Текст книги "Полуночная роза"
Автор книги: Патриция Хэган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)
Видя, что Эбнер не отвечает на ее вызов, Виктория в раздражении пошла сама разыскивать его.
Эбнер убедился, что миз Виктория ушла, и вошел в кабинет.
– Мастер Райан…
Райан не отвечал.
– Мастер Райан, я должен сказать вам кое-что. Мне не хотелось, чтобы ваша мама слышала это.
При этих словах Райан повернулся и посмотрел на него потухшими глазами.
– Говори.
Эбнер набрал побольше воздуха и, собравшись с духом, прошептал:
– Там роза. На могиле.
Райан с недоумением заморгал.
– Роза, – повторил Эбнер. – На могиле миз Генриетты.
Райан пришел в себя, вспомнив слова матери. Она считала, что, оставляя розу на могиле его бабушки, Эрин сигнализировала любовнику о встрече в лабиринте. Розы в разгар зимы? Он не был уверен, что так оно и было, но собирался немедленно выяснить это.
Открыв французские двери, он пронесся стрелой через террасу. Прыгнул на землю и провалился в темноту. Сквозь ночной туман с трудом нашел дорогу к лужайке и наконец на ощупь отыскал вход в лабиринт. Оставалось только надеяться, что его не подведет память. Прошло так много времени с тех пор, как он последний раз входил внутрь.
На первом же витке он чуть не подпрыгнул от неожиданности – он увидел свет факела. Необходимость проделывать весь путь отпадала. Тот, кто оставил сигнал, уже ждал.
Райан свернул за угол и наткнулся на человека. Он с удивлением узнал Элизу, стоявшую с поднятым факелом. Тут же была и Энни. Не успел он спросить, что это значит, как появился запыхавшийся Эбнер и поспешил занять место рядом с ними.
– Мастер Райан! – Элиза смело выступила вперед с таким видом, словно наконец решилась на очень важный разговор, каковы бы ни были его последствия. – Мастер Райан, есть вещи, о которых вы должны знать.
Глава 30
Проводя столько счастливых часов с капитаном О'Грэди и его командой, Эрин не успела завести сколько-нибудь прочных знакомств среди пассажиров. Естественно, когда «Свобода» прибыла в Ливерпуль, расставание с частью попутчиков ограничилось формальным прощанием.
За время их путешествия капитан О'Грэди сознательно не вторгался в личную жизнь Эрин. Он даже не спрашивал о целях ее поездки в Сьерра-Леоне, хотя в душе недоумевал, почему эта красивая молодая женщина отправилась одна так далеко от дома. После многих недель тесного общения его любопытство лишь усилилось, и, когда они оставили Англию, он осторожно задал ей этот вопрос.
Хотя поначалу Эрин относилась к капитану О'Грэди настороженно, теперь у нее не было оснований не доверять ему. В первые дни их знакомства он отпугнул ее своим признанием об участии в контрабанде рабов. Потом они узнали друг друга ближе, и постепенно она простила ему прошлые грехи, потому что не сомневалась в искренности его раскаяния. В результате, когда между ними завязалась дружба, она не стала скрывать от него подробностей своей жизни и пережитых гонений.
Слушая ее рассказ, он проникался участием к ее страданиям. В его серо-голубых глазах блестели слезы.
– Не важно, что считает ваш трусливый муж, – сказал он, сдерживая негодование, – вы не рабыня. Как бы он ни распорядился, вам незачем бежать в Сьерра-Леоне. Это место не для вас. Вы могли без всякого риска остаться в Филадельфии.
– Возможно, но только не моя мама.
– И ей тоже нечего там делать. Туда прежде всего направляют негров, снятых с невольничьих кораблей. К сожалению, на законодательном уровне вопрос с разными категориями рабов у нас пока не решен. Безусловно, что-то успели сделать, но этого мало. Число колоний растет. И это неплохие поселения. Некоторые африканцы, получившие свободу, более или менее устроены. Некоторые стали заниматься коммерцией. У них появились свои священники, врачи и адвокаты. Но пока все это еще не приняло цивилизованных форм. И ждать придется долго. Я должен вам прямо сказать, что светской леди приспосабливаться к тамошней жизни будет очень непросто. Вряд ли вы сможете скоро назвать это место своим домом.
– Не думаю, капитан. Не думаю, что мне будет трудно привыкнуть, если нет ничего другого, что можно считать домом.
Судно держало путь к берегам Африки, и капитан О'Грэди неизменно находил время показывать ей окрестности. Они проплывали мимо Марокко, Западной Сахары и Мавритании. Остались позади джунгли прибрежных равнин и простиравшиеся на много миль девственные леса с зарослями величественных деревьев. Жаркий влажный климат создавал благоприятные условия для флоры. В этих краях произрастало много ценных пород деревьев. Пышные рощи сменялись мелколесьем и ризофорными болотами, кишащими сонмом птиц. Сразу за равниной начиналось резко возвышающееся огромное плато, вдававшееся далеко в глубь континента.
Вскоре был пройден Зеленый Мыс с гладкими изумрудными холмами, длинной полосой мерцающего песка и коварным Алмадийским рифом. Капитан О'Грэди сказал, что теперь им осталось проплыть Сенегал и Гвинею, а оттуда рукой подать до конечной точки – Сьерра-Леоне.
Эрин стояла у перил в обволакивающей пелене теплого густого воздуха, созерцая буйную растительность. Течение разносило зловоние от гниющих останков крабов, залежавшихся в тине устьев рек, кокосов, вымытых из прибрежного песка. Местные жители зарывали орехи в песок, чтобы отмочить волокна и отделить их от твердой скорлупы.
Когда они приблизились к устью реки Сьерра-Леоне, их взорам предстало изумительное зрелище. За бухтой, обрамленной дугой темных гор, и над затененными водами в небе вспыхнули огненные ветви молний. Мощный гром пронесся над горделиво возвышающимися вершинами.
– Когда португальцы открыли эту землю, – сказал капитан О'Грэди, – они были поражены звуками грома. Они сравнивали его с рычанием льва. Так возникло название страны – Сьерра-Леоне, что означает «львиная гора».
– Восхитительно, – в изумлении прошептала Эрин. – Здесь все так прекрасно.
– Не все, милая, – посмеиваясь, заметил он. – Я слышал об этих местах и поистине безобразные вещи. Взять, к примеру, знаменитую историю с леопардами-людоедами. Рассказывали, что они появились в несметном количестве где-то в конце прошлого – начале нынешнего столетия. Говорят, они рыскали по горам, подкарауливали людей, разрывали их на клочки и поедали. В действительности это были не звери, а коренное население, переодетое в леопардовы шкуры.
– Каннибализм? – с содроганием спросила она.
– В настоящем понимании – нет. Просто эти дикари считали, что, убивая других, они смогут набраться сил. Даже сегодня кое-где среди враждующих племен сохраняются подобные ритуалы и верования. Худшего, наверное, придумать нельзя. Говорят также, что половина бунтов на невольничьих кораблях была связана с этим варварским обычаем. Когда местных жителей отправляли за океан, они думали, что там их съедят.
Эрин, в свою очередь, рассказала ему одну из слышанных ею легенд.
– Когда в Африке стали появляться белые люди, их принимали за морских чудовищ, потому что они приплывали на больших кораблях из-за горизонта. А негры считали, что за горизонтом не могло быть никакой земли.
– Морские чудовища? – Капитан О'Грэди презрительно фыркнул. – Наверное, они не так уж далеки от истины. Верно?
Эрин всматривалась в линию берега, нагромождение тростниковых хижин аборигенов и приземистые правительственные административные постройки из шлама. Приближался критический момент швартовки, и она впала в тревожное ожидание. Что, если ее матери не окажется здесь? Она не выдержала и высказала вслух свои опасения:
– Я даже не знаю, куда сначала смотреть.
– Я думаю, – с улыбкой сказал капитан О'Грэди, показывая на собравшуюся толпу, – она увидит вас раньше.
Он стал объяснять, что прибытие крупного корабля является большим событием в городке; все жители стекаются в порт, следят за разгрузкой товаров, встречают новых людей – миссионеров, рабочих и, конечно, репатриированных свободных рабов.
Эрин была готова бежать на берег, не дожидаясь, когда установят сходни. До полной темноты оставалось мало времени, и она боялась, что не сможет никого разглядеть, а ее мать не станет даже искать ее.
Она уже покидала палубу, когда капитан О'Грэди удержал ее за плечо и предупредил:
– Не ходите слишком далеко, милая. Можете заблудиться. Лучше дайте мне время закончить с делами, и я пойду с вами. Зайдем в контору порта и попросим просмотреть листы прибывших за месяц или два. Если она здесь, мы найдем ее. Только наберитесь терпения.
Эрин не хотела ждать и нетерпеливо устремилась на сходни.
В ту же минуту она услышала неистовый крик:
– Эрин! Господи Боже мой! Глазам своим не верю. Это она! Она!
Капитан О'Грэди больше не удерживал ее. Он взял ее за руку и провел по наклонному настилу, чтобы она не помчалась очертя голову, спотыкаясь, вниз.
Впереди он увидел плачущую женщину, пробирающуюся навстречу ей через толпу. Рядом с женщиной шел белый мужчина в темном костюме, расчищая для нее дорогу в море тел.
Мать и дочь слились в бесконечно долгих объятиях, словно боялись снова потерять друг друга. Наконец они разомкнули руки и встретились глазами. Обе рыдали и утирали слезы, не выдержав радости встречи и осознав, что наконец кончился мучительный сон и должен исчезнуть страх.
Капитан О'Грэди узнал мужчину, сопровождавшего Арлин Тремейн. Элиот Ноуленд – помощник губернатора и второе лицо в колонии. Когда его светлость уезжал в метрополию, он передавал Ноуленду свои полномочия.
Мужчины обменялись взглядами, не зная, как быть дальше. Наконец Элиот повел их из гавани к своему экипажу и предложил поехать к нему.
– Капитан О'Грэди, вы будете желанным гостем в моем доме. Поужинайте вместе с нами.
– Да, пожалуйста, капитан, – попросила Эрин, повернувшись к нему и вспомнив, что нужно представить О'Грэди мать.
– Нет, нет. – Он с улыбкой покачал головой, тронутый горячей встречей любящих матери и дочери. – У меня много дел на корабле…
Он поспешил незаметно удалиться, видя, как женщины, забыв обо всем, снова прильнули друг к другу.
Элиот привел женщин в свое жилище. Это был небольшой, но вполне солидный дом, сложенный из камня, завезенного из Англии. Коттедж располагался на холме, с которого открывался вид на бухту. Пока Элиот провожал их в свои апартаменты, Эрин не переставала дивиться здоровому виду матери.
– У тебя румянец на щеках и глаза блестят. По-моему, ты даже прибавила в весе. Просто не верится. И приступы прошли! Ни разу не кашлянула.
Тогда Арлин перевела глаза на Элиота:
– Скажи ей. Как ты это объяснил мне.
Он был рад стараться.
– В Англии врачи сказали, что течение болезни может измениться после перемены климата. Ваша мама рассказывала мне, как она страдала в Америке, в Виргинии. С тех пор как она приехала сюда, у нее исчезли многие симптомы, если вообще осталось что-то. Это можно приписать только здешнему жаркому и влажному климату. Благодаря ему она теперь на пути к выздоровлению.
Арлин присела на небольшую скамеечку перед окном. Угасающий день дарил восхитительное зрелище, но темнота неумолимо надвигалась, и вскоре дом стал погружаться в багровую бездну.
– Ладно, хватит обо мне. – Арлин кивком пригласила Эрин сесть рядом. – Каким чудом тебе удалось выяснить, где я? Это они дали тебе весточку? Фрисойлеры, которые помогли мне? И Райан тебя отпустил одну…
Она осеклась, потому что заметила, как Эрин изменилась в лице при упоминании имени мужа. Хорошо зная Эрин, она поняла, что тень, застлавшая глаза дочери, шла из ее страдающего сердца.
– У вас с ним что-то неладно? Скажи мне.
И Эрин рассказала все. Все, от начала до конца. Когда она умолкла, мать и дочь вновь упали в объятия друг друга.
Элиот решил, что женщинам сейчас надо выпить, чтобы снять напряжение. Он подошел к столу и взял маленький серебряный колокольчик, чтобы распорядиться насчет графина с шерри.
Через пару минут явилась служанка и вскрикнула, увидев Эрин.
Эрин тоже пронзительно закричала:
– Летти! О Боже, Летти. Я не могу поверить, что это ты.
Элиот смеялся и качал головой. Потом махнул рукой и пошел прогуляться.
Эрин пришлось повторить свой трагический рассказ теперь уже для Летти. Та поведала о своем нелегком пути на Север, а затем через Атлантику. К их разговору присоединилась Арлин, и они с головой ушли в воспоминания о своих приключениях.
Помимо шерри, Элиот позаботился и о хорошей еде. Вскоре на столе появилось наскоро приготовленное тушеное мясо. Никто из них, правда, не испытывал голода. Они не могли досыта наговориться, сумбурно поверяя друг другу свои бесконечные печали и бурно выражая радость встречи.
Затем Летти задала вопрос, который не мог не возникнуть. Эрин ждала его и ужасно боялась.
– А как моя мама? – спросила Летти.
Эрин знала, что предстоит нелегкий разговор.
– Ох, Летти… – начала она. – Мне очень жаль, но…
Можно было не продолжать. Летти и так все поняла по ее лицу и голосу. С горькими рыданиями она бросилась на руки Арлин.
– Я хотела спасти ее, как она спасла меня, – объяснила Эрин и рассказала, как Роза закрыла ее своей грудью во время зверского нападения Закери. Однако она не стала говорить, что это была не первая его попытка. Она не хотела добавлять матери лишнего горя напоминанием о жизни с этим чудовищем.
Потом она сообщила им о побеге Бена: о том, как помогала ему в начале пути и молилась, чтобы он благополучно добрался до места.
– Несчастная мама, – причитала Летти, – как она мучилась. Теперь по крайней мере она обрела покой. Больше никто не будет ее обижать.
– И всех нас тоже, – сказала Арлин с преувеличенным оптимизмом, обнимая их обеих. – Теперь мы свободны и можем начать новую жизнь. Все вместе. Давайте поблагодарим Бога и пообещаем друг другу больше никогда не вспоминать о тяжком прошлом.
Эрин хотела бы, чтобы у нее это получилось, и смела думать, что со временем, по милости неба, все забудется. Пока же ее по-прежнему преследовали боль обиды и, хотя и поблекшее, желание отомстить. Месть и любовь… Ведь она так любила его. А теперь!
Они все были так взволнованы этой неожиданной встречей, что, не замечая усталости, разошлись лишь под утро.
Летти вернулась к себе, чтобы, уединившись, предаться своему горю.
Элиот предложил Эрин лечь в спальне рядом с комнатой матери.
Эрин, утомленная и встревоженная разговорами, долго не могла уснуть. Она догадывалась, почему ее мать осталась в доме помощника губернатора Сьерра-Леоне. От нее не укрылось, как Арлин сияла в его присутствии. Они вели себя как два человека, связанные общим чувством. Эрин была почти уверена, что это так, и радовалась, что ее мать снова способна открыть сердце другому человеку. Что касается ее самой, то она знала, что дверь в ее сердце заколочена наглухо.
Под нажимом Энни усовестившиеся Эбнер и Элиза рассказали мастеру Райану все, что знали о мисс Эрин. После разговора с ними он отправился прямо к матери.
Виктория ни в чем не призналась и настаивала, что слуги лгут:
– Я велю их наказать! Как они посмели плести такую чушь! Стала бы я связываться с этой маленькой шлюхой. Неужели ты веришь, что я учила Эбнера лгать? Это абсурд!
Она сидела на диване в гостиной в ожидании приезда доктора, которого обещал прислать мистер Коули.
Райан стоял, наклонившись над ней, думая об одном: как бы не сорваться. Ему ужасно хотелось сжать пальцами ее шею и выдавить из нее правду.
– Да, я согласен, – сказал он. – Странно, что они осмелились лгать в таких серьезных вещах.
– Я… я велю их наказать, – повторила она свою угрозу. – Они намеренно вносят разлад в дом.
– Ты не тронешь их и пальцем, – твердо сказал он. – Я дал им слово. И кроме того, обещал отпустить их на свободу и оплатить проезд на Север. Я хочу навсегда избавить их от тебя и таких, как этот проклятый сукин сын Тремейн! – Он перешел на крик, рассекая воздух кулаком. – Черт возьми, говори же, что ты знаешь об исчезновении Эрин? И перестань лгать! Мне известно, что в ту ночь ты велела Элизе подмешать опий ей в чай. Потом ты научила Эбнера сказать, что я вернулся и не хочу ее видеть. По твоему приказанию он запер ее в комнате. Я также знаю, – с бешенством продолжал он, – что Элиза подобрала письмо, которое я оставил для Эрин под дверью, и передала его тебе. Это значит, что Эрин не получила его и, без сомнения, думала, что я уехал, не предупредив ее. Теперь рассказывай, что произошло после этого?
Виктория была бы рада заплакать, но не могла выдавить ни единой слезинки. Она была слишком взбешена предательством Элизы и Эбнера. Впрочем, даже если бы она заплакала, вряд ли бы ей удалось разжалобить сына и уклониться от объяснений. Райан, она видела это, готов был изувечить ее. Она в отчаянии искала способ выгородить себя.
– Выходит, Элиза солгала? Она что же, отказывается от своих слов, будто видела Эрин, выходящую из лабиринта с мужчиной?
– Она рассказала мне о той ночи. Но это не значит, что Эрин виновна в измене, мама.
Он еще защищает ее, с изумлением подумала Виктория.
– Хорошо, – с вызовом сказала она, – для чего тогда ей понадобилось выкрадывать схему и встречаться с ним в лабиринте среди ночи? И что значила та роза на могиле? Это был сигнал.
– Да, был, – подтвердил он с коротким кивком. Энни рассказала ему обо всем, но он не собирался делиться этим с матерью. Она не должна знать о том, что Эрин помогала беглым рабам. Сам он сейчас даже жалел, что его слуги, будучи так хорошо осведомленными о ее делах, раньше не решились открыть ему ее секрет. Он был убежден, что оказался бы на ее стороне и даже не отказал бы в помощи.
Виктория жаждала докопаться до истины.
– Тогда почему…
– Довольно, мама. Эта тема исчерпана. Теперь я хочу выяснить другое. Я еще раз спрашиваю тебя, что произошло с Эрин? Где она сейчас? Я знаю, что она не убегала с другим мужчиной.
– Если рабы все знают, – дерзко сказала она, – то и спроси у них.
– Они не знают, – возразил он. – Ты же отправила Энни в поле, выдворив ее из дома в поселение. Мне известно, что ты угрожала отправить ее на аукцион, если она посмеет показаться возле дома. Я также знаю, что в ту ночь, когда исчезла Эрин, ты отослала и Элизу с Эбнером. Несомненно, ты хотела избавиться от свидетелей. Так отвечай же, черт возьми, – зарычал он, – что ты сделала с моей женой?!
Виктория съежилась от страха и теснее прижалась к подушкам.
– Ты сошел с ума! – сказала она своим прежним властным тоном, чтобы не выказать страха. Даже терзаемая мрачным предчувствием, она была убеждена, что он никогда не поднимет руку на собственную мать. – Эрмина права. Я надеюсь, доктор прибудет раньше, чем ты впадешь в неистовство. Мы знаем, на что ты способен, после того как учинил погром в спальне. Клянусь, Райан, ты вынудишь меня на крайние меры. Я подпишу бумаги, чтобы тебя отправили в сумасшедший дом и заперли вместе с другими такими же безумцами. Мое терпение не бесконечно.
– Говори, ты знаешь, где она? – Райан вытащил мать из кресла, но не поднял на нее руки, только встряхнул. Он боялся, что если тронет ее хотя бы пальцем, то действительно может потерять контроль над собой. – Может быть, ты заплатила какому-нибудь негодяю, чтобы он увез ее и сделал с ней, что ему заблагорассудится? Кто это был? Закери Тремейн? Ты наняла его?
Она быстро встала и, протиснувшись между ним и креслом, с воплем бросилась к двери.
– Я не знаю, где она! И очень рада этому. Ты никогда не сможешь найти ее. Она исчезла из твоей жизни, и слава Богу! Когда-нибудь ты скажешь мне спасибо.
Он стоял в холле и смотрел, как она бежала к лестнице. Со зловещим спокойствием он пообещал ей вдогонку:
– Я никогда не прощу тебе этого, мама. И если я не найду Эрин, ты можешь забыть, что у тебя есть сын.
Райан вскочил в седло и помчался в знобящую темноту в поисках забвения. Однако как ни подстегивало его нетерпение, он сумел сдержать себя, опасаясь, как бы жеребец, чего доброго, не споткнулся и не завалился вместе с ним.
Пока конь продолжал скакать, не понукаемый седоком, Райан старался унять не утихавший гнев на слуг, не известивших его обо всем раньше. Эбнер оправдывался тем, что они были слишком запуганы. У Элизы тоже были свои причины желать, чтобы его брак распался. К сожалению, она слишком поздно осознала трагические последствия своего вмешательства.
Даже сильный холод не мог остудить его разгоряченной головы. Варианта побега с любовником больше не существовало, и теперь он лихорадочно обдумывал, как выяснить, куда же исчезла Эрин. Он решил разыскать Тремейна и вытрясти из него все, что тому известно. Этот план давал надежду получить ключ к разгадке и начать поиск.
Наконец на горизонте в обрамлении светлого венца убывающей луны показался дом Тремейна.
Райану неожиданно стало не по себе от подкравшегося смутного, но почти осязаемого тяжелого предчувствия, как будто по спине у него извилистой змейкой медленно двигался ядовитый паук.
В мрачном сооружении, представшем его глазам, было что-то такое, что порождало тревогу. Но что?
И вдруг он понял.
Тишина.
Тишина, обволакивающая все звуки. Тишина, задавившая, подобно гигантскому кулаку, все живое. Тишина, расползающаяся во всех направлениях – удушающее покрывало ужаса.
Райан перевел коня на размеренный бег и поскакал дальше. Сейчас он не жалел, что пристегнул кобуру с оружием.
Он подъехал к парадному подъезду и соскочил с коня возле самых ступенек. За то время, что он поднимался на крыльцо, из дома не донеслось и отдаленного звука. Ни один сверчок не нарушил мертвой тишины. Казалось, даже ветер не решался вторгаться в пределы земли, оскверненной дьявольским духом.
Дверь со скрипом отворилась. Райан ступил в холл, пахнущий пылью, мускусом и неухоженным домом.
– Тремейн! – закричал он в темноту. – Нужно поговорить. Срочно!
Сверху послышался скрип сосновых половиц и вслед за тем звуки шагов в коридоре.
Райан ждал у подножия лестницы. Постепенно его глаза стали различать отблески огня от фонаря. С приближением спускавшегося сверху человека свет становился ярче.
– За каким чертом ты явился сюда? – С площадки второго этажа на него в упор смотрел Закери Тремейн с лампой в одной руке и ружьем в другой.
– За своей женой, – ответил Райан.
Закери понимал, что приезд Янгблада не предвещает ничего хорошего.
Нейт не сообщил деталей, но Закери знал, что от Эрин избавились так же, как от Арлин. Закери был рад, что это произошло без его участия. Если б он только добрался до Эрин, то забил бы ее до смерти за тот шрам, что остался у него на лице. По словам Нейта, Янгблад не должен ничего знать о судьбе своей жены. Эти заботы взяла на себя его мать.
Закери направил на Райана свое ружье.
– Ее здесь нет. Уходи. Подальше от греха.
Райан начал медленно приближаться к лестнице, не сводя глаз с Тремейна.
– А где твоя жена?
– Ее здесь тоже нет, – с раздражением ответил Закери. – Проваливай, тебе говорят. Не нарывайся на неприятности.
– Послушай, Тремейн, я не отстану от тебя, пока не найду Эрин.
Райан двинулся наверх.
Закери отошел от перил.
– Клянусь, я сейчас выстрелю. Убирайся вон! Что тебе от меня надо? Я понятия не имею, что случилось с Эрин. Мне нужно было избавиться от Арлин, потому что она допекла меня этим вуду. Я хотел как следует припугнуть рабов. Они должны были знать, что я сниму с них шкуру и повешу нескольких из них. Покоя – вот чего я хотел. Говори, что тебе нужно?!
Райан неуклонно поднимался вверх.
Закери молча держал его под прицелом.
Даже при слабом свете Райан разглядел обезображивающий рубец.
– Что случилось, Тремейн? Неужто кто-то из твоих рабов наконец воздал тебе по заслугам?
Закери ощетинился. Его прищуренные глаза горели бешенством и жаждой отмщения.
– Нет, Янгблад. Это не раб меня изувечил. Во всяком случае, тогда она еще не была рабыней. Но сейчас, я полагаю, она получила то, что ей давно причиталось. Пусть поработает девочкой для развлечений.
Райан толком не понимал, о чем он говорит, но почувствовал, как у него волосы встали дыбом.
– Может объяснишь, о чем речь?
Закери медленно наклонился и поставил фонарь на пол, чтобы удобнее было держать ружье обеими руками. Он мог запросто разделаться с Янгбладом – убить его и сказать, что этот человек вломился в его дом. Можно было затем оттащить тело подальше в болото и оставить там гнить. Однако сначала он хотел отвести душу.
– Конечно, объясню, – с издевкой сказал он. – Приготовься благодарить меня. Как-никак я помог тебе. Без меня ты бы так и не узнал, что твоя сука – мулатка. Просто светлая мулатка. Да будет тебе известно, – он облизнул губы в безмерном упоении от возможности покуражиться, – что бабушка Арлин была чистокровной негритянкой. Ты слышишь, что я говорю, Янгблад? Ты женился на женщине с негритянской кровью! Она всего лишь рабыня, выдающая себя за белую. Ты оказался достаточно глуп и попался на их удочку. Ты, но не я! Я давно все знал. Арлин открылась мне, прежде чем мы поженились. Пока она была молодой и здоровой, я не придавал этому значения. Когда она превратилась в развалюху, я послал ее туда, где ее настоящее место. Я продал ее в рабство. Думаю, что и твоя мулатка в конечном счете окажется там же и…
Райан с диким криком метнулся к нему, и в этот момент Закери спустил курок. Райан ждал от него коварства и успел увернуться. Он услышал жужжащий звук пули и ощутил струю теплого воздуха в нескольких дюймах от своей головы. Его руки скользнули к ногам противника. От сильного рывка Закери рухнул на спину. Они вместе ухватились за ружье и стали кататься по полу, не замечая опрокинутого фонаря. Пламя начало слизывать растекающееся масло.
Райан нанес Закери звонкий удар по челюсти, но сам не успел прикрыть подбородок и тут же был оглушен. Пока он приходил в себя, Закери схватил ружье за ствол и, не имея времени развернуть его для прицела, замахнулся прикладом. Оставалась секунда до завершения смертельной траектории.
В свете жадных языков огня Райан увидел нависшую над ним угрозу и откатился в сторону, как раз вовремя. К следующей атаке он уже был готов. Когда Закери снова ринулся на него, он первым ударил врага головой в живот, и тот свалился бездыханный.
Сокрушающим взмахом кулака Райан смел его с дороги и медленно встал на ноги. Пламя быстро распространялось, заполнявший помещение дым слепил глаза. Спотыкаясь и ощупью отыскивая перила, он пробивался сквозь удушающий серый туман.
Он уже почти спустился, как вдруг заколебался. Этот ублюдок мог сгореть. Нужно ли было оставлять его там?
Райан повернулся и кинулся обратно в дым.
С большим трудом он выволок Закери с лестницы во двор.
Радуясь освобождению от смрада, Райан с жадностью глотал свежий живительный воздух, чтобы прочистить запекшиеся легкие. Он пристально глядел на своего противника. Тот никак не приходил в сознание.
– Черт с тобой! – пробормотал он, прежде чем уйти. – Иногда жизнь наказывает более жестоко, чем смерть. Если есть Бог на небесах, я знаю, он устроит тебе ад и на земле.
Виктория чувствовала себя глубоко несчастной. Она утопала в подушках и предавалась хандре. После ухода Элизы и Эбнера ей стало намного хуже, потому что остальные домашние слуги были не столь сведущи и опытны.
Накануне приходил доктор. Он ушел поздно вечером и заверил, что через несколько дней снова зайдет, чтобы обследовать Райана и попытаться определить степень его психических расстройств. Виктории оставалось только молиться и надеяться, что Райан не узнает правды. Она ожидала, что неопределенность продлится еще некоторое время, но, если он не сможет разыскать эту никчемную женщину, в чем она была абсолютно уверена, он будет вынужден начать новую жизнь.
Виктория подозревала, что он поехал пытать Тремейна. По ее предположению, Закери должен был рассказать ему только об Арлин. Возможно, после этого разговора, думала она, Райан поймет, что ему незачем жалеть о случившемся, и сдастся. Для верности она решила притворяться до конца, что ничего не знает. Она ожидала следующих атак. У Райана могли возникнуть новые подозрения о ее причастности к исчезновению Эрин. Своих слуг она опасалась меньше. Если даже они и будут выступать со своими заявлениями, это не причинит ей вреда. Во всяком случае, ни один суд не станет принимать во внимание показания рабов против белого человека. Поэтому она могла не беспокоиться, что ей грозит унизительная роль – опровергать какие-либо обвинения.
Она зевнула и потянулась. Решив, что бессмысленно тратить остаток дня в постели и пенять на всех и вся, она откинула одеяло и села. И неожиданно обнаружила стоявшего в дверях Райана.
– И давно… ты так стоишь? – нервно спросила она, схватив халат, лежавший у нее в ногах. – О небо! Мне прямо не по себе, когда ты так подкрадываешься. В последнее время ты ведешь себя безрассудно.
Ей не нравилось, как он вообще выглядел: будто в нем не осталось ничего живого, только одна оболочка.
Глухим монотонным голосом он скорее констатировал, чем спросил:
– Ты ведь знаешь, не так ли? – глухо проговорил он.
– Знаю о чем? – резко, с раздражением спросила она, прикрываясь трясущимися руками.
Райан направился к ее кровати. Как только он двинулся с места, Виктория инстинктивно сжалась и, отодвинувшись назад, натянула одеяло до подбородка.
Она начинала бояться собственного сына. Из-под нахмуренных бровей и наморщенного лба на нее смотрели зловеще сузившиеся синие глаза, напоминавшие о холоде январского утра. Хотя после многих бессонных часов он казался измотанным, вид у него был решительный. Он стоял выпрямившись во весь рост, готовый немедленно прояснить все свои подозрения. Промаявшись всю, казалось, нескончаемую ночь, он намеревался наконец выбить из матери признание.
– Я не знаю, как именно, но каким-то образом ты выяснила, что в Эрин есть негритянская кровь. После этого ты сделала все, чтобы отправить ее в рабство. Ты хотела вычеркнуть ее из моей жизни и поступила так же, как Закери Тремейн с ее матерью.
Виктория с перепугу не сумела правдоподобно изобразить сцену потрясения, как планировала раньше. Она только отчаянно трясла головой, выпучив глаза и беззвучно шевеля губами.
– Ты прекрасно знаешь, – холодно продолжал Райан, – что для меня не имеет значения, какой она крови. Ты должна была понять это, потому что читала письмо, которое я оставил ей. Из него видно, что я люблю ее. И я не перестал любить ее, после того как узнал, что она мулатка.
– О нет, она не могла… – пропищала Виктория с притворным ужасом, когда у нее наконец прорезался голос. И поскольку Райан не стал прерывать ее, она осмелела, подумав, что, может быть, он опомнится. – Сын мой, – уверенно продолжала она, – я представляю, как, должно быть, это ранило тебя. Но радуйся, что она убежала с другим мужчиной. Что, если бы у тебя появились дети? Это было бы несчастьем. Мог родиться темнокожий ребенок и…
– Ты что, не понимаешь? – Он смотрел на нее с таким удивлением, как будто до этого никогда ее не видел. – Это не имеет значения. И ничто не имеет значения, кроме моей любви к Эрин. И ты, – он сел рядом с матерью, – скажешь мне точно, что ты сделала с ней, и назовешь имя того человека, который помог тебе.
