Текст книги "Ком 8 (СИ)"

Автор книги: Ольга Войлошникова

Соавторы: Ольга Войлошникова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

22. ПОТРЯСЕНИЯ

ИЗ ПОСЛЕДНИХ ЗВЕРИНЫХ СИЛ

Я полетел вниз.

И ка-ак грохнулся о каменный парапет крыши. Поначалу-то боли не заметил, вскочил… прямо напротив строя из четырех индусов. И в руках у них были уже не сабли, а вполне тебе винтовки. Грянул залп, и меня словно кувалдой долбануло в живот. И в голову. Я ещё успел бросить вперёд, на все оставшиеся силы, ледяные копья, а потом упал.

Сколько я так пролежал – не знаю. Мне показалось не меньше часа. А на самом-то деле – может, минуты две. Очнулся человеком. Пополз вперёд. Думаю, хоть винтовку подберу. Почему-то мне казалось важным подобрать эту винтовку. Отстреливаться собирался? Потом почти потеряв силы, перевернулся на спину, стёр, а вернее, размазал кровь, что заливала мне правый глаз. Отцепил от ремня гранаты, одну метнул туда, откуда ещё звучали выстрелы, а вторую прижал к груди. Может, ещё заберу кого с собой?

Соображал я тогда, конечно, плохо. Как в красном тумане всё. И где-то на окраине сознания ревел Зверь, требуя права управлять телом.

ДАВАЙ!!!

И меня словно подкинуло в воздух. Приземлились уже на четыре лапы. А впереди были вкусные! Прыжок. Н-на! Н-на! По шкуре бессмысленно скользят выстрелы, походя откусываем полтела какому-то индусу в богатом тюрбане.

Не вкусно!

Пьфу!

Прыгаем вперёд, прямо на строй солдат, которые пытаются стрелять в меня, колют смешными штыками. Вертимся, вырывая в строе индусов огромные проплешины. И если раньше я был в крови почти весь, то теперь – точно. Весь целиком. И в крови, и в кишках, и в прочих неприятных субстанциях. И всё это кровавое великолепие проплывало мимо моего сознания как-то боком, в дымке. Словно не я это, а какое-то кровавое языческое божество из снежной тундры, невесть как попавшее в жаркую Индию.

Копьё льда сносит очередную дверь, рык, но в коридоре никого.

Спрятались? Правильно! Бойтесь!

Прыжок вниз с галереи.

А тут у нас что? Смешные пушки? Пушки-пушечки. Что ж вы вверх-то смотрите? Я же тут! Н-на! Н-на! Как смешно они летают!

Во двор выбегает небольшой шагоход.

И ты тоже полетай. Не хочешь?

Голубые когти вскрывают кабину и перекусываем истошно орущему пилоту голову.

Невкусно!

Ага!

Прыжок с заваливающегося шагохода и… чуть не прибили лису.

– Не лезь!

– Илья, эвакуация! Домой! Домой! Оставь их!

– Вкусных оставить? Тебе-е⁈ Это моя добыча! – Из пролома в стене выпрыгивает огромный тигр-оборотень… просто затем, чтоб повиснуть на синих когтях правой лапы. Кривые когти бесполезно скребут по белой окровавленной шерсти.

– Моя добыча! – рычу в ошалевшие глаза кошака и рывком отправляю его в полёт, обратно в пролом.

Потом съем!

Невкусно!

Да знаю я!

– Илья, домой! Серафима, Аркаша, Ваня, Маша! Домой!

– Сима, Арик, Ваня, Маша? – я словно спрашиваю себя: – Домой?

– Домой! – уговаривают взволнованные голоса.

– Хорошо. Едем домой! Устал я, силов никаких нет.

Меня подхватило с трех сторон и потащило вверх.

Чего-то мне не хорошо…

Свистящие воздушные потоки сменились ощущением замкнутого пространства. Много запахов. Железо. Люди. Кровь. Смерть.

– Коршун!!! – заорало несколько голосов.

– Пропустите его светлость! – одновременно с ними звенящий голос старшей лисы. И испуганный, срывающийся – Хотару:

– Мама, не может быть!.. Мама! Почему он мерцает⁈ Он умрёт⁈

Шум, крики, толкотня. И растерянный голос доктора:

– Боже, какой тяжёлый пациент… А я почти пустой!

Вот так, братец, – усмехается мой внутренний медведь. – Что ж, по крайней мере, напоследок мы задали им знатную трёпку…

Я хочу спросить: а как же Серафима? А дети? Я просто оставлю их? Не может быть, у меня ведь всегда получалось!..

Зверь пожимает плечами, разводя в стороны огромные лапы. Теперь я тоже вижу, что он мерцает. Скоро он истает совсем, а за ним уйду и я. Оборотни всегда умирают так.

– Дядя Илья Алексеевич!!! – отчаянно кричит Хотару. – Не умирай!!!

Рядом рыдает Сэнго.

– Мы можем помочь? – спрашивают растерянные голоса. – А нельзя перелить кровь?

– Даже если бы у меня было оборудование, – подавленно отвечает доктор, – никакое переливание тут не поможет.

– Поможет! – рычит Айко. – Я знаю, какое поможет! Мой отец поверил мне! Герцог Коршун не умрёт, пока я жива! Ты будешь целить! – должно быть, она сейчас тыкает доктора в грудь: – Мы будем целить вместе!

– Но я вижу, у тебя тоже почти не осталось сил! Ты вычерпала даже свою жемчужину*! – кричит он в ответ. – Ты не сможешь вылечить даже насморк!

*Жемчужная сфера или звёздный шар – магический запас энергии, которую лисы берегут на крайний случай.

– У меня есть мои хвосты!!! – голос Айко страшен. – Если нужно, я отдам их все и стану простой смертной женщиной, но он будет жить.

Маленькие лисы перестали плакать.

– И я, – дрожащим голосом говорит Хотару. – Я тоже отдам свои хвосты.

– Что нужно делать? – спрашивает Сэнго.

– Дайте мне руки, девочки, – Айко холодна и решительна. – Закройте глаза. Сосредоточьтесь. Доктор, принимай!

И они закричали. Тонко, пронзительно. Так, верно, звучит настоящая боль. А доктор охнул и согнулся в три погибели. Теперь я тоже видел его – его прозрачная, мерцающая фигура переливалась, словно бутылка зелёного стекла, в которую залили пульсирующий свет.

– Исцеляй! – прохрипела Айко сквозь стиснутые зубы.

И в меня хлынула жизнь!

Я смотрел на суетящуюся фигурку доктора и понимал, что в этот раз смерть прошла так близко, что шерсть на загривке от её дыхания поднялась.

Хотел сказать: «Хватит, теперь сразу не помру, дотерплю до Бидара», – но язык отказывался ворочаться во рту. Или это всё из-за того, что я пока не пришёл в себя, и всё происходящее – тот самый тонкий план, о котором иногда толкуют?

Во всяком случае мой Зверь выглядел куда как лучше, перестал мерцать и произносить трагические прощальные речи. По правде говоря, сейчас вообще никто не говорил. Доктор перестал суетиться, замер, поднявши руки, и сиял сейчас совершенно нестерпимо.

Лисий плач превратился в высокий-высокий хрустальный звон, словно хор тысяч невесомых колокольчиков. Они стояли сразу за доктором, и от них бил белый энергетический луч. Нет, не стояли! Висели в воздухе. Меня пугало, что все три превращаются в пустые контуры лисиц, чуть подсвеченные синим. Почему-то я видел их на фоне огромного, бесконечно-чёрного неба, усыпанного мириадами звёзд – словно сама вселенная явилась посмотреть на их жертву.

Звон невидимых колокольчиков слился в единую ноту, поднялся на запредельную высоту и… наступила полнейшая тишина. Всё замерло – и доктор с воздетыми руками, и любопытный Большой Медведь, и три лисички, от которых остались едва заметные святящиеся синим оболочки…

И тут мне показалось, что я услышал взрыв – только не услышал, конечно, а почуял всем телом. Где-то там, на том конце вселенной. И сквозь всю непостигаемую черноту и пустоту пространства пронеслись ослепительным росчерком три голубых звезды и наполнили Айко, Сэнго и Хотару! Это было так ярко, что у меня аж заболели глаза, которых я не мог закрыть, потому что в тонком плане никаких глаз нет.

Парадокс, однако, – сказал мой Зверь.

А я сказал:

– Ну – хватит!

И решительно сел. И глаза открыл.

И подумал, что это решение – опрометчивое, ибо я видел множество кружащихся передо мной звёздочек.

СИЛОЙ ЯПОНСКОЙ МАТЕРИ

– Это что за искры? – спросил батин голос, и я понял, что не один вижу эту красоту. К тому ж, все до сих пор искры были такие желтоватые, а эти – сияюще-голубые!

Густой рой голубых искр кружился по трюму «Дельфина», окутывая людей, заживляя раны, изумляя.

– И чё это такое? – спросил батя, ловя в ладонь непонятное явление и стараясь разглядеть искры поближе.

Айко, лежавшая пластом, села на полу, придерживая пальцами виски.

– О! – батя ткнул в неё пальцем. – А почему у тебя раньше платье было с розовыми цветами, а теперь с голубыми?

– Да⁈ – Айко с удивлением огладила руками шёлк одежды и живо оглянулась, выпрастывая из-под подола… шесть кончиков лисьих хвостов!

Только почему-то белых.

– Эва, – пробормотал дядя Антон, – поседела что ль⁈

А Айко смотрела на свои хвосты, разинув рот и забыв, как дышать. А потом отчаянно завопила:

– Аматэрасу!!! Это благословение Аматэрасу*!!!

*Богиня-солнце в японской мифологии, верховное божество всеяпонского пантеона синто.

– И чего это? – спросил батя у дядь Антона, который на правах библиотекаря считался среди наших деревенских авторитетом во всяческих сложных вопросах.

– Слышь, «матэр» поминает? – многозначительно поднял палец дядь Антон. – Значицца, радуется, что получила с небес благословение от ихней японской матери.

Батя помолчал, переваривая информацию, и резюмировал:

– Ну, благословение с небес – так-то оно неплохо!

Сэнго и Хотару приходили в себя медленнее. Мать принялась их тормошить и взахлёб рассказывать, что обе они не перестали быть лисами, а вовсе даже наоборот – теперь все они белые, и их ждёт путь бьякко*.

*Бьякко – белые лисы, посланники богов, помощники людей и т.д.

Лисички тёрли носы, чихали и ошалело моргали, осознавая произошедшее, пока Хотару вдруг не спросила:

– Так это что – шкодить больше нельзя будет? – и глазёнки её сделались совершенно круглыми. – Я теперь буду вести себя примерно? Как… Как бабушка Тамамо-но Маэ⁈

Этот пассаж был встречен дружным казачьим хохотом. Нет, гоготом, вот! Ржачем конским! И этот ржач привёл в себя до сих пор лежащего в отрубе доктора, на которого оседали последние искорки.

Взгляд у очнувшегося целителя был почти такой же шальной, как у лисичек. Он бегло осмотрелся вытаращенными глазами и спросил скороговоркой:

– Тяжёлые-где?

– Так, господин дохтур, в соседнем боксе! – ответили ему сразу несколько казаков, сопровождая слова направлением, и он, ни слова больше не говоря, туда устремился.

– Сколько безвозвратных? – спросил я дядю Родю.

Тот сразу перестал улыбаться, кивнул в противоположную сторону:

– Пятеро. Очень мало для операции такого плана. Очень. Целителю спасибо сказать надо, он ведь в модуле спустился, прямо тут, на земле исцелял всех, которых лисы ему подтаскивали.

Охохонюшки… Пять – конечно, мало, а как представишь, что каждому в семью этакую новость понесёшь – так и выше крышечки…

– Пойдём, попрощаться хочу, – попросил я.

– Ну пойдём.

Дядя Родя пошёл вперёд меня, показывая дорогу, дверь в бокс открыл – да тут же назад и отпрыгнул, саблю на боку лапая:

– Упырь! Упырь!!!

Что характерно, вопль этот произвёл мгновенное оживление в рядах, и весь трюм ощетинился клинками.

– Вы не охренели там⁈ – раздался сердитый голос дяди Жени из мертвецкого бокса. – «Упырь»! Сам ты упырь! Да помогите мне, ёрш вашу меть!

Я дёрнулся вперёд, но был остановлен вытянутой рукой дядь Роди:

– Погодь! Пущай докажет, что человек!

– Ирод ты после этого! – сердито возопил дядя Женя. – Доказательствов ему! Вот погоди, я ужо выберусь, выдам тебе на орехи!

– Братцы! – выкрикнул второй голос. – Да развяжите уже нас, чего мы тут как мумии валяемся?

– О! И Гришка ожил! – переглянулись казаки.

– Да мы все тута ожили, – мрачно ответил третий. – Как мадамочка эта узкоглазая к нам заявилась, так и ожили. Рано вам, говорит. Да ещё… как это?

– Переизбыток жизненной энергии в этом секторе, – сказал голос Григория. – Выдавила, говорит, вашу смертушку к японской бабушке. И исцелила заодно. Придётся, говорит, вам ишшо пожить, – голос Грини приобрёл язвительные модуляции, – помучицца с вашими дружками непутёвыми, которые живого человека от мертвеца отличить не умеют.

– Позвольте, дети мои! – накрыл трюм густой голос монаха-некроманта. До сих пор трое батюшек, видать, с тяжёлыми сидели. Но новости такого рода быстро разносятся, вот печёрский инок и поспешил. – Я умею жизнь от нежити отличать.

– Сабельку дать, батюшка? – спросили сбоку.

– Своё оружие имеется, сын мой. Будьте уверены, если там умертвия, упокоить их я смогу.

– Ты, батя, тока не горячись, – опасливо попросил изнутри дядь Женя, – ты внимательно присматривайся, – и некромант вошёл в мертвецкий бокс.

И сразу вышел!

– А ну, братцы, помощников сюда! Живы други ваши!

– Вот уж чудо дивное! – обрадовались казаки и заторопились наперегонки помощь оказывать.

Ну что сказать вам? После такого мы летели в Бидар весёлые – как пьяные!

Если не говорить о том, что возвращались ещё и с прибытком. Кто во время эвакуации, пока меня искали, пользуясь моментом, шесть золотых стату́й из сада раджи Голконды спёр, а? Да всех в каменьях самоцветных! Ну-ка? Конечно, Семёныч!

Ох и костерил его капитан. А Семёныч отбрехивался:

– Ну чего, чего ты яришься, Сергей Викентьич? Я ж ить из каких соображений?

– Из меркантильных! – сердито отмахнулся капитан.

– И ни Боже мой! Какую ты душевную травму нанёс старому другу!

– А как же! Сейчас распишешь, как ты поменяешь статуй на полный трюм сахара, а потом на спички, на бомбы, на чёрта лысого…

– Бомбы нам, конечно, совсем бы не помешали, – покладисто согласился Семёныч, – масла-то от «Божека и Рихтгофена» так и нет.

– Да куплю я вам масло! – не выдержал я. – За чем и дело стало? Надо было заявку оформить – и вся недолга.

– Заявка – это неспортивно, – не согласился Семёныч.

– Тогда вот! – я хлопнул по столу. – Вымениваю у тебя статуи на масло. Бомб у меня нет, извини. А статуи мне до зарезу нужны.

– А зачем? – спросил Семёныч. Видно, что из чистого интереса спросил, просто так.

– Государю подарю, – вздохнул я. – Надо же нам чем-то вину заглаживать. По-хорошему-то надо ить было сперва разрешение на личный герцогский отряд брать, а уж потом на голову ражде Голконды падать. А мы чегой-то заторопились.

– Да-а-а-с, – протянули Семёныч с капитаном хором, – кося-а-ак.

– Не завидую я тебе, – прибавил Семёныч со вздохом. – Когда нас в последний раз отчитывали… впрочем, оно ещё не рассекречено. Ладно, забирай! Но не забудь при вручении присовокупить, что Семёныч лично старался!

– Всенепременно! – заверил я.

Ну вот! Вопрос с гостинцем императору решён. Осталось премии участникам экспедиции выписать. И такие, чтоб каждый недоброжелатель знал: только рыпнись в сторону Коршуна – за ним не заржавеет, соберёт такой отряд, что вас мехом внутрь вывернет. Так что премии я планировал отписать королевские. Проблем у меня возникнуть не должно было.

Как там в том договоре, Фридрихом составленном, было сказано? «Процент от полученных с рудника рубинов»? Учитывая, что все подсобные строения во внутреннем дворе рудника сейчас рубинами набиты, а в иных местах залежи по колено ещё не разобраны, премии я могу себе позволить выдать более чем солидные.

А ещё торты. Три самых вкусных торта, какие только Олег печёт, и чтоб каждый размером со стол! Интересно, что скажут мои недоброжелатели, когда узнают, что с самыми свирепыми своими бойцами я расплачиваюсь тортами?

Я усмехнулся этой мысли – и тут пришла Айко. Села рядом, вздохнула:

– Всё же, жаль, Илья Алексеевич, что мы с вами теперь родственники…

Я смотрел на неё, разинув рот, и осознавал, что права ведь, рыж… тьфу, белая! Поделиться энергией для спасения жизни – это посильнее, чем побратимам кровь смешать. И пока я переваривал этот факт, Айко вздохнула второй раз:

– А я так хотела кого-то из дочек за Аркашу замуж выдать. Такой славный медвежонок…

23. ПОСЛЕДНИЕ ДНИ В БИДАРСКОЙ КРЕПОСТИ

ВОЗВРАЩЕНИЕ В БИДАР

Прибыли мы в воздушный порт Бидара – и как началась вокруг нас страшенная суета! Служители порта бегают, посыльные понеслись. Не успели мы разгрузиться – граф Орлов летит собственной персоной, вид шальной, волосы торчком:

– Господа! Господа, вы вернулись! – он пытался окинуть взором выгружаемый личный арсенал и глаза у него разъезжались.

– А что, ваш-сият-ство, были какие-то сомнения? – зубоскалили ему в ответ деды́, сходящие по аппарели с песнями-прибаутками.

Сегодня им всё было простительно.

– Слава тебе, Боже наш, слава тебе! – в три голоса прогудели сходящие с толпе казаков печёрские иноки и остановились против графа. Старший немедля осенил его благословением и спросил:

– А что, ваше сиятельство, церковь аль часовня в сем славном городке обретается? Имеем животрепещущую потребность отслужить благодарственный молебен. Нет, ежели нет, то мы можем и здесь…

– Отчего же нет, отчего же нет, святые отцы! – заторопился Орлов. – На территории губернаторского подворья имеется храм. Я непременно сопровожу вас, однако мне необходимо выяснить несколько вопросов у Ильи Алексеевича…

– Не переживайте, Виталий Сергеевич! – успокоил генерал-губернатора я. – Мы все на молебен пойдём. Нам бы только тягач с рудника вызвать. А пока он едет – и отслужим, и пообщаемся!

– Это сей момент, я распоряжусь, чтобы позвонили! – Орлов живо отправил на коммутатор посыльного в сопровождении пары местных блюстителей общественного порядка, из чего я заключил, что нормальную связь на руднике восстановили. Уже хорошо! Хоть с женой поговорить можно будет!

Передвигаясь по Бидару я для себя отметил некоторые изменения – городовые верхами на всех углах, разъездами по два-три человека. Нанятые из местного населения дворники, нацепившие поверх своих одеяний форменные дворницкие фартуки и свистки. Однако, преображается город. Судя по всему, обещанный процент на содержание Бидарской управы наконец-то потёк в местную казну.

Молебен отстояли на душевном подъёме.

Тут и тягач прибыл. В охране – четыре наших «Локуста». Странно, что сам Сокол не примчался, ну да ладно.

– Илья Алексеевич, – подошёл ко мне Орлов, – простите за назойливость, но имею недвусмысленный приказ в случае встречи с вами осведомиться о ваших дальнейших перемещениях.

– А какие у нас перемещения, раз мы в Бидар явились? – удивился я. – На Бидарский рудник вернёмся. Вряд ли за прошедшие сутки обещанные части явились казаков заменить?

– Нет-нет, не успели, – заверил Орлов.

– Значит, пойдём дальше боевое дежурство нести. Мы, конечно, полагаем, что наследники Голкондского раджи на ближайшие несколько лет будут увлечены друг другом и делёжкой власти. Но, мало ли – вдруг остатки каких-нибудь шальных отрядов по окрестностям бродят?

– Действительно, – согласно закивал губернатор. – Очень здравое решение, Илья Алексеевич.

– Так что спокойно передайте, кому следует, что мы возвращаемся на рудник и ждём смены.

– Понял вас, – Орлов помялся. – Надеюсь, вы не в обиде?

– Что вы! Это же приказ?

– Именно.

– А приказы…

– Не обсуждаются, – закончили мы хором.

– Чаю, Илья Алексеевич?

– Рад бы, но мои почти уж загрузились. Неудобно заставлять ждать.

– Так мы и ваших людей накормим! – радостно воскликнул граф и засмеялся: – Мы нынче богатые!

ВОТ ЭТО ПОВОРОТ

Не менее радостно нас встречали и на руднике. «Славу» кричали, обнимали, едва не на руках качали. Стату́и золотые выставили в ряд перед входом в шахты, разумея, что как только государь явится – мы ему сразу подарочек лицом! А пока пусть постоят, народ порадуют.

Немного меня смутило, что нигде среди встречающих я не увидел Ивана, а Пётр при первой же возможности оттёр меня от толпы и сказал:

– Пойдём-ка! – весь из себя загадочный такой.

– Ну пойдём. А где Сокол-то?

– Успеешь Сокола увидеть. Ему сегодня утром наши магические профессора какие-то упражнения назначили, не велено на люди показываться. Чтобы, понимаешь, никого своими эманациями не зацепить. Опасно.

– Я-то, поди, не развалюсь! Как показывает практика, высшего белого медведя не так легко уничтожить.

– Развалишься не развалишься – тут вопрос другой, – Петя со всей суровостью откинул передо мной полог их палатки, порылся в своих вещах, извлёк на свет божий магически запечатанную папочку (понятное дело, распечатал) и кинул передо мной на стол пачку бумаг: – Ну что, друг ситный, на почитай! Редкий эпистолярный жанр – телефонограммы особого отдела. Вообще-то секретно. Но у тебя допуск подходящий, так что стоит ознакомиться.

Я взял первую. Если исключить все словесные кружева типа «я такой-то такой-то доношу до вашего сведения, что такого-то числа…» и прочие канцеляризмы, то в сухом остатке мы имели:

Дежурный наблюдатель Бидарской рудника:

'В соответствии с полученными инструкциями о лицах, находящихся на особом контроле, докладываю, что из Бидарского рудника на рудничном тягаче с платформой в неизвестном направлении (предположительно, в город Бидар) отбыл тяжело вооружённый отряд в количестве пяти десятков вспомогательных рабочих-строителей из числа вольноопределяющихся казаков и трёх монахов Печёрской обители. Возглавил отряд герцог Коршунов. Выявлено также отсутствие отца его светлости, Алексея Коршунова.

Отдельно отмечаю факт произнесения великим князем Иваном Кирилловичем напутственной речи данному отряду. Далее он лично, используя персональный шагоход «Святогор» отбыл в качестве сопровождения вышеуказанного отряда'.

Имперская канцелярия:

«Срочно сообщите, известно ли вам настоящее местоположение Великого Князя Ивана Кирилловича, а также князя Петра Витгенштейна?»

Дежурный наблюдатель Бидарского рудника:

«На настоящий момент нахождение Великого князя Ивана Кирилловича неизвестно. Князь Витгенштейн находится на Бидарском руднике».

Следующая телефонограмма от него же:

«Извещаю вас о том, что по прошествии трёх часов князь Иван Кириллович вернулся в расположение гарнизона Бидарского рудника. Тягач также прибыл, с грузами для крепости, но без отряда вольнонаёмных. Герцог Коршунов с отцом не возвратились. Князь Витгенштейн пределов расположения гарнизона Бидарского рудника не покидал».

Имперская канцелярия:

«До особых распоряжений тревогу не поднимать, отслеживать перемещение лиц из первого списка».

Пока я продирался сквозь армейский канцелярит, Петя внимательно смотрел на мою реакцию. Буквально изучал.

Когда я отодвинул от себя листки, он наклонился ко мне и спросил:

– Теперь ты понимаешь?

– Нет, – честно ответил я. – Не понимаю. Ну следят за нами. Так это же козе понятно было. За Иваном, конечно, в первую голову. Мы с тобой, опять же, в ближний круг входим – князь да герцог. Хотя из меня герцог, как из говна пуля, ядрёна колупайка. Но сам вопрос ясен – нас должны отслеживать. Особенно учитывая наши похождения. Я бы был удивлён, если бы этого не было.

– А я тебе скажу! – Петя нервно прошёлся по шатру. – Нас и раньше, конечно, пасли. Как шалопаев. Но теперь всё перешло на совершенно новый уровень. А знаешь почему?

Я помотал головой. Когда Витгенштейн изволит рассуждать, лучше ему не мешать.

– Так вот, – продолжил он, – ты когда улетел, я коротенько переговорил с дежурными учёными, которые остались сторожить аномалию. Один – аж профессор. Он и пояснил мне, что источаемая Иваном и тобой – да-да тобой! – энергия, – Петя посмотрел на меня ещё более многозначительно, – она реагирует на подсознательные желания определённых людей и…

– Стоп. Сокол-то ясно. Он как в Сирии начал чудить, так и не останавливался. А я то тут причём? Я никаких аномалий не выпивал!

– А я специально уточнил. Это в тебе непробуждённый дух Великого Медведя просачивался, – с умным видом поднял вверх палец Петя.

– Так я уже сколько времени пробудился-то? Ещё когда на северах были! А дичь всякая как случалась, так и продолжается! – не согласился я.

– Представляешь, и этому есть объяснения. Это как с пружиной.

– Какой ещё пружиной?

– Не перебивай! Итак. Представь, что ты двадцать лет сжимаешь пружину. Сжимаешь, сжимаешь, сжимаешь… Энергии в той пружине просто немеряно. Она просачивается наружу в виде, э-э-э, – Петя задумался. – В разном виде, короче. Например, тебе просто катастрофически везёт. О! Какое точное определение подобралось – «катастрофическое везение»… Так вот. А потом ты эту пружину – Дух Великого Медведя – отпустил. И пружина ка-ак даст! И вот ты уже светлость, и вот ты уже владелец своего железного рудника, и вот ты…

– А чего я ещё-то? Больше ничего особого и не было.

– Ага. Не было. Совсем. Лисы в подчинении. Взятый на коготь «Кайдзю», убийство голконского раджи, воскрешение убитых казаков. Не-е-е, совсем ничего рядом с тобой не было! Конечно, что-ты!

– Ладно, хватит ёрничать. Осознал. Был неправ. И что ты по этому поводу предлагаешь делать?

Витгенштейн замолчал.

– Только между нами. Теперь, когда Сокол вновь «подзарядился», я просто не знаю, что с вами делать! Вы же вместе – просто ходячая аномалия. Зачем нам бидарская, я даже не понимаю. Это вашу парочку надо изучать! Благо все ваши, э-э-э, экзотические деяния направлены на благо России. А если нет?

– Ты говори, да не заговаривайся! Щас как тресну, не посмотрю, что контуженный недавно! Во вред России? Да я сам себя грохну, первый, если только мыслишка такая проскочит! Охренел в конец, ишь, «во вред России»! Кажись, кое у кого ролики с рельсов послетали!

Чего-то он так меня разозлил, что я выскочил из шатра и пошёл искать Ивана. Поделиться, так сказать, Петиными опасениями.

ГРУСТНЫЙ СОКОЛ И ВОПРОСЫ УЕДИНЕНИЯ

Сокол нашёлся на верхушке самой высокой башни. Сидел за раскладным столиком, сумрачно пил кофе, заедая индийскими сладостями. Рядом на маленьком стульчике сидела Хотару и тоже лопала сладости – с гораздо большим энтузиазмом, а кофий у неё был так, чисто для проформы.

– Сманиваешь моих лисичек? – сварливо начал я. – Мало того, что против России злоумышлять можешь, так ещё и на лис позарился?

– Чего это сманивает? Ничего и не сманивает! – затараторила младшая лисичка. – Мы сегодня по очереди кофе пьём и дядю Сокола охраняем! И мама, и Сэнго! Теперь моя очередь! Вы зачем ругаетесь, дядя герцог? Мы теперь хорошие! Мы теперь белые!

– Ой, остановись, егоза! Вот же тарахтелка, – Сокол поставил кружку на стол. Подвинул тарелку со сладостями к Хотару и хмуро сложил на груди руки: – Чего это ты за пассаж про злоумышление против России завернул?

И эдак грозно глазками своими красными блеснул. Страшно, так-то.

Пришлось пересказывать, что из сумбурного объяснения Витгенштейна понял. Иван задал пару вопросов. Потом белозубо улыбнулся и откинулся на спинку стула.

– Так радоваться Пете надо, а не тревожиться!

– Не понял?

– Чего ты не понял? Мы с тобой любим нашу родину чистой и беспорочной любовью. – Я поморщился от превыспренности формулировки, но вынужден был мысленно согласиться, что так оно и есть. – Мне вся эта мишура вроде власти с детства не нравилась. Ты всё время ноешь, что герцогство это тебе нахрен не сдалось… А знаешь, чего все эти псевдореволюционеры хотят? Власти. Власти и побольше! Тебе надо? – я яростно замотал головой. – Мне тоже нет. Значит – что? Значит, эта самая энергия, которая там куда-то просачивается, просто обязана обеспечить мне сохранение нынешнего статус кво в империи. И вообще, долгих лет императору!

– Виват! – откликнулся я.

– Виват! – раздалось сзади.

– А вот и смущатель умов неокрепших, – заворчал Сокол. – Иди сюда, Пётр Петрович. Бить тебя буду! Нашёл, тоже мне, парочку желателей зла России-матушке! Мы с Коршуном, так-то неоднократно за неё кровь лили!

– Среди декабристов тоже были военные герои, – угрюмо ответил Пётр.

– Ты меня в прекраснодушном идиотизме не обвиняй, ладно? А там через одного были!

– Хорошо, не буду. Но страшно мне! Если ваши желания объединить…

– Всем врагам – хана! – отбрил его Сокол.

– Ну и слава Богу, коли так! – закончил Петя.

* * *

На второй день после прибытия я осторожно поинтересовался у Ивана:

– Слушай-ка, братец, была у меня тут мысль, дедами подсказанная, личную герцогскую армию организовать.

– Прям армию? – удивился Сокол.

– Не, это громко, наверное. Отряд – так вернее. Но в свете последних учёных изысканий переживаю я, как бы разговоры ненужные не пошли. Если даже Петру такая гадость в голову пришла…

– Так набери просто отряд охраны Коршуновского Железногорского рудника побольше – и все дела.

– С отрядом охраны, видишь ли, международные визиты наносить неудобно.

– Вот сейчас не понял…

– А чего тут понимать? На усадьбу мою франки напали? Напали. Семью хотели изничтожить вместе с гостями. Сволочи? – я кивнул сам себе. – Требуется ответный визит.

– А тебе не сказали что ли⁈ – удивлённо хлопнул себя по ноге Иван.

– Ну видимо не сказали. Чего не сказали-то?

– Государь выдал франкам ассиметричный ответ. Как только достоверно стало известно, из какой задницы ноги этой истории растут.

– Ну-ну⁈ Да не томи!

Сокол расплылся:

– Однажды утром франки проснулись – а башни Ейфелевой нету!

– Опа!

– Ага! Исчезла в одну секунду, вместе с маготранслятором. Наши дипломаты, как только новость по газетам прошла, конечно же сразу заявили о своих соболезнованиях – ай-яй-яй, дескать, какая жалость! Исчез защитно-сигнальный купол над административным центром Парижа! Кто же это сде-е-елал, ц-ц-ц!

Мы с удовольствием поржали.

– Так что будь уверен: после такого жирного намёка больше ни один дурак на подобные фокусы не решится. Да и охрана увеличена.

* * *

Верхняя галерея здорово понравилась нам своей уединённостью.

После докладов господ учёных мы с Иваном были временно освобождены от несения службы и по несколько часов в день в обязательном порядке проходили разнообразные испытания в лаборатории, за которые выматывались так, что лучше бы уж на занятиях у Харитонова всё это время прыгать – тут мы с Соколом были безусловно согласны во мнении.

По окончании учёных экзерсисов нас отправляли в расположение, настоятельно прося как можно более сузить круг общения. Вот мы и суживали. Поднимались наверх. Читали книги, гоняли чаи в компании лис и Пети Витгенштейна. Не знаю уж, может, учёным было Петра не жалко или они признали его особо устойчивым к выплескам дурной энергии… В общем, Петя был для нас основным источником новостей, и ждали мы его каждый вечер, почти как ежедневную газету. Хитрый Иван с каждой оказией в Бидар заказывал по мешку местных пирожных и печенек, и казалось, что запас этой вкусноты у него просто нескончаемый. За чаем-кофием в буквальном смысле летали Сэнго с Хотару. Красота.

Так прошло недели две.

И вот в очередной раз сидим мы, пьём кофий, угощаемся индийскими сладостями, от которых сахар из ушей не лезет разве что у лис. В кои-то веки солнце пряталось за облачками, духота ушла. И только я хотел сказать: какая, мол, идиллия…

– Господа, сколько можно вас искать? – Висящий в воздухе огненный человек грациозно увернулся от ледяной сосульки, которую я автоматически метнул в него. – Полкрепости облетел. А они на самой верхушке кофе пить изволят!