Текст книги "Книготорговец из Кабула"

Автор книги: Осне Сейерстад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Входит младший брат Султана Юнус и тепло приветствует Шакилу. Расспрашивает ее о родственниках и по обыкновению замолкает. Он редко открывает рот во время еды. Он вообще молчальник и почти никогда не участвует в семейных беседах. Да и зачем портить другим настроение своей меланхолией? Юнус предпочитает оставлять свои мысли при себе. Молодой человек – не удовлетворен тем, как складывается его жизнь.

«Собачья жизнь, – говорит он. – Работаешь с утра до вечера, а взамен получаешь только крохи со стола брата».

Юнус – единственный из мужчин в семье, к кому Лейла испытывает симпатию. Она по-настоящему любит этого своего брата. Иногда он приходит домой с подарками для нее – то заколку принесет, то гребешок.

Этим вечером у него на языке вертится вопрос. Но он, как обычно, медлит с ним. Шарифа опережает его.

– С Белкизой ничего не вышло, – говорит она. – Отец согласен, но мать против. Поначалу и она согласилась, но потом поговорила с каким-то родственником, у которого есть сын, помладше тебя, и тот вроде бы хочет жениться на Белкизе. Этот родственник к тому же начал распускать дурные слухи о нашей семье. Так что у меня нет для тебя ответа.

Юнус краснеет и отводит глаза. Ситуация для него крайне мучительная.

Мансур ухмыляется.

– Девочка не хочет выходить замуж за дедушку, – бормочет он про себя, но так, чтобы Юнус слышал.

По лицу Юнуса видно, что его последняя надежда растоптана. Он устал, устал ждать, устал искать, устал ютиться в тесноте чужого дома.

– Чай, – бросает он, чтобы прервать поток красноречия Шарифы, которой неймется объяснить, почему семья Белкизы не хочет отдать за него дочь.

Лейла поднимается. Она расстроена неудачей сватовства брата. Она-то надеялась, что Юнус женится и возмет их вместе с матерью к себе. Они могли бы жить все вместе, Лейла была бы тише воды ниже травы. Она научила бы Белкизу вести хозяйство, брала бы на себя самую тяжелую работу. Белкизе бы даже не пришлось бросать школу. Как хорошо они бы могли зажить. Все лучше, чем у Султана, где никто не ценит ее и ее труд. Султан вечно ворчит, что она неправильно готовит еду, слишком много ест и не слушает Соню. Мансур постоянно досаждает ей своими насмешками и частенько советует убираться на все четыре стороны. «Те, кто ничего не значат для моего будущего, для меня не существуют, – говорит он. – А ты – ты для меня никто. Ты живешь за счет моего отца, пошла вон!» – издевается он, отлично зная, что деваться ей некуда.

Лейла возвращается в комнату с чаем. Слабым зеленым чаем. Она спрашивает Юнуса, надо ли погладить ему завтра брюки. Она только что их постирала, а у Юнуса всего две пары брюк, вот она и интересуется, намерен ли брат завтра надеть чистые брюки. Юнус молча кивает.

«Моя тетя такая глупая, – не устает повторять Мансур. – когда оан открывает рот, я уже знаю, что она хочет сказать. В жизни не видел такой страшной зануды», – издевательски смеется он, передразнивая Лейлу. Он вырос вместе с тетей, которая всего на три года старше его, но ведет себя не как брат, а, скорее всего как маленький командир.

Лейла постоянно повторяет сказанное, поскольку не уверена, что ее слушают. Предметом ее разговора обычно являются бытовые мелочи, потому что в этом заключается ее жизнь. Но она умеет заразительно смеяться, когда болтает с кузинами, сестрами или племянницами, а когда в ударе, так и сыплет увлекательными историями. Тогда у нее на лице сияет зажигательная улыбка. Но только не за семейным столом. Тут она чаще всего молчит. Иногда Лейла сеется плоским шуткам племянников, но, как она объясняет кузинам, «смеются только губы, а не душа».

После рассказа о неудачном сватовстве остаток ужина – первого ужина Шарифы дома – протекает почти без разговоров. Аймал играет с Латифой, Шабнам – с ее куклами, Экбал переругивается с Мансуром, а Султан заигрывает с Соней. Остальные едят в молчании, и вскоре семья отправляется на покой. Шарифу и Шабнам укладывают в комнате, где спят Бибигуль, Лейла, Бюльбюла, Экбал, Аймал и Фазиль. Все лежат на полу плечом к плечу. За Султаном и Соней остается отдельная спальня.

Лейла готовит при свете стеариновой свечи. Это для Султана – он и на работе должен питаться домашней едой. Лейла жарит цыпленка, варит рис, делает овощной соус. Пока еда готовиться, она моет посуду, оставшуюся от ужина. Огонек свечи бросает отсвет на ее лицо. Под глазами у девушки залегли темные круги. Когда все готово, она снимает кастрюли с плиты, заворачивает их в большие полотенца и завязывает сверху узлом, чтобы не сваливались крышки, когда Султан с сыновьями понесут их на работу. Лейла отмывает руки от жира и ложится спать – в той же одежде, в которой ходила днем. Раскладывает циновку, накрывается одеялом и засыпает. Всего через несколько часов раздадутся крики муэдзина и под «Аллах Акбар» для Лейлы начнется новый день.

Новый день, пропитанный тем же вкусом и запахом, что и все остальные. Вкусом и запахом пыли.

Попытка

Как-то раз после обеда Лейла обувает свои уличные туфли на каблуках, накидывает паранджу и выскальзывает из дома. Выходит через покосившуюся дверь мимо тазов с бельем во двор. Она подзывает соседнего мальчика, чтобы сопровождать ее для приличия. Они переходят по мосту через высохшую реку Кабул и исчезает под сенью деревьев одной из редких в городе аллей. Идут мимо чистильщиков обуви, торговцев дынями и булочников. И праздношатающихся. Этих Лейла больше всего боится. Мужчин, у кого есть время – и желание – глазеть по сторонам.

Листва на деревьях в кои-то века зеленая. За последние три года в Кабуле не упало ни капли дождя и почки сгорали под палящимися лучами, не успев распуститься. Этой весной, первой после падения Талибана, дождь шел часто – прекрасный, благословенный дождь. Конечно, чтобы вновь наполнилась река Кабул, воды не хватило, зато выжившие деревья вновь зазеленели. И пыль улеглась. Мелкая пыль – проклятие Кабула. После дождя она превращается в глину, а в сухом состоянии носится над землей, забивая нос; от нее воспаляются глаза, першит в горле, саднит в легких. Этим утром опять прошел дождь, и все вокруг зазеленело. Но сквозь плотную ткань паранджи влажный воздух проникнуть не может. Лейла чувствует только собственное нервное дыхание и пульсацию крови в висках.

На одной из многоэтажек Микрорайона – дома номер четыре – большая вывеска с надписью: «Курсы». На улице стоят длинные очереди желающих записаться на курсы – чтения, письма, компьютерной грамотности. Лейла собирается на курсы английского. Два человека у входа проводят регистрацию. Лейла платит сбор и встает в очередь новичков, ищущих свой класс. Они идут по лестнице в низ и спускаются в подвал, напоминающий бомбоубежище. Стены исчерканы пулями. Во время гражданской войны здесь, прямо под жилыми квартирами, находился военный склад. «Классы» отделены друг от друга тонкими перегородками. В каждом из них доска, указка и несколько скамей. Кое-где даже стоят парты. Слышится низкий гул голосов, воздух в подвале постепенно нагревается от дыхания пришедших.

Лейла находит свой класс. Над входом написано: «Английский для продолжающих, первый уровень». Она пришла одной из первых – в классе сидит только несколько длинных парней.

Неужели такое может быть, парни в классе, думает Лейла. Она уже собирается развернуться и идти домой, но берет в себя в руки. Садится за последнюю парту. В противоположном углу она замечает двух девушек. Девушки сидят тихо как мыши. Гомон в соседних классах перерастает в ровное гудение. Кое-где его вспарывают в резкие голоса учителей. Время тянется, а преподаватель английского не идет. Парни принимаются писать на доске разные слова: pussy, dick, fuck. Лейла делает вид, что ее это не интересует. Украдкой она раскрывает под партой словарь, англо-персидский, но таких слов там нет. Лейле становится все больше не по себе. Она одна – или почти одна – наедине с толпой юношей – ровесников, а кое-кто даже постарше. Она не должна была сюда приходить, теперь она горько раскаивается. А вдруг кто-нибудь из парней заговорит с ней? Какой стыд! А ведь она даже сняла паранджу. Подумала, что негоже сидеть в классе в парандже. Так что теперь все видели ее лицо.

Входит учитель, и парни торопливо стирают написанное с доски. Начинается урок, который становится для Лейлы настоящей пыткой. Все должны представиться, сказать, сколько им лет и еще пару слов по-английски. Учитель, высокий худой человек, машет указкой в ее сторону. Лейла встает, начинает говорить. Ей кажется, что она выворачивает душу наизнанку перед всеми этими парнями. Она запятнала свою честь, показала свое лицо. И о чем она только думала, когда записалась на эти курсы? Она ведь даже не могла себе представить, что юноши и девушки будут учиться в одном классе. Ни за что на свете. Это не ее вина.

Она не смеет уйти. Учитель может спросить, что с ней. Но как только урок заканчивается, она стремглав выбегает из класса. Накидывает паранджу и бежит прочь. И снимает ее только дома, в безопасности.

– Какой ужас! В классе были парни!

Домашние открывают рот от удивления.

– Нехорошо, – говорит мать. – Больше ты туда не пойдешь.

Да у Лейлы в мыслях не было вернуться. Пуская талибов в Кабуле больше нет, зато их поучения засели у нее в голове. А также в головах Бибигуль, Шарифы и Сони. Женщины были рады, когда талибов прогнали: теперь можно слушать музыку, танцевать и красить ногти – пока никто не видит, и они могут спрятаться под паранджой, Лейла – истинное дитя своего времени, отмеченного гражданской войной, правлением мулл и талибов. Дитя, вскормленное страхом. Она чуть не плачет от отчаяния. Ей так хотелось вырваться из дома, заняться настоящим делом, научиться чему-нибудь. И вот эта попытка провалилась. Пять лет женщинам запрещали учиться. Теперь, когда это разрешено законом, она запрещает сама себе. Все же она могла бы продолжать учебу, если бы только Султан позволил ей ходить в гимназию. Есть такая, специально для девочек.

Лейла усаживается на полу в кухне и принимается рубить лук и крошить картошку. Тут же сидит Соня – ест яичницу и кормит грудью Латифу. Сейчас Лейла просто не в состоянии с ней говорить. Эта тупица не может даже выучить азбуку. Да она толком и не пыталась. Султан нанял ей частного преподавателя, чтобы научить чтению и письму. Но в Сониной голове ничего не задерживалось, на каждом уроке приходилось начинать все сначала. За два месяца ей удалось запомнить всего пять букв, и тогда она сдалась и попросила Султана оставить эту затею.

У Мансура сама идея обучения Сони вызвала смех. «Когда у человека есть все и он не знает, чего бы ему еще пожелать, он пытается научить своего осла говорить», – громко изрек он и засмеялся. Даже Лейла, которая не выносит шуточек Мансура, не смогла удержать смех.

Лейла чувствует себя выше Сони, поправляет ее и наставляет, когда та говорит какую-нибудь глупость или делает что-то не так, – но только не при Султане. Для Лейлы Соня остается темной деревенской девчонкой, попавшей в приличное общество исключительно благодаря красоте. Вторая жена брата раздражает ее – из-за тех привилегий, которыми пользуется, а еще потому, что рабочая ноша так неравно распределяется между ними, ровесницами. Против самой Сони она ничего не имеет. Та обыкновенно целыми днями сидит сиднем, наблюдая за происходящим вокруг с мягким, отсутствующим выражением лица. На самом деле она не лентяйка, в родительском доме, в деревне, Соня слыла работящей. Это Султан не позволяет ей палец о палец ударить. В отсутствие Султана она охотно берется за дело. И все равно Лейлу она раздражает. Целыми днями Соня ожидает, когда Султан придет с работы, и, заслышав его шаги, тотчас бежит к двери. Пока он в отъезде по делам, Соня ходит по дому с немытой головой в заношенной одежде. Когда же он дома, она пудрит белой пудрой свою темную кожу, подводит глаза и красит губы.

Соне было шестнадцать лет, когда она из ребенка превратилась в жену. Перед свадьбой она горько плакала, но, будучи хорошо воспитанной, послушной девушкой, вскоре примирилась с судьбой. Ее приучили ничего не требовать от жизни, да и Султан с умом использовал два месяца помолвки. Он подкупил ее родителей, чтобы те разрешили ему проводить время наедине с дочерью еще до свадьбы. По правилам между помолвкой и днем свадьбы жених и невеста видеться не должны, хотя мало кто соблюдает этот запрет. Но одно дело – ходить на рынок за предметами домашнего обихода, и совсем другое – проводить вместе ночи. Это было неслыханно. Когда старший брат Сони узнал, что Султан подкупил родителей, дабы войти в спальню Сони, не дожидаясь первой брачной ночи, то схватил нож и хотел, было вступить за честь сестры. Но и воинственного брата удалось умаслить при помощи звонкой монеты, так что Султан продолжал делать то, что считал нужным. По его мнению, все это делалось на благо Сони.

«Ее нужно подготовить к первой брачной ночи, она еще очень молода, а я опытный мужчина, – объяснял он родителям девушки. – Если мы начнем проводить время вместе уже сейчас, первая ночь не станет для нее таким потрясением. Но я обещаю оставить ее нетронутой», – заверял он. Шаг за шагом он начал готовить свою шестнадцатилетнюю невесту к брачной ночи.

Теперь, по прошествии двух лет, Соня совершенно удовлетворена той однообразной жизнью, которую ведет. Для нее это предел мечтаний – сидеть дома, иногда навещая родственников и принимая их у себя, время от времени получалось от Султана платье в подарок, а раз в пять лет – золотой браслет.

Как-то, отправляясь в Тегеран в деловую поездку, Султан взял Соню с собой. Вернулись, они только через месяц, и женщины из Микрорайона сгорали от нетерпения узнать, что ей удалось увидеть заграницей. Но Соне нечего было им поведать. Они жили у родственников, она как всегда занималась Латифой. Тегеран видела только мельком, да и не было у нее желания осматривать город. Единственное, что произвело на нее впечатление, – базар в Тегеране, где продаются куда более роскошные вещи, чем в Кабуле.

Цель жизни для Сони – родить побольше детей. А точнее, сыновей. Она снова забеременела и до смерти боится, что опять родит девочку. Когда Латифа начинает стягивать с матери шаль или хочет поиграть с ней, Соня дает дочери оплеуху и оправляет материю. Есть примета, что если последний родившийся ребенок играет с материнской шалью, значит, следующей на свет появится девочка.

– Если я рожу девочку, Султан возьмет себе третью жену, – обращается она к Лейле, нарушая затянувшееся молчание.

– Он так сказал? – изумленно спрашивает Лейла.

– Да, вчера.

– Он просто хотел тебя попугать.

Соня не слушает.

– Только бы не девочка, только бы не девочка, только бы не девочка… – бормочет она про себя, и убаюканная монотонным голосом матери дочка засыпает, не выпуская, соска изо рта.

Глупая корова, думает Лейла о своей невестке-ровеснице. Ей неохота разговаривать с Соней. Лейла должна вырваться отсюда, она знает это. Она знает, что не может просиживать целыми днями дома с Соней, Шарифой, Бюльбюлой и матерью. Я сойду с ума. Я так больше не могу, повторяет она про себя. Это не мой дом, не моя жизнь.

Она вспоминает Фазиля, то, как с ним обошелся Султан, именно история с Фазилем и стала той последней каплей, что заставила ее признать: пора строить самостоятельную жизнь. Тогда-то она и решила записаться на курсы английского.

Одиннадцатилетний мальчик работал изо дня в день, таская ящики с книгами, по вечерам ужинал с родственниками и спал, свернувшись калачиком на циновке под боком у Лейлы. Фазиль – старший сын Мариам, племянник Лейлы и Султана. У Мариам с мужем нет денег, чтобы прокормить всех детей, и когда Султану понадобился помощник, они с радостью согласились отдать Фазиля в дом старшего брата. Взамен мальчик должен был ежедневно по двенадцать часов надрываться в магазине. С родителями он виделся только по пятницам, в выходной, когда его отпускали домой в деревню.

Но Фазилю нравилось у дяди. Днем он прибрался в магазине и таскал ящики, вечером играл и боролся с Аймалом. Один Мансур омрачал его существование – мог ни с того ни с сего дать подзатыльник, а за малейшую оплошность бил кулаком по спине. Но и на Мансура, случалось, находил добрый стих, тогда он шел с Фазилем в магазин и покупал ему новую одежду или водил обедать в ресторан. Фазиль вообще был доволен, что вырвался из своей грязной деревушки. Только одним прекрасным вечером Султан сказал: «Ты мне надоел. Возвращайся домой. И чтоб я тебя в магазине больше не видел».

Домашние лишились дара речи. Султан ведь обещал Мариам заботится о мальчике в течение года. Никто не произнес ни слова. Даже Фазиль. И только улегшись на свою циновку, он дал волю слезам. Лейла пыталась его утешить, но сказать было нечего, слово Султана – закон.

Наутро она уложила скудные пожитки мальчика и отправила его домой. Ему самому придется объяснять матери, почему дядя отослал его. Что он надоел Султану.

Лейла кипела от ярости. И как мог Султан так обойтись с Фазилем? Следующей, кого он выгонит из дома, может стать она. Надо что-нибудь придумать.

У Лейлы в голове возник новый план. Однажды утром, дождавшись ухода Султана с сыновьями, она надела паранджу и опять выскользнула из дома. Опять попросила соседнего мальчика сопровождать ее. На этот раз она пошла в совершенно другую сторону, оставила за спиной Микрорайон и разбомбленную бетонную пустыню. Дома на окраине почти полностью разрушены и не пригодны для жилья. Но несколько семей нашли пристанище в этих руинах и живут за счет того, что удается выпросить у соседей, почти таких же нищих, но все-таки с крышей над головой. Лейла пересекает маленький лужок, где стадо коз щиплет чахлые кустики травы, пока пастушонок дремлет в тени единственного выжившего дерева. Здесь проходит граница между городом и деревней. По другую сторону луга начинается деревня Дех-Худайдад. Сначала Лейла заходит к старшей сестре Шакиле.

Ворота открывает Саид, старший сын Вакила, муж Шакилы. На одной руке у Саида не хватает трех пальцев. Он лишился их при взрыве аккумулятора, который чинил. Но другим Саид говорит, что напоролся на мину. Так оно солиднее – звучит почти как ранение, полученное при войне. Лейле он не симпатичен, она считает его неответственным и глуповатым. Он не умеет ни читать, ни писать, говорит как мужик. Как и Вакил. При виде Саида Лейла вздрагивает. Он криво ухмыляется, а когда она проходит мимо него, гладит по парандже. Лейла опять вздрагивает. Вздрагивает от мысли, что ее могут отдать за него. Многие в семье очень бы этого желали. Шакила с Вакилом как-то приходили поговорить с Бибигуль.

«Слишком рано», – ответила Бибигуль, хотя на самом деле Лейле уже пора выходить замуж.

«Самое время», – сказал Султан.

Лейлу никто не спрашивал, впрочем, даже если бы и спросил, она бы ничего не ответила. Воспитанная девушка не отвечает на вопрос, нравиться ей тот или иной человек или нет. Но она очень-очень надеялась, что избежала этой напасти.

Покачивая бедрами, подошла Шакила. С довольной улыбкой на лице. Зря они все так боялись, брак с Вакилом оказался в высшей степени удачным. Вакил разрешил ей преподавать биологию в школе. Дети ее обожают, а она вытирает им носы и стирает одежду. Она уговорила мужа починить дом и выпросила денег на покупку новых занавесок и подушек. И отправила всех детей в школу. Образование детей Вакил и его первая жена изрядно запустили. Старшие сыновья начали, было жаловаться, что им стыдно учиться вместе с малышней. На это Шакила сказала только: «Потом будет еще стыднее».

Шакила вне себя от счастья, что наконец-то у нее есть муж. Глаза сияют, как у влюбленной. После стольких лет затянувшегося девичества она наслаждается своей новой ролью замужней женщины.

Сестры целуют друг друга в обе щеки. Натягивают через голову паранджу и выходят за ворота. Лейла в черных уличных туфлях на каблуке, Шакила в своих белых лодочках на высоченных шпильках, которые надевала на свадьбу. Когда нельзя показывать ни лицо, ни волосы, ни тело, обувь приобретает особое значение.

Они осторожно переходят лужи, огибая застывшие комья глины и глубокие автомобильные колеи, направляясь к школе. Лейла хочет попробовать устроиться туда учительницей. В этом-то и заключается ее тайный план.

Шакила поговорила с администрацией сельской школы, где работает. Там не хватает учителя английского. Хотя сама Лейла закончила только девять классов, она полагает, что вполне сможет обучать английскому начинающих. Когда она жила в Пакистане, то ходила на дополнительные вечерние курсы английского.

Школа прячется за высокой глиняной стеной. На выходе сидит пожилой охранник. Он следит за тем, чтобы в школу не проникали посторонние, в особенности мужчины, потому что это школа для девочек и все учителя – женщины. Во дворе, где раньше росла трава, теперь выращивают картофель. К стене, окружающей картофельное поле, пристроены комнаты. Это классы, состоящие из одной общей стены и боковых перегородок. Четвертая стена, со стороны двора, отсутствует. Таким образом, директору всегда видно сразу все, что происходит во всех классах. В комнатах несколько скамеек, стол и доска. Столов и стульев хватает только на самых старших девочек, остальные же сидят на полу и смотрят на доску. У многих учениц нет денег на тетради, и они пишут на собственных маленьких досках или где-то найденных листах бумаги.

В школе царит настоящий хаос, каждый день приходят новые ученицы, классы все больше разрастаются. Власти сделала все, чтобы обеспечить успех своей образовательной кампании. По всей стране висят огромные плакаты с изображением счастливых детей с книгами под мышкой. «Назад в школу», – гласит единственная надпись, остальное рассказывают картинки.

Лейла с Шакилой появляются как раз в тот момент, когда дама-инспектор разговаривает с молодой женщиной, желающей поступить в школу. Та утверждает, что закончила три класса и хочет пойти в четвертый.

– Я не могу найти тебе в наших списках, – говорит инспектор, перелистывая ученическую картотеку, которая чудом уцелела за время Талибана, завалявшись в каком-то шкафу.

Женщина молчит.

– Ты умеешь читать и писать? – спрашивает инспектор.

Женщина медлит с ответом. Наконец она сознается, что никогда не посещала школы.

– Но мне бы так хотелось пойти в четвертый класс, – шепчет она. – Первоклашки такие маленькие, мне будет стыдно учиться вместе с ними.

Инспектор говорит, что, если посетительница хочет хоть чему-нибудь научиться, придется ей начать с самого начала, пойти в первый класс. Там собраны дети разных возрастов, от пятилетних до подростков. Она будет самой старшей. Женщина благодарит и уходит.

Теперь настала очередь Лейлы. Инспектор ее отлично помнит. Лейла училась в этой школе до прихода талибов. Инспектор только рада взять ее на место учительницы.

– Но сначала ты должна пройти регистрацию, – говорит она. – Тебе надо пойти в министерство образования, подать свои документы и попросить у них разрешения работать у нас.

– Но у вас же нет учительницы английского. Не могли бы вы сами попросить их за меня? Или я могла бы начать работать уже сейчас, а зарегистрироваться позднее.

– Нет, сначала ты должна получить разрешение на работу у властей. Таковы правила.

Открытый коридор оглашает крики и шум – это возятся маленькие ученицы. Учительница хлещет их большой веткой, чтобы утихомирить, и они разбегаются по своим классам.

Подавленная Лейла выходит за ворота школы, и крики девочек постепенно смолкают у нее за спиной. Она уныло бредет домой, даже забыв, что никто ее не сопровождает и обута она в туфли на высоких каблуках. Как ей добраться до министерства образования тайком от домашних? Она надеялась сначала найти работу и только потом рассказать об этом Султану. Если бы он узнал о ее планах заранее, то наверняка бы запретил, но будь у нее работа, может, и разрешил бы продолжать. В любом случае преподавание отняло бы всего лишь пару часов в день, она бы просто вставала еще раньше и работала бы еще больше.

Ее аттестат остался в Пакистане. У Лейлы опускаются руки. Но потом она вспоминает о своем жилище в Микрорайоне, темной квартире с пыльными полами, и идет к ближайшему телеграфу. Звонить родственникам в Пешавар и просит отыскать ее документы. Они обещают помочь и отправить бумаги с какими-нибудь общими знакомыми, едущими в Кабул. Почта в Афганистане по-прежнему не работает, так что все письма и посылки отправляют по большей части со знакомыми.

Бумаги приходят через несколько недель. Следующий шаг – это визит в министерство образования. Она обращается за помощью к Юнусу, но ему не нравится ее идея. Зачем ей работать? «Никогда не знаешь, что из этого может выйти, – говорит он. – Лучше сиди дома и ухаживай за своей старой матерью».

Даже любимый брат не хочет помочь. Она спрашивает Мансура, но племянник только фыркает в ответ. Лейла не знает, что делать. Учебный год давно в разгаре. «Теперь уже слишком поздно, – говорит мать. – Подожди до следующего года».

Лейла в полном отчаянии. Да и на что оно мне сдалось, это преподавание, уговаривает она себя, чтобы было легче похоронить свой план. Может быть, мне и не хочется работать учительницей?

Лейла спотыкается. Увязает в болоте традиций, задыхается в пыли обычаев. Ее опутывают сети вековой системы, что обрекает на прозябание половину населения страны. Министерство образования находится всего в получасе езды на автобусе от дома Лейлы. Непреодолимое расстояние для нее. Лейла не привыкла бороться, она привыкла сдаваться. Но должен же существовать хоть какой-то выход. И она его найдет.