Текст книги "Будешь моей мамой? (СИ)"
Автор книги: Оливия Лейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Глава 10
Саша
– Дети, садимся и берем ручки! – в третий раз крикнула. Я думала, со спокойной Сабиной будет полегче, чем с деятельным Тимой, но такими темпами из папиной принцессы она превратится в кудрявого пацаненка. Мой сын сейчас не ходил в садик и устроил его здесь, по крайней мере, активную часть: Тима учил подругу лазить по деревьям, играть в московские прятки, копать червяков, мастерить удочки из палок и лески. Втроем мы ходили на гребной канал и удили рыбу. Естественно, ничего не ловилось, но время проводили здорово. Покрывало, бутерброды, ягодный морс и ласковое летнее солнце.
– Тима, Сабина! – снова выглянула в окно. Я купила прописи, будем ставить почерк перед школой. Сыну на следующий год идти, а юная Сафарова чтобы не скучала. Она способная девочка, и ей нравилось не отставать от Тимоши. Это хорошо: соревновательный интерес – отличный мотиватор. – Что такое… – нахмурилась. – Вот черт!
Сабина упала и разодрала колени: не сильно, но достаточно, чтобы ее отец настучал мне по шапке. Какой ребенок не сбивал коленки в детстве! Я сама мама, и мой сын летом в принципе не ходил с целыми, но есть опасение, что господин Сафаров считал иначе.
– Что случилось? – усадила девочку в плетеное кресло у накрытого бассейна. – Тима?
– Бегали… – опустил глаза, виноватым себя считал. – Но Саби вообще не плакала! Вообще! – начал нахваливать. Сабина широко улыбнулась. Хм, ей важно, что Тима думал о ней. Как они сдружились, удивительно! Или нет… Родная кровь-таки.
– Не больно? – подула на детские коленки. Губы задрожали: больно, но готова терпеть.
– Нужно обработать, – вздохнула. – А потом съедим по булочке с молоком, идет?
Уже на кухне я смотрела на этих двух хитрюг, которые уговорили меня отменить правописание, потому что один боец раненый. Пишем вроде не ногами, но я согласилась.
После отбоя я мониторила сайт детского научного лагеря, про который упомянул Адам. Сын загорелся идеей: постоянно спрашивал, ждал, переживал. Я запретила ему напоминать о своеобразном обещании: Адам врач и занятой человек, ему вполне могло быть не до того. Или забыл. Возможно, внял моим словам и лезть с опекой больше не станет. Только вот ребенок уже загорелся… Мне жалко было разочаровывать и расстраивать сына, куплю ему путевку сама, без помощи «работодателя».
– Сколько?! – тупо пялилась в экран телефона. Это цена или номер счета в швейцарском банке?! За смену в три недели просили двести тысяч! Двести! Это всего на треть меньше моей месячной заработной платы. Сафаров платил мне триста тысяч. Это много. Такая зарплата у очень опытных нянь, которые брали на себя еще функцию повара, уборщицы и гувернантки. Я что-то из этого делала, но по минимуму: готовила в основном Роза Эммануиловна; убирать приходили; обучением, да, старалась заниматься: читать, писать, а Тимошау меня сам развивался и Сабину развивал всесторонне.
Что же с лагерем делать? Лишних денег у меня не было никогда: все уходило на ипотеку, бытовые расходы, одежду, питание. Но мой кредит закрыл Сафаров: я зачла это как алименты сыну и моральный ущерб, чтобы не чувствовать себя продажной женщиной. У меня на карте тысяч двадцать лежало бы, если бы Адам не выплатил мне жалование авансом. В принципе, если подзатянуть пояса (в этом я мастер восьмидесятого уровня!) то можно сделать подарок сыну. Я хотела новый телефон на день рождения для него – мой старый, которым пользовался, едва тянул даже стандартный мессенджер. Ладно, потерпит, перед школой купим новый.
Я заполнила заявку, приготовилась ждать ответа, но практически сразу пришел отказ. Мест нет. Вот и все, вопрос решился сам собой. Надеюсь, Тимоша не сильно расстроится. Не так, как я сейчас…
Делай аборт, дура! Что ты сможешь дать ребенку! Нищета и безотцовщина!
Так мне сказал отец, когда обратилась за помощью. совсем туго было, мне всего-то угол на несколько месяцев понадобился. Хозяйка случайно узнала, что я беременна, и велела съехать до рождения малыша: ей проблемы с пожилыми соседями не нужны и вообще с детьми и животными не сдает. Вот так: ребенок равен щенку.
Поскольку собиралась в декрет, думала, в Ярославль к отцу поеду: рожу спокойно, полгода с малышом проведу не на съемном жилье, а выплаты и деньги, которые удалось бы сэкономить, на первый взнос отложу – в жизни как-то нужно устраиваться.
Отец меня не принял и в грубой форме посоветовал избавиться от ребенка. Потому что я ничего не смогла бы ему дать: достойного детства, достатка и безопасности, билета в будущее. Иногда казалось, что папа прав. Вот и сейчас я чувствовала вину перед сыном: хотела бы дать ему все лучшее, да хотя бы море показать! Черное, наше! Я и сама видела большую воду всего раз, и это тоже дело рук Сафарова. Две недели в Греции: Эгейское море, белоснежный Санторини, вилла в густых зарослях винограда и только мы. Это было прекрасно, горячо, нежно и ярко. Тогда мне казалось, что сильнее любить уже просто некуда. Я вся, целиком и полностью, была в нем. Тонула, горела, с ума сходила. Наверное, там получилось зачать, мы слишком увлеклись друг другом…
Нам было хорошо друг с другом и в постели тоже. Наверное, поэтому Адам цеплялся ко мне и снова пытался втянуть в себя. Томно в глаза заглядывал, в губы шептал, нежно обнимал. Адамом просил звать, нежно, трепетно, как раньше…
Зачем? Вероятно, чтобы закрывать все потребности не выходя из дома: одна любовница на работе; вторая тоже под рукой. Удобно. Сафаров всегда ценил комфорт. Даже его забота о моем сыне – способ повысить удобство и погоду в доме: заполучить мою благодарность и добиться зависимости. Не выйдет! Я больше не Олененок. Я смогу сама! Сама… Только почему-то я чувствовала себя беспомощной и виноватой.
– Мам, что, вообще никак? – я объяснила сыну, что с лагерем ничего не выйдет.
– Сабина, ты будешь молочный супчик, или тебе кашу сварить?
Роза Эммануиловна уехала на несколько дней, и за завтрак отвечала я. Вообще няня не обязана, но как можно оставить детей голодными. И некоторых родителей тоже. Для Адама я сделала шакшуку и подрумянила на сливочном масле чиабатту. И кофе, черный, густой, две минуты на открытом огне в медной турке. Да, я все еще помнила: не хотела делать как ему нравится, но руки сами, мышечная память.
Сабина кивнула, и я поставила перед ней горячий суп с маленькими макаронами. Тима не ел, ложкой расстроенно вылавливал лапшу и складывал на бортики.
– Тима, не получается. Я вчера узнавала, – и покачала головой. – Нет мест.
– Дядя Адам обещал… – заикнулся сын, но я не позволила развить тему. Не нужно привыкать к помощи чужих, в особенности тех, кто уже забыл о своих обещаниях.
– Нет, Тимофей! – и тише добавила: – Это слишком дорого. Мы не можем позволить себе этого. Просто не можем.
Да, такая правда жизни. Чтобы не отвыкать от халявы, лучшек ней не привыкать.
– Доброе утро, – Адам вошел при полном параде. Сорочка белоснежная, брюки темно-синие, на запястье массивные часы с золотым браслетом – сороки-белобоки на него нет! Волосы убраны назад, отрывая красивое лицо с густыми темными бровями и ресницами, слишком кокетливо загнутыми – повезло; ворот рубашки свободно распущен, кожа бронзовая, и это не загар – Адам везде такой. Свеж, пахуч, доволен. Единственное, что выбивалось из образа, – плюшевые тапочки с мишками. Мило. А еще взгляд слишком цепкий и острый, а улыбка на губах отдавала горечью. Сколько он слышал из нашего диалога?
– Привет, доча, – поцеловал Сабину, а моему сыну протянул крепкую крупную ладонь: – Здорово, Тим.
– Здравствуйте, – он пожал, но губы все еще были обиженно надуты. Тима никогда не высказывал и не психовал, не получая желаемое, даже маленьким в магазинах не хватал товар в надежде, что я сжалюсь и куплю. От этого было еще горше: ребенок даже в нежном возрасте усвоил, что лишних денег у нас нет. Для кого-то это хорошо – не канючит, но для нашей семьи это маркер – эконом-класс.
– Что кислые с утра?
Я промолчала. Сын тоже. Только Сабина в блокноте старательно вывела «мы сладкие».
Затем еще что-то, но показала исключительно отцу.
– Тим, я замотался на работе, забыл про лагерь, – честно признался. – Сегодня займусь вопросом.
Я распахнула глаза и молча наблюдала. Ну зачем?! Это про себя орала. Я ведь все уже решила! Если не получится, то Тимофею будет еще обиднее.
– Не нужно, – Тима поднял глаза на Сафарова, сидя рядом с ним. Темная голова склонилась к светлой: подбородки одинаково подняты, даже брови сдвинуты узнаваемо. Разве можно этого не видеть! – Для нас это очень дорого, – рационально рассуждал сын. Он не сказал, что я против или у меня нет денег. Мы – семья, и мой сын этого не забывал! – И мест нет, – вздохнул.
– Ну-у-у, – протянул Адам, – два места точно будет! – уверенно заключил.
– Два? – Тима вскинул голову и как-то усиленно заработал ложкой.
– Конечно! – воскликнул Адам и широко улыбнулся, подмигнув дочери. – Саби тоже хочет с тобой, а ей защитник нужен! Куда она без тебя?!
Сабина активно закивала, а Тима посмотрел на меня вопрошающе. Слово за мной, против меня сын не пойдет, а я… Я хотела видеть его счастливые глаза. Да, отец мог бы дать ему больше в плане финансов, сейчас это заметно невооруженным глазом. Две разные жизни, буквально на контрасте.
– Вы ешьте, – вымучила улыбку. – Приятного аппетита, – поставила перед Адамом горячую сковороду с шакшукой.
– А ты? – спросил он, хмурясь на мои попытки уйти из малой столовой. Небольшой закуток на солнечной стороне с выходом на террасу. Очень домашнее место, семейное: с витражами, зеленой лужайкой и уютными креслами вместе чопорных стульев.
– Я не голодна, – отмахнулась. Не хотела садиться с ними. Это слишком. Это слишком ярко демонстрировало, какими мы могли бы быть.
– Садитесь, Александра, – Сафаров лично помог мне. – Сделать вам бутерброд?
Мы смотрели друг на друга с минуту. Он жене умел!
– А сделайте!
Через двадцать минут, уже даже дети успели поесть и убежать, а шакшука остыть, передо мной поставили красивую тарелку с горячим сэндвичем с яйцами и рыбой, нарезанную брынзу и помидоры черри – так, для украшения. Удивил!
– Вкусно, – поблагодарила, облизнув губы. М-м-м, майонезик!
– Кофе потрясающий, – Сафаров не спускал глаз с моих губ. Я даже застеснялась. – Ты варишь его как истинная дагестанская женщина.
– Адам Булатович, – проигнорировала замечание, – если у вас действительно получится с лагерем, за Тимошу вычтите сумму из моей зарплаты.
Так будет честно и справедливо! Мой сын – моя ответственность!
– Саш, ты серьезно думаешь, что я возьму с тебя деньги?
– Сафаров, а когда ты стал олигархом? – не выдержала я. – Ты же деньги не рисуешь, в самом деле!
У него хороший дом в престижном районе, руководство одним из лучших в столице медицинских центров, а операция у Сафарова, если она не по квоте, стоила сотни тысяч рублей, и те не менее он не миллионер. Деньги он зарабатывал, а не из воздуха делал!
– Слушай, вай, красавица, – парадировал акцент и манеру разговора прямо из популярных мемов, – за мной целая диаспора: орехами, специями, сыром торгуем!
Я рассмеялась. Забыла, что у него интеллектуальный труд шел рука об руку с точками на
рынках. Может, неу Адама лично, но у семьи и родни точно, а их очень много!
– Я настаиваю.
– И я настаиваю, – быстро принялся за шакшуку. – Корми меня и пои своим волшебным кофе, и мы в расчете.
– Но… – не успела: доел и убежал.
Днем у нас с детьми были планы: я обещала им сходить в кино на новый мультфильм, а они мне – терпеливо пробежаться по магазинам. Адам попросил обновить гардероб дочери к осени и передал мне свою банковскую карту для необходимых трат. Я посмотрела бирки на ее нарядах, иногда просто кукольных, чтобы примерно представлять, какие магазины нам нужны. Да, это не стандартный детский массмаркет. Я лично не видела нужды покупать детям футболки по пять-семь тысяч за штуку, но дело хозяйское. Обувь да, нужна хорошая, удобная, правильная.
– Я позвоню, когда нас нужно будет забрать, – договорилась с водителем. Все-таки личное авто – очень удобно, особенно если не нужно быть за рулем. Права у меня были, а вот на машину я пока копила. Тренировалась в основном на кошках, точнее, на каршеринге.
До мультфильма было время, и мы даже успели кое-что прикупить. Хорошо, что Тимоша, как и многие дети, не любил выбирать и примерять одежду – соответственно и не обижался, что ему ничего не купили: джинсы, футболка, кроссовки – что еще пацану нужно для счастья?!
– Мам, давай бургеров поедим и картошку фри, а?
Я очень тяжело вздохнула. Сабина фастфуд не ест, меня предупреждали.
– Пожалуйста-препожалуйста! – сложил руки в молитве.
– Саби, – достала из сумки блокнот, – ты чего-нибудь хочешь? Голодная?
Она взяла его и написала, что не пробовала картошку фри. Никогда. Ясно. Ее отец точно меня убьет… Няня еще и с медицинским образованием, а детей гадостью и трансгенными жирами кормить собралась!
Мы едва успели подняться на четвертый этаж торгового центра: я с пакетами, сумочкой, телефоном, который звонил как всегда не вовремя, и, естественно, детьми. Нападения я никак не ожидала.
– Сабина, крошка моя! – женщина лет шестидесяти, в платке и платье в пол смотрела на маленькую Сафарову, не мигая. Меня испугал этот взгляд, и Сабину тоже: она крепко стиснула мою руку, а выглядела абсолютно потерянной и испуганной.
– Кто вы? – я выступила вперед, закрывая собой детей. Женщина явно знала нашу Саби, но реакция девочки меня беспокоила, как и ищущий, алчно-безумный взгляд незнакомки.
– Я кто? – она подняла глаза на меня, словно только заметила. – Это ты кто?! Почему моя дочь у тебя?!
Дочь?! Я была шокирована. Нет, эта женщина никак не могла быть матерью Сабины! Она умерла, а эта даже по возрасту не подходила!
– Ты украла ее! – и бросилась на меня, пытаясь вытащить из-за спины Сабину.
– Прекратите! Что вы делаете?! – я отбивала ребенка от сумасшедшей. Сабина рыдала и хваталась за меня.
– Пустите маму! Пустите! – звенел голосом Тимоша. Он приучен уважать старших, но сейчас не знал, что делать: раньше не видел настолько неадекватных взрослых.
– Она украла у меня ребенка! Дочку украла! – женщина голосила на весь торговый центр. Нас начали окружать люди: кто-то снимал на телефон, кто-то пытался разобраться, охрана тоже подключилась.
– Что здесь происходит?! – в круг вступил какой-то мужчина, как раз в момент, когда ненормальная пыталась вцепиться мне в волосы, а двое охранников не давали этого сделать.
Мужчина достал из кармана пиджака какую-то корочку и показал охране.
– Вызывайте наряд, – властно отдавал приказы. Явно из органов: слишком уверенно и с толком распоряжался. – Разнимите их, живо, – и сам кому-то позвонил, глядя почему-то на меня.
Я несла на руках Сабину, обхватившую меня обезьянкой и тихо хлюпающую носом. Тиму крепко держала за руку. Пакеты с покупками даже не знаю где.
– Все хорошо, – поцеловала кудрявую макушку. – Не плачь, малыш. Я здесь, – уговаривала Сабину. Тима тоже с глазами по пять копеек.
Господи, это какой-то кошмар! Сюрреализм, не иначе. Разве такое бывает с обычными людьми?!
– Ты как? – сжала пальцы сына, спрашивая одними губами. Огромные сафаровские глаза широко и испуганно распахнуты, точно так же, как и у Сабины. Это их наследие от отца. Общего папы.
– Нас посадят в тюрьму? – сглотнул Тима. Да, женщина продолжала обвинять меня и требовала отобрать Сабину.
– Нет! Конечно, нет! – но сама была не уверена. Страшно. Нас устроили в маленькой комнате с мониторами и холодными стенами. Полиция приехала быстро. Очевидно, что мужчина с удостоверением не простой оперативник, или как их там называли?
– Товарищ майор, здесь допрашивать или в отделение везти?
Мужчина строгим острым взглядом прошелся по нашим лицам и остановил взгляд на мне.
– Отпустите девочку, – спокойно произнес.
– Она плачет… – я попыталась, но Сабина еще крепче обхватила мою шею.
– Отпустите ребенка или нам придется сделать это самим, – голос твердый, взгляд хищный. Он не понял точно, что здесь происходит, и никому не доверял.
– Я бабушка! – женщина упорно препиралась с полицией. – А эта женщина – не знаю кто! Почему с ней моя внучка?! – и обвиняла меня.
Бабушка. Она мама жены Сафарова или самого Адама? Нет, у него мать русская и блондинка, он сам мне рассказывал. Говорил, что она красивая и сильная женщина, очень уважал и любил ее. Это явно не она. Здесь налицо какое-то психическое заболевание. Неужели никто этого не видит?!
– Кто вы? Имя, фамилия и кем приходитесь обоим детям? – меня начали допрашивать.
– Александра Лисицына, мальчик, – посмотрела на Тиму, – мой сын, а для девочки я няня. Меня нанял Адам Булатович Сафаров, папа Сабины.
– Адам? – женщина как-то резко замолчала и о чем-то задумалась, но так хаотично и рвано, что взгляд буквально танцевал и прыгал по лицам. – Это он виноват, что Мадина… Он… Из-за него… Адам убил ее! Он виноват! Отдайте мне мою Сабину!
Адам виноват? Почему она так сказала? Я тоже разное думала, но… Слишком он любил дочь, чтобы довести до безумного поступка ее мать! Или приложить к этому руку! Адам мог быть сволочью как мужчина, но он врач от бога. Его клятва Гиппократу не пустой звук! Не верю, что он виноват!
– Можно вас? – через пятнадцать минут майор отвел меня в сторону. Бабушку Сабины вывели, и девочка чуть отошла от шока, но Тимошу держала за руку и хныкала.
– Когда нас отпустят? Дети напуганы, – проговорила, отойдя с ним к противоположной стене.
– Отцу девочки уже позвонили. Он едет. Пока он не подтвердит ваш рассказ, мы не можем отпустить вас и детей. Девочка не говорит, – бросил взгляд на Сабину, – но даже если бы подтвердила рассказ… Это дети, они не могут свидетельствовать без законного представителя, – объяснял мне вполне по-человечески. Больше не подозревал меня в похищении. – Обязательно сделайте доверенность на ребенка, чтобы таких ситуаций не возникало.
Да, относительно Тимоши вопросов не было: в моем телефоне был скан свидетельства о рождении, а вот Сабина мне никто.
– А эта женщина? Вы выяснили кто это?
– Ее личность устанавливается, – сухо ответил.
– Спасибо, – проговорила, поправляя всклокоченные волосы. – Не хотелось бы в камеру.
– Богдан Коган, – протянул мне крупною ладонь.
– Это знакомство в рамках уголовного дела? – иронично приподняла бровь, нервно улыбаясь.
– Нет, – он весело усмехнулся. – Вы очень сильная. Так детей защищали. Хрупкая, но смелая девушка.
Я украдкой внимательно рассматривала Богдана: его внешность удивительно сочеталась с профессией. Высокий, статный, плечи широкие – военную выправку заметно даже без формы. Светлые волосы коротко и аккуратно подстрижены, открывая волевое лицо с цепким, холодным взглядом. Одет безупречно, но ничем не примечательно: темно-серый костюм и обычная белая рубашка без галстука. Но энергетика и аура силы поразительная.
– А майоры всегда лично занимаются такими делами? – поинтересовалась чуть более расслабленно и миролюбиво.
– Нет, но мне сложно оставить молодую и красивую девушку в беде.
– А старую и страшную можно оставить в беде? – саркастично предположила.
– Я, если что, регулярно перевожу старушек через улицу, – доверительно произнес.
– Ну я тоже не сильно молодая: мне тридцать, и этот ребенок, – указала на Тима, – точно мой.
– Я могу вам позвонить? – спросил негромко.
Я растерялась, ответить не успела, потому что дверь буквально ударилась о стену и в комнатку влетел Сафаров в сопровождении охраны торгового центра и пары крепких мужчин кавказской наружности. Острый взволнованный взгляд, моментальный анализ ситуации, секунда глаза в глаза, и Адам бросился к детям. Обоим. Подхватил Сабину одной рукой, другой обнял моего сына, так трепетно прижавшегося к нему. Безопасность и защита – это исходило от Адама Сафарова. Дети ощущали это безошибочно и тянулись.
– Какого черта здесь происходит? – прорычал, глядя отчего-то на меня. Я, что ли, виновата?!
Богдан резко изменился в лице и подобрался. Леность слетела, а взгляд стал угрожающим и властным. Адам тоже смотрел агрессивно. Еще и самцовых драк мне не хватало!
Глава 11
Адам
Все, звездец, меня разорвало на тысячу маленьких злых Адамчиков! Какого художника моя няня строила глазки какомуто перцу с бугра, а не находилась с детьми?! Что-то не сильно она похожа на подозреваемую в киднепинге!
Стоит, флиртует, а дети перепуганные! Это как вообще?! И почему мужик пялится на ее длинные ноги?! Что Олененок умела хорошо – быть натурально женственной: платье-поло с кокетливой юбочкой, ни декольте, ни каблуков, но длинные волосы до самых ягодиц спускались, глаза с пушистыми ресницами горели, розовые губы всегда в немом призыве – это прямо искусство какое-то! Таких женщин хочется спасать, коня запрягать, избу эту, мать ее, тушить или, наоборот, поджигать. В горы подниматься за вчерашним снегом и с вершины соколом лететь. Только я знал, что эта женщина из стали, мягкой и податливой: согнуть можно, сломать – никогда!
Я бросился к заплаканной дочери и Тима обнял. Дети в нашей культуре – это реально цветы жизни, поэтому к сыну Саши, несмотря на наши с ней прошлые ошибки, относился реально как к родному. Хороший парнишка, вот от души! Он тянулся ко мне, а я вообще не против, пусть и не одной крови мы. Дети не должны быть ответственны за грехи родителей, а грешны мы все.
– Все хорошо, – поцеловал макушку дочери. – Скоро домой поедем, – потрепал Тима по светлым волосам. – Что здесь происходит? – детей спрятал за спиной, сложил руки на груди и впечатал грозный взгляд в нашу нянюи ее нового знакомого.
– Документы предъявите, – мужик не пасовал, наоборот, готов хорошенько пособачиться. У него сто процентов звание и звезды на погонах. У меня куча родни и братьев по духу в тех же структурах, а еще деньги. Про кулаки молчу. Я борьбой в юности занимался, но сейчас мне нужно руки беречь, как и голову, но ради козла, который Сашу взглядом раздевал, сделаю исключение. Удивительно, что она этого не видела – он же буквально имел ее глазами!
– Может, мне еще бомжу на Киевском паспорт показать? – саркастично поинтересовался. – Удостоверение покажите и объясните, на каком основании задержали моих детей и няню?
Я не двигался, ждал, когда по форме представится. Мужик усмехнулся и пошел на меня. Драке-таки быть. Пускай первым начинает. Мля, я ж как Черный плащ летел Сашу спасать – адвоката и брата из Следственного комитета прихватил, плюс пара крепких ребят на всякий случай. Я же москвич из Дагестана, у которого везде братья.
– Богдан! – Хан вошел в каморку безопасников. – Здорово, майор, – они побратались.
– Адам, брат, что случилось? Вайб от вас напряженный, – и хмыкнул. – Классное слово «вайб», да? В тиктоке услышал, – и запрокинул голову, смеясь. Вот кто умел обстановку стабилизировать. Я непроизвольно усмехнулся.
– Да есть вопросы к брату твоему, – майор бросил на меня колкий взгляд и коротко объяснил суть обвинений.
– Конечно, этого его дочь! – воскликнул Хан и расплылся в смачной улыбке: девушку красивую заметил. – Хорошая няня, – и на меня, играя бровями: – Твоя?
– Дочери, – надавил голосом. На нас ребята смотрели, ё-моё! Что за намеки! – Александра, соберите детей. Домой поедем, – затем меня проводили к теще. Весь этот фарс устроила Анаид Саркисовна.
С тещей мы неплохо общались когда-то: она в Штаты прилетала, а когда мы в Россию вернулись, пирогами встречала. Но смерть Мадины ее подкосила, а мужа – вообще убила. Вроде как в кавычках, но по факту…
– Анаид Саркисовна, – зашел в какую-то бытовку: тут и раскладушка, и мелкий скарб, и перекус на обед. Жутко пахло копченой колбасой, у которой явно проблемы с качеством, – здравствуйте, – попытался быть мягким, не хотел раздражать и без того раздраженную психику. Только Всевышний знал, насколько нелегко это давалось мне! Аллах, пошли мне терпения!
– Адам… – с лютой горечью произнесла мое имя. – Нашел уже замену моей девочке?
Я молчал. Она ведь знала, что женитьба на Мадине – долг чести и слово мужчины, но это совсем не про любовь. Знала лучше многих.
– Русскую любовницу к моей Саби приставил! – буквально выплюнула.
– Это няня, Анаид Саркисовна. Няня Сабины. Вашей внучки, которую вы очень напугали, – мне было тяжело оставаться толерантным: мою дочь снова окунули в горькие воспоминания, весь прогресс ослу под хвост! Я ведь знал, лично слышал, что теща пыталась внушить моей девочке, что это я убил ее маму. Хотела, чтобы Сабина сама попросилась жить к бабушке. Это величайшая глупость и ложь. А еще очень обидно. Я не святой, далеко не святой, но подобного груза за мной не было!
– Не ври мне, шайтан! – она прытко вскочила. – Ты не любил мою дочь при жизни. Вряд ли ты хранишь ей верность после смерти!
– Не любил, – честно признал это. – Но никогда не изменял.
– При жизни! – погрозила пальцем Анаид Саркисовна.
– А разве можно изменить умершему человеку?
– Можно изменить памяти! – и возвела руки к Всевышнему. На себя и свою верность мужу намекала. Тут мне нечего возразить, ее выбор.
Мать Мадины глубоко верующая, но я не считал ее правой в своих обвинениях. У меня не было планов жениться вновь, но не из-за воспоминаний о покойной жене. Из-за дочери: я боялся ее реакции на мачеху. Из-за себя: брак не по любви оказался совсем не малиной. Возможно, если бы не знал, как это – любить, было бы легче, но я это ощутил к своей Саше Олененку. Неважно, было ли с ее стороны ответное чувство, но я любил, чувствовал ее сердцем! А брак с Мадиной – просто долг, который после родов стал мукой. Я жалел ее и мучился рядом. Да, каюсь, грешил в мыслях, много, в том числе и ожиданием смерти жены. Стыдно? Стыдно. Но так было. Всевышний слышал мои мысли и покарал, как и положено.
– Отдай мне внучку! – теща неожиданно сникла. – Рожай со своей русской, как твой отец. Дай мне смысл жить дальше…
– Этого не будет, – холодно ответил. Я свою дочь не отдам. Детей должны воспитывать родители!
– Будь ты проклят! – снова загорелась своим безумием.
– Я уже проклят, – горько усмехнулся. Аллах позаботился об этом. Я не мог сказать, что был счастлив в жизни, только сейчас начало проясняться: желание жить появилось, но не только ради дочери или профессии, как жил до того, а ради себя самого, мужчины и человека – Саша Лисицына меня оживила. Жаль, что не поцелуем. – Хан, – повернулся к нему, – отвезешь Анаид Саркисовну домой?
Он шутник тот еще, но сейчас был серьезен и не отсвечивал в нашем обвинительном диалоге. Он как раз родня со стороны моей покойной жены, и он знал, что Мадину я никогда не обижал ни словом, ни делом. Моя вина лишь в том, что не любил ее. Но это было лично моей проблемой.
– Конечно, – мы пожали друг другу руки. Хан разберется, а мне с отцом поговорить бы: он должен попытаться направить Анаид Саркисовну на лечение, иначе болезнь начнет прогрессировать. Изначально мы столкнулись с апатией и депрессией и дошли до маниакальных расстройств. Что дальше? Не хотелось бы проверять.
Я вернулся за детьми и Сашей. Она сидела на стуле, а Сабина забралась ей на руки: Тим что-то рассказывал, а девочки улыбались – дочка изумленно, а ее няня как-то растерянно. И этот Богдан-майор рядом крутился! Женщина с двумя детьми, ау него чесотка в паху! Я тоже, глядя на Сашу, не только о высоком думал, но мне можно! Это моя бывшая женщина и теперешняя… Няня!
– Пойдемте, – звучал грубее, чем следовало. Хан сказал, что никаких протоколов не составляли. Инцидент исчерпан без всяких бумажных следов.
– Саша, ваши пакеты, – опять этот мент!
– Я думала, что потеряла их в суматохе… – с мягким изумлением заметила и расцвела в улыбке. – Спасибо, товарищ майор.
Это типа кокетство?! Да ё…
– Я позвоню, – тихо произнес он, передавая пакеты с покупками и едва заметно касаясь ее руки. На моих глазах! Ни стыда, ни совести, ни возможности дать ему в морду! Что-то ревную я, ох как ревную…
– У меня одно кресло, – устало взлохматил волосы на парковке торгового центра.
– Я пристегну Тиму обычным ремнем, – вполне миролюбиво предложила Саша. Умная женщина: на рожон не лезла, если это бессмысленно. Меня заводить не нужно, я уже заведенный.
Я задумчиво правил к дому, растеряв весь запал и злость. Адреналин схлынул, оставив опустошение. Диалог с тещей морально истощил. Вроде бы никогда не чувствовал вины за смерть Мадины, но за два года обвинений – удар постепенно пробивался к цели. Если долго называть человека дураком, он реально дуреет.
Я нашел в зеркале заднего вида Сашу: моя дочь вопреки увещеваниям забралась к ней на руки, а Тиму досталось кресло. Я слабо улыбнулся. Олененок уверена, что наше расставание легко далось мне, но Всевышний подтвердит, что это не так. Совсем не так!
Стажировка в Нью-Йорке буквально спасла меня от мук совести вперемешку со жгучим желанием послать всех и вернуть себе любимую женщину! Начав практиковать с американскими коллегами, я сумел забыться и полностью погрузиться в мою бессменную любовницу – медицину.
Мадина знала, на чем основан наш брак, и тем не менее грустила. Молодая девушка, не знавшая мужской страсти, ласки, нежности и… любви. Конечно, любви. Жена спрашивала, был ли у меня кто-то? Кто жил в моем сердце и не давал нам сблизиться? Я солгал ей. Объяснил мою деликатность в вопросе консумации брака слабостью ее здоровья. Сердце Мадины могло в любой момент остановиться, и я не посмел отнять у нее крупицы счастья плотской близости. Ведь она полюбила меня. Мадина была симпатичной девушкой, хоть и не тонкой блондинкой, которая меня очаровала в Москве. В Мадине сложно было угадать страшный диагноз, однако я знал и не испытывал влечения, но изменять – вне моего кодекса чести. Конечно, все случилось: физическое удовольствие было, но ни душу, ни сердце, ни даже голову не задело.
– Станция Березайка, кому нужно – вылезай-ка, – хотел замять инцидент, чтобы дети быстрее обо всем забыли. Зная свою дочь, уверен: сон будет беспокойным, а рисунки – темными и пугающими. Такое уже было. Как у Тима – не знаю, но почему-то чувствовал в нем настоящего мужчину, без страха и упрека.
Так и вышло. Тим хорошо поел и завалился спать. Сабина же после ванны и вечернего массажа уснула, но начала хныкать во сне. Саша позвала меня.
– Я могу лечь с ней, – предложила шепотом.
– А Тим? – все же он тоже пережил шок, но видно, что у него психика крепкая, даже закаленная. Если вспомнить мужика, которого Саша привела в дом, – это неудивительно.
– Он уже дрыхнет без задних ног, – отмахнулась она. – Но если что, придет сюда, я предупредила на всякий случай.
Я подошел к спящей дочери, откинул простынь (меньше микробов богу микробов) и, стараясь не разбудить, погладил по волосам, медленно и успокаивающе.
