Текст книги "Война олигархов"

Автор книги: Павел Генералов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Из машины вышло двое – водитель и пассажир. Пассажир постучал в окошко, откуда выглянула физиономия пожилого, не слишком хорошо выбритого дядьки.

– Открывай, Петрович, гостинцы привезли.

Небритый кивнул и дверь через пару минут открылась.

– Никого? – спросил водитель.

– Никого, – подтвердил сторож.

Водитель открыл задние дверцы фургона. Вдвоём с пассажиром они вытащили изнутри плоский деревянный ящик:

– Петрович, захвати лопаты, – распорядился пассажир.

Троица с ящиком и лопатами спустилась в полутёмный подвал.

– Где копать? – спросил водитель у пассажира.

– Вон там, в правом углу сказали, – сориентировался пассажир.

Земля была тяжёлой, но за час справились. В яму глубиной примерно в полметра опустили тяжёлый ящик. Засыпали землёй и разровняли.

– Замаскировать бы чем–то, – озабоченно причмокнул пассажир.

– А вон мешки с сухим цементом. Возьми и присыпь немного, – посоветовал Петрович. – Слышь, а по башке мне не надают?

– Дурак ты, Петрович. Никто ничего не заметит. Откуда тебе знать, что тут в подвале закопано? И с каких времен? – успокоил пассажир. – Держи бабки. Здесь две твои годовые пенсии.

– Так–то оно так…

– Всё, проехали, – отрезал пассажир. – Пора сваливать. Гаси свет.

Глава вторая. Нехороший дом

19 августа 1999 года

– Ну ты только подумай, Костя! И как он, твой между прочим, родственник, хоть и бывший, мог пойти на такую подлость? – Катя Чайкина всплеснула руками и попыталась вырвать из рук Петухова газету, которую тот читал с самым невозмутимым видом. – Не понимаю, как ты можешь вот так спокойно сидеть…

– Кать, сейчас у тебя кофе убежит, – меланхолично заметил Петухов и вновь уткнулся в текст.

Катя, тут же забыв о подлых происках бывшего чужого родственника, рванула к плите и самоотверженно спасла вздыбившийся было напиток. Катя была верна себе – ни одного дела она не делала вполсилы, даже на кухне, и, что куда как важнее – в постели. Не женщина – миллион вольт. Петухов, усмехаясь, из–за газеты наблюдал за невестой, практически женой – расписаться они должны были через неделю.

Последние полгода Петухов занимался разводом с Оксаной и вышел из этой нелёгкой схватки победителем. То есть – холостым и готовым к новому брачному подвигу. К Кате он перебрался ещё в начале процедуры развода с одним чемоданчиком. Носки, бельё, старый свитер и новый костюм без единого галстука – это и было его приданое, не считая скромного довеска в виде «Ва – Банка». Всё остальное, нажитое непосильным трудом – куртка замшевая (две штуки), магнитофон импортный (две штуки), и прочее, прочее – было сметено могучим ураганом. Даже часы и новенькую бритву Оксана отказалась отдавать подлому изменнику.

Наблюдая за Катей, энергия которой была сродни атомной, Петухов мысленно похвалил себя.

Уже через неделю после своего побега из старого дома в новый, он понял, что если Катину энергию не направить в нужное русло, то ему придётся переселиться в банк. Фонд помощи животных, с которым Катя носилась в ту пору, явно оставлял невостребованной львиную долю её темперамента. Тогда–то Петухова и посетила гениальная мысль.

– Знаешь что, Катюша, – сказал он как–то утром, вот за таким же усмирённым кофе, – тебе надо в политику идти!

Катя идеей загорелась моментально. Партия «Новые женщины России» была создана с нуля всего за два с половиной месяца. Ещё через две недели о партии заговорили журналисты. Катя купалась в лучах славы. Направо–налево давала интервью, выступала в телешоу, общалась со знаменитостями, не пропускала ни одной значимой презентации или светской вечеринки. Укрощение огня свершилось. И заодно сбывалась детская мечта Кати – быть не только богатой, но и знаменитой.

И теперь вот – такой конфуз! Что это происки бывшего тестя, Петухов не сомневался. Если Голубков мог простить ему разрыв с Оксаной, то переключение финансирования «Ва – Банка» с «Патриотов» на «Женщин» перенести спокойно было уже выше его человеческих сил. Впрочем, тот и не скрывал, что именно он инициировал закон о запрете партий по формальным признакам. Раздавал интервью, улыбался, как крокодил перед обедом, со всех газетных полос. Что ж, старик мог быть доволен: Екатерина Германовна вновь могла стать опасной для совместного проживания с Петуховым.

Надо что–то срочно предпринимать, – думал Петухов, наблюдая, как летят брызги от разливаемого в чашки кофе. Пожалуй…

– Слышь, Кать, мы перехитрим старого, – задумчиво сказал он, откладывая газету со скалящимся Голубковым.

– К‑как? – Катя чуть не поперхнулась кофе.

– Они запретили партии по половому признаку, а ты создашь объединённое движение…

– Женское?

– Нет же, к этому можно прицепиться. Надо объединиться с кем–то нейтральным… – Петухов пожевал губами, размышляя. – Пожалуй, можно с зелёными…

– Партия «Клён»?

– Точно. Там рулит мой старый кореш, ещё по райкому, с ним мы легко столкуется, – Петухов пошуршал пальцами, будто пересчитывая купюры. А вот третьими возьмите… Н-да, кого бы это взять? Националистов – на фиг, они отмороженные…

– Знаю! – завопила Катя так громко, что газетный фото-Голубков едва не вздрогнул. – Я знаю, знаю!

– Ну? – невозмутимо спросил Костя.

– Ну этих, как их, блин, которые – поддержка соотечественников за рубежом!

– Что ж, «соотечественники», «зелёные» и женщины – это пойдёт, это покатит, – согласился довольный Петухов. Кажется, в его новой семье вновь воцарялись мир и спокойствие. – Только, чур, с «соотечественниками» договаривайся сама.

– Договорюсь, – твёрдо сказала Катя.

Петухов понял – выбора у «соотечественников» нет.

– И, Кать – название! – спохватился он. – Придумайте вашему трио бандуристов название! Чтобы сразу запоминалось и чтобы ассоциации приятные. Немного ностальгии не помешает…

– Это сейчас! – Катя с горящими глазами схватила телефон и набрала номер. – Алло! Лёвка! Нужен креатив!

– Всегда готов! – заорал в ответ Лёвка.

– Прикинь: мои бабы плюс… – вопила Катя, излагая техзадание.

Петухов слегка поморщился: орут, как резаные, молодёжь! Хотя если честно, он немного ревновал свою Катерину к её самому первому мужу.

Катя замерла, прижав трубку к уху. И вдруг расцвела, заулыбалась не хуже Голубкова в газете:

– Лёвка! Супер! С меня бадья коньяка!

Положив трубку, она победно глянула на Петухова.

– И? – склонил тот голову.

– «Светлый путь»! – провозгласила Катя и закружилась по кухне, чудом не смахнув на пол серебристый кофейник. – Звони своему «зелёному»!

– Дай хоть кофе допить, – попытался возмутиться Петухов, но не выдержал и, смеясь, начал набирать номер.

***

Стас Котов как раз проскочил Парк культуры, когда позвонил Князев, занимавшийся реконструкцией дома на Новокузнецкой:

– Станислав Евгеньевич! К нам тут люди из Госэпидемнадзора нагрянули…

– Что им надо? У нас же все документы в порядке?

– Что–то измеряют на первом этаже и в подвале. Говорят – превышение концентрации паров ртути.

– Это с какого перепугу? Откуда? Ладно, я как раз рядом, через десять минут буду. Попридержи их пока там.

Вскоре белоснежный «шестисотый» Стаса зарулил во дворы на Новокузнецкой и остановился поодаль от развороченной мостовой перед домом. Стас вышел из машины и по привычке бросил взгляд на зеркальные окна кабинета Виолетты Львовны. И – как всегда – увидел самого себя, любимого.

Навстречу ему уже спешил Князев, небольшого роста, довольно молодой парень с усиками–щёточкой над верхней губой.

У подъезда стояла троица в белых халатах, а чуть в стороне – зелёный «уазик» с красными крестами и надписью «Мосэпидемнадзор».

– Вот, – указал Князев на жизнерадостного бородатого мужика, судя по всему, старшего в троице.

– Фотиев, Владимир Витальевич, – представился тот.

Двое других, совсем молоденьких, но крепких и немного похожих на санитаров из психушки, только кивнули. Видимо, подтверждали, что Фотиев сказал истинную правду и ничего кроме правды.

– Котов, Станислав Евгеньевич, – ответно представился Стас. – Что за проблемы? У нас по вашему ведомству всё подписано.

– Так–то оно так, Станислав Евгеньевич, – с мягкой добродушной улыбкой развёл руками Фотиев, – однако у вас в коридоре первого этажа концентрация паров ртути превышает допустимый уровень в два с половиной раза, а в подвале – аж в шестьдесят целых, одну десятую раза…

– Откуда? Никакой ртути здесь отродясь не было, – Котов строго глянул на Князева.

Усы–щёточки нервно дёрнулись:

– Точно не было. В наших строительных технологиях ртуть вообще не используется…

– Дело, господа, не в технологиях, а в истории, – вздохнул Фотиев. – Понимаете, у каждого московского дома есть своя история. Вот, например, этот дом когда–то был жилым…

– Если можно, покороче, – Стаса уже начала раздражать пространность речей Фотиева. Что ему, делать нечего? Или это он так издалека о взятке поёт?

– Как прикажете, – немного обиделся Фотиев. – Я думал, вам интересно… Так вот, в тридцатые годы в этом здании располагалась лаборатория химического управления Народного комиссариата вооружений. Вы не подумайте, тогда этих больших жилых домов не было, здесь было довольно пустынно.

– Ну и что? Мало ли что где располагалось?

– В нашу задачу входит проверка всех объектов, которые в нашем реестре значатся как теоретически опасные, – Фотиев потряс каким–то журналом, похожим на книгу учёта. – И вот видите, обычная плановая проверка показала, что всё обстоит более чем серьёзно. Здесь ведь именно в подвале был склад химикатов. В том числе и ртуть при работе лаборатории использовалась. Тогда ведь не было таких строгостей при её хранении. Так что будем проверять по полной программе.

– Что это значит? – Стас лихорадочно думал, сколько предложить бородатому, чтобы не переплатить, но и не оскорбить.

– Надо покопаться у вас в подвале, – Фотиев почесал бороду, отчего та ещё больше разлохматилась. – Судя по сверхвысокой концентрации, там могут обнаружиться какие–то ёмкости с ртутью. За такой срок они вполне могли разгерметизироваться. Так что считайте, вам повезло, что мы всё вовремя обнаружили. Это всё ведь очень и очень опасно. Ребята, – кивнул он «санитарам», – берите лопаты.

Вся группа во главе с Князевым спустилась в подвал. Распоряжался Фотиев:

– Копните по углам. На пробу.

Когда добрались до правого дальнего угла подвала, лопаты наткнулись на какую–то преграду:

– Вот здесь и копайте. Только осторожно, – весело приказал Фотиев.

Через несколько минут из–под земли показалась крышка деревянного ящика.

– Точно, та самая маркировка, – сообщил Фотиев, разглядев полустёршиеся синие буквы и цифры. – Вскрывайте!

Стас замер, предчувствуя недоборое. Да, недаром ему сегодня под утро приснилась кошка с окровавленными когтями, недаром! Взглядам присутствовавших предстало несколько округлых ёмкостей, покоящихся в полусгнившей стружке и напоминающих внутреннюю колбу термоса. Горлышки некоторых из них были отбиты.

– Это, господа, серьёзно! И даже гораздо хуже против ожидавшегося. Но я ведь чувствовал, что дом – нехороший. Нехороший дом, – с окончательной определённостью, но по–прежнему жизнерадостно подвёл итог Фотиев.

– И что ж нам теперь делать? – почти испуганно поинтересовался Котов.

– Сваливать отсюда. И побыстрее. Прекращать все работы и эвакуировать жильцов из соседних домов. Но этим пусть эмчеэс занимается. Демеркуризация и всё прочее – это уже их дело. Мы свою работу сделали. Сейчас, сверху сразу и позвоним.

Едва выбрались на свет божий, Фотиев тут же достал из кармана халата мобильник.

– Подождите, э… Владимир Витальевич, – взял его за рукав Котов. Он понял, что раскошелиться придётся по полной. Чёртова кошка! – Погодите звонить. Пойдёмте… в мою машину. Переговорим.

– Ладно, – легко согласился Фотиев. – Только не долго. У нас сегодня ещё три объекта по плану.

– Иди погуляй, – бросил Стас водителю.

Устроились на заднем сиденье, Стас – слева, Фотиев – справа.

– Давайте начистоту, доктор. Чем мне всё это грозит?

– Начистоту? Дело серьёзное. Перво–наперво надо будет провести, как я уже, говорил, первичную демеркуризацию, – Фотиев начал загибать пальцы. – По моим прикидкам ртути в колбах там килограммов пятнадцать. Часть разбита. Другие колбы тоже могут быть разгерметизированы. Если заражён весь грунт в подвале, то его придётся полностью вынимать и вывозить. Это в лучшем случае…

– А в худшем?

– Да нет, надеюсь до этого не дойдёт, – отмахнулся Фотиев.

– А всё–таки?

– Если заражена почва по всему периметру дома, то, возможно, понадобятся самые крайние меры… Снос. Но, как я говорил…

– Ладно, понял. То есть в любом случае будут проблемы?

– К сожалению, да, – на радостной физиономии инспектора никакого сожаления не отпечаталось. – Во всяком случае здесь долго нельзя будет находиться каким–либо общественным структурам.

– А на хрена мне тогда этот дом вообще нужен будет?

– Ну, я не знаю, – Фотиев пожал плечами. – Под склад, например, чего–нибудь нетоксичного сгодится.

– Ну, ты, доктор даёшь! – воскликнул Котов. – Да ведь это то же самое, что в общественном сортире стены золотом покрывать. Ты хоть знаешь, во сколько мне этот домик обошёлся?

– Точно – нет, – снова двинул плечами Фотиев и широко улыбнулся, – но примерно – догадываюсь.

– В общем, давай э… Владимир Витальевич, так сделаем. Я так понимаю, что если за семьдесят лет здесь никакой катастрофы не случилось, то ещё недельку всё это потерпит?

– Ну, недельку – пожалуй, да, – согласился Фотиев и предупредил. – Но у меня ведь – строгая отчётность.

– Да брось ты со своей отчётностью, – взвыл Стас. – Ты – приехал. Никого нет. На дверях – замки. Пока искали хозяев–арендаторов как раз неделя и прошла. Ну, что? По рукам?

– Да не знаю, право… Как–то это…

– Сколько? – прямо спросил Стас.

Фотиев пожевал бороду, достал из кармана халата блокнот и ручку. Написав на листке четырёхзначную цифру, он показал её Котову.

– Ну, у вас и аппетиты, господа!

– Но я ведь не один, – кивнул Фотиев на мявшихся у крыльца молодцов в халатах. – А у вас ртуть, а не шоколадные конфеты.

– Да, – вздохнул Стас. Как утверждали древние славяне, легче потерять сапог, чем ногу. – Завтра получите.

– Сегодня.

– Ладно, договорились. Давайте в два часа, ждите возле станции «Новокузнецкой». Мой водитель всё привезёт.

– Лады, – спокойно согласился Фотиев.

– Поехали, – крикнул Котов водителю, когда бородатый санинспектор вылез из машины.

Вот незадача! Что за хрень, да на ровном месте! – матерился он про себя.

Дом надо было срочно продавать. И чем скорее, тем лучше. Ясно как пень–день было, что по–любому Стас останется в накладе. Хотя б по себестоимости продать. Тут уж не до навару, когда эпидемнадзор дышит в спину. Через неделю цена «нехорошему» дому будет ломанный грош. Хрен на постном масле. Хрен. Хрен. Хрен,

***

Застеклённая башня возвышалась в глубине квартала неподалёку от Дворца молодёжи. В поблёскивающих её боках отражалось небо и проплывающие по нему редкие белые облака.

– Тебе точно понравится! – без тени сомнения провозгласил Гоша, сворачивая с Комсомольского проспекта.

– Мне уже нравится! – ответила Зера и ладонью коснулась его плеча.

Территория вокруг башни была огорожена ажурным забором, а въехать во двор можно было лишь через специальный пропускной пункт, где за стеклом сидели охранники в новенькой синей форме. Во дворе Зера тут же углядела детскую площадку с горками, качелями и песочницами. Вокруг люди в оранжевых комбинезонах высаживали в клумбы специально привезённые цветы.

– Гош! А разве в августе цветы сажают?

– Да бог его знает? Сейчас, по–моему, хоть в январе, хоть в марте – всё одно.

По пандусу спустились в подземный паркинг, и прямо оттуда поднялись на лифте на свой одиннадцатый этаж.

Стены в общем холле были отделаны тёплых тонов камнем, а двери квартир были из светлого дерева.

– Вот и наша, – указал Гоша на дверь под номером «33».

Внутри еще, конечно, и конь не валялся. Будущая квартира представляла пока собой очень просторную бетонную коробку без перегородок. Зато окна – от пола до потока – заливали всё помещение мягким солнечным светом.

– Вот это да! – только и нашла, что сказать, Зера.

– Да ты только посмотри! – возбуждённо торопил её Гоша. – Вот сюда, и – сюда!

За стеклом по левую руку видны были во всей красе Воробьёвы горы с громадой Университета, Лужниками и – чуть правее – куполами Новодевичьего монастыря. С правой же стороны открывался и вовсе невообразимый вид на старую Москву. Совсем недалеко сверкали купола Христа Спасителя, маковка Ивана Великого и алели звёзды на кремлёвских башнях.

Зера буквально застыла, глядя на этот фантастический пейзаж.

Наконец, словно бы с большим трудом, проговорила медленно, почти по слогам:

– Я никогда не знала, что Москва такая красивая!

– Скоро будешь каждое утро любоваться! – Гоша был доволен произведённым эффектом. – Ты как себя чувствуешь? Не устала?

Он осторожно погладил уже прилично заметный животик Зеры.

– С тобой я никогда не устаю, – улыбнулась она. – Слушай, Гош, а может мне тоже в Уфу перебраться? Я всё равно академку брать буду? А то я скучаю, – она жалобно посмотрела на Гошу.

Последние месяцы он бывал в Уфе чаще и что главное, дольше, чем в Москве, и Зера жутко тосковала. Ещё когда училась – было ничего, а на каникулах она совсем стала закисать. Да и беременность проходила не лучшим образом – то тошнило, то сознание теряла. Правда, врачиха утверждала, что это в порядке вещей.

– Нет, рожать будешь в Москве. А я теперь редко буду летать. Там всё под контролем, Нур – молоток, такой порядок навёл. Знаешь, как его там называют?

– Как?

– Самурай!

– А что? Ему подходит! – расхохоталась Зера.

– Так, а вот здесь у нас будет вторая детская, – Гоша показал на пространство, присыпанное побелкой.

– Вторая? – рассмеялась Зера. – А сколько ты всего планируешь?

– Пока – три! – и Гоша горделиво обвёл орлиным взором их будущий дом.

Глава третья. Без вопросов

22 августа 1999 года

Этого Лапутяна ему просто бог послал! Одно дело – показательные выступления, и совсем другое – реальность. На самом деле покупателей для «нехорошего» дома было бы найти легче лёгкого. Но тем опасным людям, которых Стас выставлял напоказ перед окнами строптивой Виолетты, продавать было стрёмно. Рано или поздно всё раскроется и «этим» никогда не докажешь, что ты был в неведении, аки младенец. Подвесят на собственных же подтяжках.

И тут вдруг объявился этот доктор. Интеллигентный такой, мягкий, незлобивый. Словом, идеальный покупатель. Стас едва сдержал эмоции и для правдоподобия немного поломался. Но всего лишь день. Сегодня он ждал Лапутяна для принятия окончательного решения.

Но Лапутян опаздывал. Уже на пятнадцать минут, и Стас начал нервничать. Время от времени он хватался за телефон, но в последнюю секунду останавливал себя.

Наконец, Анна Николаевна доложила:

– Евгений Вартанович Лапутян!

– Жду! – Стас облегчённо вздохнул.

На этот раз Лапутян Стасу совсем не понравился. То есть внешне доктор совсем не изменился. Те же усики, тот же обволакивающий взгляд дамского угодника, та же мягкая улыбка. Только вёл он себя как–то заполошно:

– Здравствуйте, здравствуйте, – заговорил он прямо с порога. – Всё хорошо, всё хорошо. Только проблемки небольшие.

– Что за проблемы? – напрягся Стас, указывая Лапутяну на кресло. Неужто тот что–то пронюхал?

– Понимаете, Станислав Евгеньевич, инвесторы подвели. Но вообще они люди надёжные, на следующей неделе всё будет тип–топ. Но вы же подождёте, что для вас несколько дней?

Стас посмотрел на Лапутяна как на сумасшедшего. И, наконец, выдавил из себя:

– Нет, э-э… Евгений Вартанович. Мы так не договаривались. Ваши инвесторы – это ваши проблемы.

– То есть, вы не хотите подождать? Или не можете? – в глазах Лапутяна появился лукавый огонёк.

Знает, сволочь, точно знает, – подумал Стас. – Нет, не знает, иначе бы вообще не пришёл.

Стас собрал остатки воли в кулак и, улыбнувшись, ответил:

– К сожалению, вы правы. Ждать я не могу. Мне бы не хотелось вдаваться в подробности. Но вам скажу: вкладываюсь в федеральный проект. Железная дорога, – понизил Стас голос почти до интимного, – вы же понимаете?

Лапутян понятливо кивнул.

– И вложиться я должен именно на этой неделе. Бизнес – он требует жертв. Сколько у вас есть?

– Половина оговоренной суммы. Но мы можем подписать договор с рассрочкой.

– Нет уж, доктор, умерла так умерла, – натужно рассмеялся Стас. – Я согласен.

– На что вы согласны?

– Считайте, что вам повезло. Вы взяли меня голеньким и беззащитным. И получите дом за половину его рыночной стоимости.

Лапутян с сомнением оглядел упакованного в дорогой костюм Стаса.

– Будем считать, что мы договорились, – выдавил из себя улыбку Стас. – Только у меня одно условие. Мы сейчас же подписываем контракт и деньги вы переводите сегодня же.

– Без вопросов.

– Тогда я зову юриста.

Формальности завершили буквально за пятнадцать минут. «Нехороший» дом был продан. Без навара, но и без катастрофических потерь. Ведь первоначальную цену расчётливый Стас очень даже прилично завысил.

Проводив Лапутяна, Стас, потирая руки, вышел в приёмную. Лицо его почти сияло. Увидев, что шеф в настроении, Анна Николаевна решила задать мучавший её вопрос.

– Станислав Евгеньевич! Это был тот самый Лапутян? – с придыханием спросила она.

– Что значит – тот самый? – удивился Стас.

– Ну, доктор Лапутян? Пластический хирург?

– Доктор, – подтвердил Стас. – Клинику хочет открыть. В нашем доме на Новокузнецкой.

– Станислав Евгеньевич! Составите протекцию? А то к нему запись на полгода вперёд!

Стас кивнул, едва сдержав готовую вырваться нелюбезность: типа, а тебе–то зачем? Секретарша ты конечно от бога, но возраст, тётенька, возраст… Поздно экстерьер–то править!

Анна Николаевна застенчиво и чуть кокетливо улыбнулась начальнику и поправила намертво залакированную причёску.

***

Медали за спасение генерала Карлуше не дали, но отблагодарили по полной. Ему подарили не только свет и воздух, но и роскошный пейзаж. Если раньше вокруг ворона было только четыре стены, то теперь одна из стен была стеклянной. И за этим стеклом находилась не просто улица, а Красная площадь, Спасская башня и Собор Василия Блаженного. И голуби, голуби, голуби! Братья по птичьей крови. Бездомные, жадные, жалкие, но всё–таки братья. А некоторые даже сёстры.

И всё это значило только одно: генерал–полковник Морозов вышел из подполья. Во всех смыслах этого слова.

Сердечный приступ, случившийся у Монстра Ивановича в Бункере, заставил пересмотреть отношение к действительности. Пора было выныривать на поверхность. Но только не в лубянский кабинет, который Монстр Иванович за собой всё–таки оставил, а в живую реальность жизни.

Фонд поддержки промышленников и предпринимателей, сокращённо ФППП, был создан ещё в начале года, но только теперь Юрий Иванович Морозов возглавил его официально. Разместился Фонд в здании Нижних торговых рядов на Красной площади. Помещение организовал генерал Покусаев, откусив лакомый «кусок» в собственном военно–интендатском ведомстве: здание принадлежало Министерству обороны, его хозяйственной части. Фёдор Ильич Покусаев выделил под Фонд несколько комнат на втором этаже здания и приказал открыть дверь, выходящую на Красную площадь. Так что теперь приезжающие на собеседование промышленники и предприниматели могли входить на приём к Монстру Ивановичу прямо со знаменитой и символической брусчатки. Что настраивало посетителей на нужный государственный лад, в отличие от Бункерского лада, замешанного отчасти на страхе, отчасти на торжественной почтительности.

Стол в своём кабинете Монстр Иванович распорядился установить так, чтобы из окна был виден Мавзолей. И ещё потребовал, чтобы законопатили форточки – не дай бог Карлуша не устоит перед соблазном и вовсе вырваться на свободу. Свобода, как считал Монстр Иванович, Карлуше противопоказана, как она противопоказана и всем прочим, ежели она, эта самая пресловутая свобода, не контролируется с точки зрения допустимости.

В первый раз в свой новый кабинет Монстр Иванович приехал всё–таки в генеральском мундире.

– Товарищ генерал–полковник! – с порога начал рапортовать майор Пичугин, уже переодевшийся в цивильный серый костюм.

– Не суетись, Пичугин. И смени галстук. К серому не надевают песочное. Даже если это галстук от якобы Гуччи. Ладно, привыкнешь, – махнул он рукой. – Напомни, после расскажу тебе про осла. Ладно, ладно, не обижайся и не принимай на свой счёт.

Из комнаты отдыха вышел уже не генерал–полковник и даже не Монстр Иванович. Вышел глава Фонда поддержки промышленников и предпринимателей Юрий Иванович Морозов. На нём был идеально сидевший тёмно–синий костюм в узкую полоску, ботинки на тончайшей подошве и бордовый галстук в бордовую же крапинку. Крапинки, вышитые шёлковой нитью, были заметны лишь под определённым углом зрения.

Пичугин оценил внешний вид Юрия Ивановича на раз: шефа сходу можно было запускать на самый высший уровень, хоть на встречу президентов великих держав. В качестве главного. Хотя так вопрос пока не стоял. Точнее, Юрий Иванович его так ещё не поставил.

– Товарищ…

– Просто – Юрий Иванович, Валерий Виссарионович.

Юрий Иванович, естественно, всегда знал, что папа у майора Пичугина носил громко имя Виссарион. Правда, назвали его не в честь отца Отца всех народов, а в честь Неистового Виссариона, то есть Белинского. Папа – Пичугин в своё время читал в МГУ курс по истории русской литературной критики и едва не проклял сына, пошедшего служить в органы. Просто не успел проклясть – неожиданно умер от азиатского гриппа, так и не успев вправить сыну вывихнувшиеся мозги.

– Вы просили напомнить… Ну, про осла.

– Так вот. Гражданка – это иная служба. Даже при том, что остаёмся мы с тобой слугами государевыми. Для нас это – новый мир. А встречают здесь, как понимаешь, по одёжке. Ты знаешь, кто такой онагр?

– Нет, товари… Юрий Иванович.

– Осёл. Дикий осёл. Так называли в Париже середины прошлого века модников из среднего класса, которые пытались подражать парижским денди. Извини за англицизм…

Тут Пичугин и в самом деле поверил, что жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов – раньше генерал не извинялся даже за русский, заветный. А генерал продолжал, расхаживая по новому кабинету, как барин, вальяжно и со вкусом припечатывая ковёр:

– Не имея достаточных средств и заодно страдая отсутствием вкуса, они становились пародией на приличие, в том смысле этого слова, как понимали его люди определённого круга и воспитания, – Юрий Иванович сделал очередной круг по кабинету, посмотрел на строгую брусчатку Красной площади, и перешёл к конкретике: – Насчёт средств – обратись к Покусаеву. По моей команде он откроет тебе кредитную линию. Получишь у него кредитную карточку. Пойдёшь в ГУМ. Не один. Нет, и не с женой, – отмахнулся Юрий Иванович от незаданного вопроса. – С нашей пиарщицей Аделаидой. Да–да, я знаю, что ты глаз на неё положил. Вот заодно и… подружитесь. Экипируйтесь по полной… Ладно, журналисты готовы?

– Уже… семь с половиной минут в приёмной ждут, – сверился Пичугин с циферблатом своих часов.

– Зови! Только Карлушу прикрой, а то не ровен час материться начнёт.

Пичугин накрыл клетку с вороном огромным чёрным колпаком. Карлуша попытался клюнуть его в руку, но Пичугин привычно увернулся.

…Оглядев собравшихся за длинным дубовым столом журналистов, Юрий Иванович сразу взял инициативу в свои руки:

– Вопросы – только по существу. Сразу скажу, что собаку мою зовут Тайсон, жену Ольгой Сергеевной, а дочь Жанной. Все остальные вопросы, касающиеся частной жизни, только в свободное от работы время. Его мало, кстати… – Юрий Иванович с лучезарной улыбкой обвёл взглядом аудиторию.

Журналисты ответно заулыбались – что изначально и требовалось.

Дальше инициативу подхватила Аделаида, очень красивая, коротко стриженая брюнетка с умными глазами, сидевшая по правую руку от Морозова:

– Дамы и господа, ваши вопросы! Вы, пожалуйста, – тонкой рукой с серебряным браслетом на запястье указала она на бородатого журналиста с российского телевидения.

– Господин Морозов! А вы уверены в том, что промышленники и предприниматели в нашей стране – самый незащищённый слой общества?

– То есть вы хотите сказать, что для этой прослойки общества в нашей стране созданы идеальные условия? – легко парировал Юрий Иванович.

– Ну, нет. Конечно, нет. Но есть пенсионеры, бюджетники…

– Обо всех категориях незащищённых граждан мы никогда не забудем. Но мы ведь не Юлий Цезарь, чтобы заниматься сразу всем на свете. Дайте нам возможность проявить себя в реальной сфере. А она связана именно с российским бизнесом, – в конце фразы Юрий Иванович поставил точку – бородатого это вполне устроило.

– Пожалуйста, – кивнула Аделаида симпатичной девочке из «Комсомолки».

– И всё же, Юрий Иванович! – начала та неожиданно низким, с чудной хрипотцой голосом. – Кого и от кого вы будете защищать?

– Всех – ото всех. Промышленников и предпринимателей – друг от друга. Всех их вместе и по отдельности – от государства. И государство – от любых поползновений на его интересы.

– То есть вы хотите сказать, что ваш Фонд, – встрял брюнет с чрезмерно крупными чертами лица, ведущий политической программы на ОРТ, – будет отчасти выполнять функции арбитражного суда?

– Знаете, вы, кажется, нашли очень ёмкий образ по поводу нашей деятельности. Да, мы будем своеобразным арбитром между любыми спорящими сторонами. Разница только в том, что суд апеллирует к законам, мы же – к совести… Не смейтесь, молодой человек… И к здравому смыслу. Вообще, мы не уполномочены никого учить жизни. Мы будем только советовать.

– И вы думаете, вас послушают? – поспешил поинтересоваться всё тот же телеведущий.

– Ну, куда же они денутся? – расплылся улыбкой Юрий Иванович. – Надо только знать, как попросить.

– И вы знаете, как? – вот ведь приставучий.

– Вчера вечером, господин Зубков, – Юрий Иванович посмотрел прямо в глаза вопрошавшего, – вы вышли в эфир ровно в восемнадцать сорок…

– Естественно. Это наше обычное сетевое время.

– На вас, – Юрий Иванович посмотрел через окно в сторону Мавзолея, – был оливковый пиджак от Армани, фиолетовый галстук «Труссарди»… Лучше бы – чуть более тёплой гаммы. На вашем оппоненте, от коммунистов, пиджак был, между прочим, от Хьюго Босс, крапчатый галстук от Дольче энд Габанна… Да, чуть не забыл про ваши крокодиловые ботинки «гелентваген»… Ещё вопросы есть?

– Да, конечно. Причём здесь всё это? И откуда вы знаете про ботинки? – Зубков взъерошился, как хорёк, почуявший собаку.

– Мы знаем всё, – Юрий Иванович оглядел собравшихся. – И обо всех. Аналитика – наше сильное место.

Он обвёл журналистов общим взглядом. И подмигнул. Каждому из присутствовавших показалось, что он подмигнул именно ему.