Текст книги "Фрося. Часть 3 (СИ)"

Автор книги: Овсей Фрейдзон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 30

Также молча Фрося с Марком зашли в гостиницу, поднялись на свой четвёртый этаж и, когда остановились каждый перед дверью своего номера, тогда только мужчина нарушил повисшую между ними тишину:

– Фрося, я не думаю, что сегодня тебе до развлечений, да и завтра нам очень рано выезжать из Вильнюса, нас ждёт обратная длинная долгая дорога домой.

И всё же, оставаться тебе в таком настроении одной в номере тоже не целесообразно, предлагаю скромный совместный ужин, я тут видел за углом приличную кафешку...

Ещё до того, как Марк заикнулся об ужине, Фрося была готова отвергнуть всё, что будет им предложено, ей так хотелось зарыться в подушку и выплакаться вволю.

Сердце просто разрывалось от тоски.

Печальные мысли кружились вокруг дочери и её будущего, душа саднила от разлуки с дорогим другом и от его неожиданного признания, а ведь там ещё кровоточила рана от потери любимой мамы Клары:

– Марик, не даёшь ты мне времени, как следует выплакаться, но хоть чуть-чуть можно...

– Сейчас около семи, с восьми я буду тебя ждать внизу в баре.

Фрося обратила внимание на то, что он на этот раз её строго не ограничивал во времени, но дал понять, что их выход на ужин зависит только от её каприза.

Зайдя в свой номер, Фрося вдруг поняла, что уже совсем не хочет плакать, да и чего она этими слезами добьётся, а душу лучше всего лечить задушевной беседой, а она ей, похоже, гарантирована.

Вдруг она поймала себя на мысли, что ей просто жаль потерянного вечера без компании Марка, непостижимо, но её тянуло к нему со страшной силой.

Быстро приняв душ и расчесав свои пышные волосы, она не заморачиваясь, накинула лёгкий ситцевый сарафан, утренние понталеты и только позволила себе малую шалость, нацепила на шею вычурное колье, которое лежало в шкатулке подаренной Ицеком.

Уже в начале девятого она влетела в бар и сразу же увидела Марка, сидящего за стойкой с пузатеньким стаканчиком в руке:

– Фрося, что-нибудь выпьешь?

– Что ты, Марик, я без закуски не умею, не буду тебе сотый раз напоминать каких я голубых кровей.

– Фросенька, очень красивое и дорогое колье, но, прости, оно к этому твоему наряду никак не подходит.

– Сбегать, снять?

– Пожалуй, да, а я пока выпью ещё пятьдесят грамм коньячку.

Фрося поднялась в свой номер, щёки от стыда горели:

– Вот уж, деревенская баба, учиться и учиться, вырядилась дурища, думала, чем больше блеску, тем больше красоты.

А этот, тоже хорош гусь, важничает, будто ему всё известно, про всех и про всё знает.

Но, почему-то не было обиды на Марка, ведь он её не высмеял, а в двух словах объяснил не соответствие.

В шкатулку полетело злосчастное колье и она выбежала из номера.

В уютном кафе было малолюдно, мягкий свет, тихая музыка, всё располагало к отдыху.

Фрося обратила внимание, что некоторые посетители попивали пиво и читали газету, за одним из столиков двое мужчин увлечённо играли в шахматы, не чувствовался, как в московских пивных запах маринованной селёдки, потому что к пиву подавали только сухие закуски:

– Марик, а ты когда-нибудь пробовал литовские цепеллины?

– Нет, а что это...

– Это большие картофельные клёцки с мясной начинкой, очень вкусно.

– Ну, раз, ты рекомендуешь, давай закажем.

Фрося с Марком с удовольствием угощались знаменитым национальным литовским блюдом, исходящим горячим паром и ароматом.

Без предварительной договоренности, они не касались в разговоре злободневных тем, а легко скользили, не на чём не застревая по различным аспектам жизни и вкусам, заодно изучая друг друга.

Марк после ужина проводил Фросю до лифта в гостинице, а сам завернул опять в бар, как он выразился:

– Выпить рюмашечку на ночь.

Оказавшись в своём номере, Фрося с усмешкой подумала: ах, Марк, Марк, а ты ведь тоже на меня запал, побоялся вместе подняться в номера, видимо уже за себя не ручаешься.

И Фрося не раздеваясь, смеясь упала на кровать.

Глава 31

В шесть часов утра Фрося была уже на ногах.

Быстренько покидала в сумку одежду и обувь, на дно уложив предварительно шкатулку, дорогой подарок Ицека и оглядела номер, где провела две ночи.

Ей уже не казалось здесь всё вычурным, излишне роскошным, просто всё располагало в этой комнате для удобного отдыха и, наверное, для любовных утех.

При последней мысли щёки Фроси зарделись.

В дверь тихонько постучали и Фрося даже не сомневалась, что это был Марк.

Действительно, он собственной персоной возник на пороге и удивлённо вскинул глаза на женщину, видя, что она уже в полной готовности сидит в кресле, в ожидании отъезда:

– Похвально, похвально, пойдём сдавать ключи и получать обратно наши паспорта.

Между прочим, ты не думай, что я спал до сих пор, побывал уже у Ицека, загрузил товар и поэтому можем сразу же отправляться на завтрак к твоей дочери.

– Мне Ицек ничего не передавал?

– Нет, я, собственно говоря, его почти не видел, мне его хлопец помог упаковаться.

Фрося вздохнула, ей хотелось и нет, ещё раз повидаться с другом, и в то же время, она понимала, что лишние пять минут уже никому ничего не изменят

Как они и собирались, к семи утра были уже у Ани.

Там, они наспех позавтракали и пока Марк пил свою неизменную чашечку кофе, Фрося договорилась с дочерью о деталях её приезда в Москву, погрузили скромный багаж Риты, и отправились в дальнюю дорогу, собираясь по пути не надолго завернуть к Стасику.

Прощаясь, Аня посетовала, что не может сейчас вместе с ними поехать к брату, разделить его радость, в связи с рождением третьего ребёнка.

Не прошло и двух часов, а Волга Марка уже подкатила к воротам такого знакомого для Фроси дома, где нынче проживал с семьёй её сын Стас.

Большой надежды, что сын окажется дома, у Фроси не было, но это её не очень волновало, с ним она недавно встречалась, а хотелось повидаться с невесткой, обнять и расцеловать внуков.

Подъезжая к Поставам, Фрося неожиданно почувствовала, что ужасно соскучилась по своей подружке Оле и подумала, что хоть на четверть часика, но обязательно, заскочит к ней перетереть местные новости.

Во дворе дома их неожиданно встретил Стас с улыбающимся лицом и с красными пьяненькими глазами:

– Мам, Нинка нынче ночью родила девочку, вот, какой я богатый, две девчонки и пацан.

Фрося обняла сына и расцеловала:

– Поздравляю сынок, от всего сердца, здоровья и счастья малышке, и, конечно, родителям.

Она порывисто открыла ридикюль, отсчитала двести рубле, и вручила Стасику:

– Мне некогда за подарками бегать, купи от моего имени то, что вам необходимо.

– Мам, ты в своём репертуаре, швыряешься деньгами, как будто они на дороге валяются, как сама и за что жить собираешься...

– Сынок, за меня не волнуйся, где твои дети, и впусти, наконец, нас в дом, что на улице держишь.

Стас, наконец, увидел стоящих за спиной матери Марка и Риту.

Он сразу же узнал мужчину, с которым встречался недавно на поминках.

Узнал он и девочку, хотя её присутствие здесь было ещё больше неожиданным, чем появление в его доме Марка.

Из кузницы вышли, где они до этого играли, семилетний Вова и пятилетняя Лена.

Дети не бросились на шею к бабушке, а стояли, стеснительно опустив глаза.

Фрося сама подбежала к ним и привлекла к себе, целуя их белокурые макушки:

– Детки, держите подарки – тебе Вовочка пожарная машина, Леночка, а тебе, смотри какая кукла, она говорит Мама, и глазки закрывает и открывает...

Дети, смущаясь, взяли подарки, шёпотом поблагодарили бабушку и убежали обратно в кузницу, продолжать свои игры.

Стас, увидев расстроенное лицо матери, заметил:

– Да, не переживай, ты мать, они не привычные к тебе и не такие шустрые и наглые, как ваши столичные.

Фрося не стала реагировать на последние слова сына, а вошла в дом, встретивший её тяжёлым запахом, идущим от стола, на котором стояли тарелки с недоеденными закусками, несколько пустых бутылок из-под водки и пустые рюмки:

– О, сынок, ты, похоже, всю ночь отмечал рождение дочери.

– Да, тут дружки подскочили, мы и оторвались на славу, за здоровье новорождённой и роженицы грех не выпить.

– А у Нины ты был?

– А чего идти, всё равно не пускают к ней.

Я позвонил, сказали, что всё в порядке.

Марк, видя, что они с Ритой здесь явно лишние, спросил у Стаса, работают ли уже магазины и после утвердительного его кивка, встретился глазами с Фросей:

– Мы прогуляемся с Ритой, я может, где-нибудь кофе попью, а девочка скушает мороженное, а вы тут потолкуйте без нас, два часика тебе хватит...

Как Фрося в этот момент была благодарна мужчине, она и сама чувствовала себя не в своей тарелке.

Когда она раньше заезжала в Поставы, присутствие Нины делало обстановку более тёплой и родственной, а сейчас веяло от сына таким холодом, что впору было развернуться и сразу же уехать:

– Спасибо, Марк, мне и часа хватит, посигналь возле соседнего дома, я забегу к подружке, а оттуда прямо и поедем.

Мать с сыном остались вдвоём.

Фрося стала убирать со стола, а Стас полюбопытствовал:

– Что-то не вразумлю, чего это ты с этим мужиком раскатываешь на его Волге и с какой стати с тобой девчонка Анькиного мужа едет в Москву?

– Стасик, у Ани большие неприятности, арестовали Мишу и при этом, за очень плохие дела, там пахнет антисоветской агитацией...

Дальше Фрося не смогла ничего рассказать сыну, тот с размаху грохнул кулаком по столу, на пол полетели ещё не убранные бутылки, зазвенело разбитое стекло:

– Вот, козёл, так козёл и эта грёбанная дурища хороша, связалась с этим идиотом с перевёрнутыми мозгами!

Стас выкинул вперёд на Фросю указательный палец:

– Ты, во всём виновата ты!

Ты, с неё пушинки сдувала, в рот ей смотрела, умница-разумница, великим дохтором стала, меня ещё чему-то учить она пыталась, а сама докатилась до того, что билетики в кинотеатре продаёт.

Ты, с неё еврейку вдруг решила сделать, плохо как будто ей белорусской было, а теперь она нос от страны воротит, которая ей дала всё, и сытную жизнь, и образование, и место работы...

Скажи, этой овечке, чтобы нос сюда не казала, мне из-за неё не нужны неприятности на работе, я же занимаю руководящую должность, и в партии не последний человек, а тут родственница антисоветский элемент.

Знать её не хочу, пусть уматывает к своим евреям к этим агрессорам, дышать без них будет вольней...

– Стас, остановись, что ты городишь, может в тебе водка говорит, потом пожалеешь о своих словах...

– Я, пьяный?!

Это ты всю жизнь пьяная, не живёшь, а ходишь зигзагами, всё опору ищешь, а как обопрёшься, так обязательно на еврея или еврейку, вон и нового подхватила, весь из себя, куда там нам...

Фрося резко повернулась в сторону сына:

– Щенок, гавкать начал и при этом на хозяина, с руки которого всю жизнь подачки берёшь.

Что, на ноги стал, большим человеком заделался, забыл подлец, кто твоим пальцем по строчкам водил, кто тебе всю душу отдавал, а теперь знать не хочешь, выродок, папино отродье!

Это страна тебе обеспечила сытную жизнь, выучила и престижным рабочим местом облагоденствовала?!

Короткая память у тебя сыночек, а лучше спроси у своего парторга, сколько я ему отвалила, чтоб тебя умника из рабочих в мастера определить.

Запомни, земля круглая, приползёшь, прощу, но никогда этих твоих поганых слов не забуду!

Она схватила свою сумку и, не оглядываясь, выбежала из дому, на прощание так саданула дверью, что эхо разлетелось по всей улице.

К её радости Оли не оказалось дома и это было к лучшему, ей совсем сейчас не хотелось с кем-то встречаться и разговаривать.

Она оставила для подруги подарки и пошла пешком к центру Постав.

Около какого-то магазина увидела машину Марка и облегчённо вздохнула.

Тот только увидел лицо женщины, ни слова не говоря, открыл перед ней двери Волги.

Они молча уселись и продолжили путь.

глава 32

Дорога от Постав до Москвы казалась Фросе бесконечной.

В машине стояла гнетущая тишина.

Марк отлично видел, в каком состоянии находится Фрося и хоть он не знал подоплёку произошедшего между ней и сыном, но о многом мог догадаться, присутствуя при приёме, оказанном им, этим неотёсанным мужланом.

Поэтому он спокойно вёл машину, проглатывая километр за километром, по давней своей привычке за рулём продолжал анализировать недавнее прошлое и заглядывать в обозримое будущее.

Рита, устроившись среди тюков и коробок на заднем сиденье, мирно посапывала или делала вид, что спит.

Девочка была серьёзна не по годам, Марк мог судить о ней, сравнивая со своими примерно такого же возраста дочерьми.

Разменивая уже не первую сотню километров, Марк всё чаще поглядывал на свою соседку на пассажирском месте, которая сидела отрешённо, как будто глядя внутрь самой себя.

Можно было только догадаться, какая революция происходила в её душе, какие мысли разрывали сердце на части, слезинки одна за другой сбегали по побледневшим щекам.

Фросе больше всего, сейчас хотелось скрыться от посторонних глаз, зарыться лицом в подушку и выплакаться от всей души, сокрушаясь обо всех невзгодах свалившихся за последнее время на неё.

Ах, если бы, только, за последнее время, а то, этих невзгод было столько за всю её незадавшуюся жизнь, по которой она шла напрямик, не выбирая лёгких путей, не боясь оступиться, так мало думая о себе, стараясь максимально обеспечить детей материально, оградить их от забот о хлебе насущном, дать достойное образование, и делала всё, чтобы между собой, у них была дружба и понимание.

Всё получилось с точностью наоборот – мать стала для них не опорой, а назойливой мухой, а по отношению к друг к другу они стали до абсурда равнодушными, и более того, даже враждебными.

Яркий пример – сегодняшний выпад Стаса в адрес любящей его по-прежнему сестры.

Засранец, такого наговорить, и откуда у него такая закосневелая ненависть к евреям, и это в её то семье.

Что повлияло на такого покладистого и уравновешенного парня, каким она его до нынешнего случая считала.

Заделался комунягой, точно, как его папаша, когда пришли в Западную Белоруссию советты, как он гнобил бывших земляков, только за то, что они умели жить на зависть другим, были трудолюбивыми и имели сноровку.

Пусть он спросит у своего легендарного отца, как ему оплатила власть, за которую он горло драл за его подвиги, хорошо ещё, что не сгноили до конца за колючей проволокой.

Ладно, это уже быльём поросло, а сегодня...

Ни Аня, ни Стас даже не вспомнили при разговоре про младшего брата, как будто он и не существует.

Понятно, у них своя жизнь, свои дети, свои хлопоты и, свалившиеся на дочь ужасные неприятности, и всё же...

Никак она не могла сделать скидку на то, что Стас был пьяным, что у него только что родился ребёнок, что он, действительно, боится за свою работу и положение... всё это понятно, но взять вот так, растоптать тридцать лет дружбы между сестрой и братом, и выкинуть её на свалку, только потому, что стала неудобна, и может принести неприятности.

А ведь она не отреклась в своё время от Вальдемара, хотя сколько раз её предупреждали в органах, быть подальше от бывшего ксёндза и дяди предателя Родины.

Интересно, пожалеет Стас о своих гадких словах, о своей пьяной глупости, но ведь говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

Последние восемь лет мама Клара, как будто оберегала её от житейских проблем.

Всё происходящее в жизни её детей не виделось в мрачном свете, даже ожидаемый отъезд Ани в Израиль казался закономерным.

С уходом из жизни матери Семёна, будто лопнул нарыв, вся налаженная жизнь рассыпалась, как замок из песка и в завтрашний день даже страшно заглянуть.

С восемнадцати лет она сама принимала решения, сама делала ошибки, исправляла их, и снова ошибалась...

С ранней юности ей не было на кого опереться, а более того, всю жизнь она несла за кого-то ответственность и даже за сыгравших большую роль в её судьбе ксёндза Вальдемара и Клару Израилевну.

Может быть послать всех и всё к чёрту, устроиться на спокойную работу, и жить припеваючи с Сёмкой, потихоньку продавая золото из тайника в кресле Вальдемара, когда закончатся деньги.

Жить, как живут многие – готовить, убирать, стирать и отдыхать в скверике, сидя на скамейке с другими бабками.

От этих мыслей ей стало невыносимо жалко себя.

Она как будто воочию увидела себя этой бабкой на скамейке, читающей книжечку или вяжущей носочки, отмежевавшейся от жизни старших детей и внуков, покинутой, в конце концов и младшим сыном, и слёзы прорвали плотину сдержанности, хлынули по щекам уже не редкими каплями, а потоком, который она уже не могла сдержать.

Фрося даже не заметила, что их автомобиль остановился посредине леса, обступившего дорогу и только касание руки Марка, тронувшей её за плечо, вывело из горьких дум:

– Фрося, выйди из машины и пройдись по лесочку, покричи, повой, постучи кулаками по стволу дерева, а мы с Ритой перейдём дорогу, и тоже пройдёмся, отдохнём от долгого сиденья, и подышем воздухом...

Фрося благодарно посмотрела на мужчину:

– А, где мы находимся?

– Да, уже Смоленск проехали, иди, иди прогуляйся, а потом в ближайшем ресторанчике перекусим.

Фрося послушно вышла из машины и углубилась в лес, по дороге вытирая слёзы.

Постепенно она успокоилась, только щемящая боль не отпускала сердце.

Она глубоко дышала разогретой хвоей и травой, срывала цветочки, собирая их в букетик, гладила стволы берёзок и сосен и слёзы незаметно высохли на её щеках.

Она не стала выть и кричать, лупить по стволам деревьев и топтать не в чём не повинную траву, а вдруг заложила четыре пальца в рот, и как в детстве пронзительно засвистела, спугнув расположившихся на ветвях деревьев птиц.

Нет, она ещё повоюет, она ещё найдёт интерес и смысл в жизни, она ещё очень многим нужна на земле, и ей ещё очень многие нужны, и ещё так много чего хочется...

Спасибо тебе, Марк, ты понял материнскую душу, возможно, понимаешь и женскую, но ты, не мой, не мой, не мой...

глава 33

В Москву они въехали уже далеко затемно.

Марк высадил возле подъезда Фросю с Ритой, наспех распрощался и уехал в сторону дома, пообещав утром заехать, чтоб отвезти девочку на дачу.

За всю длинную и долгую дорогу он ни разу не коснулся их будущих деловых отношений, ни словом не обмолвился и при прощании, только подбадривающе потрепал рукой по плечу.

Поднявшись на свой двенадцатый этаж, Фрося почувствовала, насколько она устала за эти дни, до предела вымоталась физически и морально.

Утром с постели её поднял телефонный звонок.

Звонил Марк.

– Фрося, через пол часика я подъеду, заберу Риту на дачу, а ты отдыхай, разберись в своих делах и в самой себе.

В Течение нескольких дней я с тобой свяжусь, тогда и обсудим твою будущую работу.

Надо ещё будет переоформить на тебя дачу, ну и конечно, рассчитаться за поездку.

Фрося подняла с постели девочку и стала суматошно готовить её к отъезду, собирать для передачи на дачу сумку с провиантом и какие-то вещи.

Вот засоня, Марк вон давно на ногах, когда он только отдыхает, ведь примерно её возраста, а какая-то пружина в него заложена, такое чувство, что всегда и всюду поспевает.

Она спустилась с девочкой и сумками вниз, и почти тут же возле них затормозила Волга Марка.

Он вышел, устроил в багажник сумки, показал на пассажирское место рядом с собой Рите, а сам, взяв за локоть Фросю, отвёл её чуть в сторону.

-Я тут кое с кем с утра переговорил.

Так, вот, слушай внимательно: зятёк твой, как минимум схлопочет пятёрочку, но мы сейчас не о нём, хотя его скорей всего переведут из Вильнюса в Москву, если уже не перевели, но я за него и пальцем не пошевелю, и тебе не советую, иначе вместе с ним влипнем в нехорошую историю.

Я тебе уже говорил, что нам нельзя обращать на себя внимание органов, с ОБХСС проще разобраться, хотя упаси господь нас и от них.

Моя помощь на эту тему, пожалуй, закончена, не считая доброго совета, о том, что твоей дочери необходимо, быстрей выбраться из Вильнюса и затеряться на некоторое время здесь в Москве, а затем, как можно резвей убраться из этой страны, и для этого оформить развод с ненаглядным мужем.

Кто её будет держать здесь, она же социально не опасная, военными секретами не владеет, кому она нужна в нашей стране добрых советов, только надо приготовить пять штук за полученное образование, я думаю, что она об этом знает, а тебе придётся подшевелиться.

Фрося, на всякий случай, бережённого бог бережёт, по телефону домашнему с ней не говори, тебя тут же засекут, а точнее, её местонахождение.

Сделай один звонок с переговорного пункта и с Вильнюсом завязывай.

Не пылай своими чудными глазками, это не приказ, а совет компаньону, если он хочет им остаться.

– Я поняла. Есть у меня ещё мысль, подключить её биологическую маму, живущую в Израиле, по крайней мере, сегодня же напишу ей письмо...

– Попробуй, лишним не будет.

Ничего не спрашиваю об этой женщине, многое знаю от тёщи и жены, которые всё время восхищаются твоим героизмом.

Всё, я поехал, даю тебе две недели, увольняйся, жди дочь, короче, занимайся собой, а потом встретимся и обсудим дальнейшие наши дела.

Деньги пока тебе не возвращаю, реализую товар и произведу расчёт.

Не возражаешь?

– Конечно, нет, без хлеба не сижу.

– Вот и отлично.

Они встретились глазами, Фрося не отвела свои и почувствовала, что опять тонет в этой зелени увлекающего в топи омута.

Она сделала над собой усилие:

– Как там Соня, наверно соскучилась по тебе?

Марк прищурился, резанул недовольным взглядом, снисходительно улыбнулся и не говоря ни слова, сел в машину и уехал.

Фрося мысленно поздравила себя за выдержку, что на сей раз, нашла в себе силы, обуздать ураган, зарождающийся в её душе, но, как долго она сможет ему противостоять, да и мужчина ведь не давал никого повода, а то, что ей что-то мнится, так это плод её больного воображения одинокой женщины.

Дома, в полной тишине, не включая даже телевизора, она пообедала и отправилась на переговорный пункт.

Аня на счастье оказалась дома и быстро подняла трубку.

Фрося подумала, как же она там бедненькая вся уже извелась в напрасном ожидании.

– Анютка, слушай меня внимательно, ничего не говори, только слушай.

Как можно быстрей выезжай ко мне, жду твоего звонка, но с вокзала из Москвы.

Три дня буду дома, на дачу не поеду, жду тебя, если за эти дни не приедешь, оставлю ключ у соседей.

Поняла?

– Да, поняла...

Фрося не стала ждать продолжения разговора и резко положила трубку на рычаг.

Довольная собой отправилась домой, мысленно улыбаясь тому, как она добросовестно выполняет советы Марка.

Подумала и о том, что хорошо, что увольняется с работы в больнице, грошовая зарплата, а сколько времени и сил забирала.

В её голове начинала созревать ещё одна сумасбродная идея, которая ей позволит в ближайшее время посетить Аглаю в Таёжном и заслужить дополнительное доверие и уважение Марка.