Текст книги "Война олигархов"

Автор книги: Павел Генералов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава седьмая. И нефть смывает все следы

10 марта 1999 года,

Уфа

Машину – обычную, хотя и новенькую «волгу» – взяли в гараже «Башконефти».

– Он живёт в Новом Сипайлово, это недалеко, – объяснил Нур. – Заодно посмотришь новую Уфу. Значить, так…

Гоша взглянул на внешне невозмутимого друга – он знал, что если Нур вместо «значит» говорит «значить» – значит, волнуется. То есть – значить, волнуется.

– Значить так: первой в половине девятого водитель забирает его жену и отвозит в Аграрный университет, она там преподает. Потом, к девяти с копейками, возвращается за ним. Так что ты должен успеть в этот промежуток.

– Ничего, водитель может и подождать, – уверенно ответил Гоша.

Новая Уфа и впрямь оказалась новой. Вполне пристойные, даже по столичным меркам, разноэтажные дома из светлого кирпича выглядели тем самым элитным жильём, о котором грезит каждый россиянин. Даже дороги в этом отдельно взятом микрорайоне были практически идеальными.

Нур остановился чуть поодаль от восьмиэтажного здания с двумя подъездами. Вид от дома на их «волгу» заслоняли густые даже по зимнему времени кусты. Возле первого подъезда стояла синяя «ауди».

– Это его машина, – пояснил Нур, рассмотрев повнимательнее номер.

Дверь подъезда открылась, выпуская средних лет даму в длинной серо–синей шубе.

– О! Норка! – с ходу определил Нур. – Похоже, бельгийского производства.

– Что, брат, Нур, ностальгия замучила? – усмехнулся Гоша. – Жалеешь, поди, что наш шапочно–меховой бизнес накрылся?

– Немного жалею, – кивнул Нур, – тогда мы были молодые… Всё, пора! Давай всё–таки я с тобой пойду.

– Нет, Нур, я один. Жди меня здесь. Если что – буду громко кричать в форточку, – не слишком ловко отшутился Гоша.

На шестом этаже было всего две квартиры. Гоша решительно нажал на нужный звонок.

– Георгий Валентинович? – открывший дверь Сергиенко остолбенел. Он думал, что это вернулась жена. – Извините, – он рукой прикрыл щеку со следами пены. – Проходите, я сейчас.

– Куда прикажете?

– Если вас не затруднит, то на кухню, я как раз собирался кофе пить. Присоединитесь?

– С удовольствием.

За несколько минут завершив свой туалет, гладко выбритый Сергиенко появился на кухне, похожей на операционную. Такое здесь всё было чистенькое и блестящее, словно иллюстрация из журнала «Идеальная кухня». Как в такой стерильности можно сварить кофе, Гоша представлял с трудом. Но Сергиенко с этой проблемой справился легко – просто нажал кнопку автоматической кофеварки.

– Я вообще–то собирался через полчаса быть в офисе. Но судя по всему у вас ко мне особый разговор. Или вопрос?

– Да, вы угадали. Позвоните, пожалуйста, своему водителю и предупредите, чтобы не беспокоился. Разговор наш может получиться долгим.

Сергиенко набрал номер:

– Константин, ждите меня возле подъезда. Я пока задержусь дома. Итак? – обратился он к Гоше, разливая кофе по белоснежным чашечкам, которых, казалось, никогда не касалась рука человека. – Вам с сахаром или без?

– С сахаром. Я сам положу, – Гоша не начинал серьёзного разговора, оставляя инициативу Сергиенко. Пусть подёргается.

– У вас ко мне какие–то вопросы? Вас что–то заинтересовало в отчётности? Какие–то проблемы? – похоже, вальяжный Сергиенко внутренне и впрямь задёргался.

– Вы вчера смотрели вечерние новости?

– Нет, не смотрел, я поздно вернулся. Но если вы имеете в виду убийство Чуканова, то я в курсе. Мне уже позвонили коллеги из Москвы.

– А вы были с ним знакомы?

– Естественно. Только, конечно. не слишком близко. Всё–таки он – птица другого полёта. С ним больше Ирек Нурисламович общался. Правда, как–то раз в бане мы с Чукановым беседовали на охотничьи темы. Он, как и я, заядлый охотник.

– Интересно, – Гоша понял, что Сергиенко скорее всего ничего не знает об убийстве Артюхова. И это было ему на руку. Можно было брать быка за рога. – Но интересно мне и другое. Скажите, пожалуйста, Андрей Анатольевич, где вы были тринадцатого января, накануне старого нового года примерно в пятнадцать часов?

– Это что, допрос?

– Нет. Пока лишь любопытство. Допросы производят в другом месте. И я думаю, что ни вы, ни я туда не торопимся.

– Торопись, не торопись, но через эту малоприятную процедуру нам ещё не раз придётся пройти в связи с гибелью… моего шефа и вашего… тестя.

– Это – параллельная история. Пожалуйста, ответьте!

Гошин взгляд зацепился за набор ножей, который висел прямо над блестящей плитой. Здесь был и широкий острый тесак для разделки мяса, и длинный, с зазубринками ножик для хлеба, несколько маленьких сверкающих клинков, один – с загнутым запятой кончиком. Блеск стали завораживал, но Гоша заставил себя смотреть не на эти орудия пыток для продуктов, а на собеседника.

– Так… Я должен подумать… – Сергиенко сосредоточенно пригладил усы. – В январе я был дважды в Москве, один раз в Брюсселе, в Тюмени и в Баку. Так что в обозначенное вами время я вполне мог быть в самолёте.

– Нет, Андрей Анатольевич, в это время вы были не в самолёте, – возразил Гоша. – А были вы в городе, о посещении которого забыли упомянуть. Вы были в Петербурге. А если ещё более точно – у входа в гостиницу «Европейская», что на углу Невского проспекта и Михайловской улицы.

Интересно, для чего этот нож с закорючкой? – думал Гоша, слушая рассуждения Сергиенко. Для выковыривания косточек из оливок? Чистки яблок? Фигурной нарезки лука?

– Да-с, может быть, пролётом из Брюсселя, – «вспоминал» Сергиенко. – Точно, я был полдня в Петербурге. Точно–точно! Это был очень удобный стыковочный рейс с Уфой. При том, что у меня оставалось немного времени для посещения всеми нами любимого города на Неве. Правда, грешен, сознаюсь: проспал всё свободное время в гостинице – не могу спать в самолёте. Но откуда такая осведомлённость?

– Вы очень удивитесь, Андрей Анатольевич, – Гоша улыбнулся, надеясь, что улыбка получилась не слишком кривой, – но моя осведомлённость простирается гораздо дальше. Тринадцатого января сего года в пятнадцать часов вы встретились возле гостиницы «Европейской» с неким человеком, которому вы передали значительную сумму денег. Передали вы их в коричневом портфеле, и я даже точно могу назвать ту сумму, что была в том портфеле. Там было двести тысяч долларов.

Ни один мускул не дрогнул на лице Сергиенко, но Гоша шестым, или каким–то двенадцатым чувством понял: он угадал.

– Что–то вы фантазируете, молодой человек, – слишком спокойно ответил Сергиенко.

– Вы прекрасно знаете, что это правда. Мало того, я даже знаю, кем был тот человек в пыжиковой шапке.

– И кто же был ваш загадочный незнакомец?

– Это был господин Артюхов, более известный как Артюха – Рязанский. Специалист по организации заказных убийств. Вот именно ему вы и передали двести тысяч долларов за убийство Ирека Нурисламовича Сафина.

– А вы со свечкой стояли? – мягко поинтересовался Сергиенко.

– Почти. Так что давайте, Андрей Анатольевич, начистоту. За что вы убили Ирека Нурисламовича Сафина, вашего, можно сказать благодетеля? О том, как беззастенчиво вы его обкрадывали, вы расскажете позже. Мне. Если не хотите это рассказывать это в другом интерьере.

Наступившую мёртвую тишину нарушал только один звук: мерно и противно дребезжала о блюдце кофейная чашечка, которую Сергиенко продолжал держать самыми кончиками пальцев.

– Ладно. Слушайте историю о моём благодетеле. Хотя, может быть, вы и сами всё знаете, если уж так осведомлены в деталях моей жизни?

Гоша промолчал.

– Первым делом я должен вам сообщить, что на господине Сафине, моём друге Иреке, столько крови, что вы и представить себе не можете. Я не буду вдаваться в подробности, но вы и сами, наверное, знаете, сколько людей в первой половине девяностых полегло на нефтяном фронте. Потом журналисты называли эти этапы приватизации в нашей отрасли нефтяными войнами. Одна пришлась…

– Я в курсе, – Гоша мельком посмотрел на ножи.

– Я мог бы назвать как минимум пять человек, – Сергиенко стал загибать пальцы на левой руке, – приказ о ликвидации которых был дан лично Сафиным. И ещё нескольких, кого он так или иначе подставил под пули. Среди них мог быть и я, но я слишком хорошо его знал и предпочёл довольствоваться самым малым. Вы, наверное, знаете, что в «Башконефти», которую мы создавали вместе, мне принадлежат лишь пять процентов.

Гоша кивнул.

– Но самое страшное в том, что он убил нашего общего друга, ещё по студенческой скамье, Илью Берзина. Все схемы, по которым мы смогли отделиться от «Башконефти» и создать собственное дело, были разработаны именно Ильёй. Он был светлый человек, Илья. Но слишком любил деньги. Ирек послал Илью вместо себя на одни очень стрёмные переговоры. Сам он вовремя заболел. Там всё кончилось стрельбой. И только много позже я узнал, что Ирек знал наверняка, на что посылал друга. И всё–таки послал Илюшу. Потом плакал на похоронах…

Вновь повисло молчание. И вновь Гоша подумал, что кухня Сергиенко напоминает операционную. Скальпели со стены бликовали в утреннем свете.

– И вы решили отомстить? Как Зорро? По–простому: уводя деньги через подставные фирмы на свои счета? «Джанто», «Альянс – Патерсон», «АСТ-Инжиниринг» – это ведь всё ваше, хотя зарегистрировано на Сейшелах и в Гибралтаре?

– А вы действительно неплохо подготовились, Георгий Валентинович, – устало признался Сергиенко. – И можете уже, наверное, сами ответить на ваш вопрос.

– Думаю, что да. Сафин начал вас серьёзно подозревать. Кое–какие звоночки вы получили и о затеянной проверке ваших фирм. И, зная Сафина давно, вы понимали, что он не будет вести с вами душеспасительных бесед. Вроде как я. С другой стороны – не станет выносить сор из избы. Ему это было меньше всего надо. Вывод прост, – Гоша замолчал.

– Именно, – жёстко сказал Сергиенко. – Для начала его люди вывезли бы меня в тихое место. Я не герой – из меня выбили бы все интересующие Сафина сведения. И по фирмам и по счетам. Заставили бы подписать любые бумаги. А потом – просто убрали. Так что здесь вариантов не было. Или я, или он. Я выбрал себя. Спасло меня, думаю, только то, что Ирек даже в мыслях предположить не мог, что я на такое способен. Впрочем, я и сам такого не мог предположить… А теперь – что вы от меня хотите?

– Я вас пытать не собираюсь, – Гоша посмотрел прямо в глаза Сергиенко, но тот отвёл взгляд. – И без прокуратуры, думаю, обойдёмся. Но, тем не менее, я хочу, чтобы вы передали мне номера счетов, куда ушли деньги «Башконефти» и коды доступа. Что же касается вашей совести, то тут уж решайте сами. Кстати, должен вам сообщить, что господин Артюхов, который столь профессионально организовал исполнение вашего заказа, убит вчера. В подъезде жилого дома на улице Фонвизина, в Москве.

– А это–то откуда вам известно?

– А вот об этом вчера вечером сообщили в «Криминальной хронике».

– Н-да, видимо, зря я не смотрел вчера телевизор… – вздохнул Сергиенко.

– Да, наверное. Но это всё лирика… Вы понимаете, что у вас, собственно, на сегодняшний день есть три выхода. Первый, и самый болезненный – предстать пред очами следователя. Второй, и самый кровавый – убить и меня тоже. И третий, самый разумный – вернуть украденное и исчезнуть…

– Хорошо. Я подумаю.

– Сегодня я улетаю в Москву, – Гоша поднялся и бросил прощальный взгляд на идеальную кухню. Всё же операционная стерильность, нарушаемая лишь двумя чашечками от кофе, раздражала. – Документы передадите Нурмухамету. Я вернусь через два дня. И надеюсь вас больше никогда не увидеть…

***

Полное имя ворона Карлуши было Карл Маркс. Именно так назвал его первый хозяин, известный советский диссидент, которого долго и упорно пытались выдворить из страны. Карлушин хозяин категорически упирался. Карлуша даже знал почему. Да потому, что всякую живность, кроме членов семьи, хозяину запретили вывезти. А тот, конечно, не хотел расставаться с Карлушей, воспитанным в лучших антисоветских традициях. Лишь когда хозяину предоставили выбор – либо с птицей в тюрьму, либо с семьёй в Израиль, хозяин сломался. И правильно – на скудных тюремных харчах Карлуша наверняка бы потерял свой редкий дар воспроизводить человечьи слова и всевозможные механические звуки.

Попав в ряды КГБ, ворон не растерялся. Он научился управлять сатр–рапами. Те кормили его вкусной едой и сносили все издевательства. А матерился Карлуша, как и первый хозяин – мастерски, разве что слегка картавил.

В общем, ворон, как он считал, выбился в ба–альшие начальники. Изо всех своих нынешних подчинённых он любил больше всего Пичугина. Тот терпеливо сносил его мат и исправно учил новым звучным словам: пер–рестр–ройка, кр–реветка, стар–рый пер–рдун. Впрочем генерала Морозова Карлуша тоже любил, хотя и не каждый день удостаивал Монстр–ра солёным словцом. А вот Покусаев Карлуше нравился не слишком, так себе был этот усатый генерал: говорил совсем тихо и быстро, ни хер–ра не р–разбер–рёшь! И ещё ему не нравилось жить в Бункере – даже на солнышко не покаркаешь! Нет, долго он так не протянет…

Словно в ответ на Карлушины мысли Монстр Иванович закашлялся и погасил недокуренную «беломорину».

Как раз прибыл и Покусаев, сияя лысиной:

– Правильно врачи вам говорят, Юрий Иванович! Засиделись вы в Бункере. В нашем с вами возрасте надо больше свежего воздуха.

Хоть раз сказал чётко и в точку, – подумал Карлуша.

– Знаешь ли, Федя, мне здесь как–то спокойней. Там у вас на поверхности то постреливают, то взрывают… Твою мать! – взревел он, ударив кулаком по столешнице. – Я эту падлу в каазематах сгною!

Фёдор Ильич прекрасно понимал, что под ласковым словом «падла» Монстр Иванович подразумевал Витю Бокова. Тот, даже свалив в Словакию, не успокоился. Убийство Чуканова было его рук дело.

– В общем так, Федя. Пусть прокуратура разворачивается по полной. Пусть подключают Интерпол, пусть объявляют его в международный розыск. Если у них будут какие–то проблемы, – Монстр Иваныч усмехнулся, – пусть подключают нашу агентуру. Витя Боков должен быть здесь. И мне всё равно – прилетит он на самолёте, прибудет поездом, или его привезут в фетровом чемодане с дырочками. Впрочем, можно и без дырочек.

– Юрий Иванович, – позволил себе улыбнуться краешками усов Покусаев, – а как же он дышать будет, без дырочек?

– Через задницу, – отрезал Монстр Иванович. – Дел на него столько накопилось, что суд пройдёт без сучка и задоринки. И отправится наш Витя в свой любимый Белоярский край. На зону особого режима. И пусть не мечтает о тёплом люксе на двоих в Лефортово. Хрен ему Лефортово. Вечную мерзлоту грызть будет!

Монстр Иванович перевёл дух и положил ладонь на то место, где у него должно было быть сердце. Помассировав китель, он ещё раз вздохнул:

– Что–то нездоровится мне сегодня, Федя. Ну да ладно, не дождутся. Давай по «Севернефти».

– Пока обязанности главного исполняет первый заместитель Вахромеев. Староват, но справляется.

– Так. Значит, говоришь, неплохой человек?

– Полностью наш. Ручаюсь.

– Тогда готовьте его в Государственную Думу. Сколько у нас там до выборов осталось? Девять месяцев? Как раз успеет родиться как полноценный депутат. Представитель, понимаешь, народа. А на место главного готовь Сидорова.

– Потянет, Юрий Иванович?

– А вот сейчас посмотрим, как он с «Башконефтью» развернётся. Вот ведь везёт пацану?! Такие бабки сами собой в руки падают, будто манка небесная.

– Манка–то манка, да ведь знаете, неспокойно в нефтянке…

– Хм, неспокойно! А вот это, генерал–лейтенанрт Покусаев, и есть ваша основная задача – обеспечить полное, окончательное спокойствие на этом фронте. Понял, Фёдор Ильич? – Монстр Иваныч чуть снизил обороты. – Можешь идти.

– Есть, товарищ генерал–полковник, – бодро поднялся Покусаев.

Майор Пичугин, сидя за своим столом в предбаннике кабинета генерала Морозова, решал сканворд. Правда, мысли его были далеко. Он сегодня надеялся освободиться пораньше – была у него назначена одна романтическая встреча.

Но всё опять шло прахом. Генерал–лейтенант Покусаев уже двадцать минут назад покинул кабинет шефа, а Монстр всё не уходил. Совсем, блин, заработался.

И тут из–за генеральской двери раздалась трель мобильного телефона. Одна из тех, которым сам Пичугин научил Карлушу. На свою голову, наверное.

Пичугин прислушался внимательнее: Карлуша выдавал трель за трелью. И это было подозрительно. Чрезвычайно подозрительно. Обычно Монстр Иванович затыкал птицу после первого же «звонка».

На пятой трели Пичугин подошёл к двери и коротко стукнул. Ответа не последовало. Тогда он распахнул дверь и вошёл в кабинет. Карлуша мгновенно затих – лишь шуршал крыльями, хохлясь на генеральском столе.

Сам генерал–полковник Морозов, навалившись на тот же стол, хрипло и тяжело дышал. Его непослушные пальцы пытались достать из кармана кителя нитроглицерин, который, как знал Пичугин, генерал всегда носил с собой.

Подскочив к генералу, Пичугин выудил прозрачный пластмассовый цилиндр с таблетками. Засунув лекарство шефу под язык, он нажал кнопку громкой связи:

– Юрьев, срочно врача к Морозову. Сердечный приступ.

Лицо Юрия Иваныча из белого потихоньку становилось розовым. Похоже, большой беды удалось избежать.

– Ну, Карлуша, спасибо за службу! – похвалил Пичугин ворона.

– Др–рянь пр–рикуп, – не совсем в тему отозвалась птица.

***

11 марта 1999 года

Гошу разбудил звонок. Это был Нур.

– Ты что так рано?

– У нас уже девять. Привыкай к местному времени.

– Что–то случилось?

Проснувшаяся Зера смотрела на него испуганными глазами.

– Так… так… ясно… Это точно? Понял. Завтра буду у вас в Уфе.

– Гоша, что там снова? – спросила Зера, едва Гоша повесил трубку.

– Сергиенко погиб. Ночью ехал на дачу. Один. Дорога была скользкой, не вписался в поворот. Машина всмятку. Погиб, похоже, сразу. Не мучался.

– Что ж это за напасть такая? – простонала Зера.

На этот вопрос у Гоши не было ответа. Он не рассказал Зере ни о том, что Сергиенко накануне смерти оставил для него пакет с документами, ни о том, что с большой долей вероятности это был вовсе не несчастный случай. Возможно, Андрей Анатольевич всё–таки решил самостоятельно разобраться со своей совестью.

Гоша взял руку жены в свою и поцеловал её ладонь:

– Всё будет хорошо, – сказал он не столько ей, сколько самому себе.

Часть третья
Рождение богов

Глава первая. Пора запускать Берлагу!

17 августа 1999 года

У Виолетты Львовны Спесивцевой начались проблемы с половой жизнью. Правда, не с собственной – здесь у них с Лёвкой всё было хорошо. Иногда даже отлично. А проблемы начались с популярной передачей «ПолО», которая еженедельно шла в прямом эфире на канале ВСТ.

Передача подавалась в модном формате ток–шоу, а обсуждались в ней те самые половые проблемы. В общем, говорили о сексе во всех его проявлениях под умелым руководством Оли Зайцевой, очаровательной огненно–рыжей ведущей. Она так натурально краснела в острых местах, что зрителей это только заводило.

На передачу по полной программе наехал депутат Госдумы из фракции «Патриоты России» Олег Чуйкин. В самом деле, будто государственным деятелям заниматься больше просто нечем! С другой стороны оно понятно: новые выборы на носу. Ну, почти на носу – в декабре. Вот Чуйкин и стал вылезать со своей высокой нравственностью. Явный расчёт на то, что основной избиратель – не шибко молодые, зато шибко закомплексованные провинциальные тётки. На их голоса Чуйкин и рассчитывал.

Оля Зайцева в прямом эфире пригласила Чуйкина принять участие в следующей передаче – она как раз была посвящена педофилии. «Как раз» – это в том смысле, что личико Чуйкин с мелкими хищными чертами и тоненьким носиком можно было прямо без грима помещать в учебник по судебно–медицинской экспертизе. Причём фраза по поводу приглашения в устах Оли сложилась так, что её можно было воспринять при большом желании как прямое обвинение в адрес Чуйкина.

– Вы же специалист, – невинно улыбаясь, сказала Оля.

Так что теперь Чуйкин не только со всех трибун поносил передачу, но и подал судебный иск за оскорбление чести и достоинства. Рейтинг «ПолО» подскочил до немыслимых высот, опередив футбол и «Спокойной ночи, малыши!»

Сегодня предстоял серьёзный разбор полётов. К одиннадцати часам Виолетта пригласила на совещание саму Олю и юриста телекомпании Сашу Полунина.

Они вошли вместе – субтильная огневолосая Оля и крупный, солидный Саша в модных квадратных очках и с вечным ноутбуком в руках.

– Так, Саша, что ты можешь сказать по существу этого дела? У нас могут быть неприятности? – спросила Виолетта, когда пришедшие устроились в креслах.

– Если сторона истца сможет доказать прямую связь между озвученной в передаче «ПолО» темой педофилии и предположением, что он является специалистом именно в этой области, то у нас могут быть неприятности, – Полунин вальяжно положил нога на ногу. – Но неприятностей у самого Чуйкина будет гораздо больше. Так что не думаю, что он пойдёт дальше подачи иска. Скорее всего Чуйкин, если он не абсолютный идиот, отзовёт свой иск.

– А ведь и правда, – задумчиво сказала Виолетта, – суть вопроса забудется, а связка «Чуйкин–педофил» как клише отпечатается в мозгах того самого электората. По классической формуле – то ли он украл, то ли у него украли… О господи! – схватилась она руками за голову.

За окном опять, заглушая все прочие звуки, чудовищной бормашиной загрохотал отбойный молоток. Соседи вскрывали асфальт уже третий день подряд.

– Ой, – мечтательно сказала Оля. – Чем дальше, тем больше я хочу заполучить его в передачу. Подпоить коньячком и… Слушай, Саша, а как ты думаешь, он кого больше любит – мальчиков или девочек?

– Определённо мальчиков, – ответил Саша с серьёзным выражением лица.

– Гусары, молчать! – прервала их Виолетта. – Ты мне скажи, Александр, что будет, если он всё–таки не отзовёт иск?

– Если не отзовёт, то его адвокат скорее всего будет напирать на то, что имя его клиента было использовано в порочащем его имя контексте.

– Говори по–русски, что это значит для нас?

– Максимум – штраф.

– Ладно, заплатим, – согласилась Виолетта. – А потом нагнём его и вставим по полной программе! Правда Оленька?

Оля в ответ промолчала и только залилась краской по самые кончики ушей.

Оставшись одна, Виолетта закурила и подошла к окну. Как раз наступало время почти ежедневного спектакля, который в районе полудня устраивал для неё господин Котов, владелец соседнего, так и не доставшегося ей здания.

Станислав Котов в отместку за Виолеттин отказ продать ему часть акций ВСТ, мотал ей нервы по полной программе. Мало того, что всё грохотало, мешая работать, так ещё и эти показательные выступления! Котов привозил на «объект» потенциальных арендаторов. И были эти арендаторы один другого краше. Будто Котов выбирал их из героев фильмов ужасов. Сколько бандитских рож Виолетта успела перевидать за последний месяц! А Котов всё вёл их и вёл. И ведь, поганец, специально торчал с ними под самыми её окнами! Когда не работал отбойный молоток, Виолетта даже могла слышать обрывки их разговоров.

Сегодня Котов притащил двоих. Кажется, на сей раз он превзошёл самого себя. Эти двое из ларца, одинаковых с лица, будто выпрыгнули из преисподней.

– Здравствуй, Лёвушка! – не оборачиваясь, сказала Виолетта.

Она не могла ошибиться – так стремительно и без стука в её кабинет врывался только один человек.

Лёвка чмокнул Виолетту в щёку и тоже посмотрел в окно:

– О! – обрадовался он. – Очередные братья по разуму явились?

– Похоже, на этот раз и впрямь братья, – невесело усмехнулась Виолетта.

– А чё? Котов рядом с ними вполне смотрится. Почти не тушуется, хотя руками много машет – значит, волнуется, – мгновенно оценил ситуацию Лёвка.

Стас как раз в это мгновение посмотрел в их сторону. Лёвке даже показалось на мгновение, что они встретились взглядами. Хотя быть такого просто не могло – окна в офисе ВСТ были зеркальными. И в лучшем случае Котов мог увидеть собственное отражение в обществе двух горилл со скошенными лбами.

– Как мне всё это надоело! – простонала Виолетта.

– Что ж, пора запускать Берлагу, – сказал Лёвка с интонацией Шуры Балаганова в исполнении Леонида Куравлёва.

***

Николай Геннадьевич Голубков, глава думской фракции «Патриоты России» прибыл на работу к десяти часам. Несмотря на жаркий месяц август и довольно раннее время, Дума бурлила, как встревоженный муравейник. Хотя обычно летом здесь всё вымирало, сейчас ситуация была особой.

До выборов оставалось четыре месяца. Надо было работать, работать и работать. То есть, прежде всего – искать деньги на новые выборы. Чем больше – тем лучше. Деньги решали всё. Или – почти всё.

Потому–то всё чаще в коридорах Думы можно было встретить очень солидных господ, прямо по лицам которых можно было прочитать, какие тугие у них кошельки. Чаще всего эти «кошельки» не были известны широкой публике. Это ехали гонцы из провинций, засланные наудачу. Они не всегда хорошо разбирались в хитросплетениях большой политики, но каждому хотелось иметь своих прикормленных депутатов. Рисковать деньгами провинциалы не спешили и предпочитали ставить на фаворитов. Или на тех, кто таковым казался.

Мелькали и очень известные из телевизора лица: главы пиар–агентств, для которых наступило время великого чёса. Капуста росла по всей стране, надо было только грамотно застолбить участки и собрать урожай. Во всех смыслах пахло большими деньгами.

Поднимаясь по парадной лестнице, Николай Геннадьевич здоровался за руку с лидерами фракций, главами комитетов и некоторыми избранными депутатами. Знакомым сотрудникам аппарата и депутатам второго ряда он лишь кивал. Вполне дружелюбно, но отстранено. Субординация – это свято.

Несмотря на жаркий день, он был в строгом сером костюме в полоску и при галстуке с искрой, что выдавало его затаённую склонность к щегольству. Просто как солидный политический деятель, к тому ж патриот, он не мог себе позволить разгуливать по коридорам власти в пижонских шмотках. Такое он позволял себе только на отдыхе.

Впрочем, отдыхал Николай Геннадьевич редко. Несмотря на это у него был хороший цвет лица, что свидетельствовало о здоровом образе жизни на свежем воздухе. Весь облик его был солиден: сразу видно – идёт государственный человек. Он прямо–таки распространял вокруг себя эту специфическую ауру. Лишь простонародный, картошкой, нос чуть подкачал. Впрочем, в России, да для патриота это тоже было скорее плюсом.

«Зона» фракции «Патриотов России» находилась на шестом этаже. При входе красовалась строгая, солидных размеров табличка с именем и регалиями Николая Геннадьевича.

Штатные помощники были уже на местах.

– Серёжа, – окликнул Голубков молодого человека в очках, стучащего по клавишам компьютера. – Зайди ко мне.

Окна кабинета с длинным столом для заседаний фракции выходили на гостиницу «Москва». Эта сторона здания среди думцев считалась более престижной. Порой значимость того или иного депутата как раз и можно было определить не только по размерам его офиса, но прежде всего по тому, куда смотрели окна – На Моховую или в Георгиевский переулок.

– Так, Серёжа, – Голубков скинул пиджак и аккуратно повесил его на плечиках в шкаф, – позвони от моего имени этому мудаку Чуйкину. Пусть немедленно заберёт свой иск к телеканалу. А то и мы вместе с ним полными идиотами будем выглядеть. Если что вякнет, скажи: вылетит из фракции к чертям собачьим. Из всех списков вычеркну! Спаситель отечественной нравственности, мать его! Ладно, иди! Позови ко мне Антонину Фёдоровну.

Помощник закрыл блокнотик и радостно помчался выполнять задание: Чуйкина во фракции недолюбливали. А в приватных разговорах и вовсе называли известного борца за всероссийскую нравственность не иначе как меняя первую букву фамилии на сакральное «Х».

Антонина Фёдоровна, женщина в летах, уже сильно постбальзаковского возраста со стильной короткой стрижкой, выполняла при Голубкове роли руководителя протокола, главного референта, а заодно и умного конфидента. Её чутью Голубков доверял едва ли не больше, чем своему. Кстати, именно она посоветовала попридержать Чуйкина.

– Что у меня сегодня, Антонина?

Антонина Фёдоровна перелистнула блокнот:

– Так, в одиннадцать тридцать у вас встреча в Администрации Президента в управлении по работе с регионами. В четырнадцать ноль–ноль – обед в ресторане «Санкт – Петербург» гостиницы «Националь» с господином Медведевым, представителем уральских машиностроительных заводов.

– Помню, помню. Нелёгкий будет обед, – вздохнул Голубков. – Этот будет просить не меньше трёх мест в первой десятке нашего федерального списка.

– Дайте два, – посоветовала Антонина Фёдоровна. – А остальных пусть по мажоритарным округам ведут. Под нашим знаменем. Уж с их–то деньгами – проведут без проблем.

– Угу, – кивнул Голубков, – а когда заседание?

– Заседание руководителей фракций назначено на шестнадцать тридцать.

– Ну и денёк! Из огня да в полымя! – Голубков довольно потёр руки.

Он любил, когда жизнь вокруг кипела. Хотя разговор на заседании тоже предстоял не из лёгких. «Демократы» наверняка упрутся и прицепятся к какой–нибудь закорючке. А ведь закон в третьем чтении должен быть принят не позже, чем на завтрашнем пленарном заседании!

Голубкову был очень важен этот закон – он лично инициировал его полтора месяца назад. Суть закона была проста и ясна: запретить организацию политических партий по половому и национальному признаку. Доводы Голубкова были ясны и чисты, как слеза ребёнка. В многонациональной стране это было просто опасно, что же касается баб-с, то женщины такие же люди, как и мужчины, поэтому зачем им собственная партия?

Хотя, если руку на сердце на «национальное» Голубкову было глубоко наплевать. Главной мишенью была партия «Новые женщины России», которую создала и возглавила эта стерва Чайкина. Та самая, что увела у дочери Оксанки мужа, заодно отняв у самого Голубкова один из надёжных источников финансирования. В лице этого грёбаного Петухова с его «Ва – Банком».

Впрочем, после предварительной серии переговоров чаша весов всё больше склонялась в пользу принятия голубковского закона. Но успокоится он только тогда, когда партии Чайкиной будут перекрыты все дороги.

– Вечер–то хоть свободен?

– Почти, – позволила себе улыбнуться Антонина Фёдоровна. – Презентация сборника «Ведущие политики России». Три федеральных канала возьмут у вас интервью.

– Тексты моих выступлений?

– Всё готово. Посмотрите сейчас?

– Перед выступлением. Вы же знаете, как я вам доверяю.

Антонина Фёдоровна сдержанно улыбнулась: она прекрасно знала себе цену.

***

Уже стемнело, когда грузовая «газель» свернула с Новокузнецкой улицы в проезд между жилыми домами. В здании телекомпании ВСТ горели почти все окна – телевизионщики работали в режиме «нон–стоп». Площадка перед соседним реконструируемым зданием была освещена лишь парой лампочек. «Газель» подъехала и остановилась около подъезда, рядом с которым светилась одно окошко – ночного сторожа.