Текст книги "Война олигархов"

Автор книги: Павел Генералов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Виктор Викторович вышел из автомобиля и, не глядя на толпу, прошёл прямо в заводоуправления. За ним – сопровождающие.

Толпа в недоумении замерла. Наступила столь оглушительная тишина, что, казалось, можно было услышать пролетающую муху.

Так продолжалось минут десять. Народ безмолвствовал. Но не расходился. Все чего–то ждали. Многие в толпе почти шёпотом уже сетовали на то и на тех, кто эту бодягу с забастовкой затеял. Хозяин был явно недоволен.

Наконец, из репродукторов, развешанных на столбах, раздался голос. Люди облегчённо вздохнули – к ним обращался сам Боков.

– Товарищи! – проникновенно, но достаточно жёстко говорил репродуктор. – В то время, как я подписывал новые крупные контракты, которые обеспечат наш завод работой на ближайшие несколько лет, в то время как я добился определённого послабления налоговых тягот для нашего родного предприятия, с чем я сталкиваюсь, вернувшись в Белоярск? А сталкиваюсь я с ударом в спину. Я ли не забочусь о том, чтобы каждый рабочий получал зарплату вовремя? Много ли вы знаете таких предприятий?

Толпа пристыжено молчала.

– Зарплата у нас самая высокая по отрасли. И вы это знаете. Но у нас нет таких сверхприбылей, как у нефтяников. И это вы тоже знаете. Мы производим конкурентоспособный металл даже по мировым меркам, а не выкачиваем из нашей земли народное богатство. Нам есть чем гордиться. Я абсолютно откровенен с вами. Мы можем повысить зарплату. Да, мы можем её повысить. Если уволим треть работников завода. Вы этого хотите?

– Нет, нет, – пронеслось по толпе.

– И я не хочу, – Боков говорил с народом, словно великий и ужасный волшебник Гудвин, невидимый и всемогущий. – Тем не менее я готов выслушать ваших представителей. Прошу организаторов митинга подняться ко мне в кабинет. Завтра до сведения каждого будет доведено, какие убытки мы вместе понесли за два дня забастовки. Рабочую смену прошу приступить к работе, а остальные – расходитесь. Что вам, дома нечем заняться?

Надо ли говорить, что в кабинете Бокова так и не появился никто из зачинщиков беспорядков.

– Что и требовалось доказать, Пётр Семёнович, – сказал Боков Гаврюшину. – Сам что ли не мог дятлов приструнить?

Директор в ответ лишь развёл руками. Его лысина, такая прежде блестящая, как–то разом потускнела.

– А зачинщиков выявить и уволить. К чёртовой матери! – Боков стукнул по столу ладонью.

Более не обращая внимания на поникшего директора, Виктор Викторович вызвал секретаршу:

– Людмила Петровна! Соедините меня с «Севернефтью», с Чукановым. Надо начинать вправлять мозги этому козлу, – последнюю фразу он сказал уже исключительно самому себе.

Глава седьмая. Пр–роехали!

7 октября 1998 года

– А баба эта, когда летела, перевернулась и каблуками прямо в клумбу!

– Ну, и выжила?

– Прикинь, ни царапины! Что значит, пьяная была! И каблуки десять сэмэ. А вот пенс с пятого этажа…

– Кто?

– Пенс, ну, пенсионер, значит, он увидел, как мимо окна бабец просвистала. Нарядная, в причёске. Так его на месте паралич разбил. Его–то труповозка и забрала.

– Прям паралич? Может, инсульт?

– Инсульт, инфаркт, какая разница! Главное – бригада из морга без дела не осталась. Бабу с царапинами на скорой увезли, а пенса – прямо в морг! А ты говоришь! Слышь, Ань, сгущёнки хочешь?

Нюша открыла глаза. Перед ней стояла Наташа, соседка по палате в розовом стёганом халате. Она с утра развела бурную деятельность: что–то бесконечно ела, рассказывала байки третьей их «сокамернице» – кудрявой Оле, которая охала и ахала на все лады. Оля была здесь старожилкой – лежала на сохранении уже вторую неделю, а вот Наташу привезли ещё позже Нюши, примерно с тем же диагнозом. Только у Наташи срок был побольше – почти пять месяцев, поэтому её случай считался более тяжёлым. Но вот Нюша лежала пластом, меняя только лёд в грелке, а Наташа скакала козой, узнав, похоже, диагнозы чуть ли не всей больницы.

– Не буду, спасибо, – отказалась Нюша и снова закрыла глаза.

Пахло лекарствами и жратвой.

Почему она не героиня мыльного сериала? Почему у неё не амнезия? Забыть обо всём: о предательстве Нура, о потере ребёнка, которому она уже придумала славное имя Артём, забыть о несчастных и растерянных Гошкиных глазах. Амнезии просило сердце, но вместо спасительного забытья лишь звенел Наташкин голос.

– А в травме женской Светлана лежит. Ей, прикинь, муж…

– Избил? – ахнула Оля, скрипнув кроватью.

– Хуже! Нос откусил!

– Как? Совсем?

– Успели пришить, – веселилась Наташа. – У неё муж с язвой здесь же, на пятом этаже лежит. Она пришла его навещать. А муж ревнивый – жуть! Твой ревнивый?

– Вроде не очень…

– Ань, а твой?

Нюша демонстративно засопела.

– Ну ладно, дрыхни, я тебе потом расскажу. Так вот, язва его гложет, а он мучается – Светку ревнует. А от переживаний язва обостряется, но он всё равно дёргается. Как же так – он тут валяется, а жена дома, одна, кого хошь, того и принимай! Светка пришла его навещать, жратвы наготовила, язвенникам ведь всё пареное нужно, а он ест и говорит: признавайся – изменяешь? Она – нет, что ты, дорогой, – Наташа то пищала, то говорила басом, это когда за мужа.

– Ну?

– Гну! Он ей: нагнись, я тебе в глаза хочу посмотреть! – басила Наташа.

– Ну и, дальше!

– Ну, понятно, она и нагнулась, а он – хрясть! – Наташа щёлкнула зубами.

– Да ты что!

– Вот именно! Прям за нос! Напрочь откусил! Хорошо врачи рядом – сразу пришили. Вот теперь лежат в одной больнице. Он её навещать ходит, – веселилась Наташа.

– И она его простила?

– А что ей остаётся! Кому она теперь нужна такая – с приставным носом! Разве что Майклу Джексону. Он и сам такой – весь из кусманчиков, как лоскутное одеяло.

– Ну, ему вряд ли, он мальчиков любит…

Нюша, поняв, что новый виток трёпа будет о гомосексуалистах, решила встать и спуститься вниз. Гоша обещал прийти не поздно. Лучше подождать его внизу, на кожаном диванчике, а то от девичьих разговоров пухнет голова. Слушать палатные саги не было сил – хватит того, что примерно о том же она пишет в обещающих стать бессмертными «Диких розах».

Она спустилась со второго этажа и села на кожаный диван возле пальмы в кадке. Пальма была немного пыльной и развесистой, как клюква. Голова кружилась. Нюша прикрыла глаза и, кажется, немного задремала. Во всяком случае, когда она глаза открыла, ей показалось, что она видит сон: перед нею стоял Нур с букетом неприятно красных тюльпанов. Кровавых тюльпанов – может, именно так начинается заветная амнезия?

– Привет, – пробормотал Нур и, криво улыбнувшись, сел рядом. Это был, оказывается, не сон.

– Привет, – спокойно ответила она. – А где Гоша?

– Он с утра в банке, позже приедет, – пояснил Нур и спросил осторожно: – Нюш, это ты сама?

– Нет, – покачала она головой. – Это он – сам.

– Он? – удивился Нур.

– Он, – подтвердила Нюша и положила руку на живот. – Он сам.

– Понятно, – Нур взял её руку и поцеловал в ладонь.

– Не надо, – Нюша отдёрнула руку.

– Нюш, выходи за меня замуж, – глаза Нура были совсем светлыми и ужасно несчастными.

Нюша смотрела на него долго–долго, будто не решаясь ответить.

– Нюш, – начал было он снова, но она прервала:

– Нет, – сказала она твёрдо.

Он всё смотрел, будто не желал понимать.

– Нет, – повторила она.

Если бы он сказал ей это тогда… Но он сказал: «нож в спину». Теперь ножа нет. Нет и любви. Напрочь. Будто не было. Вышибло её, как пробки от слишком высокого напряжения.

– Ты иди, а то у нас обход скоро, – сказала она, и Нур послушно поднялся.

Она смотрела ему вслед, а на кожаном диване лежали тюльпаны. Обычные красные тюльпаны.

Нюша хотела заплакать, но почему–то засмеялась. Может, так она и начинается, желанная амнезия?

***

Часы на башне Киевского вокзала показывали без пяти двенадцать. Константин Сергеевич Петухов, отхлебнув горячего кофе, только–только собрался ублажить себя долькой шоколада, как раздался звонок. Это был главбух Виктор Степанович:

– Константин Сергеевич! Только что фирма «Царь» расплатилась по кредиту.

– Замечательно! И чего только кочевряжились? Обошлись безо всякой пролонгации. Документы принесите мне после обеда. Подпишу вместе с остальными бумагами.

– Да, конечно, Константин Сергеевич. Но…

– Что–то не так? – насторожился Петухов. Главный бухгалтер, специалист старой формации, редко говорил загадками.

– Да нет, формально всё в порядке.

– Так что же, что же? Говорите яснее, что вы как сфинкс темните?

– Извините, Константин Сергеевич, мне кажется, что вам лучше спуститься в хранилище.

– Ладно, сейчас буду.

Петухов заглотнул подтаявшую шоколадную дольку и, промокнув губы краешком шёлкового платка, отправился в подвальные банковские закрома.

В подвале было прохладно и, казалось, пахло деньгами. Хотя как банкир Петухов прекрасно знал, что деньги не пахнут. А если и пахнут, то никак уж не озонированным воздухом.

Виктор Степанович в вечных нарукавниках приветствовал Петухова стоя:

– Вот, Константин Сергеевич, взгляните!

На стойке аккуратно были сложены долларовые пачки, скреплённые банковской лентой.

– Здесь ровно пятьсот тысяч, – пояснил Виктор Степанович.

– Так в чём проблемы?

– А вот в чём, – Виктор Степанович наклонился, поднял картонный ящик и поставил его на стойку перед Петуховым.

В ящике лежали использованные банковские упаковки – будто огромная денежная змея сбросила на время свою очередную шкуру.

– И что? – Петухов озадаченно потёр переносицу.

– А вы взгляните, – Виктор Степанович достал одну из использованных банковских лент из коробки и развернул её перед Петуховым.

Константин Сергеевич просмотрел ленту повнимательнее. Это была их, «ва–банковская» лента с датой упаковки вчерашним числом:

– Хм, – хмыкнул он. – Круговорот денег в природе, однако.

– Но дело в том, Константин Сергеевич, что все такие, – от волнения прядь главбуха свисла набок, обнародовав аккуратную веснушчатую лысину.

Петухов наугад выхватил несколько лент из коробки. И впрямь – это была одна денежная партия. Выданная вчера.

– Куда вчера ушли эти деньги? – спросил Петухов сдавленным голосом, хотя сам знал уже наверняка, кому эти денежки передал собственными руками. И чуть ли не до машины проводил.

– Кредит в полмиллиона был выдан вчера Фонду защиты животных в лице…

– Я знаю, в чьём лице, – перебил Петухов. – Спасибо, Виктор Степанович. Продолжайте работать.

– Подпишите, пожалуйста, приходные документы.

Петухов, мельком глянув в бумаги, поставил свою подпись.

Поднявшись в кабинет, он позвонил начальнику кредитного отдела:

– Миронов, уточни состав соучредителей Фонда защиты животных… Да–да, которым мы вчера кредит выдали… Срочно… Жду!

Через десять минут список соучредителей Фонда лежал перед ним на столе. Среди двух десятков названий разного рода общественных организаций он, как и предполагал, обнаружил фирму «Царь».

Однако вместо того, чтобы рвать на голове волосы, Петухов рассмеялся. Эти ребята обвели его как мальчишку! Погасили долг ему его же собственными деньгами! Да ещё и получили кредит под самую низкую процентную ставку.

А он тоже хорош! Засмотрелся на ножки и глазки! Кстати, о ножках и глазках – Петухов, после минутного размышления, достал визитку Екатерины Германовны и набрал номер.

***

На шестом этаже гостиницы «Арена» в офисе фирмы «Царь» пили шампанское.

Гоша разливал. Лёвка с калькулятором сводил дебет с кредитом. Нур, несмотря на общее веселье, мрачно складывал из бумаги кораблики. Катя, крутясь в кресле, пригубливала шампанское, отставив мизинец, и лучезарно улыбалась всем и каждому, даже вентилятору.

– Так, актёру – двести. Телефонщику – триста. Аренда «ауди» – четыреста. Итого… – приговаривал Лёвка, нажимая на кнопки.

– Парик – полторы тысячи, – вставила Катя.

– Ладно, это рубли, не считово, – отмахнулся Лёвка. – Выходит на круг девять сотен. Это в расход. Теперь – приход, – Лёвка довольно загоготал и потёр руки. – Мы у них просили пятьсот тысяч под пятнадцать процентов годовых. Это бы нам стоило дополнительно…

– Семьдесят пять тысяч долларов, – мгновенно подсчитал Гоша.

– Точно. Дали же нам кредит под двенадцать процентов. Это значит…

Гоша опять опередил калькулятор:

– Шестьдесят тысяч.

– Ну, ты силён! – восхитился Лёвка. – Мы в плюсе на пятнадцать штук.

– Минус девятьсот, – уточнила Катя и добавила упрямо, – и парик.

Она достала из ящика стола роскошный брюнетистый парик и, встряхнув, ловко водрузила на Лёвку.

– Я – животное! Дикий вепрь «Ы», – завыл тот. – Защити меня, Кэт!

В сумочке у Кати запиликал мобильник. Достав телефон, она взглянула на экранчик:

– Это Петухов. Лёгок на помине.

– Ну, Катька, держись! – Лёвка мгновенно сдёрнул тёмные глянцевые «волосы» и напялил их на Катю, ставшую мгновенно Екатериной Германовной.

Она поправила чёлку и, наконец, ответила нетерпеливо заливающемуся телефону:

– Алло! – она подмигнула ребятам, отставил трубку так, чтобы те слышали разговор.

Нур выстраивал кораблики клином, будто собирался в дальний морской поход.

– Екатерина Германовна! – рокотал в трубке Петухов. – Восхищён, покорён и прочая…

– Рада слышать вас, Константин Сергеевич! – медово пропела Катя.

– Но за вами должок!

– Не сомневайтесь, всё будет возвращено в срок. Вы же имели возможность убедиться, что мы – надёжные партнёры.

Ну, женщины! – подумал Нур. – Развела банкира, как мальчишку, а голос сладкий, как у сирены.

– Да уж, куда надёжнее, – беззлобно рассмеялся Петухов. – Привет Сидорову.

– Сей момент. Он как раз рядом.

Гоша приветственно помахал рукой, будто Петухов мог видеть его.

– Но я о другом долге… – вкрадчиво продолжал Петухов.

– О каком же? – закокетничала Катя.

– Вы обещали со мной пообедать. Может быть, сегодня?

– Сегодня никак. А вот завтра… – она выдержала театральную паузу. – Поужинать – годится?

– Договорились, – обрадовался Петухов.

Катя положила телефон на стол, потеснив флотилию Нура, и победно оглядела друзей:

– Ну? – спросила она и глотнула шампанского. – Где празднуем?

– Вечером в «Золотом драконе», – распорядился Гоша, – в шесть. Столик я закажу.

– Катьк, – хитро заулыбался Лёвка, – может, и нового поклонника позовёшь?

– Всему своё время, – мудро ответила Катя и сдёрнула парик. – Фу, жарко!

– Он как, миленький? – не отставал Лёвка.

– Богатенький, – отпарировала Катя.

– Я, наверное, опоздаю, – подал голос до сих пор молчавший как рыба Нур. – У меня важная встреча.

– Не иначе – что–то романтическое, – поторопился съехидничать Лёвка.

– Иначе, – осадил его Нур.

***

Генерал–лейтенант Покусаев всегда проигрывал генерал–полковнику Морозову. Только ему. И вовсе не из соображений субординации. Он вообще не любил играть в теннис. И всем прочим предпочитал настольные игры. Но положение обязывало. Хотя Сам по состоянию здоровья теперь редко выходил на корт, политическая мода по–прежнему предписывала решать важные вопросы на теннисных площадках.

В отличие от Покусаева Морозов начал играть в теннис ещё в юности. Правда, степеней высоких не достиг, но на уровне кандидата в мастера даже сейчас вытягивал. Так что с Покусаевым играл не в полную силу. Скорее – игрался.

В первой половине девяностых, когда теннисом заболели все и вся, Монстр Иванович распорядился на территории Бункера построить открытый и закрытый корты. Была у него мечта: приедет к ним Сам, и он с ним сразится. Почти на равных.

Сражения на кортах стали обязательными для всех подчинённых Морозова. Большинству это пришлось по душе. Не всё ж под землёй–то сидеть!

Покусаева он заставлял играть не столько по службе, сколько по дружбе: уж больно часто тот стал жаловаться на всякие хвори. Монстр Иванович не по указке сверху, а вполне искренне верил, что хотя бы пара партий в неделю будет посильнее любых лекарств.

Ж-жах! Последний мяч с подачи Монстра Ивановича угодил в самый краешек корта, почти по линии.

– Да вы ювелир! – развёл руками Покусаев. Его богатырские усы печально обвисли. Да и дышал генерал не лучшим образом – не привык скакать как молоденький за шустрым жёлтым мячиком.

– Ладно, Фёдор Ильич, на сегодня хватит, – сжалился Морозов.

Генералы в теннисках и спортивных трусах, зачехлив ракетки, отправились в душ. Не простой – генеральский.

Горячие струи воды омывали генеральские тела.

Волосатая спина Покусаева мгновенно покраснела. Он довольно крякал – сегодняшняя пытка оказалась короче, чем обычно.

– Хорошо! – от души воскликнул Покусаев и прибавил горячей.

– Не переусердствуй, – посоветовал Морозов.

Мощные плечи Морозова, казалось, способны были остановить льющийся на них поток воды. Под правой лопаткой Монстра Ивановича багровел глубокий шрам – застарелое напоминание о начале афганской войны. В те времена молодой полковник Морозов командовал боевым спецподразделением КГБ СССР. Много воды утекло с тех пор – и не только из душа.

– Беспокоят меня наши нефтяные ребята, – вздохнул Покусаев, щедро намыливая мохнатый торс.

– А ты не беспокойся, Фёдор Ильич, – усмехнулся Морозов, – а работай в нужном направлении. А то, глядишь и вправду, третья нефтяная начнётся.

– Н-да, на мой взгляд она уже началась…

– Тогда в чём наша генеральская задача в подобной войне? – строго спросил Морозов и сам себе ответил. – Вывести наши основные силы из–под удара, сохранить позиции, а лучше, воспользовавшись ситуацией, всемерно укрепить их. И не упускай из виду Чуканова и Бокова. Сдаётся мне, Витя Боков закусил удила. И мне это не нравится – а хватка у него бультерьерская.

Спустя десять минут чрезвычайно чистые генералы, облачённые в свежеотглаженные мундиры, входили в кабинет Монстра Ивановича на минус шестом этаже Бункера. Майор Пичугин стоя приветствовал начальство, демонстрируя справную выправку и готовность номер ноль.

– Пичугин, дай распечатку по Сидорову и доложи ситуацию, – приказал помощнику Морозов. – Ты как насчет пятидесяти боевых? – поинтересовался он уже у Покусаева. Тот согласно кивнул. Любил он грешным делом морозовский коньяк.

Майор Пичугин выждал за дверью несколько минут, пока шефы разомнутся, и, коротко стукнув, вошёл с бумагами:

– Разрешите доложить, товарищ генерал–полковник! Сидоров по вашей рекомендации был вызван в прокуратуру в качестве свидетеля по делу об убийстве Опекушина – Пекаря. Вёл себя спокойно. Продолжать разработку в этом направлении?

– Нет, пока давить не надо. Но и с крючка совсем пусть не отпускают. Что там с кредитом?

– У них всё получилось, – удивлённо пожал плечами Пичугин.

– Молодцы! – с чувством одобрил Монстр Иванович.

– Моя креатура, – не преминул напомнить Покусаев, довольно поглаживая вновь распушившиеся будёновские усы.

Монстр Иванович ничего не ответил, лишь усмехнулся и закурил первую после тенниса «беломорину».

– Разрешите идти? – Пичугин артистично щёлкнул каблуками.

– Иди. Бумаги оставь, я гляну сам, – сказал Морозов и изумлённо поднял брови: в кабинете весело заверещал звонок мобильного телефона.

Это был явный непорядок – мобильниками в Бункере было пользоваться строжайше запрещено. В целях обеспечения секретности.

– Что такое?! – грозно приподнялся Монстр из кресла.

– П-птичка шалит! – отрапортовал Пичугин, исподтишка показывая кулак предателю Карлуше. Научил, блин, на свою голову!

Ворон, радостно слетев на стол Монстра Ивановича, выдавал трель за трелью из классического репертуара мобильника.

– Заткнись, – просто, но убедительно приказал ему Монстр Иванович.

– Пр–роехали! – огрызнулся ворон. И заткнулся.

***

Зера ужасно тосковала в этой огромной чужой Москве. Ей очень не хватало Нура – верного друга и оруженосца. Он так трогательно весь прошлый учебный год терпел их совместные театральные вылазки! Окультуривался до посинения. А на «Лебедином» чуть не заснул, но мужественно высидел. И зачем только он сделал ей это дурацкое предложение в самолёте! Вечно мужчины норовят всё испортить.

У Зеры так и не получилось подружиться с кем–то с курса. Мешала «звонкая» фамилия. Слишком нефтяная фамилия, которую в их «керосинке» произносили чуть ли не с придыханием. Те ребята и девчонки, с которыми хотелось дружить ей, её сторонились, считая «ботаником» и папенькиной дочкой. Те же, кто набивался в друзья и поклонники, видели в ней не человека, а нефтяного отпрыска. Чепуха какая–то получалась!

Именно поэтому Зера и решила первой сделать шаг и помириться с Нуром. Через дальних родственников она договорилась, что те перешлют ей из Уфы набор кураиста – национальные дудки. Да не просто перешлют, через папиных гонцов, а именно передадут Нуру, чтобы он уже передал курай ей. Это был сложный путь, но ничего больше Зере в голову просто не приходило.

Они встретились у «Маяковской», под колоннами зала Чайковского. Нур был мрачный, как туча.

– Ты что, что–то съел? – не удержалась Зера.

– Как это? – не понял он.

– Ну, кислый такой, – пояснила она.

– Да нет, просто настроение не очень, – признался он. – Слушай, Зер, а зачем тебе курай? Играть будешь, что ли? А что? – прикольно. В каком–нибудь панк–рок ансамбле и на курае…

Зера решила признаться:

– Знаешь, курай – это повод. Я просто помириться хотела.

– А мы разве ссорились? – ледяные в начале встречи глаза Нура начали оттаивать.

– Не ссорились, но ты же обиделся?

– Зер, знаешь анекдот, – оживился Нур. – Ведут фашисты пленного командира партизанского отряда. А за столом сидит предатель, который отряд немцам сдал. Сидит и борщец наяривает. Командир, проходя мимо презрительно плюёт ему в тарелку. А тот, – Нур смешно приподнял брови, – говорит: Смотри–ка, обиделся!

Зера смеялась так радостно, что на них стали оборачиваться прохожие.

– Ну что, мир? – спросила она, отсмеявшись.

– Мир, – согласился он.

– Понимаешь, – пожаловалась она, – у меня здесь кроме тебя друзей совсем нет.

– Тогда мир и дружба? – Нур протянул руку и она радостно пожала её. – Слушай, пойдём сегодня в ресторан? Я тебя с нашими познакомлю…

– Притворюсь сестрой? – снова засмеялась она.

– Так ты и есть мне сестра… Четвероюродная, – не без труда сосчитал Нур. – Ну что, идёт?

– А повод–то какой?

– Да так – пустяки. Банк ограбили.

Зера в ответ кивнула и посмотрела на Нура снисходительно – как на бестолкового, хотя и старшего брата.

– Давай, Зера, курай пока обратно, – Нур забрал у неё продолговатый деревянный футляр с инкрустациями по углам. А друзья мои, надеюсь, тебе понравятся!

На самом деле в «Золотой Дракон» они почти не опоздали. Хотя Лёвка уже успел заказать на всех – чуть ли не всё меню:

– Что не съедим, с собой заберём! – деловито отмахивался он от всех шуточек по этому поводу.

– Зера. Сафина. Моя сестра, – представил Нур свою спутницу. – Учится в «керосинке». Хочет дружить с хорошими людьми. Именно таких я ей и обещал. Так что уж будьте добры – соответствуйте. Особенно это к тебе относится, Лев Викторович. Особенно! – подчеркнул Нур.

Представляя Зеру друзьям, Нур подумал: хорошо, что сегодня здесь нет Нюши. Всё–таки это был бы перебор – одновременно видеть двух женщин, отказавшихся принять его руку и сердце. Причём в течение одного месяца.

– Можно просто Катя, – улыбнулась Катя, когда Лёвка перечислил Зере все имеющиеся в её активе имена: радистка Кэт, Екатерина Великая, она же Германовна.

– Георгий, он же Гоша, – Гошу представил уже снова Нур, пристроивший, наконец, футляр с кураем на подоконнике, за бамбуковыми шторками.

Гоша, не сводя глаз с лица Зеры, медленно поднёс её руку к губам. Рука была сухой, тёплой и пахла свежескошенной травой.

– Зера, – прошептала она, чувствуя, как подгибаются колени и горит то место на руке, которого касались его губы.

Откуда у Нура такой потрясающе красивый друг? – подумала она. – Такие ведь только в кино бывают…

А Гоша, наверное, впервые в жизни растерялся. Он боялся, что от неловкого слова эта хрупкая, похожая на фарфоровую статуэтку девушка с удивлённо приподнятыми к вискам глазами, может разбиться.

Катя, с интересом наблюдая церемонию знакомства, мгновенно просекла ситуацию. Эге, – подумала она, – а Гошка–то, кажется, влип! Как он смотрит на эту маленькую славную Нурову сестричку, прямо завидно!

– Слушайте, мы сегодня питаться будем? – разрушил становящееся неловким молчание голодный Лёвка.

И трапеза началась. Со всеми китайскими церемониями. Четыре официантки буквально не покладали рук – Лёвка был клиентом не простым, а привередливым. К виски ему нужен был лёд и непременно – мелкий. И чтобы на блюдечке. Да с щипчиками – откуда только нахватался?

– Ну, за нас? – наконец предложил тост Гоша, смотря прямо в тёмные удивлённые глаза Зеры.

– За команду! – поддержал Лёвка и чуть не поперхнулся льдинкой.

Катя фыркнула, едва не расплескав шампанское, а Нур, глухо стукнув стаканом о Катин бокал, выпил залпом.

Сегодня можно было всерьёз расслабиться – заслужили. А вот завтра…

Завтра – работать, работать и ещё раз работать.

Ну, а пока – дискотека!