Текст книги "Фрося. Часть 3 (СИ)"
Автор книги: Овсей Фрейдзон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
глава 5
Фрося приложила трубку телефона к уху и тут же услышала в ней голос любимой подруги Аглаи:
– Фросенька, это ты, я вас наверно разбудила, ведь только шестой час, но нет у меня больше никаких физических и моральных сил сидеть в аэропорту, и выжидать время, когда будет удобно позвонить.
Как ты смотришь на то, чтобы я уже сейчас приехала?
– Аглашенька, мама Клара умерла, я сейчас одна сижу у гроба, если это тебя не напрягает, то приезжай и мы поболтаем с тобой, а мамочка нас послушает...
На другом конце провода зазвенела тишина и после громкого выдоха, вновь раздался голос Аглаи:
– Ох, Фрося, прости дуру окаянную, я ведь не знала, наверное, меня сам бог позвал в Москву проститься с таким замечательным человеком.
Всё, пол часа и я у тебя, бегу на такси...
Фрося отошла от телефона:
– Ах, Аглая, Аглая, не сможем мы в этот раз поноситься вместе по Москве, придётся твоей Лидочке уделить маме внимание.
Дочь Аглаи во время учёбы в институте познакомилась с московским парнем и вышла замуж, иногда они заходят к Фросе, но, что общего может быть у молодой женщины с их семьёй, спасибо ещё, что не забывает.
Она уже и сыночка успела народить и благодаря тому, что Лидочка обосновалась в Москве, Аглая, как минимум два раза в год наведывается к дочери и к любимому внуку, но останавливается всегда у Фроси, и для подруг это великолепный праздник, и мама Клара тоже с радостью встречала полюбившуюся ей сибирячку.
В комнате становилось совсем светло и солнечные лучи упали на разглаженное смертью лицо покойницы.
Фрося поспешно плотно затянула шторы, сейчас солнышко будет во вред, а как раньше Клара Израилевна любила эту пору года и майское солнце.
И, вновь телефонный звонок разорвал тишину, Фрося бросилась в прихожую, быстрей поднять трубку, как будто эти трели могли разбудить уснувшую навсегда маму Клару:
– Да, я слушаю...
– Мамулечка, мы уже на вокзале, Миша решил, что нам лучше устроиться в гостинице, чтобы вам не доставить много хлопот.
Я с ним согласилась, ведь оно действительно так.
Мамочка, как ты там, какое горе на тебя свалилось, а Сёмочка наверно вовсе в трансе...
– Анютка, ничего не поделаешь, она последние два года так мучилась, что не приведи господь, но конечно, в моей душе сейчас образовалась дыра, которую не залатать до конца моей жизни.
– Мамуль, как я по тебе соскучилась...
– Так, приезжай побыстрей, я уже не могу дождаться, когда прижму доченьку к своей груди.
– Мамочка, скоро, скоро...
Положила трубку, и вспомнила:
– Вот дура, так дура, даже не спросила, приехала или нет с ними Маечка.
Потом вслух передразнила дочку:
– Я с ним согласилась... ещё бы не согласилась, ты во всём с ним соглашаешься, поэтому врач и журналист работают сейчас, один грузчиком в магазине, а другая билетёром в кинотеатре.
От этих мрачных мыслей, которые уже больше года жгли сердце Фроси, прервал стук в дверь и на пороге с большим чемоданом появилась Аглая.
Фрося бросилась на встречу подруге, они крепко обнялись и заплакали в голос:
– Фросенька, Фросенька, веди меня к нашей любимой Кларочке, ведь я её так любила, так любила...
– Аглашенька, а как она любила тебя, как только услышит, что ты должна приехать, сразу перевоплощалась, строила планы, маршруты и не давала мне покоя, всё гоняла в магазин и на базар...
Так причитая, они подошли к гробу.
Аглая долго смотрела на лицо Клары Израилевны, затем наклонилась и поцеловала в лоб:
– Светлая тебе память, оставила ты мою горемычную подружку без поддержки, наверно ты ей больше не могла помогать, а быть обузой не в твоих правилах.
Боже мой, сколько ты намаялась в этой жизни, сколько приняла на свои хрупкие плечи, а выстояла и до конца жизни дарила людям энергию и радость от общения с тобой, как нам будет тебя не хватать, а особенно Фросеньке, твоей обретённой доченьке.
Сёмке, конечно тоже, но он мальчишка, у него рана быстро зарубцуется, но помнить он будет тебя всю жизнь, пусть тебе будет легко на том свете, если он есть на самом деле, а нет, ты будешь всегда жить теплом в наших душах...
Фрося во время длинного монолога Аглаи громко с подвыванием рыдала на её плече.
– Аглашенька, где ты нашла такие слова для мамы Клары...
– В сердце Фросенька, в сердце...
Женщины обнялись и, не сдерживая себя зарыдали.
глава 6
Второй день после смерти Клары Израилевны тянулся невероятно долго.
Приходили и уходили соседи, бывшие сослуживцы, немногочисленные родственники...
Кого-то Фрося знала, кого-то видела впервые, все находили для неё тёплые слова поддержки, все говорили хорошие слова в адрес покойницы, кто-то от души, кто-то потому, что надо было так говорить.
Роза Израилевна не привела на сей раз с собой детей:
– Фросенька, нечего им тут делать, на их долю в этой жизни ещё хватит стрессов, а вид мёртвой раннее обожаемой бабушки только может травмировать психику, пусть её светлый образ останется в их памяти лучше живым.
Фрося не стала спорить с сестрой мамы Клары, да и аргументов против этого решения было немного, просто, ей как-то не хватало рядом Сёмки, ведь все последние годы он зримо и незримо присутствовал рядом.
Вскоре эти мысли вытеснило появление Ани в сопровождении зятя.
Дочь, как только вошла в комнату, сразу бросилась на шею матери и вместе с ней зарыдала:
– Мамочка, мамочка, как тяжело прощаться с такими дорогими и любимыми людьми, я ведь знаю, что она для тебя значила, и знаю, какие отношения вас связывали с Кларой Израилевной, как теперь тебе будет тяжело без неё.
Я ведь такое пережила, когда ушла моя несравненная тётя Бася.
Фрося обнимала свою по-прежнему худенькую девочку, такую до недавнего времени близкую матери и так отдалившуюся в последнее время.
Нет, они не стали меньше любить и доверять друг другу, но общение свелось к минимуму, ведь рядом неизменно присутствовал Миша.
Нет, он не противился их близости, просто Аня не отходила от него не на шаг, смотрела ему в рот, стараясь угодить, и всячески обойти эксцессы между ним и матерью, а они могли быть и какие...
Что поделаешь, так распорядилась судьба, а скорей всего, так повлияло на их отношения появление в жизни дочери мужа, по вине которого сломалась её карьера врача... боже мой, как они мечтали с Ривой, что Аня станет доктором.
Ах, вот и он...
Миша подошёл к тёще, формально приобнял, сотворил что-то похожее на поцелуй в щёку:
– Фрося, выражаю вам своё соболезнование, мы не стали искать, где здесь в Москве заказывают венки, купили корзину цветов.
– Ах, Миша, это для меня так неважно, вон уже, сколько венков, а сколько ещё будет, но это для неё и для меня не имеет значения, главное, что её уже не будет рядом со мной.
А Маечку вы не взяли с собой?
– Ай, мамочка...
Затараторила Аня:
– Мы решили, зачем мучить ребёнка, столько людей, она ещё испугается обстановки, плача и непонимания происходящего.
Мы детей оставили у Ицека, его жена даже деньги за это не взяла.
Ой, мамуля, есть новости, но о них потом, уже после похорон.
– Это касается вас?
– Нет, нет, у нас всё по-прежнему, это касается Ицека.
– Ну, ладно, потом, так потом, а я пойду посижу рядом с мамой Кларой, а вы можете, пройти на кухню и что-нибудь попить...
– Мамочка, не волнуйся, мы же не к чужим пришли, пойду подойду к покойной, а потом к тёте Аглае, она просила на входе, чтоб я подошла к ней обсудить завтрашние поминки.
– Аглая, Аглая, какая молодчина, а у меня это совсем из головы выскочило.
Фрося вернулась к гробу, кто-то из сидящих вокруг покойницы, сразу уступил ей место у изголовья.
Людей в это время собралось много, все что-то пытались вспомнить и рассказать из совместного прошлого, кто-то всплакивал, а кто-то даже пытался шутить.
Все старались высказаться об усопшей и неважно это шло от души, в силу традиции иль от желания обратить на себя внимание, главное, что стоял такой гомон, что у Фроси сдавило виски.
На Фросю сыпались многочисленные вопросы, но ей так не хотелось на них отвечать, понимая их праздность и никчемность, и она взглянула на Розу Израилевну, и та пришла ей на выручку, тем более, она лучше знала присутствующих в этой комнате.
По-прежнему люди входили и выходили, говорили и плакали, в глазах рябило от огромного числа венков, чёрных лент с золотыми буквами и пёстрых искусственных и живых цветов.
Фрося надолго ушла в себя, не обращая внимания на гул голосов, тяжёлый воздух, отказалась пойти перекусить, а всё вспоминала, вспоминала, вспоминала...
Иногда по щекам её текли слёзы, а иногда подобие улыбки пробегало по лицу.
Завтра вся эта кутерьма с похоронами закончится и она опять останется один на один с этой жизнью.
Ей, конечно, к этому не привыкать, но боль и уровень потери был просто не измерим, сломался привычный за последние годы стержень.
Из дум её вывел голос и объятия Ани:
– Мамочка, Андрей с дядей Алесем приехали.
глава 7
Фрося поспешила в прихожую, это уже был сюрприз с большой буквы, этих людей на похоронах она меньше всего ожидала увидеть:
– Здравствуй Алесь, очень признательна тебе, что ты решил разделить моё горе.
– Ну, что ты, Фрося, мы же остались друзьями, а кто, как не друг приходит в трудную минуту поддержать и разделить скорбь.
Фрося слушала ответ Алеся, не сводя глаз с лица сына и затем быстро окинула взглядом всю его ладную фигуру, и внешний вид от носков модных туфель на платформе до длинных светлых волос, спадающих волнами на лопатки.
Мужество его лицу предавали пышная борода и усы:
– Сынок, какой ты у меня красивый, возмужавший, модный...
Боже мой, как я по тебе соскучилась...
И, мать упала Андрею на грудь и тихо заплакала.
– Мамань, мамань, ну, приостанови свой солёный поток.
Слава богу, я жив и здоров, а сегодня есть другой повод поплакать, дай нам, пожалуйста, пройти к многоуважаемой Кларе Израилевне, чудная была старушка, жаль, мало пообщался, но и того малого хватило, чтобы подпитаться неуёмной энергией.
Андрей отстранил мягко от себя мать и прошёл в комнату, где лежала в своём траурном ложе женщина, о которой он только что так чудесно отозвался.
Отец с сыном постояли несколько минут молча у изголовья покойницы и затем присели на предложенные им стулья.
Другие скорбящие с приходом новых посетителей, благородно поднялись и удалились из комнаты.
Места вокруг гроба заняли также Аня с Мишей и Аглая.
Некоторое время присутствующие молча изучали друг друга, тишину нарушил Андрей:
– Сестра, что-то у тебя глазки потухли, не узнаю бывшую святую Анну и великого эскулапа, мне сообщили, что билетики в кинотеатре продаёшь, достойная работа для хирурга...
– Братик, а что это вдруг ты, стал беспокоиться обо мне, я думала, что даже не узнаешь.
– А, вот, представляешь, душа за тебя болит, столько твоих усилий, столько материнских денежек и всё коту под хвост.
Аня вспыхнула и выбежала из комнаты.
За жену вступился Миша:
– Послушай дружок, кто тебе тут дал право морали читать взрослым людям, наше ещё всё впереди, ты лучше о своём будущем побеспокойся, как в поле ветер, ни кола, ни двора, и семьёй, похоже, не скоро запахнет.
– Ну, зачем так зло и неправду, я же не со злорадством, а с сочувствием.
Ты...так чёрт с тобой, а сестру мне жалко, я знаю, сколько она вложила в то, что бы стать врачом и представляю, как она разбила сердце матери своим нынешним положением, и вашими дурацкими идеями...
Фрося решила вмешаться, иначе этот конфликт мог закончиться неизвестно чем, а время и место явно было неподходящее:
– Ребята, вы наверно забыли, где находитесь, давайте эти разговоры, если хотите, перенесём на завтрашний вечер.
– Мамань, я так понимаю, что Клара Израилевна для тебя была не самым последним человеком и поэтому, кто его знает, может её присутствие при разборе наших житейских полётов не является лишним.
Тётя Аглая, хорошо выглядишь, про Лиду знаю, а как там Наташка, чем занимается и про дядю Колю расскажи, да, и о других поселковых, с кем я в своё время пересекался.
– Андрюша, ты явно мне льстишь, толстая бабка, никак за себя не возьмусь, вон, какая твоя мама стройняшка.
А, Наташа живёт неплохо, они с мужем выстроили себе дом в Сосновске, мы им, правда, немного помогли, но они молодцы, уже двое детишек, только успеваю к ним мотаться, Коля уже поругивает.
Ты про себя расскажи, а то ворвался, как вихрь, Анюту вон до слёз довёл, маму расстроил и Миша чуть в драку не кинулся.
– А, что про себя рассказывать, живу интересно, мотаюсь по всей нашей необъятной с рюкзачком, то самолётом, то вездеходом, а чаще пешедралом...
На побывку к папане наведываюсь, там моя и Волга стоит, проеду пару кружков и опять в экспедицию.
Аглая улыбнулась:
– Был балагур, им и остался, а семью, когда заводить будешь...
Все взглянули на Андрея, в том числе и вернувшаяся в комнату Аня.
– Ну, чтобы семью заводить, надо чаще дома бывать, а то уведут жену или сама к кому-нибудь сбежит.
Нет, мы с папаней живём бобылями и не тужим, правда, папань...
Алесь снисходительно улыбнулся:
– Сынок, больно ты разерепенился, а я вот с тоской вспоминаю наши почти три года, которые мы прожили с твоей мамой, я тогда по-настоящему был счастлив.
Все эти разговоры носили неприятный характер для Фроси, она чувствовала правоту сына по отношению к дочери, ведь он ей высказал то, на что она сама никак не осмеливалась.
И, про его одиночество ей было неприятно слушать, ведь от Алеся, она знала, что сын постоянно наведывается в Питер. Настя, дочь Виктора, разбила ему сердце, а как у них складываются отношения, мать не знала, и отцу тоже было не известно.
А, тут ещё признания Алеся как-то не вязались с её настроением в данный момент.
Атмосферу, как всегда разрядила Аглая:
– Так, дорогие мои, посторонних сейчас в квартире нет, пойдёмте на кухню перекусим.
Фросенька, даже не возражай, ещё не хватало тебя рядом с твоей любимой Кларой завтра в могилу положить, а у тебя ещё Сёмка сопливый, Андрея надо женить, ну и Аню в Израиль отправить.
глава 8
В окружении близких Фрося всё же умудрилась перекусить, она вдруг ясно осознала, что ей это было просто необходимо, мысленно в который раз поблагодарила душевную подругу Аглаю.
Под неизменное балагурство Андрея вместе с большой кружкой чая, она съела два бутерброда, услужливо подсунутых ей под руку Аглаей.
Последняя заметила Андрею:
– Ах, дружок, какой ты всё же баламут, а ведь, на самом деле, хороший парнишка, думаю, что мечта многих девиц и их матерей, которые бы хотели иметь тебя мужем и зятем.
– Что вы, тётенька Аглашенька, та, которая может стать моей тёщей, вряд ли благосклонно относится ко мне.
Я же не того сословия, хотя мой папан из благородных, а маманя сто очков вперёд даст той великосветской.
Моя маман по внешнему виду и по умению адаптироваться в любых ситуациях, вряд ли кому-то уступит, а умению дать отпор любому человеку и в разных инстанциях ей просто равных нет.
– Сынок, а, что я такая скандальная баба?...
– Прости мамань, я имел в виду, что только в случае надобности.
Все присутствующие заулыбались, вспоминая случаи Фросиного противостояния в некоторых жизненных ситуациях, а если бы они ещё знали, как она в своё время отбрила кэгэбиста, но про это она никому не рассказывала, стыдно как-то было.
Фрося попросила ещё кружечку чаю и взглянула на дочь:
– Анюточка, а, что ты мне хотела важного рассказать, может это связанно с твоим восстановлением на работу в больницу?
– Нет, мамочка, об этом уже речи нет, ты же знаешь, что мы ждём разрешение на выезд, на постоянное место жительства в Израиль.
А вот, дядя Ицек, как раз, получил такое разрешение и за месяц должен покинуть Советский Союз.
Он передавал свои соболезнования и убедительно просил, когда у тебя появится возможность, в течение этого срока, обязательно подъехать к нему.
Дядя Ицек сказал мне, что чуть попозже должен позвонить тебе, хочет обратиться с какими-то просьбами, но о подробностях не поведал.
Фрося горестно вздохнула, ещё один друг покидает её, хотя и так, в последнее время они очень редко виделись с Ицеком, а по телефону какие могут быть беседы.
В разговор опять встрял Андрей:
– Мамунь, а может и тебе рвануть на обетованную землю, у тебя и фамилия сейчас подходящая, и сын рядом вполне семитской наружности, а главное, твоя любимица, в конце концов, получит это злосчастное разрешение, и отправится на дорогое ей место жительства, где её ждёт, не дождётся мамочка, из рук которой ты тридцать лет, без малого назад, приняла эту малышку.
На кухне повисла напряжённая тревожная тишина.
После до неприличия язвительного выпада Андрея, всем присутствующим здесь, стало почему-то неловко смотреть друг другу в глаза.
Вначале Аглая, потом Алесь, затем и Аня с Мишей, и последним, после своего необдуманного острого заявления, поднял на мать глаза Андрей:
– Андрюшенька, всё правильно говоришь, но не в то время и не в том тоне, и честно признаюсь, никогда об этом ни думала.
Мама Клара крайне негативно относилась к капиталистическим странам и как она выражалась – оголтелый империализм несёт человечеству голод и разруху, войны и порабощённые народы и многое всякое такое, к этим странам она причисляла и Израиль, а я, если честно признаться, в этом мало смыслю, хотя не понимаю, почему так плохо, когда люди могут, благодаря своему уму, труду и сноровке жить богаче, чем ленивые, пьяницы и иждивенцы...
После полушутливого заявления Фроси, атмосфера на кухне сразу же разрядилась.
Миша взглянул на Андрея:
– Послушай, дорогой родственник и другим будет не вредно послушать, я всё же объясню суть происходящего в последнее время с нами...
Даже после Шестидневной войны, когда всё еврейство Литвы встрепенулось и люди стали подавать один за другим заявления на выезд в Израиль, мы этого с Аней не делали, ведь у каждого из нас была отличная работа, и нас вполне устраивала жизнь, и менять что-то в ней нам было не с руки.
В августе шестьдесят восьмого у нас родилась Маечка и тогда же Советские войска вошли в Чехословакию, многие граждане Литвы не согласились с этим поступком властей страны Советов, в том числе и я.
В своей газете, а работал я уже заместителем главного редактора в "Советской Литве", поместил статью, хоть и в мягкой форме, но осуждающую это решение, и, конечно же, в обход главного редактора.
После этого незамедлительно последовали санкции и я с треском вылетел с работы с лишением звания журналиста, без права работать в периодической литературе.
Все мои просьбы и ходатайства были напрасны, ведь демократия и свобода слова у нас только в конституции, а на самом деле, над всеми висит железный кулак партократов.
Помыкался я с пол года, посоветовались с Аней и подали документы на выезд в Израиль, хотя честно скажу, в ту страну меня особо не тянет, другое дело в Штаты.
Прошло ещё несколько месяцев после подачи нашего заявления и Аню успешно выпроводили с работы, видно органы подсуетились.
Вот, по сути и весь сказ, разрешения на выезд до сих пор нет, и мы, поэтому перебиваемся на своих теперешних жалких работах.
После достаточно ёмкого и полного объяснения, ни у кого не возникло вопросов, да и к чему были они, помочь молодым людям никто не мог.
После длинного монолога Миши все потянулись с кухни, но муж Ани вдруг обратился к Андрею:
– А, что, не составишь компанию, мне, пожалуй, сейчас необходимо выпить...
– А, почему бы и нет, мне кажется, что после твоего подробного разъяснения, у меня появилось к тебе очень много вопросов...
Аня грустно взглянула на мужа и брата, поднялась, и первой вышла из кухни, вслед за ней – остальные.
глава 9
Вторую ночь возле усопшей Клары Израилевны Фрося провела в окружении близких и друзей.
Но на этот раз Фросе не дали долго бодрствовать и отправили спать, аргументируя тем, что завтра её ждёт очень тяжёлый день, и ей, как хозяйке надо будет находиться в сносной форме, будет крутиться много людей, столько ожидается всяких предвиденных и не предвиденных событий, поэтому её вменяемость просто необходима.
Фрося не стала перечить, особо настаивающим Ане с Аглаей и отправилась в спальню, тем более ей надо было обдумать в тишине разговор, состоявшийся только что на кухне.
А здесь было, что...выпад Андрея, а затем подробное объяснение ситуации Мишей, сложившейся у них с Аней, не добавили ей оптимизма, а посеяли в её душе ещё больший разброд.
Долго размышлять у неё не получилось, незаметно она быстро провалилась в глубокий сон, сказалась прошлая бессонная ночь и сегодняшний напряжённый день.
Душа просто вымоталась от всех этих разговоров, дум, встреч и слёз...
Солнечные лучи упали на лицо Фроси, она как обычно радостно открыла глаза, но реальность тут же вернула в действительность.
Она поспешно привела себя в порядок и вышла в зал.
Возле гроба сидел один подрёмывающий Алесь, с кухни доносились голоса Миши с Андреем.
Фрося присела рядом с когда-то любимым человеком и тот сразу встрепенулся:
– Фросенька, я отправил Аглаю с Аней поспать, сам же я в последнее время мало сплю.
Фрося пропустила мимо ушей слова Алеся о его плохом сне:
– А, эти обормоты, так и не ложились...
– Похоже, и не собирались, они даже не удосужились заглянуть сюда, надо их остановить, а то на похоронах будут никакими, перед людьми ведь будет стыдно.
– Сейчас мигом разгоню эту братию, то были как кошка с собакой, то водой не разлить, похоже, общую тему оседлали, два умника.
– Фросенька, как думаешь дальше жить, ведь со смертью Клары Израилевны многое тебе придётся поменять в жизни...
– Алесик, тут ты прав.
Первым делом уволюсь с работы, три смены мне сейчас никак не подходят, пацана в таком возрасте одного кидать не резон, это всё же Москва и ребят тут не сравнить с Поставскими или Сибирскими.
Я тебе честно признаюсь, ведь работала не ради денег, сам понимаешь, мама Клара получала приличную пенсию и только последние два года не работала, и у меня в заначке кое-что имелось, и многое из того ещё осталось...
– Ох, Фросенька, в тебе я нисколько не сомневался, как ты умеешь жить и устраиваться в жизни, знаком не понаслышке.
– Алесик, я ведь никого в жизни не обманула, ну, если только Степана и то с тобой...
Алесь восхищённо посмотрел на некогда такую любимую женщину:
– Фросенька, я совсем не покривлю душой и уже не в первый раз скажу, что эти три года с тобой, самые счастливые мои в жизни...
– Ладно, Алесик, не будем ворошить, то, что быльём поросло, расскажи лучше про себя сегодняшнего, что-то плоховато выглядишь...
– Фросенька, я ведь в Москву приехал не на похороны, это просто так совпало.
Прибыл я сюда с направлением в онкологический центр на обследование, а Андрей так или иначе собирался сопровождать меня.
Невольные слёзы побежали по щекам Фроси:
– Алесичек, как же так, и насколько это серьёзно?...
– Не знаю Фрося, не знаю, для этого и приехал на обследование, может скоро и финиш, а может быть и порыпаюсь ещё немного.
Жаль, я уже почти одной ногой был в Москве, руководство нашего университета согласилось отпустить меня в МГУ, я ведь уже защитил кандидатскую, и готовил докторат, при чём мои докторские работы сразу по двум языкам, немецкому и польскому весьма одобрительно встретили в нашем университете и Москва заинтересовалась...
– Алесик, может быть диагноз не подтвердится, бывает же такое, дай бог, всё ещё обойдётся...
– Очень хочется в это верить, мы тогда будем с тобой жить в одном городе, часто встречаться, надеюсь, нам ничего не мешает оставаться друзьями...
– Алесик, мы же все последние годы поддерживаем связь, перезваниваемся и когда ты бываешь в Москве, всегда встречаемся с тобой, и даже уже есть облюбованные нами рестораны...
– Фросенька, иди успокой, пожалуйста, этих нигилистов, а то скоро начнут люди приходить и будет весьма неудобно.
Фрося резко поднялась со стула и решительно вошла на кухню.
Картина была красочная, от дыма не продохнуть, на столе стояла уже третья, почти допитая бутылка из-под Столичной, в тарелке валялись надкусанные хлеб, колбаса, сыр, кое-как нарезанные солёные огурцы и помидоры, да, и ещё какая-то снедь украшала этот шикарный натюрморт.
Фрося подошла, сгребла все тарелки со стола и вывернула остатки еды в мусорное ведро, туда же последовали бутылки, включая и недопитую, вымыла и вытерла насухо стол, и взялась за мытьё посуды:
– Мамань, что это за произвол, мы же не подростки слюнявые, всё же мужчины в годах...
– Андрюша, тссс, тссс, с тёщей шутить опасно, у неё же тарелки в руках.
– Так, ребята, мигом в душ и в люлю, вы на похороны приехали или досуг в душещипательных беседах проводить.
Скоро люди начнут приходить, в два часа похороны, а на ваши морды посмотришь и подумаешь, что на свадьбу приехали.
– Мать, как ты красиво стала изъясняться, даже твоего деревенского выговора почти не слышно, что делает с людьми Москва и окружение.
– Андрюша, сделайте, пожалуйста, то, о чём я вам раннее говорила, сами не позорьтесь и не позорьте меня, а тем более, память моей мамы Клары.
– Мамуль, в двенадцать скажи, чтоб разбудили, нас уже нет.
После ухода подвыпивших ребят, Фрося закрыла дверь на кухне и растворила настежь окно, пусть уйдёт этот тяжёлый табачный дым.
А не такие уж плохие ребята, просто я наверно подхода к ним не находила, мне бы всё командовать, да поучать, вот, мама Клара умела находить общий язык со всеми, и с малыми, и старыми, и с лоботрясами, и с людьми из культуры, искусства и с работниками из высших эшелонов власти.
Наверно, за эти годы, что я прожила с ней рядом чему-то и научилась, по крайней мере, хочется на это надеяться.
В дверь на кухню тихонько постучали, Фрося оглянулась, и сквозь матовое стекло узнала силуэт своей дочери.
