Текст книги "Война олигархов"

Автор книги: Павел Генералов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Ответом было общее оживление. Лишь Зубков ощутил себя абсолютно не в своей тарелке. Новенькие дорогущие ботинки он надел перед самым эфиром и этого практически никто, кроме своих, студийных, не видел.

– Они вас полюбили, – сообщила Юрию Ивановичу Аделаида, как только дверь закрылась за последним журналистом.

– Думаю ответить им взаимностью, – бросил Юрий Иванович. Он немного устал. – Пичугин! – крикнул он. – Закажи обед в «Метрополе». На двоих, – и, чуть склонившись в сторону Аделаиды, добавил: – Надеюсь, вы составите мне компанию?

Прежде чем выполнить приказание, Пичугин освободил Карлушу. Оказавшись на свету, ворон моментально ожил.

– Бр–рядь! Бр–рядь! Бр–рядь! – завопил Карлуша, неодобрительно кося жёлтым глазом на Аделаиду.

***

24 августа 1999 года,

Подмосковье, правый берег Десны

Оглушительно пахло шашлыками. Этот запах перебивал все остальные ароматы уходящего лета. Возле шампуров колдовал лохматый Фотиев. Свою бороду он стянул в хвостик красной ленточкой. Для красоты, понятное дело, ну, и чтобы не подпалить.

– Скоро вы там? – крикнул главный эпидемиолог в сторону машин и отхлебнул сухого винца, которым поливал шашлыки.

– Уже идём! – отозвался Лёвка, рассматривая бумаги с лиловыми печатями. – Лады, – кивнул он Лапутяну. – С меня – бесплатная реклама.

Они так и договаривались – на бартер. Лапутян отдавал дом на Новокузнецкой, который и покупал для Лёвки, а тот обеспечивал рекламу на ВСТ его клиники пластической хирургии.

– На всю оставшуюся жизнь, – уточнил Лапутян.

– Твою или мою? – заржал довольный Лёвка.

Ох, и порадуется же Котов, когда Виолетта пригласит его на торжественное открытие нового здания компании ВСТ. Или раньше его порадовать?

Что значит – студенческие друзья! Давняя дружба не ржавеет. Никогда. Особенно, если люди хорошие. В три, можно сказать, паса Лёвка с корешами по медицинскому провел ушлого и до сих пор почему–то ушастого Стаса. Тот ещё Фотиеву нехилую сумму откатил. В виде нехилой взятки. Именно на неё и гуляли – из принципа.

– Нет, Жень, ты только подумай! – возмущался Лёвка. – Этот сука-Котов на чистом глазу для клиники, для лечебного, блин, учреждения заражённый ртутный дом хотел продать!

И такая искренность была в его глазах, будто это не сам он подкинул якобы ртуть в нужное место в нужное время, что Лапутян не смог не рассмеяться.

Лёвка всегда был таким. Авантюристом. С прикидом. Наверное, это хорошо, что он не пошёл по медицинской части. Не хотел бы Лапутян оказаться его пациентом, ох, не хотел бы.

– Слышь, а твоя подруга настоящая? – вполголоса спросил Лёвка, кивая на блондинку с идеальной фигурой, которая вяло перекидывалась волейбольным мячиком с пышной женой Фотиева.

– То есть? – не понял Лапутян.

– Ну, это? – Лёвка жестом показал женские формы.

– А… Лана? Пока настоящая, – спокойно ответил Лапутян и испытующе взглянул на Лёвку. – Помнишь, по Гиппократу: натура санат, медикус курат морбос?

Лёвка напрягся. Лапутян милостиво перевёл:

– Лечат болезни врачи, но излечивает природа. Моё – противоположный случай. А Ланке я пока нужен для другого. Правда, всё равно клянчит. Просит ареолы сделать овальными. Но я пока отговорил. Сказал – меня и круглые устраивают.

– Ареолы? – удивился Лёвка и склонил голову, припоминая, что это такое.

– Совсем квалификацию потерял! – Лапутян ткнул приятеля в плечо. – Окружность это значит, которая – вокруг соска. Сосок – это на женской груди. На мужской, правда, тоже есть. Но это не так интересно…

– Да я ж по детской терапии специализировался, Жень, – пропустил мимо себя эротическую тему Лёвка. – У меня: коклюш, ложный круп, свинка, – смеясь, он продолжал обороняться.

Лапутян, правда, больше и не нападал.

Ещё раз пристально взглянув на документы, Лёвка сложил бумажки в чёрную папку и закинул в свою машину:

– Ну что, двинули? А то там Фотиев сам съест всё, что приготовил.

Фотиев, словно услышав его слова, демонстративно помахал готовым шампуром и картинно вонзил в мясо свои крупные зубы в окружение не менее красивой бороды.

Только вечером Лёвка, пахнущий вином, солнцем и жареным мясом, добрался до Виолетты.

– У меня два сюрприза, – собрался он, вваливаясь в полутёмную прихожую, где привычно и нежно благоухало мимозой.

Этот запах был таким стойким, что никакие, даже самые молодые и мужские ароматы не были страшны этому стойкому, под стать растению, запаху.

– Малыш, ты опять пил? – укоризненно покачала головой Виолетта. – Что за сюрпризы? Точнее, почему – два? Первый ведь – дом? Всё получилось? – затеребила она загадочно улыбающегося Лёвку.

– Получилось, сестрица Ви! Вот он, дом!

Лёвка поднял над головой папку с бумагами и, приплясывая, пристукнул её другой рукой:

– А второй сюрприз – акции! – он плясал нечто грузинское, переходящее в испанское.

– Что за акции? Лёва, пляши в комнате, там есть где развернуться! – Виолетта поправила застеклённые гравюры на стене и подтолкнула «испанца» в комнату. – Ну–ка признавайся, какие акции?

Лёвка, шумно дыша, плюхнулся на диван:

– Те двадцать процентов, что были у московского правительства, я ещё весной у Котова из–под носа увёл! Вот они!

Лёвка извлёк из папки свои трофеи и разложил на широченном диване, где они с Виолеттой провели несколько тысяч счастливых минут.

Виолетта посмотрела на все эти сокровища и подумала: а ведь братец Лео таким образом у меня часть канала тихим сапом и оттяпал… Силён, парень! Ай да Лёвушка, ай да хватка! Но злости и ревности отчего–то не было – она сама воспитала достойную смену…

А Лёвка танцевал уже что–то латиноамериканское, знойное.

Глава четвёртая. Чуйкин против Чайкиной

20 ноября 1999 года,

Кострома

Избирательная кампания Екатерины Чайкиной набирала обороты. Баллотировалась она по Костроме. Так посоветовали имиджмейкеры. Избирательные округа на родине Кати, в Ростове были плотно забиты, а Кострома представлялась краем непуганных избирателей. Так, во всяком случае, утверждал Павел Генералов, бородатый политконсультант в затемнённых круглых очочках. Кате иногда казалось, что эти очки – без диоптрий, и Генералов носит их исключительно для солидности. Во всяком случае, когда надо было что–то разглядеть, Павел Валерьевич очочки снимал, покусывая витую дужку.

Кроме Костромы в советах Генералова мелькали изначально ещё Камчатка, Амурская область и Подмосковье. Катя сходу выбрала Кострому – именно здесь родился её дед, позже перебравшийся в Ростов. А Катин прадед был довольно известным костромским садоводом. У Кати даже хранились дома старые снимки. Под парадной вывеской «Садовое товарищество Чайкинъ и сыновья» стоял крупный фактурный бородач, неуловимо похожий стремительным выражением лица на неё саму.

Генералов уцепился за этот снимок, как за волшебную палочку, и уже вышел в свет плакат «Родная Кострома», где среди нескольких видов старого города и портретов старых горожан выделялся Катин дед. Это была косвенная реклама, которую можно было запускать прежде старта собственно кампании, тем самым опередив на старте соперников. Параллельно костромские газеты вовсю писали о знатном земляке, юбилей которого Генералов назначил на середину декабря. Местные краеведы не без скрипа согласились.

– Это будет бурный финиш, – поправив очки, изрёк Генералов. – А основная линия кампании будет «возращение к корням». Ну и, само собой, «время отдавать долги».

На утреннем заседании штаба обсуждались насущные проблемы. Среди плюсов, из которых можно было выжать максимум, значился проект «Крым».

Первая часть проекта прошла удачно, хотя стоила достаточно дорого. Под Катиным руководством на ноябрьские праздники была проведена вылазка в Крым. В поездке участвовали лучшие ученики всех костромских школ и несколько самых известных учителей. Генералов называл их «референтными лицами».

Генералов и его команда – несколько московских специалистов – рассматривали главную добычу поездки. Качественные фотографии, сделанные лучшим костромским фотохудожником, были похожи одна на другую. Штабу надо было выбрать лучшие.

На групповых снимках был один и тот же сюжет. В центре – Катя с референтниками. Вокруг них гурьбой – сияющие лица подростков. Вся эта группа позировала фотографу на борту скромного крымского пароходика. А в названии пароходика и была главная фишка проекта. Назывался тот «Лиза Чайкина». Простой выпуклый шрифт названия был не только отчётливо виден, но и рождал смутные, приятные ностальгические чувства по утраченной навсегда стране.

– То, что нужно, – чуть ли не хором сказали Катя и Генералов и, переглянувшись, рассмеялись.

– Только вот «Лиза»… – всё же засомневалась Катя.

– Дизайнер уберёт, – отмёл её сомнения Генералов.

На эти фотографии расчёт был долгосрочным. Их предполагали развесить во всех школах города. А так как большая часть избирательных участков располагалась в школах, то в день выборов, когда всякая агитация запрещена, эти скромные школьные снимки, попавшиеся – абсолютно случайно! – на глаза избирателю, должны были сыграть в нужную корзину.

– Ведь до тридцати процентов избирателей принимают решение уже на участке, – объяснил Генералов. В городском Доме культуры, где было аж четыре участка, он хотел устроить выставку краеведов.

Пока штабисты обсуждали, какие снимки выбрать, Павел Валерьевич, склонившись к Кате, тихо сообщил:

– Екатерина Германовна. Вот здесь, в папочке, статья. Почитайте.

Она хотела раскрыть папку, но он остановил:

– Когда будете одна. Это мне из штаба соперников принесли свои люди.

– От Чуйкина? – мгновенно догадалась Катя.

Именно поборник нравственности Олег Чуйкин и был главным её соперником в этой кампании. Бывший тесть Петухова, узнав, что Катя идёт по Костроме, выставил против неё одного из самых раскрученных своих бойцов. Кажется, Катя догадывалась, какого типа материал лежит в этой скромной зелёной папочке.

– Посмотрю, – нахмурилась она.

– А я подсчитаю, сколько будут стоить местные типографии. Если мы здесь перекроем им кислород, это даст нам минимум неделю форы, – Генералов был так спокоен, что Кате оставалось лишь последовать его примеру.

– Ну, что? Ваши предложения? – обратился Генералов к штабистам и те выложили перед ним пять фотографий, из которых он, бросив быстрый оценивающий взгляд, выбрал одну. – Так, Татьяна, – обратился он к своей помощнице, – отдай на увеличение и – вперёд, с песнями! Только предупреди, чтобы «Лизу» стёрли. Референтники пусть подыскивают лучшие места для развески, чтобы избиратель шёл и глазом натыкался. Аренду стены, ежели потребуют, проплачивай втёмную.

Татьяна, серьёзная дама в несолидных кожаных джинсах и чёрной обтягивающей кофте, записав указания в блокнот, кивнула:

– Только места я сама отсмотрю.

Почему эти политтехнологи так любят одеваться в тёмное? – подумала Катя и тут же нашла ответ. – Наверное, в командировках так удобнее.

– Что с сюжетом на НРТ? – строго спросил Генералов, заглянув в план мероприятий на неделю.

– Пока застопорился, – спокойно ответила Татьяна. – По не зависящим от нас причинам. Там – смена собственников и все проекты зависли.

– Запусти пока краеведческий материал по ВСТ, а на купленное время готовь для НРТ сюжет по роддому. Надеюсь, за неделю они там поделят канал?

– Надеюсь, да, – согласилась Татьяна, поправив нитку жемчуга испачканными синими чернилами пальцами.

В комнату заседаний заглянула секретарша, вчерашняя костромская десятиклассница:

– Там кошелёк приехал! – шёпотом сообщила она Татьяне на ухо.

Шёпот был таким громким, что Генералов, сдерживаясь от смеха, строго постучал карандашом по столу и состроил зверскую гримасу в сторону секретарши.

Та, испуганно пискнув, скрылась за дверью.

– Мне пора, – поднялась Катя, подхватывая опасную зелёную папочку. – Срочные финансовые дела.

Она прекрасно знала, что консультанты за спиной называют её новоиспечённого мужа «кошельком». Но не обижалась – ведь по сути это попадало в самое что ни на есть яблочко. Именно Петухов финансировал выборную кампанию Екатерины Чайкиной.

***

Ситуация вокруг НРТ напрягала Лёвку так, будто всё происходило с ним с самим. Или по крайней мере касалось его непосредственно. Хотя, что и говорить – по большому счёту и вправду касалось, если Лёвку посчитать типическим представителем гражданского общества.

Либералы и демократы, на сей раз заодно с обиженными на всех и вся коммунистами подавали всё происходящее как очередное удушение свободы слова на фоне безобразий, творящихся на выборах в Госдуму. Государство–де закручивает все гайки. «Сорвут резьбу – бед не оберёшься!» – делали многозначительный вывод политические аналитики. Причём мало кто понимал, даже сами аналитики с хитрющими глазами, какие такие конкретные беды в виду имеются.

Суть же происходящего с точки зрения высокопоставленных чиновников выглядела совсем иначе. И подавалось как элементарный имущественный спор между различными хозяйствующими субъектами.

С конца лета события развивались примерно по такой схеме. На государственных телеканалах началась настоящая травля хозяина НРТ и всего холдинга «РОСТ-медиа» господина Утянского. За якобы неуплату каких–то налогов его даже посадили в Матросскую Тишину. Пусть ненадолго, всего на пару недель, но тем не менее. По крайней мере, основного, кажется, добились – Утянский срочно слинял из страны. Тут уж на него обрушились по полной. Тут же из–под носа увели несколько газет и журналов, созданных его стараниями и на его же деньги. Потом уж совсем плотно принялись за НРТ.

Повод для окончательных разборок выбрали довольно скользкий – якобы кредит в несколько сотен миллионов был взят в крупнейшей газовой корпорации едва ли не обманным путём. В общем, по приказу сверху, газовая корпорация потребовала немедленного возвращения долгов. Однако все деньги на тот момент были вложены в техническое переоснащение канала. Так что вернуть их никакой возможности не представлялось. Журналисты канала проводили бесконечные митинги в Останкино и на Пушкинской площади, однако результатов это не приносило. В неравном бою государства и журналистов побеждал, естественно, сильнейший. Коллективу со дня на день должно было быть представлено новое начальство, представляющее нового реального собственника.

Вот этим–то собственником и хотел быть Лёвка. Он уже успел почувствовать, что значит иметь в своём активе настоящий телеканал, которым они владели на паях с Виолеттой. Кстати, те двадцать процентов акций, что скупил в своё время Котов, Лёвка у него смог выманить через подставных лиц. Так что на сей день он владел сорока процентами акций и половиной помещений, принадлежащих ВСТ. Учитывая же его особые отношения с учредительницей, он мог влиять на политику канала в полной мере.

Но НРТ! НРТ! Это был не маленький дециметровый канал, вещающий на выборочное число областей центральной России, на Москву и Подмосковье. Это был пусть и частный, но зато всероссийский канал со всеми вытекающими отсюда возможностями и последствиями. Лёвка на автомате считал ежедневные прибыли, которые можно было бы получить на НРТ в ходе продолжающейся избирательной кампании. И больше всего его раздражало то, что в связи со всеми этими разборками потенциальные доходы пролетали, что называется, мимо кассы. В общем, надо было что–то срочно предпринимать.

Лёвка готов был выступить спасителем любимого народом канала, но пока у него не хватало на это ни средств, ни влияния в высших сферах. А Гоша по уши погрузился в дела «Башконефти» и, казалось, перестал интересоваться всем остальным, что происходило в мире. Будучи в Москве, он всё время старался проводить с беременной женой. Так что виделись они с Лёвкой буквально урывками. И до серьёзных разговоров дело вовсе не доходило.

Но вот сегодня Лёвке всё же удалось вытащить Гошу поужинать. Встретились они в клубе «Монпарнас» на Патриарших.

Время разгула по меркам ночного клуба ещё не наступило, так что народу набралось пока совсем немного. К тому же в зале было полутемно, что вполне способствовало спокойному пищеварению и неторопливому разговору.

На маленькой эстраде напротив их столика выступал фокусник, работавший в классическом жанре: из цилиндра и рукавов фрака он извлекал бесконечные связки шелковых шейных платков, монеты, веера и живых голубей.

По Лёвкиной инициативе заказали какую–то французскую еду: салат «Монпарнас» со спаржей и ананасами, луковый суп и мясо молодого бычка, запечённое с трюфелями. Гоша не возражал. Трюфели так трюфели.

– Нет, ты понимаешь, Гош! Это ж единственный шанс получить НРТ! Такой лакомый кусок!

– Не спорю. Только денег у нас сейчас не хватит. Насколько я помню, долг у них – триста восемьдесят три миллиона…

– Триста восемьдесят четыре…

– А мы сейчас сильно вложились в проект южного нефтепровода, да ещё с Азербайджаном переговоры ведём. Так что, Лёв, нам просто не потянуть. Хотя я, как ты понимаешь, и сам был не прочь прибрать к рукам такую ценную штуковину как всероссийский канал. И Катьке бы на последнем этапе ох как помогли… Разве что с кем–нибудь на пару вложиться? – хитро заулыбался Гоша. Похоже, правильная мысль в голове его уже зародилась.

– Ну, ну, рожай, Георгий Валентинович! – торопил его Лёвка.

– На днях у меня одна важная встреча. Провентилирую там твой вопрос. На сто процентов пока не обещаю, но…

Фокусник как раз демонстрировал свои жонглёрские способности, используя сразу несколько карточных колод – карты летали по воздуху, едва касаясь кончиков пальцев маэстро, и открывались всякий раз именно на той карте, которую требовали зрители.

Лёвка тут же усложнил задачу: он заказал фокуснику выдать на гора карты, загаданные в уме и названные только соседу. Едва он успел Гоше на ухо их перечислить, как бубновый туз уже лёг на скатерть рядом с Лёвкиной тарелкой. Вслед за ним – рядком легли и остальные три туза. Это была прямо–таки мистика! А в мистику Лёвка верил. И пришёл в полный восторг. Карта шла ему точно в масть! Одна к одной, одна к одной!

Да тузы эти на твоей физиономии во всей красе прописаны! – хотел опустить друга с небес на землю Гоша. Но – промолчал. Сынтеллигентничал, не иначе.

***

Кострома

Они проснулись одновременно – трезвонил, как взбесившийся, Катин мобильник.

– Ч-чёрт! – ругнулась Катя и выключила телефон, взглянув предварительно на номер. Звонили из штаба. Ничего, перетопчутся, у неё неотложные финансовые дела. Неотложные финансовые дела приоткрыли левый глаз и спросили размягчённым голосом:

– Кать, мы что, заснули?

– Проснулись уже, Костя! – резонно ответила она.

– Сколько там?

– Почти четыре.

– Ничего себе! Сколько же мы проспали? – Петухов сел на гостиничной широченной кровати.

Кате выделили здесь, в лучшей костромской гостинице, естественно, носившей название «Волга», лучший номер, именовавшийся свадебным. Обычный в общем–то двухкомнатный «люкс», разве что с приличной сантехникой и неприлично широченной кроватью под неприлично же розовым балдахином.

– Ну, мы не только проспали… – ухмыльнулась Катя, любившая точность во всём, даже в интимном. – Всего–то пару часиков. Проголодалась – жуть. Будем обедать или сразу ужинать?

Она вскочила, чмокнула мужа в макушку и ловко натянула костюм, вмиг превратившись из сказочной нимфы в деловую женщину. Без пяти минут и одного месяца депутата Государственной Думы, между прочим.

– Ненасытная моя! – с пафосом провозгласил Костя, разыскивая носки. – И куда они делись? Кать, носки мои не видела?

Но жена не ответила, она уже вспомнила о зелёной папочке. И не только вспомнила, но уже и рассматривала содержимое. Это были четыре полосы вёрстки предвыборной газеты её соперника Чуйкина.

Полоса первая с портретом задумчивого патриота была посвящена делам партийным и отчёту Чуйкина о его деяниях в Госдуме. Проект о запрете абортов, борьба с законом о разрешении ранних браков, социальные программы, которые Чуйкин, не щадя живота своего, пробивал сквозь врагов простых людей, засевших в мягких креслах высшего законодательного органа страны…

На второй полосе разместился сладкий репортах о семействе Чуйкиных. На качественной, что было видно даже по вёрстке, фотографии Чуйкин обнимал своих сыновей – симпатичных мальчишек восьми и двенадцати лет. Текстуху Катя читать не стала – и так всё понятно. Примерный семьянин эт сетера.

За второй полосой лежала сразу четвёртая – с кроссвордом и рецептами от жены Чуйкина: пирог с клубникой, рождественская курица с яблоками, сладкий хворост и какие–то убогие салаты.

Зато полоса третья была вся посвящена ей, Екатерине Германовне Чайкиной. Ей и её мужьям. Катя читала и глаза её становились круглыми от изумления.

– Нет, ты послушай, Костя, какую они пургу гонят! – задыхаясь от возмущения, обернулась она к Петухову, который уже почти оделся и выбирал галстук.

– Чего там? – Петухов подошел, поцеловал в её ушко и заглянул в газету. – Кать, ты лучше прочитай, я такой мелкий шрифт не разбираю.

– Слушай: оказывается, своего первого мужа я довела до нервного истощения! – Катя недобро рассмеялась. – Прикинь, это жизнерадостного Лёвку я, оказывается, заставляла скупать ваучеры на улице и спекулировать на бирже! Да я свой ваучер даже и в глаза не видела – родители их все продали и купили унитаз. Это когда было–то с ваучерами? Я тогда ещё в школе училась! Во врут!

– Ну, сколько тебе было лет, избиратели считать не будут, – рассудил Петухов. – А что с ваучерами химичили, это они точно помнят!

– А второго мужа я, оказывается, бросила, потому что он денег мало зарабатывал. Вот я и променяла его на толстосума. Петухов, это ты, между прочим, толстосум!

– Есть немного, – гордо согласился Петухов.

– Не паясничай! – осадила его Катя. – А дальше – вообще прикол! Оказывается, мой второй муж спился от горя! А по моим сведениям, он вполне процветает и даже работать устроился в компьютерную фирму…

– Катюш, ну кого это волнует? Людям не нужна правда, им достаточно правдоподобия, – мягко сказал Петухов и обнял жену за плечи. – Это нормальное явление, в политике всегда так.

– Как – так?

– Ну, кусаются, что ли… Вампиры же. Давай обед в номер закажем?

– Да подожди ты! Надо же что–то делать! – Катя нервно ходила по номеру, размахивая гнусными листками. – Генералов сказал, у нас есть неделя.

– Вот Генералов – специалист, пусть и придумает, как нейтрализовать эту хрень. Чтобы если Чуйкин это выпустит, ему не поверили… Нанесите первый удар. Тогда все поймут, что он клевещет от злобы. Понимаешь, Кать? Чтобы это он защищался и оправдывался, а не ты.

– Петухов, ты – голова, – Катя с уважением посмотрела на мужа.

– Я – бизнесмен и разумный человек, – скромно согласился Петухов. – Кстати, а ты знаешь, как этого Чуйкина соратники по фракции называют? По фамилии, только на букву Ха! – и он вкусно рассмеялся.

Катя посмотрела на него с обожанием:

– Нет, Костя, ты не голова, – вздохнула она.

– А кто? – Петухов сделал вид, что обиделся.

– Ты – гениальная голова! – провозгласила Катя. – Теперь считай, что я уже в Думе!

И она лихорадочно стала набирать номер Генералова.