ведущие возьмёшь? Я могу передачу типа «Про это» вести. Возьми, а?

– Подумаю, – важно пообещал Стас, прикидывая, во что обойдётся ему перекупить частный канал. А, ладно, не дороже ведь денег?

– А меня возьмёшь? – со сна голос у Маты был хриплым.

– Нет, меня! – настаивала Лара.

– Я стриптиз буду показывать! – заявила Мата и вскочила с дивана.

Фигурка хороша, особенно ножки, – отметил Стас.

– Вот так буду показывать, на всю страну!

Обнажённая Мата начала медленно и красиво вращать бёдрами, прикрывая интимное место ладонью. Она была не по–зимнему загорелой, наверное всё свободное время торчала в солярии.

– Вот так! – выкрикнула она победно, открывая выбритый в форме ромбика лобок.

– Ну и дура ты, – ревниво заявила Лара. – Стриптиз, это когда раздеваются.

– А стриптиз по–русски – это когда одеваются, – парировала Мата, накидывая котовский махровый халат.

– Девочки, не ссорьтесь, – примирительно сказал Котов. – Всех возьму. Будете новости вести. И с каждой новостью – снимать деталь одежды.

– А что? Прикольно! – обрадовалась Лара.

– Ну, тогда тебе лучше начинать стриптиз с верхней части туловища. Глядишь, новостей не хватит… – не удержавшись, съязвила Мата, но Котов остановил её одним мановением руки.

– Принеси шампанское и бокалы, – приказал он.

Мата послушно скинула халат. Уж ей–то, во всяком случае, простынёй ноги прикрывать без надобности!

Шампанское было холодным и открылось с лёгким хлопком.

– Выпьем за ВСТ, – провозгласил Котов, поднимая мгновенно запотевший бокал. – Моё ВСТ, – уточнил он.