Текст книги "Спецслужбы и войска особого назначения"

Автор книги: П. Кочеткова

Соавторы: Татьяна Линник
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 36 страниц)

БОРЬБА НА ИСТОЩЕНИЕ

В 1915 году первая мировая война вступила в самую страшную фазу – борьбу на истощение, первой жертвой которой пала маневренная стратегия и конечным результатом которой, была гибель лишних миллионов людей. Антанта, имея на Западе численное, превосходство, пребывала в блаженной уверенности, что на каждых четырех убитых французов или англичан должно прийтись по меньшей мере три мертвых немца: следовательно, в каком-то неопределенно близком будущем останется лишь обширная страна покойников, именуемая Германией, на территорию которой уцелевшие солдаты Антанты войдут победителями. Но эта программа методического уничтожения людских ресурсов не учитывала такой проблемы, как саботаж или уничтожение существенных материальных ресурсов врага.

Слово «саботаж» происходит от французского слова «сабо», означающего – деревянные башмаки. Французские ткачи XIX века бросали эти башмаки в свои станки, чтобы испортить их, так как думали, что появление машин лишит их навсегда работы. Но мировая война внесла в это слово весьма существенные поправки и даже истолковала его по-новому. Способный начальник «саботажников» эпохи мировой войны 1914–1918 годов, иначе говоря диверсантов, должен был иметь несколько пар лакированных «сабо», ибо бывал он в каком-нибудь плутократическом клубе, регулярно ходил в свой «оффис» (контору) в Нью-Йорке, подобно адвокату или коммерсанту, совещался там со своими агентами, словно это были клиенты или продавцы, а не шпионы и бомбометатели, и часто принимал приглашения отобедать в шикарном Ритц-Карлтон.

Такого рода, техника диверсии была весьма распространена в ту пору в Европе, и особенно там, где шла война. В самом деле, кто мог найти причину «катастрофы», организованной любительской рукой или профессиональным агентом-диверсантом, в месте, где взрываются бесчисленные снаряды, бомбы, падающие с воздуха, и где пылают пожары?

Французской авторитет, генерал Б. Э. Пала, высказывает убеждение, что в жуткие месяцы 1916 года Верден спасли два счастливых обстоятельства: удачное уничтожение всех германских 42-сантиметровых гаубиц точным огнем французских дальнобойных орудий и взрыв большого артиллерийского парка близ Спенкура, где немцы заготовили и держали 450 000 тяжелых снарядов с запалами. Такая небрежность уже сама по себе является своего рода «диверсией», обычной в боевых зонах, – беспечность подчиненного или глупость начальника. Но что же, независимо от незащищенности этих тысяч немецких снарядов, взорвало первый из них?

Антанта никогда не изображала спенкурскую катастрофу как мастерский ход своей секретной службы, обнаружившей парк в качестве цели для бомбежки с воздуха, или как прямой взрыв в результате диверсии. И генерал Пала почти одинок в признании огромного влияния этого взрыва на возможность удержания французами в своих руках ключевой позиции Западного фронта.

Союзники, видимо, несколько стеснялись диверсий и предоставили главные достижения в этой области Германии, впрочем, Комптон Макензи в неизъятом томе своих военных мемуаров рассказывал о своем коллеге из британской разведки, который разработал план взрыва одного моста близ Константинополя. Этот офицер добыл образцы разных сортов угля, которым пользовались в этой части Турции, отобрал несколько крупных кусков и отослал в Англию, где они должны были послужить моделью оболочек для бомб, бомбы эти обещал доставить на место один наемный левантинец-диверсант.

Диверсия осталась изолированным приемом нападения, но она с неизбежностью породила агента контрдиверсии. В 1915 году германский военный атташе в Берне познакомился с одним русским, который как будто готов был принять любое поручение, направленное против царя. Он хорошо знал Россию. Не попытать ли счастья на Сибирской железной дороге? Этот потенциальный шпион и агент-диверсант говорил, что ему знакома каждая верста Сибирской железной дороги. Когда ему растолковали, в чем дело, он даже согласился тайно вернуться в Россию и пробраться в Сибирь до Енисея, где он взорвал бы железнодорожный мост. Уничтожение этого моста на месяцы остановило бы приток боеприпасов из Владивостока на Западный фронт России, воевавшей против Германии. Русский по фамилии Долин получил исчерпывающие инструкции, деньги на дорогу и щедрое вознаграждение, причем ему была обещана двойная награда в случае, если он взорвет мост и сумеет бежать. Долин смело отправился в Россию и явился к руководителям охранки и генералу Батюшину. Что же, Долин был попросту плутом, обманщиком, который струсил? Нисколько! Его'можно было бы назвать обманщиком, но в широком патриотическом плане секретной службы, ибо Долин дурачил немцев с самого начала. Он был ответственный агент русской разведки.

(Р. Роуан. Очерки секретной службы. – М., 1946.)

ВОЗДУШНЫЕ ДИВЕРСАНТЫ

Переброска шпионов по Воздуху, во время первой мировой войны стала обычным делом в летных частях воюющих держав. Многочисленные улучшения облегчили положение и пассажиров, и летчика. Самолет обычно приземлялся по возможности неподалеку от местожительства постоянного агента, который разводил яркий огонь в своем камине, видный только с самолета, находящегося прямо над домом, огонь этот зажигался лишь в том случае, если агент убеждался, что приземление безопасно. Сигнализация помогла летчику и тогда, когда он прилетел, чтобы отвезти шпиона домой. Если агент почему-то не мог приготовиться к условленному часу, сигналы постоянного агента избавляли летчика от напрасной посадки.

Положение летчика, взятого в плен вместе со шпионом или непосредственно после произведенной им высадки шпиона на вражеской территории и преданного затем военному суду, в юридическом отношении было неопределенным. В Гаагских конвенциях вообще не было указаний, относящихся к такого рода действиям летного состава армий.

В этом смысле представляет интерес дело двух летчиков – Баха, американца, служившего во французском летном корпусе, и сержанта Манго. Каждому из этих летчиков удалось высадить своего шпиона, но оба потерпели аварию при обратном взлете. Они пытались пробраться до какой-нибудь нейтральной границы, но не имели возможности переодеться. Когда разбившиеся самолеты были обнаружены, летчиков быстро выследили и арестовали. Затем обоих отвезли в Лан и предали суду по обвинению в шпионаже. Этой злополучной паре летчиков выпала на долю незавидная участь: способствовать установлению международного прецедента. Но Джимми Бах был добродушный молодой авантюрист и человек со средствами, он мог позволить себе роскошь и пригласил видного адвоката, который прибыл из Берлина, чтобы защищать его и его товарища-француза. На первом судебном заседании, состоявшемся 20 октября 1915 года, судьи не пришли ни к какому решению, второе заседание, состоявшееся 30-го, окончилось тем, что обвинение в шпионаже было снято с обоих подсудимых. Бах и Манго, как военнопленные, провели три тяжелых года в плену в Нюрнберге.

После этого случая агентов, посылаемых со специальной миссией, стали одевать в военную форму, прикрывавшую штатское платье. Приземлившись, такой агент прятал мундир и к своим шпионским обязанностям приступал в штатском костюме. Но в ту ночь, когда летчик должен был, согласно расчетам, явиться за шпионом, последний снова надевал военную форму, которая должна была в случае поимки избавить их обоих от военного суда.

Союзникам было весьма выгодно засылать своих шпионов по воздуху. Бельгия и тринадцать оккупированных департаментов Франции были открыты для французской или английской секретной службы, поскольку там имелись десятки более или менее укромных посадочных площадок и сотни патриотов обоего пола, готовых помочь союзникам. За небольшую плату в 700 франков – по тогдашнему курсу 130 долларов – можно было завербовать бельгийца и высадить возле своего же бывшего жилья, где ему отлично была знакома вся местность.

Что касается прифронтовых зон союзников, то здесь немцам для той же цели приходилось подкупать французского или бельгийского ренегата, в лучшем случае какого-нибудь негодяя, выпущенного из тюрьмы на оккупированной территории. Такой агент мог хорошо знать местность, но ему мешала его репутация, а также опасность быть узнанным местными властями. Убедившись на многих примерах, что эта дуэль шпионов воздуха всегда оборачивается против них, немцы попросту усилили свою, оборонительную бдительность. Они установили микрофоны для уловления вибраций авиационного мотора в тех отдаленных районах, где можно было ждать высадки вражеского агента.

На это союзники ответили тем, что ограничили работу летчика однократным приземлением. Шпиона спускали с парашютом совершенно бесшумно и притом в местности, где оседло жил постоянный агент. Эта система действовала в течение целых четырех лет. Секретные агенты спускались с темного неба на врага, который мог предположить это, но не был в состоянии держать под постоянным наблюдением бескрайние просторы французских фландрских полей, где могли приземляться шпионы и где их радушно встречали и прятали местные патриоты.

Шпионы воздуха в большинстве своем были люди слишком пожилые для несения службы на фронте. Обученные обращению с почтовыми голубями, они брали их с собой в количестве до шести штук и затем по одному посылали со срочными донесениями. Каждого шпиона снабжали подробными инструкциями и достаточным запасом французских и немецких денег. Приземлившись, каждый шпион первым делом разыскивал ближайшую линию коммуникаций, а затем начинал пробираться к фронту. Иногда к этой работе в пользу союзников привлекали и немцев, главным образом эльзасцев и лотарингцев, живших во Франции с начала войны и стремившихся таким путем избавиться от военной службы, вербовали также солдат, дезертировавших и взятых в плен.

По мере того как война разгоралась, самолеты постепенно становились все более ценным видом оружия; и французы все чаще отправляли шпионов, предоставляя многим из них изворачиваться на свой страх и риск после отправки последнего голубя с донесениями. Покинутые, таким образом, на произвол судьбы воздушные шпионы либо попадали в руки к немцам, либо окольными путями пробирались в Голландию. Тамошние французские консулы заботились об отправке их во Францию. Многим из шпионов рекомендовалось на случай, если им не удастся выбраться на самолете, использовать свое пешее странствие для разрушения железнодорожных путей, мостов и подвижного состава в тылу вражеских войск.

Спустя некоторое время шпионов начали перебрасывать на воздушных шарах. Такой способ совершенно избавлял от предательского шума авиамотора, но других преимуществ не давал. Средний воздушный шар имел в диаметре 8,5 метра и вмещал 310 кубических метров газа. Он поднимал только одного человека, а радиус действия его был равен 24–36 милям. К такому полету шпионов готовили в Англии четыре недели; в продолжение этого срока устраивалось минимально шесть пробных полетов, из них два ночью. В корзину воздушного шара брались и голуби. Война требует мужества в различных его проявлениях. Было немало людей, готовых заняться шпионажем, но не желавших летать, проноситься над зенитками, приземляться в потемках с парашютом, спрыгнув с военного самолета или спустившись на воздушном шаре. Для неустойчивых субъектов, готовых согласиться на полет, но могущих оказаться несостоятельными в критический момент, был даже придуман самолет специальной конструкции. Под фюзеляжем, между колесами, подвешивалась алюминиевая кабина для шпиона и его парашюта. Дно этой кабины мог открыть только летчик, что они в нужный момент и делал. Цассажир падал вниз со своим парашютом.

Специальные миссии давали ценные для разведки результаты. Масштабы их с течением времени все более расширялись. Теперь уже не довольствовались временной деятельностью одиночного шпиона; главной целью становилась организация, создание регулярной разведывательной службы, которую должны были нести местные агенты, навербованные и обученные тайно. В 1917 году нашлись люди, серьезно подумывавшие об учреждении «заочной» школы для бельгийцев или французов, готовых заняться рискованным делом шпионажа.

(Р. Роуан. Очерки секретной службы. – М., 1946)

ПОЧТОВЫЙ ГОЛУБЬ – ПТИЦА НЕЖНАЯ

Во время первой мировой войны самолеты сбрасывали в большом количестве почтовых голубей, а также листовки и брошюры, содержавшие призывы к жителям оккупированных районов собирать и передавать сведения. Для этого пользовались небольшими корзинками, вмещавшими пару голубей; прикрепленные к шелковым парашютикам, они медленно спускались на землю. В каждую корзину, помимо корма для голубей, клали письменные указания, как обращаться с голубями, вопросники для заполнения, образчики существенно важных сведений, французские деньги, и всегда – пламенный печатный призыв к патриотизму людей, уже в течение трех лет испытывающих голод, нищету и унижения в результате оккупации.

В местах, весьма отдаленных от линии фронта, германские контршпионы нашли немало корзинок с мертвыми голубями. Это, разумеется, была лишь ничтожная часть общего числа корзинок, сброшенных союзниками. Голуби непрерывно летали над фронтом, и хотя попасть в летящего голубя из винтовки может лишь исключительно меткий стрелок, все же сделать это удавалось не раз. И во всех случаях, по уверениям немцев, голуби несли донесения большой военной ценности.

Эту систему собирания любой информации, как бы она ни были отрывочна и случайна, союзники продолжали расширять вплоть до дня перемирия. Голубей забрасывали не только с самолетов (иногда это было слишком заметно), но и в небольших воздушных шарах, снабженных остроумным механизмом для отстегивания клетки с голубями. К такому воздушному шару был прикреплен деревянный крест, на четырех концах которого висело по клетке голубями. В центре креста находился ящик с простейшим часовым механизмом. В назначенное время механизм автоматически начинал действовать: парашюты с прикрепленными к ним корзинками отстегивались, после чего из оболочки шара выходил газ. На каждом таком шаре красовалась довольно наивная надпись: «Это немецкий шар, его можно уничтожить». Позднее вместо часового механизма стали применять медленно горящий фитиль, он поджигал шар после того, как клетки, в голубями отделялись от шара.

Почтовый голубь – птица очень нежная, она очень быстро гибнет. Поэтому секретная служба союзников применяла еще один вид воздушных шаров. Шары эти, диаметром всего 60 сантиметров, делались из голубоватой папиросной бумаги и были почти невидимыми в воздухе. Их можно было наполнять из простого газового рожка. Летчики сбрасывали пакеты, заключавшие в себе три таких шара в сложенном виде, с подробнейшими наставлениями о способе пользования. Иногда в пакет вкладывалась химическая смесь, которая давала возможность тому, кто нашел шар, наполнить его газом. Но так как подобный воздушный шар с донесением можно было отправить к союзникам лишь при попутном ветре, то конкурировать с почтовыми голубями эти шары, конечно, не могли.

Жители местностей, расположенных за германской линией фронта, всего больше интересовали союзную разведку, и всевозможные листовки сыпались на них дождем. Зимой 1918 года специальные летчики союзников сбрасывали клетки с голубями и воздушные шары даже в самых отдаленных пунктах Эльзаса и Лотарингии. Последним их достижением была переброска по воздуху радиопередатчиков новейшей модели Маркони: с четырьмя аккумуляторами, сухими элементами на 400 вольт и 30-метровыми антеннами. С помощью таких аппаратов можно было передавать сообщения на расстояние до 30 миль (48 километров). Они сослужили большую службу крестьянам и одиноким жителям пораженных войной районов, которые не только настойчиво вели рискованную разведывательную работу, но и пытались передать по радио шифрованные донесения.

(Р. Роуан. Очерки секретной службы. – М., 1946.)

СЕКРЕТНЫЙ АГЕНТ ДОЛЖЕН БЫТЬ ЛИШЕН ЧУВСТВА СЕБЯЛЮБИЯ

Уголовными преступниками иногда пользуются для выполнения секретных поручений, если эти поручения неудобно давать сотрудникам государственного аппарата. Но ни один знаток шпионажа, действительно заслуживающий названия специалиста своего дела, не станет поручать уголовному преступнику регулярную доставку сколько-нибудь важных сведений. Вопреки широко распространенному мнению, настоящий «ас» шпионажа должен обладать многими, если не всеми качествами, какие требуется от ценного работника гражданских или военных учреждений. Если его мужество и честность вызывают хотя бы малейшее сомнение, его начальник не рискнет довериться ему в трудную для родины минуту.

Секретный агент обязан быть не только предан делу и долгу, но и лишен чувства себялюбия. Он должен быть чужд всякого бахвальства и других проявлений несдержанности. Он должен быть в такой же мере правдив и морально устойчив, как и решителен, изобретателен, бдителен. Кроме того, агент, состоящий на действительной службе, должен быть приучен к полному духовному одиночеству. Его профессия – профессия особого рода. Сам не доверяя никому, он нередко должен суметь завоевать доверие к себе.

Большую часть своей работы секретный агент должен выполнять единолично. Его снабжают инструкциями и отсылают. С этой минуты он должен рассчитывать только на себя. Если он попадется, власти вынуждены будут отречься от него. Его коллеги обязаны отрицать всякое знакомство с ним, даже понаслышке. Если его изловят в военное время, он, как шпион, подлежит повешению или расстрелу.

Во Франции от шпионов всегда требовалась железная дисциплина, вместе с тем эта страна нередко проявляла черную неблагодарность к преданным ей секретным агентам, И все-таки, когда в период первой мировой войны Франция очутилась на краю пропасти, военная разведка в Париже и главная квартира в Шантильи сумели найти таких патриотов и талантливых работников, как Жозеф Крозье, Жорж Ладу, Марта Рише, Люсьето, Вегеле и многих других.

24 марта 1918 года, в воскресенье немцы открыли огонь по Парижу из дальнобойного орудия. Столица была охвачена тревогой. Еще накануне немцы находились в 60 милях от города, а сейчас, после первых же выстрелов, многие были уверены, что враг приблизится на расстояние 12–15 миль от парижских укреплений. Правительственное сообщение быстро рассеяло эти страхи. Хотя один из первых снарядов и попал в церковь, наполненную молящимися женщинами и детьми, все же эта величайшая из всех «Толстых Берт» была охарактеризована как типично немецкое орудие устрашения, не имеющее практической военной ценности.

Специалисты из французской ставки уже мобилизовали свои силы на борьбу с этим невероятным крупповским чудовищем. Одна из артиллерийских служб несла ответственность за борьбу с артиллерийскими новинками неприятеля – это был вновь учрежденный особый отдел армии, ведавший разведкой и контрразведкой, поскольку они имели отношение к артиллерии. Были вызваны добровольцы, и из 70 с лишним человек, предложивших свои услуги, отобрали пятерых искусных работников контрразведки. В ту же ночь на самолетах они были переправлены через линию фронта и сброшены с парашютами в смежных секторах, образующих воображаемый треугольник, по углам которого находились города Ла-Фер, Куси-ле-Шато и Анизи-ле-Шато. В пределах этого треугольника были засечены перемежающиеся, но несомненные детонации от залпов нового орудия, сделано это было частично с помощью звукоулавливающих аппаратов.

Предусмотрев это, германские артиллеристы старались замаскировать местонахождение сверхтяжелого дальнобойного орудия. Время от времени они выпускали холостые снаряды, разрыв которых так же сотрясал воздух, как и обычный снаряд. Несмотря на это, уже через несколько часов после того, как первые снаряды обрушились на Париж, специалисты единогласно определили зону расположения орудия. И вот пятеро контрразведчиков глухой ночью отправились на «окружение» пушки. Через неделю двое из них вернулись с удачей. Третий был убит, а четвертый ранен во время воздушного рейда, но не был разоблачен как шпион. Пятый убедился, что не сможет добраться до самолета, который должен был поставить его обратно в Шантильи, он двинулся пешком к голландской границе, но предварительно отправил с почтовым голубем обстоятельный доклад о дальнобойной пушке.

Как только показаниями агентуры было установлено, что дальнобойная пушка находится на опушке Сен-Гобенского леса, ураганный огонь союзных батарей и бомбежка с самолетов изолировали засеченный район. Донесения разведки подтвердили, что германское орудие «кочует», т. е. передвигается с места на место, поэтому треугольная зона неослабно подвергалась действию артиллерийского огня и бомбардировкам с воздуха.

Но в лесу находились и фальшивые орудия, также замаскированные сетками и листвой, чтобы вводить в заблуждение воздушных наблюдателей и разведчиков. И так как в Эссене изготовлено было несколько этих мощных орудий, то одно из них могло постоянно поддерживать обескураживающий огонь. Заставить «Толстую Берту» совсем замолчать никак не удавалось. Несмотря на все усилия артиллеристов, наблюдателей, летчиков, специалистов по звукоулавливанию и разведчиков. Нужны были специальные математические вычисления, чтобы точным огнем накрыть пресловутую пушку Круппа.

Немцы никогда не знали в точности, какой участок Парижа они поражают, когда снаряд попадает в город. Еще за несколько дней до того, как «Берта» начала обстрел, немцы отрядили агентов для ежедневного доклада о месте поражения, о человеческих жертвах и о действии бомбардировок на дух населения.

Между тем в Париже были организованы летучие команды, которые немедленно убирали мусор, чинили мостовые и вообще врачевали раны, наносимые городу обстрелом. Нередко следы разрушения удавалось ликвидировать в течение каких-нибудь 5–6 часов.

И все-таки даже при таких темпах немецкие шпионы ухитрялись устанавливать место попадания снаряда, посланного из Сен-Гобена. Полковник Николаи рассказывает, что он регулярно получал обстоятельные донесения о пораженных участках и обо всех последствиях бомбардировки; такие сведения главным образом добывала и передавала некая шпионка Ида Калль.

Французы не отрицают, что она долго и успешно занималась этой опасной деятельностью. Они понимали, что из такого космополитического города, как Париж, трудно выкурить всех шпионов, и заботились главным образом о том, чтобы укрыть от них весьма секретный материал военного или политического характера.

Что касается французской разведки, то ее обслуживал по меньшей мере один шпион, сумевший во время войны обосноваться в главной квартире германской армии. Этот агент действовал в качестве комиссара полевой полиции и своей работой так хорошо зарекомендовал себя, что неизменно переезжал вместе со ставкой по мере того, как сама ставка перемещалась из Шарлевиля в Стенэ, Крейцнах и Плесси. По иронии судьбы, шпион Вегеле обязан был охранять верховное командование германской армии от заговоров или слежки неприятельских, т. е. антинатовских, агентов. При этом герр – или мсье – Вегеле не мог позволить себе ни малейшего промаха. Он должен был действовать эффективнее самых талантливых их своих коллег по полицейской службе. В личной жизни он должен был вести себя с величайшей осмотрительностью, выбирать друзей с большим разбором и в то же время казаться чудаком или нелюдимом. Нужно было также обладать большой изобретательностью, чтобы благополучно лавировать между быстринами и отмелями национальной и международной политики. С одной стороны, легко было запутаться в противоречивых германских делах, а с другой – не менее легко было выдать себя повышенным интересом к французским делам.

В то же время он не мог носить дешевой маски фанатичного врага Франции, чтобы не испортить этим своей карьеры тайного французского агента в Германии. Умные деятели контрразведки справедливо не доверят фанатикам. Такой человек, как Вегеле, непременно привлек бы к себе пытливое внимание. Почему он ненавидит французов? Что они сделали ему? Француженка, что ли, обманула его или французская фирма надула его? Или он жил во Франции, нарушил законы там или в какой-нибудь французской колонии и до сих пор не признался в этом? Самой возможности возникновени я таких вопросов нужно было всячески избегать.

Об успехах шпионажа Вегеле в германской ставке мало что известно. Установлено только, что он заранее оповещал о большинстве крупных передвижений немцев как на Восточном, так и на Западном фронте. Достижения его не соответствовали огромному риску, которому он подвергался, трудностям его работы, В мае 1918 года, когда Гинденбург, Людендорф и их помощники-специалисты из германского главного штаба готовили большое наступление против 6-й французской армии, Вегеле все разузнал, и оказалось, что он не переоценил опасности. «27 мая предстоит крупная атака на Шменде-Дам» – таково было предостережение, отправленное им. Но это не спасло 6-й армии, ибо французская разведка доставила это предупреждение в Шантильи с опозданием на десять дней.

(Р Роуан. Очерки секретной службы. – М., 1946.)