Текст книги "Ком 8 (СИ)"

Автор книги: Ольга Войлошникова

Соавторы: Ольга Войлошникова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

18. В ИНТЕРЕСАХ ИМПЕРИИ

СТРАШНО. НО НЕОБХОДИМО

И мы тоже чуть не попа́дали, потому что чаша вдруг зазвенела, как тонкий стакан, по верхнему краю которого водишь мокрым пальцем. Только очень громко. И в коридоре, в который ушёл Дханук, что-то грохнуло, и петь он перестал. Мы зажимали уши, скрючившись в три погибели – и вдруг всё кончилось. Стало темно и совершенно тихо.

Я отнял руки от ушей. В голове звенело. Автоматически нашарил в нагрудном кармане лечилку, трясущимися руками скрутил крышечку, выпил. Полегчало. Стало слышно, как в двух шагах болезненно стонет Петя. Мычал и невнятно матерился Иван. Индуска молчала. Не померла ли?

Я зажёг несколько ильиных огоньков. Загорелись они на удивление ярко и ровно. Петя сидел на ступеньке напротив меня и тоже шарил руками по карманам – тоже лечилку искал, не иначе. Сокол матерился всё более отчётливо – хороший знак. Индуска лежала пластом, таращась в потолок.

– Малина! Ты жива ли?

Она вдруг вскочила и побежала в коридор, в который ушёл ратнаияка. И тут же попятилась назад. А оттуда…

Оттуда приближались прыгающие по стенам и предметам малиновые сполохи!

Дханук заглянул в большой зал, озарив его своими отсветами и удивлённо сказал:

– Я не умер!

По-русски сказал!

– Ты знаешь наш язык⁈ – воскликнул Петя.

– Я знаю этот язык! – с немалым удивлением воскликнул Дханук. – И ещё какие-то языки. Кажется… Я только не понимаю, откуда они взялись в моей голове? И почему тот господин так страшно ругается? Что-то пошло не так?

– Зашибись всё! – пробурчал Иван и сел. – Я теперь могу вместо фонаря работать!

Вот тут произошла немая сцена. Мы стояли колом, разинув рты, и не знали, что сказать. Глаза у Ивана сияли красным. Буквально сияли, освещая всё вокруг.

– В Сирии такой хрени со мной не было! – Иван решительно встал.

– Япону мать твою итить… – пробормотал Петя. – Надеюсь, ты не превратишься в ходячий камень⁈

– А что, будет очень удобно! – язвительно ответил Сокол. – Стану жить тут, за работами присматривать.

– Ты это прекрати давай! – заорал Петя панически. – Придумал ещё – каменеть!

– Вообще-то это так не работает, – подал голос Дханук.

– Н-да? – Иван посмотрел на него сердито. – С чего это ты так уверен?

Дханук слегка пожал плечами – при его габаритах выглядело очень впечатляюще.

– Я видел, как Вишал запустил Сердце горы. Мы прорубились сюда. Тогда здесь было пусто, только отдельные кристаллы можно было разглядеть в толще породы. Вишал сказал: Сердце здесь. Он был очень сильным магом. Он вычислил точное место и провёл тут двенадцать дней и ночей, совершая необходимые действия и производя настройки. После этого Сердце горы начало биться, а глаза у Вишала также загорелись красным. Это потом пройдёт. Примерно через месяц. Сам он так и не стал рубиновым. Только мы – те, кто работал в шахте.

– Зашиби-и-и-ись! – снова повторил Иван. Видно было, что он немного успокоился и даже попытался пошутить: – Зато целый месяц я смогу изображать ночную подсветку. Даже через закрытые веки!

Но нам почему-то не было смешно:

– Маша не оценит, – покачал головой Пётр.

– А уж Кирилл Фёдорович… – добавил я. Мы посмотрели друг на друга и сказали хором:

– Государь нас убьёт!

– Спасибо, что помогли нам остаться живыми, – невпопад сказал Дханук. – Я чувствую: остальные идут сюда. Они встретили рассвет. Энергия больше не переполняет нас. И её… – он прислушался к ощущениям, чуть склонив голову набок, – её стало как будто меньше?

– У тебя получилось выпить аномалию! – воскликнул Петя. – Видимо, частично.

– Сколько влезло, поди, – предположил я. – В Сирии-то, говорят, маленькая была, а тут здоровая. Ты как себя чувствуешь, Вань? Под крышечку наполненным?

– А ты как полагаешь, если аж через глаза лезет? Так! – Сокол коротко выдохнул и достал из внутреннего кармана ещё одну стеклянную снежинку. – Всем молиться.

– Да что ж т… – раздражённо и устало начал император и осёкся. – Господа! Прошу за мной! Василий Георгиевич, и вы не отлынивайте, это, похоже, по вашей части!

В пещеру высыпал десяток человек, при виде окружающей красоты и богачества немедля принявшийся охать и ахать. Но все они постепенно замолкали, потому что государь, разглядев Ивана, замер неподвижно, вперив в него взгляд. Почти такой же горящий, как и у племянника, да-да.

– И что это такое? – спросил наконец Андрей Фёдорович в совершенной тишине.

Сокол слегка откашлялся:

– Нам нужно было срочно предпринять что-то, чтобы местная аномалия не переполнилась энергией. И мы рассудили, что необходимо примерно повторить действия, произведённые мной в Сирии на месте той исчезнувшей аномалии. Ну… раз это действительно я…

Тишина стала осязаемой. Император повёл рукой, и справа от Ивана открылся портал, за которым показался стол и сидящая за ним Елизавета Сергеевна, что-то записывающая в толстый журнал, хмуря бровки.

– Лизонька, – позвал государь, скрипнув зубами, – срочное!

Я думал, он прям щас племянничка пинком в тот портал выпнет, но государыня шустро вскочила и перебежала к нам.

– Эт-то что ещё за фокусы⁈ А ну, рассказывайте! В подробностях.

Словом, следующий час получился очень насыщенным. Из приятностев в нём было две вещи: нам сразу не оторвали головы и второе – писать объяснительные было проблемно по причине глубоких порезов пальцев, и государыня императрица мимоходом нам их залечила.

В остальном это был сущий дурдом. Мы писали. Потом строгие дядьки с большими погонами и без искры в глазах читали нашу писанину и задавали дополнительные, очень въедливые вопросы.

Императрица расспрашивала Ивана, потом нас – всех по очереди. Вызвала ещё несколько специалистов, и все тоже нас всех расспрашивали, так что у меня голова кругом пошла.

Другие дядьки – с несколько безумным выражением во взгляде, отличающем обычно увлечённых научных деятелей – расспрашивали Дханука и его товарищей. Все ратнаияки теперь умели говорить по-русски (а также по-немецки, по-английски, по-арабски и… какие там языки ещё знал великий наш князюшка? – вот всё ровно в том же объёме в го́ловы этим ратнаиякам и впихнулось). Спрашивай не хочу! Очень удобно.

Через некоторое время, поглядывая за ними краем глаза, я понял, что учёные уже здорово столковались с элементалями и ходят по залу, рассуждая, какие из предметов можно убрать или передвинуть, не повредив общей энергетической структуре Сердца горы, чтобы натаскать сюда столов и оборудования. Они собирались устроить здесь лабораторию! Хотя чему я удивляюсь? Это же логично, если господа профессора́собирались изучать Бидарскую аномалию.

Вокруг Ивана, изображающего маяк в ночи, непрерывно толокся целый консилиум, они облепляли его какими-то датчиками, просвечивали приборами, брали кровь в разноцветные пробирки и совершали прочие неприятные малопонятные манипуляции. Потом, к моему ужасу, все эти процедуры начали проделывать и с нами, участвовавшими в ритуале отпивания аномалии.

Вообще-то, профессора вместо «ритуал» использовали слово «процедура» и относились к произошедшему как-то совершенно обыденно, и это меня даже немного успокоило. Более всего учёных интересовало, как оно работает, и их деловитость внушала определённые надежды, что в итоге они во всём разберутся и всем станет хорошо.

Что меня удивило – Ивана никто не собирался срочно эвакуировать. Напротив, произведя все доступные им замеры, консилиум пришёл к временному выводу, что лучше бы его никуда не перемещать. Мало ли, как его организм поведёт себя в удалении от аномалии? Опять же непонятно было – как аномалия среагирует на удаление Ивана? А вдруг тут всё шарахнет в разные стороны?

И доктора, и представители магоисследовательских институтов страшно оживились и обещали в трёхдневный срок сколотить две выездные группы и явиться сюда, чтобы изучать аномалию, ратнаияк, и до кучи – Ивана и всех прочих людей, приблизившихся к центру магических возмущений – Сердцу горы и восьмому штреку. А пока оставить на месте аномалии двоих дежурных, чтобы фиксировать все возможные изменения в дневники.

Судя по обрывкам реплик, переходящим в крики и едва ли не потасовку с вырыванием волос за возможность в эти три дня остаться дежурить в Сердце горы, господа учёные пришли в восторг от близости возможного магонаучного открытия – вернее, целого ряда открытий!

Так что за места́в полноценной экспедиции, видимо, будет настоящая битва. А три дня – это потому что учёным для исследований нужен был целый вагон оборудования. Или два вагона. И всё предстояло собрать.

ИЗМЕНЕНИЯ

Сопровождая высочайших гостей, Сокол, Витгенштейн и я вышли из шахт.

– Распорядитесь построить гарнизон, – негромко скомандовал Андрей Федорович. И пока обалдевший атаман (ещё бы, такие гости!) раздавал команды, император проводил супругу на внешнюю стену – осмотреться. Мы как пришитые волоклись следом. Отпускать-то нашу тройку никто не собирался.

– Думается нам, дорогой племянник, теперь ты вновь подвиги и всяческие сумасбродства творить начнёшь. Или ещё что… – Император опёрся на парапет и обозревал джунгли. А они в ответ, вот честно говорю, прямо притихли как-то. Даже листья не шелестят, не шевелятся. Или мне это так с перепугу кажется? Боюсь я нашего батюшку императора до дрожи в ногах. Так оно и понятно почему.

– С чего это вы решили, государь? – Иван, по-моему, обиделся. – Мы же в последнее время особо и не чудили.

– Да, действительно, несколько десятков тонн магических рубинов за неделю да в придачу магическое место. Это, конечно, на общем фоне – так себе достижение. – По-моему, император изволит издеваться над бедолагой. Ну, как минимум, подтрунивает.

– А я-то здесь причём? Пришёл на помощь гарнизону. Так ведь не один я тут был! Коршун так вообще…

– Коршун, да-а-а, – протянула императрица. – Он, конечно, Коршун, но и ты, Ванечка…

– Да что Ванечка-то? – упрямо пробурчал Сокол.

– О этом мы потом поговорим, – закруглила разговор Елизавета Сергеевна. – Дорогой, – обратилась она к супругу, – тебе не кажется, что в свете последних событий и открытий казачьи части (пусть они, безусловно, и герои) уже не соответствуют статусу Бидара?

– Я как раз размышлял над этим, дорогая. Как считаешь, звезду или каплю выбрать?

О чём это они вообще? Вообще, вот так, без пояснений и переходов могут общаться только горячо и долго любящие супруги. У папани с матушкой я такое видел, и у нас с Серафимой иногда проскальзывало. Что, как вы понимаете, не могло не радовать.

– Но капля – это больше заслуженным донорам подходит. Пусть лучше звезда! – опять же непонятно ответила императрица.

– Я как-то о таких аналогиях не задумывался, – Андрей Федорович неопределённо покрутил ладонью. – Идея-то заключалась в символе самопожертвования. Но, пожалуй, ты права. Звезда для воинов будет правильнее. Да!

Внизу мигнуло несколько портальных линз, и я увидел вышедших из них «Архангелов». Ого. Прям «измайловцы»? СМТШ (сверхманёвренный тяжёлый шагоход, так их теперь окончательно классифицировали) разбежались по периметру, беря крепость в сложный многоугольник защиты. И что характерно, стоят спиной к спешно выстраиваемому казачьему строю. Берут, значит, под охрану от джунглей. «Архангелы» – это, я вам доложу – сила! Это если императора Российского не считать. Он тут один всех в округе заровняет. И, думается, даже не вспотеет.

– Ну-с, дорогая супруга, господа, нас ждут.

И… окружающая нас картина пропала, мы оказались во дворе, рядом с офицерами гарнизона. А император с супругой – те появились в воздухе, прямо перед строем.

Красиво, конечно, но на меня от этакого внезапного перемещения некоторое ошаление напало. Эк они наловчились так скакать. Привычно им, верно. Меня в самом крайнем случае Айко по воздуху таскает, так и то там не бывает, чтоб разом окружающее заместилось. Не хотелось бы мне часто таких кунштюков. Мы лучше ножками-ножками…

За этими сумбурными мыслями я прям подпрыгнул от неожиданности от совершенно животного, нутряного восторженного рёва нескольких сотен глоток:

– УРА-А-А-А!!! – и осознал, что тоже ору «Ура!» Да и Иван с Петром. – УРА-А-А-А!!! УРА-А-А-А!!!

Андрей Федорович легко повёл рукой и восторженный крик словно отрезало.

– Дорогие Наши казаки. Мы благодарим вас за самопожертвование и воинскую доблесть! Как совершенно уникальный и важный объект, Бидарский рудник переходит в зону исключительного императорского внимания. И именно вы сохранили для Российской империи это чудо. В течении недели Бидарский рубиновый рудник будет преобразован в военно-научную базу, и весь армейский персонал будет сменён. Не стоит думать, что Мы недовольны вашей службой. Наоборот! Каждому, кто участвовал в обороне рудника, будет присвоен уникальный воинский знак. – Император переглянулся с супругой. – Назовём его «Рубиновая звезда». Ну, и конечно, ордена и медали особо отличившимся, по представлению атамана Перекопаня. Мы ещё раз благодарим вас за службу!

– Служим царю и Отечеству! – откликнулся строй. – Ура! Ура! Ура-а-а!

Потом нас всех отпустили по местам. Но «Архангелы» исчезли не все – четверо остались, разом значительно усилив мощь крепости. Но, говорят, они тоже временно. С Дальнего востока наконец отводятся отвоевавшие части, так вот парочка из них, которые посвежее, будут переведены сюда, на рудник.

Государь о чём-то ещё разговаривал с атаманом Перекопанем, Иван тоже ждал своей очереди – поговорить хотел «об общей организации». Нам там толочься резону не было. Я вообще сразу слинял, как только возможность представилась. Не люблю я это, знаете, высочайшее внимание. Я в этом плане совершенно с господином Пушкиным солидарен – не с тем, который у нас стрелок и изобретатель, а с великим классиком, его прадедушкой (или кем уж он там ему приходится?) – избави Боже и от высочайшей любви, и тем паче от гнева. Сказано – сменяться будем – значит, надо своё хозяйство собирать. Мы ещё неизвестно, за три дня управимся ли…

Честно вам сказать, внутри меня до сих пор немного потряхивало. С ночи же неспамши, да на таких нервах! Лучшим выходом сейчас было бы бахнуть стопку коньяку да вырубиться часов на десять – ан нельзя! Вдруг государь пред свои ясные очи вызовет⁈

Этакая, одним словом, нервотрёпка.

Так что я старался больше молчать, чтоб кому чего лишнего не наговорить, жалеть ведь потом буду, извиняться придётся – неловко. Пошёл в наши палатки на верхних галереях. Дай, думаю, соберу тут всё личное, чтоб потом не дёргаться. А поспать три дня и в «Саранче» можно. Или даже в «Пантере», там места побольше.

Рядом собирался Петя – не менее нервный, чем я. Вон, у него аж бровь дёргается. Да и Хаген, даром что сама уравновешенность – и то, смотрю, то хмурится, то морщится.

И тут примчался Иван. Глазами красными во все стороны светит, челюсти сжаты, аж зубы скрипят, желваки катает. И давай по палатке метаться. Молча! Да ещё и руками периодически размахивает, словно спор невидимый продолжает.

Обстановка и раньше нервозная была, а теперь и вовсе невыносимая сделалась.

19. А МЫ ПРИКАЗА НЕ ПОЛУЧИЛИ…

ВСЕ НА НЕРВЕ

Метался Сокол, пока Витгенштейн его за лацкан не схватил и прям в лицо не прошипел:

– Прекратить истерику, ваше императорское высочество! Вы своими фокусами довели половину гарнизона до цугундера! Это ж надо! Цельный Великий князь и ведёт себя как институтка! – тут Петя внезапно обернулся на меня и вызверился: – Да как мне эти казацкие прибауточки надоели-то! Я же теперь, если в столице появлюсь – для всех знакомых посмешищем буду! Какой, нахрен, «цельный»?

Этот пассаж возмутил меня до невозможности. Но вклиниться я не мог, только рот разевал, как рыба, пока Витгенштейн голосил:

– Молчи, Коршун! Вот просто молчи! Один ходит, круги нарезает по крепости, красными глазами сверкая. Второй нормальным русским языком разговаривать не может научиться! Япону мать его итить!

– Ты, друг ситный, говори, да не заговаривайся! – воспользовался секундной паузой я. – Нормальный у меня русский язык! Что с рождения во рту есть, тем и разговариваю. Наш сибирский говор, может, почище московского будет! Меньше всяких заграничных финтифлюшек в нём понацепляно! А коли у вас, господа великосветские, нервишки сдают – так, может, вам по лещу выписать? При истериках, говорят, весьма пользительно!

Сокол с Витгенштейном разом надулись и запыхтели, как два паровоза.

– Чего⁈ Чего⁈ Посмотрите на себя, эва! Ты, Петя, чего затрясся? Того и гляди заикаться начнёшь! У тебя если Коршуновские лечилки кончились, так выпей стакан да ляг усни. Толку от твоей тряски как с козла молока. А ты, Иван – давай! Колись, болезный. Обращусь к тебе превыспренне, дабы слух ваш не оскорблять: что душеньку твою терзает-беспокоит?

– Ой, лучше ты как обычно говори! – махнул рукой Витгенштейн, выпуская китель Сокола.

Оба вроде успокоились, за грудки́друг друга хватать перестали.

Иван тяжело плюхнулся на ящик, который нам стулом служил и спросил:

– А правда, выпить есть?

Мы с Хагеном переглянулись. Чтоб у Сокола выпить не было? Знать, выдул уже от расстройства. А Витгенштейн сел за стол, сложив перед собой слегка дрожащие руки:

– Есть, как не есть. Но ты сначала давай-ка поделись с друзьями. Вот кофейку хлебни, – он поднял кофейник. – Это уже из той партии, что на мои склады полетит. Так что пей княжеский кофе и рассказывай!

А не от кофию ли его мандражит?

А действительно!..

– Петь, ты с кофе завяжи-ка пока.

– А при чём тут… – А он уж, глянь, следующую порцию себе наливает! И ладно бы чашечку – бадью ведь походную!

– Да при том! Завтра связь наладим, вот и спросим, как он с успокоинами совмещается.

– Правильно! – тут же подхватил Иван и цапнул Петину кружку: – Что ещё Евдокия Максимовна скажет?

– А ты тоже вон фонарями сияешь! – Петя ревниво проводил свой кофий взглядом.

– Сияю, – согласился Сокол. – Однако ж я не контуженный. – Он шумно отхлебнул, поморщился и выдал, обводя нас взглядом: – Господа, что прикажете делать, если веление сердца входит в острое противоречие с приказом?

– Выполнять приказ! – мгновенно ответил Хаген.

– Ну, от тебя, Душнила, я другого не ожидал. Дойчевский орднунг, да? – Иван помолчал и прищурился: – А ежели бы тебе Илья запретил на Марте жениться? Он мог. Ты вассал, она воспитанница, вступила ему в башку блажь… А?

Хаген беспомощно посмотрел на меня.

– Э-э-э, ты на меня не зыркай! – сразу отгородился я. – Экие вопросики нам тут задают, а? Я же не отказал! Даже помог вроде.

– Ага, «свадебный Ворон», – пробормотал Пётр.

– Да вы задолбали уже! – вспылил я. – Если еще кто меня так назовёт – на дуэль вызову, убью, в морду плюну, и руки́потом не подам! Ясно? – я свирепо оглядел собеседников. Судя по всему, непонятливых не было. – Теперь ты, – я ткнул в Ивана пальцем. – Прекращай стенания и расскажи толком: что случилось? Чем помочь?

– Да ничем! – возопил Сокол. – Именно, что ничем! Прямой императорский запрет участвовать в атаке на Голконду! «Тебе, – говорит, – что, мало, что ты и так уже как семафор в ночи сияешь⁈ Разбежался в диверсиях участвовать! Хвост прижми и сиди на жопе ровно. Сказано: от аномалии не отходить – вот и не отходи!»

Вот, значит, как царь-батюшка иной раз в семейном кругу изъясняется…

– Ещё, поди, прибавил: «и голову мне не морочь, мне ещё с твоей матушкой объясняться»? – спросил Петя.

– А как же! – саркастически взмахнул кружкой Иван, так что кофий расплескался через край. – И «извольте соответствовать», как же без того! – он сердито брякнул кружкой о стол. – Да дайте уже выпить! Сил никаких нет. А-а-а, забыл сказать! – он почему-то обрадовался. Ткнул пальцем в Петра и заорал: – А тебе тоже запретили! Князь! А? Как тебе такое⁈ И вообще!!! Сказали передать…

– Замолчите, Сокол! – внезапно резко сказал совершенно спокойный Хаген.

Иван от удивления захлопнул челюсть аж со стуком.

– Поясню, – продолжил фон Ярроу. Он упёр руки в столешницу и навис над столом. – Вы получили возмутивший вас приказ, так?

Сокол молча кивнул. Затыкающий рот князьям Хаген выглядел страшно.

– Вы его получили. Вы передали этот приказ князю Витгенштейну. Так? – Иван кивнул. – А мы, – Хаген кивнул на меня, – подобного приказа не получали. И вы не успели нам его передать! Ясно?

Сокол, улыбнувшись впервые за день, кивнул в третий раз.

– Вы просто поможете организовать нам полёт в неизвестном вам направлении. И всё.

Мы переглянулись.

– Вот ты Душнила! – с восторгом протянул Витгенштейн. – Если мы участвовать сами не можем, то…

– Именно, господа. У нас мало времени! Через три дня здесь станет тесно от прибывающих. «Пулей» мы, к сожалению, воспользоваться не сможем, она занята на контрактах до следующей среды. Зато «Дельфин» прибывает в Бидар завтра утром и сутки отстаивается в порту до обратной отправки.

Нет, положительно, Хаген в качестве заместителя Сокола был совершенно на своём месте!

СПЕШНЫЕ СБОРЫ

В следующие несколько часов наша палатка напоминала разворошённый муравейник. Туда-сюда бегали вестовые, три раза почти приходил атаман. А майор, казалось, вообще от нас не вылезал. Кстати, атамана все три раза перехватывал Иван, что-то ему мягко втолковывал и уводил от нас.

– Убеждает не отговаривать от атаки, – пояснил эти странные эволюции Пётр.

Так-то, думается, Арсений Парамонович мог тупо нам приказать… Но Иван всё же Великий князь…

Потом пришёл отец.

– Ну что, Илюха, решил-таки слётать до раджи?

– Пап, не надо так во весь голос-то, это как бы секретная операция.

– Ага, секретная, очень-очень. А то, что наши старички все амулеты-артефакты да сабли зачарованные подзаряжать бросились, подпол станок какой-то диковинный для крупнокалиберного пулемёта мастерит, атаман последний ящик снарядов к пушкам Рябушинского, твоего приятеля, приказал складским выдать – это, конечно, секретная секретность. Ты в курсе, что щас чуть до смертоубийства не дошло?

– В смысле? – мотнул головой я. – Какого, ядрёна колупайка, смертоубийства?

– А за места на «Дельфине». Деды как узнали про нападение на Карлук, так у их глаза, прям как у Великого князя, кровью поналивались.

– Так там же не индусы были!

– Да все они одной серой адской мазаны! Тут закончим, мож, и до городу Парижу мотнёмся-слётаем, где милка у Пропопыча живёт… Накрутить кому надо хвосты.

– Э-э-э, это ж война получится? – пытался я угомонить отца.

Но старый казак закрутил усы и улыбнулся:

– Ты не думай, дураков нема. Дураки все на погосте лежат. Это если ещё удачливый дурак. А так – где-нибудь в кустах, отдельно от головы… Короче. Мы как весточку-то с Карлука получили, вот что удумали. Французы эти – они ж, говорят, наёмники, все дела, да? И вроде как никакого отношения к вя-а-аликой Хранции не имеют. Так? Дак и мы частную армейку организуем. Ты у нас – цельный герцог. Тебе по-любому армия нужна… Но это потом всё. А покеда ты бы спустился вниз, рассудил нас – кто с тобой летит.

– Вот вроде взрослые, а ведёте себя, как шпана малая!..

Ворчал-то ворчал, а спускаться пришлось. Миссия получалась самоубийственная, а эти ухари локтями толкались – вперёд лезли. Ага, как же без них! Внизу у старой «Коршуновской заставы» выстроился небольшой строй. Человек пятьдесят стояли передо мной и выжидающе смотрели.

– Равняйсь! Смирна! Ваша светлость, добровольцы построены. Самые здоровые, токмо с детьми и внуками – значицца, род не прервётся. Ну и самые умелые. Тут уж мы сами в рейтингах разобрались. Доклад вёл вахмистр Бессонов!

Ага, разобрались они! У половины на лицах сквозь бороды – синяки. Стоят – лыбятся. И чего мне с ними делать? Это мне потом в глаза родным смотреть, ежели полягут в том дворце? Вот спасибочки-то.

– Письма родным все отписали?

– Так точно!

– Кто имел опыт реальный десантирования?

– Все. И не по разу. Это ж сразу большая часть желающих-то отсеялась…

Чувствую, дядя Родя все мои вопросы наперёд знает, с его опытом-то.

– Казаки! Сразу хочу сказать, что дело будет кровавое. И надо нам не погибнуть геройски, а порешить раджу Голкондского. Чтоб не смел, гад, на нас зверей натравливать!

Смотрю, улыбки ещё ширше стали. И такие, предвкушающие…

– Позволь, – мне на плечо легла рука Сокола. – Казаки! Вы все люди с пониманием. Знаете, что дело будет страшное. Всё ж таки прямо во дворец прорываться будете. Все выжившие получат премию лично от меня. А ежели погибнет кто, то лично моя пенсия для семьи. И если кто из родных – всех вас, без разницы – захочет в моё училище поступить – приму безо всяческих экзаменов! Я сказал!

– Служим Российской империи! – рявкнул строй. А в глазах стоящих поодаль, тех, кто «не прошёл отбор», засветилось такое лютое пламя зависти, что я даже испугался немного. А ну как опять делиться будут?

Но обошлось. Казаки степенно подходили, обнимались, прощались, потом батюшка над нами молитву прочитал. И давай в прицеп тягача грузиться.

* * *

Вроде и было нас всего пятьдесят. Ну с небольшим гаком. Таки Хаген, Швец и Пушкин тоже шли с нами, а большой прицеп вынь да положь. Некоторые казачки так оружьем увешаны были, мама моя. На тумбочки ходячие похожи были. Такие очень злые и опасные тумбочки. Да ещё пулемёт, да ещё три пушки Рябушинского, да ещё боеприпасы к ним. Неожиданностью оказался орловский лекарь-маг. Он бодро заскочил к нам в прицеп и баул немалый закинул в ноги. На мой вопросительный взгляд врач улыбнулся и сказал:

– Я останусь на дирижабле. Но при срочной эвакуации мне по-всякому придётся кого-нибудь лечить. А это дело такое. Чем раньше начать лечение, тем лучше.

Ну и славно.

А второй неожиданностью стало наличие аж трёх священников из монастыря страшного, Марка Печёрского. Это некроманты которые, сохрани Господи. И тоже к нам в кузов сели.

– А вы, святые отцы, какими судьбами?

– А для помощи вам, сын мой.

Я заглянул им за спины. Оно, конечно, маги-бойцы из святых отцов жуткие. Вот только где… э-э-э… «консерва» ихняя? Они ж убивцев, колодников специально с собой таскают. Многие смертники, кстати, сами на такое дело соглашаются. Потому как или тебя вот прям завтра казнят, или ты со святым отцом будешь по стране колесить… И когда твоя жизнь оборвётся, и оборвётся ли – сие неведомо. А пожить подольше даже самый страшный душегуб хочет. А тут сели втроём. Непонятно.

– Что, ищешь смертника? – белозубо улыбнулся один.

– Так точно, святые отцы. Вы же, простите, без смерти совершённой…

– А и неправильно рассуждаешь сын мой. Вот спуститесь вы к индусам. И как они вас встретят? Нешто с распростёртыми объятьями?

Я рассмеялся.

– А неплохо было бы! Но то вряд ли.

– Вот и я о том же! Значит, парочка убитых всё равно будет. И эманации смерти, – он покрутил пальцами, – обязательно будут. Ну и мы поможем, чем сможем.

Скромняшка какой. Видел я, как они воюют. Ужас и страх господень!

Нас прицепили с тягачам. Впереди да позади – охранение. Сокол сам сел за рычаги «Святогора» и пошагал в голове нашей небольшой колонны.

– Айко, вы тут? – Не хватало ещё лис забыть. Без них весь план наш начинал расползаться на непонятные лоскутки. Но с другой стороны, чтоб отстали эти шкоды? Не верю!

– Здесь, ваша светлость. – Блин горелый, какой же у старшей лисы красивый голос! Или я уже это говорил?

– Спасибо, Илья Алексеевич, мне очень приятно.

Да-а, ядрёна колупайка! Я спецом прикусил язык, чтоб не ругаться вслух. Положительно, надо к мозгоправу какому сходить, ну нет же возможностев постоянно вслух думать! Так и какую секретную информацию выболтать можно! А это уже дело серьёзное!

«ДЕЛЬФИН»

Наш небольшой караван уже к пяти утра притащился в порт Бидара. Забавно, насколько военные грузовые перевозки меняют обычно серую действительность небольших провинциальных портов. Вон как жизнь-то бурлит! Уже новую причальную башню построили. И третью строят. А теперь, если ещё и по слову императора тут всё вообще закрутится, это ж ого-го как здорово будет. Для простого люда, конечно. Так-то всякие начальники, от мала до велика, суету не любят. Особливо когда от той суеты лишний кусок отщипнуть не получится.

«Дельфин» висел на причальной мачте, освобождаясь от груза. Соколовский «Святогор» сопроводил нас до погрузочной площадки, и князь самолично забежал по винтовой лестнице в дирижабль.

– Щас накачку военно-политическую экипажу сделает, – меланхолически проводил его взглядом один из печёрских батюшек.

– Там такой капитан с экипажем, что им все эти накачки… Где сядешь там и слезешь. – ответил я с внутренней гордостью за «свой» экипаж.

– Ну не знаю, не знаю. Он всё ж таки великий князь! – протянул монах.

– А я – вообще его, в смысле – «своя» светлость!

– О как! – крякнул святой отец. – А как вы сподобились-то? Вы уж извиняйте, я не из желания обидеть… Просто слышу в речи выражения простонародные. Да и фамилия ваша… Вы же сын Алексея и Евдокии Коршуновых? Опять же, простите за назойливость, был свидетелем вашего с Алексеем Аркадьевичем общения.

– Ага, Коршуновы мы, из Иркутска. И матушка моя, та самая травница, которая…

– А вот об этом – тс-с-с! – остановил меня святой отец. – Не надо распространяться, хорошо? Ну так они, родители ваши, хоть и дворяне, но всё ж до светлостев не дотягивают… Если это не тайна, конечно…

– Коротко говоря, – я ткнул пальцем вверх, – политические игрища. Оказался не там и не в той компании. И вот – результат. Знаете, как меня батяня зовёт? – Дождавшись вопросительного взгляда я приосанился: – слышь, твоя светлость, подь сюды!

Наша компания заржала. Так с шутками и прибаутками выгрузились. А там и Сокол подскочил.

– Илюха, вот ты негодяй! – облапил он меня восторженно.

– Это почему это я – и негодяй? Я вообще-то очень хороший, добрый и красивый иркутский казак. Мне так Серафима постоянно говорит. И я ей верю! – я аккуратно освободился от княжеских объятий. – Чего ты?

– А ты, к примеру, знал, что капитан твоего «Дельфина» и половина команды…

– Тс-с-с! – остановил я его. – Сокол, ежели люди что скрывают, значит, так надо. Я в курсе, что и кто экипаж моего дирижабля. И почему так. И ежели они молчат, а не фанфары по кругу по этому поводу устраивают – наверное, так надо?

Иван помолчал. Потом кивнул:

– А знаешь, ты прав. Но потом мы с ними всеми выпьем! Чтоб детям было что рассказать. Это ж надо, у Коршуна капитан дирижабля – сам!.. Всё, молчу-молчу! – одёрнул он сам себя, вдруг словно переключился на другие мысли и, обозрев нашу компанию, спросил: – Вообще, чего не грузитесь-то?

– Ваня, ты посмотри-оглянись, стремительный ты наш. Разгрузка «Дельфина» ещё не закончена. Всё будет своевременно…

– … или немножечко позже! – грохнуло хохотом, обескуражив великого князя.

– Ага, – расплылся в улыбке тот и почесал в затылке. – Понял!

Мы немного подождали и в свою очередь принялись грузиться. Как оказалось, гнездо под крупнокалиберный пулемёт, хитромудрое крепление к которому сооружал подпол-конь, на «Дельфине» имеется. И именно под такое крепление. Так-таки крепко понимал в этом Иван Сергеич. А вот что для меня полной неожиданностью стало, так – внимание! – это крепления под пушки Рябушинского.