Текст книги "Книготорговец из Кабула"

Автор книги: Осне Сейерстад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Соблазны

Она появляется в лучах солнечного света. В мрачное помещение входит очаровательное создание в складках струящейся ткани. Мансур стряхивает с себя дремоту и прищуривает заспанные глаза, чтобы получше разглядеть фигурку, крадущуюся вдоль книжных полок.

– Вам помочь?

Ему с первого взгляда ясно, что перед ним красивая молодая женщина. Это видно по манере держаться, по ступням, по рукам, по тому, как она несет сумочку. У нее длинные белые пальцы.

– У вас есть учебник «Химия для продолжающих»?

Мансур немедленно принимает самый профессиональный вид, на какой только способен. Он знает, что такой книги у него нет, но предлагает пройти с ним к дальним полкам и поискать. Он стоит, почти касаясь, незнакомки, и роется в книгах, а запах ее духов щекочет ее ноздри. Он тянется вверх, потом нагибается, делая вид, что упорно ищет. Временами он поворачивается к ней, пытаясь поймать взгляд под вуалью. Он и не слыхал о существовании нужной ей книги.

– К сожалению, все распродано, но у меня осталось еще несколько экземпляров дома. Может быть, зайдете завтра? Я принесу ее для вас.

На следующий день он с утра до вечера ждет явление чуда. Учебника по химии, как не было, так и нет, зато есть план. Часы ожидания он скрашивает все новыми и новыми фантазиями. Пока не начинает смеркаться и приходит пора запирать магазин. Разочарованный, он с силой закрывает защитными решетками полопавшиеся стекла витрин.

На третий день в отвратительном настроении угрюма, взирает на мир из-за прилавка. В помещении царит полумрак, электричества нет. В скупых солнечных лучах, едва пробивающихся сквозь окна, дрожит пыль, отчего комната выглядит еще более уныло. Когда заходят покупатели и интересуются какой-либо книгой. Мансур грубо отвечает, что такой у него нет, даже если она стоит на полке напротив. Он проклинает отца, приковавшего его к магазину, даже по пятницам не дающего выходной, не разрешающего продолжать учебу, не разрешающего купить велосипед, не разрешающего встречаться с друзьями. Он ненавидит пыльные полки со всем их содержимым. На самом деле он ненавидит книги, и всегда ненавидел, ни одной не прочитал с тех пор, как его забрали из школы.

Легкие шаги и шелест одежды прерывает его мрачные размышления. Она стоит перед ним, как и тогда, в луче света, и книжная пыль танцует вокруг нее. Мансур делает над собой усилие, чтобы не запрыгать от радости, и снова принимает вид бывалого книготорговца.

– Я ждал вас вчера, – говорит он с профессиональной вежливостью. – Книга у меня дома, но я не знал, какое издание, в каком переплете и по какой цене вам требуется. Эта книга переиздавалась столько раз, что я не мог принести с собой все экземпляры, чтобы показать вам. Может быть, зайдете ко мне домой, и выберете сами?

Паранджа с удивлением смотрит на него. Она в неуверенности теребит сумочку.

– К вам домой?

На мгновение воцаряется тишина. Молчание убедительнее всего, говорит себе Мансур, дрожа с головы до ног от напряжения. Пригласить ее к себе было очень дерзкой идеей.

– Вам ведь нужна книга? – произносит он, наконец.

К его величайшему удивлению, девушка согласна. Она садится на заднее сидение машины, но так, чтобы видеть его лицо в зеркале. Во время разговора Мансур пытается ловить то, что кажется ему ее взглядом.

– Красивая машина, – говорит она. – Твоя?

– Да, моя, машина как машина, – небрежно отвечает Мансур. От этого машина должна казаться еще красивее, а он сам – еще богаче.

С паранджей на заднем на заднем сиденье, он едет по кабульским улицам, куда глаза глядят. Книги у него нет, а дома все равно сидят бабушка и куча теток. Близость незнакомки приводит его в состояние крайнего нервного возбуждения. Набравшись смелости, он просит ее показать свое лицо. Она замирает, потом осторожно приподнимает вуаль и смотрит прямо ему в глаза, отраженные зеркалом. Настоящая красавица, он так и знал, с изумительными большими темными накрашенными глазами, на несколько лет старше его. Пустив в ход все свое обоняние, настойчивость, красноречие и недюжинную хитрость, он заставляет ее забыть об учебнике по химии и уговаривает пойти с ним в ресторан. Он останавливает автомобиль, она выскальзывает на улицу и, озираясь, взбегает по лестнице в ресторан «Марко Поло». Там Мансур заказывает все, что есть в меню: цыпленка гриль, кебаб, манты, плов из баранины и фисташковый пудинг на десерт.

За обедом он пытается ее рассмешить, заставить почувствовать себя избранной, уговорить поесть, как следует. Она сидит, не снимая паранджи, за угловым столиком спиной ко всем остальным. Вилка и нож остаются лежать нетронутыми, как и большинство афганцев, она ест руками. Рассказывает о своей жизни, о семье, об учебе, но Мансур не слушает, он слишком возбужден. Абсолютно незаконное свидание. Уходя, он дает официанту такие щедрые чаевые, что у студентки округляются глаза. По ее платью он видит, что она не богата, но и не бедна. Мансур должен торопится обратно в магазин, девушка запрыгивает в такси, что во времена Талибана могло стоить порки и тюрьмы, как ей, так и шоферу. Свидания в ресторане вообще не могло случиться: не будучи близкими родственниками, женщина и мужчина не вправе были бы просто идти по улице рядом, а такого, чтобы она публично открывала свое лицо, вообще нельзя себе представить. Времена изменились. К счастью для Мансура. Он пообещал ей принести книгу завтра.

Весь следующий день он думал о том, что скажет, когда она придет опять. Он должен поменять тактику, из книготорговца превратиться в соблазнителя. Язык любви знаком Мансуру исключительно по индийским и пакистанским фильмам, а там пафосные выражения звучат не умолкая.

Фильм обычно начинается со встречи героев, они проходят сквозь ненависть, предательства и разочарования, а заканчивается все радужными обещаниями вечной любви. Чем не учебник для молодого соблазнителя? Сидя за прилавком в окружении штабелей книг и бумаг, Мансур мечтает о том, что скажет студентке: «Я думал о тебе каждую секунду с тех пор, как мы расстались вчера. Я сразу понял, что ты особенная, ты создана для меня. Ты моя судьба!» это ей наверняка понравиться, и тогда он посмотрит ей прямо в глаза, может быть, даже возьмет за руку. «Я так хочу побыть с тобой наедине. Хочу увидеть тебя целиком, хочу утонуть в твоих глазах» – вот что он ей скажет. Или, возможно, стоит взять тон поскромнее: «Я прошу самой малости. Просто заглядывай сюда, когда тебе нечем заняться. Я пойму, если ты не захочешь. Но как насчет раза в неделю?»

Может быть, надавать ей обещаний: «Когда мне исполнится восемнадцать, мы можем пожениться?»

Она должна думать о нем как о Мансуре – на – дорогой – машине, Мансуре – владельце – книжного – магазина, Мансуре оставляющем – щедрые – чаевые, Мансуре облаченном – в – западную – одежду. Он будет соблазнять незнакомку картинами жизни, которая ожидает ее с ним: «Я подарю тебе большой дом с садом и толпой слуг, мы будем ездить на отдых за границу». Надо, чтобы она почувствовала себя избранной, увидела, как много для него значит: «Я люблю одну тебя. Каждая секунда без тебя для меня мучение».

Если она все же не согласится на его просьбы, надо подпустить пафоса: «Не покидай меня, лучше сначала убей! Или я спалю весь мир!».

Но после свидания в ресторане студентка не появляется в магазине, ни на следующий день, ни позже. Мансур продолжает репетировать свои фразы, но каждым днем все больше падает духом. Может быть, он ей не понравился? Обо всем узнали родители? Может, ее посадили под домашний арест? Кто-то их увидел и насплетничал родителям? Сосед, родственник? Может быть, он, Мансур, наговорил глупостей?

Из задумчивости его выводит появление пожилого человека в тюрбане с палочкой. Тот что-то ворчит в знак приветствия и спрашивает какую-то религиозную книгу. Мансур достает книгу и раздраженно бросает ее на прилавок. Никакой он не соблазнитель, а просто замечтавшийся сын книготорговца.

Изо дня в день он ждет, что незнакомка явится опять. Из вечера в вечер опускает железную решетку на дверях, так и не повидавшись с ней. Ежедневное сидение в магазине с каждым днем становится все невыносимее.

На улице, где стоит магазин Султан, располагается еще несколько книжных лавок и лавчонок, там продают канцелярские принадлежности, переплетают книги или копирают документы. В одном из таких магазинчиков работает Рахимулла. Он частенько захаживает к Мансуру выпить чаю и поболтать. Сегодня Манасур сам пришел к нему, чтобы пожаловаться на свои несчастья. Рахимулла только смеется.

«Не стоило тебе связываться со студенткой. Они слишком добродетельные. Те, кто нуждается в деньгах, куда покладистее. Проще всего с нищенками. Некоторые из них бывают очень даже ничего. А еще можешь сходить туда, где ООН раздает муку и масло. Там много молодых вдов».

Мансур слушает раскрыв рот. Он знает, где раздают продукты самым нуждающимся, главным образом военным вдовам с маленькими детьми. Они получают свой рацион раз в месяц, многие тут же, распродают часть продуктов, чтобы раздобыть хоть немного денег.

«Иди туда, выбери себе ту, что помоложе. Купи у нее бутылку масла и пригласи к себе. Я обычно говорю: „приходи ко мне в магазин, а я помогу тебе в будущем“. Когда они являются, я даю им немного денег и завожу в подсобку. Они приходят в парандже и уходят в парандже – никто ничего и не заподозрит. Я получу то, что мне нужно, а они – деньги для детей».

Мансур недоверчиво смотрит на Рахимуллу, который открывает дверь в подсобку, показывая, как все происходит. Это маленькая комната площадью в несколько квадратных метров. Пол застлан кусками грязного, затоптанного картона в каких-то темных разводах.

«Я снимаю вуаль, платье, сандалии, штаны и трусики. Если уж она зашла сюда, раскаиваться поздно. Кричать она не может: даже если кто и придет на выручку, виновной все посчитают ее. Скандал испортит ей всю жизнь. Со вдовами все просто. А если она окажется молодой девушкой, девственницей, я делаю это у нее между бедер. Прошу только сжать ноги покрепче. А еще можно сзади, ну, ты знаешь, сзади», – объясняет торговец.

Мансур в шоке смотрит на приятеля. Неужели все так просто?

Когда он после обеда притормаживает рядом с толпой синих паранджей, не очень-то это оказывается просто. Он покупает бутылку масла, но руки, ее протягивающие, шершавы и грубы на ощупь. Он оглядывается вокруг и видит только нищету, так что он бросает бутылку на заднее сидение и едет прочь.

Он перестал заучивать наизусть фразы из фильмов. Но однажды у него появляется надежда, что еще удастся пустить их в ход. В магазин заходит молодая девушка и спрашивает словарь английского языка. Мансур становится сама любезность. Он узнает, что девушка записалась на курсы английского для начинающих. Галантный сын книготорговца предлагает ей свою помощь.

«У меня так мало покупателей, так что заходи, можем проверить домашнее задание вместе».

Помощь начинается с посиделок на диванчике, потом перемещается за книжные полки, сопровождаясь обещаниями брака и вечной верности. Однажды он поднимает паранджу и целует девушку. Она вырывается, убегает и больше не возвращается.

В другой раз он приводит в магазин девушку с улицы, совсем неграмотную, ни разу в жизни не видевшую книги. Она стоит на остановке напротив магазина и ждет автобуса, он обещает ей показать кое-что интересное. Время от времени она захаживает в магазин, ей Мансур тоже обещает радужное будущее. Иногда она разрешает ему прикоснуться к ней под паранджей. Но от этого желание в нем только больше разгорается.

Он чувствует себя грязным. «Я грязен в сердце своем», – признается он младшему брату Экбалу. Он знает, что не должен думать об этих девушках.

– Интересно, и почему только они такие скучные? – как-то раз говорит Мансуру Рахимулла за чашкой чая.

– Как это «скучные»?

– Здешние женщины совсем не такие, как в фильмах. Просто лежат как бревна, и все, – поясняет старший приятель.

Он где-то достал порнофильмы и теперь в мельчайших подробностях пересказывает Мансуру, что там вытворяют женщины и как они выглядят.

– Может быть, афганские женщины другие? Я пытался им объяснить, что надо делать, но у них не получается, – вздыхает он.

Мансур тоже вздыхает.

В магазин заходит девочка лет двенадцати – четырнадцати. Она протягивает к ним грязную ручку и смотрит умоляюще. Голова и плечи ее закутаны в грязную белую в красных цветах шаль. Она еще слишком мала, чтобы носить паранджу, обычно паранджу надевают, выйдя из подросткового возраста.

Нищие часто заходят в магазины. Мансур сразу их выгоняет. Но Рахимулла смотрит на детское личико, формой напоминающее сердечко, и достает из кошелька десять бумажек. Нищенка смотрит на деньги округлившимися глазами и делает движение рукой. Но Рахимулла выхватывает деньги у нее из-под носа. Он машет ими в воздухе, не сводя с нее глаз.

«Ничего в жизни не бывает даром», – говорит он.

Рука девочки замирает. Рахимулла дает ей две бумажки.

«Сходи в хамам, помойся и возвращайся назад. Тогда получишь остальное».

Она быстро сует деньги в карман платья и закрывает половину лица своей грязной цветастой шалью. Смотрит на него одним глазом. На щеке ямочки от старых болячек. На лбу следы от укусов песчаных мух. Она поворачивается и уходит, худенькая фигурка исчезает в кабульской суматохе.

Через несколько часов она возвращается помытая.

Ладно, сойдет, решает Рахимулла, хотя на ней та же грязная одежда.

«Пойдем с со мной в подсобку, и получишь остальное» – говорит он ей с улыбкой. И обращается к Мансуру: «Присмотри пока за магазином».

Девочка и Рахимулла долго отсутствуют. Закончив, торговец одевается и велит ей так и лежать на картоне.

«Она твоя», – говорит он Мансуру.

Мансур стоит как вкопанный и смотрит на него. Он бросает взгляд на дверь в подсобку и очертя голову вылетает из магазина.

Зов Али

Мансуру опротивела жизнь. Мне нет прощения, думает он. Нет прощения. Он пытался отмыться от грязи пережитого, но это не помогало. Он пытался молиться, но не находил облегчения. Он искал совета в Коране, он ходил в мечеть, но все равно чувствовал себя грязным, грязным. Грязные мысли, одолевавшие его в последнее время, свидетельствует о том, что он плохой мусульманин. Бог меня покарает. Каждый получает по делам его, думает он. Ребенок. Я согрешил против ребенка. Я позволил ему надругаться над ней. Я не вмешался.

Постепенно образ нищенки бледнеет, и отвращение переходит в усталость от жизни. Ему надоело все, все повседневные заботы, обязанности, он ходит вечно недовольный и грубит окружающим. Он зол на отца, что приковал его к лавке, в то время как жизнь проходит мимо.

Мне семнадцать лет, думает он. А жизнь закончилась, не успев начаться.

Он уныло сидит за прилавком, положив локти на стол и подперев ладонями лицо. Поднимает голову и осматривается. Перед ним книги по исламу, о пророке Мухаммеде, знаменитые толкования Корана. Он смотрит на сборники народных сказок, биографии афганских королей и правителей, многотомные сочинения о войне с англичанами, роскошные издания о драгоценных камнях, книги, обучающие искусству афганской вышивки, и тоненькие репринтные брошюрки о национальных обычаях и традициях. Бросив на них взгляд, он бьет кулаком по столу.

И почему я только родился афганцем? Я ненавижу быть афганцем. Все эти закоснелые обычаи и традиции меня медленно убивают. Уважай то, уважай се, никакой свободы, никакой возможности самому принимать решения. Отца интересует только прибыль от книготорговли, больше ничего, думает Мансур.

«Да пошел он со своими книгами!» – говорит Мансур вполголоса.

Он надеется, что никто этого не слышал. По законам афганского общества отец – самая авторитетная фигура после Аллаха и пророков. Спорить с отцом невозможно, это понимает даже такой упрямец, как Мансур. Он плюет на всех остальных, ссорится с тетками, сестрами, матерью, братьями, но никогда ни за что – с Султаном. Я – раб, думает он. Работаю как вол за жилье, пропитание и одежду. Больше всего на свете Мансур хочет учиться. Он скучает по своим друзьям и той жизни, которую вел в Пакистане. Здесь у него нет времени заводить друзей, а единственного приятеля, который все—таки был, Рахимуллу, он не желает больше видеть.

На носу афганский Новый год – Навруз. По всей стране народ готовиться к большим праздникам. Последние пять лет отмечать Новый год запрещали талибы. Они считали этот праздник языческим, солярным, потому что традиция празднования Нового года корнями еще во времена зороастризма – религии огнепоклонников, возникающий в Персии в VI веке до нашей эры. Поэтому Талибан запретил также и традиционное новогоднее паломничество к могиле халифа Али в Мазари-Шарифе. На протяжении многих веков паломники отправлялись поклониться могиле Али, чтобы очиститься от грехов и помолиться об их отпущении, обрести исцеление и встретить Новый год, который согласно афганскому календарю наступает 21 марта, в день весеннего солнцестояния.

Али был зятем и двоюродным братом пророка Мухаммеда и считается пятым халифом. Именно его личность послужила причиной раскола между шиитами и суннитами. Шииты считаю Али вторым халифом после Мухаммеда, а сунниты – четвертым. Но и для суннитов, к которым, подобно большинству афганцев, принадлежит Мансур, Али является величайшим исламским святым. В истории он остался как смелый воин, не расставшийся с мечом. Али был убит в Мекке в 658 году и, по мнению большинства историков, похоронен в городе Куфа в Ираке. Но афганцы утверждают, что сторонники Али выкопали его тело, опасаясь возможного надругательства над покойным со стороны мстительных врагов. Тело привязали к спине верблюдицы и пустили ее бежать, куда глаза глядят, пока не рухнет в изнеможении. Там, где она упала, и выкопали могилу. Согласно легенде это произошло в том месте, где позже возник Мазари-Шариф, что в переводе означает Могила Высокочтимого. В течении пяти веков место захоронения было отмечено простой могильной плитой, но позже, в XII веке, там построили небольшой мавзолей, после того как Али явился во сне одному местному мулле. Потом пришел Чингисхан и разрушил усыпальницу, и еще несколько столетий могила стояла без надгробного памятника. Только в XV веке там, где, по мнению афганцев, находится место последнего упокоения Али, был воздвигнут новый мавзолей. Именно к нему и мечети, возведенной рядом с могилой, и проходят поклониться паломники.

Мансур твердо решил совершить паломничество, чтобы очиститься. Он уже давно об этом подумывал. Нужно только получить от Султана разрешение на временную отлучку. А Султан терпеть не может, когда Мансур куда-то отлучается. Кто будет работать вместо него?

Мансур даже нашел попутчика – это иранский журналист, который часто захаживает к нему в магазин за книгами. Как-то раз они стали обсуждать празднование Нового года, и иранец сказал, что у него есть свободное место в машине. Я спасен, решил тогда Мансур. Али призывает меня. Он хочет даровать мне прощение.

Но ему не удалось добиться разрешения. Отец никак не мог обойтись без него даже какую-то жалкую неделю, что займет поездка. Он сказал, что Мансур должен составлять каталог новых поступлений, следить за столяром, который сколачивает новые полки, продавать книги. На чужих он, Султан, положиться не может. Не доверяет даже будущему шурину Расулу. Знал бы он, сколько времени Расул на самом деле проводит в магазине не один. Мансур кипит от ярости. Он все откладывал разговор с отцом, пока не наступил последний вечер. Но нет, ни о какой поездке не может идти и речи. Мансур настаивает. Отец не соглашается.

– Ты мой сын и обязан делать, что я скажу, – говорит Султан. – Ты нужен мне в магазине.

– Книги, книги, деньги, деньги! Ты только о деньгах и думаешь! – кричит Мансур. – И я должен продавать книги об Афганистане. Я, который ничего о нем не знает! Я же почти нигде не был, кроме Кабула, – упрямится он.

Наутро иранец уезжает, Мансур негодует. И как отец мог ему отказать в паломничестве?! Он отвозит Султана в магазин и всю дорогу молчит, на вопросы отвечает односложно. Его переполняет накопившаяся с годами злоба на отца. Мансур окончил только десять классов школы, а потом Султан забрал его и отправил работать в магазин, не дал даже гимназию окончить. О чем бы Мансур ни попросил, в ответ всегда слышит отказ. Единственное, что он получил от отца, – это машину, чтобы иметь бесплатного шофера, да еще ответственность за магазин, где Мансур гниет заживо.

– Как хочешь, – вдруг выпаливает он. – Я буду делать все, что ты потребуешь от меня, но не жди, что я буду делать это с удовольствием. Ты никогда не позволяешь мне делать то, что я хочу. Ты меня подавляешь.

– Поедешь на следующий год, – говорит Султан.

– Нет, никуда я не поеду, и никуда больше тебя ни о чем не попрошу.

Считается, что только те, кого призывал Али, могут попасть в Мазари-Шариф. Почему же Али не хочет, чтобы приехал Мансур? Неужели тот совершил непристойный грех и будет проклят? Или это просто отец не слышит зова Али?

У Султана мурашки бегут по коже от злобы, звучащей в голосе сына. Он смотрит на высокого угрюмого подростка, и ему становится не по себе.

Отвезя отца и братьев, Мансур отпирает магазин и усаживается за пыльный стол. Он подпирает голову руками и, приняв свою излюбленную меланхолическую позу, думает, что жизнь загнала его в ловушку и вот-вот совсем засыплет книжной пылью.

Прибывает новая партия книг. Он начинает их нехотя листать, просто чтобы хоть чем-нибудь заняться. Это собрание стихов мистика Руми, одного из любимых поэтов отца. Руми принадлежит к числу самых известных афганских суфиев – исламских мистиков. Он родился в XIII веке в Балхе, поблизости от Мазари-Шарифа. Еще одно знамение, думает Мансур. Он принимает решение поискать какой-нибудь другой знак, свидетельствующий, что он прав, а отец нет. В стихах говорится об очищении и приближении к Богу, который есть совершенство. Необходимо отказаться от себя, от своего «я». Руми говорит: «„Я“ – это пелена, закрывающая Бога от человека». Мансур читает о путях возвращения к Богу: жизнь должна вращаться не вокруг самого человека, но вокруг Бога. Мансур опять чувствует себя грязным, и чем дальше он читает, тем сильнее ему хочется очиститься. Его вниманием надолго завладевает одно из стихотворений:

 
Вода сказала грязному: «Иди сюда!»
Грязный ответил: «Мне стыдно».
Вода ответила: «Как же ты смоешь с себя грехи без меня?»
 

Однако похоже на то, что Мансуру помощи ждать не приходится – ни от воды, ни от Бога, ни от Руми. Иранец, наверное, уже видит перед собой заснеженные хребты Гиндукуша, думает Мансур. Он злится весь день. Смеркается, пора закрывать магазин, забирать отца и братьев, а потом – домой, где предстоит вечер в кругу глупой семейки за очередным блюдом риса.

Когда он опускает решетку на двери и запирает ее на тяжелый висячий замок, вдруг появляется Акбар, иранский журналист. Мансур трет глаза.

– Разве ты не уехал? – изумленно спрашивает он.

– Мы поехали было, но Салангский туннель сегодня закрыт, так что попробуем завтра опять, – отвечает ирландец. – Кстати, я сегодня видел твоего отца, и он попросил меня взять тебя с собой. Мы выезжаем завтра в пять утра, как только кончится комендантский час.

– Он, правда, попросил тебя? – Мансур на мгновение лишается дара речи. – Не иначе как зов Али подействовал. Подумать только, как громко он меня позвал! – бормочет Мансур себе под нос.

Чтобы не проспать, а заодно уверенным, что отец не передумает, Мансур остается ночевать у Акбара. На следующее утро, еще до рассвета, они отправляются в путь. У Мансура с собой только пластиковый пакет, набитый банками кока-колы и фанты, а также пачками печенья с банкой прослойкой и киви. Акбар прихватил еще другого приятеля, Саида, настроение у молодых людей приподнятое. В машине играет музыка из индийских фильмов, все поют в полный голос.

Мансур взял с собой свое маленькое сокровище, кассету с западной поп-музыкой восьмидесятых. «What is love? Baby don’t hurt me, don’t hurt me no more»[13]13
  «Что такое любовь? Милая, не делай мне больно, не делай мне больше больно».


[Закрыть] – раздается из динамиков, оглашая рассветный пейзаж. За полчаса путешествия Мансур успевает съесть первую пачку печенья и выпить две банки колы. Он чувствует себя совершенно свободным. Ему хочется высунуться в окно и завопить: «Эге-ге-й! Али-и-и! Али! Я еду к тебе!».

Они проезжают через незнакомую ему местность. К северу от Кабула лежит долина Шомали, одно из тех мест, что сильнее всего пострадали от войны. Всего несколько месяцев назад здесь падали бомбы с американских самолетов Б-52. «Какая красота!» – кричит Мансур. Издалека плоскогорье действительно очень красиво, на горизонте виднеются покрытые снегом вершины Гиндукуша. Гиндукуш означает «убийца индусов». Во время похода на Кабул в этих горах замерзли насмерть тысячи индийских воинов.

При въезде на плоскогорье в глаза бросаются следы воинов. В отличие от индусов, Б-52 Гиндукуш не остановил. Многие лагеря талибов до сих пор лежат в руинах. Хижины либо превратились в большие кратеры, либо рассыпались от взрывной волны как карточные домики по всей округе. На обочине дороги валяется искореженный металлический остов кровати. Возможно, ее хозяин – талиб даже не успел проснуться. Рядом лежит простреленная циновка. Но большая часть вещей унесена. Уже через несколько часов после бегства талибов местное население растащило по домам тазы для мытья, газовые лампы, ковры и циновки. Нищета здесь такая, что грабить трупы не считается зазорным. Мертвецов, валяющихся лицом в песке или вдоль дороги, никто не оплакивал. Мало того, над трупами еще и надругались: выкололи глаза, содрали кожу, отрезали или отрубили части тела. Это была месть за то, что талибы время терроризировали население долины Шомали.

Здесь пять лет, проходила линия фронта между талибами и войсками Северного альянса под командованием Масуда, и плоскогорье шесть-семь раз переходило из рук в руки. Поскольку фронт постоянно двигался, местное население было вынуждено бежать – либо в сторону долины Паншир, либо на юг, в Кабул. Здесь жили в основном таджики, и те, кто не успел уйти, могли пасть жертвой этнических чисток Талибана. Перед отступлением талибы отравили колодцы, взорвали каналы и запруды ирригационной системы, жизненно важные для населения этой засушливой местности, что до гражданской войны входила в земледельческий пояс Кабула.

Мансур молча смотрит на страшные деревни, через которые проезжает машина. Большинство домов лежит в руинах и взирает на проезжих пустыми глазницами окон. Многие поселения были целенаправленно сожжены Талибаном в попытке отвоевать последнюю, десятую, часть страны, что еще оставалось в руках у Северного альянса, то есть долину Паншир, хребет Гиндукуш и пустыню на границе с Таджикистаном по ту сторону гор. Возможно, талибам это и удалось бы, не случись 11 сентября, заставшего мир вспомнить об Афганистане.

Повсюду валяются останки искореженных танков, разбомбленной военной техники и металлические фрагменты, о назначении которых Мансур может только догадываться. Одинокий человек идет за ручным плугом. Посреди его поля лежит танк. Человек старательно обходит металлический остов, который слишком тяжел, чтобы его можно было оттащить в сторону.

Машина быстро бежит по разбитой дороге. Мансур пытается отыскать родную деревню матери, где он последний раз был лет в пять-шесть. Он тычет пальцем то в одни, то в другие развалины. Вот! Вот! Но одну деревню невозможно отличить от другой. Груды руин, любая из которых могла быть тем местом, он ездил навещать родственников матери. Он помнит, как бегал по тропинкам в поле. Теперь плоскогорье считается одним из самых густо заминированных уголков планеты. Безопасно только на дороге. Вдоль дороги идут дети с охапками хвороста и женщины с ведрами воды. Они стараются не ступать в канавы, где могут прятаться мины. Автомобиль с паломниками проезжает мимо группы людей с миноискателями, которые систематически прочесывают каждый клочок земли и взрывают или обезвреживают мины и снаряды. Каждый день очищается несколько метров. Канавы – смертельные ловушки – заросли дикими невысокими темно-розовыми тюльпанами. Но этими цветами лучше любоваться издалека. Тот, кто захочет их сорвать, рискует лишиться ноги или руки.

Развлечения ради Акбар читает путеводитель, изданный афганским туристическим обществом в 1967 году: «Вдоль дорог стоят дети и продают охапки розовых тюльпанов. Весной вишни, абрикосы, персиковые и миндальные деревья соперничают между собой за внимание путника. Всю дорогу от Кабула он наслаждается цветущим великолепием».

Приятели смеются. Этой весной редко где увидишь одну-другую строптивую вишню, пережившую бомбежки, ракетные обстрелы, трехлетнюю засуху и отравление колодцев. И еще неизвестно, можно ли будет подобраться к ягодам без риска подорваться на мине.

«Местная керамика славится по всему Афганистану. Рекомендуем остановиться и заглянуть в одну из мастерских, расположенных вдоль дорог, где ремесленники создают миски и сосуды, следуя вековым традициям», – читает дальше Акбар.

«Похоже, этим традициям нанесен серьезный удар», – замечает приятель Акбара Саид, который сидит за рулем. На всей дороге до перевала Саланг не видать ни единой гончарной мастерской.

Дорога становится все круче. Мансур открывает четвертую банку кока-колы, выпивает ее и небрежным движением выбрасывает в окно. Лучше уж замусорить обезображенный бомбами ландшафт, чем испачкать автомобиль. Дорога ползет вверх по направлению к самому высокогорному туннелю в мире. Путь постепенно сужается, по одну строну, высятся отвесные скалы, по другую шумит вода – то водопад, то ручей.

«По указанию правительства в реку выпустили форель. Через несколько лет можно ожидать появления жизнеспособной популяции», – продолжает читать Акбар.

Сейчас в реке рыбы больше нет. В годы, последовавшие за изданием путеводителя, у правительства нашлось много других забот помимо разведения форели.

Сожженные танки валяются в самых невероятных местах: внизу в долине, посреди реки, на краю обрыва. Лежат на боку, вверх днищем, целые машины или их части. Мансур принимается их считать и быстро доходит до сотни. Большинство остались от войны с СССР, когда Советская Армия вошла в Афганистан с севера, со стороны среднеазиатских республик, и решила, что соседняя страна у нее в руках. Скоро русским пришлось испытывать на себе удары моджахедов, избравших партизанскую тактику. Моджахеды перемещались среди утесов проворнее горных коз. С наблюдательных пунктов в горах им были отлично видны ползущие внизу, по долине, русские танки. Даже имея в распоряжении одно самодельное оружие, лежащие в засаде партизаны были практически неуязвимы. Они шныряли повсюду, переодетые пастухами, прятали автоматы под брюхом коз и могли атаковать танки в любой момент.