Текст книги "Каперский патент (ЛП)"
Автор книги: Патрик О'Брайан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
– Мишени на плаву, сэр, – доложил Пуллингс из дверей каюты. Он действительно был в форме – напряженный, словно увидевший крысу терьер, разительный контраст с Джеком Обри.
У Стивена сложилось впечатление, что его друг не сильно бы волновался, если бы мишени потихоньку утонули сами по себе, и впечатление это подтвердилось во время первой части учений. Стимулы письма Нельсона и доброты адмирала давно закончились, вернулась угрюмость.
Угрюмость не означала нежелание исполнять свои обязанности. Обри испытывал слишком сильное чувство долга по отношению к кораблю, чтобы быть неточным или непунктуальным. Но Стивен заметил, что даже запах тлеющих фитилей, сокрушительный грохот орудий, скрежет и звон отката и дрейфующий над палубой пороховой дым не волновали капитана. Пуллингс, обожавший Джека Обри, наблюдал за ним с заметной тревогой.
Чего Стивен не заметил, так это того, что учения с орудиями и ружейной стрельбой оказались исключительно неудачными. Обычно подобные упражнения происходили вечером, когда команда по сигналу «Все по местам» разбегалась по боевым постам. Хирургу надлежало быть глубоко внизу и принимать раненых.
У Стивена не хватало опыта и понимания исключительного уровня артиллерийской подготовки фрегата в былые времена. Джек Обри с самых первых шагов в море (и еще больше – со времен первого самостоятельного командования) убедился в том, что точная и быстрая стрельба вносит больший вклад в победу, нежели надраенная медяшка. Этому принципу он следовал на всех своих кораблях, и «Сюрприз», которым командовал дольше всего, довел до выдающегося уровня. В подходящихусловия ЕВК «Сюрприз» мог сделать три точных бортовых залпа за три минуты восемь секунд, по его оценке – лучший результат на всем королевском флоте.
Нынешний «Сюрприз», пусть и лишившись префикса «ЕВК», все еще нес свои старые орудия – «Умышленное убийство», «Прыгучий Билли», «Отрыжка», «Внезапная смерть», «Том Крибб» и другие, как и сохранил большую часть орудийных расчетов. Но чтобы создать единую корабельную команду, а точнее предотвратить излишнюю неприязнь и расхождение во взглядах, Джек и Пуллингс перемешали в расчетах старых и новых матросов. Результат – печально медленная, неумелая и неточная стрельба.
Приватиры привыкли брать противника на абордаж, а не расстреливать его с расстояния (вдобавок орудийный огонь наверняка мог снизить стоимость жертвы). Мало кто мог наводить орудие хоть с какой-то точностью. Старые «сюрпризовцы» бросили немало нервных взглядов на капитана – критиковал он обычно нещадно – но никакой реакции не дождались. Ничего, кроме непоколебимой суровости. Окликнул он лишь один раз, да и то нового матроса, слишком близко подошедшего к пушке: «Абордажник у шестого орудия, Джеймс, отодвинься или на отдаче лишишься ступни».
Сделали последний выстрел, орудие прочистили, перезарядили, положили пыж, забили его и выкатили.
– Ну, сэр... – замялся Дэвидж.
– Посмотрим, что они смогут сделать с левобортными орудиями, мистер Дэвидж, – ответил Джек
– Закрепить орудия, – скомандовал Дэвидж, – всем матросам к повороту!
Пусть новички и не разбирались в стрельбе, но моряками были превосходными. Они побежали к своим местам у парусов, шкотов, булиней, строп и бакштагов так же живо, как и старые «сюрпризовцы». Последовали привычные команды: «Руль под ветер», «Паруса на галсовый угол». Но за громким «Грот к ветру» немедленно последовал визгливый возглас с топ-мачты «Эй на палубе, парус на одном румбе по левому крамболу».
Парус, несущийся под ветром с приличной скоростью, можно уже было разглядеть и с палубы. Впередсмотрящий, очевидно, смотрел на стрельбы, а не на горизонт.
«Сюрприз» увалился под ветер, Джек обстенил фор-марсель и с подзорной трубой поднялся на топ. Отсюда судно можно было разглядеть целиком. Даже без подзорной трубы Джек мог сказать, что это – крупный тендер, одно из тех быстрых, проворных, способных держаться круто к ветру суденышек на две-три сотни тонн, которые используются контрабандистами или их преследователями.
Для контрабандиста очень аккуратное, слишком уж аккуратное. В подзорную трубу Джек увидел военно-морской вымпел над гротом. Тендер шел с наветренной стороны. На дальней дистанции «Сюрприз» от него почти наверняка уйдет, но это означает вернуться на регулярные торговые пути. Там есть вероятность попасться какому-нибудь ранговому кораблю, который украдет у него гораздо больше людей, чем тендер. Уходить, лавируя против ветра, бессмысленно. Ни один корабль с прямым парусным вооружением не может держать так круто к ветру, как тендер.
Джек вернулся на палубу и приказал вахтенному офицеру:
– Мистер Дэвидж, мы ляжем в дрейф, пока он не приблизится, а после продолжим стрельбы. Приготовьтесь приспустить марсель и вымпел.
Среди новых матросов у квартердечных карронад раздался ропот недовольства, и даже больше – они совершенно не желали, чтобы их вербовали. Один из них даже рискнул воскликнуть:
– Это же всего лишь «Вайпер», сэр. Под ветер он гораздо медленнее нас.
– Эй ты, замолчи! – воскликнул Дэвидж, ударив матроса по голове рупором.
Джек спустился вниз и через мгновение послал за Дэвиджем.
– Кстати, мистер Дэвидж. Я объяснял Весту и мистеру Балкли, но кажется, не упоминал при вас: на этом корабле нет места рукоприкладству и ругательствам. На частном военном корабле агрессивные офицеры неуместны.
Дэвидж хотел что-то ответить, но, взглянув на лицо Джека, проглотил слова. Образец агрессивного офицера, готового разразиться громом и молниями вне зависимости от того, кто перед ним, он мог лицезреть прямо перед собой.
Киллик молча подал приличный сюртук – синий, но без флотских знаков различия, галунов или форменных пуговиц. Джек одел его и начал собирать бумаги, которые придется предъявить, если его заставят явиться на борт. Он посмотрел на зашедшего Стивена и произнес с натянутой улыбкой:
– У тебя тоже есть какая-то бумага, как я погляжу.
– Послушай, дружище, – ответил Стивен, отведя Джека к кормовому окну. – Я отдаю этот документ не без внутренней борьбы. Негласно подразумевалось, что он предназначен защищать нас только в южноамериканском плавании. Но плотник рассказал мне, что «Вайпером» командует чрезвычайно деловитый хлыщ, свеженазначенный лейтенант, привыкший к грубости и тирании. Мне думается, что если щенок окажется столь провоцирующим, как я боюсь, то ты сорвешься, и никакого плавания в Южную Америку не будет вообще.
– Господи, Стивен! – воскликнул Джек, читая документ – письмо Адмиралтейства, защищающее от принудительной вербовки всю команду. – Я ценю твоё мнение. Судя по флотским спискам, «Вайпером» командует сын этого маонского ничтожества Диксона. Может оказаться сложным сдержаться и не побить его, если начнет выпендриваться. Господи, теперь мне легко на сердце.
Но даже так Джеку Обри понадобились все запасы самоконтроля (больше, чем он в себе предполагал найти), чтобы не побить юнца. Потеря всех положительных эмоций не затронула подозрительность, раздражительность, злость и гнев. На деле они все усилились, за исключением длинных периодов апатии – явно не сейчас.
Когда «Вайпер» подошел на дистанцию окрика, он приказал «Сюрпризу» привестись под ветер и отправить шкипера на борт с документами. Все это надлежало сделать чертовски быстро – приказ подкрепили выстрелом под нос.
Джек переправился на шлюпке, буксировавшей мишени, и, поднявшись на борт «Вайпера» (всего-то два шага, в воде эти тендеры сидели очень низко), отсалютовал квартердеку. Юноша на вахте, помощник штурмана, изобразил рукой движение в сторону шляпы и сообщил, что капитан занят и примет мистера Обри позже.
После этого он вернулся к разговору с капитанским писарем, прогуливаясь взад-вперед и непринужденно болтая. Мичманы с тендеров пользовались дурной репутацией на флоте из-за плохих манер, и на «Вайпере» свято следовали этой традиции, привалившись к поручням с руками в карманах, пялясь на Обри, перешептываясь, хихикая и снова пялясь.
Дальше к носу кучкой собрались старшины тендера, наблюдая с молчаливым неодобрением, а средних лет моряк, когда-то служивший под началом Джека, замер у кнехтов с тросом в руках и выражением неподдельного ужаса на лице.
Наконец капитан «Вайпера» принял Обри в низком помещении, которое здесь считалось каютой. Диксон сидел за столом, но не предложил Обри сесть. Его он ненавидел с давних дней на Менорке, и как только «Сюрприз» появился в поле зрения, придумывал саркастические реплики самого болезненного свойства.
Но зрелище могучего Джека, заполнившего собой остатки пространства и кажущегося еще более массивным, поскольку ему пришлось нагнуться под низким подволоком, его мрачное лицо и естественный авторитет сломали решимость юного Диксона. Он ничего не сказал, когда Джек смахнул какие-то вещи с ларя и сел. Только когда юнец пролистал бумаги, то произнес:
– Вижу, у вас хорошо укомплектована команда, мистер Обри. Придется освободить вас от десятка-другого матросов.
– Они защищены.
– Чушь. Не может быть. Приватиры не освобождены от вербовки.
– Прочтите, – посоветовал Джек. Он собрал остальные бумаги и навис над столом.
Диксон прочитал. Потом прочитал еще раз и подержал бумагу на свет, чтобы рассмотреть водяной знак. Тем временем Джек через портик разглядывал покрытые брезентом шляпы команды своей шлюпки, поднимающиеся и опускающиеся на легком волнении.
– Ну, – наконец выдавил Диксон. Думаю, сказать больше нечего. Свободны.
– Что вы сказали? – уточнил Джек, нависнув над ним.
– Я сказал, что сказать больше нечего.
– Хорошего вам дня, сэр.
– Хорошего вам дня, сэр.
Команда шлюпки встретила Джека сияющими улыбками, а рядом с «Сюрпризом» один из шелмерстонцев крикнул друзьям, выглядывающим из-за коек:
– Парни, мы под защитой!
– Тишина в шлюпке! – воскликнул шокированный старшина.
– Тишина на палубе! – скомандовал вахтенный офицер, дабы унять веселье.
Разум Джека все еще занимал документ Стивена и его возможные последствия, и он поспешил вниз, не обратив внимания на гам. Но едва он успел убрать папку с бумагами, как поднялся гораздо больший гвалт. Когда «Вайпер» поднял паруса и начал набирать ход, все шелмерстонцы и дезертировавшие с других кораблей «сюрпризовцы» оккупировали наветренные ванты лицом к тендеру. Парусный старшина отсчитал «Один, два, три». Все дружно закричали «Ау!» и начали колотить себя по задницам в унисон, гогоча как маньяки.
– Стоп! – проревел Джек голосом, предназначенным для мыса Горн. – Вы, Богом проклятое стадо идиотов, здесь что, бордель? Кто следующий по жопе хлопнет, запорю так, что на нее уже не сядет. Мистер Пуллингс, ялик доктора на воду немедленно, пожалуйста, и пусть приготовят еще три мишени.
– Стивен, – признался Джек, отдыхая на веслах ярдах в двухста от фрегата. – Выразить не могу, как я благодарен за этот документ. Если кого-нибудь из наших дезертировавших старых соплавателей забрали бы, а я уверен, что этот убогий, подлый щенок их не пощадил бы, то их могли бы повесить или в лучшем случае приговорить к нескольким сотням плетей. И нам пришлось бы постоянно играть в прятки с королевскими кораблями. Конечно, немного здравого смысла даст возможность не пересекаться с путями эскадр, но насчет крейсеров нельзя быть столь уверенным. Понимаю, что не должен спрашивать тебя, каким образом получена защита.
– Но я тебе все же расскажу, поскольку в вопросах секретности ты нем как могила. Во время южноамериканского плавания я надеюсь установить некоторые связи, представляющие интерес для правительства. Адмиралтейство некоторым образом об этом осведомлено и понимает – я не смогу добраться до Южной Америке на корабле без матросов. Вот почему дали освобождение от вербовки. Надо было рассказать раньше. На самом деле очень много всего надо рассказать, эти темы не подходят для переписки.
Стивен помолчал, уставившись на далекую моёвку, и продолжил:
– Послушай, Джек, сейчас я соберусь с мыслями и изложу текущую ситуацию. Это сложно – я не волен в своей речи, очень многое мне сообщили конфиденциально. Опять-таки, не помню, что я тебе рассказал в те ужасные времена – детали затуманены в памяти. Тем не менее, в общих чертах и включая то, что тебе уже известно, ситуация такова. Доказательство твоей невиновности заключалось в том, что Палмер оказался в долгу перед тобой и в благодарность рассказал, что подписан мир, что цены на Бирже вырастут и тебе следует купить определенные акции в предвкушении этого подъема.
Доказательство твоей вины заключалось в том, что Палмера не существовало и ты сам распространил слух, короче – что ты преступно повлиял на рынок. Во время процесса мы не смогли предоставить Палмера, и перед лицом такого судьи, как Квинборо, наше дело оказалось безнадежным. Позже, и сейчас речь пойдет о том, что тебе скорее всего неизвестно, некоторые мои союзники и я при помощи крайне умного охотника за ворами нашли труп Палмера.
– Почему же тогда...
– Джек, прошу, не требуй от меня говорить подробнее и не сбивай с мысли. Я не вольная птица, и должен очень аккуратно следовать выбранному курсу.
Стивен снова замолк, собираясь с мыслями, а лодка плавно качалась на зыби:
– Хозяева Палмера, которые приказали тебя обмануть, проломили ему голову. В виде трупа, изуродованного и бесполезного для закона трупа, он бы их не скомпрометировал.
Приказы ему отдавали французские агенты, англичане на высоких должностях, но в этом случае главным образом они руководствовались желанием заработать. Они хотели повлиять на рынок, но так, чтобы обвинили другого человека. Одним из этих агентов оказался Рэй – не прерывай меня, Джек! – и поскольку он совершенно точно знал о твоих перемещениях и о присутствии на борту картельного судна, то смог организовать поразительно успешную последовательность событий.
Хотя все это выглядит очевидно, мы бы никогда не поняли, что Рэй и его друг стояли за этим делом, если бы их не выдал обиженный французский агент (на этот раз француз).
Стивен помедлил, потом на ощупь вытащил из кармана грандиозный синий бриллиант, наполовину заполнивший его раскрытую ладонь. Он мягко покрутил его так, чтобы камень заиграл на солнце, и продолжил:
– Скажу тебе, Джек, этим французом оказался Дюамель, с которым мы так много имели дел в Париже. Диана попыталась выкупить нас этой прелестной вещицей, и одним из условий нашего освобождения стал возврат камня. Дюамель его привез. В обмен на услугу, которую я ему смог оказать, Дюамель не только выдал имя Рэя и его коллеги Ледварда, Эдварда Ледварда, но и устроил им столь же элегантную ловушку, как Рэй – тебе.
Они оба члены клуба «Баттонс». Пока я наблюдал из окна «Блейкс», Дюамель встретил их на Сент-Джеймс-стрит, прямо у входа в клуб, отдал им сверток с купюрами и получил донесение об английских военных и морских перемещениях и об отношениях с шведским двором.
Мы с коллегами очень быстро пересекли улицу, но, к сожалению, к моему горькому сожалению, завалили операцию. Когда спросили Рэя и его компаньона, то получили отказ – они не желали посетителей. К несчастью, один из моих спутников попытался пройти силой, поднялся шум. К тому времени, как мы получили разрешение, они удрали – не через кухню или конюшню (там у нас дежурили люди), а через крохотное слуховое окно на крыше. Оттуда они по парапетам перебрались к матушке Эбботт. Одна из девушек их впустила, приняв все за шалость.
Они залегли на дно, и ответственные за поиски до сих пор не могут сказать – где. Ледвард, видимо, подозревал, что он в опасности – его записи моим друзьям ровным счетом ничего не сообщили. Они боятся, что он воспользовался каким-нибудь хитрым планом побега.
Рэй оказался не столь предусмотрительным. Из находок в его доме ясно, что он замешан в деле с Биржей и много на этом заработал. В любом случае, переданное Дюамелю донесение просто убийственное – часть информации могла поступить только изнутри Адмиралтейства. Думаю, что на этом закончу. Вряд ли стоит добавлять, что мои коллеги, которые никогда и не считали тебя виновным в чем-то помимо неосмотрительности с этими проклятыми акциями и облигациями, сейчас полностью убеждены в твоей невиновности.
Последние несколько минут сердце Джека билось гораздо сильнее и быстрее обычного, будто заполнив всю грудь. Тяжело дыша и до некоторой степени контролируя голос, он спросил:
– Значит ли это, что меня могут восстановить на службе?
– Будь в этом мире хоть сколько справедливости, я бы в этом был уверен. Но не стоит ждать чего-либо с уверенностью. Прочных надежд нет. Ледварда и Рэя не поймали, их нельзя предъявить суду. Весьма вероятно, что их покрывает кто-то еще более высокопоставленный: имеет место странное сопротивление...
В любом случае, кабинет министров не желает предоставлять оппозиции громкий и дискредитирующий скандал. Raison d'etat [7]7
государственные соображения (фр.)
[Закрыть] с легкостью перевешивают ущерб, причиненный индивиду – особенно индивиду без политического влияния, или даже хуже. В это отношении позволь заметить, что генерал Обри – печальная обуза.
Опять-таки, власть имущие проявляют чрезвычайное нежелание признавать свои ошибки. С другой стороны, как друг советую тебе не отчаиваться и не поддаваться меланхолии. Не будь одиноким, не будь праздным, как говорит чудесный Бертон [8]8
Роберт Бертон (1577-1640) – английский священнослужитель и писатель, автор медицинско-философско-литературного труда «Анатомия меланхолии».
[Закрыть]. Выход, если он есть, заключается в действиях. В действиях на море.
– Прости, если я с утра выглядел таким унылым. Дело в том... я не хочу жаловаться, Стивен, но снился мне сон, настолько правдоподобный, что и сейчас вспоминаю с легкостью. Сон о том, что все это дело – суд и прочее – сами оказались сном. Облегчение и радость от осознания, огромное счастье меня пробудили. Но даже проснувшись я все еще не освободился ото сна и уверенно начал искать мундир.
Джек опустил весла и закончил круг вокруг корабля, оценивая дифферент. Рассудок согласился со словами Стивена, но в глубине души едва заметное сияние рассеивало глубочайшее несчастье.
Пока они гребли к фрегату, Джек произнес:
– Рад, что ты снова повидал Дюамеля. Он мне понравился.
– Хороший был человек. Вернуть бриллиант, когда он рвал все связи со своей страной, уезжал в Канаду – вот потрясающий пример великодушия. Я о нем сожалею.
– Он же не умер, бедняга?
– Я бы не упомянул его имени, если бы он все еще оставался в живых. Нет. Хинидж Дандас по моему поручительству собирался отвезти его в Америку, где он хотел поселиться на берегу ручья с форелью в Квебеке. Все свое значительное состояние он обменял на золото и зашил в пояс. На борт корабля он поднимался в Спитхеде при сильном волнении и, как и я временами, провалился между шлюпкой и бортом. Собственный капитал потопил его без шансов на спасение.
– Искренне жаль, – ответил Джек и стал грести сильнее. Он задумался, стоит ли говорить о Диане и ее бриллианте – бесчеловечно не делать этого – но решил, что вопрос слишком деликатный. Он может с легкостью привестись под ветер, может причинить боль. Пока Стивен не упомянет ее, лучше молчать.
Когда они поднялись на борт, Обри приказал спустить еще мишени. Настала очередь вахты левого борта встать к орудиям – несколько более достойный результат, сопровождаемый беглым огнем критики, советов и даже похвал с квартердека, а потом «Сюрприз» разразился двумя бортовыми залпами с близкой дистанции.
В этих сокрушительных залпах орудия стреляли последовательно от носа к корме – слишком старые шпангоуты не выдержали бы отдачу всех орудий, так что одновременную стрельбу лучше оставить на крайний случай. Частные военные корабли сами обеспечивали себя порохом, очень дорогим веществом, так что в большинстве случаев бортовые залпы (сокрушительные или нет) встречались крайне редко. Матросы восприняли их как празднование в честь триумфа над «Вайпером». И праздник завершился тем, что капитан и старший канонир выстрелили из носовых погонных орудий – двух длинноствольных бронзовых девятифунтовок с очень ровными стволами, потрясающе аккуратных и дальнобойных пушек, личной собственности Джека Обри.
Они выстрелили по плавающим на поверхности обломкам мишеней, уже разбитым бортовыми залпами, и хотя не слишком-то удачно, но вызвали бурю ликования. Когда Джек вернулся на корму, вытирая следы пороха с лица, Мартин поделился со Стивеном: «Капитан стал больше похож на себя, вам не кажется? Вчера вечером его вид меня ошеломил».
Крайняя степень несчастья покинула Обри, но в его душе все еще оставалось очень много места для беспокойства и тревоги. Помимо навязчивых размышлений о домашних и юридических сложностях (еще год назад неунывающий, жизнерадостный Джек от них бы избавился), он осознал сложность, практически невозможность снова собрать такую же качественную команду корабля, как в прошлом. Он не понимал раньше, как сильно годы командной работы и постоянных тренировок на одном и том же орудии с теми самыми же партнерами возвысили старых «сюрпризовцев» над обыденным уровнем.
Моряки-приватиры, сильные и полные усердия, могли выкатывать орудия в имитации стрельбы (обычное упражнение, поскольку порох очень дорог) с великой силой и усердием. Но потребуются месяцы или даже годы, чтобы они достигли того совершенства в выборе момента, координации и усилий и экономии сил, которое делало штатных «сюрпризовцев» такими опасными для врагов.
Пока же можно или восстановить прежние орудийные расчеты, или поменять стратегию. Вместо того, чтобы ослабить оппонента с расстояния и возможно даже сбить топ-мачту, а потом зайти с носа или кормы, дать сокрушительный продольный залп и при необходимости взять на абордаж, можно последовать совету Нельсона «идите прямо на них».
Но совет этот родился в начале последней войны, когда французское и испанское мореходное умение и артиллерийская подготовка заметно уступали английским. Сейчас же корабль, заходящий с наветренной стороны по ровному морю, будет уязвим и не способен ответить на вражеские бортовые залпы двадцать-тридцать минут. К этому времени корабль могут так изуродовать, что он сам спустит флаг – попался, который кусался.
Но, с другой стороны, свои навыки Джек выработал, командуя кораблями его величества. Хорошо, конечно, захватить вражеского купца или приватира, но главная их цель – захватывать, сжигать, топить или уничтожать военные корабли противника. Теперь – другое дело. Главной добычей должны стать купцы или приватиры, желательно неповрежденные, здесь нужен другой подход.
Конечно, конечно и трижды конечно он с удовольствием вступит в бой с противником равной силы из рядов французского или американского флота – жесткая битва без намека на прибыль. Для списанного приватира захватить вражеский фрегат – слава во плоти.
Но к несчастью «Сюрприз», пусть быстрый и способный идти круто к ветру, принадлежал ушедшей эпохе в плане охоты за славой. В королевском флоте оставалось только пять двадцативосьмипушечных фрегатов, из них четыре стояли на хранении без дела. Водоизмещение современных фрегатов превышало тысячу тонн, они несли тридцать восемь восемнадцатифунтовок и карронады. «Сюрприз» мог с тем же успехом атаковать линейный корабль.
Водоизмещение «Сюрприза» меньше шестисот тонн, вооружен он двенадцатифунтовками (и если бы кницы специально не усилили, то лучше бы чувствовал себя с девятифунтовыми пушками). Даже с полным экипажем ему пришлось бы противопоставить меньше двухсот человек крупным американцам с экипажем более чем в четыреста. И все же «Сюрприз» числился фрегатом. Захватом формально уступающего приза – тяжелого корвета или любого шлюпа, трех– или двухмачтового – славы не заслужить.
«Может, лучше вернуться к карронадам?» – подумал Джек. Одно время «Сюрприз», за исключением погонных орудий, нес только карронады – кургузые толстые штуки, больше похожие на мортиры, чем на пушки. Легкие орудия – тридцатидвухфунтовая карронада весит всего лишь семнадцать английских центнеров, а двенадцатифунтовая длинноствольная пушка – тридцать четыре, и они просты в обращении.
Вес залпа с ними доходил до четырехсот пятидесяти шести фунтов. Конечно, эти четыреста пятьдесят шесть фунтов летели недалеко и неточно – карронады все-таки оружие ближнего боя. Но самое главное – не требовалось особых навыков для стрельбы. И хотя массивные ядра просто сокрушали цель и могли искалечить или потопить приз, но заряды картечи рвали вражеский такелаж и очень эффективно очищали открытые палубы от противников, особенно если они скапливались для абордажа.
Приняв, что в одном заряде четыре сотни пуль, бортовым залпом в четырнадцать карронад их выстреливалось больше четырех тысяч. Четыре-пять тысяч железных шариков, ревущих над палубой со скоростью тысяча шестьсот семьдесят четыре фута в секунду обескураживают, даже если выстрелили ими неопытные матросы... Возможно, это верное решение, хотя и отбрасывающее в сторону все тонкости боя один на один – высокого морского искусства маневрирования ради выгодной позиции, прицельного огня самыми точными орудиями с очень большой дистанции, повышения скорости стрельбы по мере сокращения дистанции до тех пор, пока противники не сойдутся борт к борту в пароксизме битвы, беспрестанном грохоте в клубах дыма.
«Но это все относится к совершенно другому миру, – поразмыслив, решил Джек, – и вряд ли мне повезет когда-нибудь снова оказаться в нем. Хотя надо посоветоваться со Стивеном».
Будучи капитаном корабля его величества, Джек Обри никогда не советовался ни с кем по подобным вопросам. В плане стратегии, тактики и правильных действий он принимал решения молча – не исходя из какой-нибудь теории, но потому что ему казалось очевидным: капитан должен командовать, а не спрашивать совета или председательствовать в комитете.
Он знал капитанов и адмиралов, созывавших военные советы. За этим обычно следовало осмотрительное отступление или в лучше случае просто бездействие. Но сейчас – другое дело. Он командовал кораблем не его величества, а доктора Мэтьюрина.
Он до конца не мог поверить в то, что Стивен на самом деле владеет «Сюрпризом», но это так. Хотя они с самого начала договорились, что командование фрегатом продолжится по старым правилам, с полновластным капитаном, Джек чувствовал, что обязан проконсультироваться с судовладельцем.
– Я мало что знаю о морских сражениях, – ответил Стивен, внимательно выслушав аргументы за и против карронад. – Хотя я побывал Бог знает в скольких из них, почти всегда – вдали, под ватерлинией, ожидая раненых или помогая беднягам. Мои взгляды едва ли стоит озвучивать.
Но все же, в этой ситуации ты можешь попытаться поймать обоих зайцев. Почему бы тебе не попробовать выучить новые расчеты, подольше тренируясь с пушками, а если не сработает – переключиться на карронады? Если я правильно понял, ты решительно против того, чтобы некоторые расчеты состояли из «сюрпризовцев», а некоторые – из новичков?
– Именно так. Это самый быстрый способ расколоть команду надвое, причем наихудшим образом – хорошие артиллеристы с одной стороны, олухи с другой. Какая-то доля ревности неизбежна, странно, почему она едва себя проявляет, и я сделаю все, дабы не усилить ее. Только счастливый корабль – эффективный боевой корабль. Но палить до тех пор, пока из огородных пугал не получатся хорошие артиллеристы – слишком дорого.
– Послушай, мой друг. Я ценю твое стремление сэкономить каждый пенни в нашем совместном предприятии, но и порицаю одновременно. Такая экономия может обернуться против тебя. Временами мне кажется, что ты чрезмерно экономишь, даже на том, что может помочь делу. Не мне тебя учить профессии, но если дюжина бочек пороха в день поможет принять решение в столь важном вопросе – сделай мне одолжение и потрать их.
Ты всегда снабжал корабль порохом из своего кармана, когда хватало призовых денег. Сейчас же невнимательный казначей не заметит таких расходов, даже трижды проверив счета. И в любом случае, если речь идет об орудиях и стрельбе, нужно учитывать огромную экономию, полученную благодаря знаниям Тома Пуллингса. Карронады не пришлось покупать.
Знания о сухопутном мире Тома Пуллингса не превосходили таковые его капитана, и его тоже жестоко обманывали. Зато он прекрасно знал то, что можно назвать «миром куликов» – мелких и средних чиновников, живущих одной ногой на берегу, другой – в море; начальников портов и их помощников, деятелей из флотской коллегии и артиллерийско-технического комитета и тому подобных. Хотя в обычных вопросах Том поступал честно, как восходящее солнце, на правительственное имущество, как и большинство друзей, он смотрел совершенно по-другому.
Он отправился вместе со Стивеном, когда «Сюрприз» продавали со службы, он пировал со многими знакомыми в порту. Когда он точно узнал о будущей судьбе фрегата, то в частном порядке поговорил с ответственными лицами, отметив, что орудия у него безнадежно устарели, на другой корабль их не установишь, второе утолщение на казенной части ствола и обод дула не соответствуют уставным. Его бы не удивило, что с таким износом они совсем в плохом состоянии, металл устал и годны лишь на переплавку.
Его друзья прекрасно все поняли, и хотя, на самом деле, в стоимость «Сюрприза» не входили пушки, в Шелмерстон он, в порядке компенсации, уносил еще и полный набор столь же «дефектных» карронад. Сейчас они составляли малую часть ста шестидесяти тонн его балласта, уложенные довольно высоко, чтобы поддержать остойчивость.
– Нет, ну правда, – улыбнулся Джек, – представление о морали на службе странное, иногда мне самому сложно его определить. Думаю, почти каждый моряк знает, где провести черту между наказуемым каппабаром и традиционным дружеским разделом. Да и Том достаточно выложил, чтобы никто не считал себя обворованным – по крайней мере, в плане металлолома. Так что ничего криминального в этой истории, думаю, нет. Но это напомнило мне про другой вопрос – наказания на частном военном корабле. Знаешь же, что я думаю о порке – ненавижу отдавать подобные приказы. Я хотел было последовать довольно обыденной на подобных кораблях традиции – пусть матросы сами определяют наказание.
– Как мне кажется, они вряд ли буду суровыми к сослуживцам.
– Но, знаешь ли, они суровы. Во время мятежей девяносто седьмого матросы поддерживали на восставших кораблях строгий порядок, и если кто неподобающе себя вел – имею в виду, по их мнению – то устанавливали решетку. Две, три и даже четыре дюжины плетей назначались не так уж редко.
– Как я понимаю, ты все-таки решил не в пользу этого правила.
– Именно так. Мне пришло в голову, что если между старыми и новыми матросами начнется вражда, а ты же знаешь, как тяжело поначалу притереться друг к другу смешанной команде, то раз уж придется наказывать старого «сюрпризовца», то его ждет очень суровая порка. Будь я проклят, коль моих людей посмеют так пороть.
