Текст книги "Фрося. Часть 3 (СИ)"

Автор книги: Овсей Фрейдзон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

глава 51

На следующий день под вечер на даче вдруг неожиданно появился Марк.

Он стремительно вошёл во двор, здороваясь на ходу со всеми обитателями, расцеловал подбежавших к нему дочерей и обратился к Фросе:

– Давай отойдём на минутку, надо срочно пошептаться.

И, когда они скрылись в машине, заявил:

– Фросенька, ужасно соскучился по тебе, но я срочно явился не об этом сказать, завтра Аня к десяти часам утра должна явиться в КГБэ, и это сама понимаешь для неё и в какой-то степени для тебя очень важно.

– Марик, мы по-любому с Аней и Сёмкой собирались завтра в Москву, ведь в пятницу вечером надо выезжать в Питер на свадьбу, а сегодня уже среда.

– Так, не сиди здесь, а скоренько собирайтесь, договаривайтесь с моей ничем не интересующейся кроме художественных книг тёщей и старшими девочками на счёт ухода за малышкой, и вперёд.

Меньше, чем через час они уже катили в сторону Москвы.

Хорошо, что Сёмка выпросил себе место рядом с шофёром, Фросе не пришлось в присутствии детей, сидеть рядом с Марком, сгорая от смущения под пристальным осуждающим взглядом всё понимающей дочери.

Поездка в Москву, длиной в час показалась всем совершенно незаметной, причиной этого был Сёмка, который буквально засыпал Марка вопросами, интересуясь двигателем Волги, марками других машин, а особенно иностранных, снимки которых он вырезает из журналов "За рулём".

Мужчина спокойно со знанием дела сообщал мальчугану многие подробности из характеристик автомобилей и тот буквально светился от счастья.

Когда Волга затормозила возле подъезда, Марк попросил Фросю ненадолго задержаться с ним в машине.

Аня с Сёмкой поспешили домой, а мужчина обернулся к Фросе и протянул ей пакет:

– Это вещи для твоей дочери, если она, конечно, соизволит поехать на свадьбу, не понадобятся, вернёшь обратно.

– Марик, я обязана сама заплатить за эти вещи, хватит, что ты на меня тратишься, а ещё будешь и на моих детей выкладывать свои кровные.

– Фросенька, не волнуйся, у меня же хранятся твои деньги, высчитаю в полном объёме.

– Маричек, у меня нет слов, чтобы выразить благодарность за всё, что ты делаешь для меня.

– Фросенька, во многом я это делаю не для тебя, а для себя, чтобы видеть твоё счастливое лицо, но хватит об этом.

Вот, держи эту записку, в ней, куда и к кому должна завтра явиться Аня, будем надеяться, что этот поход многое прояснит.

Фрося спрятала листок, перегнулась через переднее сиденье, обхватила голову мужчины и своими губами нашла губы Марка, а затем, чуть задохнувшись от поцелуя, выпалила:

– Ты моя погибель, но мне почему-то совершенно не страшно идти за тобой в ад.

И не давая Марку ответить, выскочила из машины.

Когда она зашла в свою квартиру, то сразу услышала громко работающий телевизор, понятно, сын расположился у своего любимого ящика, которого был лишён на даче.

Фрося заглянула в спальню, у окна повернувшись к ней спиной, стояла Аня.

Сердце у матери защемило от взгляда на эти понурые плечи, не трудно было догадаться какие мысли обуревали растерзанную последними событиями дочь:

– Анюточка, померь эти вещи, которые тебе достал Марк, чтобы ты могла красиво выглядеть на свадьбе у брата.

Аня развернулась:

– Мама, я ещё не сказала, что туда поеду.

– Ну, посмотри хотя бы, сделай мне одолжение.

Аня развернула пакет, в её руках оказалось красное коротенькое по моде платье из шёлка:

– Мамуль, а почему твой Марк, выбирает мне цвет и фасон, он, что такой знаток женских душ и вкусов?

Фрося оставила без внимания колкие слова дочери, не стала настаивать больше на примерке платья и туфель, которые так и остались лежать в закрытой коробке, а протянула дочери записку, в последний момент полученную от Марка.

Аня нерешительно взяла в руки листок, развернула и впилась глазами.

Она несколько раз пробегала взглядом сверху вниз и всё не могла оторваться от этого сообщения.

Нетерпение матери достигло точки кипения, но она не смела нарушить молчание.

Наконец Аня оторвалась от записки:

– А, знаешь мама, я наверно поменяю мнение о Марке Григорьевиче.

глава 52

Мать с дочерью почти не спали в эту ночь, предшествующую до крайности опасному и важному визиту Ани в КГБ.

Фрося несколько раз просыпалась, слыша тихие шаги Ани по коридору, залу и кухне.

Молодая женщина не находила себе места, а материнская чуткая душа и слух болезненно реагировали на переживания дочери.

Это были не просто переживания, это был страх перед заведением, о котором до нынешних времён, с тридцатых годов, а то и раннее, люди вспоминают и упоминают с содроганием.

Намного опережая назначенное время, Фрося с Аней на метро прибыли на Лубянку.

Мимо памятника железному Феликсу проследовали ко входу в громоздкое серое здание, где на проходной проверили списки визитёров и во внутрь пропустили одну только Аню.

Оставив мать снаружи, та скрылась за тяжёлой дверью и душу Фроси поглотила мрачная неизвестность.

Время тянулось невероятно медленно.

Прошло уже больше часа, как Фрося окутанная страхом за дочь, вышагивала взад вперёд мимо сурово глядящего на неё Феликса Эдмундовича.

Дзержински даже вылитый в железе излучал строгость и непримиримость.

Вдруг в дверях показался дежурный и позвал её по имени отчеству:

– Ефросинья Станиславовна?

Сердце вдруг остановилось, в глазах на мгновенье потемнело.

Наконец она почувствовала в груди нерешительный толчок и вместе с ним выдохнула:

– Да, это я.

– Ефросинья Станиславовна, у вас есть с собой паспорт?

Женщина утвердительно кивнула.

– В таком случае вас просят подняться на второй этаж и проследовать в кабинет номер сорок шесть.

Фрося на негнущихся ногах поднялась по лестнице и, очутившись в длинном коридоре, отыскала дверь с нужным ей номером, где прочитала табличку – капитан Соколов Евгений Николаевич.

Постучала и решительно толкнула массивную дверь.

За пустым столом сидел молодой симпатичный человек в штатском костюме, может быть только немного старше её дочери.

Сама дочь сидела напротив, на краешке стула и по напряжённой её спине, мать догадалась, насколько нелегко складывается здесь разговор.

Аня не оглянулась на мать, наверное, ей так было определено вести себя.

Молодой человек привстал со своего места и указал рукой на стул, стоящий в стороне:

– Меня зовут Евгений Николаевич, я следователь особого отдела в нашей организации, прошу вас присесть и ответить на ряд возникших к вам вопросов.

Ефросинья Станиславовна, надеюсь на ваше благоразумие и хочу получить от вас чёткие, короткие и честные ответы.

Фрося от сдавившего грудь волнения, не смогла произнести утвердительных слов, а только кивнула.

– Аня, ваша родная дочь?

– Да, но я её не рожала.

– Сколько у вас детей?

– Трое сыновей и дочь.

– Дочь, это Аня?

– Да.

– Каким образом она попала в ваши руки?

– В августе сорок первого мимо моего дома гнали колону евреев, среди которых были Меир и Рива Янковские, врачи из нашего города, которые спасли мне жизнь при родах сына.

По моему предложению Рива собственноручно передала девочку мне, чтобы я её укрыла и спасла от вероятной смерти.

– У девочки были документы, вы её удочерили?

– Нет, сами понимаете, война и послевоенное время, было не до этого, я её записала на себя, только перед тем, как ей надо было идти в школу.

– Сколько раз вы были замужем?

– Официально один раз, но я не гулящая и всем своим старшим детям дала образование.

– Вы, не кипятитесь, я вас пока не в чём не обвиняю, а просто сравниваю ваши ответы с показаниями Ани.

– Все мужчины от кого у вас дети живы?

– Нет, только двое, отец младшего умер.

– Вы носите его фамилию?

– Да.

– Простите, это вне протокола, Клара Израилевна Вайсвасер вам кем-то приходилась?

– Да, это мать моего любимого мужчины, от которого я ращу сына, мы с ней проживали вместе последние восемь лет.

– Примите мои соболезнования, героическая была женщина, настоящая большевичка.

Фрося, молча приняла казённые слова молодого человека и ещё больше подобралась, понимая, что разговор сейчас может принять другой характер.

– Скажите, уважаемая, как такое случилось, что в семье человека, занимавшего высокую должность в нашем правосудии, пригрелся подобный вражеский элемент?

– Клара Израилевна последние два года очень болела и не выходила из дому.

Моя дочь, как вы знаете, проживала со своей семьёй далеко от нас, в Вильнюсе и поэтому нам ничего не было известно о его деятельности.

Должна вам заметить, что Клара Израилевна отрицательно относилась к высказываниям и деятельности, подобных моему зятю.

– О каких высказываниях и деятельности вы говорите?

Фрося напряглась, разговор начинал принимать серьёзный оборот и она не знала, как правильно отвечать, чтобы не навредить своей дочери, и в то же время, не показаться скрывающей что-то незаконное от властей:

– Я имею в виду книгу, о которой мне рассказала дочь, после ареста моего зятя, антисоветского содержания, переданную на Запад.

– Ваша дочь говорила мне просто о книге.

– Возможно, это я добавила от себя, ведь за антисоветские высказывания он был уволен из газеты ещё десять лет назад и вам, наверное, хорошо известно, что и два года назад история повторилась.

– Какие у вас лично сложились отношения с Михаилом Шульманом?

– Мы никогда не жили рядом и практически не общались.

– Мягко говоря, вы недолюбливаете Михаила?

– А вот это, мне кажется, к делу не относится.

Лицо капитана расплылось в улыбке:

– А вам, Ефросинья Станиславовна палец в рот не клади.

Я вам только вкратце опишу ситуацию, чтобы задать ещё несколько вопросов, Ане об этом я уже поведал.

Михаил Шульман обвиняется в серьёзном преступлении перед государством, это действия, связанные с подрывом Социалистического строя.

Следствие ещё в самом разгаре, поэтому я не буду вам больше ничего на эту тему говорить.

Во время пока идёт следствие, ваша дочь не может получить свидание с мужем, все ходатайства об этом напрасны.

А теперь ещё несколько вопросов, на которые мне очень важно получить честные и чёткие ответы.

Вы поддерживаете связь с Ривой Янковской?

– Да, мы иногда переписываемся, Аня чаще.

– Она могла узнать от вас, что Ане пока не дано право на выезд на постоянное жительство в Израиль?

– Да.

– А о нынешней ситуации, связанной с арестом Михаила Шульмана, мужа вашей дочери?

– Да, я недавно обратилась к ней, за помощью, с просьбой спасти нашу дочь из создавшегося положения.

– Нашу?

– Да, нашу, она не виновата, что так сложилась жизнь, что проклятая война разлучила её с дочерью на долгие годы.

– Не буду скрывать от вас, что Рива Янковская развернула бурную деятельность, обратившись в какие только можно мировые инстанции, чтобы наша страна выпустила к ней её дочь.

– Евгений Николаевич, миленький, это возможно?

– Да, в случае развода Ани с Михаилом Шульманом.

Я думаю, что у меня нет больше к вам вопросов по этому делу.

Молодой человек, встал, обошёл свой массивный стол и уселся на его край, напротив Фроси:

– О содержании нашего разговора с Аней, вы узнаете от неё самой.

Оставьте адрес, по которому мы сможем вас известить о решении подследственного в отношении развода, в случае его согласия, будет предоставлено одно единственное свидание для официальных подписей, в присутствии адвоката и заинтересованных лиц.

Написав московский адрес матери, Аня по велению капитана, покинула кабинет.

Евгений Николаевич оглянулся на закрывшуюся за Аней дверь, а затем, внимательно вгляделся в глаза Фроси:

– Ефросинья Николаевна, не скрою от вас, инициатива из Израиля Ривы Янковской значительно повлияла на быстрейшее разрешение вопроса по вашей дочери.

Я не буду говорить сейчас про официальный взгляд на этот вопрос, о нём вы сами можете догадаться, лично я, вами восторгаюсь.

Не смею больше задерживать, рад был познакомиться с такой замечательной женщиной.

Симпатичный капитан придержал Фросю за локоть перед закрывающейся перед ним дверью и прошептал:

Ефросинья Станиславовна, вы второй раз спасаете жизнь Ане.

глава 53

Фрося с Аней вышли из здания Комитета Государственной Безопасности и, не сговариваясь медленно, молча побрели по тротуару совершенно не задумываясь, куда и зачем они идут.

Далеко уже за спиной остался памятник железному Феликсу, а чувство, что всевидящее око следит за ними не проходило.

Фросе трудно было даже представить, что творится в душе у дочери, у неё самой было препротивно, сложилось чувство, что их принародно раздевали до гола, демонстрируя и разбирая вслух их хорошее и плохое со всех сторон.

Если она так себя чувствует, так каково Ане, ведь до того момента, как Фрося зашла в кабинет к следователю, её дочь пробыла там больше часа.

Невообразимо было даже представить, о чём Аню спрашивали и что ей говорили...

Фрося без конца проигрывала в голове вопросы молодого капитана и свои ответы, подсознательно она чувствовала, что не навредила дочери, хотя не всеми своими ответами осталась довольна.

Ладно, уже ничего не переделаешь, теперь надо как-то разговорить дочь и продумать их дальнейшие действия.

По пути их следования она заметила уютный скверик и предложила Ане зайти в него и отдохнуть, подышать свежим воздухом и собраться с мыслями перед серьёзным между ними разговором.

Та не проронив ни звука, кивком согласилась и они уселись на скамейке в теньке.

Сюда мало доходила полуденная жара, лёгкий ветерок ласково остужал разгорячённые лица, сквозь густую листву клёна, нависшего над скамейкой, пробивались тонкие лучики июньского солнца.

Мать с дочерью заворожено смотрели на голубое по-летнему прозрачное небо и постепенно к душе возвращалось обычное состояние, нет, не спокойствие, а реальный взгляд на происходящее с ними.

Аня развернулась всем телом к матери и взяла в свои руки её ладони:

– Мамочка, как мне было страшно, я чувствовала себя под взглядом этого капитана, как будто нахожусь под микроскопом.

Они там всё про нас знают и такое чувство, что всё время хотят в чём-то обличить, и поймать на лжи.

– Доченька, а тебе не надо было ничего скрывать, ведь всё твоё преступление в том, что вы с Мишей хотели уехать в Израиль.

– Ох, не совсем мама, не совсем так.

Дело в том, что у Миши во время обыска в нашей квартире обнаружили запретную литературу, черновики новой книги и воззвания к народу бороться за свободу слова, печати и демонстраций.

Там же были списки отказников, в которых указывалось, кто и откуда был уволен с работы, и каким гонениям подвергаются родственники этих людей.

– И ты, обо всём этом знала, и об этом у тебя допытывался наш симпатичный капитан?

– Представляешь, да, но я не призналась, что знала о наличии этих бумаг, так мне наказал Миша, если что-то в этом роде случится.

– Благородный твой муженёк – сукин сын, думал, что в органах сидят идиоты.

Подлец, поставил свою жену и детей на грань катастрофы, борец за права обездоленных, хренов!

– Мамочка, я тебя очень попрошу, не надо его порицать и оскорблять, когда он находится за решёткой, и когда ему грозит, как минимум десять лет.

– Это тебе сказал капитан, я слышала, но я уверенна, что он тебе не сказал, что если бы не Рива с её бурной деятельностью, все эти бумажки твоего муженька и на тебя бы навесили, даже не сомневайся.

– Да, Евгений Николаевич посоветовал мне, как можно быстрей развестись с Мишей и уехать в Израиль, пока меня не арестовали, как его сообщницу.

– Ну, а что ты думаешь на этот счёт?

– Мама, пусть решение останется за Мишей, я не могу и не хочу сама подавать на развод.

– Ты сказала об этом капитану?

– Да.

– А, что он?

– Посоветовал не затягивать и не торопиться с ответом, хорошо подумать, обговорить этот вопрос тобой, и не поверишь, с Ривой.

– А знаешь, Анютка, а может и правда не стоит торопиться, видишь, вон там, продают мороженое, давай охладимся, мне купи три порции.

Аня с восхищением смотрела на мать, которая в свои пятьдесят, не утратила непосредственной радости при виде и поедании этого любимого детьми лакомства.

– Ай, не смотри ты на меня так, я же в детстве и юности в глаза не видела мороженое, а потом война, и после войны не скоро оно появилось у нас в Поставах, ты этого не помнишь.

– И правда не помню, мне кажется, что ты нам всегда его покупала.

– А знаешь Анютка, мне иногда кажется, что я ещё толком и не жила, для меня так многое является в новинку, столько вокруг интересного, и так много мест, где я бы хотела побывать, в том числе и в Израиле.

Вот, ты уедешь туда и заберёшь с собой половинку моего сердца.

Как я буду жить без этой половинки и представить себе не могу.

– Мамочка, я ещё никуда пока не еду и если можно было бы, вернуться на два года назад, я бы никуда с этой страны не поехала, а работала бы по-прежнему врачом в своей больнице, ведь я уже делала самостоятельные операции.

– Доченька, не стоит оглядываться назад, туда, куда уже нет возврата, будем надеяться на благоразумие и благородство твоего мужа.

Несмотря на всю злость, что кипит в моей душе по отношению к Мише, я верю в него и в его добропорядочность, поэтому нужно думать о том, как ты в Израиле опять будешь стоять со скальпелем в руках возле операционного стола и спасать людей от смерти или возвращать им здоровье.

– Мамуль, пойдём домой, пора уже обедать, а то эти разговоры о моём призрачном будущем введут меня окончательно в депрессию.

– Пойдём, пойдём, а то и Сёмка там голодный, сейчас купим пельмешек, быстренько сварим и полопаем.

глава 54

Не успели они ещё толком переступить порог квартиры, как к ним на встречу вылетел Сёмка.

– Мам, ну, где вы столько времени ходите, уже пятый час вечера, а ушли из дому с самого утра...

Фрося рассмеялась:

– Сёмочка, а что я у тебя титьку унесла, ты же у меня самостоятельный парень, ещё и маме иногда можешь подсобить.

– Да, при чём тут самостоятельный или не самостоятельный, я целый день только успеваю подбегать к телефону, уже прозевал кучу интересных вещей по телеку.

– О, это важно и очень, тебе ведь надо будет доклад писать своим подружкам на даче о телевизионных передачах.

Ладно, рассказывай, кто это так настойчиво нам звонил.

– Дядя Марк, наверное, раз сто, он велел тебе передать, что как только появитесь, тут же ему и позвонить на работу.

Андрей звонил из Ленинграда и тоже волнуется, приедем мы на свадьбу или нет.

– Что ты ему сказал?

– Что приедем, только не знаю вместе с Анькой или без.

– А с чего ты взял, что она не поедет на свадьбу?

– Ай, мама, перестань ты уже смотреть на меня, как на маленького, что я не вижу и не слышу, что вокруг происходит.

Фрося сразу же посерьёзнела, мальчик её явно повзрослел, она даже этого не заметила, а ведь ему столько, сколько было Андрейке, когда они с ним пересекли всю страну с запада на восток, пересаживаясь с поезда на поезд.

Боже мой, как это было давно, а кажется, что совсем недавно ворвавшийся в жизнь, как вихрь отец её мальчика сжимал в томных объятиях, обцеловывал каждую клеточку тела, и заглядывал в такие глубины её души, куда она и сама заглянуть стеснялась или боялась.

– Мам, что ты так смотришь на меня, будто я сейчас сквозь землю провалюсь или с того света появился.

Фрося мотнула головой, это же надо такое наваждение, ей на месте сына представился Семён, покинувший её и оставивший в душе незаживающую рану, и этого, так похожего на него мальчишку.

Вот, и осталась она, по-сути одна, с этой его кровинушкой, и долгой жизнью, в которой она барахтается, как щенок в реке, выплывает и снова попадает на стремнину.

– Сынок, докладывай дальше или ты уже обо всех звонках сообщил.

– Нет, ещё не обо всех – звонил дядя Ицек и передавал тебе огромный привет, он хотел с тобой попрощаться, завтра они уже уезжают.

– Он сказал, что выслал тебе посылку, там будет и письмо.

Ах, за этими всеми хлопотами и новыми переживаниями совсем забыла про друга, хотя они уже попрощались, когда она была в Вильнюсе, а увидятся разом больше или меньше уже значения особого не имеет.

– Ой, чуть не забыл, звонил дядя Алесь, он уже в Питере, и устроился в гостинице «Нева», надеется скоро там встретиться с тобой.

– Сынок, мы с Анюткой голодные, как волки и ты ведь без обеда, ставь воду на плиту под пельмени.

– Не волнуйся, я уже перекусил, там, в холодильнике в тарелках всякой еды было навалом.

– Молодчина, я знала, что ты в этой жизни не пропадёшь, есть в кого удастся.

Подошла Аня:

– Конечно, в тебя мама.

– Нет, я имела в виду его бабушку и отца.

Аня засмеялась:

– Ну, тогда он закован в броню со всех сторон.

Не успела Фрося ещё накинуть на себя домашний халат, как раздался резкий звонок телефона.

Звонил, конечно же, Марк:

– Фрося, ты совесть имеешь, я ведь волнуюсь, не в цирк или зверинец ходили.

– О, Марик, ощущений гораздо больше, чем на тех представлениях, только аплодисментов не было, а вот, ап нам говорили.

– Ну, если ты ещё шутишь, то не так всё страшно.

– Ой, Маричек, было страшно и очень, меня ведь тоже вызывали в кабинет.

– Я думаю, что ты мне всё расскажешь при личной встрече, как насчёт посещения нами сегодня вечером ресторана?

– А, что, можно, мы же недавно пропустили это мероприятие по твоей вине, надо же наверстать и немножко отвлечься от всех этих стрессов.

– В семь подъеду, будь готова, скажу честно, я уже заказал нам столик в «Праге», знал, что уговорю, а тут и этого не понадобилось, обожаю тебя.

Улыбающаяся Фрося зашла на кухню.

Поевший быстренько Сёмка убежал к телевизору, а Аня мыла тарелки:

– Мам, садись я тебе сейчас пельмешек подам, сияешь, как начищенный самовар.

– Анютка, мне ведь надо ещё срочно позвонить Андрею.

Он ведь волнуется, скажи своё последнее слово, едешь или нет на свадьбу к брату.

– Мамуль, пока ты любезничала по телефону, я приняла решение, еду.

Всё равно в ближайшие дни с Мишей ничего не решится, а одна я здесь просто с ума сойду.

– Тогда бегу звонить Андрейке.

Трубку подняла Настя.

Фрося через восемь лет узнала этот чуть надменный девичий голос.

Дочь Виктора хорошая девушка, но явно не для её Андрея, но ничего не поделаешь, дети сами себе выбирают пару, времена сватовства давно прошли.

– Настенька, добрый вечер, я могу поговорить с Андрейкой...

– Простите, Фрося, но он вышел, но я уполномочена принять ваше сообщение.

– Мы завтра втроём, я, Аня и Сёма, вечерним поездом выезжаем в Ленинград.

– Ну, и прекрасно, вам заказать отдельный номер или вместе с детьми?

– Вместе с детьми, мы не собираемся рассиживаться в номере, нам только переспать.

– Отлично, вас встретит с поезда Андрей, никуда с перрона не уходите.

– Настенька, мы едем не из деревни, а из Москвы, кое-что соображаем.

Лучше скажи, у вас всё в порядке?

– Да, бракосочетание в ЗАГСе состоится в два часа по полудню, а торжественный вечер в ресторане в семь.

Задумчивая Фрося вернулась на кухню и машинально стала поедать остывшие уже пельмени.

В этот момент квартиру вновь огласила трель телефона.

Находившаяся поблизости Аня подняла трубку.

Как ни прислушивалась Фрося по коротким ответам дочери не поняла с кем и о чём она там разговаривает.

Смущёно улыбаясь, Аня подошла к матери:

– Мама, меня Марк Григорьевич пригласил пойти с вами в ресторан.

Фрося резко отвернулась, что бы скрыть от дочери набежавшие слёзы: Марик, Марик, ты моя погибель, но, как ты умеешь делать меня счастливой.