355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Патрик О'Брайан » Каперский патент (ЛП) » Текст книги (страница 2)
Каперский патент (ЛП)
  • Текст добавлен: 8 мая 2018, 00:00

Текст книги "Каперский патент (ЛП)"


Автор книги: Патрик О'Брайан



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

С другой стороны, на «Сюрпризе» всё строится совсем иначе, по военному порядку. Людям платят за работу. Капитан Обри намерен принимать только опытных моряков, на чей добрый нрав можно положиться, а тех, кто не подчинится военно-морской дисциплине – увольнять на берег.

С нынешним экипажем он немедля совершит одно-два коротких плавания – на запад и на север, может, на Балтику. Всех, кто не подойдет, спишут на берег перед главным походом. Имея в виду все это, возможно, стоит дать совет называть «Сюрприз» частным военным кораблем, или же если вам не нравится – капером.

– Благодарен вам за предупреждение и постараюсь никого не оскорбить. Но вряд ли мне представится случай хоть как-то назвать этот корабль. Как далеко не отстоял бы он от обычных... сомнительных кораблей, даже под лучшим командованием частный военный корабль вряд ли нуждается в капеллане. Или я ошибаюсь?

Настойчивое желание услышать, что он ошибается, совершенно очевидно читалось на постном, огорченном лице не имеющего своего прихода Мартина, так что Стивен с большой горечью признал:

– К несчастью, как вы знаете, среди моряков бытует абсурдное суеверное предубеждение – они считают, что священник на борту приносит неудачу. А в предприятии подобного рода удача решает все. Именно поэтому они так стремятся на корабль со «Счастливчиком» Джеком Обри.

Но я не имел в виду разные пустяки, когда попросил встретиться со мной в Полтоне. Моя цель – узнать, насколько ваши планы, проекты или желания изменились с нашей последней встречи. И не захотите ли вы, чтобы я попросил мистера Обри назначить вас помощником хирурга.

После предварительных плаваний «Сюрприз» направится в Южную Америку. В таком длинном плавании необходимы два медика. Ваши знания медицины уже лучше, чем у большинства помощников хирургов. А я, разумеется, предпочту помощника, который к тому же воспитанный собеседник и натуралист.

Прошу, подумайте над этим. Если вы сможете дать ответ в течении двух недель, к концу первого плавания, то сделаете мне большое одолжение.

– Назначение зависит только от мистера Обри? – спросил Мартин с сияющим лицом.

– Именно так.

– Тогда, может, немного пробежимся? Как вы видите, дорога идет с холма насколько хватает глаз.

– Эй, на палубе, – окликнул впередсмотрящий с топа мачты «Сюрприза», – три корабля... четыре... пять – прямо на правом крамболе.

С палубы их закрывала возвышенность с севера, заканчивающаяся мысом Пенли-Хед, но впередсмотрящему из местных открывался отличный вид. Он добавил:

– Боевые корабли, часть брестской эскадры, надо полагать. Но волноваться нечего. Фрегатов или шлюпов нет, и они готовятся к повороту через фордевинд.

Всё дело в том, что если бы их сопровождали шлюпы или фрегаты, один могли бы отправить посмотреть, кого можно зацапать в порядке принудительной вербовки с судов в Шелмерстоне.

Вскоре отряд показался из-за Пенли: два семидесятичетырехпушечника, потом трехпалубник, скорее всего «Каледония» под флагом вице-адмирала красной эскадры на фоке, потом еще два семидесятичетырехпушечника, причем последний почти наверняка – «Помпей».

Корабли повернули один за другим и удалились в открытое море, под два румба к брамсельному ветру, образуя такую строгую линию, будто ее провели по линейке, каждый корабль в двух кабельтовых от предыдущего. Своей обыденной расточительной красотой они могли растрогать любого моряка, но жестоко ранить человека, изгнанного из их мира. Но рано или поздно это должно произойти, и Джек радовался, что первый удар оказался не таким тяжелым.

У этого конкретного несчастья имелось множество аспектов, и не последний – резкое, практическое, немедленное понимание того, что он – потенциальная жертва собственного флота. Но склонностью анализировать собственные чувства Обри не отличался. Как только эскадра скрылась из виду, он возобновил мучительное хождение вперед-назад, пока на повороте не заметил поднимающий в гавани парус люгер.

Маленькая фигура размахивала чем-то белым на носу. Одолжив у Дэвиджа подзорную трубу, Джек разглядел, что это Стивен Мэтьюрин. Люгер намеревался пересечь отмель на правом галсе, и Стивена заставили убраться с дороги – посадили на ловушку для омаров посредине. Но он продолжал кричать тонким охрипшим голосом и чем-то махать. Джек, к своему удивлению, заметил, что его сопровождает преподобный Мартин – наверняка собрался нанести визит.

– Бонден, доктор скоро будет с нами, вместе с мистером Мартином. Дай Падину знать, на случай если каюту его господина нужно прибрать, и приготовься поднять их на борт, если можно – не замочив ног.

Оба джентльмена, хотя и давно привычные к морю, отличались какой-то умственной неполноценностью, несчастливым отставанием в развитии, которое мешало им приобретать моряцкие привычки – неисправимые сухопутные крысы. Доктор Мэтьюрин (в особенности) в попытках подняться на борт падал между таким количеством кораблей и лодок, что и не сосчитать.

На этот раз его ждали, и сильные руки подняли его, задыхающегося, на борт. Джек Обри воскликнул:

– Так вот вы где, доктор! Как я рад вас видеть. Дорогой мистер Мартин, – пожимая руку, – снова добро пожаловать на борт. Надеюсь, у вас всё хорошо?

Мартин замерз. Он устал, а сырой морской ветер насквозь продул его тонкую одежду во время плавания. Хотя он и улыбался, и говорил как положено, но зубы у него стучали.

– Пойдемте вниз, – пригласил Джек. – Разрешите мне предложить чего-нибудь горячего. Киллик, подай кофейник, и поживее.

– Джек, – извинился Стивен, – я смиренно прошу прощения за опоздание. Это полностью моя вина – тяжкое потакание своим желаниям в лице дроф. Я бесконечно благодарен за то, что ты нас дождался.

– Ничего страшного, – заверил Джек. – Меня ждут у адмирала Расселла вечером, до начала отлива мы не отправимся в путь. Киллик, Киллик, пойди сюда. Мои наилучшие пожелания капитану Пуллингсу, он в трюме, и передай ему, что некоторые из его друзей поднялись на борт.

– До прихода дорогого Тома есть вопрос, который я хотел бы решить. «Сюрпризу» нужен помощник хирурга, особенно с учетом того, что я могу отсутствовать некоторое время. Тебе знакомы способности мистера Мартина в этом деле. С твоего одобрения, он согласен работать моим помощником.

– Как помощник хирурга, не как капеллан?

– Именно так.

– Буду счастлив видеть мистера Мартина снова с нами, особенно как доктора. Должен пояснить вам, сэр, – сказал он, повернувшись к Мартину, – что даже на кораблях его величества матросам не очень-то по вкусу священник на борту. А на капере они еще сильнее подвержены языческим суевериям. Боюсь, это их бы сильно расстроило. Хотя я уверен, что при случае им понравится, если их похоронят со вкусом. Так что пока вы числитесь помощником хирурга, они получат лучшее из двух миров.

В каюту ворвался Пуллингс с самыми дружественными приветствиями, Падин попытался на своем примитивном английском узнать, желает ли доктор надеть фланелевый жилет, а Дэвидж сообщил, что адмиральский катер будет у борта через пять минут.

Адмиральский катер подвалил к левому борту, чтобы избежать церемоний, и так же без намека на пышность Стивена спустили вниз как мешок картошки.

– Вы очень добры, сэр, что тоже пригласили меня, – извинялся он, – но я стыжусь показаться в таком наряде – ни секунды не нашлось свободной, чтобы переодеться с момента прибытия.

– Вы отлично выглядите доктор, в самом деле, отлично. Там будем только я, моя подопечная Полли, с которой вы знакомы, и адмирал Шэнк, с которым вы знакомы еще лучше. Надеялся еще, что придет адмирал Генри – у него появилось свободное время и он активно занялся медициной, но его уже ждали в другом месте. Тем не менее, он передал свои наилучшие пожелания, и у меня есть для вас его последняя книга, очень милая.

Милая книга называлась «Отчет о способах, которыми адмирал Генри вылечил ревматизм, склонность к подагре, невралгию тройничного нерва, судороги и удалил катаракту». Стивен рассматривал иллюстрации, пока Полли, очаровательная молодая особа, чьи черные волосы и синие глаза еще сильнее вызывали в памяти мысли о Диане, играла вариации на мелодию Перголези [4]4
  Джованни Баттиста Перголези (1710-1736) – итальянский композитор.


[Закрыть]
. Адмирал Шэнк проснулся:

– Прошу прощения, я, кажется, отключился. О чем мы говорили, доктор?

– Мы обсуждали воздушные шары, сэр, и вы пытались вспомнить детали устройства, которое, по вашим расчетам, должно было избавить от неудобства, смертельно опасного неудобства чрезмерно высокого полета.

– Да, да, сейчас его вам нарисую.

Адмирала на службе называли «Старый Шкив» за его оригинальную койку, которую лежавший в ней человек, даже хилый инвалид, мог наклонять, поднимать, опускать и перемещать с места на место при помощи системы двойных и тройных шкивов. Числился за ним и ряд других изобретений. Он нарисовал воздушный шар с сетью тросов вокруг оболочки и объяснил, что с помощью системы блоков эта конструкция должна уменьшать объем газа и понижать подъемную силу.

– Но, тем не менее, она не сработала, – признался адмирал. – Единственный выход не подняться слишком высоко, как бедный Сенхаус, которого больше никто не видел, или как замерзший насмерть Чарлтон – выпустить часть газа из оболочки. И если при этом похолодает, вы, скорее всего, упадете со страшной силой и разобьетесь вдребезги, как бедный Кроул со своими собакой и кошкой. Вы когда-нибудь были в воздушном шаре. Мэтьюрин?

– В одном я был, в том смысле, что сидел в гондоле. Но воздушный шар оказался строптивым и не собирался взлетать, так что меня вынудили вылезти. Мой напарник унесся один, приземлившись за три поля от меня, прямо в графстве Роскоммон. Но сейчас они снова в такой моде, что я надеюсь на новую попытку – хочу понаблюдать парение стервятников вблизи.

– Ваш воздушный шар был тепловой или газовый?

– Строили его как тепловой, но торф оказался не столь сухим, как надо, и в тот день моросило. Хоть мы и раздували пламя, как Борей, но так и не смогли придать шару достаточную подъемную силу.

– Оно и к лучшему. Если вы взлетаете и оболочку охватывает пламя, как это часто случается, свои последние секунды вы потратите, сожалея о своем безрассудстве. Своенравные, опасные штуки, Мэтьюрин. Я не отрицаю, что хорошо закрепленный воздушный шар, держась на высоте, скажем, три или четыре тысячи футов, станет полезным наблюдательным постом для генерала, но я искренне убежден, что посылать в них нужно лишь приговоренных преступников.

После паузы адмирал Шэнк спросил:

– Что случилось с Обри?

– Адмирал Расселл повел его в библиотеку, показать модель «Сантисима Тринидад»

– Хорошо бы, чтобы он его вернул. Уже несколько минут как время ужина, Эванс дважды заглядывал. Если меня не кормить в привычное время, то ваши стервятники – ничтожества рядом со мной. Я бросаюсь на собеседников и рычу, как львы в Тауэре. Ненавижу непунктуальность, а вы, Мэтьюрин? Полли, дорогая, не думаете ли, что вашему опекуну там плохо стало? Часы уже давно пробили к ужину.

В библиотеке двое рассматривали модель, и адмирал Расселл произнес:

– Все, с кем я разговаривал, согласны, что действия Кабинета против вас, или, точнее, против вашего отца и его единомышленников – самое омерзительное, что случалось на флоте со времен узаконенного убийства бедняги Бинга [5]5
  Вице-адмирала Джона Бинга в 1757 году расстреляли по приговору военного трибунала за то, что не смог в 1756 году снять франко-испанскую блокаду Маона, при том что силы под его командованием уступали противнику. Распространено мнение о том, что Адмиралтейство расстрелом Бинга прикрыло собственную неготовность к Семилетней войне.


[Закрыть]
. Будьте уверены – мои друзья и я сделаем все, чтобы вас восстановили в списке.

Джек кивнул, и несмотря на осведомленность о том, что худшей услуги придумать нельзя – адмирал с друзьями принадлежали к оппозиции – хотел уже выразить должную признательность, но адмирал удержал его:

– Ни слова. Что я на самом деле хотел сказать – не скисайте, не прячьтесь от друзей, Обри. Те, кто не очень хорошо вас знают, сочтут это чувством вины. Да и в любом случае вы так доведете себя до меланхолии и хандры. Не сторонитесь друзей. Я лично знаю тех, кого ранил ваш отказ повидаться, и слышал о многих других.

– Мужественно с их стороны приглашать меня, но мой визит скомпрометировал бы их. А сейчас идет такое соперничество за корабли и повышения, что я не хочу создавать моим друзьям помехи в Адмиралтействе. С вами – совсем другое дело, сэр. Командовать вы не хотите, как адмирал белой эскадры, уже отказавшийся от титула, ничего не боитесь – хоть Адмиралтейства, хоть кого угодно. Но совету вашему последую до тех пор...

– О сэр, – воскликнула Полли из дверного проема – на кухне страшная суматоха. Ужин наполовину накрыли, когда пробили часы, теперь он наполовину остыл, а Эванс и миссис Пейн ругаются в коридоре.

– Господи спаси, – воскликнул адмирал, взглянув на библиотечные часы, лишенные боя. – Обри, нужно бежать как зайцы.

Ужин шел приятным чередом, и хотя суфле видело и лучшие времена, но кларет «Латуа» оказался настолько близок к совершенству, как только можно пожелать. Со следующим ударом часов Полли пожелала всем спокойной ночи, и снова исключительная грация ее реверанса, наклон ее головы вызвал в памяти Стивена живой образ Дианы, которой грациозность заменяла добродетель, хотя по своим собственным (необычайно жестким в отдельных отношениях) стандартам она обычно вела себя порядочно.

Приятно видеть, как покраснела Полли, когда Стивен открыл перед ней дверь – в ее юные годы для нее это все еще оставалось редким опытом. Когда мужчины снова расселись, адмирал Расселл вынул из кармана письмо и произнес:

– Обри, я знаю, как вы цените память о Нельсоне, так что хочу подарить вам вот это, и пусть подарок принесёт вам удачу в плавании. Он его прислал мне в третьем году, когда я с лордом Кейтом был в Зунде, а он служил на Средиземном море. Вначале я его прочитаю вслух, не столько из тщеславия, сколько потому, что он его писал, разумеется, левой рукой, и почерк сложно разобрать. После обычного вступления следует: «Вот я здесь, предвкушая развлечение от тулонских ребят, и мы только и ждем, как честно встанем борт о борт с ними.

Рискну сказать, что когда мы закончим, останется сколько-то лишних шляп. Вы славный товарищ, и как коммодор Джонстон сказал про генерала Медоуза, «Не сомневаюсь, что ваше общество будет в радость в день битвы друзьям, но чертовской проблемой для врагов». Надеюсь, дорогой Расселл, что вы всегда будете считать меня самым искренним из первых».

Он передал письмо, все еще открытое, через стол.

– Какое мужественное письмо, – воскликнул Джек, рассматривая его с неподдельным восторгом. – Не думаю, что когда-либо писалось нечто лучшее. Я правда могу его забрать, сэр? Невероятно благодарен и буду ценить его, как же я буду его ценить! Снова и снова благодарю вас, сэр, – последнее он сказал, пожимая руку адмирала железной хваткой.

– О Нельсоне могут нести что угодно, – заметил Старый Шкив, – все эти типы, у которых наготове первый камень. Но даже они признают, что формулировать мысли он умел прекрасно. Мой племянник Каннингем служил мичманом у него на «Агамемноне», и Нельсон ему как-то сказал: «Есть три вещи, молодой джентльмен, которые нужно постоянно держать в уме. Первое – всегда неукоснительно выполнять приказы, не пытаясь сформировать собственного мнения об их правильности. Второе – считать врагом всякого, кто плохо отзывается о короле. И третье – ненавидеть французов пуще дьявола».

– Восхитительно сказано, – одобрил Джек.

– Он конечно не мог иметь в виду всех французов? – спросил Стивен, любивший не-наполеоновскую Францию.

– Думаю, что всех, – ответил Шэнк.

– Думаю, что он немного увлекся, – признал Расселл. – Но он так и побеждал. И знаете ли, в целом во французах мало хорошего. Говорят, о народе можно судить по его поговоркам. Когда французы хотят описать что-то сильно грязное, то говорят «sale comme un peigne» [6]6
  грязный, как расческа (фр.)


[Закрыть]
, что дает ясное представление об их личной чистоте. Когда у них мысли заняты другими делами, то говорят «нужно выпороть других кошек» – чрезвычайно негуманно. А когда снимаются с якоря, то командуют «a-Dieu-va», то есть «с Божьей помощью», что дает представление об их моряцком мастерстве. Ничего более преступного даже в голову не идет.

Джек рассказывал адмиралу Шэнку, как Нельсон однажды попросил передать соль самым вежливым образом, а в другой раз он сказал: «Никогда не думайте о маневрах, идите прямо на них», и Стивен собирался предположить, что и среди французов могут быть хорошие люди, указав на изготовителей прекрасного кларета, когда адмирал Расселл вышел из недолгой задумчивости:

– Нет, нет. Исключения могут встречаться, но в целом пользы от них не вижу. Именно французский коммандер, из славного рода, насколько про них это уместно говорить, сыграл со мной самый грязный трюк из всех, о которых я когда-либо слышал на войне, столь же грязный, как французская гребенка.

– Расскажите об этом, пожалуйста, сэр, – попросил Джек, втайне поглаживая письмо.

– Поведаю вам вкратце, раз вы собираетесь отплывать с началом отлива, то не могу вас задерживать. Я тогда командовал «Гусаром», старым «Гусаром», в конце последней американской войны в восемьдесят третьем. «Гусар» – аккуратный маленький фрегат, способный держать круто к ветру, очень похожий на ваш «Сюрприз», но не такой хороший ходок. Нельсон же командовал «Албермалем» на той же станции, мы неплохо ладили.

Я крейсировал к северу от мыса Гаттерас на мелководье, при сильном ветре с норд-норд-веста и туманной февральской погоде, когда погнался за парусом на весте, шедшим правым галсом. Я с ним сблизился, и разглядел – хотя день был довольно туманный – что он идет под временными мачтами, а в корме виднеется несколько дыр от ядер.

Когда они подняли перевернутый английский вымпел на грот-вантах и английский флаг над французским на кормовом флагштоке, стало очевидно – это трофей одного из наших кораблей, во время захвата его повредили и призовому экипажу нужна помощь, а корабль в тяжелом положении.

– Ничего другого это значит не могло, – подтвердил Джек.

– О нет, оказалось – могло. Это значило, что командовало им ничтожество, бесчестное ничтожество. Я зашел с подветренной стороны, чтобы окликнуть и спросить, что им нужно. Но когда залез на коечные сетки с рупором в руках, чтобы перекричать ветер, то заметил – на палубах полным-полно народу, не призовой экипаж, а сотни две-три человек. Тут они выкатывают орудия, кладут руль так, чтобы оказаться на траверзе моего форштевня, снести мне бушприт, дать продольный залп и пойти на абордаж. Десятки абордажников уже с ухмылками переминались на цыпочках на миделе.

Все еще с рупором в руках кричу «Прямо на ветер», а у команды хватило ума спустить задние паруса еще до команды. «Гусар» послушался, так что от большей части продольного залпа мы уклонились, хотя мне все же повредили фок-мачту и сорвали большую часть вант по правому борту.

Мы оба привелись носом к ветру, практически борт о борт друг к другу. Мои люди швыряли в их абордажников холодные ядра – с замечательным успехом – а морские пехотинцы палили так быстро, как могли перезаряжать. Потом я скомандовал «На абордаж». Услышав это, ублюдок круто положил руль, повернулся к ветру и поднял паруса. Мы помчались за ним.

После часа перестрелки его огонь ослабел, и он повернул руль на правый борт, левым галсом поворачивая в наветренную сторону. Я последовал за ним, дабы прижать против ветра, но, к сожалению, фок-мачта и бушприт грозились свалиться за борт. Мы не могли идти в наветренную сторону, пока не закрепим их.

В конце концов мы справились и начали нагонять француза, когда погода прояснилась. С наветренной стороны мы увидели крупный корабль (позже узнали, что это «Центурион»), а с подветренной – шлюп, хорошо известный нам «Терьер». Так что мы понеслись вперед, невзирая ни на что, и за пару часов нагнали. Дали полный бортовой залп, он ответил двумя орудиями и спустил флаг.

Корабль оказался тридцативосьмипушечной «Сибиллой», хотя они и выбросили за борт с дюжину пушек во время погони, с командой в триста пятьдесят человек и сверхштатниками из Америки. Командовал им ничтожество граф де Кергарю – Кергарю-Сокмариа, если не изменяет память.

– Что вы с ним сделали? – спросил Джек.

– Тише, – ответил адмирал, покосившись на Шэнка. – Старый Шкив уснул. Давайте тихонько уйдем, и я доставлю вас на корабль. Ветер попутный, вы не потеряете ни минуты отлива.


Глава вторая

Рассвет застал «Сюрприз» далеко в серой пустыне моря – естественной его среде. Устойчивый брамсельный ветер дул с зюйд-веста. Несмотря на низкие облака и порывы дождя, день обещал проясниться. Уже в такое раннее время подняли брамсели, поскольку Джек хотел уйти с привычных маршрутов военных кораблей, ведущих на ту или иную станцию.

Он не хотел, чтобы его людей насильно завербовали – а ни один офицер на королевской службе не удержится от соблазна при виде такого многочисленного отборного экипажа из способных моряков. Не имел он и желания быть вызванным на борт корабля его величества, чтобы продемонстрировать документы, доложить о себе и столкнуться с небрежным приемом – фамильярностью или неуважением.

Далеко не все офицеры отличались природной или благоприобретенной деликатностью. Джек уже столкнулся с несколькими случаями пренебрежения, к этому без сомнения можно будет привыкнуть, но пока с него будто кожу сдирали заживо.

– Начинай, Джо, – сказал старшина-рулевой, переворачивая часы, и размытая фигура шагнула вперед, дабы отбить три склянки утренней вахты. Помощник штурмана бросил лаг и доложил о скорости в шесть узлов две сажени. В подобных условиях редкий корабль мог развить такую, и вряд ли кто – большую.

– Мистер Вест, – обратился Джек к вахтенному офицеру, – я на некоторое время спущусь вниз. Сомневаюсь, что ветер продержится, но, кажется, день будет приятным.

– Именно так, сэр, – отозвался Вест, пригнув голову от внезапного душа из брызг – «Сюрприз» шел круто к ветру на зюйд-зюйд-ост, и покрытое рябью море билось о правую скулу. Вода стекала на корму, смешиваясь с дождевой. – Как приятно снова оказаться в море.

На этой ранней стадии Джек Обри был един в трех лицах. Конечно же, капитан, но раз из многочисленных кандидатур не нашлось ни одной подходящей, еще и штурман, помимо всего прочего ответственный за навигацию, а заодно и казначей.

Офицеры, командующие исследовательскими кораблями, обычно сами исполняли обязанности казначея, но Джек таких назначений раньше никогда не получал. Подразумевается, что как капитан он должен присматривать за делами казначея и подписывать его отчеты, но его ошеломил объем и сложность необходимых подсчетов, когда пришлось заниматься ими детально.

Уже достаточно рассвело, чтобы можно было работать у кормового окна большой каюты. Изогнутая последовательность оконных стекол во всю ширину корабля радовала Джека даже во времена глубочайшего несчастья, как и сама каюта – красивое помещение, в котором едва бы нашелся хоть один прямой угол. Двадцать четыре фута ширины и четырнадцать длины давали ему больше места, чем у всех офицеров вместе взятых. И это еще не все – из большой каюты открывались двери в две малых, одну обеденную и другую для сна.

Обеденную каюту, однако, отдали Стивену Мэтьюрину. Когда прибыл завтрак, Джек, расправившись почти с третью счетов, авизо и накладных, кивнул в сторону двери и спросил:

– Доктор хоть шевелится?

– Ни звука, сэр, – ответил Киллик. – Устал он до смерти вчера, как загнанная лошадь. Но, может, запах разбудит. Обычно получается.

Запах, издаваемый кофе, беконом, сосисками и тостами будил его во многих широтах. Как и большинство моряков, Джек Обри очень консервативно подходил к еде, и даже в самых длинных плаваниях обычно справлялся, возя с собой кур, свиней, закаленную козу и мешки зеленого кофе, чтобы получать одинаковый (кроме тостов) завтрак и на экваторе, и за полярными кругами.

Эти блюда Мэтьюрин считал высшим притязанием Англии на цивилизацию, но на этот раз его не пробудил ото сна даже кофе. Он не среагировал ни на уборщиков на квартердеке прямо над головой, ни на укладку коек в семь склянок, ни на сигнал «Всем матросам завтракать» в восемь, со всем обычным ревом, топотом и громыханием.

Он все спал и спал, когда стих ветер, и когда корабль повернул на левый галс, спал под шум выбираемых и укладываемых в бухты снастей. Показался на свет он только во время утренней вахты, зевая и потягиваясь, с развязанными на коленях бриджами и с париком в руке.

– Да сохранят вас Господь и дева Мария, – поприветствовал его ожидавший Падин.

– И с тобой пусть будут Господь, дева Мария и святой Патрик, Падин, – отозвался Стивен.

– Мне принести чистую рубашку и горячей воды для бритья?

Стивен задумался, потерев подбородок:

– Можешь принести воды. Погода, как я вижу, тихая, качка пренебрежимо слабая, опасность несущественная. Что же до рубашки, – продолжил он, повысив голос, чтобы перекричать оживленную болтовню матросов в одиннадцати дюймах над ним, – одна на мне уже есть, и снимать ее я не намерен. Но ты можешь попросить Береженого Киллика сделать мне одолжение и принести кофейник.

Последнее он сказал еще громче и по-английски – существовала высокая вероятность, что неистребимо любопытный Киллик уже подслушивает.

Чуть позже Стивен, побритый и освежившийся, поднялся на палубу. То есть вышел из каюты сквозь дверь в проход на шкафуте корабля и по трапу на квартердек, где капитан, первый помощник, боцман и канонир о чем-то совещались. Стивен проложил себе дорогу к гакаборту и, облокотившись на кормовые поручни, окинул взглядом всю длину корабля, все сорок ярдов, до той точки, где приподнятый бушприт делал его еще длиннее. День действительно оказался приятным, но ветер стихал, и несмотря на величественно поднятые паруса, «Сюрприз» делал не более двух или трех узлов, едва ли наклоняя палубу.

На первый взгляд ничего не поменялось – знакомые, наполненные солнцем изгибы парусов над головой, натянутый такелаж отбрасывает резкие тени. Некоторое время Стивен пытался понять, в чем же важное различие. Дело не в отсутствии флотских мундиров – кроме как на флагманских кораблях или под командованием исключительно «квартердечных» капитанов, в последнее время офицеры стали носить непримечательную рабочую одежду, пока их не приглашали на обед в каюту капитана или же речь не шла об официальных церемониях. Что же до матросов, то они всегда одевались как вздумается.

Дело и не в отсутствии вымпела боевого корабля на топе мачты – Стивен его никогда и не замечал. Нет, частично виновато отсутствие багровых мундиров морской пехоты, яркого пятна цвета на бледной палубе и среди невыразительных оттенков моря, а частично – отсутствие мальчишек любого сорта, юнг или юных джентльменов на квартердеке.

Пользы от них немного. Они занимали ценное место. Их сложно заставить молча и внимательно нести службу. Но все же они придавали кораблю какую-то визгливую жизнерадостность. Хотя жизнерадостность присутствовала и без них, на деле еще и более шумная (матросы хохотали на топах, на шкафуте и на полубаке), чем это допускалось на флоте под командованием столь строгих капитанов, но природа веселья другая.

Стивен размышлял в поисках дополнительных различий, когда Бонден пришел на корму, чтобы поправить запутавшийся красный вымпел, и они перекинулись несколькими словами.

– Матросы невероятно довольны письмом Нельсона, сэр, – рассказал Бонден, после того как они обсудили ветер и возможность наловить трески крючковой снастью. – Они это считают, как вы можете назвать, предзнаменованием.

В этот момент боцманская дудка позвала Бондена и остальных матросов спускать на воду синий катер, и Джек прошел на корму.

– Доброе утро, сэр, – поприветствовал его Стивен, – Прошу прощения, что не явился к завтраку, но спал как бы спал герой Плутарха, который пробежал от Марафона до Афин без передышки, если бы не упал замертво. Бедный Мартин все еще спит, невзирая на натертые ноги и все такое. Господи, как же мы мчались, так сильно боялись упустить корабль. Иногда, на очень крутых склонах, он меня за руку вел.

– Доброе утро, доктор, и хороший денек сегодня, – ответил Джек. – Мистер Мартин разве на борту? Я считал, что он вернулся домой, чтобы уладить дела и присоединиться к нам, когда вернемся в Шелмерстон.

– Разумеется, у меня не было времени поговорить о нем или чем-нибудь еще вчера после обеда, а ночью я уснул до того, как ты спустился вниз. И даже сейчас, хотя мы и не за адмиральским столом, – прошептал Стивен, посмотрев на штурвал – в десяти футах от них, сразу перед бизань-мачтой, со старшиной и рулевым, не говоря уж о вахтенном офицере у кабестана и нескольких моряках, спешащих по вантам, чтобы установить крюйс-марс. – Здесь едва ли найдется место для конфиденциального разговора.

– Значит, спустимся вниз.

– Даже сказанное здесь, – заметил Стивен в каюте, – в истинном святилище фрегата, почти все становится известно в более или менее искаженном виде всему кораблю к концу дня. Не приписываю никому на борту дурных намерений или зловредности, но факт в том, что люди уже знают о письме лорда Нельсона.

Они знают, точнее уверены, что знают, будто «Сюрприз» куплен консорциумом, публичным представителем которого выступаю я. Считают, что в него почти точно входит мой бывший пациент принц Уильям. И они уверены, что Мартин превратился из священника в хирурга, поскольку его лишили сана за перепих... тебе знакомо это выражение, Джек?

– Думаю, слышал его.

– За перепих с женой епископа. Раз он лишен сана, то не может принести неудачу. Что же до его присутствия – я предлагал ему отправиться домой, получив аванс, как ты выручил меня много-много лет назад, а потом вернуться с рундуком. Но он предпочел послать аванс жене и остаться на борту. Дела у него отчаянные – никакой надежды на приход, никакой – на капелланство после этого злосчастного памфлета, недружелюбный тесть и опасность ареста за долги по возвращении.

В любом случае, хотя мы в море лишь на две недели, он счастлив терпеть неудобства единственной рубашки и изношенных ботинок ради шанса на приз. Я объяснил ему нашу систему раздела призовых денег, он ее не понял и будет рад хоть четырехпенсовику. Есть и кое-что другое, о чем мне не терпится рассказать. Может, залезем на топ, когда матросы закончат?

– Это займет еще какое-то время, – сказал Джек, которому приходилось залезать со Стивеном на топ. – Может быть, лучше пройтись вокруг корабля на твоем ялике после практических стрельб. Я в любом случае хочу оценить дифферент.

– Ты хочешь прямо сейчас провести стрельбы?

– А почему бы и нет? Ты разве не видел, как синий катер с мишенями спускают на воду? Раз мы в удаленном уголке моря, хочу посмотреть, как новые матросы справятся с боевыми снарядами. Сделаем полдюжины залпов, правобортная вахта против левобортной, до обеда. Нужно быть в хорошей форме.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю