Текст книги "Фрося. Часть 3 (СИ)"

Автор книги: Овсей Фрейдзон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

глава 10

Сердце матери гулко застучало в груди, давно она не говорила со своей дочерью по душам, да и когда можно поговорить, рядом с ней теперь присутствует другой человек, заменивший ей мать:

– Заходи Анечка, заходи доченька...

Фрося поспешно распахнула перед дочерью двери.

Аня вошла на кухню, с её чуть помятого после сна лица в свете ярких лучей солнца начинающегося майского дня, смотрели печалью широко распахнутые отливающие цветом мёда необыкновенные глаза.

Мать с дочерью шагнули на встречу друг другу и Аня, всхлипнув, положила голову на плечо Фросе:

– Мамочка, как я по тебе скучаю, как мне часто тебя не хватает, я живу сейчас и постоянно чувствую на себе твои осуждающие глаза.

– Анюточка, я не осуждаю, а страшно переживаю за тебя, за твою не сложившуюся жизнь, болит сердце, что ты отлучена от любимой работы и, возможно, скоро покинешь эту страну, а как я буду жить с этим даже не представляю.

Раньше или позже, ты всё равно вышла бы замуж, а с замужними дочерьми отношения складываются по иному, это уже во многом зависит от зятя.

Фрося уселась на кухонную табуретку, посадила на колени дочь, как когда-то делала в её детстве и юности, и стала плавно качать из стороны в сторону:

– Дочужка, ты уже сама воспитываешь двух дочерей и должна меня хорошо понимать, как больно, когда рушатся надежды, когда твой ребёнок страдает, а ты ни чем, ни чем совершенно не можешь ему помочь...

– Мамочка, когда-нибудь всё образуется и ты, ещё будешь радоваться моим успехам, я твёрдо в это верю.

– Дай бог, детка, но если это произойдёт, то уже далеко от меня.

– Мам, я ведь и так, далеко теперь от тебя.

– Да, Анюточка, далеко и обидней всего, что далека стала душой.

– Мамуль, это не правда, просто я нахожусь между Мишей и тобой, а вы, как только оказываетесь рядом, сразу же начинаете пикироваться, а моя душа разрывается на части от страха, что произойдёт конфликт, что каждый из вас может обидеть друг друга, я не могу разделиться на двоих, а сложить вас мне не удаётся.

– Анютка, я же понимаю, что ты уже у меня взрослая девочка, что у тебя своя самостоятельная жизнь, ты сама уже растишь двух девочек, и становиться поперёк между тобой и Мишей я не собираюсь.

Если бы не сегодняшнее положение вещей, я вполне приняла бы нормально твоё замужество, и постаралась найти общий язык с твоим мужем, но то, что он натворил, я ему простить не могу.

– Мамочка, всё образуется, мы уедем в Израиль, я всё сделаю, что от меня зависит, чтоб снова работать врачом, что бы вы с Ривой опять мной гордились.

Кстати, Рива в письмах заверяет, что она всё сделает для этого, а они с мужем не последние люди в израильской медицине...

– Доченька, для этого вам нужно ещё туда попасть и не забывай там совсем другой язык, другой подход, ай, что там говорить, там всё другое.

– Мамуль, я уже учу иврит, насколько это можно выучить в моём восприятии его, а раввин Пинхас оказывает мне в этом посильную помощь.

– Ах, скоро я окажусь в положении Ривы, только издалека по письмам буду радоваться твоим успехам.

– Мамуль, жизнь ведь не стоит на месте, может быть, скоро появится возможность, тебе прилетать к нам, а мне к тебе...

– Анюточка, на эту тему мы можем с тобой говорить день и ночь, но от этого ничего не изменится, я уже смирилась с тем, что ты находишься от меня на далёком расстоянии, а всё остальное, как говорил незабвенный ксёндз Вальдемар, в руках божьих, а вот, то, что зависит от нас надо постараться использовать в жизни по максимуму, так мне всегда говорила моя мама Клара.

Ещё я могу вспомнить раввина Рувена, который убеждал меня в том, что если есть у человека шанс, он не должен его упускать, чтоб потом не жалеть об упущенных возможностях.

Анюточка, я отлично понимаю, что твой отъезд в Израиль, на сегодняшний день и есть тот шанс, который ты не должна упустить и поэтому я не буду препятствовать твоему отъезду, а больше того, сделаю всё, что от меня зависит, чтоб ты опять стала счастливой, даже оставшись от тебя вдалеке и с разбитым сердцем...

Всё, доченька, я хочу последние часы, которые осталось провести Кларе Израилевне на земле, побыть с ней рядом, тем более, я слышу, люди стали приходить.

Мать с дочерью поднялись на ноги, крепко обнялись, постояли так некоторое время молча и вышли из кухни.

У изголовья покойной Клары Израилевны по-прежнему сидел Алесь, погружённый в свои думы, не замечающий ничего и никого вокруг.

Фрося подошла к нему, положила руку на плечо:

– Алесик, иди, пожалуйста, отдохни в спальне, может и поспишь немножко, у тебя совсем ввалились глаза, а тебе надо быть сейчас очень сильным.

Ступай, ступай, пока ты будешь здесь в Москве обследоваться, я буду всё время рядом с тобой, мы ещё станцуем на свадьбе у нашего Андрейки.

Алесь, не стал возражать, усмехнулся, благодарно посмотрел на Фросю и медленно удалился.

Фрося поменяла почти догоревшие свечи и уселась рядом со своей мамой Кларой.

Она хотела уйти в мыслях от недавнего разговора с дочерью, но ей это не удавалось, щемило сердце от мыслей о возможной скорой разлуке, оттого, что так мало они поговорили, и представиться или нет случай поговорить ещё так по душам в ближайшее время, она была не уверенна.

Опять к гробу стали подходить знакомые и не знакомые люди, опять надо было отвечать на ничего не значащие вопросы и расспросы.

К ней подошла выспавшаяся Аглая и шёпотом позвала с собой, выйти и обсудить без свидетелей возникшие организационные вопросы.

Нет, наверно больше толком и не получится побыть, и попытаться встретиться с душой мамы Клары, придётся это отложить на тот момент, когда она будет приходить к ней на могилу, ведь через несколько часов состоятся уже похороны.

глава 11

Аглая увлекла Фросю опять на кухню, на которой та совсем недавно разговаривала с дочерью:

– Послушай, подружка, я понимаю, что тебе сейчас не до этого, не буду долго мучить тебя организационными вопросами, так, кое-что уточню, разъясни некоторые моменты, и я возьму всё на себя.

Тут приходят люди и задают такие вопросы, что у меня уже голова кругом, я просто не знаю, что отвечать и что делать.

Вот, скажи, кто поможет мне организовать поминки, готовку я беру на себя и уже сейчас пойду к соседям готовить, только скажи, к кому лучше...

Тут, какой-то сморчок приходил и спрашивал, когда ему можно зайти помолиться за усопшую, уверял, что рядом с Кларой Израилевной во время молитвы должны быть десять мужчин, обязательно евреев и в головных уборах, умора...жаловался, что и так, его не пригласили молиться сразу же после смерти Клары, и на какое кладбище ему придти прочитать какой-то кадиш...

Ну, ладно, хватит о нём, тут плакать впору, а меня смех от него разбирает, признаюсь тебе честно, даже, когда поп кадилом машет, я кисну от смеха, мы с Кларой были одной веры, одним словом – безбожники.

Так, не возражай, деньги твои не нужны, тут твой зять малость подкинул, Алесь с Андрейкой немалую сумму вручили, Роза Израилевна какую-то солидную пачку деньжат оставила...

Ах, да ещё с прежней работы Клары лежит пухлый конверт...мы с Анютой только успеваем принимать подношения.

Не волнуйся, всё будет честь по чести, в грязь лицом с поминками не ударим.

Да, приехал твой Стасик и они с Анютой разгружают машину, навёз кучу продуктов, я сказала, что бы они всё разместили у соседей, скоро твой сынок появится здесь, и я его отправлю в магазин за водкой, вином, хлебом и прочим, это не твоя проблема...

– Аглашенька, ты хочешь меня полностью отстранить от моих обязанностей хозяйки дома, но я и не возражаю, очень тебе благодарна, моя голова гудит от всего происходящего вокруг.

Соседи у нас все хорошие и прекрасно относились к маме Кларе, тут уж, сама выбирай, где тебе будет удобно готовить.

Нет, не надо никаких молитв, мама Клара отрицательно относилась ко всем попам, ксёндзам и раввинам, поэтому я не буду делать, что-то такое противоречащее её взглядам.

– Ну, вот, легко всё уладили, побегу готовить, Лида сейчас должна подъехать, она мне поможет, а ты, иди здоровкайся со своим малышом, он уже топает в прихожей, а мне некогда здесь разговорами заниматься.

В кухню в сопровождении сестры зашёл Стас.

Не смотря на раннюю весну, лицо его уже было покрыто коричневым загаром, а волосы выгорели почти до белизны.

Он носил короткую не по моде стрижку и прежде крупная его фигура, налилась мужской заматерелостью, на ремень сползал заметный живот, во всём его виде чувствовалась уверенность, и понимание того, что он хочет от этой жизни.

Стас облапил мать, похлопал её по спине:

– Что поделаешь матушка, все мы смертны, рано или поздно уйдём на тот свет, а ты не убивайся, ведь на твоих руках ещё Сёмка совсем малый.

Фрося, спокойно принимала речь сына, понимая её заученость и не искренность, но ей и этого было достаточно, главное, что он приехал, отдаёт честь покойной и внимание живым:

– Спасибо сынок, что приехал, как детки, как себя чувствует Нина, ведь ей скоро рожать...

– Мам, всё в порядке, дети растут, что им станется, а Нине по срокам через две недели рожать, ну, как она себя чувствует, сама понимаешь, последние недели перед родами всегда тяжёлые.

– Пошли, Стасик подойдём к покойной, а потом отдохни немного перед похоронами, всё же ты после длинной дороги.

Фросе так и не пришлось толком посидеть у гроба мамы Клары, люди и вопросы возникали один за другим.

Она только успевала кого-то приветствовать, кому-то отвечать и решать какие-то второстепенные задачи, хорошо ещё, что Аглая полностью взяла на себя хлопоты с поминками.

Приблизилось время похорон, все в квартире зашевелились, появились отдыхавшие Алесь, Миша и Андрей, многочисленные провожающие в последний путь Клару Израилевну стали разбирать венки и цветы, и сносить их вниз на улицу, и выстраиваться длинной шеренгой в два ряда, по пути следования в скором будущем траурной процессии, тут же около катафалка разместился духовой оркестр.

Фрося стояла у Гроба, с растерянностью, глядя на всю эту суету.

Незаметно к ней приблизился Сёмка и уткнулся головой ей в грудь:

– Мама, мне страшно, мне представить даже трудно, что бабушки больше не будет с нами...

И он заплакал, вздрагивая худенькими плечами...

Фрося гладила его по курчавой голове, не находя слов утешения, сама ещё до конца не воспринимая того, что мама Клара покинула их уже навсегда.

Фрося с сыном стояли обнявшись возле гроба ими столь любимого человека, а вокруг пустел зал.

Последние венки и цветы вынесли на улицу, и крепкие мужчины столпились у гроба, готовясь выносить его из квартиры, среди них были Стас, Андрей и Миша.

Подошла Аня, обняла маму с братиком:

– Мамочка, Сёмочка, пора выходить...

И она, бережно держа их под руки, повела вниз.

Фрося впервые за три дня вдохнула свежий воздух, но, тут тишину разорвал, а с ним и душу духовой оркестр и Фрося, не сдерживаясь, зарыдала в голос.

глава 12

Похороны для Фроси прошли, как в тумане...впоследствии в её памяти всплывали только фрагменты из траурного процесса, обрывками кружились в голове слова, звуки и перемещения.

Для Фроси было, совершенно, не важно, как прошли похороны.

Важно, было то, что её мама Клара покинула её и навсегда.

Душу разрывал духовой оркестр, слёзы застилали глаза и хорошо, что её вели под руки Аня с Сёмкой, иначе она могла просто завалиться, потому что дороги под ногами не видела.

Кто-то из бывших сослуживцев или партийных товарищей Клары Израилевны под карканье ворон произнёс проникновенную речь.

И вот, последний момент прощания, Фрося упала на колени перед гробом, обняла худенькое тело мамы Клары, и поцеловала её в лоб, шепча сквозь слёзы:

– Мамочка Клара, скоро ты встретишься со своим сыночком Сёмочкой, передавай ему привет, скажи ему, что я его никогда не забуду, что у него есть сыночек, пусть у вас там не будет тех трудностей, что вы перенесли на земле, мамочка Клара, я тебя очень, очень любила, как мне тебя будет не хватать, и мне и твоему внуку...

Сильные руки Стаса подхватили мать и поставили на ноги:

– Всё, мам, хватит, жизнь продолжается.

Аня, уведи маму подальше от могилы, постойте с Андреем с ней рядом, пока тут всё закончится...

В ушах стоял скрип лопат об песок и стук грунта по крышке гроба, а потом опять душу разорвал протяжный вой труб духового оркестра, и затем...сплошной туман.

Очнулась Фрося уже в своей квартире, перед ней стояли во всю длину зала столы, ломящиеся от яств и бутылок. Даже не верилось, что здесь совсем недавно находился гроб с Кларой Израилевной.

Пришло помянуть хорошего человека очень много людей, поэтому поминки сделали в несколько этапов.

Самые близкие Клары Израилевны и Фроси за стол не садились, пока не разошлись сослуживцы, соседи, многочисленные приятели, несколько дальних родственников и последними удалились товарищи по партии, так много им было, что рассказать о славной покойнице, о её боевом революционном пути...

Фрося грустно подумала: а, вот, никто не вспомнит из них, как эту боевую женщину и её мужа, командира Красной армии, под белы ручки и в застенки, а сына их на сиротскую долю, фу, противные лицемеры...

Если бы не Аглая этому застолью не было бы конца, но та быстро пресекла затянувшиеся разговоры и поминальные слова, и вежливо, но настойчиво выпроводила засидевшихся подвыпивших людей.

И, вдруг в квартире стало необычайно тихо, только звякала чистая посуда, которую расставляли Аглая с дочерью Лидой, Аня и дочь Розы Израилевны, Соня.

Фрося обвела взглядом присутствующих за столом, здесь была единственная сестра мамы Клары, её дочь Соня с мужем Марком и их девчонки.

Все как будто её родственники и друзья были на месте.

Однако нет, рядом с Аней отсутствовал Миша:

– Анютка, а где твой муж?

– Мамуль, он должен сейчас подойти, у него какие-то дела в Москве, он сразу после похорон взял такси и отъехал, обещал, как только справится, вернуться.

– Ох, Анюточка, не влез бы он ещё в какое-нибудь дерьмо.

– Ой, мамочка, не знаю, он всё воюет и воюет...

Фрося посмотрела на своих старших сыновей, стоящих в дальнем конце зала, ожидающих, когда накроют стол.

Она увидела, как они обмолвились между собой парочкой слов и затоптались рядом, не находя темы для продолжения разговора.

Сердце матери защемило от тоски, давно уже старшие её сыновья не находят общего языка, словно не от одной матери, словно не одного воспитания, печально, но ничего не поделаешь, насильно любить и дружить не заставишь.

Мишу ждать не стали.

Помянули, предварительно произнося тёплые слова в адрес человека, оставившего после себя светлый след на земле из добрых дел и дружеского внимания.

Фрося почувствовала на своих плечах широкие ладони Стасика:

– Мам, я уже поеду, хочу к утру быть дома, сама понимаешь, Нинка то на сносях, не ровён час, ещё родит без меня, а там дети, хозяйство, да, и так надо побыть рядом, как ты считаешь...

Фрося улыбнулась, хоть сын и похож внешне и привычками на своего отца, но всё же он, совершенно, другой по отношению к своей жене:

– Сынок, ты же выпил...

– Нет, мама, я не пил, ведь знал, что скоро мне в обратную дорогу.

Стас поцеловал мать в щёку, пожал всем руки и в сопровождении Ани покинул дом.

Фрося отметила, что Стасик и Анютка, в отсутствии своих половинок, по-прежнему сохраняют друг к другу тёплые чувства и всегда находят, о чём поговорить между собой.

Через некоторое время Аня вернулась в квартиру уже в сопровождении Миши, который ей что-то взволнованно шептал на ухо, а та только печально качала в ответ головой.

Глава 13

За эти три дня, прошедшие после смерти Клары Израилевны Фрося окончательно выбилась из сил.

На её долю свалилось столько всего, что это и не мудрено, переживания и хлопоты, бессонные ночи, встречи и тяжёлые разговоры с близкими, выслушивание соболезнований и лица, лица, лица...

После ухода последнего постороннего желающего помянуть Клару Израилевну, Фрося осталась за столом вместе с близкими сердцу людьми, именно с которыми она и хотела разделить скорбь, она выпила за упокой души любимой мамы Клары положенные по традиции три рюмки водки и поплыла.

Аглая с Аней увели её в спальню, помогли раздеться и она провалилась в глубокий сон.

Фрося проснулась ещё затемно и долго лежала с закрытыми глазами, стараясь восстановить в памяти ход похорон, разговоры с детьми, и вдруг по сердцу острым лезвием полоснули мысли об Алесе, о его страшном диагнозе.

Конечно, никаких любовных чувств к нему давно уже она не питала.

В своё время Семён затмил своей пылкостью образ любимого Алеся, чему, собственно говоря, тот сам и способствовал своей неверностью, унизительной покорностью к превратностям судьбы, и желанием приспособиться к обстоятельствам жизни интеллигенции в сибирском посёлке, совершенно, не считаясь с её интересами и отношением к происходящему.

Она хоть и отлично понимала через какие жизненные трудности ему пришлось пройти и не считала за диво, что он сломался, но смириться с новым Алесем не смогла.

Ей, возможно, надо было проявить сдержанность и повести себя по другому, но гордость, убитые надежды, растоптанные чувства кинули её в объятья к Семёну, о чём, собственно говоря, она сегодня нисколько не жалеет.

После свадьбы Стасика, где они повстречались через шесть лет разлуки, их отношения с Алесем приняли вполне дружеский вид.

Они часто перезванивались, он, находясь в командировках, навещал её, и они проводили вместе очень даже неплохо время в Москве – ходили в кино и театр, на концерты и в музеи, и каждый такой поход заканчивался посещением ресторана, где бывшие пылкие любовники мирно беседовали, со стороны, даже могло показаться, что этих людей по-прежнему связывают семейные узы.

Ей с Алесем, на самом деле, было очень интересно, он столько знал и увлекательно рассказывал, а она словно губка впитывала то, что не добрала в детстве и юности.

Ну, нельзя было совсем скидывать с учёта и то обстоятельство, что у них был общий сын и очень даже не простой парень.

От Алеся, она могла получать хоть какую-то информацию о повзрослевшем её мальчике, ведь Андрей уже давно отдалился от матери.

Фрося с себя не снимала вины за холод в отношениях с сыном, особенно, она корила себя за то, что напрасно взяла его с собой в Сибирь, хотя по другому поступить было невозможно.

Трагедией тогда стали для Андрея встреча и разлука с отцом.

Не считала она ошибкой и то, что отправила его учиться в Ленинград, преступлением было бы оставить этого способного, развитого парня в их захолустье.

Невольно улыбнувшись, вспомнила, как Алесь, приехав первый раз в Москву после её переезда к маме Кларе, явился в гости, как и вначале войны, с бутылкой вина и коробкой конфет, правда к этому у него в руках ещё находился огромный красивый букет красных роз.

Дверь открыла ему мама Клара, она поздоровалась с ним, пропустила в прихожую и крикнула в глубь квартиры:

– Фрросенька, тут к тебе паррень пожаловал, похоже, будет свататься.

И захрипела, и закашлялась, давясь от смеха.

А, когда Фрося вышла в прихожую, то за цветами даже не увидела, кому принадлежит этот дивный букет.

Когда цветы уже оказались в её руках, она рассмотрела сконфуженное лицо Алеся.

От неожиданности сама даже в этот момент растерялась.

На выручку пришла пожилая женщина:

– Ну, что так и будете стоять, как изваяния?! Фрросенька, прриглашай гостя в кварртирру, накррывай на стол, будем что-то прраздновать...

Как позже выяснилось, мама Клара оказалась совершенно права, Алесь действительно заявился сделать конкретное предложение, о чём поведал ей, оставшись наедине:

– Фрося, я не буду ходить вокруг да около, я точно знаю, что у тебя с тем капитаном ничего не вышло, поверь, я не злорадствую, но принял эту весть от Андрея с радостью.

Давай дадим друг другу ещё один шанс, ведь сейчас ничего не существует на свете, что может нам помешать соединить судьбы.

Я же по-прежнему тебя люблю и понимаю, как перед тобой виноват, но я будущей нашей совместной жизнью постараюсь по возможности многое исправить, и сделаю всё, что от меня зависит, чтобы ты была счастлива...

– Алесик, я не держу на тебя зла, даже думаю, что и сама во многом виновата перед тобой, не учла тот водоворот, куда тебя кинула жизнь.

Прости и пойми меня, но ушедшее не вернуть, на чувстве вины любовные отношения не построишь, нет у меня больше тех чувств к тебе, что были раньше, а поддерживать дружеские отношения, я очень даже согласна. Ну, не хмурь брови, наливай ещё по бокальчику вина, и выпьем за наше здоровье, а кто его знает, может я ещё влюблюсь в тебя...

С тех пор они не разу больше не приближались к этой теме и Фросе иногда казалось, что прояви Алесь немножко настойчивости, и она бы легла с ним в кровать, ведь природу не обманешь, а после Виктора у неё никого рядом и близко не было, а с Алесем она кода-то познала огонь любви, и что греха таить, радость первого пылкого совокупления.

Она с улыбкой вспомнила, как мама Клара пыталась её сватать, когда они бывали с ней на людях, часто возле них крутились какие-то мужчины, чаще всего уже в годах, с солидными званиями, должностями и животами.

После этого, Фрося возвращаясь домой, каталась от смеха по дивану, слушая ворчание свекрови:

– Дуррочка, и есть дуррочка, что блюдёшь, и для кого блюдёшь, таких солидных мужчин тебе ррекомендую, с положением, деньгами и с виду не урроды.

Сквозь смех Фрося говорила:

– Мама Клара, так и Степан мой когда-то был хорош, тоже с положением, деньгами и далеко не урод, но не любила я его, не любила, и с этими могу только за ручку держаться, а мне надо Сёмкиного пыла, чтоб искры во все стороны, чтоб я в его руках забывала, как меня зовут.

– Стррасти ей подавай, в паспоррт загляни, невеста на выданье.

Фрося обнимала свою маму Клару и вздыхала:

– Зачем мне абы какой, ведь с тобой и Сёмкой нам очень даже хорошо живётся, знать бы ещё, что у старших деток всё в порядке, видеть их счастливыми, радовать подарками внуков, наезжая к ним, как можно чаще встречать у себя, и, конечно же, выходить с тобой в люди, и производить своей красотой на мужиков впечатление...

И, Фрося вновь начинала смеяться, обнимая и целуя свою несравненную свекровь и подругу.

– Ай, что с тобой дуррёхой говоррить, пойду я лучше покуррю, пока Сёмочки нет дома, он ведь за это курево рругается на бабушку.