Текст книги "Теперь с тобою вместе я (СИ)"

Автор книги: Овсей Фрейдзон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Девушка вновь перешла на иврит.

– Чему и как вас в Русии учили в школе, ни одна толком не знает английского языка.

Как ты собираешься учиться в университете без английского, не скажешь?

Смутившаяся Вера залепетала:

– Простите, но до начала учебного года ещё несколько месяцев, я постараюсь подтянуть английский, как и иврит.

Девушка засмеялась.

– Глупости, это только одни разговоры.

Ты здешняя?

– Нет, я из Ашдода.

Въедливая секретарша театрально закатила глаза и Вере показалось, что все её надежды на университет вмиг лопнули, но девушка вдруг перешла на русский язык со смешным и сильным акцентом.

– Ну, что ты пугалься, мой родител двадцат пьят лет назад, тожье так пугальса.

И вновь перейдя на иврит, сообщила Вере, что с июня месяца при университете, в связи с большим наплывом олим хадашим (новых репатриантов), открываются дополнительные подготовительные курсы для многочисленных желающих поступить в их учебное заведение. На этих курсах молодые люди смогут подтянуть наиболее слабые у них предметы.

Информация сыпалась на Веру ливневым дождём, приятная секретарша сообщила, что за символическую плату для одиночек, приехавших в Израиль без родителей, будет предоставлено общежитие, где она будет жить с другими такими же четырьмя девочками.

– Ты, не будешь целый день учиться на курсах, поэтому сможешь в свободное время работать, но тут ты должна сама проявить сноровку, университет работы не предоставляет.

Дополнительные курсы и первый год обучения для вас бесплатные, а дальше видно будет, государство ещё последнее слово не сказало.

Взволнованная девушка слушала секретаршу, которая назвалась Сигалит, и не верила, что всё произносимое ею, касается Вериной судьбы что через каких-то две недели она уже переедет в Беер-Шеву и начнёт учиться, что перед ней откроется совершенно новая жизнь, новые перспективы, новые знакомые, всё новое…

– Вероника, ты меня не слышишь, какой ответ, ты подаёшь документы в наш университет или нет?

– Да, я согласна на все условия.

Глава 7

Вера даже в самых смелых помыслах не могла такое себе вообразить – уже к часу дня она оформилась на дополнительный курс при университете, подала документы на поступление в сам ВУЗ, и устроилась с первого июня в общежитие.

С кропотливой аккуратностью записала себе в блокнот, что ей потребуется на ближайшее время, какие учебники, вспомогательные материалы, канцелярские принадлежности и расписание занятий и наполненная радужными надеждами в отличном настроении поехала в сторону автобусной станции.

Спешить ей было некуда, сегодня она себе позволила то, что давно уже не допускала – походила по маленьким лавочкам, присматриваясь к товару и ценам, скушала прямо на улице питу с фалафелем, запила с бутылочки прохладной колой и только после этого двинулась в сторону остановки на Ашдод.

На всякий случай оглянулась, но Гали не было, заняла своё место в автобусе у окна и стала любоваться мелькающими пустынными пейзажами, на которые в другое время и в другом настроении даже бы не посмотрела.

Вдруг до её слуха долетел знакомый голос и, более того, Вера услышала полюбившуюся песню.

Девушка резко развернулась от окна и увидела сидящего рядом с собой пожилого мужчину, державшего возле уха маленький магнитофончик, из которого слышался гитарный перебор и песня:

   Я вернусь, вы попарите в баньке берёзой хмельною,

   я спою, расскажу, что ещё не успел не сказал…

   Вы друзья не судите, себе сам я буду судьёю,

   пожелайте мне счастья, его вам всегда я желал…

Вера умоляюще сложила руки на груди.

– Я Вас очень прошу, продайте мне эту кассету, сколько скажете, столько и заплачу.

Мужчина выключил магнитофон и посмотрел внимательно на девушку.

– Что, понравились песни Олега?

Так я тебе девочка подарю эту кассету, а встречусь с ним, он с удовольствием мне выдаст другую такую.

– Ой, простите, Вы, что с ним знакомы?

– Да, и очень хорошо, живём в одном городе Ашкелоне, мы познакомились с ним ещё в январе, вместе посещаем литературный салон на квартире у прекрасной женщины из Ленинграда.

Собираемся раз в неделю и пьём чаёк с всякими вкусностями, многие из которых готовят сами наши завсегдатаи.

Потом читаем наши произведения, обсуждаем их, а на закуску нам поёт Олег и мы, затаив дыхание, слушаем полюбившиеся песни и оцениваем новые.

Наши очаровательные девочки литературного салона с сединами и морщинами слушают его и плачут, они обожают своего мальчика, так они все называют Олега Фрейдмана.

– Боже мой, вы себе даже представить не можете, я познакомилась с этим замечательным бардом в самолёте, в котором мы вместе совершали олию (репатриацию в Израиль).

Я слушала его песни ещё перед тем, как объявили посадку.

Он пел в зале ожидания аэропорта в Минске, и я внимала со всеми, находящимися там и мы все плакали.

– Девушка, так это ты записывала тексты его песен в самолёте и в аэропорту Тель-Авива?

Какой мир тесный, мне про тебя рассказывала очаровательная жена Олега Фрейдмана Людмила.

– Да, да, это они, у них есть две дочери Лена и Алла.

– Всё совпадает, держи девочка кассету, мне в Шдероте выходить, надо, а уже подъезжаем, к родственникам заехать обещал, а привет Олегу я обязательно передам.

– А их номера телефона у вас случайно нет?

– Случайно нет, дома в телефонной книжке записан, а на память не помню, что поделаешь, уже старые дырявые мозги.

Вера с благоговением опустила в сумочку кассету, дома у неё есть плеер, с которым она занималась ивритом, только бы добраться и послушать.

Пока она так размышляла, её автобус притормозил на перекрёстке, девушка прочитала – Ашкелон.

На остановке находился только один пассажир, и она увидела, как по ступенькам пружинистой походкой поднялся молодой человек, показал какое-то удостоверение водителю и внимательно оглядел салон.

В автобусе к этому времени было полно пустых мест, одно из них рядом с Верой.

Глаза молодых людей встретились, и парень прямиком направился в сторону Веры и спросил на иврите, свободно ли рядом с ней.

Девушка утвердительно кивнула и её будто бы окатило жаром печи от севшего возле неё молодого человека.

Парень искоса несколько раз посмотрел на девушку и вдруг развернулся всем телом в её сторону:

– Меня зовут Галь, а тебя?

– А моё имя Вероника.

Девушка даже не поняла, как это она, не задумываясь, назвала своё имя совершенно не знакомому.

Парень рассмеялся.

– А можно называть тебя короче, это для меня тяжело?

И он попробовал повторить имя девушки и запутался в буквах.

Слушая, как он мучается, Вера тоже рассмеялась.

– Зови Вера, так легче?

Парень, картавя букву р, несколько раз повторил и сказал с улыбкой:

– Думаю, что скоро выучу хорошо твоё имя, потому что намерен сегодня с тобой встретиться.

Веруш, у тебя есть хавер (бойфренд)?

Сказать, что Вера растерялась, так это ничего не сказать, она была в шоке.

Такого в жизни ещё никогда не было, чтобы с ней так легко знакомился парень, а ей совершенно не хотелось его отшить, а более того, она не могла отвести своего взгляда от этих чёрных блестящих глаз, прямого чётко вырисованного носа и пухлых улыбающихся ей губ.

– Нет у меня хавера, я оля хадаша, только полгода в стране.

Молодой человек продолжал улыбаться.

– Я слышу, что ты оля хадаша, но говоришь уже вполне хорошо на иврите.

Куда и откуда ты едешь?

Вера не понимала, что с ней происходит, не на секунду, не задумываясь она выпалила:

– Еду из Беер-Шевы, где подавала документы в университет, а живу пока в Ашдоде.

– О, на эту тему и другие поговорим позже, тебе скоро выходить, давай быстрей свой адрес и номер телефона, мне ведь дальше ехать.

– Нет, не надо ко мне заезжать, лучше позвони.

Парень выхватил из кармана сигареты и записал на пачке номер телефона, продиктованный девушкой.

– Позвоню после восьми, спать не будешь?

И они оба рассмеялись.

Щёки у Веры пылали, ноги предательски дрожали, когда она выходила из автобуса, ловя на себе пристальный взгляд Галя.

Вера чувствовала во всём теле необыкновенную лёгкость, её буквально несло в сторону дома и при каждом шаге она повторяла – Галь, Галь, Галь…

Войдя в квартиру, Вера каким-то непонятным чувством или подсознанием ощутила зловещую напряжённость.

Русланчик смотрел мультики по телевизору, а Люба с каменным лицом застыла, сидя на диване с журналом в руках, не отвечая на приветствие сестры.

Вера, несмотря на надутый вид Любы, уселась рядом и попыталась разрядить обстановку.

– Любаша я купила к чаю заварные пирожные, хочешь?

– Ничего я от тебя уже не хочу.

– Ну, Любонька, не злись, у меня такие хорошие новости, только послушай…

– Меня они не касаются, ни твоё настоящее, ни твоё будущее.

– Любушка я поступила в университет в Беер-Шеве, через две недели уезжаю туда учиться на предварительные курсы, чтобы поднять иврит, английский и хоть немного ознакомиться с историей Израиля.

– Спасибо сестричка, что ознакомила меня с этим хотя бы постфактум, можно подумать я знала, куда и зачем ты едешь.

Я ведь для тебя враг номер один, я же желаю тебе только зла, я только хочу, чтобы ты смотрела моего сына и не выбиралась из дому… теперь ты всё можешь так истолковать.

Тебе же плевать на наши желания, наши надежды и планы.

Тебе, главное, это ты, пуп земли, вокруг тебя все и всё должно крутиться…

Люба захлебнулась от своих обвинительных слов и зарыдала.

Такую сестру Вера ещё не видела.

Она тихо поднялась с дивана и уединилась в своей комнате, отлично осознавая, что у Любы самая настоящая истерика, оттого, что всё вышло не по её, а тем более, совсем не так плохо, как она предрекала.

Вера не переодеваясь, достала из сумочки кассету и вставила в свой магнитофончик и тут же услышала конец знакомой песни и через несколько секунд началась другая, по всей видимости, написанная уже в Израиле:

   Всё хорошее быстро кончается…

   Серых будней заложники мы…

   Но, а в памяти вновь возвращаемся

   В запах леса и в стужу зимы…

   В радость встреч после долгой разлуки,

   Где с улыбкой смешалась слеза…

   И в минуты тоски или скуки

   Возвращаемся в мыслях туда…

   Где детства, юности года

   Неслись, как с горных круч вода,

   Где мы росли, мужали и влюблялись…

   Узлы семейные плели,

   Теряли, что-то обрели…

   И, где могилы дорогих людей остались…

   Разложу свои годы по полкам…

   На весы жизнь прикину свою…

   Бесполезно я жил или с толком…

   По теченью иль против плыву…

   Не сложить и нельзя перемножить,

   Что осталось в туманной дали…

   Но, а память… а память тревожит,

   Манит свежестью юной зари…

   Где детства, юности года

   Неслись, как с горных круч вода,

   Где мы росли, мужали и влюблялись…

   Узлы семейные плели,

   Теряли, что-то обрели…

   И, где могилы дорогих людей остались…

Вера отмотала назад кассету и вновь вслушалась в слова песни – наверное многие люди пожилого и среднего возраста страдают от разлуки с Родиной… А что она?!… Нет, несмотря на то, что в эти полгода далеко не всё складывалось благополучно, что часто её обуревала тоска и скука, она не жалела об утраченном, потому что ничего, собственно говоря, не потеряла, хотя пока и не приобрела.

А так ли это?

Наверное, до сегодняшнего дня о приобретениях можно было бы даже не заикаться, кроме дикого напряжения нервов и мозгов всё остальное было облачено в серые тона. Ах, надо послушать ещё одну песню, а то, столько размышлений и не с кем поделиться и обсудить.

Вера вновь нажала кнопку «play».

   Плачь, плачь, плачь моя гитара,

   Сердце тонет в море грусти.

   Омут пьяного угара

   Не излечит, не отпустит.

   Плачь гитара, плачь родная,

   Детство, юность вспоминая.

   Жизнь дороженька кривая

   Приютила в новом крае.

   Плачь гитара, плачь подруга

   По земле далёкой ныне,

   Где зимой мороз и вьюга.

   Летом грозовые ливни.

   Плачьте струны под руками

   По хорошим, добрым людям,

   Что делили вместе с нами

   Праздники и серость будней.

   Плачь, плачь моя гитара

   Сердце тонет в море грусти.

   Я скучаю – это кара,

   Что зовется Беларусью.

Вера подумала, слушая печальный голос барда – нет, далеко не всё благополучно и у Олега, и у его семьи, сколько неприкрытой тоски в этих песнях.

Ладно, послушаю ещё одну песню и пойду приму душ, может и правда позвонит Галь, а вдруг ещё и приедет к ней в Ашдод.

От этих мыслей щёки полыхнули пожаром, тепло распространилось по всему телу, и она поймала себя на том, что глупо улыбается неизвестно чему, а точнее, кому.

Мотнула головой и вслушалась в слова следующей песни:

   Цветы, деревья, лунный свет,

   Пустыня, море, горы, ветер… —

   Всё вроде наше здесь, и нет.

   А сколько надо трудных лет,

   Чтоб стали наши краски эти?

   Мы можем скрыть печаль свою,

   Тайком излить тоску в подушку.

   Что делать мне, ведь вам пою

   О том, что помню и люблю.

   Как петь об этом равнодушно?

   А будут слушать, буду петь.

   Печалью, радостью делится.

   В пожаре судеб мне гореть,

   А в песне жить и умереть

   И с новой вновь на свет родиться.

До сегодняшнего дня и Вера бы думала – а, сколько надо долгих лет, чтоб стали наши краски эти…

Но, после поездки в Беер-Шеву, встречи с пожилым человеком в автобусе, знакомым Олега Фрейдмана, а особенно, после знакомства с Галем, ей уже казалось, что всё вокруг родное или становится родным, ведь, как легко она разговаривала на иврите с парнем, откуда только к ней нужные слова приходили.

Вдруг до её слуха дошёл телефонный звонок из аппарата, стоящего в салоне, она вздрогнула и посмотрела на часы, было восемь.

Открыв дверь своей спальни, услышала, как её сестра разговаривает по телефону с кем-то на иврите.

Особой сообразительности ей тут не надо было, Люба любезно общалась с Галем.

Сестра, повернувшись на скрип двери, махнула рукой Вере, подзывая к себе и вручая трубку телефона, шепнула:

– Приятный молодой человек, вежливый.

Вера приложила телефонную трубку к уху и выдохнула:

– Да!

И смутилась, переходя на иврит:

– Кен…

И она услышала уже знакомый смех Галя.

– Вера, я правильно произношу твоё имя?

– Правильно.

– Всё это время после того, как мы расстались, учился произносить твоё имя.

Ты, когда сможешь быть готовой, чтобы мы встретились и ты начнёшь меня учить русскому языку.

Я уже знаю, что да, это кен.

И он снова рассмеялся.

– Прости, но мне надо хотя бы полчаса, чтобы собраться.

– Порядок, именно столько мне ехать от Ришона до Ашдода.

Диктуй адрес, я буду тебя ждать напротив подъезда.

Положив трубку на аппарат, Вера встретилась глазами с сестрой и взгляда не отвела.

– Люба, мне сейчас некогда разговаривать, надо быстренько принять душ, одеться, слегка подкраситься и это всё за полчаса.

– А разве я тебя держу, ты уже у нас девочка самостоятельная, сегодня же позвоню родителям и сообщу про твои подвиги.

– Вот-вот, позвони, а то мне сейчас некогда и сообщи им про моё поступление в университет, что подготовительный и первый курс у меня бесплатные, и мне предоставили общежитие…

– И, что ты завела себе местного парня?

– А почему и нет, можешь и про это рассказать, мне скрывать нечего, через два месяца мне уже девятнадцать.

Глава 8

Принимая душ, одеваясь, накладывая макияж, Вера всё время разглядывала своё тело и лицо, то так, то в зеркале.

В отражении она ловила в своих глазах, играющих оттенками от серого до голубого, огоньки радости от предстоящей встречи.

В прихожей, оглядывая себя в последний раз перед выходом, Вера неотвязно думала об очень симпатичном, и на первый взгляд, внимательном парне, о будущей линии своего поведения с ним, а главное, её волновало, каким он будет с ней – учтивым ли, вежливым или нахальным?

Кровь то приливала, то отливала от лица – как быть, может сразу же, как сяду в автомобиль, тут же полезет целоваться и щупать её, воспользовавшись теснотой, что тогда делать и, как вырваться от него?

Нет, не похоже, он не выглядит, как пошлый приставака, хотя девчонки-официантки рассказывали и про таких парней, которые в первый же вечер норовили затащить в постель и хуже того, овладеть девушкой прямо в машине или где-нибудь в уединённом месте на природе.

Голова шла кругом, она в свои почти девятнадцать лет даже ни разу толком не целовалась.

Не считать же за настоящий, тот робкий поцелуй Петьки, которым он её наградил перед уходом в армию.

Спускаясь в лифте, вспомнила события полуторагодичной давности – когда после застолья, по поводу проводов Петьки в армию в кругу его семьи и немногочисленных друзей, она тоже присутствовала там вместе со своей подружкой Светкой.

Начали расходиться, он вызвался проводить девушек до дому.

Первой по пути жила Света и они, распрощавшись с ней, пошли дальше к дому Веры, хотя раньше Петька никогда не проявлял к ней особых знаков внимания.

В подъезде парень вдруг осмелел и позволил себе прижаться к девушке и втиснуть в её сжатые уста, свои пахнущие алкоголем мокрые от вожделения губы.

Они так постояли несколько секунд, Вера даже не успела решить для себя, как на это реагировать, потому что из квартиры вышел папа и позвал дочь – он их срисовал в окно, когда они подходили к дому.

Вот, в общем-то и всё, весь её любовный опыт, не считая нескольких писем Петьки из армии, где он клялся ей в вечной любви.

Нет, Вера не была настолько наивная девушка, чтобы не понимать ту химию, происходящую между мужчиной и женщиной и более того, её тело уже давно отзывалось на вожделенные мысли и взгляды парней, но она никогда не давала себе развить в этом направлении фантазию, подавляя силой воли в самом зародыше.

Взглянула на часы и ахнула:

– Любочка, я побежала, уже опаздываю, ключ у меня есть.

– Что это вдруг ты стала отчитываться передо мной, скоро всё равно исчезнешь с моего поля зрения.

Дуй, только не наделай глупостей, без презерватива не подпускай.

Последние слова сестры больно ранили чувствительное сердце девушки.

За все эти месяцы совместного проживания, Вера ни разу не дала повода Любе, усомниться в своей порядочности и в цельности натуры, поэтому напутствие сестры острой иголкой застряло в голове.

Возвышенное настроение от всего сегодняшнего необычного и радостного дня было в одночасье испорчено.

Галь стоял, облокотившись на открытую дверцу машины, и артистично курил.

Увидев выходящую из подъезда девушку, отбросил в сторону сигарету и пошёл к ней на встречу.

Заглянул внимательно в её грустные глаза, мягко большим пальцем стёр слезинки с ресничек и поцеловал в щёку:

– Добрый вечер, красавица моя, не надо грустить, как говорил наш царь Шломо – «Всё пройдёт, пройдёт и это».

Рука парня естественным движением легла на плечи Веры, и он повёл её в сторону своей машины.

Открыл пассажирскую дверцу и помог усесться, самостоятельно накинул и вдел ремень безопасности.

Затем, захлопнув дверь со стороны пассажира, уселся на водительское место, ловким движением пристегнулся и, повернув ключ зажигания, тут же нажал кнопку магнитофона, откуда полилась знакомая музыка, голос и слова – пел Киркоров «Ты, ты, ты…»

Вера непроизвольно улыбнулась, парень явно готовился к встрече, плохое настроение от прощальных слов сестры тут же куда-то испарилось.

Галь поинтересовался, куда бы она хотела съездить, что посмотреть, где посидеть, но у Веры не было на счёт этого, никакого представления, о чём она тут же и высказалась.

Галь улыбнулся и прищёлкнул пальцами:

– Ну, если так, то я беру всю полноту власти на себя и на свой вкус – сейчас мы поедем в сторону Тель-Авива, заедем в Яффо, погуляем по набережной, зайдём в паб или в кафе, если ты захочешь перекусить, а потом, когда ты устанешь, отвезу тебя домой.

А пока договоримся, что всю дорогу будем разговаривать и знакомиться друг с другом.

Вера почувствовала себя раскованно, ей так захотелось побольше узнать о парне, начиная с его возраста, но она всё же не решалась начать задавать ему вопросы, чем тот и воспользовался, обрушив их на девушку декабрьским ливнем в Израиле.

За четверть часа он знал о ней буквально всё, что его интересовало – возраст, образование, состав семьи и с каких мест она приехала в страну, планы на будущее и нынешний род занятий.

Вера, не смотря на скудный запас ивритских слов, с помощью Галя, сносно отвечала на все поставленные им вопросы.

Секретов на сей счёт она не имела, скрывать ей было нечего, не считая её взаимоотношений с сестрой, но парень сразу понял, что это запретная и взрывоопасная зона и тут же отступил.

Набережная старинного города Яффо, в котором в основном проживает арабское население, была ярко освещена многочисленными фонарями.

Несмотря на поздний час, вдоль пешеходной дорожки были открыты разнообразные торговые и гастрономические заведения – кафе, магазинчики и лавочки, продававшие всякую мелочь, начиная от сувениров до восточной еды, дурманящей ароматами и выпечки.

Галь предложил девушке пройтись под аркой счастья, загадав перед этим своё сокровенное желание, что она с улыбкой и сделала.

Никогда и никому она не расскажет про это своё пожелание, потому что очень боялась и верила – если озвучит, то тогда оно уже не исполнится.

Выйдя из-под арки, Вера счастливыми глазами посмотрела на парня, а тот прижал её к груди и нежно поцеловал в губы.

Девушка от неожиданности, не представляла, как себя сейчас дальше вести, она была растеряна от сложившейся ситуации, но Галь не дал ей опомниться, а схватив за руку побежал к торговым лавочкам и купил у старого араба большое атласное пурпурного цвета сердце и вручил Вере:

– Держи, это моё любящее тебя сердце, можешь теперь делать с ним, что захочешь.

И парень рассмеялся, в то же время, следя за выражением её лица.

Вера прижала к груди подарок, а затем, неожиданно для самой себя, притянула атлас к губам и легко поцеловала, а затем, застеснявшись своего сумасбродного порыва, отвернулась и пошла, не оглядываясь, в сторону моря.

Она стояла, облокотившись руками о парапет, подставив разгорячённое лицо порывам свежего майского морского ветра, чувствуя рядом с собой Галя, но он не нарушал тишину и не прикасался к ней, до неё долетал только дым от его сигареты.

Вера, наконец, повернулась в сторону парня, тот сидел на каменных плитах и внимательно смотрел на неё, не улыбаясь, а с невероятным обожанием в чёрных горящих любовью глазах.

Вера сделала к нему навстречу шаг и положила на его широкие плечи ладони и тут же он, вскочив на ноги, обвил тело девушки крепкими руками и впился в губы долгим требовательным поцелуем.

Галь не повёл девушку в паб, выпить какой-нибудь коктейль, догадавшись, что она голодна.

Так оно, собственно говоря, и было, ведь сегодняшний день, был весьма насыщенным и суматошным, и до сих пор она только и скушала питу с фалафелем на автобусной станции в Беер-Шеве.

Они зашли в кафе, где звучала тихая восточная музыка, царил полумрак и сильно пахло какими-то незнакомыми, но приятными пряностями.

Галь не стал вводить девушку в смущение, понимая, что она имеет очень слабое представление об арабской кухне, поэтому он самостоятельно сделал заказ, только поинтересовался, что она будет пить, пиво или сок, а если последнее, то какой.

Вера с аппетитом ела кебабы в прикуску со свежевыпеченным тонким хлебом, отламывая от него куски и макая в острую и ароматную приправу.

Она легко приноровилась к новому кушанью, глядя, как это делает, сидящий напротив неё парень.

Работая официанткой в кафе, она иногда позволяла себе вместе с другими девушками во время обеда выпить стакан пива.

Поэтому и сейчас она попросила заказать ей маленький бокальчик, после того, как себе взял пиво Галь.

Выйдя из кафе, по дороге к припаркованной недалеко машине и забравшись в неё, парень с девушкой всё время телами искали друг друга и жадно целовались, чему Вера не противилась, а сама вся шла на встречу жарким и пьянящим губам хавера.

Казалось бы, несколько часов знакомства, а мысленно, она только так уже называла полюбившегося парня.

Далеко уже за полночь они доехали до дома Веры, где сидя в машине, продолжали жадно целоваться, не в силах расстаться.

Галь осмелел, но девушка уверенным движением сняла его руку со своей груди и, припав в последний раз за эту ночь к губам парня, выскочила из машины и побежала к подъезду.

Поднимаясь в лифте на свой шестой этаж, Вера отметила, что Галь не позволил себе никакой пошлости, не давал особой вольности своим рукам, не считая поглаживаний по шее и лёгкое прикосновение к груди, не старался пробраться под майку, не говоря о более настойчивых притязаниях.

Губы у неё горели от поцелуев, она их ощущала на шее, плечах и даже в глубоком вырезе топика.

Вера задала себе вопрос, и тут же ответила – если бы парень проявил настойчивость, дал волю своим рукам и попробовал бы овладеть ею… нет, она бы не допустила, и он видимо об этом догадался.

Разгорячённая девушка, стараясь не шуметь, открыла ключом дверь и проскользнула в квартиру.

Сняв в прихожей обувь, на цыпочках прошла в свою комнату.

Открыв дверь в спальню и, включив свет, натолкнулась на глаза Любы, сидевшей на диване и буквально буравившей её своим пристальным не то злым, не то обиженным взглядом.

– Ну, что, расскажешь сестре про первое в твоей жизни свидание?

Как вёл себя при первой вашей встрече парень и, как вела себя ты?

– Любочка, а почему ты не спрашиваешь, где мы были, что я видела, что я, в конце концов, кушала в кафе?

Люба поднялась с дивана и неожиданно разлохматила и без того пушистые волосы девушки, пришедшей со свидания.

– Прости Веруня, я, наверное, совсем сошла с ума, о чём мне по телефону сегодня вечером сказал наш папа.

– Люб, а что он ещё сказал?

В голосе девушки почувствовалось волнение, папа для неё был авторитет неукоснительный.

– Папа сказал, чтобы я перестала тебя третировать, не мешала бы продвигаться по жизни, а более того, при возможности оказывала всякую помощь и поддержку.

Можно подумать, я и так этого не делала?!

Что он очень рад, что ты вырываешься из-под моей опеки и уезжаешь учиться в другой город.

Он верит в тебя, в твоё благоразумие и твоё будущее.

– Люба, ты ему сказала, что я пошла на свидание с местным парнем?

– Конечно, сказала.

– А он что?

– Ты, что не знаешь нашего папу… обрадовался, заявив, что мы все евреи и неважно, кто и откуда приехал, а тем более, если этот парень родился в Израиле.

Я бы с удовольствием посмотрела на него, и, как бы этот еврей заговорил, узнав, что ты пошла на свидание с эфиопом?

Тут сёстры, не сговариваясь, разразились смехом, буквально упав на диван.

Отсмеявшись, Вера вдруг обняла старшую сестру за шею и зашептала ей на ухо:

– Любочка, он такой хороший, добрый, внимательный и ласковый.

Поверь мне, кроме поцелуев Галь не позволил себе ничего такого, чтобы ты могла себе вообразить.

Он свозил меня в старинный город Яффо, мы гуляли по набережной, я прошла под аркой счастья и загадала желание, мы поужинали в уютном кафе, а потом он подарил мне атласное сердце, и мы целовались, целовались, целовались…

Люба хлопнула ладонью сестру по попе.

– Глупышка, но какая счастливая, я уже забыла, как это бывает целоваться до пьяна и так восхищённо говорить о предмете своего обожания, а ведь мне всего лишь двадцать шесть лет.

Верочка, не растеряй, как можно дольше, эти свои приятные и возвышенные ощущения.

Ещё раз прости меня за мой несносный характер, но другой я уже быть не могу, но я тебя люблю, честное слово, я тебя очень люблю.

После своих проникновенных слов Люба стремительно вышла из комнаты, а Вера вытерла неожиданно выступившие слёзы.

Девушка, находясь под впечатлением от свидания и примирения с сестрой, тут же простила Любе все колкости и несправедливые слова в свой адрес, ведь она не сейчас стала такой.

Люба с детства помыкала мелкой, порой получая за это серьёзный нагоняй от родителей, но сегодня они уже обе взрослые женщины и дальше должны идти по жизни на правах полного паритета.

Стрелки часов давно уже сдвинулись за два часа ночи, а Вера так и не могла заснуть, проигрывая раз за разом все происшествия сегодняшнего невероятно длинного и интересного дня.

Вдруг она вспомнила про кассету и потянулась к магнитофону, стоящему на тумбочке.

Нажала «play», но кнопка тут же отщёлкнулась, закончилась сторона.

Вера перевернула кассету на другую сторону и загадала, что сейчас с новой песней она найдёт какие-то ответы или откроет для себя какие-то невероятные истины.

До её слуха вновь дошёл незатейливый перебор гитары, а следом приятный тенор Олега Фрейдмана:

   Сумасшедшая страна —

   Теперь с тобою вместе я.

   К святыням голову склонил,

   Твои красоты полюбил.

   И, пусть порой несладко мне,

   Пока чужой в своей стране.

   Преодолею, всё стерплю —

   Тебя, Израиль, я люблю.

   Сумасшедшая страна —

   Пою тебе сегодня я.

   Среди песков, гор и морей,

   Среди евреев – я еврей.

   И, пусть порой несладко мне,

   Пока чужой в своей стране.

   Преодолею, всё стерплю —

   Тебя, Израиль, я люблю.

   Сумасшедшая страна —

   То вой сирен, то тишина.

   Сегодня враг, а завтра друг,

   Как непонятен этот круг.

   И, пусть порой грущу о том,

   Привычном, с детства дорогом.

   Преодолею, всё стерплю —

   Тебя Израиль я люблю.

Вера засыпала, повторяя и повторяя полюбившиеся строки песни – тебя Израиль я люблю, тебя Израиль я люблю, тебя Израиль я люблю…

Глава 9

На следующий день после каскада ошеломляющих событий на работу Вера вышла явно не выспавшаяся, но до безумия счастливая, и это непременно сразу же бросалось в глаза всем, кто встречался на её пути.

Состояние приподнятого настроения девушки тут же заметили все работники кафе, а Наташа бесцеремонно заявила:

– Всё, подруга колись, не вооружённым глазом видно, что влюбилась, а может быть уже и сладкого секса откушала?

Бледное от недосыпа лицо Веры моментально вспыхнуло, и она отвернулась.

– Наташка, какая ты несносная, если бы даже и да, разве можно об этом так спрашивать и, что я тебе должна на твои прямолинейные вопросы отвечать?

– Верка, ух ты, я, похоже, угадала, как я за тебя рада, а то живёшь серой мышкой, а сама на приз королевы красоты можешь претендовать.

– Тоже мне скажешь, королева красоты, и вообще это, всё что ты говоришь про любовь полная ерунда, главное, я поступила в универ в Беер-Шеве и через две недели уже уезжаю из Ашдода, начинаю заниматься на подготовительных курсах, мне и общежитие выделили.

– Вот это да, какая молодчинка, сидела, сидела и рванула!

Так и надо, что мы приехали в эту страну только говно убирать и жрачку подавать местному населению, увидишь, через десять лет, кто послабей из них, нас будут обслуживать, я, по крайней мере, всё для этого сделаю и ты совершила в этом направлении первый и отличный шаг.

Вокруг собрались с чашечками кофе в руках все работники кафе, кто вышел сегодня на утреннюю смену, среди них был и хозяин.