Текст книги "Письма Филиппа"

2

.

Взгляни в свои глаза, и я смотрю

Оставь во сне уныние от мира

Смотреть не перестану – я не сплю

Но чувствую, что всё проходит мимо.

Александр открыл дверь в комнату, и увидел, как напротив у окна близко друг другу сидели три женщины и наклонившись очень тихо, почти шёпотом, что-то серьёзно обсуждали. Увидев появившегося в дверях Александра, все сразу замолчали и наступила некая повисшая в воздухе пауза. Кира отвернулась и стала смотреть в окно, Лера сразу взяла стоящую перед ней на столике чашку чая, Наталия вопросительно смотрела на Александра.

– Так и напрашивается сразу: «… три девицы под окном…», – произнёс, скорее сам себе Александр, чуть замешкавшись при входе в комнату.

– Ты собрался куда-то, вот и иди, не мешай, мы тут о своём…, давай, давай….

– Я понял, тайный сговор…, ухожу… ухожу, – взяв, уже собранную, большую тяжёлую сумку, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь шутливо крикнул он из коридора.

Александр медленно шёл по саду и поглядывал наверх. Там на последнем этаже были два окна, тёмные два окна его комнаты. Он вспомнил как сидел мальчишкой на подоконнике, смотрел вниз и ждал отца. Уже темно, но он вот-вот сейчас появится из-за угла и пойдёт по алле сада, поглядывая наверх и увидит его…. Александр шёл сейчас также как его отец по этой аллее, но наверху было темно, его никто не ждал. Вошёл во двор, повернул направо и прошёл вдоль стены до угла. Открыл дверь парадного входа и вошёл. Каждая ступенька давалась с трудом, боль в коленях была острой…: «… болезнь роста…, будь она неладна…, что ж, так до сих пор и не смог вырасти…», – Александр усмехнулся, вспоминая как в детстве, несмотря ни на какие боли в коленях нёсся через три ступеньки наверх. Он никогда не позволял себе ездить на лифте с чёрного хода, даже сейчас, особенно сейчас. Достал ключ и открывая дверь вдруг подумал, что замок видимо ещё тот, который был, наверное, самым первым и его никто за столько лет не поменял, ну и что, он до сих пор исправно работает. Отцу было пять лет, когда он с родителями переехали сюда в эту комнату, перед самым началом войны. «Никого больше нет, остался только Я», – Александр постоял некоторое время перед сохранившейся большой старой красивой печкой до потолка, покрытой белой плиткой. Иногда он топил её и …, наверное, в тот день, пожалуй, именно в тот день, решил он, всё и началось…, пожалуй, когда он поехал к отцу. Мама уже тогда лежала в больнице, а он поехал чтобы отец не оставался один. Надо вспомнить тот момент…, именно тот самый главный момент в его жизни, который определяет всё от начала и до конца, ещё тогда, когда он даже не предполагал о том, что сегодня он приедет сюда, чтобы определиться с замыслом, составленным из разрозненных хаотичных записей в его блокнотах, как единым замыслом…, оказывается этот замысел есть, он существует…, он всегда существовал и он – этот замысел и есть вся его жизнь.

Александр сказал это себе, сидя в одиночестве за столом в своей комнате. Он разглядывал стоящие на полке блокноты, книги, тетради…, все свои рукописи, которые до этого момента молча смирно стояли и покорно ждали своей участи: забудут ли о них, выбросят, а может сожгут или сложат в коробку и запихают куда ни будь до лучших времён…, они ждали своей участи и, наверное, в сущности ни на что и ни на кого не надеясь. Зачем они кому-то нужны, даже если они уже написаны, ведь неизвестно началом было это их жизни или окончанием. Младший брат записывал всё в одну книгу, а Александр на протяжении всей своей жизни записывал в отдельных небольших блокнотах, которые по размеру подходили чтобы их всегда было удобно положить в карман, только и всего, потому именно эти блокноты.

После разговора с Людой Александр твёрдо решил для себя, что отпуск, который он намеревался провести на даче, он использует для работы со своими записями. Нет не для того чтобы свести их в один текст, а скорее, чтобы заново пережить те пришедшие ему тогда идеи и возможно дополнить их или даже переосмыслить.

Родители давно получили квартиру в новостройке и переехали туда, а комната на верхнем этаже большого дома перед садом осталась Александру. Он так и называл это место в своей жизни – моя комната. Он очень редко приезжал сюда, она стояла всё время пустая, и над тем что с ней делать он даже как-то не задумывался, но когда встал вопрос о том где собрать воедино свой замысел, то решение было однозначным – конечно у себя в комнате.

В тот день Александр поехал к отцу пораньше, днём. Поднялся на несколько ступенек к парадной двери и увидел, что в дверях вставлен кодовый замок, а кода он не знал. Он наклонился и внимательно рассматривал в надежде найти отличия цвета кнопок, но замок был совершенно новый, и кнопки ещё были одинаковые.

– Я вам скажу код, если вы мне поможете поднять наверх велосипед.

Внизу у лестницы стоял мальчик лет восьми с большим, явно на вырост велосипедом. Александр спустился, поднял тяжёлый велосипед и помог дотащить его сначала до лифта, а потом до двери квартиры. На звонок дверь открыла молодая женщина, поблагодарила Александра за помощь и всё на этом. Потом он спустился на этаж, на котором находилась квартира его родителей.

Александр выделил именно этот случай, как тот, который определяет практически всё, не что-то отдельное или конкретное, а как некий обобщающий символ его единого замысла. Мир управляется знаками и символами – такое, во всяком случае, он придал этому ничего не значащему событию значение, как некую фиксирующую центральную точку.

Через некоторое время после того случая, он пришёл домой и застал у себя свою сестру Леру, вокруг которой хлопотала встревоженная Наталия. Лера была совершенно простужена, кашляла, поднялась высокая температура.

– Ты зачем в таком состоянии приехала? Надо было дома лежать, а не ехать сюда.

– Я на камне долго сидела.

– Ты что шутишь, на холодном камне, ты же застудишь себе что ни будь. Зачем ты сидела?

– Антон писал, а я позировала.

– Знаешь, твой Антон вообще без мозгов, разве можно так, мало ли что он там писал, он о тебе-то подумал?

– Он говорил мне чтобы я не сидела, но я сама, а иначе как же…?

– И что он писал?

– Ну, на фоне залива и неба женщина сидит на камне, опустив ноги в воду.

– Так ты ещё и с ногами в ледяной воде? Совсем без ума.

Лера только слабо улыбалась на причитания Наталии. Александр сидел в кресле молчал и только смотрел на них.

– Что-то случилось? – спросил он, когда Наталия вышла из комнаты.

– Антон тебе письмо просил передать.

– А подождать с этим было никак нельзя?

– Нет, – помотала Лера головой, – это очень срочно.

Она передала большой запечатанный конверт Александру. Тот вскрыл его, пробежал глазами несколько строк текста, написанного от руки на больших листах бумаги:

«Глядя на своё солнце светящееся и постоянно осознавая его наталкиваешься на взгляд темноты, названные мною сначала глазами. Эта встреча с вечностью. Становится невыносимо тоскливо от сознания, что до этой мудрости не подняться и в тоже самое время осознаешь, что это Ты. Что же делать? Будущее глядит глазами темноты. А солнце в тебе позволяет увидеть, но как подняться?

Стремясь к гармонии и ясности сознания одновременно стремишься к гармонии тела. Всё гармонично. Но как подняться – только покоем в движении…».

– Что это, я, по правде сказать, не понимаю…? – подняв глаза поверх листов, спросил с сомнением Александр.

– Антон тоже не понимает, потому он и попросил меня тебе их передать, может ты что ни будь скажешь об этом?

Александр снова немного прочитал.

– Нет, не понимаю, что это…, а откуда он взял его?

– Ему это кто-то диктует, а он записывает.

– А кто такой Антон, ты столько времени живёшь с ним и никак не познакомишь…?

– Он художник, программист, дизайнер…, и почти никогда не выходит из дома.

– А как ты с ним познакомилась?

– Познакомилась…, – Лера ненадолго задумалась, – а вот здесь рядом с вами на перекрёстке. Я тогда улицу перешла, а он стоит и держится за столб, на котором светофор висит, и растерянно так по сторонам оглядывается. Я сначала прошла мимо, а потом вернулась, мол он что-то ищет? Я, говорит, забыл, как домой вернуться. Сказал мне свой адрес, я ему объяснила, как быстрей доехать, а он мне: нет, нет, вы что, я только пешком…, и пошёл в другую сторону. Был выходной, я вообще-то тогда вышла побродить по городу…, проводила его до дому, вот так и познакомились. Просидели у него весь вечер, чай пили…, наговорились…. Он предложил написать мой портрет, я к нему стала иногда заходить, и, правда, он написал мой портрет, мне очень нравится.

– Кто…, портрет или Антон?

– И портрет, и Антон, если хочешь знать. Он недавно написал картину, большую такую. На сплошном голубом фоне стоит золотой человек и глаза у него золотые и светятся, прямо в тебя смотрят, а чуть позади стоит женщина и смотрит вправо, то ли на него, то ли за …, но у неё глаза закрыты. Вот как только он закончил эту картину, он стал получать эти письма.

– По почте?

– Нет, ему мысленно их кто-то диктует…, точнее не ему диктует, а просто кто-то диктует их, вообще, а Антон просто слышит этот голос. Говорит, что он звучит как будто в огромном зале.

– Послание-то, честно говоря, зловещее.

– Это я его заставила поехать на залив. Он собрался написать, что-то в роде… женщина и море или что-то в этом духе. Усадил меня на табуретку, давай представим, что это камень, а ты сидишь на нём, вокруг вода, лёгкие волны, облака…. А я ему сказала: нет, знаешь, мы ничего представлять не будем, а просто поедем на залив, я сяду на камень и вокруг меня будет вода, а дальше облака и что хочешь. Силой его надо заставлять, чтобы он куда ни будь пошёл или поехал. Видишь ли он представит, вот и сидела на камне….

– Виртуальный человек твой Антон.

– Да, – Лера задумчиво смотрела в сторону чуть грустно и отрешённо.

Я вышел с работы и перейдя улицу не спеша шёл к мосту, когда краем глаза заметил, что какая-то женщину встала со скамейки и быстро направляется в мою сторону. Я повернулся к ней, прямо ко мне шла Кира.

– Ну, мы то по нескольку месяцев вообще не видимся, а то прямо сразу все. Я здесь выходные у Александра на даче провёл…, привет.

– Я знаю, что ты у Александра был, от меня тоже приглашал, только я не смогла приехать. Мне поговорить с тобой надо. – Кира была серьёзной и несколько встревоженной.

– Что-то случилось?

– Не знаю.

– Значит что-то случилось.

Мы сели на скамейку, Кира молчала и по её виду я решил, что она скорее, чего-то ждала, чем была чем-то озабочена.

– Вон смотри, видишь идёт мужчина, – вдруг шепнула Кира, заговорщицки глазами указывая на проходящего мимо нас невдалеке мужчину.

– Да, вижу, – также тихо ответил я ей.

– Это Владислав, я с ним раньше работала.

– И что, за ним надо проследить?

– Нет, я просто хотела, чтобы ты на него посмотрел. Я всё время думаю о нём.

– Влюбилась?

– Нет, что ты, при чём тут это, просто он не такой…, я с ним шесть лет работала, а только сейчас вдруг поняла, что практически не имела ни малейшего представления кто он на самом деле. А сейчас до меня начало что-то доходить, проясняться, я честно говоря в шоке.

– Он какой-то учёный?

– Учёный? Да если про него сказать, то он вообще никто, просто рядовой сотрудник и в тоже самое время он практически всё, если не больше. Я три месяца назад защитилась….

– Тебе кто-то угрожал…?

– Перестань, я докторскую защитила….

– Ну, поздравляю, это, наверное, хорошо…, единогласно!?

Кира мимолётно кивнула, как отмахнулась.

– Я знаю ваше с Александром отношение к этому, только я уже говорила – мне это важно.

– Да, да, не обижайся, ты молодец…, я понимаю. Так зачем ты мне его показала?

– Как он тебе?

– Ну внешне обычный мужчина, очень умён, сильный, видно чем-то расстроен или нет, скорее растерян…

– Его уволили недавно.

– Тогда понятно.

– Нет, вот это-то как раз и непонятно, а почему именно его? Ну работал бы человек себе, никому не мешает, так нет, его прямо сократили насильно, как будто не понимают кто он?

– А кто он?

– Не знаю. Знаю только, что он совсем непохож на того, кем на самом деле есть.

– Я думаю, что просто он совсем не из той среды, в которой он по твоим меркам должен находиться, и нарушил создаваемую тобой некую целостность твоего мира. Он её разрушил, просто своим присутствием, да?

– Да…, это так, у меня всё время ощущение, что я в лодке без вёсел. Вроде бы и в безопасности, и в то же самое время вообще неуправляема.

– Расскажи мне о нём.

– Шесть лет назад меня пригласили в очень крупную корпорацию, и сразу «замом» генерального. Но на самом деле там тогда уже только вывеска осталась, а сущность-то её по своей природе имеет в целом фундаментальное значение. Месяца три прошло, сформировалась некая управляющая группа и работаем, вытаскиваем компанию за уши из того болота, в котором она уже увязла. Вызвал меня как-то к себе генеральный, я вхожу, а он из своего кабинета в этот момент выходит с одним из главного управления, – Кира глазами указала наверх, – я его не знаю, так видела несколько раз на совещаниях. Генеральный мне глазами показал, что мол проходи, а сам того провожает, ну и тихо так между собой переговариваются: он придёт и сам всё сделает, ты ему, по возможности, дай зелёный свет во все кабинеты, ну, чтобы без всяких там заминок, ладно? Генеральный только кивает головой, что всё понял, всё сделает. Где-то через месяц приходит к нам Владислав, начальником какого-то второстепенного отдела в одной из косвенных дирекций. У него в отделе все молодые, вообще без опыта работы, девица и три парня, – Кира замолчала и отстранённо погрузилась в пространство внутри себя, – ты знаешь, я его вообще не воспринимала, мало ли кого там взяли, но я на него была, честно говоря, очень зла тогда.

– Почему, поссорились?

– Да, он очень обидел меня тогда, неумышленно, даже не зная этого, просто я сама воспринимаю такие вещи очень болезненно. У них в комнате дверь всегда открыта, душно, я как-то совершенно случайно в коридоре зацепилась языком с кем-то рядом с их комнатой, ну и слышу его голос, так краем уха, а он и говорит кому-то, мол: если структурой управления системой руководит женщина, то это означает, что системы нет, она уже давно умерла, а в настоящий момент просто заполнена некой аморфной массой…, и что-то ещё в этом духе. Ну ты представляешь, что он сказал?! Я просто была раздражена тогда так, что вычеркнула его, как нечто примитивное, узколобое, подумаешь какой-то дурак там что-то несёт, – Кира посмотрела на меня, – я тогда даже спросила генерального: почему каких-то идиотов принимают на работу, что специалистов не найти!?

– А он что тебе ответил?

– Ничего, промолчал, только сказал, чтобы я не обращала внимание на всякие высказывания кого угодно, руководителю это не подобает. Месяца через два компания начала выправляться, потом вообще вертикально вверх, можно сказать, пошла в развитии. Мы работали без выходных и праздников. И знаешь, я никогда, даже косвенно, не связывала Владислава с теми преобразованиями, которые происходили. Какой-то мелкий начальник отдела в параллельной узкой дирекции, что там он делает я даже не вникала, честно говоря.

– Ну, и что в конце концов произошло?

– Да ничего собственно говоря и не происходило. Он никогда не приходил ни на какие совещания, переговоры или, точнее, крайне редко. И вот наступил момент, когда необходимо было принять крайние меры, мы перешли функции самой компании, какой бы статус она не занимала, вошли в прерогативу государства и вот тут-то он и появился. Ты ведь знаешь, принципиальные решения принимаются двумя, тремя, ну не более пяти человек, сядут друг против друга, как решат, так и будет. Меня на тех переговорах не было, а он там был…, на самом верху, – Кира опять посмотрела вверх, – я об этом потом узнала и то случайно. И решения принимались на основании его выводов, он всё подготовил и запустил, понимаешь, он, а не мы или они. Сейчас всё развивается, как мы думаем на дрожжах, пришло новое руководство, государственники, и его сразу уволили, с формулировкой: не определена эффективность работы его отдела и в связи оптимизаций функций управления компанией. А потом приехала государственная комиссия, задача перед ней стоит в части законодательства и тому подобное. Большие круглые столы, и тут выясняется, что никто, представляешь, вообще никто не понимает основного принципа, а почему система работает, что её в срочном порядке делают государственной программой, никто. Тогда быстро начали искать Владислава, а он уже оказывается уволен, вот он тогда пришёл и объяснял, что значит система и на основе каких принципов она может только существовать. Я его тогда слушала и впервые поняла, что даже косвенно не представляю и не понимаю ход его мыслей. То есть совсем, он откуда-то из другого измерения. Я начала серьёзно изучать то, над чем он работал, смотрела его расчёты, читала записки, благо они ещё у кого-то сохранились и вроде что-то в мне просыпалось, я как будто начала видеть всё другими глазами. – Кира замолчала, мне даже показалось, что она сейчас расплачется, так она волновалась. – Потом я узнала, что он сейчас иногда подрабатывает в компании, в которой всего два человека. Но я теперь твёрдо знаю, и не обманываюсь, совсем неважно сколько сейчас с ним работают, всё произойдёт так же, как и с нами, он всё сделает, и система будет работать, совершенно не обращая никакого внимания на всех нас вместе взятых, он её уже запустил.

– Это работа Мастера, – Кира удивлённо на меня смотрела, – тебе несказанно повезло, ты не просто видела его работу, но и даже соприкоснулась непосредственно с ним. Их никто не назначает, не приглашает и не увольняет. Сами, когда считают это необходимым, приходят и сами уходят. Александр абсолютно прав, это переход…, потому что Мастер здесь.

– Ты знаешь, есть ещё кое-что, – перебила она. Я смотрел на Киру, у неё покраснели глаза, потом она открыла свою сумку и достала из неё сложенный большой лист бумаги, передала его мне. – Я это украла у него, прости, но я тогда была как не в себе. Было большое совещание, а он сидел в углу в конце зала и что-то писал, он в тот день был на работе в последний раз. Я пошла к ним, хотела посмотреть один график, который он составил, хотела успеть, пока он не ушёл, чтобы пояснил мне некоторые детали. Никого не было, на его столе лежала стопка бумаг, я начала без спроса искать и увидела внутри стопки этот лист…, пробежала глазами и спрятала у себя, потом вдруг резко почувствовала, что он сейчас войдёт, быстро отошла к окну, а он и правда вошёл, ну я ему промямлила, что-то про график, так он лежал на самом верху стопки, на самом виду, взяла его и ушла.

Я развернул большой лист в клеточку, вырванный из какого-то хозяйственного журнала и начал читать:

«Свет сквозь окно.

(из трагедии: «Нравственный круг»)

… век странный наш – познания и лучших дней мечты пусты, и всё для нас изгнанье, как будто знаем мы, что думаем и что желаем. Но все желания прошли и снова мы одни – лишь по себе скорбим и о себе мечтаем…

Мы беседу ведём, но под вечер окно затворю от прохлады тумана, и свет утра запавших идей занавешу я шторой, чтобы было спокойней глазам. Вот рассядутся все, кто хотел, кто как смог и зацвёл лес деревьев прекрасных, и поник не увянув, но обрёк он себя на мечту – мудрецам, что без слёз, на заплаканных нами словах, вам сказать обязались молитвы. А туман вдруг под вечер в окно посмотрел, но я штору прикрыл от дыханья его опасаясь, свет померк, свет ушёл и ушла связь времён, и надежды о прошлом мечтали ином. Раз дано, так зачем возвращаться назад и зачем ещё раз обязались молчанью, нить времён и людей – нить тумана со мной сквозь свет штор занавешенных окон. На колено одно чтобы руки сложить на груди и не глядя в окно, сквозь туман ни о чём не спросить, но вопрос свой забыв, свет в окне вдруг увидев – нарекая себя всё же быть и быть вечным тогда, как за шторой туман занавешенных окон. Наблюдая про всё, видеть мир изнутри и отдать всё богам, и боятся несчастий – наречённой судьбы благодарность по вам, а желания ваши всегда есть желанья, а добрались ли мы на полшага туда, где стоит тот олимп в виде вечности или – мир готов уступить вам дорогу идти, но куда, где всё есть или нету: те же счастье и боль, та же жизнь, та же смерть, есть дорога назад и вперёд тоже есть. То, что хочется вам будет вечным всегда, но живите всегда коль так хочется нам. А туман, что под вечер в окно заглянув, посмотрел нам в лицо и остался стоять – он пропел свою грустную песню о том, что так важно узнать, что так надо понять – тот туман из-за штор занавешенных окон.

Глаза любви открыты светлы и свободны надежды полны от счастья великой. Пошёл возвратился огляделся – камни. И свет, и тень свобода рабство солнце ночь поднялся вздохнул печаль и спустился.

Они печальны, руки, открыть сердце любви, а души холодны, эмоции, страсть, расчёт пополам с горем – половина счастья. Жизнь холодна, смерть жестока, силы, грубость. Музыка черна, возникла миг и сила, боль. Закрой глаза слепой она черна, не видишь, но поёшь ты знаешь она черна как боль. Один слепой.

О конце мира поёшь ты опять как манну ждёшь. Стоя напротив не смотрела в глаза – У меня мать полгода как умерла, и я теперь живу одна. Приходите меня навестить. Молча смотрел.

– Вы всех их убили?

– Почти. Я устала, и я не буду спать. Через красный закат пройдя и даже не спросил ну зачем же твои слёзы, и я теперь живу одна. Вы придёте меня навестить?

– Да.

И снова молчанье.

– Так вы всех их убили?

– Почти.

– Ну, что ж, спи, тебе можно поспать. Ты снова куда опять? Ты можешь меня взять?

– В другой раз. Отец. Её подруга в могиле. Работа? Ответь и что же такое смерть? Вот и я не знаю, но хочу посмотреть. Завещай мне меня я хочу умереть. Помоги. Родился я сам, но без помощи не могу умереть. Как странно, помяните нас, но это наши последние деньги.

– А я верю вам, но ты должен уйти, чтобы, родившись прийти. Надо ждать. Надо ждать и любить.

Она шла по реке и искала тебя, потом попросила взять себя в руки, но рыбак смерти не знал. Знать человеку надобно ждать. Ждать и любить. А ты здесь. Спи, тебе надо поспать, чтобы вернуться.

– Вы всех их убили?

– Почти.

Я живу здесь одна – навестить вы придёте меня?

– Да. Вы одна у меня. Посвящение вам. В память тебе.

– Мой друг, наша дочь здесь с тобой. Ты поспи, чтоб вернуться придётся уйти и не жди.

– Громовержцы! Придите под звук затихающих труб…!»

Я сидел и ошеломлённо смотрел в написанный красными чернилами текст и не мог поверить, ведь я его где-то там, в полусне на даче у Александра уже слышал. Я посмотрел на Киру, она в упор смотрела на меня.

– Кира, ты знаешь, – я передохнул, – это о тебе! Он это тебе писал…

– Я так и знала, – Кира сказала, как выдохнула, с облегчением и надеждой в голосе, – я это почему-то чувствовала, потому и украла…. Потому что это моё, это мне…, для Меня!

– Тебе надо с ним обязательно познакомиться, обязательно.

– Да я с ним шесть лет работала, я знакома с ним. – Кира удивлённо на меня смотрела.

– Нет, незнакома, ты его просто видела, часто, но ты незнакома с ним, он с тобой да, а ты – нет.

– И как это сделать? – растерянно тихо спросила она.

– Просто приди к нему и познакомься, только так, я по-другому не знаю, как. А потом сходите вместе с ним к Александру.

– Да, я понимаю, – Кира была уже где-то далеко и, наверное, не слышала меня.

Мы молча по алее дошли до перекрёстка и остановились, дальше нам надо было в разные стороны.

– Ты мне так помог, просто не представляешь, как помог…– она быстро повернулась ко мне, обхватила одной рукой за шею и крепко поцеловала меня в щёку, затем быстро пошла по улице, но сразу же обернулась помахала мне рукой и ушла.