Текст книги "Спецслужбы и войска особого назначения"

Автор книги: П. Кочеткова

Соавторы: Татьяна Линник
сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 36 страниц)

СОКРОВИЩА ПРЕИСПОДНЕЙ

В окрестных горах, в глухих ущельях, в заброшенных соляных копях сооружались тайники, куда эсэсовские команды привозили сокровища, награбленные в оккупированных странах Европы.

Два неизвестных эсэсовца – гаупштурмфюрер и унтерштурмфюрер – затопили майской ночью 1945 года в озере Альтаус б—7 ящиков чистого золота.

Отряд эсэсовцев в одной из заброшенных соляных шахт в районе Альтаусзее спрятали семь ящиков с похищенной в церквах и монастырях золотой и серебряной посудой: дароносицами, кубками, сосудами. Эти золотые вещи представляли собой огромную ценность.

Начальник канцелярии Мартина Бормана гауптштурмфюрер СС Хельмут фон Хуллиельт вывез в «Альпийскую крепость» два тяжелых ящика с коллекцией драгоценных монет, украденной им в австрийском монастыре Кремсмюнестер.

Главарь венгерских фашистов Ференц Салаши запрятал похищенный драгоценный ларец с реликвиями святого Стефана и часть королевских сокровищ, в том числе тысячелетнюю «корону святого Стефана». На протяжении столетий обладание этой короной отождествлялось с верховной государственной властью, восходящей к первому коронованному владыке Венгрии королю Иштвану (Стефацу) I, которого католическая церковь провозгласила святым. В действительности традиционное наименование «корона святого Стефана» столь же условно, что и «шапка Мономаха»

Эсэсовцы закопали где-то в не установленном до сих пор месте австрийской провинции Бергенланд остатки золотого запаса национального банка Венгрии.

Главарь хорватских фашистов Анте Павелич, также нашедший укрытие в Аусзее, имел при себе несколько канистр из-под бензина, наполненных золотыми монетами. Уполномоченный Гитлера по вопросам экономики в Венгрии штандартенфюрер СС Курт Бехер прибыл в район Аусзее с несколькими вагонами награбленного еврейского имущества Среди его «личной собственности» было несколько сундуков с золотом. Эти сокровища известны под названием «фонды Бехера».

Наконец, сам шеф главного имперского управления безопасности Кальтенбрунер доставил в «Альпийскую крепость» 5 ящиков бриллиантов и других драгоценных камней, 50 килограммов чистого золота в слитках из запасов германского Рейхсбанка, две тонны золота и золотых предметов в 509 ящиках, валюту на два миллиона швейцарских франков и коллекцию редчайших почтовых марок стоимостью около 5 миллионов золотых марок…

Разумеется, этот перечень далеко не полон. Несмотря на то что в нем идет речь только о наиболее крупных секретных партиях ценностей, это были все же остатки. Основную массу сокровищ службы СС вывезли за границу.

Как уже упоминалось выше, одним из тайников, куда фашисты прятали награбленные ценности, было озеро Топлиц (или Топлицзее). Именно оно указано гитлеровским руководителем Отто Скорцени в качестве тайника для укрытия сопровождаемого груза.

Скорцени все сделал согласно инструкции. К ящикам, которые опустили на глубину 25 метров, прикрепили плавающие чуть выше под водой легкие буи. Они должны были служить указателями тайника для тех, кто придет к нему позднее…

Но Скорцени не знал, что в это время другая секретная группа СС опускала на семидесятиметровую глубину Топлицзее еще один тайный «клад», значение которого несравнимо превосходило его тайник. Впоследствии выяснилось, что тайная эсэсовская команда погрузила на дно многочисленные ящики, содержимое которых можно разделить на три части:

24 ящика были забиты секретными сведениями СД о тайных связях гитлеровских промышленных магнатов со своими агентами и пособниками в разных странах, документами, подтверждающими сообщничество монополистских концернов, занимающихся темными махинациями за спиной войск союзников.

Вторую часть составляли ящики с золотом и бриллиантами, а также герметичные сейфы с самыми секретными документами третьего рейха – архивами гестапо, министерства иностранных дел, военной разведки и другие. В эти же сейфы-ящики были помещены полные списки всех тайных денежных вложений фашисткой Германии в нейтральных странах. Эти средства гитлеровские бонзы предусмотрительно предназначали «на потом», на свое обеспечение после разгрома фашизма.

И наконец, часть ящиков содержала остатки фальшивых английских фунтов стерлингов и американских долларов, которые в огромном количестве печатались в Германии, чтобы подорвать экономику союзников и вместе с тем иметь в достатке «иностранную валюту» для закупок стратегических материалов в нейтральных государствах.

Обергруппенфюрер СС Эйгрубер затопил в озере Топлиц металлический ящик размером 25x35 сантиметров, в котором среди прочих вещей находился резиновый мешочек с бриллиантами.

В гитлеровской армии грабеж населения на оккупированных территориях официально поощрялся. В одном из приказов командования говорилось: «Всякий солдат имеет право взять в городе в личную собственность все, что он может унести». В секретном предписании командирам частей указывалось, что «нужно воспитывать у каждого офицера и солдата германской армии чувство личной материальной заинтересованности в войне».

Осуществляя тотальный грабеж в Европе, фашисты еще в 1942 году оборудовали в австрийском монастыре Кремсмюнстер один из основных складов похищенных ценностей. А в 1943 году, когда участились бомбардировки союзной авиации, складом стали выработанные штольни соляных разработок в Альтнаусзее и Зальцберге (в переводе с немецкого – «Соляная гора»). В ноябре 1942 года инженер-химик Макс Эдер поступил на работу в Венский институт по охране памятников. Но в 1943 году ему поручили выяснить, насколько пригодны заброшенные соляные штольни Зальцберга для хранения картин и других произведений искусства.

Штольни оборудовали под хранилища. Огромные помещения были обшиты досками, вдоль сооружены стеллажи, и на полках, словно книги, рама к раме стояли картины, награбленные в Бельгии, Голландии, Польше, Франции, Советском Союзе, Чехословакии: подлинники Микеланджело, десятки гравюр Дюрера, венская коллекция Ротшильдов, превосходные картины из галерей и драгоценные вещи из монастыря Монте-Карло. В одном месте были сложены произведения Вермера, Тициана и Брюгхелса, рядом в разобранном виде стоял золотой Верденский алтарь.

В штольнях находились и знаменитый Гентский алтарь – бельгийская национальная святыня, алтарь Дирка Боутса из Левена, и мраморная «мадонна» Микеланджело из церкви Онзеливе-Врау-экерк и Брюгге.

В соляных копях Альтаусзее и в рудниках у Лауффена, в долине реки Траун, содержались 6500 всемирно известных картин, 1500 ящиков с рукописями, миниатюры, средневековые вышивки, гравюры на дереве, украшения церковного и светского происхождения, сотни дорогих красивейших ковров. Сюда же фашисты доставили множество ценных экспонатов из музеев Германии и Австрии.

Все, что было собрано там, глубоко под землей, по праву можно было назвать величайшей и одновременно самой жалкой художественной коллекцией всех времен: неповторимые творения человеческой культуры свалены в кучу и обречены на гибель: Лукас, Кранах, Веронезе, Курбе, Ван Дейк, Брейгель, Рембранд, Тинторетто, Дюрер, Рубенс и другие…

В ящиках лежали книги, посуда восемнадцатого века, оружие, монеты, золотые и серебряные изделия… А машины с награбленными ценностями все прибывали и прибывали. Обслуживающего персонала не хватало, поэтому о квалифицированном уходе за сокровищами не могло быть и речи.

Инвентарная опись, которая постоянно пополнялась, представляла собой шесть тысяч страниц текста, напечатанного на пишущей машинке через один интервал. То, что поступало с конца 1944 года, а это были главным образом ценности из Венгрии, вообще почти не учитывались.

8 мая 1945 года американский «джип» остановился против главного входа в соляные штольни Альтаусзее, его встречали сотрудники бывшего имперского управления по охране памятников и представители дирекции соляных штолен. Американцы, получив списки сокровищ, тотчас же объявили все ценности своей собственностью.

Только в одной этой шахте они обнаружили 5350 картин старых мастеров, 220 рисунков и акварелей, 1039 гравюр, 95 гобеленов, 68 скульптур, 32 ящика с монетами, 128 образцов оружия и доспехов, 64 предмета мебели, 79 контейнеров и 43 ящика с художественными изделиями, 40 коробок с драгоценностями Ротшильдов, 237 ящиков с книгами и многое другое, предназначавшееся для «музея фюрера» в Линце.

Между тем, части художественного собрания Гитлера были размещены еще по меньшей мере в десяти других местах. Так, коллекция Мангеймера была найдена в Богемском монастыре.

Эрнст Кальтенбрунер и его адъютант штурмбанфюрер Артур Швейдлер, облачились в гражданские костюмы, лихорадочно искали надежное убежище. Они предложили местному охотнику Мозеру любую плату – деньги, в том числе фунты стерлингов и доллары, драгоценности, – если он выведет их в безопасное место. Мозер был связан с подпольщиками и немедленно сообщил им об этом. Был разработан соответствующий план, и Мозер «принял» предложение Кальтенбрунера…

В одну из майских ночей Мозер повел обоих эсэсовцев в глухой район Мертвых гор. Кальтенбрунер, лишь незадолго, до бегства запрятавший сокровища своего штаба, тащил туго набитый рюкзак. Через несколько часов хода все трое оказались у заброшенной сторожки на берегу горного озера.

Мозер вернулся обратно. Единственная проходимая тропа днем и ночью охранялась. Спустя несколько дней они были арестованы. При этом некогда могущественные эсэсовцы вели себя как жалкие комедианты: совали фальшивые документы, твердили, что они врачи, ссылались на Женевскую конвенцию, Устав Международного Красного Креста. Но никакие ухищрения не помогли: оба были арестованы.

После пленения Кальтенбрунера его жена некоторое время продолжала жить на вилле «Керри» – последней резиденции ее высокопоставленного супруга. Однажды один из охранявших виллу караульных притащил в штаб к Альбрехту Гайсвинклеру стальной ящик. В нем оказалось более тысячи золотых двадцатидолларовых монет весом, свыше 30 граммов каждая. На виллу была послана специальная группа. Она обнаружила в огороде другой ящик, в котором лежали золотые монеты, банкноты и массивный золотой портсигар. Когда подсчитали содержимое обоих ящиков, оказалось, что в них находилось 10 000 золотых монет общим весом 76 килограммов, 15 000 долларов и 8000 швейцарских франков банкнотами. Кальтенбрунер надеялся воспользоваться всем этим после войны. Но истории было угодно распорядиться иначе.

(М. Бакуменко. Сокровища в огне войны. – Мн., 1990.)

ГДР – ФРГ

С КАКОГО МОМЕНТА МОЖНО СЧИТАТЬ СЕБЯ ЖЕРТВОЙ?

Официально ведомство, возглавляемое Йохимом Гауком, называется так: «Федеральный уполномоченный по вопросам документов министерства государственной безопасности бывшей Германской Демократической Республики». Осенью 1989 года, когда в ГДР произошли коренные политические перемены, сотрудники министерства государственной безопасности ГДР – «штази» – поспешили уничтожить документы, изобличающие их и их сообщников. Однако революционным массам, захватившим вскоре штаб-квартиру «штази» в Берлине и другие его филиалы, удалось предотвратить их уничтожение, хотя и не полностью. Граждане ГДР хотели знать, каким образом режим СЕПГ в течение десятилетий осуществлял за ними слежку.

Гаук родился в 1940 году в Ростоке, изучал в ГДР теологию, после чего стал пастором в своем родном городе. Ведомство, которое он возглавляет, в своей нынешней форме создано в конце 1992 года на основе закона о документах министерства госбезопасности (МГБ) бывшей ГДР Оно призвано предоставить гражданам доступ к собранным на них сведениям и не допустить возможных злоупотреблений. Деятельность МГБ должна быть оценена в историческом, политическом и юридическом плане.

Государственные и негосударственные органы имеют право получать информацию, которая, в частности, может играть роль при приеме на работу бывших сотрудников «штази». С Йоахимом Гауком в Берлине побеседовал Йоахим Навроцки.

К: Господин Гаук, Вы пять лет находитесь на этом посту. Каков итог Вашей деятельности?

Гаук: Начну с того, что удалось сделать. Закон о документах «штази» был позитивно воспринят широкими кругами общественности. Почти миллион граждан подали заявки на просмотр своего досье, а в целом  мы обработали 2,7 млн заявок. Интересы большинства населения подвергавшегося угнетению, были поставлены выше интересов тех, кто угнетал и их пособников. То, что раньше знали господствующие круги, знают теперь те, кто подвергался угнетению. Досье, которое прежде были секретными, ныне могут использоваться жертвами диктатуры в целях реабилитации и уголовного преследования. Научные исследования современности имеют возможность опираться на источники. В конечном итоге была ликвидирована  монополия на знания, которой пользовались угнетатели из секретных служб. В то же время от общественности исходят и сдерживающие факторы. Мне пришлось осознать, что любая политическая тема, связанная с изменением образа мышления широких слоев населения, требует гораздо больше времени для «созревания», чем я думал раньше. Но я, как и прежде, считаю, что мы приняли правильное решение – взяться за осмысление прошлого, призвав на помощь знание, а не испытывая перед ним страх.

К: Некоторые бывшие Граждане ГДР придерживаются мнения, что ваше ведомство – это что-то вроде искусственного порождения Западной Германии.

Гаук: Это – ошибочное понимание, как в историческом, так и в политическом плане. Как обращаться с наследием «штази» было определено законом, принятым Народной палатой ГДР еще до объединения Германии. Восточногерманские парламентарии от всех фракций высказались за открытую оценку прошлого и за использование сохранившихся документов в целях его осмысления в политическом, юридическом и историческом плане. Объединение Германии явилось трудным испытанием для этого решения. Были опасения, что знающий народ может стать опасным народом. Но в Договоре об объединении Германии было все-таки закреплено положение о необходимости разработать новый закон о документах «штази». На этом настояла восточная сторона, в частности, коалиция демократов из всех партий. На практике мы также не прибегали к помощи тех людей, которые предлагались западной стороной. Почти 96 % сотрудников нашего ведомства – жители новых федеральных земель.

К: Существуют ли различия между досье самих исполнителей, то есть штатных сотрудников МГБ и их внештатных сотрудников, й досье жертв, то есть тех, за кем следили и кого преследовали. Сколько людей можно причислить к каждой из этих групп?

Гаук: За последние два года мы рассортировали децентрализованные картотеки, теперь у нас имеется 40 млн карточек. По нашим данным, в последний год существования ГДР в Министерстве государственной безопасности насчитывалось 91000 штатных и около 17 5 000 активных внештатных сотрудников. Это – приблизительные цифры. Пока я все еще отказываюсь назвать количество досье на жертв, поскольку здесь есть большая проблема, а именно, как определить понятие жертвы. С какого момента можно считать себя жертвой? Когда находишься под целенаправленным наблюдением или когда сидишь в тюрьме? Закон говорит «о лицах, которых это касается», то есть о лицах, о которых целенаправленно осуществляется сбор информации. Если взять внештатных сотрудников, то истины ради надо сказать, что многие из них не чувствовали себя пособниками, а вели беседы из-за явного страха; иногда здесь смешивались различные мотивы: желание помочь якобы, в хорошем деле и боязнь за собственную карьеру. Большинство людей дали себя уговорить, а многие действот вали из чувства чрезмерного послушания. Мы знаем также множество досье, из которых явствует, что люди говорили «нет». Совершенно очевидно: эти люди не разделяли мнения других о том, что у них нет иного выхода, хотя они жили в условиях той же общественной реальности. Часто испытывая на себе также сильное идеологическое давление. Таким образом, понятия «пособник» и «исполнитель» весьма относительны.

К: Как можно охарактеризовать то, что друзья следили за друзьями, дети за родителями, а мужья за женами!? Означает ли это, что во время ГДР в значительной мере произошла утрата морали и духовных ценностей?

Гаук: Не только во время ГДР. Начиная с 1933 года мы, на востоке, жили при диктаторах, у которых были собственные представления об идеологических ценностях и которые ставили демократические и религиозные ценности под сильное сомнение или же полностью их отвергали. Это привело к эрозии сознания. Оглядываясь в прошлое, я понимаю, что сопротивляться диктаторам надо не тогда, когда они развязывают войны, создают концентрационные лагеря, мучают и убивают людей;* Решительный отпор любому виду диктатуры должен начинаться тогда, когда под сомнение ставятся и постепенно ликвидируются ценности, на которых базируется демократическое общество и которые оказывают позитивное влияние на совместное проживание людей. При коммунистическом режиме в значительной степени так и было. Выдвинув постулат о том, что партия, которая якобы служит интересам рабочих и крестьян, является высшим авторитетом и посему требует безусловной лояльности, режим в значительной мере препятствовал формированию моральных устоев. У многих людей, ставших приверженцами коммунистической идеологии, произошло выхолащивание моральный ценностей. Я бы не сказал, что режиму удалось полностью деформировать совесть, однако в значительной мере она обрела другую функцию, многие, пришли к тому, чтобы в силу якобы социалистического или национал-социалистического «сознания» особенно рьяно служить власти.

К: Есть люди, которые оспаривают то, что они обнаружили во время знакомства с документами «штази». Насколько надежной является информация Вашего ведомства? Действительно ли эти досье «не лгут»? Или среди них встречаются все же докладные записки офицеров «штази», стремящихся приукрасить свою работу?

Гаук: В целом дело обстоит так: плановые документы «штази» заслуживают большого внимания. Не каждое пожелание, которое в них выражено, стало реальностью. Мировоззрение сотрудников «штази» наложило отпечаток на их язык – на их образ мышления. С этим все согласны. А записи – это ограниченные свидетельства по поводу более широких вещей: судебных дел, историй болезни; повсюду может содержаться неправильная информация, на основе которой могут делаться неверные выводы. Однако документам «штази» нельзя не доверять потому, что их написали плохие люди. Мы, в Германии, уже дважды убедились в том, что диктаторы были и хорошими делопроизводителями. Для Германского Бундестага мы провели специальную экспертизу с целью установить степень достоверности документов; проводившие ее историки пришли к выводу, что они заслуживают доверия.

К: Вы представляете информацию не только тем кого она касается, государственным органам, парламентариям, но и органам юстиции. МГБ не только следило за гражданами ГДР, но и совершило многочисленные уголовные преступления, наказуемые и по законам ГДР. Сейчас органы юстиции пытаются привлечь к ответственности исполнителей и ответственных лиц. Вызывают ли удовлетворение результаты, достигнутые в этой области?

Гаук: Просто удивительно, с какой готовностью некоторые суды воспринимают аргументацию исполнителей и помощников и как часто порядки, царившие в ГДР, принимаются во внимание в меньшей степени, чем возражения исполнителей на иск. Однако судебная, особенно уголовно-правовая оценка, – это нечто другое, нежели общественная дискуссия. И потому мы должны принимать ее как нормальное явление правового государства. Если долго живешь вне правового государства, как это было со мной, то это не значит, что надо нападать на него только потому, что судебные решения не отвечают твоим ожиданиям. И именно поэтому мы должны делать ставку не только на уголовно-правовую, но и на политическую и историческую оценку.

К: Сейчас много говорят об исполнителях. Давайте поговорим о жертвах. Ежедневно в читальных залах Вашего ведомства сидят примерно 200 человек и читают свои досье. Для этого им требуется не только любопытство, но и мужество. Как. они себя при этом чувствуют?

Гаук: Иногда люди в досье видят банальные вещи, но часто то, с чем они сталкиваются, является для них ударом судьбы. Она задним числом еще раз переживают то, что им пришлось испытать в застенках. Они переживают низость сокамерников, иногда – членов своей семьи. От всех этих вещей души людей каменеют, либо у них прорываются слезы. Затем, например, можно увидеть, как они говорят: «Ага, вот кто это делал, а этот не делал». После этого они могут закрыть тему. Когда люди знают, как все было на самом деле, им легко расстаться с прошлым. Часто они пишут письма типа: у меня был разговор с тем, кто за мной следил. При этом порой имеют место трогательные истории примирения. Но бывает и так, что застарелая ложь заново подается на стол. Знакомство людей, бывших объектом для наблюдения, с информацией, которой обладали прежде господствующие круги, является, на мой взгляд, основным моментом закона о документах «штази». Тем самым до сведения простого гражданина доводиться следующее: ты имеешь право об этом знать. Ты для нас важен, поэтому твои интересы для нас важнее, чем пожелания сохранить в тайне имена исполнителей и их помощников.

К: Вы однажды заметили, что невозможно как следует примириться, если очень мало знать и очень мало делать. Однако были опасения, что раскрытие преступлений и имен исполнителей может привести и к убийствам.

Гаук: Никакого самосуда нет, как нет и жажды мести. Кто приписывает это жертвам, тот поступает несправедливо. Зачастую они настроены столь миролюбиво, что это с трудом укладывается в голове. Знающий человек. Часто он всесторонне готов к прощению.

(Навроцки И. Ведомство Гаука //Германия. – 1995. – № 4.)