Текст книги "Теперь с тобою вместе я (СИ)"
Автор книги: Овсей Фрейдзон
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Отец кинул испуганный взгляд на жену, а та возилась в холодильнике и не собиралась, похоже, поворачиваться и отвечать на прямой вопрос дочери.
– Что же вы молчите, как будто я задала не самый простой вопрос, какой только может быть?
– Вера, ты говорила, что привезла письмо от Любочки, будь добра, подай мне его, прочитаю, может тогда появятся ответы на твои вопросы, а пока переоденься, комната бабушки в полном твоём распоряжении.
Глава 19
Вера решила не рисковать и на следующий день прямо с утра пошла в ближайшее отделение милиции прописаться на время пребывания в Минске, как было приписано законом и о чём предупредили её в аэропорту.
Возле нужного ей кабинета ждала огромная очередь и девушка поняла, что если она высидит её полностью, то первый день пребывания в Беларуси пойдёт насмарку.
Через полчаса она поняла, что может и не один день, потому что из разговоров мающихся в очереди людей, выяснила, что некоторые из них приходят сюда уже не первый раз.
Через час бесплодного ожидания, настроение сошло на нет, и Вера выглянула на улицу подышать свежим воздухом.
В дверях неожиданно столкнулась с молодым милиционером, в котором без труда узнала своего давнего воздыхателя Петьку.
– Привет, Петрунь, вот так встреча, ты, что уже демобилизовался?
– Верка, вот так да, и, правда, какая встреча!
Ещё два месяца назад, вот поступил на работу в милицию, сразу младшего сержанта получил, я ведь в армии тоже отбывал службу в охранных частях.
А ты, я же слышал от девчонок со двора, в жидовию смылась, а смотри, вот она…
– Я, действительно, уже год отжила в Израиле, а вчера прилетела на парочку неделек проведать маму с папой.
– Петрова, а с какого бока ты попала в Израиль, никогда не мог подумать, что ты еврейка?
– У меня мама еврейка и я этого никогда не скрывала.
Петь, а чего у тебя к евреям такое, я бы сказала, не самое лучшее отношение, что ты так въелся на евреев?
Парень ковырнул асфальт новеньким сапогом.
– Не то, что плохое, просто они мне всегда были как-то противны.
Вера рассмеялась.
– Петька, а ты помнишь, как перед уходом в армию, ты пытался даже меня поцеловать, сейчас, наверное, тебе гадко об этом вспоминать, ну, колись?
– Верка, я, наверное, не правильно выразился, эти евреи не то, что мне противны, просто рядом с ними я всегда себя чувствовал человеком второго сорта.
Они все со скрипочками, чистенькие такие, сплошные шахматисты-пианисты.
Начни с ними говорить, так общего языка вечно не найти, всё знают, всё понимают, начинаешь чувствовать себя каким-то ущербным.
– Петька, ты просто мне глаза открываешь на жизнь и людей.
Ну, встречала я таких противных и не только евреев, но ведь редко, а в Израиле ещё ни одного такого не видела.
– Не заливай, там, что одни Моше Даяны?
Хотя, чего я спрашиваю, разве шахматисты и пианисты могли бы победить арабов во всех войнах.
– Ну, Петька, ты показываешь чудеса осведомлённости во всех областях знаний.
– А ты, Верка, не ехидничай, политграмоту в армии проходил и перед поступлением в милицию месяц на курсах повышения политической грамотности отсидел.
Веру вдруг осенило.
– Петенька, не в службу, а в дружбу, помоги прописаться без очереди, а то жалко дней отпуска.
– Петрова, ты думаешь, это легко?
Так я тебе доложу, совсем нет, да, и не по моей это части.
Пойми, сегодня на просто так ни к кому не подъедешь…
– Петь, не мямли, сколько?
– Двадцать баксов, но учти, это не мне, я бы с тебя и копеечки не взял.
– Держи Петя, я и не сомневаюсь, мы ведь с тобой были друзья.
– Хорош Верка, трындеть, давай свои документы и не суйся в отделение, посиди в том скверике с пол часика, не замёрзнешь, вон как солнышко пригрело.
Вера отошла от отделения милиции буквально на двести метров и попала в осеннюю сказку – лёгкие порывы ветра срывали с деревьев листочки, которые плавно кружась падали к ней под ноги, кокетливо сверкая на солнце пока ещё глянцевым покрытием.
По обе стороны асфальтовой дорожки пожухлую траву накрывали ярким пледом падающие с деревьев всех оттенков желтизны и багрянца кленовые, ясеневые, липовые и тополиные листья.
Вера была счастлива очутиться в этом нарядном по сезону сквере.
Она присела на ближайшую лавочку и подставила лицо ласковому солнцу.
Накануне, уезжая из Израиля, она даже представить не могла, что так будет наслаждаться этим необыкновенным даром природы таким волшебным теплом, ведь перед отъездом за бортом было тридцать пять градусов сумасшедшего пекла.
Девушка смотрела восхищённо на медленно кружащиеся падающие листья и в голове назойливо завертелась строка, не то стихотворения, не то, песни – палые листья, палые листья…
Она вдруг достала из сумочки заветный блокнот с текстами песен Олега Фрейдмана, отыскала чистую страницу и написала свою навязчивую строку:
Палые листья, палые листья…
А дальше… а дальше она полностью ушла в музыку слов и рифм.
Когда-то Вера уже пыталась сочинять стихи, но из этого мало, что получилось, и она скоро забросила это увлечение, а сейчас строчила и зачёркивала, и вновь писала…
Затем выписала начисто много раз правленые строки и вчиталась:
Палые листья
Кружит стихами
Взгрустнувшая осень.
Не просыхают
Художников кисти.
С веток срываясь
Продрогшие листья,
Палые листья
Тропинки заносят.
Вечер осенний
Для грусти причина.
Дождь струи сеет
И ветру не спится.
Ищут спасенья
Бездомные листья,
Палые листья
В стихах и в картинах.
Песню вплетаем
В осенние кудри,
Плачет гитара,
Звеня перебором.
Иней рассветный
Деревья припудрил.
Палые листья
Зима скроет скоро.
Вера шёпотом повторила – палые листья зима скроет скоро.
– Петрова, ты, что молишься?
Ну, не стоит оно того, держи свои документы, всё в порядке.
Вера поднялась с лавочки посмотрела внимательно на самодовольное лицо парня с белесыми бровями и ресницами, с таким же пушком небритой щетины на щеках, с плутоватыми светло-голубыми глазами. Из форменной милицейской фуражки выглядывали коротко стриженные светлые волосы, в глаза также бросилась его лопоухость, не скрываемая даже головным убором – смешно вспоминать, когда-то этому парню она ни о чём не задумываясь, подставила свои губы для поцелуя.
– Петенька, ты золото, спас меня от такой противной рутины, часами околачиваться в беспросветной очереди. Я твоя должница…
– А чего там, должок можешь сразу же и отдать, вон какая пышная девка в некоторых местах, у вас там на западе с этим делом говорят просто.
– Конечно, Петя, просто, но надо быть или проституткой, или хотя бы любить человека, а я ни то, ни другое, так, что, извини.
Парень усмехнулся.
– Языкатая ты, но не злая, надо будет что-нибудь от меня, заходи, всегда с радостью поможем друзьям.
Вера шутливо ударила парня кулаком по груди.
А знаешь Петюня, у меня в Израиле уже есть любимый парень, и представляешь, он мент!
Девушка развернулась на каблуках и махнув на прощание рукой заспешила к дому.
К ожидающим её родителям, Вера вернулась уже под обед.
Папа не находил себе места от волнения за дочь.
– Верушка, где ты столько времени пропадала, мы с мамой уже не знали, что и думать…
– Это папочка твой не знал, а я ещё как догадывалась, наверное, хахаля какого-то встретила или подцепила.
– Мам, представляешь, а ты, правда, угадала – встретила Петьку из соседнего двора, может помните, я к нему на проводы в армию ходила?
Так, вот, его я и встретила, он сейчас служит в милиции и помог мне прописаться, а иначе могла бы и за три дня не управиться.
Мама выглянула из кухни.
– Мойте руки и давайте к столу, у меня уже всё готово.
Вера, я твои любимые зразы стушила, наверное, там тебе никто этого блюда ни разу не приготовил.
– Конечно, нет, в последние месяцы, пока училась на курсах и жила в общежитии, так вообще почти на одних макаронах и кашах сидела.
– А Люба пишет, что ты у своего хахаля жила в квартире. А там не могла нормальную еду ему и себе готовить, что зря я учила своих дочерей кулинарить?
– Там я готовила нормальную еду, но это было только в субботу и только один последний перед приездом сюда месяц, а чаще всего, меня Галь водил обедать в ресторан.
Мамочка тебе не обязательно собирать сплетни у моей сестрички, она мало, что знает, я с ней ничем не делюсь, а если хочешь знать правду о своей младшей дочери, то спроси, ведь тебе хорошо известно, что я никогда не обманываю, скажи папа.
Отец нежно привлёк к себе любимую дочь.
– Верунечка, а у тебя с этим парнем достаточно всё серьёзно, а то, Люба такого понаписала…
– Папочка, честное слово, она ничего не знает, а только строит догадки.
И Вера расплакалась.
– Пап, ну почему она такая, неужели ей плохо, когда кому-нибудь хорошо, а если у кого-то не ладится, то вовсе желчью исходит…
– Верка, прекрати на сестру напраслину наводить, она, между прочим, почти год тебя содержала и не голую на учёбу отправила, а ты её здесь поносишь, можно подумать, я тебе и поверила.
С мамой было спорить бесполезно, она за свою любимицу могла любого в грязь втоптать.
– Ой, мама, какие вкусные зразы, только мне мяса попалось маловато.
Родители переглянулись, и Вера поняла, что сморозила несусветную глупость.
Она резко поменяла тему:
– Кстати, а когда вас ждать в Израиль, надеюсь, к весне приедете, зимой не советую, очень уж у нас в это время года неуютно.
И вновь родители встретились друг с другом о чём-то говорящими глазами.
– Понимаешь доченька, Люба пишет, что нам лучше пока не дёргаться, а сидеть на месте.
Всё же у нас есть своя обставленная квартира, мой завод ещё окончательно не закрылся, кой-какую зарплату домой приношу.
У мамы сейчас, после смерти твоей бабушки, развязались руки, может скоро подыщет себе что-нибудь подходящее из работы.
А, что там, ни кола, ни двора, ни работы, ни языка…
– Папочка, миллион приехал из бывшего Союза, и все как-то устраиваются, и фонари у нас горят, и асфальт хороший, и заводы работают, а строек столько, что рабочих завозят из Румынии, Турции и даже Китая….
– Доченька, ты предлагаешь нам, в нашем возрасте и с нашими специальностями, мне идти на стройку, а маме убирать квартиры богатым израильтянам?
– А почему и нет, по крайней мере, в зразы будете класть мяса, сколько душе угодно и покупать себе из продуктов, что только захочется, хоть икру красную, хоть сёмгу, да, что я перечисляю, всякую еду, какую вы только в жизни слышали…
– А Люба пишет, что люди даже на транспорте экономят, ходят пешком по пять километров в обе стороны.
– Мамочка, люди и на воде экономят, сцаки по целым дням не смывают, всякие есть, почему Любка вам только о плохом и плохих пишет?
– Вера, откуда и что ты можешь знать, приехав на всё готовое, что ты думала, чем семью накормить, что на задницу натянуть и, чем оплатить коммунальные услуги?
Что ты, как Любочка, начиная с ноля, купила квартиру, машину и прочее, замечу, всё это за два года, а ты тут нам пытаешься свою концепцию навязать, не понюхав, как следует той жизни, живя на всём готовом, вначале у Любочки, а потом на содержании у израильского хахаля.
Вера проглотила горькую пилюлю, подкинутою мамой, глядя на расстроенное лицо папы.
– Мам, а вам, кто мешает, приехать и купить за два года квартиру, машину и прочее?
Замечу, тебе моя дорогая, вам осуществить это ещё легче, у вас ребёнка на руках не будет.
Мама была полностью обескуражена чёткими аргументами младшей дочери, а папа широко улыбался, исподтишка подмигивая Вере.
– Доченька, мы ещё подумаем, не торопи нас, до весны есть время, а зимой ты не советуешь нам приезжать.
Отец с дочерью рассмеялись, улыбалась шутке мужа и мама.
До самого вечера они обсуждали вопрос репатриации, во многом Вера их убедила, но главный вопрос остался открытым – если приехать, то куда и к кому?
Вера в этот вечер рано забралась в постель, на неё, вместе с переживаниями и хлопотами последних дней, навалилась жуткая усталость, и она, укрывшись тёплым ватным одеялом, вскорости согревшись, без помех мыслями встретилась с Галем.
– Где ты, мой любимый, чем занимаешься в это время, о чём думаешь, вспоминаешь ли обо мне?… Я о тебе ни на минуточку не забываю…
От горячих мыслей о любимом, о том, как он, начиная с губ по всему телу бежит поцелуями, как его шаловливые пальцы проникают в самые потаённые местечки, и они достигают пик в наслаждениях в бурном соитии – кипящая волна забурлила внизу живота и хлынула в святилище любовных утех.
Вера непроизвольно заёрзала, перебирая ногами, закусив нижнюю губу – вот дурочка, бешеная кошка, от одних только воспоминаний на небеса взлетаю, а если бы он сейчас оказался в этой постели, снял с неё тёплую мамину ночную сорочку, тесно привлёк к своей мускулистой, покрытой мохеровой растительностью, груди, пробежал по её разгорячённому телу своими нежными и умелыми губами и руками, а затем… – девушка невольно застонала, сотрясаясь в приступе нового ещё более бурного оргазма.
Наконец, она отпустила край подушки, который ухватила зубами, чтобы своим стоном не привлечь к себе родителей и слёзы быстрыми ручейками побежали по щекам.
Всё, пора взять себя в руки, если каждый вечер, который она должна провести здесь, будет так доводить себя любовными фантазиями, то просто свихнётся.
Нет его сейчас рядом и не надо его звать, а, когда она вернётся… тогда и будет думать, и что-то решать, а может быть за неё распорядится жизнь, время и Галь.
Девушка вылезла из-под тёплого одеяла, достала свой блокнотик с ручкой и застрочила, исправляя и чёркая, а рифмы текли и текли сладкой патокой по страницам блокнота:
На песню ласки чуткий отзвук тела,
Податливого, гладкого, как шёлк.
Бутон наполнен влагой до предела.
И вот раскрылся каждый лепесток.
а наслажденье… вкус багряной вишни.
Чуть терпкий, как вино, запретный плод.
Благослови Любовь мою, Всевышний,
Избавь от грустных мыслей и забот.
Бутон, дразнящий влагой наслажденья
Раскрылся, отзываясь на призыв,
И подчиняясь двух сердец влеченью
Тела искали ритм и мотив.
Звенела песня на высокой ноте.
Адажио сменял безумный свинг.
О, небеса, как дивно вы поёте…
Взлетают души и восторга крик…
Вера перечитывала и перечитывала…неужели это она написала?!
Вот, чёрт, никому ведь и не покажешь – Галь не понимает, Любка засмеёт, родителям стыдно, если только Наташке… да, Наташке можно, она такую эротическую лирику оценит, а вот палые листья, вряд ли.
Глава 20
На завтра у них с отцом был намечен выезд в лес по грибы, но мероприятие из-за плохой погоды расстроилось. За окном моросил мелкий дождик, и папа сказал, что это уже надолго.
Вера послонялась по комнатам, посидела у окна и вдруг ужаснулась, а, что она будет здесь делать целых три недели.
Зашла на кухню и понаблюдала за мамой, готовящей кушать, и краска стыда залила лицо – у неё в кошельке около девятисот долларов, а здесь такая экономия, что впору задавиться.
Мама варила на обед ленивые щи и ставила в духовку картофельную бабку, вместо мяса зажарив в неё сало с луком.
– Мам, а это, наверное, будет очень вкусно, у меня уже слюнки текут…
– Вкусно, вкусно, с мясом было бы ещё вкусней.
Вера не могла понять, как такое случилось, когда наступил раскол в их отношениях, но с мамой у неё уже давно не было общего языка.
Девушка, наблюдая за вознёй матери на кухне, задумалась, отлистала назад несколько лет, оглянулась на свой подростковый возраст.
Наверное, они пришли к таким отношениям с того момента, как младшая дочь вошла в пору девичества, а это случилось у Веры довольно рано – уже в четырнадцать лет, она сформировалась во взрослую девушку, с заметной грудью, чётко очерченной талией, красиво выраженными бёдрами и длинными стройными ногами.
Безусловно, причина была не в её раннем развитии, просто мама как-то стала не доверчиво относиться к ней, цеплялась по разным пустякам, а Вера платила той же монетой, огрызалась, дерзила и выказывала своё недовольство вечными придирками.
Старшая дочь Люба, достигшая в это время совершеннолетия, стала для мамы настоящей подругой.
Она делилась с матерью самым своим сокровенным.
Они с увлечением обсуждали всякие житейские проблемы и с удовольствием перемывали косточки близким и знакомым людям.
Люба умела ладить с мамой, когда надо она могла смолчать или вставить нужное словечко и уже вместе буквально третировали Веру, а может быть ей так, только казалось, но пропасть в отношениях младшей дочери с матерью всё время увеличивалась.
– Мама, а наш гастроном работает и, где я могу обменять свои доллары на ваши белочки, зайчики и прочий зоопарк?
– Магазин работает, куда он денется, только теперь считается супермаркет.
Слышала, как звучит… а, как воняло в нём тухлой селёдкой, так и воняет.
Обменник я знаю есть на вокзале и в ЦУМе, ну, и в каждом банке можно обменять валюту на наших дохлых зверей.
Чтоб ты знала, у нас сейчас этих банков добавилось богато, все к себе заманивают, только вкладывать у людей нечего, все за ссудами к ним бредут, а там и рады радёшеньки несчастных поглубже на долгие годы в кабалу засунуть.
Верка, не дури голову, не трать зря валюту, с голоду не опухнем, прибереги свои доллары для жизни в Израиле. Что у тебя там, нет места, куда их потратить?
Вот, Любочка, пишет, что идёт учиться, чтобы получить водительские права, не хочет она всё время зависеть от своего Лёвочки. Желает сама, когда ей понадобится прокатиться по магазинам, проехаться на базар и по всяким учреждениям, она их называет, но забывает, что я пока не знаю иврита.
– Мам, а это стоящее дело, вот и получила от тебя ценную информацию – возвращаюсь в Израиль и иду тоже учиться на шофёра, обещаю, к вашему приезду у меня будут водительские права и своя машина.
– Что, тебе хахаль её купит?
– Послушай мамочка, я тебя очень уважаю, но моё терпение может лопнуть.
Прекрати разговаривать со мной в таком тоне, я тебе не дурочка с переулочка, а взрослая самостоятельная девушка, замечу, совершенно от вас финансово не зависящая.
Не спорю, Люба на первых порах, оказала мне некоторую помощь, но такую, я бы могла оказать совершенно чужим людям.
Да, она предоставила мне хорошее место для проживания, но я его оплачивала, как и отдавала ей деньги за все коммунальные услуги, а в довесок, ещё возилась с её сыном, отводя и забирая его из детского садика.
Надо сказать, к чести Любы, она вручила мне перед отъездом на учёбу три тысячи шекелей подъёмных для проживания одной в чужом городе, за это ей огромное спасибо, но замечу тебе, мне совершенно малознакомые люди тоже оказали подобную помощь.
Нет уж не перебивай меня, пожалуйста, дай выговориться, я и так долго молчала.
Как ты уже знаешь из письма Любы, у меня есть, а может и, к сожалению, был, хороший, даже очень хороший местный парень, он офицер полиции.
Тебе не надо собирать сплетни, мне нечего стесняться и поэтому могу рассказать спокойно о нём и о наших отношениях.
У него есть в центре страны большая четырёхкомнатная квартира, естественно и шикарная машина.
Он дарит мне очень дорогие подарки, оплачивает наше проживание в гостиницах на отдыхе, как и все совместные развлечения.
Кстати, вот этот браслет и цепочка из подарков, сделанных мне Галем за время нашего знакомства.
Мой Галь не хотел, чтобы я ехала к вам в гости, что и стало причиной нашей ссоры, и, похоже, правильно не хотел, судя по твоему отношению ко мне.
Спокойный голос Веры к этому моменту уже перешёл в крик.
– Да, мы спим в одной кровати и не только спим, надеюсь, подробности здесь тебя не интересуют.
Я не знаю, что тебе ещё рассказать и, что тебя волнует в моей личной жизни, но можешь задавать вопросы и я постараюсь на все по мере возможности ответить, только постельных наших отношений с Галем, прошу не касаться…
Ошеломлённая мать, наконец, обрела дар речи и свойственную ей надменность.
– Верка, прикрой свой рот и смири свой необузданный нрав, ты разговариваешь с матерью, а не с подругой, укроти язычок, им тебя бог явно не обидел.
Ты могла всё это рассказать мне в доверительном разговоре, а не в таком вызывающем тоне, от которого мне хочется смазать тебе по морде.
Мать облокотилась спиной о мойку и вытерла руки после мытья посуды.
– Ладно, не буду заниматься больше воспитанием оперившейся дочери, тем более, это бесполезно, потому что у тебя на все случаи жизни уже есть готовые ответы.
Кому я больше верю, тебе или Любе, теперь не могу сразу ответить, потому что и её и твои аргументы весьма убедительны.
Мы с твоим папой ночью очень долго разговаривали и пришли к выводу, что всё же поедем в Израиль, и не потому, что у нас мало мяса, чтобы положить в зразы, а потому, что у нас там живут две дочери и с какой стати, мы здесь останемся одни, ведь хочется на старости лет с внуками понянёхаться.
Послушай, всё же свою маму, тебе только девятнадцать лет, будет у тебя этот парень или другой, ещё неизвестно.
То, что ты рассказываешь об этом молодом человеке, производит хорошее впечатление и о нём, и об его отношении к тебе, а главное, что очень похвально, ты не продалась этому парню за кучку золота, чего я больше всего опасалась и о чём мне написала Люба.
Как ты нам советуешь, так мы и поступим, потому что твой папочка не может надышаться на тебя, как католик на деву Марию – мы постараемся приехать весной, а там, будь что будет.
Женщина отвернулась к раковине и стала ополаскивать раннее вымытую кастрюлю.
– Мамочка, прости, я погорячилась…
– Не нужны мне твои извинения, мы уже давно с тобой потеряли общий язык и взаимопонимание, может быть, даст бог, когда ещё больше повзрослеешь, то уразумеешь свою мать.
Вера услышала в её голосе плаксивые нотки, но развернулась и вышла из кухни.
Разговор с матерью оставил в душе неприятный осадок, она в нём была явно не на высоте.
Отлично понимала, что не рассказывала о своей жизни, а бравировала самостоятельностью и удачливостью, а ведь, как не открещивайся, а Люба приняла её к себе и помогла сделать первые шаги в Израиле.
Кто она сама по себе – ноль без палочки, ведь затем были Галя, Наташа и даже Хана, которые провели её по тропинкам жизни, не требуя наград и особой благодарности.
Встречу с Галем нельзя назвать удачей, это был перст судьбы, но вероятно не только для неё, возможно, и для него, но этот вопрос пока остаётся открытым.
Боже мой, как хорошо, что при их бурных объяснениях с мамой не присутствовал папа, ушедший в гараж, повозиться со своим видавшим виды запорожцем.
Отец бы очень расстроился. Не надо его ставить меж двух огней и пользоваться тем, что он благоволит к дочери.
Вера отлично знает, что её папа очень любит свою жену, а это куда важней, им вместе жить до старости и придётся преодолеть ещё много трудностей, один только переезд в Израиль, во что им ещё станет, об этом даже думать не хотелось.
Вера тепло оделась и зашла на кухню.
– Мам, я возьму твой зонтик, на улице дождик накрапывает?
Похоже, надо и своим обзавестись, он мне зимой пригодится в Израиле.
– Бери, бери, там спица одна заедает, ты её поправь, когда будешь раскрывать, а себе купи не наш отечественный, дерьмо полное, надо будет тебе на толкучку заглянуть, там можно, говорят, найти стоящее.
Я поняла, что ты собралась в магазин, возьми, пожалуйста, заодно хлеба, булок не надо, я напеку к ужину пирожки с картошкой, а купишь подходящей говядины, то и с мясом.
– Хорошо мама, только не бранись, если куплю что-нибудь не очень на твой взгляд подходящее.
Женщина рассмеялась.
– Всё равно буду ругаться, тебе, что привыкать?
И, Вера с улучшившимся настроением вышла из дому.
В ближайшем банке она получила такую огромную сумму белорусских рублей за сотню долларов, что была потрясена, она сразу же стала миллионером.
На ступеньках банка попыталась вглядеться в разного достоинства купюры, на которых были изображены симпатичные звери – волки, рыси, медведи, лоси, зубры… но от приятного созерцания зверушек и наименований денег, отвлёк молодой ворчливый голос.
Вера подняла глаза.
– Девушка, ты дразнишь вора и грабителя, это же не фантики от конфет, а натуральные деньги, за которые приобретают материальные блага.
В нашей стране сейчас мало людей, которые могут себе позволить обменять валюту и получить такую солидную пачку денег, повторяю, быстренько спрячь и не дразни гусей.
Вера во все глаза смотрела на элегантно одетого парня, сменившего ворчливый голос на приветливую улыбку.
– Меня зовут Виктор Александрович Лукашевич, впрочем, для вас можно просто Виктор, а позже и Витя.
– Я не знаю, что вы подразумеваете под словом, позже, но из вежливости тоже представлюсь, но без всяких заморочек – Вера.
И она протянула руку, освобождённую от денег, которые успела засунуть во внутренний карман своей кожаной куртки.
– Вера, на – ты или на – вы?
– Можно на – ты, но и я воспользуюсь этим правом.
– Отлично! Между прочем, я за тобой наблюдал ещё в банке, когда ты меняла свою зелёную сотку на наши деревянные.
– Интересно, и чем это я вызвала такой повышенный интерес к своей особе?
– Ну, в первую очередь, своей особенной привлекательностью и каким-то не здешним поведением.
Девушка рассмеялась.
– Неужели за год такое перевоплощение, может у меня и акцент появился?
– За акцент пока нечего сказать, по первым словам, не особо заметил, а вот поведение очень кидается в глаза, но я, собственно говоря, не об этом хотел поговорить, а точней, хотел предложить встретиться в боле цивилизованных условиях и провести вместе время и познакомиться поближе, а может быть и поосновательней.
– Витя, я не знаю, что ты вкладываешь в свои понятия, а особенно в слово, «поосновательней», но сразу хочу заметить, что прибыла в Беларусь на короткий срок, а там, откуда я приехала у меня есть любимый парень.
– Вера, а дружеские или деловые отношения между мужчиной и женщиной отвергаешь?
– В первое не верю, а второе не по моей части.
Они уже давно сошли со ступенек, ведущих в банк, и медленно шли по тротуару, обходя многочисленные рытвины и выбоины, заполненные дождевой водой.
– Год прошёл, как я не была в Минске и такой упадок, улицы просто не узнать, особенно жутко выглядят в вечерние часы.
– Поверь мне Вера, пройдёт совсем немного времени, и страна выправится, появится и красота, и изобилие, и улыбающиеся люди…
– Ой, Витя, в последнее очень слабо верится, такой вывод я сделала, глядя на своих, проживающих в нужде родителей.
– Я своему отцу тоже говорю, что поколение наших людей до шестидесятых годов рождения мы безвозвратно потеряем, а он уверяет, что для всех возрастов и слоёв населения есть и будут равные возможности для покорения бизнеса, продвижения по службе и для карьерного роста.
Я ему втолковываю, скажи на милость, откуда появится эта активность, когда молодёжь от отсутствия нормальной работы и заработка бежит во все стороны, деловая активность людей на ноле, да, и нет у них начального капитала, поэтому наверх и полезли бандиты и проходимцы разных мастей.
– Витя, я, пожалуй, встречусь с тобой вечером, если предложение ещё остаётся в силе, а сейчас мне надо срочно в магазин за продуктами, а то мама и папа будут волноваться.
Вить, только хочу предупредить тебя серьёзно, давай без глупостей.
– Вера, на этот раз, я не знаю, что ты под этим подразумеваешь, но, всё равно, обещаю быть корректным.
Они договорились встретиться в семь вечера возле кафе «Орбита», находящегося не далеко от дома девушки.
Переходя из отдела в отдел большого и несуразного магазина, Вера удивлялась скудности ассортимента, блеклости упаковок и малому количеству покупателей.
Трудно передать её удивление, когда она, сгрузив на кассе все приглянувшиеся ей продукты, вдруг обнаружила отсутствие элементарных пакетов и даже за деньги.
Кассирша смерила девушку презрительным взглядом:
– Откуда ты такая красивая и бестолковая?
– Из Израиля.
Вера машинально ответила женщине, испытывая полную растерянность от отсутствия пакетов, не представляя, как это всё она допрёт до дому.
– Я тоже хочу в Израиль, чтобы покупать, не задумываясь, такую прорву продуктов, не глядя на цены и, при этом, не имея при себе собственных пакетов.
Девушка, вот тебе мои личные, тут только два, но постарайся как-нибудь всё распихать.
– Ой, даже не знаю, как вас благодарить, может возьмёте деньги за пакеты, мне, право, неловко.
– Брось девонька, мы ещё не совсем здесь совесть потеряли, думаешь у нас перевелись порядочные люди?!
Они были, есть и будут.
Послушай, моя хорошая, если вдруг встретишь в Израиле Цилю Израилевну Липкину, передай ей большой привет от Таньки из гастронома на Притыцкого, она обязательно меня вспомнит.
Вера тащила на пятый этаж тяжёлые пакеты и продолжала улыбаться, вспоминая добрейшей души Таньку из гастронома, которую она точно никогда не забудет.
Выслушав ворчание мамы о нецелесообразности большинства своих покупок, ушла в спальню переодеваться и задумалась – ну, зачем, скажите, зачем, она согласилась встретиться с этим симпатичным молодым человеком, для чего дурить ему голову, ведь она не собиралась начинать с ним никаких любовных отношений и не допустит в свою сторону никаких вольностей…просто он очень интересный собеседник.
Надо ещё подумать, под каким соусом подать родителям блюдо, что вечером отправится на свидание, уверяя, что в Израиле у неё есть любимый парень, так, пожалуй, мама укрепится в своих подозрениях, что её дочь весьма лёгкого поведения.
Может не стоит ходить на эту встречу, для чего оно ей?! Продинамит парнишку, как это делают другие девчонки и вся беда, но поговорить с этим интересным парнем – Виктором Лукашевичем было любопытно и познавательно.
Села на подоконник и всмотрелась в мрачную погоду за окном и прислушалась к барабанящему по стеклу дождю и схватила в руки, купленную в супере общую тетрадь.
Строки побежали по белому листу, заполняя столбцами пустоты.
Зачёркивала, исправляла, начинала по новой и только на четвёртом листе появился чистовой вариант:
За окном дождь безвольно заплакал,
капли громко стучат по карнизу.
понесла свою душу на плаху,
подчиняя природы капризу.
Поздно нынче стоять на коленях,
коль себе стала вдруг злобным катом.
Утопив свои чувства в сомненьях,
я по жизни бреду виноватой.
Как сумела бездарно разрушить
наше счастье нелепою фразой…
я рыдала, зажав плотно уши,
струны звонкие лопнули сразу.
Моя глупость сродни преступленью,
Что ж, несу свою душу на плаху.
Ты мой первый, молю стань последним —
за окном дождь безвольно заплакал…
За обедом Вера сообщила родителям, что вечером встречается с одноклассницей и они посидят в кафе.
Удивительно, но с запинками выдавленная из себя ложь легко была принята за правду.
– Конечно, сходи прогуляйся, чего тебе сидеть все вечера с нами, ещё скоро насидишься над учебниками, правда, Белла?