Текст книги "Ответная месть"

Автор книги: Паула Гослинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

19

– Ты сбрендил? – спросил Нилсон, когда пожар в телевизоре был успешно погашен. – Конечно, мы должны сообщить об этом, Джек. Кто-то устроил на тебя засаду, пытался убить тебя…

– Да, уже я заметил, – сухо сообщил Страйкер. Он вновь лежал на кушетке, попивая пиво и давая успокоиться ноющей руке. Внутренняя анестезия – индейский трюк.

– Дробовик нужно на экспертизу, нужны фотографии…

– Нам ничего не нужно, – сказал Страйкер. – Допустим, мы здесь все оставим на сутки – что плохого случится?

Нилсон посмотрел на него и медленно опустился на кофейный столик, вытирая лоб рукавом, – правда, размазал кровь, а не стер ее.

– Это даст мерзавцу еще двадцать четыре часа – на улицах, для его цели, – сказал он. – Еще двадцать четыре часа, чтобы прикончить тебя – и, может быть, кого-то еще.

– Я хочу его поймать, – заявил Страйкер.

– Прекрасно, мы все хотим его поймать, Джек. И мы поймаем. Но в этот раз он обрел новый почерк и…

– Нет, ты не понимаешь. Я хочу его поймать, – повторил Страйкер.

– О, дерьмо, – простонал Нилсон. – Не говори мне этого.

– Сделай одолжение: позвони в госпиталь, узнай, все ли в порядке с Тосом, – попросил Страйкер. – Это-то ты можешь сделать, так?

Нилсон встал.

– Хорошо, – сказал он. – Тогда я звоню.

– Позвони сначала в госпиталь.

– Хорошо, хорошо. Я звоню в проклятый госпиталь, – сказал Нилсон, приняв тон раскапризничавшегося ребенка. – Вот я уже набираю. – Он вполголоса сказал несколько слов и положил трубку. – Тос в порядке.

– Понятно. Теперь звони в госпиталь и убедись лично.

– Но я только что…

– … позвонил Пински. А теперь позвони в госпиталь, о'кей?

Нилсон посмотрел на затылок Страйкера, который виднелся над спинкой софы.

– Ты что – считал звоночки?

– Нет – я читал с твоих губ. Ты позвонишь наконец в госпиталь?

– Бог мой, ты становишься брюзгой, когда в тебя стреляют, – проворчал Нилсон. Но позвонил и убедился, что Тоскарелли все еще без сознания, хотя и ухудшения нет, – и передал информацию Страйкеру. – Удовлетворен?

– Да. А теперь положи трубку.

– Черт, как хочешь, а я вызываю.

Страйкер встал и повернулся к нему, держа наизготове револьвер.

– Положи трубку, Хэрви. Я знаю, что говорю.

Нилсон уставился на него, затем положил трубку со стоном отвращения.

– О черт, Джек.

– Нам нужно подождать Неда. Сядь, Хэрви. – Страйкер показал револьвером на кресло возле двери. Кресло было удобное, низкое – из него так долго вставать… – Сядь именно туда.

– Я бы хотел пойти смыть кровь со лба.

– Сядь.

Нилсон сел.

Десять минут спустя прозвенел дверной звонок. Они оба пошли открывать. Вошел Пински, увидел окровавленное лицо Нилсона, пистолет Страйкера – и зарычал.

– Что все это значит?

– Меры предосторожности против психа, – объяснил Нилсон.

Страйкер поманил их в гостиную. Пински остановился в дверях и уставился на сгоревший телевизор.

– Что за черт?

– Наш друг решил сменить обстановку в гостиной, – объяснил Нилсон. – По крайней мере, он хочет, чтобы мы ему помогли. Что ты об этом думаешь?

– Думаю, здесь воняет, – объявил Пински, морща нос. В прямом смысле слова. – Послушай, Джек, я еще не обедал, я смертельно устал и…

– Сядь, – сказал Страйкер. Когда оба уставились на его, он повторил громче. – Сядьте же. Черт вас побери!

Они сели.

Страйкер встал над ними, все еще с револьвером. Лицо его было бело от боли и усталости, а глаза сверкали.

– Я думаю, что это коп, – сказал он.

Нилсон и Пински переглянулись, а затем вновь посмотрели на него.

– Вы слышали, – повысив голос, сказал Страйкер. – Коп. Я думаю, это делает коп. Он должен быть копом. – Он махал револьвером перед носом Нилсона, который даже не стал уклоняться. – Кто еще может знать, где находится офицер полиции в каждый определенный момент? Кто еще может так хорошо знать наши привычки, расписание работы, передвижения? Может быть, он даже фальсифицировал вызовы диспетчера, чтобы отправить офицеров туда, где их легче прикончить. У кого еще может быть радиосвязь, да еще на волне полиции?

– У любого, кто наберет денег на радиотелефон, – спокойно заметил Пински. – Ты порешь чушь. Опусти свой револьвер, Джек, не заставляй говорить с тобой грубо.

– Нет, пока вы не пообещаете, что дадите мне время найти мерзавца. Мне нужно, чтобы у Тоса круглосуточно была выставлена охрана; мне нужен водитель, который будет мне полностью подчиняться. Мне нужен доступ к компьютеру, мне нужно…

Пински встал.

– Ни хрена ты не получишь от меня, что тебе нужно, – зло сказал он. – И спрячь свою дурацкую пушку.

Страйкер начал отступать в глубь гостиной.

– Я застрелю тебя, Нед.

– Не застрелишь, – сказал Пински. – Я давно тебя знаю, Джек. Отдай револьвер и ступай спать. Мы со всем разберемся. Если это коп – если это кто угодно – мы все равно достанем его. Оставь это для нас. – Он жестом остановил Страйкера, пытавшегося возражать, и продолжал: – Разве ты не доверяешь нам? Разве не ты учил меня всему, что я знаю? Не ты? – Говоря это, он моментально потянул руку и выхватил револьвер у Страйкера. Проверил, заряжен ли тот, увидел, что предохранитель спущен – как он и думал.

Положил револьвер в свой карман. Мягко наступая, он подталкивал Страйкера к софе, пока тот не оказался возле нее. Затем он нажал на его здоровое плечо и заставил Страйкера сесть.

– Джек просто устал, – сказал он Нилсону, будто это объясняло все.

– Он рехнулся, – сказал Нилсон, стыдясь, что сам не уложил Страйкера. Но черт побери, этот сукин сын довольно страшен, когда впадает в бешенство.

– Теперь рассказывай, что случилось.

Нилсон рассказал. Все это время Страйкер сидел на кушетке, опустив голову, ничего не говоря, – поверженный человек.

Когда Нилсон закончил, Пински вышел в кухню и огляделся, а затем вернулся.

– Я доложу, – сказал он, берясь за телефон.

– Нет, не… – начал было Страйкер.

– Прости, Джек, но ты знаешь, что это нужно, – твердо сказал Пински. – Некоторые правила и я обхожу, но не в этот раз. Это для твоего же блага.

– Черт возьми, послушай же меня! – заорал Страйкер. И он повторил то, что говорил до сих пор. – И еще. Я думаю, что знаю, кто это. Я думаю, это Тим Лири.

– Интересно… – сказал Пински. Его рука все еще была на телефоне, но трубку он не взял.

– Ты раньше так не думал, – напомнил ему Нилсон.

– Он раньше и не говорил, что это Лири. Он только сказал «коп».

– С чего бы это Лири начал убивать полицейских? – спросил Нилсон.

– Потому что он ненавидит наш департамент, – сказал Страйкер. – Он ненавидит всех нас. Это видно по его глазам. Ты же был в суде, Нед. Ты был на процессе Бронковски. Ты видел, как он смотрел на нас, – ты должен был разглядеть ненависть в его глазах. Он хочет заложить нас, но его не приводят к присяге, вот он и избрал другой путь: он по одному уничтожает нас, и будет это делать, пока кто-нибудь не остановит его.

– Я не уверен, что согласен с твоей версией, – медленно проговорил Пински. – Разве он не под наблюдением?

– Нет, – пояснил Страйкер. – Я спросил по телефону.

– Разве к нему никто не приставлен? – удивился Нилсон.

– Нет.

– Бог мой – почему?

– Догадайся.

Пински и Нилсон переглянулись.

– Друзья? – предположил Пински.

– Что-то знает? – высказал свою версию Нилсон.

– Выбирайте кому как нравится, – сказал Страйкер.

– А ты думаешь, что это он все сделал? – спросил Пински, указывая на дверь кухни и развороченный телевизор.

– Кто еще мог сделать это? – возмутился Страйкер. – Я уверен, если мы поищем, то сможем найти связь между всеми убитыми офицерами и Лири. Но он промахнулся с Тосом и мной. Теперь дважды – со мной. И наверняка попытается убить меня снова. Он сумасшедший, но слишком хитер, чтобы это показать.

– Тогда вы с Тосом нуждаетесь в охране, – сказал Пински.

– Тос – да, но я не… – начал Страйкер и остановился. Снаружи послышался вой сирены.

Нилсон подошел к окну и выглянул.

– Кажется, кто-то из соседей все еще верит в полицию, – сказал он. – Черно-белая машина у подъезда и двое в форме идут сюда.

– Черт побери, черт побери! – провыл Страйкер.

Пински посмотрел на Нилсона.

– И как раз когда все так хорошо пошло, – проговорил он.

20

В палате было темно и тихо, разве что слышно было жужжание приборов, контролирующих состояние Тоскарелли. Страйкер, выглядевший устало, опустился на стул возле постели. Он посмотрел на профиль Тоса – и вздохнул.

– Дело в том – что бы там ни делал Пински, он никого сюда не посадит до утра, правда? Даже если он получит разрешение на это вообще, – сказал Страйкер. – Так что, пока такие вот дела, я посижу здесь, пока не придет твоя мать, ладно? Не думаю, что кому-то удастся проникнуть через кордон твоей престарелой леди и твоей сестры Марины. Она, может, и выглядит как ангел, но у нее костлявые кулаки. Если я выскажу ей свои опасения, даже у сестер возникнут проблемы – как к тебе проникнуть.

Тос ничего не отвечал.

– А если Пински не удастся уговорить Клоцмана выставить охрану, я снова приду завтра ночью. Есть возражения?

По-видимому, у Тоса не было возражений.

– Как я думаю в настоящий момент, это должен быть Лири, – доверительно продолжал Страйкер. – И что мне нужно – это чтобы у меня были развязаны руки, ты понимаешь? Ты знаешь, я люблю действовать на свободе, правильно?

Тос все понимал.

Страйкер рассказал ему обо всех своих мыслях, о телефонных справках, которые он навел, сидя в своем кабинете долгий этот день, и, наконец, рассказал ему о дробовике.

– Так что я выкинул такую штуку: когда приехал Клоцман со всеми этими мальчиками из экспертизы, я упал в обморок – якобы от нервного напряжения, понимаешь? Это было жалкое зрелище. Нилсону пришлось нести меня наверх. Я был полной развалиной. А когда Пински позвонил моему врачу, тот по моей просьбе пообещал Клоцману, что отошлет меня в санаторий за городом, где я буду в полной безопасности. Так что вот я уже здесь, в санатории под Филадельфией, отдыхаю и хорошо себя веду. Глянь в мое лицо – разве я не наслаждаюсь отдыхом?

Тос бы его не выдал.

– А теперь я начну охотиться на Лири – за тебя. Я вытрясу из него все кишки. Я собираюсь арестовать его. Черт возьми, я арестую его.

Удовлетворенный тем, что проинформировал своего партнера, обрисовал ему ситуацию, Страйкер позволил себе задремать на стуле. Это был не рядовой сон рядовых граждан, а неглубокий, тревожный сон только что родивших женщин и старых копов. Его мозг рассортировывал шумы в комнате: любой новый звук, любой щелчок, шепот, стон, шаги – и все, что было необычного. Его мозг дал бы сигнал тревоги, если что-то случилось бы.

Он доверял своему мозгу.

Но ничему более.

– Ты можешь вести машину?

Дэйна стояла возле постели; завернувшись в полотенце, оставив на полу влажные следы, когда бежала из ванной.

– Конечно, я вожу машину. Кто это?

– Это Джек Страйкер. Я внизу.

– Разве тебе не следует быть в постели? – Когда на этот вопрос не поступило ответа, Дэйна сжала зубы. – Это не приглашение, черт побери, а просто вопрос о твоем здоровье.

– Я прекрасно себя чувствую. Можно с тобой поговорить?

– Не знаю, есть ли мне о чем говорить с тобой. Мне сказали, что ты отстранен от расследования.

– Да… вернее, и да – и нет. По большей части я в вынужденной голодовке. Я заказал завтрак, но не могу съесть его сам. Не могла бы ты сойти вниз и нарезать для меня бекон, если не трудно?

– Понятно: требуется гуманитарная помощь.

– Можно и так сказать.

– Дай мне несколько минут.

– Я – в гриль-баре, столик в углу направо.

Она пришла и села напротив, пододвинула к себе его тарелку и начала резать бекон. Взглянула на него и поморщилась.

– Ты уверен, что сможешь прожевать это без посторонней помощи? Ты выглядишь совсем слабым.

– Моя внешность обманчива… рефлексы молнии и тело атлета, совершенное, как…

Она придвинула к нему тарелку.

– Заткнись и ешь.

Он старался как мог, пока она заказала кофе, апельсиновый сок, булочки. Когда все было съедено, она зажгла сигарету.

– Я не знал, что ты куришь, – сказал Страйкер.

– Я не курю, – ответила она.

– Но… – Он взглянул на ее угрюмое лицо и умолк. – Рад это слышать, – чуть погодя добавил он. – Курение плохо на тебя подействует.

– Говорят… – Дэйна с опаской смотрела на него.

Он выглядел слегка очумелым в это утро. Не зная его долго, можно было подумать, что он вообще не в себе. Она слышала, что он потерял много крови, но сейчас его глаза горели – от жара? – и щеки полыхали тоже. Она сдержала порыв – потрогать его лоб и сосчитать пульс… судя по выражению его лица, он сбил бы ее с ног, если бы она попыталась. Несмотря на рану, которая, видимо, мучила его, она видела в его лице выражение спресованной энергии и агрессии, которое она заметила, когда впервые встретила его. У нее было ощущение, что он представляет проблему – большую проблему для всех, даже для себя самого. Часть ее существа тянулась к нему, часть – боялась его. Она затянулась и постаралась не закашляться.

– Зачем тебе знать, умею ли я водить?

– Потому что я хочу, чтобы ты вела машину.

– Ты оставляешь департамент и основываешь таксомоторную фирму?

– Мне нужно преследовать подозреваемого, а я сам не смогу вести… – Он указал на раненую руку. Она видела, как напрягалось его лицо при каждом болезненном движении.

– Я думала, тебя не допускают к расследованию.

– На самом деле… – начал было он, но остановился. Придавил ее взглядом маньяка и широко, чарующе ей улыбнулся. – В самом деле, я основываю свою фирму. Это сулит гору развлечений. Есть и программа разделения доходов. Войдешь в долю?

– Распорядок работы?

– Распорядок работы таков: пока не поймаем. – Чарующая улыбка сошла с его лица.

– Кого?

– Его – Тимоти Лири. – Он рассказал ей суть дела и свою версию. – В настоящий момент у меня нет ответа на многие вопросы. К тому же я сейчас должен быть в санатории.

– В самом деле? И дела идут на поправку?

– Пока кто-то будет резать для меня бекон. Чтобы преследовать Лири, мне нужно две вещи: кого-то, кто бы водил для меня машину, и кого-то, кто был бы горазд в компьютере, чтобы вычислить связь между жертвами и Лири…

– Даже если этой связи не существует?

Страйкер поморщился:

– Она существует. Должна существовать.

– Почему?

– Потому что я говорю это. – И маниакальный блеск в его глазах усилился.

– Потому что ты хочешь добраться до Лири?

Он увидел в ее глазах подозрительность и попытался сбавить обороты.

– Потому что мне нужен снайпер. Если это не Лири, мы можем исключить его. – Он тяжело вздохнул. – В любом случае мы работаем на департамент. У меня есть подозрения, так давай раскрутим это дело. В любом случае, на что еще я гожусь, черт возьми?

– Я не знаю насчет тебя, но думаю, что я не подхожу для многого, – сказала Дэйна. – И первым делом я гожусь лишь для той работы, для которой была послана.

– Тогда – делай ее. Но делай ее со мной.

Она глубоко затянулась, погасила сигарету, сдвинула пустые тарелки.

– Кто у тебя на компьютере?

– Нилсон.

Она подняла брови:

– Не кажется ли это тебе… ненадежным?

– Весьма.

– А не мог бы он потерять эту работу?

– Мог бы. И Пински тоже.

– Бог мой, а что Пински для тебя делает?

Он усмехнулся:

– Пински? Он занимается Подозреваемым номер два.

21

Дэйна согласилась водить машину на том условии, что сможет контролировать действия Страйкера. Перед этим она извинилась и пошла в свою комнату переодеться.

И позвонила Нилсону.

– Что мне делать?

Нилсон был пойман врасплох; он был по голову занят тем, чтобы изображать работу за своим столом – и одновременно тщательно маскировать свой неослабный интерес к компьютерному терминалу внизу; поэтому сразу он не мог ничего посоветовать. Ему бы хотелось, чтобы она приехала помочь ему в компьютерном поиске. Это усилило бы впечатление, что он работает за своим столом, и развязало бы ему руки. А так ему приходилось полагаться лишь на старую и непрочную дружбу с оператором компьютера, и он не знал, сколько еще тот будет благосклонен к нему.

Дэйне дали бы доступ к компьютеру безо всяких вопросов.

С другой стороны, поручить вождение машины Пински или предоставить это самому Страйкеру было еще более рискованно, так как явилось бы прямым нарушением приказа Клоцмана отстранить Страйкера.

Дэйна же не подчинялась местному начальству.

С третьей стороны, кому-то нужно было следить за Страйкером, чтобы быть уверенным, что его вновь не подстрелят или он не вляпается в другую неприятность.

– Что ты сама предлагаешь? – спросил Нилсон, рисуя круги на блокноте.

– Ты чего-то достиг с отчетами?

– Вроде того. Лири был детективом в чине лейтенанта, приписанным сразу к двум округам, где были жертвы среди полицейских. Данные говорят о том, что он был в контакте с ними хотя бы недолгое время. С Ентолом, правда, связи не установлено. С Хоторном – тоже. Я работаю над этим.

– Я могла бы тебе помочь в этом?

– Конечно. И даже могла бы помочь с компьютером.

– А что Пински – могу я работать с ним?

– Нет – он женат.

– Я жалею, что позвонила.

– Нет, подожди. Прости, ладно? Я не знаю, где Пински на данный момент. В соответствии с расписанием у него свободный день. Когда я позвонил ему, Нелл сказала, что он еще спит.

– Джек сказал, что он преследует подозреваемого номер два.

– Кто бы это мог быть, черт возьми? – Нилсон был в замешательстве.

– Не знаю. – Голос Дэйны звучал раздраженно. – Ты думаешь, Джеку можно позволить действовать? Мне кажется, он слегка… слегка…

– Тронулся умом?

– Слегка нетверд.

– Умом – или телом?

– И то, и другое.

Это уже позволяло что-то посоветовать ей.

– Повозись с ним некоторое время. И позвони мне, если ситуация осложнится. – Он дал ей номер телефона в Отделении отчетов. – Если я не там – я здесь, о'кей? Но никому не говори.

Наступила пауза.

– Я знаю этот номер, – сказала Дэйна. – Я сама сидела там, когда впервые приехала. Офицера полиции, старшего в Отделении, зовут Кэрол, не так ли? Блондинка? Такая… крупная?

– Да, Кэрол Шектор. Она ростом всего лишь до моей галстучной булавки.

– Я не в том смысле.

– Да, но я не имел в виду, что она часто наклоняет голову к моей булавке. Ревнуешь?

– Нет, чувствую облегчение. Ты можешь для разнообразия приударить за кем-то еще.

Он усмехнулся.

– Не слышно, чтобы ты чувствовала облегчение.

– Пока.

Он медленно положил трубку и улыбнулся.

– Черт меня возьми, если я не прав, – пробормотал он. – Она волнуется из-за меня.

– Ты можешь улыбаться телефону хоть целый день, Нилсон, – он не влюбится в тебя, – сказал Чейз, проходя мимо.

– Знаю, у меня никогда не получалось с телефонами, – согласился Нилсон с отсутствующим видом.

Чарли Хэйфф был охранником в комнате суда номер три более двадцати лет.

– Я видел, как они приходили, и видел, как их уводили, – любил рассказывать он любому, кто захочет послушать. В серой форме и фуражке с козырьком, Чарли стоял возле двери, охраняя судебный процесс.

К счастью, у него были перерывы на кофе.

Нижний кафетерий во Дворце Правосудия был с мраморными стенами, с мраморным полом, и такой же гулкий, как котельная. На звон посуды и скрип тележек накладывались примерно пятьдесят разговоров, и, казалось, они поднимаются ввысь вместе с сигаретным дымом. Тем, кто был привычен, этот шум был что затычки в ушах. Как только вы наклонялись к собеседнику, прикладывали ладонь к уху и привыкали читать с губ, вы могли уже понять все сказанное, включая номер банковского счета. Страйкер и Чарли были старыми знакомыми. Дэйна пыталась понять, что они говорят, не могла – но и не жаловалась.

– Конечно, знаю, кого ты имеешь в виду, – сказал Чарли через горку морошки, которая плавала на его горячем шоколаде. – Огромный такой урод в кашемировом пальто. Я знал Лири давно, с патрульного копа, когда он приходил время от времени в суд, как вы все, чтобы дать краткие показания. Злобный такой сукин сын – прошу прощения, леди. Но его теперь нет, однако.

– А вообще он был сегодня здесь? – спросил Страйкер.

– Он был здесь утром, но ушел перед ленчем. Насколько я знаю, он не возвращался. А что он натворил?

– Я еще не знаю, натворил ли он что-нибудь, – сказал Страйкер. – Просто хочу его найти. Он каждый день приходил в суд во время процесса Бронковски? Когда я давал присягу, он был здесь.

– По большей части – каждый день. В некоторые дни он уходил рано – или, наоборот, не появлялся до ленча, но по большей части – каждый день. Наказать бы паразита. Они собираются его привлечь? Я слышал, он много чего знает.

– Это да. Знает он много. Ты можешь припомнить, в какие дни его не было?

– Черт, нет, конечно. Возьми мне еще шоколаду и пончик, чтобы я вспомнил. Нет, убери свой кошелек, парень. Я имею в виду, мне нужно сделать мозговую трансплантацию или как его там… у тебя нет, часом, лишних мозгов в кармане?

– Не понимаю.

Хэфф постучал себя по виску:

– Память уходит. Каждый проклятый день кажется похожим на другие, все мешается в памяти. Что я помню, например: я помню, что у меня было на ленч, но это ведь не одно и то же каждый день. Знаю, что вчера на ленч у меня был печеночный паштет, а мясной рулет – где-то на этой неделе, ну и все. При такой работе тебе не нужно помнить больше, чем день-два, только и работы: открой дверь, закрой дверь; скажи им, где туалет; скажи, что я сегодня в суде, – вот и вся моя работа. Она как-то называется, но я не помню даже этого. Могу, например, припомнить прошлый год: нужно тебе? Хочешь узнать, что было в позапрошлом году? Тогда я – твой. Могу рассказать тебе о компании Дэйви, или когда я служил на железной дороге…

– Так, значит, Лири присутствовал в суде нерегулярно? Это все, что ты можешь сказать?

Хэфф кивнул.

– Да, нерегулярно. Такая уж у меня память, можно сказать. Простите, но я не могу больше ничем вам помочь, ребята. Может, другие охранники? Гэрри или Пэт?

– Нет, спасибо, мы их уже спрашивали. Они тоже были на заседаниях в зале номер три…

– …время от времени? Это так. Я-то здесь все время, но могу припомнить лишь половину, а они где-то пол-времени – но не могут припомнить ничего.

– Ну, спасибо за помощь… – начал было Страйкер.

– Слушай, ты можешь спросить этого… карикатурного парня, – внезапно сказал Хэфф.

– Карикатурного парня?

– Ну да, того, что рисует для газет: сидит себе в углу и рисует всех. Он сможет рассказать, в какие дни ваш человек был – и не был. Он аккуратно так рисует – потому что в зале суда нельзя фотографировать, понятно? Он-то бывает здесь, как бы ты выразился, регулярно. Не могу припомнить его имени, правда.

Они поблагодарили Хэффа и ушли. Когда они выходили из кафетерия, они все еще могли слышать его бормотание насчет «регулярно-нерегулярно». Видимо, слово принесло ему массу удовольствия.

Художника они пригласили позавтракать в более спокойном месте, чем кафетерий, и Страйкер наконец-то раздобыл сведения, которые его интересовали. Когда художник возвратился в зал суда, Страйкер стал сравнивать добытые данные со временем совершения преступлений – и аккуратно заносить все в свой блокнот.

– Он мог совершить первое убийство, – сказал, подумав, Страйкер. – И мог прикончить Хоторна, так?

– Предположительно, – согласилась Дэйна. Она наблюдала за Страйкером: он, все еще выглядевший больным, увлеченно листал страницы. Работать одной рукой было неудобно, но она не предложила помощи. Она была и в выгодном, и в невыгодном положении одновременно. Ее босс в Вашингтоне предоставил ей относительную свободу для установления подробностей гибели Хоторна – но у нее не было иллюзий: в ее полномочия не входила помощь этому покалеченному детективу, да еще наперекор приказу его начальства.

С другой стороны, она уже влипла в неприятности, – так какая теперь разница? Столько лет подавляла свои эмоции – и вдруг открыла душу изумленному Хэрви Нилсону. Чего теперь скрывать? Почему бы не пойти ва-банк?

– Это он, – еле выдохнул Страйкер. Его лицо светилось удовлетворением. – Это Лири – он их всех прикончил. Каждого. Он не был в суде в каждый из дней, когда погибал офицер.

– Это ничего не доказывает, – спокойно сказала Дэйна. – Ты знаешь одну сторону дела: где не был Лири в те дни. Ты не знаешь, где он был, так?

– Это мы выясним на следующем этапе, – сказал Страйкер, вставая. – Заплати по счету, ладно?

– Что?!

Он посмотрел на нее и улыбнулся невинной улыбкой.

– У меня мало денег, и я не могу воспользоваться кредитной карточкой, правда? Я же нахожусь в санатории возле Филадельфии, и красивые сестрички гладят меня по головке.

– Пусть у них будут наждачные ручки, – пробормотала Дэйна, доставая сумочку.