Текст книги "Теперь с тобою вместе я (СИ)"

Автор книги: Овсей Фрейдзон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

В выстывшей за ночь ванной привела себя в порядок, а когда вышла, услышала голоса мамы и папы, её родители что-то бурно обсуждали на кухне, стараясь говорить на сдержанных тонах.

Вера шутливо постучала в закрытую дверь.

– Не помешаю?

Родители наперебой откликнулись из-за запертой двери.

– Входи, конечно, входи… Доченька, мы с мамой тебя давно поджидаем, всё друг у друга спрашиваем, когда она, наконец, выспится.

Зайдя на кухню, Вера поцеловала по очереди в щёку маму с папой, и уселась за стол.

– Умираю, хочу кушать, жутко за ночь проголодалась.

– Верунечка, твоя мама напекла таких вкусных блинчиков, пальчики оближешь.

Девушка макала в черничное варенье пухлые дрожжевые ладушки и от восторга закатывала глаза.

– Еда моего детства, вкуснотища.

– Папа насобирал ягоду, а я наварила варенье.

Там, в Израиле, такой ягоды нет, как и малины, крыжовника, чёрной смороды…

Вера перебила:

– Мамочка, там любого варенья можно купить в магазине и возиться не надо…

– Верунчик, но не такого, как мама варит и не по такой цене?

Девушка рассмеялась.

– Если честно, мне некогда было обращать внимание на продукты и никогда об этом не задумывалась, где дешевле, что вкусней, и что полезней.

Люба пыталась мне что-то такое втолковать, но я не успела её уроки воплотить в жизнь.

Мама покачала головой.

– Видишь Коля, что творится, совсем наша дочь потеряла чувство реальности, вся плавает в облаках…

– Беллочка, может так и лучше, чем прозябать, как мы с тобой в последнее время.

– Николай, ты опять за своё?

Мы же с тобой этот вопрос уже обсудили и приняли решение.

– Но, Белла, я не об этом, нам же надо поговорить о ближайшем будущем Верунечки – не сидеть ведь ей целыми днями рядом с нами и одну выпускать из дому страшно.

– Коля, мы же с тобой это уже обсуждали – днём она смело может выйти, погулять по городу, встретиться и в самом деле со своими одноклассницами, но вечерами у нас стало очень опасно, поэтому…

Вера, наконец, встряла в разговор родителей:

– Я полностью с вами согласна, тем более, мне осталось гостить у вас чуть больше двух недель, а я ещё не была на кладбище у бабушки и ты, папа, обещал меня свозить в грибы, смотрите, какое солнышко на улице.

Обе стороны остались довольными друг другом – у Веры не было особого выбора, потому что в Израиле надо было или ехать пожить к сестре, или сидеть одинёшенькой в квартире у Галя.

Родителей обрадовало то, что не пришлось давить на дочь, она сама предложила приемлемые для всех сторон ориентиры на ближайшее будущее.

Как ни странно, две недели не оказались для Веры утомительными и скучными.

Она, действительно, посетила кладбище, возложила на могилу бабушки цветы.

Постояла над надгробием, вспоминая многое хорошее, что связывала её в детстве с любимой бабулей и на сердце стало легче, потому что на нём тяжёлым грузом всё время пребывания в Израиле лежала вина перед покинутым больным любимым человеком.

Выдалось несколько солнечных деньков, и они с папой с самого утра отправлялись в лес и буквально набивали папин утлый запорожец грибами – после нескольких дней дождя и холодов, при первом же тепле пошли бурно расти опята.

Вера всей грудью вдыхала одурманивающий запах осеннего леса, пахнущего прелью павших листьев, очищающим дыхание можжевельником, елью и сосной.

Подсыхая на солнце, земля и растения дарили не передаваемый благовонный коктейль, признанным называться грибным духом.

Мама стонала, но скорей для вида, от огромного количества грибов и работы, свалившейся на её руки.

Она припахала всю семью, не обращая внимания на то, что отец с дочерью уставали в лесу косить с пеньков, с деревьев и прямо с земли упругие шляпки грибов, которые станут на зиму хорошим подспорьем.

Погода вновь испортилась, грибная пора быстро отошла и Вера, наконец, решила встретиться со своей лучшей школьной подругой Светкой.

Дома ту не застала, а её мать сообщила, что Светочка работает на очень престижной работе в центре города, на Партизанском проспекте в ювелирном магазине «Изумруд».

Вера зашла в чересчур огромное для подобного ассортимента помещение с красиво подсвеченными витринами, под стеклом которых блестели и сверкали разнообразные золотые и серебряные украшения с большим количеством нолей на ценниках.

Кроме неё в магазине не было ни одного посетителя.

Четыре девушки сбившись в кучку, что-то увлечённо обсуждали, даже не взглянув на возможного потенциального покупателя.

Вера ещё раз глянула на нули и подумала – а бывают ли здесь вообще покупатели?

Она приблизилась к девушкам, среди которых сразу приметила свою подругу.

– Здравствуйте, здесь что-нибудь продаётся или только можно посмотреть?

Одна из девушек резко обернулась и уже, скорей всего, хотела нахамить, но Света узнала подругу и восторженно завизжала.

– Верунчик, Верка!

Девушка буквально вылетела из-за прилавка и повисла на шее подруги.

– Каким ветром к нам?

Хотя, если честно, Петька мне говорил, что парочку раз тебя встречал и даже при каких-то не очень благоприятных для тебя ситуациях…

– Светик, так почему ты мне не позвонила, я ведь после тех мерзавцев из дому боялась выглянуть самостоятельно?

– Прости подруга, мы с Петрухой решили, что ты сбежала, как он выражается, в жидовию…

– Света, а, как ты выражаешься?

Девушка оглянулась на других продавщиц и те кивнули, что она может отойти в сторонку с подружкой и поболтать всласть.

Света, взяв Веру под руку, отвела её в дальний конец магазина, где стояли кресла и журнальные столики.

Они присели рядом, и девушка доверчиво заговорила.

– Верунчик, ты же знаешь, что для меня никогда не было никакого различия, кто еврей, а кто грузин.

Я же с раннего детства бывала у вас дома и любила еврейские блюда, которые готовила твоя мама.

Ах, что, я будто оправдываюсь, ну, прости, что повторила за этим придурком дурацкое слово.

– Светик, а с чего ты взяла, что я обиделась, так спросила, чтобы разговор с чего-то начать, а то чувствую, между нами будто пропасть.

– Это точно, год не виделись, а как будто вечность.

Как ты там прижилась, всё же другая страна, другие люди и язык?

– Светочка, люди везде остаются людьми, если они не сволочи, а там тоже всяких хватает, но такого беспредела, как здесь, не замечала.

Языком уже овладела вполне на приличном уровне, заодно и английский подтянула, а самое главное, я поступила в университет и через месяц начну уже обучение…

– Верка, как здорово, а парень у тебя есть?

Девушка неожиданно покраснела.

– Есть, есть, по твоей рожице вижу и, наверное, ты уже с ним спишь вовсю, там же с этим делом просто…

Хотя, у нас тоже, а может и ещё проще.

И понизив голос:

– Верунчик, если бы ты только знала, сколько наших хороших знакомых девушек уехало в Европу и стали там проститутками.

Говорят, и в ваш Израиль тоже уезжают, жуть…

– Светочка, ты закидала меня вопросами, но я ничего об этом не знаю.

Конечно, слышала, что в Израиле существуют, так называемые, массажные кабинеты, но я, честное слово, далека от этого.

– Ты, мне так и не ответила, парень у тебя есть и какие у вас с ним отношения?

Вера улыбнулась.

– Света, ты меня удивляешь, раньше ты не была такой любопытной.

– Ну, и не надо, подруга называется.

Вера склонилась поближе к уху Светы.

– Светик, есть и какой замечательный – местный парень, он офицер полиции, ловит наркоманов, а точнее мафию, которая доставляет в страну и распространяет наркотики.

– Верка, это хорошо, но меня больше интересует – он красивый, высокий, сексапильный и вы с ним уже пересекли период ухаживания и живёте взрослой жизнью?

Видишь, как я культурно у тебя спрашиваю, учитывая твою колхозную забитость, ты ведь, на сколько я знаю, в Израиль уехала не целованная.

Вера быстро зашептала:

– Светик, я уже не только целованная, а точнее, обцелованная во все места, какие ты только можешь представить, но уже через полтора месяца мы стали с ним любовниками, и то, так много времени прошло после нашего знакомства до этого события, потому что он был ранен во время серьёзной полицейской операции…

– Верчик, и, что, его сильно ранили?

– Нет, в этот раз не очень, но у него на руке есть шрам даже от пули автомата.

– Ух, ты, так он у тебя герой.

– Светочка, он очень хороший, красивый и, главное, любит меня.

У него есть своя четырёхкомнатная квартира в центре страны, и я приезжаю в неё на выходные дни полноценной хозяйкой…

– Ого, так он у тебя богатенький.

– Светик, я не знаю, наверное, не бедненький, у нас ведь другие ориентиры.

– Ну, куда там нам, вон, как заговорила… у нас… давно ли вместе с нами щи ложкой хлебала, а уже… у нааас…

– Свет, чего ты злишься, я ведь уже, действительно, израильтянка.

– Ну, ладно, израильтянка, мне надо работать, а то, расселась тут с тобой.

Света поднялась на ноги, на лице не было и тени от прежней доброжелательности.

– Вот, что я тебе скажу – повезло смыться, так не выпендривайся, тем более, перед старыми подружками.

Тут к нам бывает заходят шикарные иностранцы, подвернётся подходящий, зевать не буду, свой шанс не упущу и поеду ни в какой-то задрипанный Израиль, а куда-нибудь в Германию, а то и в Штаты.

По возвращении домой, после встречи с подружкой, на память к Вере вдруг неожиданно пришли слова песни Олега Фрейдмана:

  Как не замёрзнуть от стылых сердец,

  Не утонуть в море глаз равнодушных,

  Не задохнуться под пылью двудушных,

  И не разрушить семейный дворец…

  Как сохранить и умножить друзей,

  Не замараться в завистников желчи,

  Смело стремиться к успехам навстречу,

  Не ослабеть от крутых виражей…

  Как встретить старость без боли потерь,

  Не становиться обузою детям…

  Кто на вопросы мне эти ответит… —

  Раньше не знал и не знаю теперь.

Глава 23

Вечером накануне отъезда Веры в Израиль, папа тщательно паковал её сумку.

– Доченька, у тебя совсем мало вещей.

Ведь тебе можно провозить до двадцати пяти килограмм веса, а тут и десяти не наберётся.

– Пап, ты ошибаешься, мне можно провозить двадцать килограмм плюс пять в ручной клади, а откуда в моих сумках будет много веса, когда я вам везла столько продуктов…

– Вот-вот, и я об этом.

Смотри, мама тебе приготовила варенье, грибы, сало, перчик фаршированный собственного приготовления, ещё какие-то закатки.

Я тебе поставлю сюда пластиковое пятилитровое ведёрко свежей клюквочки, она же ягода крепенькая, легко доедет…

Сонливость и равнодушие к происходящему мигом слетело с Веры.

– Папа, вы, что с ума сошли, кто это здесь на таможне пропустит, а там впустит?

Зачем мне эти проблемы?

Может за эту клюкву мне ещё долларами приплатить, чтобы пропустили?

В разговор тут же встряла мама:

– Верка, ты опять начинаешь свои фокусы! Люба сказала, чтобы ты везла всё, что я тебе передаю, она так соскучилась по моим домашним закаткам и варенью, что дождаться не может, когда ты их уже привезёшь.

– Мамочка, она у нас такая умная, вот пусть едет и набирает хоть вагон, а я не повезу такое количество запрещённого для вывоза из Беларуси и ввоза в Израиль продукта.

– Верунь, я ничего не понимаю, ты ведь везла нам продукты…

– Папочка, я в Минске работнику таможни дала взятку двадцать долларов.

– Так, что тебе мешает и сейчас дать такую взятку? Ведь Люба ждёт гостинцев, подумаешь, что для тебя двадцать долларов, вон, дорогую картинку купила своему воздыхателю и не пожалела денег, а для сестры…

– Мама, мне для сестры денег не жалко, я ей могла бы дать не двадцать, а пятьдесят и больше долларов, только не суйте мне в сумку пять кило сала, я со стыда умру, если их у меня обнаружат в Израиле.

Замечу вам, что там взятка не прокатит, запрещённые продукты изымут, а мне влепят штраф, что не забалуешь.

Неизвестно сколько бы времени длились эти пререкания и чем бы они закончились, но зазвонил телефон, папа поднял трубку.

– Доченька, это тебя, какая-то девушка…

Вера выхватила у папы телефон – наверное, Светка хочет поболтать напоследок и сгладить холод их встречи и прощания в магазине.

– Алло!

– Шалом, хавера!

Ты, что одурела, тебе всё по фигу подруга, зашилась в своей Беларуси и звука не кажешь…

– Наташка!

Боже мой, как я рада слышать твой голос, часики уже считаю до того момента, когда мой самолёт приземлится в нашем аэропорту.

– И тебя встретит твоя подруга и затискает в объятиях.

– Натаха, ты ведь должна быть на базе?

– Ты, мне что, командир или главнокомандующий армии обороны Израиля?

Чтобы ты знала, твоя подруга получила законную рагилю, то есть, недельный хофеш.

Я со вчерашнего дня в отпуске.

Весь шабат отплясала с Офером в кровати, ведь мы до этого две недели не виделись, надо ведь было наверстать упущенное.

Вчера он тоже взял хофеши и мы сгоняли с ним на два дня на Мёртвое море, пожили, как белые люди в шикарной гостинице, в целебной водичке укрепили свой сексуальный потенциал, проверяя его на ходу.

Вот, только что вернулись, и я тебе звоню, чтобы предупредить, мой автомобиль завтра с утра будет в твоём распоряжении вместе с великолепным шофёром, в одном лице, со страшно соскучившейся по тебе подругой.

Мой медведь передаёт тебе привет.

Ух, какая он доставала, опять лезет в трусы, ненасытный зверюга.

Рэга, я тебе сказала!

Верка, это не тебе…

Вера оглянулась на родителей и поняла, что они всё слышат и краска залила ей лицо.

– Наташка, рак ба иврит бэвэкаша, горим шомим дебур шелану…(только на иврите, пожалуйста, родители всё слышат).

– Барур, они мицтаэрет. (понятно, я извиняюсь).

– Верчик, всё в порядке, больше ни слова про секс, но это я тебе обязана сказать – твой милёнок по-прежнему по тебе сохнет и, скорей всего, дождаться не может, когда прижмёт к себе вожделенное тело.

Ой, прости, манерам не обучена, лучше завтра наболтаемся, цаломкаю, бай.

Вера положила на рычаг трубку и боялась повернуться, но этого не понадобилось, потому что в спину ударила пулемётная очередь.

– Теперь всё понятно, откуда у тебя появились такие манеры, такие слова в лексиконе и не желание прислушиваться к мнению родителей.

Девушка развернулась.

– Мам, о каких манерах, словах и непослушании может идти речь и какая тут связь с моей подругой и тем, как она разговаривает?

– Прямая дочь моя, прямая.

Не зря в народе говорят, с кем поведёшься, от того и наберёшься.

– Мам, а в народе не говорят, что друг познаётся в радости и в беде?

Так, лучше Наташки в этом плане, я ещё не встречала.

Чтобы вы знали, Наташка мне дороже во много раз моей ненаглядной сестрички Любочки, которая только и ждёт, когда я оступлюсь, чтобы впиться своим ядовитым языком в мою душу.

Моя подруга, может быть и грубовата, но она не гнилая, не пропитанная насквозь фальшью и не посчитается никогда своим временем, средствами и душевностью, чтобы прийти к другу в нужный момент, разделить радость или печаль…

– Коля, ты слышишь, как она заговорила, это твоё Петровское отродье, Любочка никогда бы не позволила себе подобное поведение и высказывания в таком тоне со своими родителями.

Подумаешь, велика цаца её подруга, какая-то взбалмошная развратная девка с манерами уличной подавалки или базарной торговки и наша доченька с лёгкостью променяла на неё свою единственную сестру…

В разговор встрял папа:

– Верунечка, ты должна дать нам слово, что прекратишь всякие отношения с этой девушкой, она тебе не пара.

Ты у нас утончённая натура, а тут поток грубости и разврата.

– Так, все стороны высказались, думаю, что прения по этому вопросу пора закрывать, но, резюмируя выше сказанное – Наташу никому не дам порочить, будем считать, что грязных слов в её адрес от вас я не слышала.

Я могла бы вам втравить любую туфту, потому что всё равно меня не можете проверить, чем я занимаюсь и с кем встречаюсь в Израиле.

Замечу, а Люба, любимая и добродетельная ваша доченька, надёжная опора нашего семейного клана, моя заботливая сестричка, ни разу ещё не приезжала в Беер-Шеву, чтобы меня навестить, но я на неё не в обиде, у неё и своих дел хватает.

Какая ей забота, как и чем живёт в общежитии младшая сестра, а вот при встрече вылить на её голову ведро помоев, святое дело.

Позвоните ей и сообщите, что в Лёвиных услугах я не нуждаюсь, потому что меня встретит подруга, но всё, что мне удастся перевезти в нашу страну, из переданного вами, я им тут же привезу, прямо из аэропорта, Натаха не откажет, я уверена.

Мама не находила подходящих слов, что ответить строптивой дочери, а отец и не пытался их найти, отлично понимая, его доченька закусила удила, а с ней спорить, то же самое, что и с его необузданной женой.

Вера нагнулась над своими сумками, набитыми банками и склянками стала всё выкладывать на пол – глаза у родителей в этот момент были несчастными.

– Ну, чего вы на меня смотрите, как на вашего злостного врага, я просто в эту дорожную сумку составлю самое не законное для перевозки, а вдруг не полезут в неё копаться, а свои вещи перекину в ручную кладь.

Стеклянные банки сразу же уберите, только возьму пластиковые, вы представить не можете, как багаж швыряют при погрузке и выгрузке.

Всё папа, приступай, только без перевеса, пожалуйста.

Папа ещё долго пыхтел над сумками, но Вера полностью абстрагировалась от этого процесса и вообще ушла в свою комнату.

Сев у подоконника, раскрыла свою уже заветную общую тетрадь и задумалась под бренчание начинающего дождя об жестяной карниз.

Почему-то стихи про дождь не шли в голову, а вспомнился Галь, его нежность, пылкость и она не стала противиться возникающему у неё желанию мысленно прожить самые счастливые моменты их пребывания в непосредственной близости друг от друга.

Погрузившись в бурный поток воспоминаний, с грустью подумала, как мало у них было этих встреч, а она чуть не разрушила своё хрупкое счастье. Завтра она уже будет с ним в досягаемой близости и, возможно, через несколько дней упадёт в его объятия, а о дальнейшем даже больше не будет задумываться.

Ей только девятнадцать лет, надо получить образование, устроиться как следует в жизни, а семейный союз будет или нет с Галем покажет время и то, как они смогут на протяжении долгого периода жизни сохранять любовный пыл и теплоту отношений.

Строчка побежала по белому листу, а за ней следующая и следующая:

  Не вернуть, не вернуть первых встреч наших дни,

  но вернёмся к восторгу желаний,

  ты в ладони мои кисти рук урони,

  и пройдёмся по радужной грани.

  Алых губ распущу спелый нежный бутон,

  напоишь снова пылкой истомой,

  всё, что есть за душой, мы поставим на кон,

  упоительной страстью влюблённых.

  Все зароки сниму, ни к чему тот зарок,

  ведь от них лишь беднеют свиданья,

  я вернусь и шагну на знакомый порог,

  и вернутся восторги желаний…

Вера тихонько вслух проговаривала строчки, следя за их ритмом, прислушиваясь к музыке слов, когда в дверь постучал папа.

– Вера, выйди, пожалуйста, проверь сумки и нам надо всё же с тобой серьёзно поговорить, завтра времени уже не будет, ведь в восемь утра самолёт.

Вера засунула тетрадь со стихами в сумочку для мелочей и вышла в зал. Собранный папой багаж стоял набитый до отказа, но сумки были открытыми, мама сидела в том же кресле, держа в руках носовой платочек, было видно, что она плакала, жалко выглядел и папа в своём спортивном костюме «Динамо».

Девушка нагнулась над сумками, заглянула, перебрала на верху тщательно уложенные вещи.

– Папа, каков вес?

– Доченька, в большой сумке двадцать один килограмм, а в ручной клади девять.

– Пап, у тебя с арифметикой всё в порядке или подзабыл?

– Доча, но ведь ты…

– Всё, меня уже это достало, не собираюсь я трястись от страха на двух таможнях.

Куда ты определил сало?

– В ручную не стал, оно же не бьётся и не мнётся, правильно я сделал?

Вера вывернула на пол содержимое дорожной сумки и с ручной кладью и взвесила на руках большой плотный пакет с кусками сала.

– Здесь сколько, килограмм пять?

– Да, около того.

Вера демонстративно развернула пакет, отделила килограммовый кусок сала, тщательно запаковала и засунула поглубже в походную сумку.

– Всё и ни кусочка больше, остальное проверять уже не стану, что не пропустят, меня не касается, спорить и платить вымогателям не буду, изымут, так изымут.

Она вдруг заметила стоящую возле стены красивую берестяную панораму в рамке с изображением стайки берёз, которую купила в подарок Галю.

– А это почему не в сумке?

– Так не помещалась.

Вера аккуратно завернула панораму в плотную бумагу и вставила в ручную кладь, ни говоря папе ни слова, она устала спорить и что-то доказывать.

Рядом с панорамой водрузила деревянную шкатулку ручной работы, в подарок для Наташи и уверенным жестом затянула молнию замка.

– Вера, тут у меня ещё подарки для Любы, Лёвы и Русланчика, я заплачу за лишний вес.

– Мама, куда я это возьму, в зубы?

– Вера, я тебя очень прошу, это ведь не сало, подарки, хотя наш Лёвочка очень любит белорусское сальце и тебе в общежитие оно не повредило бы.

Я помню, когда училась в институте, мы с девчонками за счёт него только и выживали.

От последних слов матери Вера буквально скорчилась от смеха и долго не могла произнести ни одного слова.

– Мамочка, ох, мамочка, Лёве хватит того килограмма.

Ой, мамочка….

Девушка вновь расхохоталась.

Ты, не очень представляешь, то такое Израиль и какие там живут люди.

Дома кушай ты что хочешь, но на людях…

И она опять схватилась за живот и отсмеявшись:

– Ну, давайте ваши подарки для моей дорогой сестры и её семейства, кое-что ещё в сумки затолкаем, а что в руки возьму, Наташка встретит и поможет до машины допереть.

Вера отказалась от услуг отца, не доверяя его старому запорожцу и позвонила своему приятному водителю, доставившему её из аэропорта в Минск.

Мужчина на том конце провода обрадовался и сразу же согласился взять в машину Вериных родителей, желающих её проводить в аэропорт, а потом доставить их обратно к дому.

Всё – сумки собраны, споры завершены, даже пакет с подарками для сестры и её мужа и ребёнка девушка согласилась в полном объёме доставить к адресатам.

Родители смотрели на дочь, было видно, что им есть, что ей сказать, чем напутствовать, а главное, о чём спросить.

Вера начала с последнего:

– Я вам так скажу, на первое время можете приехать к Любе, но сразу же начинайте строить планы на жизнь с учётом отдельного проживания.

Не надо долго тянуть с покупкой собственного жилья.

Вас будут пугать, но вы, как только найдёте подходящую работу, тут же выбирайте город, где хотите устроиться, а я вам помогу, чем только смогу, – с хождением по маклерам, обязательно стану вашим гарантом, повожу по магазинам для выбора мебели и электротоваров и, если получится, даже с поиском подходящей работы.

Думаю, что к весне обязательно должна уже сидеть за рулём собственного автомобиля.

Мама тебе тоже не мешало бы сдать за это время на права, в Израиле это намного тяжелей сделать и дороже.

– Вера, проехали, о каких правах ты говоришь, я на велосипеде боюсь ездить, да, и на него скоро ли мы заработаем.

– Я предупредила, чтобы потом ко мне не было претензий.

Квартиру советую продать, если не собираетесь вернуться обратно, эти деньги будут вам хорошим подспорьем, ведь при покупке жилья необходимо иметь некую часть наличных денег, ни то, пять процентов, ни то десять от стоимости квартиры.

Вы не смотрите на меня, как на умалишённую, всё, что я вам сейчас говорю, вполне реально, просто я пока мало владею этим вопросом, но обещаю, к вашему приезду буду во всеоружии.

А сейчас очень серьёзно, это очень важно для вашей будущей жизни и устройства в Израиле – не пытайтесь построить жизнь вместе с Любой, это будет ваша самая большая ошибка, не отдавайте ей деньги за свою проданную квартиру, назад их вряд ли получите.

Мама, не смотри на меня, как на врага, мне ваши деньги не нужны, у меня пока есть, а начну учиться, узнаю своё расписание и обязательно подыщу себе подработку.

Мамочка, про хахаля ничего мне не говори, оставь свои мысли при себе, но от его помощи тоже не откажусь.

Всё, обсуждать ничего не будем, это беспредметно.

Утром по дороге в аэропорт Вере не удалось поговорить с приятным и умным водителем, потому что вниманием интересного собеседника полностью овладел папа.

Только прощаясь, получая от девушки расчёт, мужчина поинтересовался:

– Ну, что, моя юная израильтяночка, как ты нашла нашу страну, наших людей, порядки и порядок?

– Простите, но пока всё грустно, но хочу пожелать в скором времени хороших перемен, ведь потенциально у нас белорусский народ очень хороший – терпеливый, доброжелательный и работящий, а мерзавцы везде встречаются.

– В последних аспектах соглашусь, но с оговорками, а в первом согласен полностью, мы, действительно, терпеливый народ.

Не успела Вера с родителями ещё вдоволь насидеться в зале ожидания, как объявили посадку, и девушка одна из первых устремилась к таможенному контролю. К сожалению, тут же начались неприятности, где она их меньше всего ожидала – подарок Галю ни за что не хотели пропускать, требовали справку из министерства культуры о провозе за границу произведения искусства.

Вера возмутилась:

– Но ведь это просто подделка народного умельца…

Полная женщина в трещавшей на ней форме, ехидно улыбалась.

– Больно я знаю, а вдруг это редкая картина Марка Шагала?!

Вон видишь парня, гитару хотел провезти, на ней написано – Бобруйская фабрика деревянных изделий.

Написать можно, что хочешь, а вдруг это гитара «Страдивари»?

– Страдивари делал скрипки…

– Умная, да?

Так вот, картинку твою не пропущу.

Вера сунула противной женщине в карман десять долларов.

– Милочка, ты понимаешь, что без справки из министерства…

В карман женщины легли ещё десять долларов.

– Вот у меня такой жалостливый характер, не могу отказать хорошим людям и всё, проходи быстрей дальше, не маячь с этой картинкой.

Сумку к великой радости Веры не открывали, но, вскинув на весы, обнаружили лишние килограммы и заставили показать ручную кладь.

Вера сразу же пресекла споры.

– Сколько я должна за лишний вес?

– А, чего вы спрашиваете, будто тут не написано – по пять долларов за каждый лишний килограмм.

У вас вместе с ручной кладью тридцать один кило, будьте добры тридцать долларов.

Девушка быстро рассчиталась и подбежала к родителям.

Чмокнув их на ходу, успокоила, что всё в порядке и всунула маме в руку двести долларов.

– Мама, не жалейте себе ничего, кушайте хорошо, зима долгая, не отказывайте себе в витаминах, а весной я вас жду.

Я вас люблю, не обижайтесь на меня, просто ваша дочь уже стала взрослой.

Глава 24

Самолёт взмыл в небо, унося Веру от встретившей её без должного гостеприимства бывшей Родины.

Девушка летела на встречу к такой ещё загадочной, но, с вдохновляющими перспективами Жизни в новой от души приютившей самобытной стране.

В самое ближайшее время её ожидали трудная и интересная учёба в университете, головокружительная студенческая атмосфера с новыми знакомыми, и очень бы хотелось в это верить, возобновление любовных отношений с Галем.

Вере не хотелось ни с кем разговаривать, не вникать в беседы пассажиров, и она достала из сумочки свою поэтическую тетрадь и ушла с головой в недавно открытый для неё мир изящной словесности:

  Тёплым светом вдали подмигнул маячок,

  Поманил за собой необъятным пространством…

  Сердце гулко забилось в ответ горячо —

  Возвратилась любовь в разноцветном убранстве.

Вера отвлеклась от начатого стихотворения, уйдя в мыслях в прошлое, вспомнив её первые шаги в поэзии и невольно улыбнулась своим воспоминаниям.

Когда ей было приблизительно пятнадцать лет, у неё вдруг прорезалось вдохновение к стихосложению.

Вера бывало даже на уроках вдруг замирала, полностью абстрагируясь от окружающей действительности и погружалась в свой мир, где главенствовали рифмы, ритм и первые поэтические образы и метафоры.

По совету подруг, обнаруживших её талант и первые стихи, записанные в школьных тетрадках прямо посреди примеров, формул, уравнений и задач, она начала посещать школьный литературный кружок и даже посылать свои стишки в молодёжные журналы и республиканские газеты.

В основном её рукописи не возвращали, а обходились ничего не значащими отписками – мол, ознакомились, интересные стихи, но сырые, наша газета в связи с большим наплывом произведений не может уделить вам место для публикации.

Подобные ответы и игнорирование юной поэтессы, привели к тому, что пыл Веры к стихосложению скоро сошёл на нет, но любовь к поэзии закрепилась в её душе, наверное, навсегда.

Она стала читать стихи известных поэтов: Ахматовой, Цветаевой, здравствующей Беллы Ахмадулиной.

Затем, по совету папы, начала буквально штудировать Есенина, Блока, Гумилёва… перешла к более современным: Асадову, Евтушенко, Коржавину…

Уже перед отъездом в Израиль стала покупать в киосках в изобилии появившиеся вначале девяностых книжонки не известных молодых амбициозных поэтов и в них она находила себя в современной поэзии.

После знакомства с Олегом Фрейдманом, в ней вдруг вновь открылась поэтическая душа, найдя благодатную почву, заиграв на струнах пылкой любви, к ней вернулась тяга к стихосложению.

  Засветила в ночи звёздной зеленью глаз,

  Золотыми лучами проникла в глубины,

  Бриллиантом сверкнула средь множества страз,

  На коленях стою перед ней не с повинной.

  Нам не нужно друг друга винить и прощать,

  Обещать понапрасну, беречь и лелеять…

  Неземною любовью надышимся всласть,

  Расцветая в друг друге на счастья аллеях.

Девушка так увлеклась начатым стихотворением, что отказалась от самолётной еды, взяв у стюардессы только чашечку кофе.

До самого приземления, Вера продолжала читать и перечитывать своё новое творение, что-то в нём подправляя, заменяя слова и иногда даже целые строчки, но окончательным результатом осталась довольна.

Жаль, Галю нельзя прочитать, не поймёт, а интересно, как к этому её увлечению отнесётся Наташа?

Нет, пока показывать ей не будет, пусть эти первые стихи отлежатся и новые появятся, чтобы не стыдно было перед читателем, а Наташка, если рубанёт, то с плеча, а не хочется показаться смешной неумехой, а главное, страшило разочарование, потому что стихи стали для неё приятной отдушиной.

Вера даже не заметила, как прошла израильскую таможню.

Отметив въездную визу, она, как шла с коляской по зелёной дорожке, так и выкатилась в зал ожидания, где к ней на шею, как и обещала, кинулась с радостным криком подруга.

– Верка, какая ты бледненькая, заморили тебя там, в твоей Беларуси, послезавтра уезжаем отдыхать в Тверию, я уже путёвочки нам застолбила.

Не в пример Вере, подруга выглядела великолепно – на загорелом лице горели синим пламенем широко распахнутые глаза, маленькая грудь без бюстгальтера, райскими яблочками с бугорками изюминок-сосков аппетитно топорщилась из-под майки.

На ней были короткие шортики, выгодно подчёркивающие длинные стройные загорелые ноги.