Текст книги "Война олигархов"

Автор книги: Павел Генералов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава пятая. Буквы над городом

22 ноября 1999 года,

Кострома

Олег Чуйкин был недоволен своим штабом, хотя его электоральный рейтинг был на десять пунктов выше, чем у ближайшего соперника. Соперницы – выскочки Чайкиной. Без года неделя в политике, а туда же – с учителями заигрывает, женские комитеты создаёт… Ничего, скоро широкая, очень широкая общественность узнает истинное лицо этой дамочки, уморившей двух мужей, а теперь исправно привампирившейся к третьему!

И всё же Чуйкин, предвкушая близкую победу, устроил вчера вечером разнос штабистам. Ударный материал, его предвыборная газета с ключевыми материалами до сих пор не вышла и даже не была сдана в типографию.

– Типография отказывается брать, – оправдывался лохматый пиарщик Валера. – Говорят, чернуху печатать не будем.

Прямо детский сад! Отказывается, видишь ли! Значит, надо платить не по расценкам, а сверху, втёмную. И потом – какая же это чернуха? Подумаешь, фельетон о похождениях ловкой бабёнки с птичьей фамилией!

С утра, ещё до заседания штаба, Чуйкин решил сам ехать в костромскую типографию, пообщаться с представителями самого передового отряда рабочего класса лично. И лично же заплатить за возможные риски.

– В типографию, Сева, – сказал он шофёру, усаживаясь в машине сзади, чтобы ничего не мешало сосредоточиться.

На сегодня была назначена встреча с избирателями на заводе «Мотор–деталь» и ему надо было просмотреть подготовленные документы по проблемам заводчан. Перелистывая бумаги, Чуйкин убедился: проблемы стандартные. Низкие зарплаты, нехватка жилья, плохое медицинское обслуживание. Обычная тягомотина, о которой он мог говорить долго, красиво и убедительно. Он даже не заметил, что машина давно переехала Волгу и остановилась у типографии.

– Жди здесь, – приказал он Севе и вылез из машины.

И конечно же, угодил начищенным ботинком прямо в лужу. Вот провинция! Даже зимой – и то лужи!

– Я к директору, – он показал пожилой вахтёрше депутатское удостоверение и решительно прошёл сквозь вертушку.

Услышав сзади сдавленный смешок, он автоматически взглянул на брюки – неужели испачкался? Всё было в полном порядке, если не считать подмокшего ботинка. Провинция, – снова подумал он.

Директор типографии, крепкий мужик с крупными руками встретил его у кабинета:

– Проходите, я сейчас, – кивнул он Чуйкину.

Чуйкин по–хозяйски сел в слегка ободранное кресло, слушая через неплотно закрытую дверь, как директор басом втолковывает что–то технологу. Формы, гранки, краски, рулоны – ну, скоро он там? Словно услышав его слова, директор вошёл в кабинет вместе с типографскими запахами:

– Чем обязан, Олег…

– Вениаминович, – подсказал Чуйкин.

Он не обиделся, что директор не полностью знает имя народного избранника, ведь на всех выборных плакатах и рекламных щитах Чуйкин был просто Олег. Олег Чуйкин – будущее России. Отчество – это для более солидных, точнее, для старых политиков.

– Чем обязан, Олег Вениаминович? – переспросил директор и приказал заглянувшей девушке. – Лида, ко мне никого не пускай.

– Уважаемый Иван Николаевич! – уж Чуйкин–то точно знал имя собеседника. – Я хочу, чтобы моя газета «Будущее России» была отпечатана в вашей типографии.

– Но…

– Меня информировали, – мягко улыбнулся Чуйкин. – За возможные риски, а я вас уверяю, что рисков нет никаких, я готов заплатить вдвое. Вторую часть – наличными и прямо сейчас.

Иван Николаевич задумался, сцепив крупные руки на столе. Он словно что–то подсчитывал в уме. Неужели мало предложил? – забеспокоился Чуйкин и вкрадчиво произнёс:

– Учитывая срочность заказа – втрое.

Но Иван Николаевич не отвечал. Он, словно не слыша Чуйкина, просчитывал возможные варианты. За то, чтобы не печатать газетёнку депутата, он уже получил сумму, в пять раз перекрывавшую доходы от собственно типографских затрат. Конечно, получить ещё весьма ощутимую сумму было соблазнительно, очень соблазнительно. Но тот парень в круглых очёчках предупреждал, что типографию закроют тотчас же, потому что за клевету он лично подаст в суд. А закрытие означало убытки – ведь до конца кампании оставался целый месяц, и за этот месяц можно заработать столько, что потом почти год можно жить спокойно, да ещё и купить новый компьютер…

– Нет, уважаемый, Олег Вениаминович! – директор потёр руки и решительно поднялся. – Или снимайте материал с третьей полосы, или печатайтесь в другом месте. У нас строгие распоряжения избирательной комиссии, так что…

– Хорошо, – Чуйкин недобро сузил глаза, став похожим на готовящуюся к броску змею. Только попробуй теперь, мужик, сунься со своими проблемами к депутату Чуйкину! – Был рад с вами познакомиться.

– Взаимно, – директор от избытка чувств так сильно сжал руку Чуйкина, что тот едва сдержался, чтобы не вскрикнуть.

***

– А вас, Георгий Валентинович, я попрошу быть пораньше, – проговорил Герцензон в телефонную трубку. – Покажу вам своих собачек, заодно кой–какие вопросы обсудим заранее, те–а–тет. Договорились?

Договорились, что Гоша приедет в усадьбу Герцензона к семи вечера, в то время как все остальные прибудут к восьми, к самому ужину. Пора Гоше было входить в круг нефтяных генералов, и так сей процесс сильно затянулся: коллеги, похоже, выжидали, как себя поведёт новый глава «Башконефти». Судя по всему, предварительную проверку он прошёл вполне успешно. И теперь готов был удостоиться и личного знакомства.

Белоснежный дом Герцензона выглядел величественно на фоне белых снегов, освещённых неярким солнцем, пробивающимся сквозь перистые облака.

Гошин «БМВ» подъехал непосредственно к широкому крыльцу. Встречал его по традиции сам Иван Адамович в белой армейской дублёнке и в окружении трёх разноцветных лабрадоров.

– Предлагаю для начала подышать свежим воздухом, – почти беспрекословно, на правах хозяина, потребовал Иван Адамович. – Сию же минуту вас переоденут в подобающую форму.

И вправду уже через несколько минут Иван Адамович и Георгий Валентинович, тоже в дублёнке и в валенках, уже шли по расчищенной дорожке в глубину усадьбы. Лабрадоры увязались за ними: не отставали далеко, но и не мешались под ногами.

Для начала обсудили дела в «Башконефти». Иван Адамович вопросы задавал по делу, очень конкретные – судя по всему, он был вполне в курсе происходящего в Уфе.

– Всё, конечно, вроде спокойно, – задумчиво сказал он, разводя руками, – нынче в нашем нефтяном королевстве. Однако зря вы, Георгий Валентинович, без охраны разъезжаете. Как бы чего не вышло… Не забыли, как это у классика?

– Помню, помню, – поморщился Гоша. – С одной стороны, знаю – всё равно не поможет, если что. Захотят убить – всё равно убьют. С другой стороны, верно, конечно. Придётся последовать всем этим советам… Все как один только об этом и говорят, будто тем других больше и нет.

– И Юрий Иванович тоже?

– Какой Юрий Иванович? – сделал непонимающий вид Гоша, на самом деле догадавшись, что речь идёт о главе Фонда поддержки промышленников и предпринимателей Морозове, фигуре таинственной и, судя, по многим признакам, очень влиятельной.

– Морозов. Юрий Иванович Морозов. Председатель ФППП. Он вас к себе ещё не вызывал, моралей не читал?

– Нет. Мы с ним пока не были друг другу представлены.

– Считайте, что это он пока вам не представлен, вы же ему давно и хорошо известны. Я в этом ни минуты бы не сомневаюсь, – усмехнулся Герцензон. – Тихо, Бонд! – крикнул он шоколадному лабрадору, гавкнувшего неожиданным басом на снежную бабу, печально подпиравшую высокий забор.

– А в чём его интерес ко мне? Кто я ему? – удивился Гоша.

– Ни сват, ни брат, – тонко улыбнулся Герцензон. – Объект разработки. Вы же знаете, в каком ведомстве прошли его лучшие годы?

– Наслышан. И что, сведения о его возможностях не слишком ли сильно преувеличены? – Гоша слышал разные байки о всесильной гэбухе, но многое считал россказнями и продуктом обыкновенного мифотворчества.

– Думаю, что даже преуменьшены, – серъёзно ответил Герцензон. – Вскоре сами во всём убедитесь и разберётесь. Ваша личная встреча не заставит себя ждать. И место главы «Севернефти» опять свободно…

– А я‑то здесь при чём? – аж остановился Гоша.

– Как знать, как знать, – отводя взгляд в сторону, проговорил Иван Адамович. И, кажется, даже вздохнул.

Сдаётся мне, что здесь я оказался отчасти по поручению этого загадочного Морозова… Не иначе как он лично поручил Герцензону рассмотреть заранее, кто я есть такой и с чем меня едят, – думал Гоша, в свою очередь разглядывая коричневого Бонда, крутящегося на дорожке в погоне за собственным хвостом. Эта цвета горького шоколада псинка нравилась Гоше гораздо больше двух других – чёрной и палевой.

– Я думаю, что мои предположения могут и впрямь оказаться верными, – между тем продолжил Иван Адамович после минутной задумчивости. – «Севернефть» слишком лакомый кусок, чтобы отдать его в чьи–то чужие руки. И Монстр… да, извините, так Юрия Ивановича звали коллеги, пока он ещё служил непосредственно на Лубянке… не захочет усиливать позиции кого–нибудь из нас – СНК в лице вашего покорного слуги, Маг–ойла, тот есть Теймура Теймуразович Магомаева, или Пети Бондаренко, хозяина УНК. Со всеми вы сегодня лично познакомитесь. Любой из нас, получив в своё управление «Севернефть» мог бы стать слишком опасным для Морозова. Так что нас он и близко не подпустит. Остаётесь вы…

– Что–то никак не пойму? – Гоша машинально взял палку, которую ему принёс Бонд. – Неужто в нашей огромной стране так сложно найти человека, который смог бы возглавить пусть крупную, но всё же вполне обычную нефтяную компанию?

Бонд кратко тявкнул и Гоша, понимающе ему подмигнув, бросил палку в сторону.

– Именно так, как это ни парадоксально выглядит на первый взгляд, – подтвердил Герцензон. – Люди – наше главное богатство и главный дефицит. И вы ещё лично в этом не раз убедитесь. Но, с другой стороны, я вам по поводу «Севернефти» ничего конкретного не говорил. Так, общую ситуацию обсуждали, не более того…

– Кстати, Иван Адамович… А как насчёт ещё одной общей ситуации?… Это я по поводу НРТ, – закинул удочку Гоша.

– А что, вас тоже интересует федеральный телеканал?

– Кого ж он не интересует! Я бы сходу его выкупил. Но, увы, – Гоша развёл руками, – средств не хватает. Да и влияния на центры принятия решений опять же – не хватает. Не поспособствуете? Было бы у нас, не «Новое – Независимое», а «Нефтяное Российское Телевидение». Как вы на это посмотрите?

Собаки резво умчались куда–то вдаль, и там, вдали, с криком взметнулась в небо стая чёрных птиц.

– Ладно, – согласился Герцензон. – Только нашей будущей дружбы ради. Пока, кстати, достаточно погасить лишь пятнадцать процентов долгов НРТ. Остальное – в течение года. Я уже отфильтровал ситуацию через Администрацию Президента. У нас есть все шансы, тем более, что на газовиков там сейчас злы. Самое время брать быка за рога. По рукам? Ваши – средства, мои – связи? Идёт?

– Идёт, – бодро ответил Гоша, в глубине души понимая, что сейчас, приняв это решение, он подсаживает на голодный паёк «Башконефть» по крайней мере на весь следующий год. Но отступать было не в его правилах, хотя лис-Герцензон и обвёл его вокруг пальца: ясно было как день, что своих денег Герцензон в проект Нефтяного Российского Телевидения вкладывать не собирается. Ни копейки.

Герцензон, тем временем, посчитал телевизионную тему закрытой:

– Вижу, неравнодушны вы к собачкам, Георгий Валентинович?

– Да, вы правы. А лабрадоры мне вообще давно нравятся. Особенно коричневые. Вроде вашего Бонда.

– Так за чем дело стало? На этой неделе к нему невесту привезут. Такую же, шоколадку. Глядишь, через пару месяцев и щеночки появятся. Вам зарезервировать?

– Да. Одного, мальчика, коричневого.

– Ну и замечательно. Можно сказать, породнимся… Будем дружить собаками, – Герцензон рассмеялся и потёр руки. – Не замёрзли?.. Да в любом случае нам уже пора – вон и остальные гости едут. Обед, думаю, уже готов.

От дальних ворот к главному дому как раз двигалась целая кавалькада машин. Будто гости скопом ждали за воротами, пока хозяин с Гошей закончат свой важный разговор. О собаках, естественно.

***

Кострома

– Звонил наш источник из типографии, – сообщил Генералов. Они сидели в Катином кабинете, согласовывая график встреч с избирателями.

– И? – напряглась Катя.

– Он к ним приезжал. Заказ не принят. Значит, уже сегодня повезли в Ярославль или в Иваново, – Генералов в уме подсчитывал сроки. – Стало быть завтра у них будет тираж, к вечеру начнут распространять…

– Ну, Павел? – лихорадочно торопила Катя.

– Значит, сегодня ночью и начнём.

– Всё готово?

– Да, – Генералов поправил очки, – спрей закуплен, мобильные группы на низком старте. – Вам, Екатерина Германовна, лучше сегодня уехать в Москву. Отсмотрите там на хорошей аппаратуре ролик, прокомментируете в вечерних новостях… Что там в мире–то происходит?

– Выборы, наверное? – пожала плечами Катя.

– Ну, что–нибудь нейтральное прокомментируете, на ВСТ тему подготовят, я предупрежу. А сюда вернётесь рано утром. И Кострома вас встретит рассветом, – рассмеялся Генералов.

23 ноября 1999 года,

Кострома

Катя возвращалась в город своих предков рано утром. Выехали затемно, ближе к Костроме рассвело. День был ясный и солнечный. Прямо не ноябрьский – весенний.

Накануне она вполне удачно выступила в расширенном блоке новостей ВСТ, рассказав о славной цирковой династии – медведях–конькобежцах. Как биолог по основной специальности, Катя рассказала непонятливым ведущим передачи, почему именно медведи способны научиться таким сложным акробатическим трюкам.

А кадр, где Екатерина Чайкина целуется с маленьким пушистым медвежонком Сашкой, умилил телезрителей до слёз. Многие телеканалы показали повтор поцелуя «сладкой парочки». О том, что Сашку перед съёмками на всякий случай накачали снотворным, в сюжетах не упоминалось.

На въезде в город водитель разбудил Катю:

– Екатерина Германовна! Вы просили…

– Да–да, – очнулась Катя.

Ей снился Петухов, уговаривавший её усыновить медведя Сашку, и она колебалась все четыре часа, которые ехали от Москвы.

Именно на развилке дороги, на повороте к городу стоял главный рекламный щит, биллборд Чуйкина. Причём Чуйкин застолбил на весь предвыборный период обе стороны щита и теперь улыбался стереоулыбкой как въезжавшим в Кострому, так и покидающим город. Обычно Катя, когда проезжала здесь, делала неприличный жест в сторону патриота: сгибала локоть и сжимала кулак. Однако сейчас жеста не понадобилось. Рассматривая освещённый скупым ноябрьским солнышком щит, Катя расхохоталась. Первая буква фамилии оппонента была густой краской перечёркнута крест накрест. А если говорить проще – буква «Ч» полностью скрывалась под маслянистой, смачной, сакраментальной русской буквой «Х».

Полученное как нельзя лучше рифмовалось со старым слоганом депутата, придавая ему новый смысл и самое неожиданное измерение: «…уйкин – будущее России!»

Теперь пусть выпускает, что захочет, козёл! – мстительно подумала Катя и зевнула. – Кто ему поверит, с такой–то фамилией!

Они ехали по просыпающемуся городу и отовсюду Кате подмигивала яркая, насмешливая буква, перечеркнувшая за одну ночь политическое будущее депутата, неосторожно перешедшего дорогу ей, Екатерине Чайкиной. Мобильные группы потрудились на славу. Благо, поле для деятельности было обширным – буквально накануне агитаторы Чуйкина исправно обклеили плакатами многострадальную Кострому.

Глава шестая. Нефтяные реки, крутые берега

19 декабря 1999 года, вечер

Уже месяц прошёл с того дня, как в усадьбе Герцензона впервые прозвучало имя Юрия Ивановича Морозова, главы ФППП. Однако никакой роли в жизни Георгия Валентиновича Сидорова он пока не сыграл. В том числе и в связи с «Севернефтью», вопрос о контроле над которой вся активнее обсуждался аналитиками и журналистами. Сам Юрий Иванович, едва ли не в ежедневном режиме появлявшийся теперь на телеэкранах, от прямых вопросов на сей счёт уходил, ограничиваясь отговорками типа:

– Всё будет сделано исключительно в интересах государства и народа. На должность руководителя «Севернефти» мы будем рекомендовать человека опытного и порядочного, кто сможет обеспечить бесперебойную и поступательную работу компании.

Таким образом, у Гоши были все основания считать, что тогдашние предположения Герцензона на поверку оказались лишь досужими домыслами. И его, Гошину, кандидатуру никто всерьёз не рассматривал. С одной стороны, так было, конечно же, спокойнее. С другой, немного уже и обидно – всё–таки втайне Гоша уже примерял на себя одёжки настоящего олигарха, коим он мог бы стать, получи он под своё управление «Севернефть». Но видно – не судьба.

И всё–таки он не слишком удивился, когда в трубке его мобильника раздался уже знакомый голос Юрия Ивановича Морозова:

– Георгий Валентинович, рад приветствовать. Юрий Морозов!

– Здравствуйте, Юрий Иванович! – ответил Гоша.

– Вы не слишком заняты сегодняшним вечером?

– Нет, а что?

– Вы могли бы подъехать ко мне, в офис ФППП?

– Во сколько?

– Часам к восьми вечера. Здание Нижних торговых рядов, второй подъезд от Ильинки со стороны Красной площади…

– Знаю. Буду.

Прибыл Гоша ровно к двадцати ноль–ноль. Юрий Иванович улыбался ему так, будто, как минимум, встретил любимого родственника. И немедленно предложил выпить. Сошлись на коньяке.

Сидели в глубоких креслах – из центрального окна во всей красе открывался вид на Спасскую башню и Василия Блаженного.

– Буду с вами предельно откровенен, – строго, уже без тени улыбки, сказал седовласый Морозов, едва они отпили по первому глотку. – Вы давно находитесь в поле нашего зрения. Самые лучшие рекомендации были вам даны в свое время Анатолием Веселовым, генералом Покусаевым и многими другими, менее известными вам людьми. Многие моменты вашей деловой активности нам известны. Вы не раз проявляли недюжинные деловые качества и, я бы сказал… м–м–м… особое остроумие в разрешении конфликтных и спорных ситуаций. Это мы оценили. Вообще, подобные качества – большая ныне редкость в среде новых русских предпринимателей…

– Простите, Юрий Иванович. Кто это – «мы»? Если это, конечно, не секрет государственной важности…

– Для вас – не секрет. Хотя именно что государственной важности, – вполне тонко скаламбурил Морозов. – Наш Фонд – посредник между крупным бизнесом и государством…

– Об этом я уже слышал в ваших многочисленных интервью. Кого лично вы представляете?

– Патриотов страны… – Морозов достал пачку «Беломора» и, покрутив в руках, с видимым сожалением отложил в сторону. – Не улыбайтесь – речь идёт не о тех патриотах, что заседают в Госдуме и кого так успешно обводит вокруг пальца ваша подруга Екатерина Германовна Чайкина. Кстати, думаю, уже к вечеру вы с полным основанием сможете её поздравить с победой… Ну, да это я так, к слову. Мы просто стоим на страже интересов страны. И не даём её разворовать, не даём захватить слишком серьёзные позиции тем, кто настроен против неё, за кем стоят чужие, чуждые нам интересы…

Юрий Иванович всё–таки выбил папиросину из пачки, но не закурил – положил на стол перед собою. Врачи запретили ему курить категорически.

– Скоро вы сами убедитесь в том, насколько всё это серьёзно и важно, – кося глазом на папиросину, продолжал Морозов. – Нам удалось не всё, так что любую критику с вашей стороны я готов рассмотреть. Но время ли делать это именно сейчас? Всё ещё впереди. Сейчас у нас есть более важные дела. И серьёзные предложения к вам.

– Хорошо. Я слушаю вас, – Гоша с интересом ждал, когда же этот тёртый лис перейдёт от глобальных проблем спасения России к конкретной северной нефти.

– Не буду больше говорить комплиментов, – Морозов решительно смял так и не закуренную папиросу и, переломив надвое, выбросил в мусорную корзину. – Возможно, о сути предложения вы уже и догадываетесь. Или даже были кем–то проинформированы. В порядке бреда, домысла, если хотите. Я же понимаю…

Морозов испытующе смотрел на Гошу, но тот невозмутимо молчал, всем своим видом показывая лишь уважение, уважение и ничего кроме глубокого уважения. Повисла пауза – где–то наверняка родился милиционер, а может и два милиционера.

– Так вот, – не дождавшись неадекватной реакции, Морозов вновь заговорил, – мы бы хотели рекомендовать ваше назначение на должность управляющего компании «Севернефть».

Не хило, – всё–таки изумился Гоша и, видимо, некоторое удивление всё же проступило на его невозмутимом, как ему хотелось бы, лице.

– Заметьте, я не оговорился, – Морозов был доволен произведённым эффектом. – Не гендиректора, не исполнительного директора, а именно управляющего. Потому что лично вам в управление будет передан контрольный пакет компании, принадлежащий государству. На сегодняшний день госпакет составляет пятьдесят два процента. Остальные сорок восемь – в частных руках. И вам вовсе не возбраняется повести тактически и стратегически работу так, чтобы хотя бы часть этих частных акций перешла в вашу собственность. Со временем можно будет рассматривать и вопрос о приобретении определённой доли в том числе из госпакета. А прямо сейчас вы решите все проблемы с выкупом НРТ, не рискуя доходами «Башконефти»…

– Чем я обязан столь неожиданным преференциям? – осторожно поинтересовался Гоша.

– Исключительно собственным талантам и порядочности. Нам, стране, нужны новые, неиспорченные люди, – Морозов расправлялся уже с третьей папиросой. Под серьёзный разговор у него обычно уходило по полпачки. – И не заикайтесь о данайцах. Здесь – точно не тот случай. Одно помните: ничто не вечно под луною. И в этом вы убедитесь не далее как в новогоднюю ночь… Итак, ваше решение?

– Когда надо принимать дела? У меня, знаете ли, жена на сносях…

– Мы – в курсе. Указ будет подготовлен и подписан в течение недели. Там – праздники. Но сразу после старого Нового года вам надо будет быть в Нефтесеверске. Принять дела. По ходу дела подберём вам хороших замов. Так что в вашем ведении будет не технологическая, а политико–стратегическая составляющая в деле руководства компанией. Мы думаем, нет, мы уверены, что вы с этим справитесь.

– Вы мне не оставили выбора, – чуть улыбаясь, пожал плечами Гоша.

– Не лукавьте, Георгий Валентинович! Не лукавьте! Ответственность за сегодняшнее решение лежит на вас. Исключительно на вас! Со всеми вытекающими отсюда последствиями! У нефтяных рек, знаете ли, молодой человек, порой очень крутые берега! – Морозов для убедительности даже поднял палец и медленно покачал им в воздухе.

Глянув в его холодные глаза, Гоша понял, что попал. Как кур в ощип. Окончательно и бесповоротно. Впрочем, о том, что абсолютно бесплатным сыр бывает только в мышеловках, Гоша старался никогда не забывать. С другой стороны и сказку о Колобке он любил с детства. И еще ребёнком сочинил для сказки иной финал, вовсе не трагический, а самый что ни на есть счастливый.

***

19 декабря 1999 года, ночь,

Кострома

Пить начали с восьми. Раньше Генералов не разрешал – надо было строить агитаторов. Не для агитации, само собой – закон о выборах чтился свято. Но надо было обеспечить приличную явку, единственно верное средство борьбы с соперником–коммунистом. Чуйкина в расчёт можно было больше не принимать: после операции «Х» его электоральный рейтинг снижался прямо пропорционально рейтингу известности и ему в лучшем случае светило третье место. А это место, хоть и призовое в любом другом соревновательном процессе, в выборах есть чистый проигрыш.

Правда, сам Генералов, как показалось Кате, начал прикладываться к коньячку ещё с обеда. Во всяком случае, его круглые очки запотели, а движения приобрели некоторую заторможенность. И лишь после восьми начался банкет. Приехавший Петухов выкатил штабу коробку «Реми Мартина» и ящик шампанского. Закуски было много, но вся какая–то беспорядочная: сыр, колбаса, икра, салаты и чёрный хлеб. Ну, и фрукты: пахнущие близким Новым годом мандарины, твёрдая антоновка, волосатые киви и арбуз, на проверку оказавшийся солёным.

Последняя неделя выдалась напряжённой. Открытие после ремонта Костромского родильного дома показали по всем федеральным каналам, а местная программа «Город» посвятила этому событию добрых полчаса. Нигде впрямую не упоминалось, что ремонт был сделан на деньги кандидата Чайкиной, но именно она стояла на открытии рядом с сияющим мэром и строгой главврачихой, разрезающей красную ленточку. К тому же по Костроме слух о том, кто именно спонсирует реконструкцию единственного приличного роддома в городе, распространялся исправно на протяжении последней выборной декады.

– Екатерина Германовна! Присоединяйтесь! – весёлый Генералов махал руками как ветряная мельница.

Катя с местными телевизионщиками, которые брали у неё интервью для ночных вестей, вышла из своего кабинета в снятом на время выборов офисе местного банка. Именно здесь и просуществовал, точнее, славно поработал её штаб на протяжении долгих трёх месяцев. Это было тяжёлое время, но теперь Кате казалось, что только так и можно жить – без отдыха, без выходных, работая по двенадцать–четырнадцать часов в сутки.

– Ребята, по шампанскому? – ослепительно улыбнулась Катя телевизионщикам. Те радостно кивнули.

Генералов начал тост:

– Уважаемые господа! Только что начали поступать данные от наших наблюдателей с участков. И по результатам первых шести участков наметился лидер выборов.

– Где данные? – заволновалась Катя, но Генералов жестом успокоил её.

– Должен вам сказать, что Екатерина Германовна Чайкина уверенно лидирует…

– Ура! – крикнула тонким голоском секретарша и испуганно спряталась за компьютер.

– За нового депутата! – провозгласил Генералов.

Катя выпила залпом, почти не ощущая вкуса шампанского. И тут только почувствовала, как ужасно она устала. Взглядом она поискала мужа. Тот сладко спал в кресле. Галстук сбился набок, а обычно причёсанные назад волосы сбились в смешной чубчик. Да, Косте тоже досталось будь здоров. Ничего, зато Катин «Светлый путь» хоть и не выставился списком, но смог провести в Думу целых семь депутатов! А уж там, внутри, она наведёт порядок, и к следующим выборам у неё будет своя партия, с которой пусть попробуют не считаться!

Богатая и знаменитая, богатая и знаменитая, – это не Катя Чайкина так думала. Это стучало шампанское в висках.

Я сделала это! – а это думала уже она, с умилением рассматривая мужа, мирно посапывающего среди общего шума.

– Данные ещё по десяти участкам! – вошла в комнату помощница Генералова Татьяна. – Мы лидируем с а-агромным отрывом! Оставьте коньячку–то труженикам! – возмутилась она и, прихватив бутылку и несколько яблок, скрылась за дверью.

Там дымились от постоянных звонков телефоны, и несколько операторов собирали невиданный урожай: проценты без пяти минут депутата Чайкиной превышали все предварительные прогнозы.

***

20 декабря 1999 года, ночь–утро,

Москва

Шоколадный лабрадор уткнулся ему в плечо и жалобно заскулил. Гоша хотел успокоить пса и открыл глаза. Было темно и тихо, лишь странные звуки нарушали ночную тишину. Это Зера, примостившись на его плече, тихонько стонала.

– Зера, что, началось? – окончательно проснулся Гоша.

Она посмотрела на него огромными испуганными глазами:

– Кажется, да. Гош, я боюсь! – призналась она.

– Вызвать «скорую»? – Гоша вскочил, лихорадочно натягивая одежду.

– Нет, я сама, здесь же близко, – превозмогая начавшуюся очередную схватку, Зера помогала Гоше натянуть на себя одежду.

В лифте она молчала, только цеплялась за Гошу и смотрела умоляющими глазами, в которых перемешались боль и страх.

И только в машине, когда боль откатилась, готовя силы для новой схватки, она заговорила тихо и быстро, словно боясь, что Гоша не даст ей выговориться:

– Боюсь ужасно! Я, наверное, – она глубоко вдохнула воздух, – умру… Нет–нет, не перебивай. Я знаю, у нас все женщины в роду рано умирают… Мне так не страшно, но за ребёнка страшно… У нас будет девочка, я знаю точно, ты не бросай, Гош, нашу девочку…

– Зера, ты бредишь! – прервал её Гоша и строго приказал. – Не пори ерунды! – он понимал, что надо говорить чётко и уверенно, чтобы выбить из головы жены дурацкие мысли о смерти. – Тысячи женщин рожают, и ты прекрасно родишь.

В приёмной Первой Градской больницы не спали. Прямо перед Зерой привезли ещё двух рожениц, эта ночь выдалась урожайной.

– Так, Сидорова, пройдёмте, – тоном доброго милиционера распорядилась пожилая дежурная.

Зера, испуганно оглядываясь на Гошу, скрылась за белой–белой дверью. Она была такой маленькой – только глаза и живот – и несчастной, что у Гоши защемило сердце. Он потёр грудь и огляделся.

– Коньячку? – предложил мужик лет сорока в лёгкой кожаной куртке. Похоже, выскочил из дома в первом, что попалось под руку. Тут только Гоша понял, что и он привёз Зеру в одном пиджаке. Хорошо, хоть джинсы догадался надеть, – усмехнулся он и протянул руку за флягой с надписью «Боссу от подчинённых».

– Первый? – спросил Босс, делая глоток вслед за Гошей.

– Первый, – согласился Гоша. Приятное тепло от коньяка разлилось по груди, немного заглушило страх, который он так тщательно скрывал от Зеры. «…У нас все женщины в роду рано умирают», – звучало в ушах.

– А у меня – третий! И всё равно никак не привыкну, – Босс удивлённо улыбнулся и снова протянул Гоше флягу.

Новый обжигающий глоток исправно отогнал дурные мысли. Гоша и сам не заметил, как задремал.

…Шоколадный лабрадор смотрел на него умными, почти человеческими глазами. Только глаза те были не ореховые, как у сестрёнки, а тёмные, приподнятые к вискам. И в глазах его плескалась боль.

Зера, всё будет хорошо, – шептал Гоша, и лабрадор согласно кивал, моргая Зериными глазами с длинными тёмными ресничками…

– Сидоров есть? – спросил лабрадор, наваливаясь Гоше на ноги.

– Я есть Сидоров, – согласился Гоша, пытаясь отпихнуть тяжёлого пса. Тот разлёгся прямо на пути к белой двери, за которой скрылась Зера.

– Сидоров есть? – женским и очень официальным голосом повторил лабрадор, и Гоша очнулся.

– Да, я – Сидоров! – он рванулся к вышедшей из белой двери пожилой врачихе и едва не опрокинул пакет с одеждой Зеры, который упал с колен и лежал прямо на полу. – Что? Что–то нужно?

Спросонья ему причудилось, что нужно немедленно бежать куда–то. Понятно куда – к Зере, сдавать кровь, в общем, спасать.

– Что нужно, вы уже сделали, – понимающе усмехнулась врачиха. – У вас дочь, Сидоров. Три сто, пятьдесят сантиметров. Роды прошли успешно, без осложнений. Поздравляю, папаша.

– Дочь? – обалдел Гоша. – У меня – дочь?

И заорал так, что врачиха испуганно замахала на него руками.

– У ме–еня–я д–о–очь! – кричал Гоша, только сейчас начинавший понимать, какое это счастье – рождение нового человека.

Теперь у него было две Зеры. Зера большая и Зера маленькая.