Текст книги "Будешь моей мамой? (СИ)"
Автор книги: Оливия Лейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Пролог
Александра
Я шла по полупустому коридору поликлиники при Боткинской больнице к кабинету УЗИ. Девятый час, пациенты разошлись, даже самые настырные из местных кумушек: бабушки, которые уговорили прийти своих дедушек. Одни бабулечки приходили исключительно утром. Автобус, почта, поликлиника – мы в топ-три по посещениям!
– Катюш, – заглянула к нашему гинекологу, – посмотришь меня?
Я с утра к ней напросилась, как поток схлынет. Что-то с циклом перебои начались: задержка, выделения странного характера, боли внизу живота. Может, киста? Главное, чтобы не хуже. У меня мама пять лет назад от рака яичников умерла – конечно, я боялась.
Даже руки вспотели. Я в зоне риска. Раз в полгода теперь проверялась.
– Ложись на кушетку – велела Катя и смазала вагинальный датчик. Про мой отягощенный наследственностью анамнез она в курсе. – Саш, а ты тест не пробовала делать? – через несколько минут спросила.
– Какой тест? – изумленно приподнялась на локтях.
– На беременность, Лисицына! – взяла другой аппликатор и коснулась моего еще плоского живота.
Беременность?! Я не думала в эту сторону. Мы с Адамом всегда предохранялись, правда, иногда просто прерыванием обходились, в относительно безопасные дни. Мне нельзя гормональные спирали и оральные контрацептивы, а он не очень любил презервативы. ОЙ… Сколько я слышала пресловутое «ой», работая в гинекологии.
Бесчисленное количество раз…
– Кто счастливый папаша? – с любопытством поинтересовалась Катя.
Я только смущенно улыбнулась. Про личную жизнь я не распространялась: у нас в больнице слухи неслись быстрее ветра, а романы с врачами приписывали каждой медсестре, невзирая на возраст, комплекцию, привлекательность. Но в моем случае так и было. Практикующий хирург Адам Сафаров: золотые руки, железобетонная выдержка, холодная голова и горячее сердце. Потомственный врач, светило кардиохирургии, красавец-мужчина.
Я работала медицинской сестрой, а в прошлом году поступила в мединститут. Это Адам и его увлеченность профессией меня воодушевили. Решительный, сильный, амбициозный, но способный на поступки и ценивший жизнь каждого пациента: в вопросе «рискнуть и сделать» или «быть удобным и не портить статистику спорными случаями» – Адам рисковал и всегда выигрывал. Самоуверенный, да, но это только усиливало харизму и ауру мужественной непреклонности к авторитетам, если вопрос человеческой жизни.
Революционер – они всегда обладали особой энергетикой.
Так и Сафаров. На него голодными глазами вся женская часть больницы смотрела, а он за мной ухаживать начал, когда в хирургию перевели. Мы уже год вместе. Правда, не афишировали отношения. Максимально пытались сохранить репутацию. Романы между врачами и младшим персоналом били в основном по последним: слухи, сплетни, злостный шепоток.
– Эй, – Катя щелкнула пальцами у моего лица, – ты здесь еще?
Я вздрогнула и моргнула. На Катю посмотрела и расплылась в улыбке:
– Это точно?
– Восемь недель твоему зернышку – протянула мне салфетки вытереть живот. – Надеюсь, рожать будешь?
– Конечно, буду!
Как иначе?! Мне уже двадцать три! Работа есть, осознанность в наличии, главное, любимый мужчина рядом, порядочный и готовый нести ответственность за свои поступки и действия. Квартиру, правда, снимала, но для Адама финансовый вопрос не проблема. Я его деньги никогда не считала, подарков не требовала, по дорогим ресторанам не таскала. Он все для меня делал сам, проявляя инициативу и делая меня счастливой. Женщина, которую любят и о которой заботятся – женщина с сияющими глазами. О свадьбе мы не говорили, конечно: я не задумывалась, живя моментом, а он слишком занят карьерой. Дети точно не входили в наши планы на ближайшие года два-три, но теперь все изменилось. Аборт я не сделаю никогда, а Адам, уверена, такого не предложит: он из Дагестана, там совершенно иное отношение к детям. Он будет очень рад. Иначе просто быть не может.
– Спасибо, Катя, спасибо, – даже в щеку ее поцеловала.
Сегодня у Адама операция допоздна: мы не договаривались с встрече, я и сама должна обдумать, как удивительную новость сообщить. Я рада, но и ошеломлена. когда замужем и планируешь беременность – счастье яркое и незамутненное неуверенностью, у нас все иначе. Нам обоим придется осмыслить наше будущее родительство. Это же не котенка завести! И… В каком-то смысле это проверка чувств и на совместимость: физически мы явно подошли, на уровне генетической фертильности тоже – плод развивался нормально и в соответствии со сроками, но связать жизнь… Я готова, а Адам? В чувства его верила, но любовь не всегда решала, мало ли. Страшно. Переживательно. Волнительно. Так прошла моя ночь.
Следующий день у меня был выходным. Я решила пробежаться по магазинам, купить вкусненького и приготовить Адаму ужин. Я только сообщила, что у меня есть новости. Он ответил, что ему тоже нужно со мной поговорить.
Я купила два пакета продуктов: собиралась приготовить лагман – Адам очень его любил. В магазин товаров для новорожденных зашла интуитивно: красивая одежда, столики, коляски, игрушки и куча приблуд, созданных, чтобы облегчить счастье материнства. В руки взяла пинетки, крошечные и милые. Такие мимимишные, что губы сами расплывались в улыбке. Я пока не знала, кто у нас будет, поэтому купила нейтрального молочного цвета. За ночь мне удалось не просто принять новость, я хотела своего малыша.
Я всегда хотела семью, детей, любимого человека рядом. В Москве у меня нет никого: отец в Ярославле с новой женой, которая как-то слишком быстро появилась: сразу же после смерти мамы. Старший брат уехал в релокацию за океан. Бабушка по матери жива, но она тоже далеко, в Минске.
В Москву я приехала учиться, жизнь устроить хотела: большой город, много возможностей, работы тоже. Ставка медсестры в столице намного выше наших. Выучусь, врачом стану. От своей мечты я не отказалась, но беременность внесла коррективы.
Придется напрячься, возможно, академический отпуск взять. Дальше не знаю, может, няню? Одной, конечно, не потянуть, но с Адамом мы точно справимся. У него вообще семья большая. Я не знакома с его родителями, но наслышана. Его отец – какая-то большая шишка в Минздраве, а мама занималась бизнесом: сеть салонов красоты в премиальном сегменте.
Я пару раз делала там ногти. Адам переводил мне деньги на карту – сам, я не требовала!
Мне стало любопытно, и я сходила на процедуру: атмосфера, вкусный кофе, внимательность и прекрасный результат. Дорого, правда.
К Адаму приехала после обеда, ключи от квартиры у меня были: оставалась у него часто, но не переезжала. Это ответственный шаги… Все же хотелось бы услышать приглашение от мужчины. чтобы он действительно желал видеть меня на одной жилплощади каждый день и каждую ночь.
Адам удивлялся, когда поутру я уезжала к себе или его просила отвезти меня, но и не требовал, чтобы вещи собрала и немедленно перебралась к нему. Сейчас… Надеюсь, мы все решим правильно.
К вечеру в квартире доктора Сафарова стоял потрясающий аромат домашней еды. Я накрыла на стол: приготовила салат с мясистыми помидорами, орехами и брынзой, лагман; нарезала кавказских сыров и поставила охлаждаться напитки. Я даже осмелилась замахнуться на пирог чуду. Адам очень любил кавказскую кухню, а мне хотелось, чтобы видел во мне не только хрупкого Олененка, как называл за стройность и большие глаза, но и жену, хозяйку, мать своих детей. Готовить меня мама, царствие ей небесное, научила еще в подростковом возрасте, а азы национальной кухни Кавказа изучала уже год. У меня хорошо получалось!
– Иду – крикнула, услышав звонок. Ключи забыл, что ли? – Здравствуйте… – проговорила, встречаясь с удивленным взглядом мужчины. Глаза черные, как у Адама.
Такой же высокий и статный. Темные волосы модно причесаны, а седина едва тронула виски. Неужели это его отец?
– Ясно… – осмотрев меня, бросил весьма красноречиво. – Сын дома?
– Сын? – оробела, и по взгляду Сафарова моментально стало ясно, кем он меня считал. Не слишком умной блондинкой, а, может, и похуже…
– Адам дома? – нетерпеливо добавил, но попасть в квартиру не пытался. Воспитанный.
– Его нет, но он скоро будет, – и спохватилась: – Проходите, пожалуйста, – отступила от двери. – Чай, кофе, воды? – пыталась быть вежливой. Конечно, я хотела понравиться будущему свекру.
Сафаров-старший прошелся по квартире с таким видом, словно инспектировал очередной объект. На меня внимания не обращал: он хозяин, а я так, случайная. Стало неприятно. Адам дагестанец по отцу, но мама у него славянка, а взгляды у их семьи абсолютно светские. Так мне говорили.
– Вкусно пахнет, – остановился на кухне и повернулся ко мне. – Булат Зелимханович Сафаров, – представился. – Отец Адама, как ты уже поняла.
– Саша, – ответила я. – Александра Лисицына, девушка Адама.
Он только хмыкнул, бросив взгляд на мои голые ноги: жарко, и я дома ходила в летнем открытом сарафане из летящей полупрозрачной ткани. Я ведь не ждала еще гостей, но вид приличный. Наверное, все же волосы нужно было убрать: слишком длинные, густые, вьющиеся и светлые.
– Сделай чай, Александра, потом мы поговорим, – вроде бы мягко, но вышло властно.
Привык приказывать.
Булат Зелимханович вернулся в гостиную, а я, заварив целый чайник, поставила на поднос приборы, мед, мягкое печенье в пиале и добавила пару свежих веточек мяты.
Сафаров-старший осмотрел сервировку и принял от меня стаканчик из закаленного стекла. Он выпил чай с медом и попробовал печенье. Конечно, его не я готовила, но выбирала лично. Были традиции в утреннем моционе моего мужчины, и я максимально пыталась поддерживать их: чай, мед, печенье, это непреложно. Затем терпкий кофе в турке, буквально на пару глотков, для бодрости.
– Хорошая ты девушка, Александра, – неожиданно похвалил Сафаров-старший. – Поэтому буду честен с тобой. Хватит Адаму в любовь играть.
– Простите? – я не понимала.
– Адам через месяц уезжает в США на стажировку в ведущую клинику Нью-Йорка. Но перед этим женится.
– Женится? – повторила глухо. – На ком?
– Какая разница. Главное, что не на тебе, – Булат Зелимханович объявил это настолько естественно и просто: без прямых оскорблений заявляя, что я не пара его сыну. – Ему тридцать уже, решил остепениться, – рассуждал вслух. – Дело не в тебе, Александра. Ты красивая девушка и хорошая хозяйка, – снова осмотрел стол и потянул носом тонкую ароматику восточных специй. – Найдется еще парень, который тебя искренне полюбит, – попытался смягчить предыдущие слова. – Но это не мой сын. У него есть обязательства, и как мужчина он их исполнит.
Дверь в прихожей хлопнула, заставив меня вздрогнуть, а Сафарова-старшего вскинуть голову в ожидании. Через минуту в гостиную вошел Адам. Такой же как обычно: ворот рубашки свободно расстегнут, лоб прорезала острая морщинка, темные волосы чуть взлохмачены – думал о чем-то важном: он ведь хотел сказать мне что-то.
Красивый, высокий, статный. Холодный. Когда впервые увидела его в коридоре стационара после операции, подумала, что передо мной ледяная глыба, несмотря на очень яркую внешность и жгучий взгляд. Сдержанный и немногословный хирург. Порядочный мужчина. Страстный возлюбленный. И что из всего этого ложь? Неужели все?
– Папа? – удивлен. Неприятно удивлен. – Что ты здесь делаешь?
– Да вот, – Булат Зелимханович поднялся, – с девушкой, – особо выделил мой статус, – твоей познакомился. Разберись, – хлопнул его по плечу и исчез в коридоре. Парадная дверь тихо клацнула, и мы остались вдвоем. Я смотрела во все глаза. Адам молчал.
– Скажи, что это неправда, – попросила тихо. Пожалуйста. Пожалуйста! Я искала на его лице отражение своих надежд. С жадностью голодающего искала, но… Там не было ничего.
– Саша… – Адам не отвел глаз, он всегда смотрел вперед. Только в этом «впереди» его ждала не я. – Мой Олененок… – сел рядом и попытался взять меня за руку, – он не баловал окружающих нежностями, был тяжел на характер и скор на расправу за непрофессионализм, но только не со мной.
– Адам, ты женишься? Это правда?
– Правда, – коротко и емко. Одно слово, и все сразу стало бессмысленным. Больше, собственно, не с чем говорить.
– А я…
А наш ребенок?! Пинетки лежали в моей сумочке, а маленькое сердечко уже билось внутри. Изменит ли он решение, когда узнает? Любит ли меня настолько, чтобы сделать своей навсегда, а нашего малыша назвать родным?
– Олененок, – коснулся моих волос, но я отшатнулась, – мне нужно уехать, я давно ждал этой возможности.
– А жениться? Это тоже нужно?
– Саш, – вздохнул, – это давно было решено. Наши родители давние друзья. Так нужно, – поморщился, отводя взгляд. – Я не могу… Я дал слово.
– А я, Адам? Что было между нами?
– Не знаю, Саш, – покачал головой. – Я не планировал, но ты… – столько ласки во взгляде. – Ты такая красивая. Увидел тебя и пропал. Я не хотел, но я полюбил тебя. Просто не смог отказаться…
– Но ты знал! – воскликнула я. – Знал, что бросишь меня!
Адам уронил голову и нервно взлохматил темные волосы. Гордый профиль разбился в какой-то странной, несвойственной этому мужчине неуверенности.
– Знал, – посмотрел на меня прямо, подавив минуту слабости и замешательства. – Прости меня, Олененок, – ошибки признавал, но от этого не легче. Мне двадцать три: я бросала и меня бросали, но именно сейчас сердце треснуло и раскололось. У меня задрожали губы, а глаза предательски защипало. Он никогда меня не любил. Если бы любил, то не протащил бы через ад предательства и чудовищной боли. Кто-то скажет, что страдания по мужику – ничто, до свадьбы заживет. Но… Но… Я просто люблю его. Я ребенка от него ношу!
– Ты мне изменял с ней? Или ей со мной? – сипло произнесла. Я хотела знать, кто из нас первая, а кто вторая. Хотя… Она уже победила. Адам выбрал ее.
– Я не спал с Мадиной, – твердо заявил. – Между нами до свадьбы ничего не могло быть.
– Ясно, – скорее почувствовала, как губы кривятся в горькой усмешке. – А в паху чесалось, да, Адам Булатович?
– Думаешь, у меня проблемы с сексом? – бросил на меня колючий пронизывающий взгляд. – Найти партнершу мне несложно, Саша. Но я хотел тебя! Я любил тебя! – воскликнул и резко поднялся. – Я уезжаю на год. Квартиру твою оплатил на этот же срок. Я вернусь, и мы…
– Что «мы», Адам? – я тоже поднялась. – Что? – он молчал. – Ну что?!
– Ты будешь моей, Олененок. Я не могу с тобой расстаться. Через год…
– Ты забудешь меня, – побрела к выходу. – Такие, как ты, всегда забывают.
Адам догнал меня в коридоре: порывисто обнял, прижался к моей спине, целовал волосы, а я тихо, беззвучно плакала. Он будто не понимает, насколько оскорбительно звучали его заявления и как больно ощущать его руки на своем теле. Это не ласка, теперь это пытка. Я чувствовала себя грязной, любовницей, разлучницей. А она чистая, наверняка юная девушка, только вошедшая в возраст. Ее он не мог запятнать похотью. Так можно только с нами: теми, кто не их крови, религии, национальности.
– Если бы я мог, Саша. Если бы мог…
Я скинула его руки, взяла сумку и ушла навсегда. Нет, это ложь: если бы Адам хотел, то сделал бы – догнал, не отпустил, отстоял свой выбор. Он этого не сделал: за мной никто не бежал… Значит, не так уж ему и нужно.
Уже на улице достала пинетки и сжала в кулаке.
– Я не избавлюсь от тебя, – пообещала своему малышу. – Выношу, рожу, воспитаю. Не брошу и не предам. Я стану сильной ради тебя! – говорила под аккомпанемент летнего дождя, наверняка грибного.
Я стояла, мокла и ждала. Если выйдет – скажу ему о ребенке: отец ведь должен знать.
Если нет, то и суда нет.
Через десять минут я ушла. В этом доме я никому не нужна. Мы не нужны. Пускай. Сафарову родит законная жена, а мой ребенок никогда не назовет его папой, даже если Адам когда-нибудь будет молить об обратном.
Я повернулась к его окнам и зло крикнула:
– Ты никогда не будешь счастлив, Адам Сафаров! Никогда!
Глава 1
Семь лет спустя
Адам
Я вышел из операционной, бросил взгляд на висящие на стене часы, отмерявшие время между жизнью и смертью, маску устало стянул и бросил в огходы вместе с окровавленными перчатками. Два ночи, девять часов на ногах, пальцы до сих пор удерживали фантомный скальпель. Силы были, а морально выжат. Но…
Мы победили. Мы снова обошли смерть. На повороте, едва-едва, но выиграли. Эта операция по всем прогнозам должна была пополнить мое личное маленькое кладбище, но я победил, а команда мне помогла. Радости пока не было, только усталость.
Устало толкнул дверь в кабинет главного врача, мой кабинет. Совсем недавно назначен на должность исполняющего обязанности: руководить нужно, а я продолжал оперировать и рисковать. Людям сверху это не нравилось, но иначе просто бессмысленно находиться в больнице! Я не для этого учился и оттачивал мастерство, чтобы просиживать штаны в уютном кабинете за столом с бумагами. Я хотел быть, а не казаться. Не Тупо носить гордое звание врача, а спасать жизни. Это мое стремление, отрада, страсть. Единственная.
Это мое на тысячу процентов, но отец настаивал, затем просил, апеллировал к тому, что просто некого поставить на важную должность. Нет более подходящего и надежного человека. Вопрос стоял остро: либо Министерство закроет медцентр и три тысячи сотрудников просто уйдут на биржу труда, либо я возьму руководство в свои руки. Ответ очевиден.
Я упал на узкий короткий диван, абсолютно не подходящий под мой рост, и забросил ноги на подлокотник. Почти провалился в сон, когда дверь скрипнула и рядом оказалась Регина, заведующая хирургией: она ассистировала мне сегодня.
– Устал? – присела рядом и погладила мои волосы.
– Немного, – продолжал лежать с закрытыми глазами.
Мы были любовниками. У врачей часто так: все на грани, на волоске, на острие атаки. Адреналин и экспрессия. Напряжение и вибрация во всем теле, чертов зуд, который нужно сбрасывать, оставлять в клинике, оздоравливаться. Это вообще не про чувства, исключительно сопровождающая механика после сложных операций. Партнер там, где проводишь львиную часть времени. Естественно, если свободен. Распущенности я не приветствовал, и плевать, что нас, врачей, считали одной из самых развращенных профессиональных братий.
– Ты был хорош, Адам, – поцеловала меня коротко. – Это мое мнение как врача, не только женщины.
– Еще днем ты голосовала против операции, – лениво открыл глаза.
– Я была не права, – Регина погладила мою грудь, спускаясь ниже. – Но ты победил, а меня очень возбуждали победители… – склонилась над моим пахом, ловко расправляясь с пряжкой ремня. Красивая зрелая женщина, страстная, пылкая. Разведена, прекрасный врач, умелая любовница. Но дело даже не в этом – у меня адреналин до сих пор плясал на коже. Нет, если бы не было Регины, я тупо завалился бы спать. Не животное же, чтобы бегать и искать, кого в углу зажать или в туалете передернуть.
– Не здесь.
– Поехали ко мне? – предложила мягко. – Чаем напою, хорошо сделаю, спать уложу, завтраком накормлю.
Ехать не хотелось, но немного заботы не помешало бы. Только остаться на ночь не мог. Вчера уже оставался в клинике до утра, вторую ночь Сабина точно может проснуться и звать меня.
– Закрой дверь, – велел Регине, – и возвращайся, – третий час ночи, сомневаюсь, что ко мне назначено в это время.
– Хочу тебя, – оседлала и приложила мою руку к бурно вздымающейся груди, медленно ведя ладонью через пышные сочные формы к сосредоточению своего и моего, собственно, удовольствия. Я погладил кружево белья и сдвинул полоску в бок, но мобильный ожил совсем не вовремя. Игнорировать я не мог и не хотел. Дом. Возбуждение как рукой сняло. Даже друган в штанах перестал подавать признаки жизни В такое время меня беспокоили, только если что-то случилось с Сабиной.
– Роза Эммануиловна? – ответил моментально.
Мне пришлось рассчитать последнюю няню. У нас были разные взгляды на воспитание моей дочери. Пришлось просить экономку, ведущую хозяйство, и по совместительству мою троюродную тетку, остаться на ночь.
– Все в порядке? Что с Саби?
– Адамчик, дорогой, прости, что так поздно. Знаю, операция. Сабиночка плачет, не могу успокоить ее. Уже час закатывается, тебя зовет.
– Я понял, Роза Эммануиловна, буду через полчаса максимум, – подхватив Регину за ягодицы, снял с себя и поднялся. Сбросил операционную форму, оставаясь в одном белье, и быстро переоделся в свою повседневную одежду. Наверное, снова кошмар. В последнее время они участились.
– Что случилось? – Регина поднялась, поправляя рубаху и обеспокоенно разглядывая мое лицо.
– Дочь, – коротко ответил. Регина была в курсе моих проблем, не в подробностях, но общая картина известна.
– Я поспрашиваю насчет хорошей няни. Есть у меня знакомые, найдем, не беспокойся.
Даже собеседование проведу, прежде чем к тебе направить.
Я уже переоделся и готов был выдвигаться. Надеюсь, дорога не займет больше получаса.
– Спасибо, – коротко улыбнулся и вышел. Слышал, что Регина вздохнула: вероятно, ждала какой-то нежности, ласки, поцелуя на прощание, но это не про нас. Я не нуждался, а ее не собирался обманывать, вроде как между нами больше, чем просто секс. Не больше. Только он. Я не хотел сближаться и не хотел, чтобы она потом была в обиде.
Моя машина одиноко стояла на парковке, было еще несколько, но они настолько хаотично разбросаны, что появлялась иллюзия полного одиночества. В каком-то смысле так и было. У меня была своя маленькая семья, но полным я себя не ощущал. Когда-то что-то такое показалось, но забылось, прошло, временем стерлось. Оно если не лечит, то убирает запахи, штрихи, смазывает чувства до чего-то прозрачного, призрачного, почти неправды.
Или калечит. Такое тоже бывало.
Я крепко сжимал руль и думал о дочери. Моя маленькая красивая девочка. Ей было пять, и уже два года как она росла без мамы. И не говорила. Совсем. Нет, это не проблемы с развитием: Сабина в два года так болтала, не выключить! Не было у нее кнопки!
Но все изменилось. Она потеряла мать. Мадина не просто ушла ко Всевышнему, она сама это сделала, ускорила процесс, не стерпела ужасающей боли. Наша дочь это видела. Наблюдала конец. Я тоже, но не в реальном времени. До сих пор корил себя, что уехал на работу, оставил жену и дочь, не одних, но все же. Чувствовал, что Мадина подошла к краю, но в больнице я был слишком нужен. Полагал, что время у нее еще было. Ошибся.
По периметру двора были установлены камеры, и я их посмотрел. Бедная моя девочка… И ее мама тоже…
Мадина болела. Сильно. Я знал это, когда давал слово этой молоденькая девушке жениться на ней. Ей и Аллаху. Мы не знали, сколько ей отмерено, но я пообещал, что она не будет одна, что она проживет полноценную жизнь: максимально нормальную, с мужем и, возможно, детьми. Но это было под большим вопросом. Мы ждали только ее совершеннолетия.
Когда я давал это обещание, то был не просто свободен: я не верил в любовь как таковую, только в химию и физику между людьми. К Мадине относился с большой дружбой и… что уж там, жалостью. Мне ничего не стоила просьба ее отца и мольбы тети Анаид. Я хотел осчастливить девочку, светлую и добрую, которая могла в любой момент уйти. Я дал Слово. Я не знал, тогда не знал, насколько оно станет мне поперек горло ровно через год с небольшим. Кровью харкал и сбивал кулаки, но ничего нельзя было изменить. Ничего!
Я встретил Сашу. Олененка. Прекрасную молодую девушку с густой гривой пшеничных волос и огромными голубыми глазами. Как красивая длинноногая кобылка, что паслись в Кавказских горах. Я давно уже москвич, но не забывал, где моя малая родина.
Меня как обухом по голове: нужда, страсть, влюбленность. Как меня ломало. Как сложно было отпустить малышку. До нее у меня было много партнерш, а она стала по-настоящему моей: не прихотью, не телом, а женщиной, которая необходима. Хотелось любить сильно, сжимать в объятиях ночью, целовать руки днем, делать счастливой, заботиться и видеть мягкую улыбку на нежном лице. Я сдерживал эти порывы, потому что знал – жениться на ней не смогу. Но… Надеялся, что станет моей отдушиной, сердцем и женой, не официальной, но по любви. Готов был даже пойти на фактическую измену законной супруге: это не предательство любви, но все равно обман доверия и счастье на чужом горе. Я не поддерживал низости, но собирался стать подлецом. Мерзавцем для обеих по факту, но счастливым. Да, эгоизм, но я и не планировал подушку в раю получить.
Но Саша ушла. Маленький Олененок оказался слишком гордым и сильным. Смелее и благороднее, чем я.
Я давно не вспоминал ее. Так много воды утекло, столько случилось: взлеты и падения, рождения и потери, мы все изменились. Надеюсь, Саша счастлива и не держит на меня зла. Да что там, вряд ли вспоминает. Я причинил ей огромную боль, но прошлое давно в прошлом для нас всех. Мне тоже было тяжело, но я мужчина, и должен держать слово. Я не преследовал, не загонял, не охотится на своего длинноногого Олененка. Потому что тогда был бы не охотником, а горным козлом. Женщину легко сломать, особенно любящую, а я не хотел, чтобы моя Саша стала душевным инвалидом.
Пусть она будет счастлива, а я… Мы ведь с Мадиной неплохо жили в Нью-Йорке. Я знал, что не смогу полюбить ее, но мужем был во всех смыслах: не сразу, но… хм… получилось.
Если бы Саша не ушла, то, возможно, мой брак остался больше на словах, чтобы через год вернуться к ней без налета физической измены. Но Олененок убежала, а я остался в Штатах намного дольше.
Через год Мадина забеременела. Был ли я рад? С одной стороны, хотел ребенка, жена тоже радовалась искренне. Но выносить и родить с аутоиммунным заболеванием – огромный риск, почти всегда неоправданный. Мадина умоляла меня, на коленях стояла, и я сдался. Она знала, что ее время не бесконечно, и хотела хотя бы попытаться оставить след.
Мы смогли: контроль врачей, практически всю беременность жена лежала на сохранении – Сабина родилась. Это было сложно, но для обеих наших семей – огромная радость. Только болезнь начала прогрессировать: Мадина продержалась еще три года, потом боли стали невыносимыми, ничего не помогало. Жена хотела умереть рядом с нами, а не в хосписе.
Меня не было дома, медсестра отвлеклась, а няня не уследила. Мадина утонула в бассейне – это официальная версия. Но я знал, что это не роковая случайность, а самое трагичное, что это видела наша дочь. Увы, иногда боль сводила с ума.
Сабина бежала, плакала и звала маму. Она упала и сломала ногу. Но я не думал, что она замолчит. Ведь ребенок! Они должны забывать! Но дочь упорно не произносила ни слова, а у меня просто опускались руки. Не знаю, что делать и к кому обращаться. Никто не смог помочь, осталось надеяться, что с возрастом речевой блок уйдет. И продолжать работать с психологами.
– Роза Эммануиловна, – вошел в детскую. Она качала Сабину, сидя на кровати, та вроде успокоилась, но хныкала. – Спасибо, – шепнул и осторожно забрал дочь. – Идите, ложитесь.
Сабина открыла темные глазки и прижалась ко мне, зарываясь в одеяло так, что тугие кудри скрыли личико. Моя маленькая дочурка. Моя принцесса. Как же я рад, что она у меня осталась, и как больно, что она страдала.
– Сон приснился? – я старался постоянно с ней разговаривать, занимался по мере возможности, нанимал людей – врачей, психологов, нянь, но все шло по одному месту.
Сабина если не принимала человека, то начинала плакать. унять практически нереально.
Дочь кивнула и потянулась к альбому. Она хорошо рисовала, так мы общались.
– Не нужно, солнышко. Поздно уже, завтра расскажешь, – погладил кудряшки. – Ножка не болит?
Тот перелом тоже не прошел бесследно. До сих пор занимаемся физиотерапией. Не хочу, чтобы моя девочка хромала.
Сабина отрицательно покачала Головой.
– Саби, давай включу ночник, – щелкнул выключатель, и по потолку поплыли яркие созвездия. – Быстро обмоюсь, – я пах больницей, – и почитаю тебе. Согласна?
Сабина улыбнулась. Книги она обожала и для своего возраста прекрасно читала: не вслух, про себя, увы. Когда я просил пересказать сказку, она рисовала ее: подробно, с деталями, изображала каждую мелочь. У нас много альбомов с ее рисунками. Сабина набила руку и даже сама начала писать печатными буквами, немного, но правильно и даже не по слогам. Правду говорят: где-то убыло, а где-то прибыло…
Утром я дополнительно позвонил в агентство по подбору персонала, меня там уже хорошо знали. Несколько нянь вышиб за последние два месяца.
– Мария, еще раз повторяю: мне нужна няня на полное проживание, с медицинским образованием и знаниями физиотерапии. Чуткая, внимательная, добрая. Я что, много требую?
– Адам Булатович, это очень сложный запрос, – вздохнула, а голос дрогнул. Я ведь не злой, но доводить меня не надо. Поиск нянь скоро сделает меня неврастеником! – Мы ищем, но быстро не факт, что получится… – блеяла и заикалась в трубку. Ну звездец!
– Маша, девочка, я плачу вам такие деньги, – видеть не видел барышню в глаза, но тут либо ругаться матом, либо тихо кипеть. – Руки в ноги и ищите! – грубо закончил. Контакты для собеседования оставил Регины Клычковой. Пусть ко мне приходят уже после нее. Сил нет на каждую нервы тратить. Если из десятка одна более-менее, уже удача.
Запрос сложный, понимаю, но у меня безвыходная ситуация! Я даже готов быть более лояльным и повысить жалование, хотя и так платил больше, чем ставка по рынку. Ну млять, пять нянь за два месяца! Это я слишком требовательный или они не квалифицированные?
Вопрос без ответа. Надеюсь, в этот раз повезет…
