Текст книги "Зеленое золото"

Автор книги: Освальд Тооминг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Председатель колхоза, насвистывая марш, вышел из конторы веселый и бодрый, словно весь день отдыхал. На самом же деле, он уже успел сегодня побывать во всех концах колхозных владений, простиравшихся на десять километров. Везде нужен свой глаз, своя рука. Хозяйство большое, народу много, и не у каждого дело спорится. Один не так установил диски сеялки – научи. Другой, совсем молоденький, впервые пашет на пароконном плуге – покажи ему, насколько опустить лемех, чтобы пласт был мощнее, а борозда поровнее.

– К пятому кончим сев яровых, – еще издали крикнул он Реммельгасу.

– Да ну? – усомнился лесничий.

– Точно. Нынче весна такая ранняя…

– Это плохо?

– Нет, хорошо, лесной ты медведь.

– Что ж, и вправду хорошо, даже очень. Скорей управитесь – скорей и нам поможете лес сажать.

– Сперва картошку надо сажать, потом лес, – возразил Тамм. – Дело это хлопотное, тут все люди нужны.

– А про обещание свое забыл, на попятный пошел? Того, чтоб у вас в колхозе времени с избытком осталось, никогда не дождешься. О воде уж ты и не помнишь, что ли?

Тамм помрачнел.

– Помню, как не помнить. Старики говорят, что река второй раз в этом году разольется. Подумаешь – так прямо дрожь пробирает: ведь летние паводки и для хлебов и для сена – чистая погибель. Разве тут о воде забудешь?

Реммельгас задумчиво хмыкнул. Он повесил рулетку на гвоздь, прибитый на крыльце, и буркнул:

– Я прямо с реки, со стремнины у Варью…

– Как вода? Спадает?

– Спадает, скоро совсем сойдет. Река ненадолго присмиреет. Но, облазив берега, я утвердился в мысли, которая давно уже не дает мне покоя. А что, если совсем оставить старое русло с его порогами и вырыть новое? Представляешь?

– С ума сошел!.. У Куллиару ширина пятнадцать метров, это тебе не ручеек, чтоб так запросто ее передвинуть!

– Ну и что же! – горячо возразил Реммельгас и, увлекши Тамма в контору, подвел его к карте на стене. – Думаешь, старое русло легче углубить? Какой там! В этом деле так можно увязнуть – в несколько лет не вылезешь. Ведь целых шесть километров перекопать надо. Так не проще ли вырыть новое русло длиной в километр? Абсолютно прямое, нужной ширины и с таким углом падения, что вся вода из Люмату утечет в море.

– Черт! – Тамм сдвинул на лоб фуражку. – Вот это идея! Смелая мысль! В самом деле, и короче, и людям меньше мучиться. Как же мы раньше этого не сообразили?

Реммельгас взял стул и сел. И почему-то вздохнул. Да, он и сам пережил точно такое же воодушевление, как Тамм. Но как это было ни неприятно, все же предстояло окатить его холодной водой. Надо сделать это поосторожнее.

– Так оно и есть, и все, что ты сказал, правильно, – произнес он. – Придут люди, работа закипит вовсю, но… Подумаем немного и о неприятностях, которые могут нас постичь. Ведь надо вынуть около тридцати тысяч кубометров грунта, и абсолютно неизвестно какого! Кто знает, сколько в нем окажется известняка и камней? Опять же ясно, что в новое русло сразу начнет стекать вода. Многие ли захотят работать по пояс в грязи? Ведь принуждать к этому мы никого не можем. Тут нужен энтузиазм, подъем, и поначалу он будет, но надолго ли его хватит? Вдруг людям это надоест, они махнут рукой и разойдутся по домам?

Тамм сразу приуныл.

– Вот видишь, опять я увлекся, – сказал он, смущенно улыбнувшись. – Да ведь прямо зло берет на эту реку – играет с нами, словно кошка с мышью. Вот и хватаешься сразу за любую идею, не подумавши.

– Да, без техники мы тут бессильны. А получить сейчас машины трудно…

Реммельгас уже обращался с запросом в уездный исполком, но оттуда пришел малоутешительный ответ: сейчас в уезде нет ни одного экскаватора. Может быть, в следующем году будут. «Может быть»! Какие ужасные слова! Но что, если все-таки не ждать, а начать своими силами? И они принялись обсуждать эту возможность, принялись высчитывать объем самых необходимых работ.

Часы шли, а разговор их все продолжался. Со двора уже доносились окрики вернувшихся возчиков и стук падавших оглобель. Звенели бидоны в руках доярок. Потом все эти звуки умолкли и под окном послышались шаги ночного сторожа. А они все еще сидели над картой, все еще выписывали длинные столбцы цифр, даже не замечая, что от десятилинейной лампы тянется к потолку густая копоть.

Но сколько они ни вычисляли, гора земли, которую предстояло выбросить, не только не уменьшалась, а скорее росла.

– Ах, дьявол! – Реммельгас стукнул кулаком по столу. – Значит, придется ждать, пока не создадут мелиоративную станцию и не подбросят машин… Эх, даже и думать не хочется…

Он совсем расстроился. Какой смысл копать осушительные канавы, зная наперед, что от них мало толку, что как раз весной и осенью, то есть во время половодий, во время наибольшей опасности, они по сути не приносят никакой пользы.

– Как же нам быть? – Тамм запустил пятерню в свои темные лохматые волосы. – С чем мы придем на следующее партсобрание? Неужто скажем: мы, товарищи, предлагаем отложить работы?

Помолчав, Реммельгас поднялся.

– Так мы не скажем. Нет, мы объясним, как обстоит дело, попросим помощи и совета, предложим начать работу при любых условиях. Кроме того, еще на этой неделе я схожу к Рястасу и к Тэхни, поговорю и с ними. Пусть мы еще не в силах сразу же покончить с затоплением, подрезать ему коготки мы все же сумеем.

Дорога к дому Реммельгаса пролегала через холм, с которого на обе стороны открывался вид на поля и леса. В сторону к Люмату все словно было залито молоком. Мутно-белый туман расползался все выше, к полям и садам, и, когда налетал ветер, на лицо оседали холодные брызги. Такая погода была не к добру, и, того гляди, могли вернуться ночные заморозки.

Дрожь пробежала по спине Реммельгаса.

– Поцарствуй пока, поцарствуй, Люмату, – пробормотал он, будто болото могло его услышать, – уж мы перережем все твои артерии одну за другой…

Два дня спустя – Реммельгас как раз собирался идти в лес – грохочущий мотоцикл свернул с дороги во двор. Лишь после того как мотоциклист поставил машину к стене и поднял на лоб консервы, лесничий узнал секретаря волостного комитета партии Тэхни. «Опередил он меня», – упрекнул себя Реммельгас. И именно на это намекнул Тэхни, который, поздоровавшись, сказал:

– Что-то вы совсем забыли к нам дорогу. Обещали прийти прочитать мне лекцию о правильном уходе за лесом, но я так ее и не дождался…

– Да, собирался на этой неделе зайти, – пробормотал Реммельгас. – Даже договорился об этом с Таммом. Прошу, заходите.

– Предпочел бы посидеть во дворе, на солнышке…

Тогда Реммельгас повел гостя в крохотный палисадничек, выходивший на дорогу, и усадил его на толстую колоду. Тэхни упер свои длинные ноги в ствол сирени, расстегнул верхнюю пуговицу тужурки и откинулся к бревенчатой стене. Щурясь на солнце, он с интересом принялся следить за быстрыми ласточками, стремительно сновавшими под карнизом крыши.

Лесничий раздумывал, с чего начать. Ему говорили, что Осмус несколько раз ездил в волостной комитет. Не иначе как жаловался, что новый лесничий умышленно чинит препятствия лесопункту. На человека со стороны разговоры заведующего лесопунктом могут произвести впечатление…

– К чему же вы пришли с Таммом? – внезапно спросил Тэхни и так пристально посмотрел на лесничего, что тот от неожиданности смутился и принялся какой-то палочкой выковыривать из земли стебелек. Но он быстро взял себя в руки и начал рассказывать обо всем, что произошло за последнюю неделю. Без обиняков он признался в том, что, когда ему и Тамму уже виделись в мечтах новые луга и посевы, расчеты привели их в тупик: слишком непомерным оказался объем работ.

– Но это не плохо, – сказал он с иронией. – Теперь нам хотя бы известно, каково положение, каков масштаб мероприятия и… как мы бессильны.

– Да ну-у? – впервые за всю беседу прервал Тэхни лесничего.

– Ведь это свыше наших сил! – Реммельгас вскочил с чурбака, на котором сидел, и тот шлепнулся наземь. Как ему сейчас хотелось, чтоб Тэхни поспорил с ним, сказал, что он неправ, что силы хватит и что все задуманное реально. Но Тэхни только улыбнулся: дескать, и горяч же этот лесничий, как пылко ухватился за эту идею – выпрямить реку!

Секретарь встал и так потянулся, что кости хрустнули. Он был выше Реммельгаса. Лицо его казалось безмятежным, ветер трепал прядь темных волос, упавших на лоб. Спокойно и мягко, словно он имел дело с огорченным ребенком, секретарь сказал:

– Большевикам все под силу. Постой, постой, дай и мне сказать пару слов. Как же это получается? Задумали вы вдвоем большое дело, увлеклись им, покой потеряли – я ведь вижу, что ты сам не свой, – а про нас, про партию свою забыли.

– Нет, не забыли, – порывисто возразил Реммельгас. – Ты упрекаешь меня за то, что я раньше к тебе не обратился? Просто считал это преждевременным. Собрание парторганизации дало нам двоим задание выработать план осушительных работ, и мы были обязаны разобраться в вопросе до конца. Так что все началось с партийного задания.

– С этим я согласен. Но как только вы добились ясности, как только поняли, что своими силами дальше не управиться, следовало тут же запросить помощи сверху.

Реммельгас сломал ветку сирени и зубами содрал с нее кожицу.

– Помощи сверху? А сможете ли вы ее оказать?

– В настоящий момент не сможем. Но если какое-нибудь мероприятие полезно народу, то партия найдет и средства для проведения его в жизнь… Но сходим-ка на реку, покажешь там свои пороги и стремнины.

Долго они бродили вместе. Реммельгас успел рассказать о Сурру, о посадках, о лесозаготовках, успел сообщить и о расхождениях с Осмусом. Потом они вернулись в лесничество и выпили по стакану холодного, как лед, молока, принесенного с погреба. И уже совсем уходя, надевая свои консервы, Тэхни сказал Реммельгасу:

– И еще одно, из-за чего я приехал именно сегодня. Из укома партии пришло распоряжение, чтоб вы с Таммом явились послезавтра к первому секретарю.

– По какому делу?

– Секретарь сказал, что ему хочется лично побеседовать с какими-нибудь туликсаарцами. Чего ж тут удивляться – у нас еще не так много сельсоветов, где имеются свои парторганизации. Он просил кстати прихватить и материалы по осушительным работам.

– А план по лесозаготовкам в Туликсааре?

– Об этом разговора не было. Но у вас, безусловно, зайдет речь и об этом. Осмус человек энергичный, он поспевает всюду. Ну что ж, и тебе тоже представляется возможность дать объяснения. Ну, будь здоров. И не заставляй себя так долго ждать. Смотри, чтобы мне снова не пришлось разыскивать тебя самому.

Мотоцикл заворчал и, разбрасывая щебень, рванулся на дорогу. Вот он уже исчез за поворотом, и только синий дымок еще вился в воздухе.

Только Тамм и Реммельгас уселись в приемной уездного комитета партии, как их тотчас позвали в кабинет первого секретаря.

Кабинет Койтъярва был просторным и высоким. Тюлевые гардины рассеивали мягкий и ровный свет. На стене рядом с портретами Ленина и Сталина красовались две картины, написанные маслом, а за спиной секретаря больше чем полстены занимал книжный шкаф, за стеклами которого виднелись ряды аккуратных переплетов.

Из-за стола, приставленного боком к окну, поднялся навстречу туликсаарцам человек средних лет. Он крепко пожал гостям руку, и его несколько угловатое, суровое лицо с серыми живыми глазами осветилось улыбкой. Секретарь пригласил туликсаарцев к круглому столу у стены. За ним стоял полукруглый диван, а вокруг были расставлены удобные солидные кресла.

– Прошу извинить меня за то, что вызвал вас в город, а не приехал сам в Туликсааре, – заговорил секретарь, виновато улыбнувшись. – В будущем непременно приеду, а в этот раз было просто некогда. Но вместе с тем мне настолько любопытно было узнать, как идет у вас жизнь и что делается в лесной сокровищнице нашего уезда, что я рискнул побеспокоить вас в такое горячее время.

У Тамма был несколько недовольный вид. Он всю дорогу ворчал: «Картошку еще не всю посадили, а тут изволь ехать в город отчитываться. Уж я знаю, как там бывает: сперва расспросят, а потом давай голову мылить. Почему сделали так, а не иначе, почему сделали то, а не другое?» Так он брюзжал, не переставая, и лишь одним ухом прислушивался к словам Реммельгаса, который доказывал, что в своевременной критике всегда заключена большая мобилизующая сила. Как знать, может, им там и посоветуют что-нибудь дельное насчет углубления реки. «Как же, посоветуют! – упрямо фыркнул Тамм. – Поговорят и скажут: напрягите, товарищи, все силы, мобилизуйте народ и общими усилиями нанесите решительный удар».

Теперь Реммельгас и Тамм поглядывали друг на друга – кому начинать? Вернее, с чего начинать?

– Жизнь у нас обыкновенная, такая же, как у других, – сказал наконец Реммельгас. – Есть, конечно, свои трудности…

– Трудности трудностями, – прервал его Койтъярв, – и о них мы еще поговорим, а теперь расскажите, что в Туликсааре нового. Легче ли стала жизнь, лучше ли, изменились ли люди, выросли или нет? Ну, председатель, что говорят колхозники?

Тамм заговорил неохотно, но вскоре увлекся, загорелся и принялся рассказывать с воодушевлением и азартом. Секретарь слушал его внимательно, лишь изредка вставляя скупые замечания, – порой для того, чтобы подтолкнуть Тамма, если он слишком долго топтался на одном месте, а порой, наоборот, чтобы вернуть его к интересному обстоятельству, освещенному чересчур бегло.

Затем настала очередь Реммельгаса.

Реммельгас еще во время рассказа Тамма пытался мысленно подытожить все хорошее, что сделано в лесничестве, но итог получался весьма неутешительным. Намерения, одни намерения. Не начать ли с мичуринского кружка? Или с курсов, на которых лесорубы овладевают квалификацией лесников? А то, может, с дополнительного сбора семян, законченного совсем недавно? Все это показалось ему такими пустяками, такой мелочью, что он отказался от своих намерений. И прямо так и сказал:

– Я слишком мало времени пробыл в Туликсааре и поэтому еще недалеко ушел от подготовительных работ, планов и предположений.

Койтъярв бросил на него пристальный взгляд.

– Так-так, – сказал он доброжелательно, – стало быть, планы и предположения… Лес еще не сажали?

– В следующее воскресенье начнем. По плану у нас в этом году свыше ста гектаров.

– Это больше чем когда-либо раньше?

– По меньшей мере в пять раз больше, чем в лучшие годы при буржуазном правительстве.

– Недурно, недурно. А валка леса? Все ли еще рубка превышает естественный прирост?

– В этом году впервые не превышает… Впрочем, так получается только теоретически.

– Как так теоретически?

– Все зависит от того, правильно ли выделены делянки. Если рубить будут неправильно, если будут снимать молодые, еще растущие деревья, то это нам нож в спину: леса будет меньше, чем могло бы быть, чем предполагалось, и возникнет разрыв между теорией и практикой.

– Не должно быть никакого разрыва между теорией и практикой, – сказал секретарь, и голос его зазвучал строже. – Вы отвечаете за то, чтоб и в Туликсааре не срубали в год ни на один фестметр больше чем следует. К осени я непременно приеду и проверю, как там у вас дела по части согласования теории с практикой.

Реммельгас колебался, говорить ли ему или нет о порочной практике Куллиаруского лесопункта? Был ли секретарь в курсе дела? Вряд ли Осмус уже успел побывать здесь. А раз так, то некрасиво критиковать его взгляды, пока он не изложил их сам. Да и не было, в сущности, оснований думать, что Осмус в конце концов не сдастся. Впрочем, Реммельгаса удержало не столько это, сколько уверенность в том, что его наверняка спросят: а как будет обстоять дело с вывозкой? Возможна ли, реальна ли она при новых условиях? Реммельгас так и не успел прийти к какому-нибудь определенному решению, потому что секретарь уже перешел к другому вопросу.

– Никто из вас обоих ни слова не сказал о болоте Люмату, о реке Куллиару, о ежегодных паводках. – Он слегка усмехнулся. – Про запас небось бережете – на закуску.

– Какой там про запас, когда житья от них нет, – вырвалось у Тамма.

– Только тут у нас опять теория с практикой расходится, а желания с возможностями, – добавил Реммельгас.

– Ишь как вас за живое забрало! – Брови секретаря поднялись, но во взгляде мелькнуло одобрение. – Вода – она такая мокрая да холодная, а вы вдруг прямо загорелись. Раз главные трудности связаны с мелиорацией, то с нее и начнем. Очевидно, вы тут являетесь главным инициатором? – обратился он к Реммельгасу.

Реммельгас достал из портфеля и расстелил на столе карту Туликсаареского района. Секретарь взглянул на нее совсем мельком, что не ускользнуло от лесничего, который сразу вспомнил о том, как Тамм ворчал по дороге о верхоглядстве да о головомойках. Секретарь не производил впечатление поверхностного человека, но тогда откуда же это явное безучастие к реке Куллиару?.. Все равно, едва ли в ближайшее время представится более благоприятный случай объяснить партийному руководству, в какой они зашли тупик. И торопливо, словно боясь, что его прервут, немногословно, насколько умел и насколько позволяла сложная тема, Реммельгас рассказал обо всем, что они с Таммом за последние недели предприняли в связи с планами по углублению русла Куллиару. Секретарь откинулся на спинку стула, он не торопил и не останавливал рассказчика, глаза его были полузакрыты, и у Реммельгаса не было полной уверенности в том, что его действительно слушают. Уж не задремал ли Койтъярв?

– В общем, увязли, как утки в тине, – закончил Реммельгас. – Ни вперед и ни назад.

Веки секретаря поднялись, и Реммельгас ощутил на себе такой внимательный, живой и заинтересованный взгляд, что устыдился своего подозрения.

– Вы говорите – одиннадцать тысяч гектаров? – спросил Койтъярв.

– Одиннадцать тысяч, – ответил Реммельгас, как бы ощущая всю весомость этой цифры.

Секретарь достал из ящика стола свернутую карту и разложил ее поверх чертежей Реммельгаса.

– Придержите-ка ее, чтоб не скручивалась, – попросил он Тамма и Реммельгаса. – Узнаете? – Он показал на карту.

Еще бы им не узнать! Ведь это была карта реки Куллиару. Не только нижнего ее течения, как на крохотной по сравнению с этой картой Реммельгаса, а всего бассейна. От самых истоков, извивающихся, словно ниточки, по дремучей чаще, от лесного ручья – до уже довольно широкой реки, которая выходила на поля, разливалась там и возвращалась в лес, где ныряла в болото Люмату, протекала сквозь Кяанис-озеро и, сделав размашистую петлю у Туликсааре, устремлялась вниз к морю.

– Куллиару! – пробормотал Тамм.

– Да, это Куллиару вместе с Люмату, с Кяанис-озером и со всеми остальными своими водоемами. – Секретарь побарабанил пальцами по карте. – Вы ошиблись, товарищ лесничий, сказав, что, снизив уровень воды в Куллиару, можно осушить одиннадцать тысяч гектаров полезной площади. Нет, не одиннадцать, а пятьдесят, а то и все шестьдесят тысяч гектаров земли заболочено или заболачивается из-за разливов Куллиару. Или, если говорить конкретнее: на пятидесяти тысячах гектаров не растет ни сено, ни лес, не говоря уже о хлебе, – из-за вашей стремнины, или, как выразился лесничий, «из-за пробки у Варью». Вы с вашей пробкой у Варью мешаете росту многих колхозов и лесничеств, товарищи туликсаарцы.

Это прозвучало как обвинение. И Тамм с Реммельгасом в самом деле почувствовали себя виноватыми. Они заботились о своем колхозе, о своем лесничестве и, наконец, обо всем Туликсааре, но оказалось, что Куллиару вредит не только им, но и всему уезду, а они этого не видели.

– Правда ваша, – сказал Тамм, опустив голову, – но что мы одни можем?

– Вручную, пожалуй, нам не углубить и не выпрямить реки, даже рискованно за это браться, – поддержал друга Реммельгас.

Секретарь отпустил края карты, дав ей свернуться, и снова спрятал ее в ящик стола. Потом он подошел к гостям, и Реммельгасу показалось, что уголки его глаз хитро прищурены. Но, может, он ошибался?..

– А вам бы хотелось? – спросил он, поглядывая на обоих.

– Еще как! – выпалил Тамм.

– Замечательные вы люди… – Да, глаза его смеялись – никаких сомнений быть не могло. – Возитесь у себя в глуши, словно медведи. Ждал я вас, ждал, но так и не дождался, сам позвал… Ладно, буду говорить так же кратко, как товарищ Реммельгас. Дело в том, что углубление Куллиару предусмотрено общим мелиоративным планом, да и как могло быть иначе? Однако существует много неотложных дел и приступить к Куллиару мы собирались не в нынешнем и даже не в будущем году… Но если на месте будет проявлена инициатива, если люди сами загорятся и захотят приложить руки, то… то отчего бы тогда партии не поддержать всеми силами такое важное мероприятие? Видите ли, друзья, у нас в Лухакверском уезде организуется новая мелиоративная станция. Правда, у нее уже имеется план, имеется годовой график работ, но что, если бы вы не поленились и съездили сами в Лухаквере? Тамошний директор – человек предприимчивый, он, как и вы, ярый ненавистник болот, – может статься, вы найдете с ним общий язык, договоритесь с ним насчет экскаваторов, а вдруг у него отыщется для вас и что-нибудь другое?..

Тамм не сразу понял скрытый смысл этой речи, но Реммельгас тут же воскликнул:

– Так значит мы получим машины, товарищ секретарь?!

– Постойте, постойте, – охладил Койтъярв его пыл. – Этого я пока не сказал… Но обещаю быть за вас ходатаем. Обещаю позвонить на мелиоративную станцию, а… добиться договора вы должны сами. Поскольку мы в укоме уже обсудили на бюро рабочий план станции и одобрили его, то нам не к лицу его менять. Да и у кого прикажете отбирать машины? В них всюду нужда. Всюду началась война с болотами, топями, паводками, и сражаемся мы с ними сообща, единым фронтом, а не поодиночке. Но я верю в то, что у мелиоративной станции имеются скрытые резервы. Ведь братские республики с избытком снабдили нас мелиоративной техникой… Загляните на станцию, побеседуйте, договоритесь… Если там найдут возможным помочь вам, мы возражать не станем.

– Спасибо! – Тамм схватил руку секретаря и так ее сжал, что тот даже охнул. – Спасибо от имени всего Туликсааре… от имени всех колхозников!

– И большое спасибо от работников лесничества! – добавил Реммельгас.

– Меня благодарить не за что, – возразил секретарь. – Большое спасибо вам за смелую инициативу. Не останавливайтесь на полпути, доведите свое дело до конца.

Секретарша в приемной дружески улыбнулась туликсаарцам, ставя печать на их пропуска.

– Ну что? Понравились вам новости?

– Еще бы! Осенью, как проложим новое русло, устроим праздник и позовем вас. Приедете?

– А отчего же нет? – весело ответила девушка. – Ведь не каждый год прокладывают новые русла.

Выйдя из дома уездного комитета, Тамм и Реммельгас невольно остановились: так и хотелось обсудить происшедшее, излить душу. Но времени было мало, следовало торопиться на поезд до Лухаквере, откуда прямо через леса можно было попасть в Туликсааре.

– У меня дела здесь, в городе, – забеспокоился Тамм.

– Хорошо, я съезжу в Лухаквере один. Ты тоже успеешь там побывать, теперь обоим много ездить придется…

Так и договорились. Реммельгас поспешил на станцию. Не прошло и двух часов, как он уже сошел с поезда в маленьком городке.

Это и было Лухаквере.

Если до этого все шло гладко, то теперь вдруг положение усложнилось: никто из попадавшихся прохожих никогда не слышал о мелиоративной станции, и всем приходилось объяснять, что это нечто другое, чем МТС. Наконец посчастливилось встретить человека, который знал, что мелиоративная станция находится в пяти километрах от городка, в старом помещичьем доме. Теперь там помещались школа и клубный зал. В этот самый клубный зал временно и вселили на днях мелиоративную станцию.

Вдоль всех четырех стен стояли столы, а двое молодых и, как видно, предприимчивых служащих даже поставили свои столы на сцену. Тут расположился весь штат станции: и директор, и заместитель, и главный агроном, и техники, и бухгалтер, и машинистка.

Койтъярв уже успел сюда позвонить: работники станции с живым интересом выслушали рассказ о том, что предприняли туликсаарцы, к каким выводам они пришли, как зашли в тупик. Потом все сообща принялись изучать карты и рыться в папках с предварительными расчетами. Директор станции вполне одобрил проделанную работу, его захватила идея выпрямления реки.

– Правильно! – то и дело восклицал он. – Куллиару должна получить новое русло.

– Превосходно! – обрадовался Реммельгас. – Когда приступим?

Молодой человек поправил на носу очки и постучал карандашом по столу. Оказывается, имелись свои «но». Углубление Куллиару не было предусмотрено графиком этого года, и, стало быть, станции не откроют на эту работу кредита. Да пока что и неясно, кто его должен открыть, какое министерство, какой главк. А чтобы добиться от последних решения о финансировании, станция должна предварительно обследовать берега реки, промерить ее глубину, вбить вехи, определить профиль работ и составить на них смету.

– Все это я мог бы проделать и сам.

– И наконец… – директор смущенно улыбнулся, – нет самой техники…

Реммельгас словно с облаков свалился. Хороши работнички! Целый час они обсуждают его планы, составляют новые, обнадеживают, поддакивают, подбадривают, а потом вдруг здрасте – машин нет! На лице его было написано такое уныние, что директор с главным агрономом невольно улыбнулись.

– Кое-что у нас все же есть, – как бы извиняясь, сказал директор. – Нам передали один старый экскаватор. Он уже на ходу, хотя гремит и грохочет так, что за десять километров слыхать. Правда, эта машина отправлена в Вильяндимаа. Имеется у нас несколько тракторов…

– И канавокопатель есть, – напомнил заместитель директора.

– Да, совсем новенький канавокопатель. Изготовлен в Таллине, прислан к нам на испытание.

Реммельгас смотрел то на одного, то на другого. Он не понимал, где кончается шутка и где начинается серьезный разговор. Работников станции забавляло замешательство гостя, они не торопились объяснить ему, в чем дело.

– Канавокопателем рек не углубляют, – буркнул Реммельгас.

Люди расхохотались. Директор снял очки и вытер слезы. Наконец он объяснил:

– Это не беда, что сейчас ничего нет. Мелиоративная станция только организуется, техника еще не прибыла. Но вскоре появятся машины, мы их поскорее испытаем и… и тогда дело пойдет! – Главный агроном потряс руку лесничему.

– Вот как? Значит, если быстро покончить с подготовительными работами, то прямо из Лухаквере в Туликсааре может прикатить какой-нибудь экскаватор?

– Гм-гм… – и директор кашлянул.

Ему показалось, что они зашли слишком далеко. Пришел к ним какой-то неизвестный человек, напел им невесть чего, и вдруг все они стали подпевать ему. Чтобы поднять уважение к себе, к директору как-никак мощного предприятия, он спросил:

– Почему именно вам, товарищ лесничий, так не терпится с этим делом?

Реммельгас смутился. Что сказать? О том, что он лесничий и потому заинтересован в осушении леса, он уже говорил. Говорил он и о том, что его уполномочили действовать от имени колхоза. Слова же о стремлении каждого честного человека принести пользу родине казались ему слишком высокопарными.

Несмотря на свою молодость, директор был довольно проницательным человеком. Он заметил смущение лесничего, посмотрел ему прямо в глаза и улыбнулся.

– Мне кажется, я понимаю вас. Мы с вами одной породы. Знаете, я, как только увижу реку, вышедшую из берегов, как только увижу гиблую, заболоченную землю, то мне прямо не терпится схватить лопату и начать копать! У нас душа землекопов, товарищ лесничий. По правде говоря, желание расправиться с болотами – в крови, у нашего народа. Стоит вслушаться в наши предания и легенды: не болотам ли они обязаны своей мрачностью, угрюмостью, мистикой? Сколько сил отнимали у эстонцев болота, сколько душевной бодрости, пора с ними покончить!

Он поднялся.

– Я пришлю к вам на помощь своего главного агронома. Раньше он был мелиоратором. Нам дадут больше машин, чем обещали, и мы обязательно пришлем в Туликсааре один экскаватор. Только поскорее добейтесь в столице кредита, – если понадобится, дойдите до Центрального Комитета, там помогут.

Реммельгас покинул клубный зал в радостном и приподнятом настроении. Все оказалось не так, как он себе представлял: не было ни грохочущих экскаваторов, ни трескучих кусторезов, ни грейдеров, ни бульдозеров. Даже вывески над дверями не было. И все-таки каждое слово работников станции дышало такой твердой уверенностью в своих силах, такой верой в технику, которую должны были к ним прислать, что Реммельгас с победным чувством взглянул на бурое болото, простиравшееся вдоль дороги и оглашавшееся криками белоногих чибисов.

Сразу же по возвращении Реммельгас с головой ушел в работу. В лесничестве начиналась самая горячая пора. Первого мая было решено провести воскресник на самой большой вырубке, которая простиралась от лесничества чуть ли не до самой станции Куллиару. Около двух недель тут подготавливали посадочные участки и вспахивали борозды для сева. Поделили семена, распределили рабочий инструмент, какой был у лесников.

Да и заготовители в Куллиару готовились достойно отметить Первое мая. Причин для ликования у них хватало – звание лучшего лесопункта в леспромхозе осталось за Куллиару. Тихо стало на делянках, лишь одинокие телеги скрипели на лесных дорогах, бывших такими шумными и оживленными. Грузовики там не показывались – они забирали лес со складочных площадок у самого шоссе.

Год был успешным, и Осмус решил после торжественного первомайского собрания устроить банкет. Он забронировал для этого куллиаруский народный дом. Несколько вечеров он потратил на составление списка приглашенных, исписал не один лист бумаги. Позвали всех работников лесопункта, вплоть до самых рядовых – следует уважать советскую демократию. Пришлось пригласить гостей из леспромхоза, из волисполкома, позвать начальство железнодорожной станции, представителей сельсоветов и колхозов. При мысли о последних Осмус хитро подмигнул самому себе – надо поддерживать связи, следующей зимой успех или неуспех лесозаготовок будет полностью зависеть от колхозов. До сих пор все шло гладко, но брови Осмуса нахмурились, когда он добрался до лесничества. Склочный народ! Никогда с ними не было столько препирательств, как в этом году. Хорошего от них не жди – такую свинью могут подложить… Но деваться некуда, нужно позвать этого психа, лесничего Реммельгаса. Питкасте? Напьется в стельку, еще наболтает лишнего… И все же он может пригодиться, – значит, позвать и Питкасте.

Тут Осмус вспомнил, что лесничество решило провести в праздники воскресник. Гм, надо послать на помощь одну бригаду, не то обвинят в том, что он умышленно устранился… Интересно, как справится Реммельгас со своей задачей: дело большое, новое, за всем не углядишь. Было бы неплохо, если бы там что-нибудь сорвалось, если бы не все сошло гладко, тогда этот юнец не так бы задавался… Не мешало бы повидаться с Питкасте, узнать, каково у них положение.