Текст книги "Будешь моей мамой? (СИ)"
Автор книги: Оливия Лейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
– Я был с женщиной, и стоял у меня не на вашу дочь, – они меня так задолбали, что слова выбирать и щадить девичью юность не собирался. Эта девица та еще стерва. Ловушку приготовила для меня. Идиотка.
– Малика, закрой уши! – воскликнула ее мать.
– Адам! – отец аж покраснел от негодования.
– Русская девушка не в счет, – подала голос та самая Малика.
– Что значит, русская не в счет?! – мама вихрем ворвалась в кабинет. – Булат, что происходит в нашем доме? Неужели ты позволишь интриговать против единственного сына?!
– Конечно, нет! – отец тут же встал в стойку смирно. – Мой сын женится, – облек в слова то, что не желал принимать весь вечер.
– Я женюсь на прекрасной женщине и матери моего сына, – гордо улыбнулся. – В самое ближайшее время. А вам, – осмотрел семью Зурабовых, – лучше не распространяться о происшествии: пострадает только ваша репутация.
Под тихие проклятия нас оставили втроем. Мама смотрела на отца так строго, что он не знал, куда себя деть.
– Булат, если узнаю, что ты замешан – уйду навсегда! Не вернешь меня больше, богом клянусь!
– Сума сошла, женщина! – взорвался он. – Да, я не в восторге от будущей невестки, но и змея-интриганка нам в семье не нужна!
– Это все, что ты можешь сказать?
Папа задумался.
– Ты сказал, мать твоего сына? – выхватил суть.
– Нашему внуку седьмой год пошел, – тихо произнесла мама, а в глазах стояли слезы.
– Ты знала?! – изумленно воскликнул я.
– Я догадывалась, а сегодня Саша подтвердила. Тимоша такой хороший, просто замечательный. Он так тебя напоминает в этом возрасте: любознательный, умный, добрый, – и обняла меня, шепча: – Если обидишь девочку еще раз, не прощу.
– Никогда, – поцеловал материнские руки. Я был рад, что мама одобрила мой выбор.
– Подождите… – отец все еще приходил в себя. – Мальчик, сын Александры, твой? У нас есть внук?! – упал обессиленно в кресло.
– Именно, и если ты хочешь с ним общаться, научись уважать его мать, – и оставил родителей одних. Спать хочу под бочком у Олененка. Только в комнате ее не оказалось. Убежала.
Я нашел ее в детской: Саша смотрела на спящих детей.
– Почему ты ушла? – шепнул, обнимая.
– Адам, как Тима проснется, мы уедем.
– В смысле? Куда?
– Домой. К себе домой.
Глава 19
Саша
Утром все казалось не так просто, как ночью. Были не только мы. Есть еще дети. Тимоша дал слабину и позволил себя отвлечь вчера, но я слишком хорошо знала собственного сына: он запомнил и обязательно спросит. Я должна сказать правду, вот только не знала, как он ее воспримет.
Тима начал интересоваться отцом, когда в садик пошел: появились осознанность и внимание к деталям – у кого-то есть папа, а у него почему-то нет. Сын спрашивал, а я отвечала: осторожно и без агрессии, но обида на его отца была слишком велика… Я сказала, что у него нет папы, есть только я. Что биологический донор – не настоящий, и он не нужен в жизни. Настоящий родитель тот, кто рядом, кто любит и заботится. Да, я не придумывала моряка или космонавта – я старалась говорить правду, только она тоже была с моей обиженной колокольни. Что теперь сказать сыну, представляла смутно…
Крепкие ладони обвили талию, а горячий шепот обжег шею. Адам вел себя так, словно незнакомая девица не визжала над нами, лежавшими в постели. Это тоже проблема. Его отец против наших отношений. Против меня лично. Я не желала такой атмосферы ни для себя, ни для сына. И для Адама не хотела: выбирать между семьей и семьей – слишком сложно.
– Почему ты ушла? – шепнул он.
– Адам, как Тима проснется, мы уедем.
– В смысле? Куда? – захват стал крепче, а тон ниже. Адам не отпустит. Мы его. Хотела я этого – конечно! Потому что я люблю его, но нам всем нужно время: необходимо разобраться в ситуации, себе и сделать сложный, трудный, тяжелый выбор. Нам троим.
– Домой. К себе домой.
Адам осторожно взял меня за руку и вывел из детской. Естественно, у него были вопросы. Мне оставалось надеяться, что он услышит мои ответы и удовлетворится ими.
– Почему? Саш, я не понимаю.
– Тимофей проснется и спросит про утверждения Сабины. Я хочу поговорить с ним вдвоем: в спокойной обстановке и без… – я замялась. – Без давления, понимаешь?
Мой сын еще ребенок, и я хотела, чтобы он услышал правду, понял свои чувства и принял решение исходя из себя, а не ответственности. На Тимоше и так всегда было много обязательств: хороший правильный умный ребенок, беспроблемный и не по годам рассудительный. Если он выберет злость – пусть так! Обиду – тоже можно! Истерика, крики, слезы – имеет право! Тима должен ориентироваться на свои чувства, а не думать, как не обидеть других. Я очень привязалась к Сабине, и Тимофей тоже, но я не могла и не хотела обесценивать его чувства, чтобы не ранить других.
– Ты думаешь, я буду заставлять его или тебя любить меня? Принять нас с дочерью? – с тихой горечью уточнил Адам.
– Нет, – дотронулась до темных волос и провела пальцами по густой мягкости. – Я просто считаю, что Должна сделать это сама. Он мой сын, ия знаю…
– Наш сын, – поймал мою руку и приложил к губам. – Я понимаю, Саша, – медленно целовал ладонь, языком лаская пальцы, – ты привыкла все решать сама. Привыкла, что Тим только твоя ответственность. Но есть я. Теперь есть, и я хочу разделить с тобой все.
– Ты не злишься больше, что я скрыла? – если мы решили быть вместе, не нужно замалчивать и вешать ярлыки, кто больше виноват.
– Нууу, – протянул, – злюсь, – честно ответил, – но не столько на тебя, сколько на себя. Из-за меня мы потеряли столько времени.
– Ты расскажешь мне? – да, я готова услышать его историю с Мадиной без тумана обиды.
– Да, – пообещал, – но не сегодня. Сегодня я хочу говорить только о нас. О семье. Я хочу семью с тобой.
Да, о семье как раз стоило поговорить.
– Адам, я хочу уехать. После скандала с этой девицей… Твой отец еще…
– Надеюсь, ты не думаешь, что я реально ее как-то поощрял? – он тихо рассмеялся.
– Нет. Я слышала разговор этой Малики с подругой: она собиралась как-то подловить тебя.
– Вот же змея! Гадюка! – и добавил пару непереводимых крепких слов. – Саша, уж не тебе стыдиться! Ты моя невеста, – наши руки переплелись, и Адам открыл дверь моей спальни. – Пойдем, – шепнул, и мы вошли. Он распахнул тяжелые шторы и открыл двери на террасу с видом на бескрайние зеленые угодья, высокие деревья и сады, окружавшие особняк Сафаровых. – Покормлю тебя и детей, потом домой.
Адам усадил меня в одно из кресел и отправился на кухню. Я широко и сладко зевнула: шесть утра – спала от силы часа два этой ночью! На мгновение позволила себе расслабиться и вспомнить, как было хорошо. У меня давно не было близости с мужчиной, а то, что было с Олегом, сложно назвать таковой: то был интим, но не близость. С Сафаровым всегда были буря, феерия, взрыв. Он точно знал, как сделать женщине хорошо: именно он мог без проблем найти у меня точку G, хотя в ее существование раньше не верила. Но между нами было намного больше: это не только тело, это чувства и разум, это сердце и душа, это когда двое настолько близко, что стали единым целым. Но тело действительно с непривычки ломало: не было у меня таких марафонов очень давно! Это было приятно.
Я практически уснула в ротанговом кресле, наблюдая, как внизу убирали следы вчерашнего торжества и готовили площадку для продолжения банкета. На столах уже лежали белые скатерти, и где-то дымился кофе, бодро щекоча нос.
– Я вернулся, – услышала, и плечи укрыл легкий плед. Солнце уже светило, но в тени было прохладно. Я улыбнулась лениво и сонно, но, услышав шаги и звон приборов, напряглась. Все же у Адама семья и кавказское окружение: открытое проявление чувств, близости, даже ласковый взгляд – это харам, разврат, распутное поведение. Но, кажется, Адам слишком уж светский: пока женщина раскладывала приборы и расставляла блюда, он возвышался за моей спиной и держал руки на моих плечах. Охранник, защитник, заступник. Когда-то он не защитил нашу любовь, не отстоял, не пошел наперекор – возможно, самому себе (это еще предстоит узнать), но сейчас демонстрировал готовность бороться за нас. Мы, как пара и семья, далеко еще не в безопасности. Наша победа в наших руках.
– Что они делают? – кивнула вниз, намазывая на свежий хлеб творожно-сырную массу с зеленью и специями – вкусно!
– К завтраку готовятся. Много гостей осталось на ночь.
– И все в курсе… – посмотрела на Адама, жадно расправлявшегося с чем-то вроде армянской ачмы: сыр, тесто, сливочное масло – сочетание для души, но явно не для фигуры!
– Все знают одно – ты моя невеста. Я твой жених. Остальное никого не касается.
– А твой отец? – негромко поинтересовалась. Адам вздохнул.
– Я люблю родителей, уважаю старших, благодарен своему роду, но, – взял мою руку, – семья – это муж, жена и дети. Согласна?
– Согласна, – взяла стакан со свежевыжатым соком. – А как я стала твоей невестой? – хотелось легкости: сложные разговоры впереди.
– Украшения – это древняя традиция, что-то вроде помолвки.
– Но я не знала, что это помолвка! – шутливо возмутилась.
Адам рассмеялся и взял мою ступню, начал массировать и всячески меня умасливать.
– Я надеялся, что ты наденешь украшения и не снимешь пояс.
– А что это значит? – с любопытством интересовалась незнакомыми традициями.
– Расстегнуть пояс и вернуть жениху при свидетелях – отвергнуть его предложение. Есть у меня кое-что, – достал из кармана бархатную коробочку и поставил передо мной, – без него никуда. Открой.
Я знала, что там, но пальцы все равно дрожали. На бархатной подкладке светился прозрачный как слеза камень, а окружали его маленькие голубые звезды. Тонкая изысканная работа, даже в руки взять страшно. Я ждала, и Адам взял это на себя.
– Саша, Олененок мой, сегодня прекрасное утро, чтобы сделать меня самым счастливым. Ты выйдешь за меня? Позволишь попытаться сделать тебя самой счастливой?
– Да, – тихо ответила и протянула руку. Адам надел на палец кольцо, и буквально через секунду на террасу влетели проснувшиеся дети.
– Привет! – Сабина звонко поздоровалась. Мы так привыкли к ее молчанию, но она заговорила настолько правильно и свободно, что вписалась в бытовую жизнь легко и органично. Словно и не было двух лет молчания.
Она забралась ко мне на руки и поцеловала в щеку. Тима, заспанный и лохматый, зевал, но ароматную выпечку ухватить пытался. Я перевела взгляд на Адама, и сердце ёкнуло от его взгляда: он с такой откровенной любовью и болью смотрел на нашего сына. Впитывал и поглощал глазами. Сафаров и раньше относился к Тимофею как к родному, но сейчас это нечто особое, сокровенное, это родная кровь.
– Нужно умыться и зубы почистить, – я поднялась, но сначала забрала разомлевшую от массажа ступню у Сафарова, – потом завтрак.
– Дядь Адам, – Тима посмотрел на него, ждал снисхождения, состроив жалобную моську. Хотел полениться утром.
Дядя…
Адам улыбнулся, но я видела в его глазах горечь: он должен был быть отцом уже как шесть с хвостиком лет, а он дядя, и не факт, что сын примет его быстро и без проблем.
– Живо! Живо! – погнала детей.
– Завтрак подадут сюда, – в голосе слышалась взволнованная хрипотца. – Потом поедем, – пообещал взглядом.
Я повела ребят в ванную: в детской она была в формате мастер-спальни. По дороге, правда, встретили Розу Эммануиловну.
– Доброе утро, – поздоровалась с нами, – уже проснулись?
– Тетя Роза, мы сейчас перекусим и поедем домой, – объяснила ей ситуацию. – Но вы оставайтесь, отдыхайте на празднике.
Она очень внимательно взглянула на меня и без лишних вопросов заявила:
– Я с вами! Куда мне еще?! – и было что-то в улыбке этой доброй женщины… Я обняла ее. Нам всем нужна семья, и вместе мы чувствовали, что онау нас есть!
– Мам, – уже в ванной, чистя зубы, протянул, – а что говорила Сабина? Почему она назвала дядю Адама моим папой? Это шутка?
Тимоша не верил. Для него это все – большой повод посмеяться. Адама Сафарова он слишком уважал, а биологического отца – нет…
– Дома поговорим… – все, что смогла выдать в данный момент. Тима не сильно удовлетворился, но согласился подождать.
Дети остались переодеваться, а я отправилась к себе: нужно вещи собрать, не хочу задерживаться до момента, когда гости проснутся и начнутся вопросы, а, может, и обсуждения. Правда, нужно попрощаться с хозяевами дома, но, признаться, Сафарову-старшему сказать лично мне нечего. Не знаю, как воспринимать человека, который не воспринимает тебя…
– Юлия Германовна, доброе утро, – мать Адама находилась с ним на террасе: они о чем-то тихо переговаривались.
– Саша… – она подошла и обняла меня.
– Пойду, детей потороплю, – объявил он, оставляя нас вдвоем.
– Саша, простите за скандал, – ей было искренне жаль. – Если бы знала, что дочь Зурабовых сына моего подставить решится… – поджала губы, а во взгляде – желание как минимум отстегать девицу розгами. – Ноги этого семейства не будет в моем доме!
– Я сказала Адаму, – не стала развивать тему. Это неприятно нам обеим. – Он знает про сына…
– Я очень рада, и он счастлив, – просияла. – Обижен, но счастлив. Знаете, – подмигнула, – Адам научился сдерживать горячую натуру и включать голову. В отличие от своего отца, – вздохнула.
– Юлия Германовна, простите, но мы хотим уехать. Передайте супругу благодарность за…
– Адам сказал. Саша, простите Булата. Он неплохой человек, но характер… – развела руками. – Наш сын больше взял от меня, а его отец всегда был резким в суждениях и уверенным, что только он в курсе, как правильно. Это не прошло с годами, просто, когда любишь, принимаешь человека таким, каков есть.
– Я пока не готова. Я не держу зла, но и забыть не могу. Пока. Сейчас мои мысли заняты сыном, – и доверительно шепнула: – Тима пока не знает…
– Пожалуйста, когда Тимочка будет готов, позволь увидеться с ним. Первый внук… Мы так много пропустили…
– Бабушка, доброе утро! – в комнату прибежала Сабина. Юлия Германовна ахнула и изумленно опустилась на кровать.
– Саби… – она ведь не в курсе еще, что внучка заговорила. – Милая моя девочка… – крепко обняла ее. – Ты заговорила, родненькая, – гладила по волосам.
– Да, мы с братиком разговаривали. Ты знаешь, что Тима мой братик?
Я первая догадалась!
– Моя умница! – мать Адама улыбалась. – Вы у меня самые лучшие, самые родные, самые любимые с Тимочкой.
– Мама, – Сабина повернулась ко мне, – мы уже домой?
Юлия Германовна изумленно хлопала глазами, я тоже еще не привыкла. Но Саби обращалась ко мне с такой открытой непосредственностью, что невозможно сердцу остаться равнодушным.
– Да, скоро поедем.
– А можно собаку? Мы с Тимой подумали и решили… – начала рассказ. Какие молодцы, подумали сами и решили сами! Только кто собаку покупать будет и следить тоже – тетя Роза? Или щенку тоже няню наймем?
Как начать разговор с сыном, думали долго. В итоге попросили тетю Розу погулять с Сабиной во дворе, а сами вошли в спальню к Тимоше. Сильно пахло оловом, а рядом лежал разобранный старый тетрис, который давно не работал. Видимо, сын решил подпаять микросхемы.
– Сынок… – позвала Тиму. Адам застыл в дверях. Даже в машине мы ехали в молчаливом напряжении, только дети были активны.
– Мам, – Тима повернулся с видом глубокой задумчивости, – пора осваивать сварку.
– О боже, – вырвалось у меня.
– Мини-сварку, – попытался смягчить удар. – Дядя Адам, у вас нет случайно?
– Случайно нет, – снова эта неуверенная хрипотца, – но будет, – и улыбка тоже неуверенная.
Я присела на кровать: сын словно бы ощутил витавшую в воздухе молчаливую напряженность – отложил олово, схемы и паяльник, смотрел на нас обоих. На меня и на своего отца.
– Тима, мы хотим поговорить с словах Сабины… – начала несмело. Мы с Адамом переглянулись: он хотел сам сказать, но я считала, что это моя обязанность, хотя бы начать.
– Она пошутила? – предположил Тима. Я сглотнула. Громко, слишком громко.
– Когда-то мы с Адамом были знакомы… – заглянула в прошлое. – До твоего рождения.
Мы поссорились и… – как же это сложно. – И… Потом родился ты… – Тимоша слишком мал, чтобы рассказывать нюансы наших с его отцом взаимоотношений. Но он так непонимающе хмурился. Видимо, я слишком завуалированно объясняла. Взгляд Адама говорил о том же.
– Я твой папа, – он все-таки вмешался.
Тимоша резко вскинул голову и встретился взглядом с отцом. Ничего не сказал, на меня посмотрел.
– Дядя Адам – это биологический папа? – вспомнил, что я ему рассказывала и как объясняла отсутствие отца. – Он же не нужен, ты говорила, мама?
Адам бросил на меня быстрый, ничего не выражающий взгляд и, подойдя ближе, опустился на пол, присев прямо перед нашим сыном.
– Тим, мы с твоей мамой были вместе, потом… Потом я очень ее обидел…
– И бросили?
Адам вздохнул, тяжело и громко.
– Я повел себя не по-мужски, – согласился он.
– Вы бросили нас обоих? – задавал очень взрослые вопросы.
Снова быстрый взгляд на меня.
– Я ошибся, и я очень жалею о своей ошибке… Очень, сынок, – и протянул ладонь, открываясь для маленькой ручки.
– Мама… – детский голос высокий и дрожащий, на грани. – Мама много плакала. Мы вам не были нужны, – поднялся и, достав сим-карту из телефона, вернул подарок Адаму: вложил в протянутую ладонь. Я спрятала за волосами слезы. – Теперь вы нам не нужны, – и мне сказал: – Мама, я домой хочу, – схватил свой старый рюкзак и вышел из комнаты.
Молчаливые слезы текли по щекам. Адам прислонился к кровати, оставаясь сидеть на полу и пряча лицо в коленях.
– Ему нужно время, – села к нему и уткнулась носом в плечо. Его запах придавал мне сил. Надеюсь, мой сделает то же самое для любимого. – Дай его…
– Если он не примет, Саш? Если не простит? – коснулся губами моих волос. – Я не знаю тогда…
– Примет. Тимоше просто нужно подумать…
Я тяжело поднялась и отправилась за сыном. В коридоре на меня буквально налетел клубок темных кудрей:
– Вы уходите? – Сабина плакала и заикалась. У меня разрывалось сердце. – Мама…
– Саби, – обняла ее, – не плачь. Просто… Просто твоему брату нужно время.
– Пожалуйста, возвращайтесь, пожалуйста… – цеплялась за мою шею. Как же больно.
Бедные дети. Наши с Адамом. Да, именно наши!
– Я очень люблю твоего папу и тебя. Мы никогда не станем чужими. Никогда! – поцеловала ее.
Тимоша оттает, я хочу в это верить. Нам всем нужна семья…
Глава 20
Адам
Я продолжал сидеть на полу в спальне, все еще хранившей свет детства, смех веселого доброго мальчика, запах его любознательности и… кроссовки. Мне было страшно выйти и увидеть, как Тим с Сашей уходят из моего дома. Смог бы удержаться и не остановить их? Запретить им? Не уверен. Именно поэтому сидел и сжимал кулаки до побелевших костяшек. Тогда я потерял бы любимую и сына навсегда.
Саша все правильно делала: она мать и выбрала ребенка. Моя мать делала так же. Это правильно. Родители должны любить детей и прислушиваться к их чувствам. Я старался жить в соответствии с этим кодексом. Я никогда не предполагал, что окажусь в ситуации, когда мой сын, возможно, никогда не назовет меня папой и не признает отцом. На себе прочувствую, что такое «разрыв аорты»…
– Адам, можно? – услышал голос тети Розы. У нее на руках была Сабина.
Я провел руками по лицу, взял эмоции под контроль и поднялся.
– Иди ко мне, – забрал дочь и взглядом показал, что объясню происходящее позже.
Тетя Роза не чужая нам. – Давай полежим вместе? – устроились на кровати Тима. Сабина со следами дорожек из слез шмыгала носом, подложив ладошки под щеку. Я отзеркалил позу.
– Почему они ушли, пап? – тихо спросила Саби.
– Тимоше нужно время, чтобы… – во рту загорчило от одной мысли, но это факт: – Чтобы принять меня как папу. Или не принять, – такими темпами у меня тоже влажные дорожки от слез появятся. Щетина у меня ого-го, получится скрыть, но сердце тонуло в этих слезах.
– Это я виновата. Не нужно было говорить. Я просто хотела, чтобы мы никогда не расставались, – открывала свое хрупкое детское сердечко.
– Не говори так! – убедительно воскликнул. Это правда, а правда должна превалировать над ложью! Верю, что Саша рассказала бы сама и, увы, последствия были бы такими же. Здесь один виноватый – я. Если изначально был бы честен с Олененком, она бы тоже не скрыла беременность от обиды. – Все будет хорошо. Не вини себя. Ты очень наблюдательная девочка, – поцеловал ее.
– Они вернутся? – Сабина зевнула, меня тоже клонило в сон.
– Я не знаю, – ответил честно. Я мечтал об этом, но я не мог заставить сына делать то, чего он не хотел. Только пытаться завоевать его любовь и расположение. Надеюсь, Саша мне поможет. – Я буду стараться, чтобы твой брат и наша Саша вернулись.
Под тихий мерный разговор у меня самого глаза закрылись: ночь практически не спал, а разбудили меня возмутительно варварским способом. Покемарил часика полтора: дочь еще спала, будить не стал, осторожно вышел из комнаты. С тетей Розой столкнулся в гостиной. Она смотрела телевизор, но, завидев меня, поднялась и бросилась навстречу. Слишком много перемен за пару дней: от радостных до невыносимых. У тети было много вопросов:
– Адамик, что же случилось? Почему Саша с Тимочкой уехали? Мальчик сам не свой был! Не заболел ли?
– Со здоровьем нормально, дело в другом… – она все равно узнает. Скрывать своего первенца, сына и наследника не намерен! Я признаю Тимофея официально: дам свою фамилию и отчество. Это правильно! Это по-мужски! Сможет ли он простить и полюбить – очень надеюсь. Дети – чистые и искренние существа, их души чувствовали доброту, теплоту, искренность. У нас с Тимом возникли взаимопонимание и дружба, поэтому я смел надеяться, что со временем сын примет меня. – Присаживайтесь, – и сам упал на диван. – Тетя Роза, я говно, – так и сказал. Она была шокирована. Обычно я менее самокритичен. – Мы с Сашей были вместе семь лет назад. Я обидел ее. Сильно. Я любил ее. Она любила меня. Но я скрыл, что женюсь на Мадине. Когда Саша узнала, то ушла. Только вчера рассказала, что была беременна. Тим – мой сын, – тетя Роза ахнула. – Сын, который меня не принял…
– Адам… – обняла по-матерински. – Как же так…
– Вот так, – хмыкнул невесело. – Я так хочу их вернуть, но боюсь сделать хуже. Хочу показать, что мы можем стать настоящей семьей, большой, шумной, дружной. Но у них есть своя маленькая, но крепкая семья. Я боюсь, что меня не примут. Сын не захочет…
– Ты хороший человек, – уверенно заявила тетя. – Все у вас получится. Время все лечит. Тима добрый мальчик, и его сердечко оттает. Помоги ему в этом.
Я постарался поверить в ее слова и ждал звонка Саши. Мы переписывались: она сказала, что вечером позвонит. Когда сын уснет. Чувствовал себя пацаном, которого не любили родители понравившейся девчонки, и приходилось кидать камешки в окошко, чтобы увидеть ее. Это было бы романтично, не будь так грустно.
– Привет, Олененок, – шепнул в экран телефона. Хоть по видео увидел ее. – Соскучился уже, – пытался улыбаться.
– Привет, – Саша казалась уставшей и подавленной. Это чуть-чуть успокаивало. Нет, мне не хотелось видеть ее печальные глаза, но они сейчас указывали на то, что она тоже страдала в разлуке. – Я тоже скучаю.
– Как Тим?
Она вздохнула:
– Молчит. Весь в себе. Я стараюсь не лезть. Пусть переварит. Завтра начнем налаживать диалог. Он обижен на нас обоих… – горько закончила. – Как Саби?
– Не волнуйся о ней, – не нужно, чтобы у нее душа разрывалась и болела за всех. Рядом с Сабиной я и тетя Роза. Уверен, мама приедет тоже. Она засыпала меня сообщениями и атаковала звонками, но я слишком занят своими мыслями: общался сухо и быстро. Не хотел пока делиться: хороших новостей не было.
У Тима рядом только мама. Пусть Саша ему уделяет внимание по максимуму и не волнуется о нас.
– Расскажи мне о сыне.
Я хотел знать все! Как Саша носила его, как родила, вес и рост. Первая улыбка, первый зуб, первый смех. Шаг и слово. Как они жили. Как Тимоша рос. Когда успел так повзрослеть.
Мы говорили два часа. Я умилялся и печалился. Ругал себя и страдал вместе с ними. Мне было больно, что я пропустил половину детства сына. А еще больнее, что им пришлось очень тяжело в этой жизни. Им никто не помог. Никто не защитил и не подставил плечо. Маленькая хрупкая девушка и младенец. Одни против жестокости этого мира. Да, я не знал – это вроде как индульгенция, но я очень остро ощущал вину. Я хотел, чтобы меня простили, но сам себя не мог простить. Если бы я был честен с Сашей, она тоже была бы честна со мной.
– Прости, – занервничала, – мне нужно идти.
– Я люблю тебя, – шепнул, она промолчала, но взглядом ответила так, что сердце сжалось от нежности.
Два дня я жил в какой-то прострации: дом, работа, ожидание звонка от Саши и хороших новостей. Не могу, соскучился: хотелось все бросить и рвануть за ними в Подольск. Дом словно погас без прекрасной женщины и светлого мальчика. Это все на себе ощутили. Единственное, что я знал: Тим и Сабина переписывались, но о чем говорили – тайна. Хотя бы с ней, родной сестрой, он не разорвал дружбу. Это показатель и надежда, что все можно исправить.
На третий день вечером ко мне приехали родители. Маму нельзя игнорировать больше двух дней, это может быть опасно для здоровья.
– Сынок… – она сразу все поняла.
– Они уехали… – поделился с мамой. Она гладила меня по волосам, а я сидел в ее ногах, положив голову на колени. Ровно так же, как тогда, когда перед браком с Мадиной рассказал про Сашу.
– Все наладится, сынок. Я верюв это, – пыталась приободрить. – Саша любит тебя. Сын тоже. Я видела вас вместе! Поезжай к ним обязательно: будь деликатен, но внимателен. Не всех можно взять нахрапом, – и всхлипнула: – Мы все потеряли много времени, но мы просто обязаны наверстать. Внучок наш.
– Завтра поеду, – поднял голову. Я уже не мог быть вдали от них. Хотя бы просто пообщаться, начать налаживать контакт. Пусть не переезжают, пока не доверятся мне полностью, но нужно что-то делать. Я не умел бездействовать! Сколько спас жизней, пора и свою спасти! Это могли сделать мои любимые: мне многого не нужно – жена, сын и дочь, все!
– Я останусь с Сабиной. Поживу у вас пока.
– Можно? – в дверь моей спальни постучали. Отец. Сложно определить наши отношения сейчас: это не ненависть или злость, но рядом… Он сейчас для меня лишний. Это плохо: родители и дети должны быть дружны, но…
– Я вас оставлю, – произнесла мама и поднялась. Мне улыбнулась, на отца взглянула жестко. Да, виду него как у побитого пса.
Я тоже поднялся, руки на груди сложил, разговор не начинал – ждал.
– Прости меня, сын.
Хм, кто-то научился извиняться? Для всего человечества это мелочь, но для привыкшего к собственной правоте Булата Зелимхановича Сафарова – это шаг!
– Я и не предполагал, что у вас настолько серьезно было… Мама рассказала… – обреченно уронил руки. – Я думал, это просто так, для досуга. Потом решил, что ты из-за Сабины решил… Александра умеет с детьми…
– Хватит, отец, – устало прервал. – Я любил Сашу семь лет назад и люблю сейчас. Это всегда для меня было серьезно. И для нее тоже. Она сына мне родила, вырастила прекрасного мальчика, вытянула без поддержки и помощи. Зубы сжала и ни копейки не попросила! – я злился и одновременно восхищался упрямством и гордостью этой женщины. Все им хотел бы дать, весь мир к ногам положить, но я опоздал на целую маленькую жизнь.
– Тебе не передо мной нужно извиняться. Не передо мной.
Надеюсь, отец понял, чье прощение необходимо, чтобы оставаться частью моей семьи…
* * *
Саша
– Мам? – Тимоша вошел на кухню, и я поторопилась закончить разговор. Я очень соскучилась по Адаму, очень-очень. Одна ночь вместе. Ночь полнейшего единения тел и душ, и больше я не видела себя без него. Это мужское и женское, это только между нами. Но у нас сын; это должно было объединить, а получалось, что разъединило. – С ним говорила? – насупился.
Я дала время сыну: не лезла с разговорами и объяснениями. Сегодня его мир перевернулся, пусть у него будет хотя бы день на личное осмысление, дальше помогу. Мы поможем!
– Да. Звонил Адам, – положила телефон на столешницу. – Время – двенадцать ночи, почему не спим? – уперла руки в бока и улыбнулась. Тимоша должен чувствовать, что поменяться могло все, но не моя любовь к нему.
– Как они там? – скупо поинтересовался, игнорируя вопрос о своем сне.
– Скучают, – это было чистой правдой.
– Завтра позвоню Сабине. У меня там паяльник остался… Ну чтобы ничего не случилось, – видно было, что он тоже скучал.
– Сестре, – тихо произнесла. – Она твоя сестричка, – обняла за плечи и развернула. – Пойдем спать.
– Мама, – мы вдвоем устроились на диване. Я решила сегодня лечь с сыном, – а он, – да, теперь Тима называл Адама исключительно местоимениями, – сильно тебя обидел?
– Сынок, Тимочка, – поцеловала, – давай завтра поговорим. Сегодня уже поздно. Утро вечера мудренее, – зевнула.
Сын обнял меня, ногу закинул и уснул моментально. У меня так не получилось, поэтому в темноте смотрела на кольцо, надетое Адамом. Вещи я не собирала, да и Тимоша ушел налегке. Только сумочка с мелочами и кольцо на безымянном пальце.
Теперь я невеста. Да, мне хотелось подумать о себе, о мужчине, о личном счастье. Вчера я была счастлива, несмотря на нюансы. Это не просто любовь: рядом с Адамом я чувствовала себя исключительно женщиной, той самой девочкой-девочкой, которая могла устать, заплакать и вообще у нее лапки. Он обнимет, поцелует и все возьмет на себя без лишних слов. С ним можно быть действительно за мужем, за стеной, в безопасности. Мне так всегда хотелось. Наверное, потому что не получала этого в жизни, начиная с отца.
Адам привязался к нашему сыну, не зная, что Тима его. Это многого стоит! Я полюбила его дочь: это тоже не просто красивые слова. Но самое главное, мы любили друг друга. А любовь должна побеждать – мне так мама говорила, и я ей всегда верила. Даже умирая, она обещала, что все будет хорошо, и я ей верила, хотя умирала от горя. Сейчас тоже верила!
За завтраком блинами с медом и нутеллой я осторожно начала разговор. Я должна помочь сыну понять наше с Адамом прошлое. Это сложно даже для взрослых, а мне ребенку нужно объяснить.
– Сынок, послушай, между мной и твоим папой… – да, я хотела привить ему мысль, что Сафаров – не просто дядя, он отец. Это навсегда. Даже если бы у нас не вышло, то Адам не отступил и не оставил сына безотцовщиной. – Между мной и Адамом были сильные чувства, но мы расстались. Некрасиво расстались.
– Почему? – Тима искренне недоумевал.
– У взрослых так бывает, – вздохнула тяжело. – Да и не только у них.
– Это как?
– Мальчишки девчонок за косички тягают, толкнуть могут, рюкзаком огреть. Мальчики внимание проявляют, а девочки обижаются. Отсюда и начинают расти ноги недопонимания, – криво и косо, но попыталась объяснить на пальцах. У нас, конечно, с Адамом все сложнее было, но, возможно, именно оттуда и росли ноги того самого «женщины с Венеры, а мужчины с Марса»?
