Текст книги "Будешь моей мамой? (СИ)"

Автор книги: Оливия Лейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

– Я не буду обижать девочек! – решительно заявил Тимоша. – Никогда!

– Это здорово, – рассмеялась и продолжила: – Я была очень обижена на Адама. Я не сказала ему, что у нас будет ребенок. Он не знал про тебя ровно до момента, пока Сабина не сказала, – призналась сыну, что скрыла.

– Значит, он не бросал меня?

– Тебя нет, – покачала головой.

– Но он обидел тебя, – напомнил и сжал губы. Мой взрослый не по годам мальчик.

– Да, это так.

– Почему же ты его простила? – искренне не понимал.

Я задумалась. Такой простой и одновременно сложный вопрос. Почему? Наверное, потому, что я хочу быть счастливой, а не гордо несущей свою обиду. Я не хочу жить прошлым, я хочу любить. Я верила Адаму. Просто верила. Адам Сафаров – хороший человек, и я его люблю, мне этого достаточно.

– Я люблю его, – губы непроизвольно дрогнули в счастливой улыбке. – А он любит меня, – накрыла руку сына. – Тебя Адам тоже любит. Ты ведь почувствовал это, – напомнила и встала, нужно еще посуду помыть. Пусть сынок подумает. Тимоша еще ребенок, но он умел анализировать, а еще – искренне любить. Я уверена, что если он откроет сердечко навстречу отцу то тот никогда не разобьет его. Дети для Адама святое и я его в этом абсолютно поддерживала. Для меня тоже.

Следующие два дня Тима ходил задумчивый и не выпускал старый телефон из рук: общался с кем-то, я не лезла с расспросами. Ждала, когда решится выслушать отца. Адам тоже ждал. Мы много общались, с учетом его врачебной практики, запредельно много переписывались. Созванивались поздним вечером и разговаривали: мы оба скучали и оба хотели, чтобы лед между отцом и сыном тронулся. Адам проявлял чудеса терпеливого бездействия, но я кожей ощущала, что он на пределе.

– Иду! – крикнула, направляясь к двери. Мы только что пришли с площадки, обедать сели. Сын играл с друзьями, вроде веселился, но я слышала, что часто вспоминал дом Сафаровых и всех домочадцев, а еще лагерь, друга Стаса (ага, именно так), братьев Арджановых – близнецов Шейлы, сестры Адама, и сам кавказский праздник. Тимоша тоже привык к жизни с теми людьми. – Вы?! – изумилась, увидев Булата Зелимхановича.

– Здравствуйте, Саша, – протянул мне букет цветов и большой пакет с какой-то коробкой. – Я не знал, что Тимофею нравится, и вот… – взглянул виновато. Я прикрыла дверь и вышла на площадку. Не стала приглашать в квартиру: я не знала, зачем он пришел, а у меня там ребенок, не нужно ему слышать, если меня снова пришли унизить.

– Чего вы хотите? – Адама я простила, но не его отца. Я просто ему не доверяла. Милости просим в гости Юлию Германовну, но Сафаров-старший… Я ему не подходила, теперь такой дедушка нам не подходил!

– Прощения попросить, – смотрел прямо в глаза, вроде с раскаянием. – Я думал, вы охотница за мужем с периферии.

– Больше так не думаете? – ровно поинтересовалась.

– Нет, – уверенно заявил. – Вы, Саша, воспитали моего внука: одна, без мужа и больших денег. Воспитали достойно. К вам привязалась моя внучка, моя жена считает хорошим человеком, а сын любит. Только я, старый дурак, думал, что вы не подходите для Адама.

– Вам мой сын понадобился? – я не собиралась слепо принимать этого человека. Не верила я в чистые намерения, а вот наследник мужского пола Булату Зелимхановичу позарез понадобился. Что же, хороший готовый подарочный мальчик. Ведь другого может уже и не быть…

– Конечно, я хочу видеть внука, но осознаю, что вы, Саша, вправе отказать мне. Вы не доверяете мне. Я понимаю. Просто знайте, что плохого не замышляю. Что из-за характера и негативного опыта общения с людьми зачерствел. Не верю давно в искренних и честных людей. Везде пороки ищу. Наверное, поэтому из медицины в чиновники ушел. Перестал в людей верить, грязь везде высмотреть пытался, – горько усмехнулся. – Семью свою уберечь хотел, а вышло, что чуть жизнь сыну не разрушил. Простите, Саша. Когда-нибудь. Я буду ждать. А вам с Адамом от всей души желаю счастья, – и неожиданно взял меня за руки, приложил ко лбу, затем целомудренно поцеловал. Я была смущена и изумлена, а Булат Зелимханович просто ушел.

– Мам, ты где? – услышала сына.

– Здесь! – вернулась в дом. Нужно Адаму позвонить и рассказать про его отца. Узнать, что он думал относительно этого визита.

– Кто приходил? – с интересом сунул нос в пакет с подарком. Я не успела ответить – в дверь снова позвонили.

Глава 21

Адам

Я столкнулся с отцом прямо на входе в подъезд. Даже скрестись в дверь не пришлось.

– Ты откуда здесь? – удивился я. К Саше приезжал – это очевидно. Вопрос в другом: зачем? Извиниться или снова свое всезнающее око и нос в чужие дела засунуть? Всевышний не даст солгать: родителей я почитал, ценил, любил. Но папа с возрастом уж слишком на дедушку походить начал: автократию разводить да за детей решать, как им жить. Ладно я, мужик, и мной особо не поруководишь: мои косяки лично рукотворны. А вот Шейле пришлось за свое счастье бороться: я в Штатах тогда был, матери спасибо, что на себя огонь отцовского негодования брала. Все у него неподходящие, кроме тех, кого лично

Булат Зелимханович считал парой. Потом, естественно, смирялся с выбором, и всем стало хорошо. Сейчас Эмин Арджанов – лучший зять, а если вспомнить, как все начиналось…

– У Саши был. Иди к ним, ты им нужен, – напутствовал особой улыбкой.

Я ногой поддел дверь и, перехватив пакеты, направился к лифту. Прийти в гости к женщине с пустыми руками – это зашквар! А к сыну – вообще застрелиться можно сразу. Это не столько про какие-то особые подарки, но заехать в магазин и купить вкусняшек – святая обязанность! А литровая банка нутеллы – это не подкуп, я просто запомнил любимый топпинг сына. Сына! Двери разъехались в стороны, и стало совсем тепло на душе. Дома и на работе я тосковал и грустил, сейчас снова полыхала надежда. Я отец хорошего мальчика. Это навсегда. Не может кровь отринуть кровь!

Саша открыла почти сразу, и я снова пропал: домашняя, летняя, нежная и легкая. Волосы густой волной переброшены через плечо, длинные пальцы подрагивали, губы манили, но главное – глаза! Большие, светлые, чистые, и в них отражались любовь, ласка, нужда. Она тоже нуждалась во мне.

– Можно войти? – спросил, поставив пакеты через порог. Это я для них принес, это для сына и моей прекрасной невесты. Посмотрел на Сашу, затем встретился с темными глазами Тима. Как я не заметил нашу схожесть? Слепец! – Можно? – у сына спросил.

– У нас картошка жареная, будете?

Меня к столу пригласили! Это важно, это знак! Это мой сын! Кавказская кровь горела в нем! Гостеприимство – наше все!

– Еще бы! – сглотнул слюну и, перешагнув порог, разулся. Аромат жареной картошки залил внутренности желудочным соком, я захлебываться начал. Тим уже ушел на кухню, поэтому наши с Олененком пальцы переплелись: – Я тебя люблю, – шепнул, быстро касаясь ладони губами. Я с ума сходил от того, какое удовольствие получал, признаваясь женщине в чувствах. За семь лет в разлуке уже и забыл, что такое свобода просто любить, а не выполнять функцию мужа.

– Присаживайся, – Саша указала на стул в скромной, но чистой кухне, а сама принялась хлопотать у плиты. Через несколько минут передо мной стояла тарелка с румяной картошкой, а сверху – яйцо пашот. Я удивился такому сочетанию, но сын пояснил. Сухо и конкретно, но говорил со мной. Мамин защитник. Уверен, не столько из-за себя злился, сколько из-за матери. Хороший у нас сын. Этим, кстати, в меня: в спорах между родителями я всегда был на стороне мамы.

– Вот так, – и вилкой разрезал яйцо, – желток как соус. Это вкусно. Мы по телевизору увидели и повторили.

– Там еще черная икра была, – тихо рассмеялась Саша, обхватив кружку длинными пальцами. Она не садилась, а стояла у окна и смотрела на нас.

– Фу, рыба, – скривился Тим.

– Присаживайся, – я не мог сидеть, да еще и есть, когда женщина стоит.

– Я не…

– Садись, – и сам взялся за ней ухаживать. – Только пашюот я не умею готовить, – наложил картошечки ей.

– Ничего, я с салатом.

Я вроде не голодный, но готов был вылизывать тарелку, очень вкусно, сытно и без

пафоса. По-домашнему.

– Спасибо, – посмотрел на Сашу.

– Пожалуйста, – она поднялась. – Я сейчас… – и покинула нас. Тим тоже все съел.

Теперь мы сидели напротив друг друга, и, надеюсь, он сможет поговорить со мной.

– Тим, можешь выслушать меня? – я сразу понял, что с ним не нужно сюсюкать и лукавить тоже не стоит.

Он молчал, но не уходил: оставался за столом.

– Мама сказала, что ты не знал обо мне, – неожиданно произнес.

– Не знал, – хрипло ответил. – Но от этого не легче. Тим, я очень виноват перед твоей мамой. Я понимаю, почему она смолчала, – опустил голову. – Такое у нас прошлое. К сожалению, я не могу вернуться назад и исправить его. Нет у меня машины времени, – развел руками, грустно усмехнувшись.

– Жаль, что ее не бывает, – сын громко вздохнул. Научно-исследовательский интерес у него в крови.

– Знаешь, сы… Тимоша, – пока рано, – прошлое не изменить, но есть будущее, и оно в наших руках. Я очень люблю твою маму. Я очень люблю тебя, – искренне признался. – Я хочу стать тебе настоящим отцом, – открыто смотрел на него. – Ты сможешь принять меня, сынок? – вложил всю любовь в одно слово.

У меня в глазах защипало, когда заметил вскипевшие слезы моего Тимофея. Он держался, как мог, но все же они побежали по детским щекам.

– Папа… – несмело назвал, и я обнял его, перетаскивая на руки. Он уменя мужик, но при всем этом еще и ребенок. Мы можем вместе поплакать – голова к голове.

Саша вернулась на кухню и увидела нас именно такими. Она улыбалась, прислонившись к косяку двери.

– Может, домой поедем? – негромко предложил я. – Бабушка Юля с Саби очень ждут нас, – смотрел на сына.

– Сейчас? – Олененок прошлась взглядом по кухне и столу с неубранной посудой.

– Мам, давай поедем, – Тим был не против, а я счастлив. Это полное и незамутненное счастье!

– Только если поможете убраться, – хитро подмигнула Саша.

Тим сразу вскочил, я тоже закатал рукава.

– Давай так: я мою, ты вытираешь, – распределили обязанности.

– Давай, – сын тут же включился. – А ты, мама, отдыхай. Мы с папой сами.

Мы с Сашей встретились глазами: все у нас будет, ничего не потеряно безвозвратно.

Со всеми сборами в Москву попали только к шести вечера. В клинике я воспользовался служебным положением и сделал для себя внеплановый выходной, но телефон все равно разрывался: приходилось решать вопросы онлайн. Вечерние пробки тоже никто не отменял.

– Мы дома! – крикнул на всю гостиную. Я не предупреждал маму, что мы едем. Пусть будет сюрпризом.

– Сынок… – она увидела нас и застыла на лестнице, во все глаза рассматривая старшего внука. Зато Сабина уже обнималась с братом и своей мамой. Сашу она называла только так.

– Мама вернулась! – улыбалась и висла на шее.

– Привет, Тимоша, я твоя бабушка, – мама спустилась, улыбаясь и плача одновременно.

– Здравствуйте. Я знаю, – сын еще немного стеснялся.

– Как знала, что нужно готовить на всю семью! – с полотенцем вышла тетя Роза, и обстановка сразу наполнилась ароматами дома и вкусной еды. Мы с Сашей переглянулись, когда наша бабушка приватизировала внуков. Теперь мы точно дома.

Уже ночью, когда все легли, мы устроились на диване в гостиной и тихо шептались.

– Твой отец приходил.

– Я встретил его, – перебирал пшеничные волосы. – Он тебя не обидел?

– Он извинялся… – неуверенно произнесла. Не простила, а я не мог осуждать за это.

– Саша, девочка моя, – теснее прижался к ней, – я уважаю родителей, они дали мне жизнь, вырастили, заботились, но они тоже не всегда правы. Я не из тех, кто скидывает свои обязанности отца на родителей, ты ведь тоже?

Дождался, когда утвердительно кивнет.

– Их в нашей жизни будет столько, сколько мы сами решим. Папа во многом был не прав, как, собственно, и я. Он не будет лезть в нашу жизнь. Я не позволю, – поцеловал ее ладони.

– Он казался искренним… – задумчиво проговорила и, лежа на моей груди, извернулась, чтобы видеть мои глаза. – Он одобрил твой брак с Мадиной?

Вот мы и подошли к искреннему и честному разговору о моем слове, женитьбе и вдовстве.

– Нет, – начал рассказывать с самого начала. Саша не перебивала, но я слышал, как под моей ладонью гулко билось ее сердце.

– Неужели я беду накликала… – неожиданно заметила, поднимаясь.

– В смысле?

– Когда я уходила, то пожелала, чтобы ты никогда не был счастлив, – обняла себя руками.

– Мадина болела с детства. Ты здесь совершенно ни при чем. Ты не злая, Олененок. Ты никому не способна причинить вред.

– Но ты…

– Я – да. Я был не счастлив. Я ни минуты не был счастлив без тебя.

– А дочь? – тихо заметила.

– Это другое, Олененок. Как мужчина, как муж, как любовник, как человек, который не имел своей половины. Тим – моя частичка. Сабина – моя частичка, но моя настоящая половина ушла по моей вине, – снова уложил Сашу на себя. – Теперь ты со мной, и я даю свое мужское слово, что ни одной горькой слезинки не упадет из твоих глаз по моей вине. Я теперь тебе принадлежу, и ты можешь делать со мной все, что захочешь. Клянусь.

– Прямо все? – и начала щекотать меня. Помнила, что я этого дела боюсь.

– Так, – повязал ее ногами, – предлагаю сейчас заняться делом… – и погладил нежную кожу бедра.

– Прямо здесь? – воскликнула ласковым шепотом Саша, когда подол платья пополз вверх.

– Я вообще-то хотел подумать, когда жениться будем: завтра или послезавтра?

– Главное, чтобы брачная ночь сегодня, – сама поцеловала меня…

Я только за, но свадьбу нужно обязательно сыграть в скором времени. Мы и так много лет упустили, нужно наверстать!

Эпилог

– Ты скажешь, куда мы едем?

– Сюрприз, – загадочно улыбался Адам. Он буквально меня похитил! Выманил из дома и, перебросив через плечо, как истинный горец, утащил в пещеру, точнее, машину.

– Мог бы дать переодеться, – проворчала, но не со зла. Я действительно очень устала от предсвадебных хлопот и соскучилась по своему Адаму. Он сейчас много работал, чтобы потом уйти в отпуск на целых две недели!

Мне кое-как удалось уговорить Адама пожениться не сразу: выторговала себе целый месяц! Теперь вместе с его матерью срочно-обморочно готовились к торжеству. Это очень непросто: как эмоционально, так и физически! Я буду осенней невестой – сентябрь будет особенным для нашей семьи.

– Расскажи, что там с подготовкой? – Адам отвлекал меня разговором, но я все равно заметила, что мы выехали из города. Я начала объяснять по верхам, но сама пыталась определить направление. Аэропорт?

– Адам, – вспомнила, что нужно обсудить важный вопрос, – мама Юля сказала, что мулла спросит меня: готова ли я воспитывать детей в исламе… Тимоша крещеный. Я даже не знаю…

Наверное, Адам хотел бы иметь сына, воспитанного по заветам Аллаха, но я не считала правильным делать это спустя шесть с половиной лет. Вообще, мне казалось, что, повзрослев, наш сын сам определится с религией.

– Олененок мой любимый, – Адам смотрел на дорогу и уверено вел машину.

Его не напрягал разговор? Никаких признаков, указывающих на это. Сафаров достаточно уважителен в вопросах веры и даже намаз совершал. Правда, если не занят. Он врач, и для него реальное спасение тела важнее молитвы.

– Моя мама религию не меняла, тебе этого тоже делать не нужно. Тима и Сабина будут расти в светской семье. Если они станут проявлять интерес к основам ислама, расскажу. В остальном, пусть будут счастливыми и свободными. Вера – она внутри, и заставить верить невозможно.

– Тетя Роза говорит, что детей нужно любить, кормить и принимать любыми, – вспомнила ее слова.

– Вот это верно, – наши пальцы переплелись. – И все-таки зачем нам в аэропорт?

– Догадливая, – мы как раз уходили с развилки, и уже было видно вышку связи. – Мы летим в Грецию.

– Как это?! – я же в домашней одежде! – А дети?! – это вторая мысль, не менее серьезная!

– Дети с бабушкой и дедом, – просто пожал плечами, заезжая на платную парковку.

– До завтра же забирать…

– Все хорошо, пойдем.

Мы вышли из машины, затем Адам достал чемодан. Кто и когда успел его собрать, и почему я не видела?! Мой заграничный паспорт тоже был в кармане будущего мужа.

– Адам, у нас свадьба через две недели и медовый отпуск тоже, – причитала на паспортном контроле.

– В Каш, – обнял меня и поцеловал в лоб, – мы тоже поедем!

– Олдскульный мой, – шутливо поддела.

Конечно, мы оба мечтали о медовом месяце вдвоем, и когда Адам рассеял все тревоги и сомнения, я расслабилась: в самолете пила шампанское и немного поспала на плече своего мужчины.

Прошло не так много времени с нашей повторной встречи с Адамом, а изменилось абсолютно все. Он официально признал нашего сына, теперь Тима – Сафаров Тимофей Адамович. С первого сентября Сабина с братом идут в садик, недалеко от дома. Нашего общего дома и семейного гнездышка.

Я помнила, что воспитатели еще в Подольске советовали отправить Тимошу в школу, вроде как он ментально готов, но, посоветовавшись с Адамом, решили подождать еще год.

Год поистине беззаботного детства.

– О-о-о… – ахнула, когда такси доставило нас на виллу в Санторини: ту самую, в которой мы отдыхали семь лет назад. На которой, как мне казалось по подсчетам, был зачат наш сын. – Мы снова здесь… – обернулась к Адаму.

Мы говорили обо всем, и он знал, что это произошло тогда.

– Я так много пропустил, – задумчиво проговорил.

– Хочешь повторить? – рассмеялась я.

– Я всегда хотел большую семью, – взял за руку и повел к обрыву.

Это уникальное уединенное место: большой дом на обрыве скалистого берега, внизу – бирюзовые волны Эгейского моря, бескрайний горизонт и потрясающие закаты.

Мы подошли к площадке, огороженной для безопасности, и Адам попросил посмотреть вниз. Пляж был потрясающим, но спуститься к нему – тот еще квест. Даже после одного бокала вина не рекомендую подходить к крутой лестнице.

– Это Тима с Сабиной? – изумленно рассматривала с высоты детей. Они играли, визжали, купались под присмотром родителей Адама. С его папой у нас осторожное привыкание: он не давил, а я наблюдала. Главное, чтобы не пытался отобрать у нас авторитет. Вроде бы он старался быть веселым дедом, не больше. Это можно.

Тимоша никогда раньше не видел моря, а Сабина боялась воды. Но очевидно, что жизнь менялась, а страхи уходили.

– Не волнуйся, они живут не с нами, – на ухо шепнул Адам. – Просто хотел, чтобы ты не переживала. Нашим детям все нравится.

– Я вижу!

– Пойдем, отдохнем немного, – подхватил меня на руки. – У нас всего неделя!

– Хочу оливок и мусаку, – стало совсем легко. Я могла положиться на Адама: уверена, свадьбу организуют без моей перфекционистской натуры. Можно просто насладиться счастьем, чистым и искренним.

– Все, что захочешь, любимая. Все, что захочешь.

Конец.