Текст книги "Война олигархов"

Автор книги: Павел Генералов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Как он ни пытался для солидности укладывать волосы, те коварно выбивались кудрями то на висках, то прямо на макушке. «Красивай: румянай, кудрявай», – так называла это безобразие его покойная прабабушка. Женщинам, кстати, тоже нравилась шевелюра Петухова, как и сам Петухов. Лишь сам он считал все эти кудри несолидными и боролся с ними всевозможными средствами.

– У нашей компании есть ликёро–водочный завод в Тульской области, – рассказывал Сидоров. – Все документы на владение с оценкой рыночной стоимости и расчётом прибыльности у меня с собой. Взглянете?

Петухов кивнул. Приняв папку с документами, он быстренько их пролистал и, похоже, остался доволен:

– И что же вы предлагаете? Передать нам завод в оплату долга?

– Да нет, знаете ли, не хотелось бы, – Гоша отрицательно покачал головой. Длинная чёлка упала на глаза, он откинул её ладонью. – Всё–таки цена не сопоставима. Я бы просил вас пролонгировать наш долг под новые проценты на год. Мы выплатим всё сполна. Даже с учётом инфляции это принесёт вам прибыль. Вот посмотрите, я здесь всё рассчитал, – Гоша протянул Петухову ещё одну бумажку с чёткими бухгалтерскими выкладками. – А мы будем…

– Богу за нас молиться? Это вы хотели сказать?

– Ну, что–то вроде того, если вам так будет угодно, – улыбнулся Гоша и снова откинул чёлку.

– Нет… уважаемый Георгий Валентинович. И ещё раз нет, – Петухов отодвинул папку. Обиженно сверкнула серебристая застёжка. – Или возврат кредита. Или завод. Или – счётчик. Надеюсь, вы понимаете, что это такое.

– Понимаю. Но – почему?

– Почему? Да потому что вы сегодня уже четвёртый, кто приходит ко мне с подобными просьбами. Если я буду входить в положение каждого. Что тогда?

– Хреново тогда. Но ведь… мир тесен. Глядишь, и я вам когда–нибудь пригожусь? – Гоша склонил голову, испытующе глядя на банкира.

– Вы что, мне угрожаете? – удивился Петухов.

– Окститесь, Константин Сергеевич, я лишь о том, что мир тесен и наши дорожки могут пересечься. Я добра не забываю. И людям верю. В отличие от вашего великого тёзки…

– Нет. И ещё раз нет, – отрезал Константин Сергеевич и поднялся, давая понять, что разговор закончен. – Кредит должен быть возвращён седьмого октября до двенадцати ноль–ноль пополудни.

– Будет. Наличными, – свёл брови к переносице Гоша. И откланялся – больше здесь оставаться не имело ни малейшего смысла. – Но запомните, Константин Сергеевич, что вы сегодня сделали одну из самых больших ошибок в своей жизни.

Н-да, – сказал самому себе Костя Петухов, когда дверь за посетителем закрылась. – Этот мальчик далеко пойдёт. Если вовремя не остановят.

***

Как там говорила подруга Инка, которая чуть не родила во время самого зверского экзамена? Девочка отнимает красоту, мальчик – ум? Тогда у меня наверняка двойня, – решила Нюша, заглянув в зеркало. Синяки под глазами и линии скорби прибавили возраста, кожа цвета «незрелый патиссон» придавала сходство с персонажем фильмов ужаса. Вот ведь новости! Что внутри её растёт мальчик, Нюша знала едва ли не с самого момента зачатия. А, может быть, и раньше. Кто ж ещё может родиться, от Нура–то? И мозги её послушно атрофировались согласно народной мудрости. А вот сегодня зеркало выдало новую версию.

Нюша придирчиво осматривала своё хорошенькое личико, мучительно выискивая признаки утраты былой прелести. С трудом, но удавалось. Длинная чёлка упрямо мешала, наползая на блестящие ореховые глаза. Надо сказать, что если синяки под глазами и в самом деле были слегка заметны, выдавая лёгкий недосып, то линии скорби Нюша придумала. Вычитала в женском журнале, что таковые существуют, и тотчас обнаружила на себе, любимой.

Вообще ей очень нравилось быть беременной. Причём тайной беременной, ведь о ребёнке она не рассказала никому, даже Нуру. Пока не рассказала, хотя срок уже был вполне даже ничего, почти три месяца. Ну, ладно, чуть больше двух. Или – почти два. Хозяин – барин, сколько хочу, столько и насчитаю.

Чувствовала себя Нюша превосходно, её совсем не тошнило, как Инку, которая опрометью выскакивала с лекций, пугая даже привыкших ко всему литинститутских преподов. Только вот мозги работали вяло, наблюдался у Нюши с некоторых пор перманентный дебилизм с уклоном в безмятежный идиотизм. Именно по этой причине, а вовсе не из–за денег – платили просто смешные суммы! – Нюша и согласилась на сегодняшнюю встречу. А это согласие автоматически означало и согласие участвовать в диком проекте «Дикие розы для дикой Марии».

Проект издательства «Вперёд» или, как его называла Инка, сосватавшая Нюше эту подработку – «Полный вперёд», был масштабный и заключался в выжимании максимальной прибыли из популярного мексиканского сериала «Розы для Марии». Что, в общем–то, хорошо: не только ведь мексиканцам пожинать плоды, обильно удобренные слезами женщин России! Очень патриотичный проект был в самом разгаре. Пять книжек с беллетризованным изложением сериала разлетались с книжных лотков, как ангелы – бесшумно и стремительно.

– Читать интереснее, – убеждала Инка, – мы же психологии добавляем.

– Психологии? – усомнилась Нюша.

– Ну да, – простодушно убеждала подруга. – В смысле, не только что сделал и что подумал, но и почему так сделал, и почему подумал и что ещё по этому поводу подумали или могли подумать остальные.

Эти–то «остальные» и убедили Нюшу согласиться писать продолжение сериала.

– Третьей будешь! – обрадовалась Инка.

Так что в диком проекте с сегодняшнего утра насчитывалось три авторши исключительно мексиканского происхождения: Нюша, Инка и пожилая ехидная Елена Сергеевна. Елена Сергеевна, кроме того, что писала сама и была главным редактором проекта, ещё и проверяла качество написанных текстов на двух своих молоденьких невестках, которых считала типичными потребительницами телевизионно–книжной колониальной жвачки.

– Ты сериал–то смотрела? – огорошила Нюшу вопросом на засыпку Елена Сергеевна.

Она оказалась совсем не пожилой, как утверждала Инка, а вполне моложавой подтянутой дамой с короткой стильной стрижкой.

– Нет! – честно ответила Нюша. Она из известных сериалов знала только один – про богатых, которые тоже плачут. И то – только понаслышке.

– А мои козы, – вздохнула Елена Сергеевна, – ни одной серии не пропустили, да ещё по утрам повторение смотрели. И заметь, Анна Валентиновна, как и вся наша пока ещё необъятная страна!

– Можно без отчества, – вставила Нюша.

– Просто Анна? Годится, это, кстати, название следующего проекта. Этот–то сериал смотришь?

Нюша потупилась.

– Придётся посмотреть. Но это – потом. Пока – розы, – Елена Сергеевна достала со стеллажа шесть видеокассет. – Значит так. Сначала посмотри и постарайся не запутаться в героях. Будешь писать приквел…

– Что–что? – переспросила Нюша.

– О, молодость, – застонала Елена Сергеевна. – Что такое сиквел, знаешь?

– Сиквел – это продолжение…

– Ну, а приквел – ответвление. То есть то, что происходило с героями в те годы, которые не вошли в фильм. Твой приквел – между шестой и седьмой сериями. Объём – восемь листов. Введёшь новых персонажей, кто потом будет не нужен – уберёшь…

– Убивать? – кровожадно уточнила Нюша.

– Ну, прямо сразу и убивать! – возмутилась Елена Сергеевна. – Мы же, голубушка, не боевики варганим. Любовь – дело опасное, но не смертельное. Можно отправить в длительную командировку. Можно поженить намертво, что для любовного сериала всё равно что смерть. Можно амнезию устроить. Но это для тех, кого потом соберёшься реанимировать в сиквеле. В общем, резвись, как знаешь. Главное, чтобы моим козам понравилось.

– Понятно, – осторожно кивнула Нюша, собирая кассеты в пакет.

– И психологии, психологии побольше, – застонала Елена Сергеевна. Её короткая стрижка вздыбилась на голове, словно редакторша приготовилась к бою. – Психология, амнезия, коварство и любовь – вот три кита мыльных опер.

– Четыре, – поправила Нюша.

– Что? – не поняла Елена Сергеевна.

– Четыре кита, – уточнила довольная Нюша.

Ей страшно нравилась эта похожая на ежа редакторша, обложенная со всех сторон глянцевыми обложками с дикими, неправдоподобных цветов розами. А ещё более неправдоподобными, почти нечеловеческими были лица героев сериала. Лица эти прямо–таки кричали: Россия – страна любви! С латиноамериканским акцентом.

***

– Станислава Евгеньевича нет! – дородная секретарша с дореволюционным перманентом перегородила дверь в кабинет.

– А машина его в переулочке есть! – Лёвка, обворожительно, как акула, улыбнулся и попытался сдвинуть Анну Николаевну с места. Но это была не женщина – глыба. Или вот – фурия. Казалось, ещё секунда и ярко–красный лак на её аккуратных ногтях начнёт трескаться от перегрева.

– Личная машина, – уточнил Гоша. Он с интересом наблюдал, как Лёвка сражается с монументальной дамой.

– К Станиславу Евгеньевичу нельзя! – верная боевая подруга изменила первоначальную версию.

Она готовилась защищать дверь в кабинет Котова, как баррикады, до последней капли чернил. Лёвка предпочёл бы для борьбы секретаршу помоложе и поногастее. Не драться же с женщиной пенсионного возраста, в самом деле? Подержаться–то, конечно, есть за что, но как–то это всё… Неаппетитно, что ли…

Зазвонил телефон на столе секретарши. Причём тот аппарат, номер которого знали не все, а лишь особо приближенные. Анна Николаевна встрепенулась. Жуткая альтернатива разрывала её секретарское естество, тренированное десятилетиями социализма и отлакированное несколькими годами первобытного капитализма. Пропустить нужный звонок – что может быть страшнее? Разве что поцарапать чужой «мерседес». Она дёрнулась к телефону, на мгновение ослабив линию обороны.

Лёвка, воспользовавшись заминкой, смог открыть дверь в логово Котова. И они с Гошей возникли на пороге кабинета Стаса неумолимо, как вестники дефолта. Гоша нажал на кнопку мобильника и телефон на столе секретарши тут же заткнулся.

– О! Какие люди! – «искренне» обрадовался друзьям Стас. – Что ж вы, Анна Николаевна, своих не пропускаете?

Всклокоченная и раскрасневшаяся секретарша из–за спины Гоши показывала знаками: мол, я боролась! Круглолицый Стас улыбнулся ей крайне ласково, что означало: премии в этом месяце, любезная Анна Николаевна, не дождётесь!

– Чай, кофе? – спросил Стас друзей, радушно указывая на мягкие кресла.

Гоша отрицательно помотал головой, а Лёвка лишь хмыкнул, усаживаясь на стул, как на коня. Повисла пауза.

Уже несколько дней Гоша пытался встретиться со Стасом, но тот занял глухую оборону. Даже личный телефон переключил на секретаршу. Понимал, понимал Котов, зачем он нужен команде. Но денег он им давать в долг, даже под хорошие проценты, не собирался. На рынке недвижимости сейчас можно было пастись с такой выгодой, что все дружеские и прочие обязательства Котов с лёгким сердцем послал куда подальше. О том, что Гоше он обязан если не жизнью, то как минимум ушами, Котов постарался забыть. Зачем о грустном–то?

Гоша прекрасно понимал, что Котов денег не даст, но упёрся Лёвка.

– Хочу ему в глаза посмотреть! – настаивал Кобрин. – Есть ведь у гада деньги!

У «гада» деньги были. Но это были его деньги. Частная собственность.

– Как поживаете? – светски осведомился Стас.

– Давай сразу о деле, – поморщился Гоша. – Нам нужен кредит. Процент – на твоих условиях.

Котов задумался. Он так долго вздыхал, поглаживал начинающую лысеть голову и морщил нос, что Лёвка не выдержал:

– На твоих условиях, – повторил он, форсируя слово «твоих».

– Понимаете, ребята, – начал Стас, потягивая гласные, отчего голос его казался скрипучим, – я сейчас вложился и прогорел. Так что… Вот если бы полгода назад…

– Полгода назад мы бы тебе и сами кредит дали, – вновь не выдержал Лёвка, но Гоша жестом остановил его:

– Подожди, Лёва. Кажется, старый наш друг забыл, что всего полтора месяца назад мог запросто лишиться своих замечательных ушей. Если б не мы…

– Всё, ребята. Не напоминайте. Это был страшный сон. Но ведь… компру–то на Пекаря я надыбал. Или забыли? Да и вообще, кто старое помянет… Нет больше дяди Пекаря, нету. И заметьте, я ведь своей доли от ликёрки не требую. Хотя и мог бы. Ладно–ладно, шучу! – замахал он руками, увидев, что Лёвкина физиономия принимает уже совершенно зверское выражение.

– Так да или нет? – Гоша жёстко посмотрел в круглое лицо Котова, отметив недобритый клочок возле уха. Одного из тех двух, ради спасения которых они и влезли в разборки с Пекарем.

– Нет, – тихо ответил Котов и отвёл глаза.

– Что и требовалось доказать, – констатировал Лёвка, когда они вышли из душного офиса уже бывшего друга.

– У меня есть план, – таинственно сообщил Гоша, поддав ногой смятую банку из–под пива в Лёвкину сторону.

– В смысле? – удивился Лёвка и даже остановился. В чём–чем, а в пристрастии к травке Гоша прежде замечен не был.

– В смысле – что делать, а не то, что ты подумал! – засмеялся Гоша. – Пасуй, ну, Анакондов!

И Лёвка, радостно гоготнув, метнул банку в сторону друга настоящего. Перед обсуждением очередного Гошиного плана, наверняка гениального, не грех было и поразмяться.

– А уши Коту мы сами поотрываем! – заключил Лёвка, отфутболивая банку далеко на газон.

– Да, он рискует, – сурово сдвинул Гоша брови. – Едем в редакцию. В «Московский вестник».

Глава пятая. Спасибо, Борис Абрамович!

5 октября 1998 года

Микроавтобус «мерседес» с ярко–синим логотипом «Центртелеком» на бортах свернул с Плющихи в сторону Ростовской набережной и через несколько минут остановился возле офиса банка «Ва–банкъ».

«Ва–банкъ» занимал три этажа в правом крыле одного из грандиозных зданий сталинской постройки. Ко входу, по последней моде, был пристроен изогнутый металлический козырёк, опирающийся на тонкие, металлические же колонны. Высокие двери с затемнёнными стёклами также были выдержаны в стиле хай–тэк. И даже урны по обеим сторонам от входа скорее напоминали какие–нибудь навороченные аудио–колонки, нежели простые плевательницы.

Из микроавтобуса вышли двое в синих форменных костюмах. Один, тот, что пониже ростом, с коротко стриженной бородкой и в бейсболке, нёс пластмассовый чемоданчик со всё тем же логотипом. Второй, повыше, держал на плече моток телефонного провода.

– Один момент, Лёша, – придержал коллегу высокий парень. Он, разглядывая своё отражение в темном зеркальном стекле, снял бейсболку, поправил тёмные волосы, забранные сзади в аккуратный хвостик, и водрузил бейсболку на законное место. Заодно он ещё и подмигнул собственному отражению. – Теперь порядок.

Предъявив охране свои документы, парочка беспрепятственно прошла в банк. Разве что для проформы пришлось открыть пластмассовый чемоданчик, продемонстрировав дотошному охраннику его содержимое: разнокалиберные отвёртки, кусачки и прочую монтёрскую мелочёвку.

Монтёр Лёша уверенно нажал кнопку вызова лифта, располагавшегося сразу за постом охраны. Распределительный щит, в котором предстояло покопаться, находился в подвале, на минус первом этаже. В сопровождение мастерам выделили молодого парня из охраны, крепкого, с бритой головой и зелёными любопытными глазами.

– Что, чё–то не в порядке? – поинтересовался бритоголовый.

– Плановая проверка, – коротко ответил хвостатый.

Монтёры специальным ключом вскрыли распределительный телефонный щит. Достав из чемоданчика инструменты, они что–то измеряли, меняли провода, в общем, занимались своим скучным монтёрским делом. Охранник, зевнув, сел на стул поодаль, лениво наблюдая за работягами. Ему страшно, прямо–таки до смерти хотелось жрать, а до обеда оставалось ещё целых два часа. Так и помереть недолго – на боевом–то, блин, посту.

Минут через двадцать, кратко посовещавшись, монтёры заперли щит.

– Ну что, всё? – вновь зевнув, поинтересовался охранник. В животе его заурчало так громко, будто он прошёл курсы чревовещателей, да вот только дикцию не отработал.

– Почти готово, – ответил бородатый.

– Может, после обеда заглянем на полчасика, – подтвердил хвостатый.

– После обеда – это вам не до обеда, – изрёк печальный охранник. – Ну давайте, мужики. Мы–то всегда здесь, при службе, – он поднялся, пропуская монтёров вперёд, к лифту.

И уже на выходе из банка охранник вновь окликнул их, так неожиданно, что бородатый слегка вздрогнул:

– Слушайте, мужики, вы ж профессионалы. Посоветуйте, какой мобильник лучше купить. Чтоб и не очень дорого. И чтобы нормально работал. Понимаете, на даче ж телефона нет…

– Какой, говоришь? – задумался бородатый. – Да любой известной марки, хоть «Мотороллу», хоть «Сименс», чтоб тебе по деньгам нормально было. Дело же не в аппарате, а в системе. Где у тебя дача–то? Далеко?

– На Волге, под Конаково. Километров сто, точнее, сто двадцать.

– Ну тогда без вариантов – МТС. Билайн не потянет.

– Спасибо за совет мужики, мне наши ребята то же самое говорили. Счастливо, – и бритоголовый поднял руку в знак одобрения. До обеда оставалось на пятнадцать минут меньше.

Микроавтобус «Центртелекома», отъехав от «Ва–банка», далеко не уехал, а свернул во Вражский переулок и остановился возле решётки Крестовоздвиженского храма.

***

– Константин Сергеевич! К вам Екатерина Германовна… – голос Алёны отвлёк Петухова от приятных мыслей.

Он думал о деньгах. Деньги он любил почти как женщин. Точнее, он любил их разною любовью. Деньги – философски, а женщин…

– Да–да, знаю, – ответил он Алёне. – Из фонда защиты диких насекомых, – довольный своей шуткой, Петухов расплылся в улыбке и посмотрел на часы Киевского вокзала. На них было ровно двенадцать.

Про себя он отметил, что для женщины подобная пунктуальность – верх деловитости. Могла бы и опоздать минуть на пять, он бы её простил. Непременно простил бы, – подумал он, невольно поднимаясь из кресла навстречу гостье.

Ослепительная брюнетка с роскошной гривой волос и белоснежной улыбкой явилась в его кабинет, похоже, прямо с конкурса красоты. Голливуд отдыхает! Красный деловой костюм с мини–юбкой открывал идеальные ноги. Не такие длинные и тощие как у Алёны и всех этих юных девиц–моделей, а настоящие классические ноги в телесного цвета капроне. Умереть на месте от умиления и восторга. Красное и телесное – губительнее сочетания для мужчин не существует.

У Петухова перехватило дыхание. Он поцеловал гостье руку и почтительно усадил в кресло. Лучше бы, конечно, сразу в постель… Эх, такую бы украсть и с песнями к цыганам!

– Добрый день, – мелодично произнесла гостья.

– День добрый, – сдавленно отозвался Петухов и прокашлялся. – Чем могу служить? – он с неудовольствием отметил в своём голосе какие–то незнакомые просительные интонации, хотя просительницей сегодня была, скорее всего, именно она, прекрасная и восхитительная (красное с телесным) Екатерина Германовна.

– Вам, Константин Сергеевич, перезвонили из Администрации Президента? – серо–голубые глаза гостьи смотрели оценивающе.

– Да–да, Екатерина Германовна. И представили вас самым лучшим образом, хотя вы, на мой взгляд, в особых представлениях и не нуждаетесь, – Петухов под столом шаркнул ножкой и улыбнулся мужской улыбкой.

– Спасибо. Возможно, я и не нуждаюсь, зато наш Фонд защиты животных нуждается не только в представлении, но и в реальной помощи, – Екатерина Германовна деловито перекинула ногу на ногу.

Петухов в ответ лишь понимающе кивнул – от вида скрещённых ног у него ненадолго, на пару минут, пропал дар речи.

– Позвольте я познакомлю вас с сутью дела.

Дама достала из тонкого кожаного портфельчика пачку бумаг.

– Вот учредительные документы нашего Фонда. А вот последняя статья о нашей работе. Взгляните.

Екатерина Германовна положила перед Петуховым газету, заранее развёрнутую на нужной странице. Статья называлась «Есть ли будущее у российских животных?». Однако иллюстрировало статью вовсе не изображение братьев наших меньших, а большой снимок, на котором была изображена занятная троица. Все трое ослепительно улыбались. Хоть святых вон выноси. В центре – блистательная, несмотря на возраст Бриджит Бордо. Слева от ББ – хм, кто бы мог подумать? – сегодняшняя гостья Екатерина Германовна (в узких брючках и обтягивающей кофте с глухим воротом и длинными рукавами). А справа – сам Борис Абрамович. Он улыбался ослепительнее всех. Похоже, он–то и был главным защитником животных.

– Что ж, впечатляет, – согласился Петухов, стараясь глядеть в лицо Екатерины Германовны. – Можно, я сейчас читать не буду? – вкрадчиво попросил он. – Вы мне лучше всё сами расскажите.

– Охотно, – легко согласилась Екатерина Германовна и снова переложила ноги.

Издевается она, что ли?

Она, как ни в чём ни бывало, продолжала:

– Как вы можете заметить, наш Фонд поддерживают очень влиятельные люди. И мы ведь с вами понимаем, что все слова о том, что рано помогать животным, когда люди так плохо живут, являются жуткой благоглупостью, – она понемногу распалялась, отчего делалась ещё красивее. – Отношение к животным – это мерило цивилизованности общества. Ну да я не буду здесь заниматься пропагандой, а перейду к конкретике. Суть разработанной нами концепции в том, чтобы поставить дело защиты животных на коммерческую основу. Хотя бы частично.

– Мыло что ли из них делать? – не удержался Петухов.

– Вы же понимаете, что сказали глупость? – нахмурилась Екатерина Германовна.

Петухов покорно кивнул.

– Тогда я продолжаю. Вы, может быть, в курсе, что производство кормов для домашних животных является в развитых странах весьма выгодным бизнесом?

Петухов закивал активнее, пытаясь загладить сочувствием к бедным вонючим крошкам допущенную бестактность.

– Так вот, – воодушевлённая Екатерина Германовна вскочила с кресла и заходила по кабинету.

От красного и телесного уже болели глаза. А она всё говорила, прямо–таки пела:

– Мы хотим совместить благотворительность и коммерцию в одном, как это теперь принято говорить, флаконе. Прибыль от производства кормов и аксессуаров пойдёт на организацию приютов для бездомных животных, на их стерилизацию, на помощь нашей ветеринарной системе и прочее, прочее, прочее. Мы, Фонд, со своей стороны сделаем весь процесс максимально прозрачным и открытым. Уважаемая госпожа Бриджит Бордо, – Екатерина Германовна уважительно понизила голос, – с которой только в этот году я встречалась пять, нет, шесть раз, согласилась быть почётным сопредседателем нашего Фонда. А вы сами понимаете, что значит её имя.

Петухов кивнул ещё покорнее. Значит, Бордо по чётным сопредседатель, а по нечётным, видимо, сам Борис Абрамович.

– Теперь к нашим с вами делам. В Смоленской области уже построена первая очередь завода по производству кормов для животных. Кстати, сырьё будет использоваться исключительно отечественное. А вы знаете, Константин Сергеевич, сколько в зоомагазине стоят импортные собачьи консервы?

– Признаюсь, не в курсе.

– Как копчёная колбаса! – Торжественно провозгласила Екатерина Германовна и глаза её загорелись, как от объяснения в любви. – Наши цены будут значительно ниже. Такие, чтобы любая бабушка–пенсионерка могла купить полноценную еду для своего Мурзика или Шарика.

– Благородное дело, – согласился Петухов.

– Но для того, чтобы запустить конвейер, нам необходимо срочно закупить оборудование. Мы не просим вас о благотворительности. Нам нужен кредит. На год. Под разумный, конечно, процент.

– Сколько? – Петухов уже не замечал ни стройных ног, ни призывно алеющего костюма с его соблазнительно дорогим – как он начал подозревать – содержимым.

– Всего лишь полмиллиона долларов, – небрежно сообщила Екатерина Германовна. И в самом деле, мелочь какая!

– А что Борис Абрамович?

– Он – спонсор. Благодаря его помощи мы открыли уже в крупных городах России двадцать семь приютов. Для бездомных, естественно, животных, – уточнила Екатерина Германовна.

– Ну, допустим, – Петухов пригладил непослушную шевелюру. – Допустим, я вам эти деньги дам. Но мне, сами понимаете, нужны гарантии.

– Поручительства Бориса Абрамовича для вас достаточно?

– Вполне.

– Тогда записывайте его прямой номер, – Екатерина Германовна достала красный мобильный телефон и защёлкала кнопками, разыскивая в адресной книге нужный номер.

«Хорошая модель, из самых навороченных», – на автомате отметил Константин Сергеевич.

– Спасибо, у меня этот номер есть, – небрежно остановил её Петухов. Знай наших – мы тоже не лыком шиты!

– Я так и думала, – Екатерина Германовна выключила свой телефончик и вернула его в свой элегантный деловой портфельчик. От, понятное дело, Ив – Сен-Лорана.

– Сегодня же свяжусь с ним. Если всё в порядке, то завтра получите деньги. Вам лучше наличными?

– Естественно. До завтра, – и гостья, многообещающе улыбнувшись, поднялась из кресла.

– Нет уж, позвольте, я вас провожу, Екатерина Германовна!

Это был не только жест вежливости или знак мужского внимания. Внимание – дело десятое, когда речь идёт о таких бабках.

Особо интересовавших его клиентов Константин Сергеевич всегда провожал до самой машины. Чтобы лично увидеть, на каком автомобиле к нему этот гость пожаловал. Машина Екатерины Германовны, что и требовалось доказать, оказалась правильной – тёмно–синяя представительская «ауди». Да и номера у машины были соответственные.

Говорящие номера. С российским триколором.

***

– Ну что, долго нам тут ещё торчать? – спросил Виталик и потянулся так, что хрустнули суставы. Он был худой и такой длинный, что сидеть в машине ему было тяжко – колени всё время во что–то упирались, и вытянуть ноги не было ну просто никакой возможности.

– Сколько надо, столько и будем, – успокоил его длинноволосый монтёр.

Он уже был не в форме, а в цивильном костюме – чёрных джинсах и короткой кожаной куртке. Волосы, прежде забранные в хвост, он распустил – внутри микроавтобуса было душновато, потому как одновременно работало уйма всякой навороченной техникой. Мигали лампочки и время от времени что–то жужжало и покряхтывало. Впрочем, кажется, часть звуков производил неуёмный Виталик – никак не хотел просто сидеть. Всё вертелся и вертелся, будто на сковородке.

Бородатый в наушниках невозмутимо, не обращая внимания на мающегося Виталика, сидел перед экраном компьютера, и словно моряк–подводник вслушивался в таинственные забортные шумы.

– Так что, Витёк, ты там в ГИТИСе один такой, или у вас все горазды на разные голоса разговаривать? – длинноволосый с интересом разглядывал тощего студента.

– Я единственный и неповторимый, понимаешь, – голосом Президента важно ответил Виталик и растянул в улыбке свой большущий рот, показывая крепкие крупные зубы.

– А как Жириновский можешь?

– Проще простого, однозначно… Я и как Кобзон могу. Не думай о секундах свысока… – и вправду очень похоже затянул Виталик.

– Ладно, ладно, это можешь. Но что сказать–то сообразишь?

– Как инструктировали, товарищ маршал! – Виталик хотел отдать честь, но острым локтем попал по железной стойке. – У-у, ё–ё–ё! – взвыл он.

– Тихо! – остановил его вой бородатый. – Первые цифры: двести девяносто. Наши?

– Да, – напрягся длинноволосый.

– Переключаю.

– Давай, Виталик, – длинноволосый ободряюще кивнул. – Готовность – ноль.

Лицо Виталика преобразилось и приняло абсолютно унылое выражение. Прямо верблюд после двадцатидневного шастанья по пустыне.

Через пару секунд раздались длинные гудки. На пятом Виталик включил микрофон:

– Да, вас… э–э–э… слушают.

– Борис Абрамович?

– Да–да.

– Здравствуйте. Константин Сергеевич Петухов вас беспокоит. Директор «Ва–банка».

– Как же, как же, помню. День добрый.

– Я по поводу вашей протеже.

– А–а–а… Так Екатерина Германовна у вас… э-э-… уже появлялась…

– Да, и мы очень мило побеседовали.

– Замечательно. Вы с ней о чём–то договорились?

– Да. Она просит о кредите. Из Администрации мне уже звонили. Но я был бы не против получить ещё и ваши гарантии.

– Считайте, что вы их… э–э–э… получили. Екатерина Германовна во всех отношениях достойный человек. К тому же её, точнее, будет правильнее сказать, наш Фонд защиты животных и Наина Иосифовна поддерживает. А это, понимаете, даже надёжнее моих гарантий.

– Спасибо, Борис Абрамович.

– И вам спасибо. Я, кстати, думаю, что это лишь начало вашей серьезной работы с нашим… э–э–э… Фондом. Взаимовыгодная работа. Это я вам тоже гарантирую. Всего доброго.

Виталик отключил микрофон и облегчённо выдохнул уже своим голосом:

– Ну, как?

– В порядке, – одобрил длинноволосый. – Я специально глаза закрыл. Один к одному. Держи, заработал.

И он протянул Виталику конверт.

– Тхэнкс, если что – звоните. Я ведь ещё и как Клинтон могу… – воодушевлённо начал Виталик. Конверт жёг ему руки. Мыслями он был уже в магазине, где закупал продукты, продукты, продукты… Ну, и конечно, коньячку.

– Клинтон пока не актуален. Но как знать? Пока!

Выпроводив Виталика, длинноволосый более пухлый конверт передал бородатому Лёше:

– Так, всё отлично. Возвращайся в банк, верни всё взад. А то не дай бог нашего «связного» обнаружат. При очередной плановой проверке.

И монтёры дружно засмеялись.

Длинноволосый открыл дверь микроавтобуса и спрыгнул на землю. Через несколько минут он вышел к Садовому напротив МИДа и тормознул машину:

– На Спортивную подбросишь?

***

На сей раз малый нефтяной саммит должен был пройти в подмосковном поместье Герцензона.

Поместье раскинулось на берегу Москвы–реки, в живописной её излучине, неподалёку от Рублёвки – в местечке Глухово. По соседству – забор в забор – располагались владения господина Смолковского. Точнее, бывшие владения, если уж соблюсти точность формулировок. Теперь там вроде бы вообще никто не жил. Вдова Смолковского выставила дом с прилегающими угодьями на продажу. За восемь миллионов долларов. Охотников на столь ценную недвижимость что–то пока не находилось. Дефолт, однако.

Своё поместье Иван Адамович Герцензон оценил бы на пару миллионов выше. Правда, продавать он его вовсе не собирался. Ему самому здесь нравилось. И как же здесь могло не нравиться?

Гектар земли, барский дом, три дома гостевых. Уйма сопутствующих построек, вроде бань и ледников, где хранились эксклюзивные вина, дорожки, выложенные уральскими и прибайкальскими мраморами и базальтами, беседки в стиле «вишневого сада», цветники, буленгрины и паркеты, созданные по рецептам Болотова и Леонкура. Поле для мини–гольфа, ландшафты песочно–пустынные, горно–черезполосные, субтропические, с пальмами, защищёнными в неправильные времена года со всех сторон прозрачными стенами–крышами с обогревом. Собственный родник и ручей, чьё журчание, при желании, можно было транслировать по громкой связи. Японский сад камней, наконец! А какие виды! Совершенно тургеневские.

Гостей Иван Адамович ждал на мраморном крыльце главного дома, где сидел он в кресле–качалке, накрытый клетчатым шотландским пледом и в окружении трёх весёлых разноцветных лабрадоров: чёрного, коричневого и палевого. Собаки, набегавшись и наплескавшись в ручье, чутко спали, распространяя запах влажной шерсти. Коричневый – шоколадный – пёс по имени Бонд (подразумевалось – Джеймс Бонд, агент 007 с правом на убийство, по паспорту Инстант Коффи Бонд, в домашнем кругу – Боня) храпел, как сорокалетний мужик.