Текст книги "2070 (СИ)"

Автор книги: Ольга Вель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Неожиданно я почувствовал злобу – первую сильную эмоцию не только за последние две недели, но и за последние месяцев шесть – такую сильную, что захотелось разнести всю мебель в комнате, а затем найти чёртову девчонку, что надела на меня этот браслет, и свернуть ей шею. Какое она имела право так поступить? Мы же разумные живые существа, а нас практически заклеймили, как скотину.

С трудом я поднялся с постели и отправился на кухню, игнорируя привычное расписание «сначала умывание, потом всё остальное». Ледяная вода, хлынувшая на запястье, слегка уменьшила боль, хоть и ненадолго. Не вытирая рук, я открыл холодильник и осмотрел свои скудные запасы еды. Последние две недели мне кусок в горло не лез, но даже с учётом этого после безвылазного нахождения дома столько дней пищи осталось совсем немного: пара яиц, слегка завявший пучок укропа и две банки тушёнки. В любой другой день я бы спустился во двор, где располагался небольшой магазинчик, и закупился бы всем необходимым, но покинуть квартиру я не решился. Мне совершенно не хотелось столкнуться с кем-то из Иных, а особенно с рыжеволосой девушкой.

Яйца оказались испорченными и тут же отправились в помойку. Скрежеща зубами от боли, я открыл одну из банок и без какого-либо удовольствия съел тушёнку, толком не почувствовав вкуса.

После завтрака я всё же умылся и завалился опять на кровать, уставившись в потолок. От боли начало мутить, и мне хотелось забыться сном, который казался единственным лекарством от боли, тревог и горя. Но сон не шёл, а в голове появилась мысль, что неплохо бы сходить к Михаилу Андреевичу, проведать Вадима и в целом узнать, как они перенесли процедуру с браслетом. На то, чтобы заставить себя подняться с кровати, ушла четверть часа. И даже после этого я долго ещё стоял на одном месте, тупо смотря в пол и уговаривая себя сделать хотя бы шаг. Я знал, как бы назвала моё состояние Алина, получившая диплом психотерапевта, но это уже было не важно.

Раздался дверной звонок и я, встревоженный этим, ускорил шаг. Прошёл в коридор, по пути налетев на тумбочку и чуть не снеся стоящую на ней вазу. Смотреть в глазок я не стал и сразу же распахнул дверь. На пороге стояла рыжеволосая девушка с планшетом в руках. В глаза тут же бросился синяк на правой скуле и ссадина на верхней губе. Девушка оказалась невысокой, гораздо ниже меня, но от неё веяло силой и угрозой, и я тут же откинул мысль о том, чтобы вышвырнуть её с этажа.

– Марк Алексеевич? – раздался из колонки всё тот же равнодушный голос.

– Да.

– Спускайся на первый этаж. Быстро.

– Зачем? – спросил я у девушки, которая уже направилась к соседней двери.

Она оглянулась и хмуро взглянула на меня. Потом слегка покачала головой, губы у неё дрогнули, а затем раздался ответ:

– Никаких вопросов. Будет только хуже. Спускайся.

Я захлопнул дверь и, вернувшись в комнату, начал переодеваться. Не зная, чего ожидать от Иных, я остановил свой выбор на удобном спортивном костюме. Ко внутренней стороне толстовки я скотчем приклеил нож и зажигалку. Я не был готов оказывать сопротивление или пытаться убить кого– то из Иных и даже не мог понять, зачем беру с собой оружие. Как бы не было горько это признавать, но шансов у меня не было даже против рыжеволосой девицы.

В холле на первом этаже уже толпились жильцы нашей парадной. Я присоединился к небольшой группке возле самой лестницы и прислушался к разговору.

– Болела всю ночь, спать не могла, – жаловалась Зинаида Андреевна, одинокая женщина сорока лет. – Я уже, грешным делом, начала подумывать о том, чтобы выпить всё своё снотворное.

– Полно вам, Зинаида Андреевна, – отозвалась Надежда Маратовна, которой уже было за девяносто лет, и которая застала Советский союз. – Может, всё образуется.

– Вы неисправимая оптимистка, – проворчал Александр Петрович, прижимающий правую руку к груди. Левой он круговыми движениями поглаживал искалеченное запястье. – Это крах. Крах нашего мира. Теперь нас сделают рабами или ещё чего похуже. Надо же… Я, старый дурак, надеялся хотя бы старость прожить безбедно и спокойно. Внуки-то у меня уже взрослые, с ними нянчиться не нужно. Могу всё лето проводить у себя на даче, рыбачить да в лес по грибы ходить. И тут появляются эти, а какая-то рыжеволосая … – стоящая рядом женщина закрыла уши ладонями своей семилетней дочери и возмущённо воскликнула:

– Здесь же дети! Следите за языком!

– О, вы со мной не согласны? – накинулся на неё Александр Петрович. – Вас, моя дорогая, устраивает, что с нами всеми сделали? Понравилась боль от этой штуки? – он встряхнул перед её лицом правым запястьем с браслетом.

– Ничуть, – горячо возразила женщина, обнимая за плечи дочь, – поверьте, я бы этой гадине глаза выцарапала бы. И все патлы повыдёргивала, а потом всю бы украсила этими браслетами. Но мы проиграли, – голос её дрогнул, и она шмыгнула носом, – проиграли, как не больно это признавать. Мы столько лет не брали в руки оружие, надеясь, что оно нам не понадобится. Никто ведь не предполагал, что произойдёт подобное вторжение на Землю. Мы поплатились за свой оптимизм.

– Зачем же нас сейчас согнали сюда? – слабым голосом произнесла Зинаида Андреевна.

– Может, дадут дальнейшие указания, – произнёс я через силу. – Или же позволят сходить за продуктами.

– Было бы неплохо, – отозвался Александр Петрович. – У меня остался несчастный пакет гречневой крупы и немного соли.

– Да вы богач, – с завистью произнесла Надежда Маратовна.

В этот момент на лестнице показалась рыжеволосая девушка. Внезапно я подумал, а есть ли у неё имя. И ответ я получил практически сразу.

– Тишина. За нарушение молчания – наказание. Обращаться ко мне Узза. Теперь я здесь главная. Сейчас вы оставляете детей здесь, а сами выходите и строитесь во дворе. У вас две минуты.

Узза хмуро наблюдала за нами. Казалось, что ей не нравится происходящее и она бы с радостью сбежала отсюда. Тут мой взгляд остановился на её правом бедре: из кобуры торчал пистолет. Я плохо представлял, как с ним обращаться, да и не видел смысла в попытке выхватить его. Неожиданно Узза достала пистолет и направила на меня.

– Время, – раздался тихий голос.

Я поспешил выйти на улицу, кивнув Вадиму и попытавшись ободряюще улыбнуться. Тот, обнимая сестрёнку, кивнул в ответ. Его отец крепко обнял его, поцеловал и пошёл следом за мной. Прежде чем покинуть парадную, я посмотрел на Вадима и тоскливо подумал, что вижу младшего приятеля в последний раз. Чувство вины, что я до последнего откладывал обещанную ему экскурсию по лаборатории и научному центру, захлестнуло меня, ещё сильнее усугубляя моё состояние.

Погода испортилась, моросил дождь, а на солнце не было ни намёка. Кораблей Иных стало заметно меньше, и мы отчётливо видели небо, затянутое серыми тучами. В память пришло воспоминание из раннего детства, когда мир только-только начал возрождаться: разрушенные дома, слякоть и грязь на дорогах, всё в мерзких серых оттенках, от которых становилось холодно и тоскливо. Я тогда жил с родителями на окраине города, в одном из уцелевших домов. Рядом с ним находился завод, из труб которого почти круглые сутки выплёвывался чёрный дым. Тогда мои родители ещё не верили, что Рай на Земле возможен, и это чувство безысходности словно протянулось сквозь все эти года и опутало меня своей сетью. Уж лучше бы Узза меня пристрелила. А ещё лучше было погибнуть в ресторане, в окружении близких мне людей, счастливым и неподозревающим о том, что до конца мирной жизни остаются считанные часы.

Я встал в шеренгу рядом с Михаилом Андреевичем и тихо прошептал:

– Не переживайте раньше времени. Может, хотя бы детям они не причинят вреда.

– Хотел бы я в это верить, – простонал тот, оглядываясь на дверь парадной, будто мог сквозь металл увидеть своих детей. – Но они надели эти браслеты даже на младенцев. Я бы не рассчитывал на их благосклонность и жалость по отношению к детям.

Мне нечего было на это ответить. Михаил Андреевич был прав. Не пощадив даже двухмесячного младенца, живущего с родителями на последнем этаже, Иные ясно дали понять, что ничего хорошего нас не ждёт.

Пока я тщетно пытался придумать уместные слова поддержки, из парадной вышла Узза. Она пересчитала нас, сверяясь с информацией в планшете, а потом велела следовать за ней. Из соседних парадных тоже начали выходить люди и строиться, и Узза недовольно поджала губы.

– Живее! – раздался хлёсткий крик. – Поторапливайтесь!

Мы ускорили шаг. Пройдя через двор, мимо детской площадки, мы вышли на улицу. Посреди проезжей части уже стояли небольшие, размером с микроавтобус, корабли. Такие очень часто изображали в фильмах про космос, и я задумался: «а что, если я лежу в коме, а мой мозг генерирует происходящее вокруг из воспоминаний из обычной жизни?».

Узза подошла к одному из них и, приложив ладони к сенсорной панели, открыла двери. Внутри не оказалось ничего, кроме одного кресла для пилота и панели управления. Угрожая пистолетом, Узза стала загонять нас внутрь, и через пару минут мы стояли, тесно прижавшись друг к другу, словно шпроты в банке. Закрыв дверь, Узза уселась на место пилота и запустила корабль. В ту же секунду мы почувствовали, как наши ноги прилипли к полу, а тела парализовало. С тихим рокотом корабль взлетел и слегка наклонился задней частью к земле. Я инстинктивно попытался вздёрнуть руку, чтобы схватиться за поручни, но тело не слушалось. Впрочем, это и не было нужно. Возможности упасть у нас не было, и не только из-за того, что свободного места в корабле не было.

Летели мы минут тридцать, на север. Я оказался возле самого окна, и мог видеть пробегавший под нами город. Всматривался в знакомые улицы, отмечал малейшее движение, пытался понять, что происходит с другими жителями. На самой окраине, где располагались совсем новые дома, построенные всего лишь пару месяцев назад, я увидел толпы людей. Сложно было сказать, Иные это или же обычные люди – просто маленькие фигурки, букашки на полотне дорог, густого парка и зеленеющих газонов.

Наконец, мы приземлились посреди поля. Я с удивлением смотрел в окно, не узнавая мест. Мне часто доводилось проезжать по этому шоссе, когда я ездил загород отдохнуть от городской суеты, и всегда тут был густой лес: сосны уходили высоко в небо, а между ними робко вели свои хороводы берёзы, а густые ели скрывали в своей тени густые заросли черники.

Узза выключила двигатель, и к нам тут же вернулся контроль над телами. Я с удовольствием повёл плечами, покрутил запястьями и цокнул языком. Вышел из корабля я одним из последних, и с удовольствием вдохнул полной грудью свежий воздух. На короткие три секунды стало спокойно и безмятежно.

– Ваша задача – выровнять этот участок, – раздался уже привычный голос, возвращая меня к действительности. Узза указала на небольшие столбики, ограничивающие прямоугольную площадку. – Все необходимые инструменты вы сейчас получите. Женщины собирают мусор и складывают в тачки, мужчины их вывозят туда, – она махнула рукой в сторону, где виднелись мусоровозы. – После того, как весь мусор будет убран, вы получите следующие указания. Приступайте.

Мусора оказалось много: камни, ветки, шишки, какие-то бутылки и куски железа. Пока из подъехавшего грузовика Иные выгружали тачки, лопаты, мотыги, грабли и прочий инвентарь, а в километре от нас приземлился ещё один корабль и из него вышли жильцы соседней парадной, мы разошлись по выделенной площадке.

– Что они собираются тут строить? – пробормотала под нос стоящая рядом Надежда Маратовна.

– Может, дома для себя, – предположил я, пиная ногой крупную шишку.

– Сильно сомневаюсь, – покачала в ответ головой Надежда Маратовна. – С чего бы поручать подобное нам? Строителей среди нас нет, это точно. Может и строить мы ничего не будем, только выровняем участок. Им же нужны где-то свои корабли держать, – она взглянула на небо.

– Чего они сами не могут выровнять этот участок? – возмущённо прошептал кто-то позади меня. – Судя по их технологиям, это заняло бы у них пару минут.

– Может, хотят лишний раз показать, кто теперь хозяин? – предположил я.

Наконец нам позволили взять тачки и приступить к работе. Работа продвигалась медленно, боль от браслетов не позволяла сильно сжимать пальцами мусор и ручки тачек. Узза подгоняла нас отрывистыми криками и ударами по плечам, а если кто-то спотыкался или падал, пинала ногами. На её лице не было никаких эмоций, будто она всего лишь машина, запрограммированная мучить людей. А может так оно и было. Мы не имели никакого представления о том, кем являются наши поработители, поэтому не стоило отвергать и такую гипотезу.

Время за работой тянулось мучительно медленно. Через пару часов погода улучшилась, и беспощадное солнце обжигало нас своими лучами. Птицы, словно в насмешку, звонко чирикали над нашими головами, и свободно летали, чуть ли не касаясь крыльями наших голов. Узза недовольно цокала языком, глядя, как мы с каждой минутой всё медленнее двигаемся, как тачки всё медленнее наполняются мусором, как мужчины, спотыкаясь и задыхаясь, плетутся к мусоровозам и дрожащими руками опрокидывают тачки, высыпая мусор в ковши мусоровозов.

Я был привычен к тяжёлым физическим нагрузкам. Работая в научно– исследовательском институте, я много времени проводил сидя за столом, и поэтому свободное время посвящал тренировкам. Но одно дело заниматься в зале в комфортном темпе, делать перерывы, чтобы попить воды и подышать свежим воздухом возле открытого окна, и совсем другое непрерывно возить тяжёлые тачки на солнцепёке без возможности даже передохнуть.

Немного поколебавшись, я подошёл к Уззе. Если мой вопрос выведет её из себя, я умру и для меня всё закончится. А если же она прислушается к просьбе, мы все хоть немного отдохнём.

– Нам необходим отдых. Позвольте нам сделать перерыв. Если мы сейчас продолжим работу, то её качество снизится, а этого вы вряд ли хотите.

Узза вздрогнула. Обвела глазами участок и кивнула головой.

– Двадцать минут отдыха, – раздался её равнодушный голос.

Люди побросали тачки и мусор и уселись прямо на землю. Я хотел было отойти от Уззы, но та остановила меня.

– Это был глупый поступок, – голос из колонки слегка дрогнул. – Вас могут и казнить.

Я не ощутил ни страха, ни удивления. В общем-то, мне была абсолютно всё равно, но зато другие могли, услышав её ответ, лучше понять, как выжить в новых условиях.

– За что? – спросил я.

– Вы показываете слабость, – Узза поморщилась. – Вы не должны просить у нас отдыха. Мы сами решаем, когда и сколько вам отдыхать.

– Кто дал вам это право? – вопрос вырвался сам собой, и через секунду я о нём пожалел.

Рука резко вспыхнула болью. Символы на браслете стали красными, а по запястью побежали ручейки крови, которая после каплями падали с кончиков пальцев на землю, штаны и кроссовки. Перед глазами всё поплыло, а в ушах зазвенела тишина. Я попытался вскрикнуть, но не смог издать ни звука. Боль пробежалась по руке, словно зверёк, и впилась в голову. Не в силах терпеть, я упал на колени и сжал её руками. По лицу потекло что-то тёплое и, облизав губы, я почувствовал металлический привкус. Кровь.

Боль. Это всё, что осталось в этом мире. Я уже и не помнил, что есть что-то ещё, кроме неё. Я не видел и не слышал, не мог кричать, и от этого было ещё страшнее. Сколько длилось это состояния я не знаю. Время исчезло, и я уже не знал, что такое минуты и часы.

Когда же ко мне вернулся голос, слух и зрение, я обнаружил, что лежу на земле, подтянув колени к груди. В животе жгло, толстовка пропиталась кровью. Отстранённо я подумал, что производитель ножа был мастером своего дела. Мне не хотелось двигаться, и я мечтал лишь о том, чтобы кровь вытекала из раны быстрее.

Узза стояла рядом и безразлично смотрела куда-то в сторону, застыв статуей. В её пальцах была сжата тонкая палка с круглым наконечником, издающая слабый треск. Мои соседи по парадной со страхом наблюдали за нами, боясь пошевелиться.

Раздался тихий гул, и с неба опустился шлюп. Из него вышло двое Иных: мужчины средних лет с татуировками на лицах и шеях. Они подошли к Уззе и что-то сказали её, цокая и шевеля пальцами. Она так же ответила, а потом склонила голову и закусила губу.

Иные подошли ко мне и приказали подняться на ноги. Боль в животе усилилась, когда я попытался сесть, и я с криком завалился на спину. Издав недовольный цокот, они подняли меня, схватив за руки, и потащили к шлюпу. Напоследок я обернулся. На шее Уззы прямо на глазах появлялся кровоподтёк.

Глава 3

С меня сняли толстовку и, злобно прищёлкнув языком, отобрали нож и зажигалку. На животе зияла глубокая рана, при взгляде на которую меня начало мутить. Кровь моментально заляпала пол шлюпа. Один из Иных достал с полки металлический ящик, на боку которого была выгравирована девятиглавая змея. Открыв его, он взял в руки длинную иглу, серебристый тюбик и моток нитей.

Меня бросило в холодный пот. Накладывали мне швы единожды, больше пятнадцати лет назад после того, как я неудачно прыгнул с мостков в озеро и напоролся ногой на какой-то штырь. Тогда меня зашивал совсем молодой врач, который, казалось, боялся больше меня. В середине процедуры анестезия резко перестала работать, и я, заорав от дикой боли в ноге, напугал врача. Тот, дёрнувшись, попал остриём иглы прямо в рану. После этого я потерял сознание, а когда пришёл в себя, вместо врача рядом со мной сидела пожилая женщина, невозмутима перевязывающая мне ногу.

– Не надо, – прохрипел я. – Не делайте этого.

– Почему? – лёгкое удивление отразилось на лице обоих Иных. – Если не зашить рану, ты умрёшь.

– Знаю, – прошептал я.

Иной минуту буравил меня взглядом и отложил иголку с нитками обратно в ящик. Неужели захватчик понял меня и готов дать мне такую желанную смерть? Прикрыв глаза, я начал ждать, когда моя жизнь оборвётся. Мне не было страшно умирать и не хотелось жить. Всё, о чём я мечтал – вечный покой и забытьё. Дышать становилось всё тяжелее, а мысли стали спутанными и обрывистыми.

Неожиданно живот обжёг холод. Я вздрогнул и, резко раскрыв глаза, увидел, как на мою рану из тюбика выливают прозрачный гель. Кровь перестала вытекать из раны, а боль утихла. Иной начал зашивать рану, накладывая аккуратные швы.

– Тебе рано умирать, – наставительно произнёс второй, наблюдающий за операцией. – Теперь мы решаем, когда вам умирать. И учти, что любая попытка суицида будет пресекаться и приводить к неприятным для тебя последствиям. Только мы можем распоряжаться тобой и твоим телом.

– Кто вам дал подобные полномочия?

– Ты задаёшь вопросы, это недопустимо, – Иной убрал ящик обратно на полку и сурово взглянул на меня. – У нас нет уполномочий объяснять тебе всё происходящее. Даю совет, который можешь передать своим товарищам: чем спокойнее и покладистее вы будете, тем проще сложится ваша дальнейшая жизнь. Не задавайте вопросов, не указывайте нам, не просите ничего. Всё, что нужно, вы узнаете и получите в своё время. А сейчас возвращайся и продолжай работать. Твоя рана теперь не опасна для жизни, поэтому отлынивать от работы тебе не удастся.

Я провёл рукой по тонкому шраму, швам, выделяющимся на бледной коже, и тонкой плёнке, оставшейся после геля. Боли не было, и я смог спокойно подняться на ноги. Надев толстовку и бросив тоскливый взгляд на нож, я вышел из шлюпа. Мои соседи продолжали расчищать участок, а Узза молча наблюдала за ними. Солнце клонилось к западу, прохладный ветерок нежно обдувал кожу. Раньше в это время я бы сидел в беседке у себя на даче и читал бы какую-нибудь новую научную статью или же с Владиславом Алексеевичем и его женой жарил шашлыки и запекал картошку в углях. Такая привычная и спокойная летняя жизнь осталась где-то в прошлом, и я с горечью подумал о том, что уже больше никогда не испытать мне тех эмоций. Что теперь будет? И где найти силы жить дальше?

Склонив голову, я подошёл к Уззе, ожидая указаний. Она движением руки велела продолжать работу.

– Что с вами сделали? – прошептала Надежда Маратовна, кладя мне в тележку охапку прутьев.

– Залечили рану, – так же тихо прошептал я в ответ. – Их медицина так же развита, как и технологии. А ещё они дали совет, как легче всё это пережить.

– Да? – в голосе Надежды Маратовны раздалась горечь. – Какие заботливые.

– Мы не должны ни о чём спрашивать, ничего просить у них. Чем послушнее мы будем, тем легче будет наше существование.

Надежда Маратовна злобно фыркнула и плюнула на землю.

– За кого они нас принимают? За ручных зверушек?

Я пожал плечами. Ещё три недели назад я бы разделял её возмущение, но сейчас мне всё это было не важно.

– Надо передать другим, – наконец произнёс я. – Возможно, если прислушаться, наша жизнь действительно будет легче. Поможете распространить информацию? – Надежда Маратовна кивнула.

Передвигаясь по участку, мы тихо передавали нашим соседям слова Иных. Многие возмущались, как и Надежда Маратовна, и говорили о том, что не готовы покорно склониться перед захватчиками. Другие, внемля голосу разума, молча кивали головой и продолжали свою работу.

Около девяти вечера нас вернули домой. Уставшие и измотанные, мы медленно поднимались по лестнице, не в силах говорить.

Не успел я запереть дверь своей квартиры и разуться, как на лестничной площадке раздался пронзительный крик и грохот. Тихо застонав и проклиная себя, я открыл дверь и, встав на пороге, спросил у пробегающей мимо девушки:

– Что происходит?

– Дети пропали! – на бегу откликнулась та и скрылась из виду.

Медленно я пошёл за ней, хотя всё моё существо кричало о том, что необходимо вернуться в квартиру и перестать беспокоиться о других. На лестничной площадке третьего этажа я неожиданно столкнулся с Уззой. Из холла раздавались пронзительные крики, визги и рыдания, а также глухие удары и тихий треск.

– Куда ты направился? – тихо поинтересовалась Узза.

– Я…

– Насколько я помню, детей у тебя нет.

– Я переживаю, – выдавил я. – Дети ничего вам не сделают, а их родители могут. Зачем вы их забрали? Что с ними будет?

– Глупец, – покачала головой Узза. – Я даю тебе последний шанс вернуться в квартиру. Иначе…

– Убьёте меня? – надежда в моём голосе вызвала на лице хмурую гримасу удивления.

– Не в твоём случае. Тебя будет ждать участь худе страшнее смерти, – Узза зловеще улыбнулась. – И запомни раз и навсегда: никто не сможет оказать нам достойный отпор. И что делать с детьми касается только нас. Возвращайся в квартиру, Марк. Будь разумным существом.

Я колебался. Мне безумно хотелось скрыться за дверьми своей квартиры, укрыться с головой одеялом и хоть немного побыть в тишине и одиночестве, не переживая и не думая ни о чём. Но перед глазами стояло заплаканное лицо Вадима, который из последних сил держался и прижимал к себе сестрёнку, шепча ей успокаивающие слова. Вернуться в квартиру означало предать его.

Узза прожигала меня взглядом. Через невыносимо долгую минуту я развернулся и, шатаясь, пошёл вверх по лестнице.

– Правильный выбор, Марк, – раздался мне вслед девичий голос.

Вернувшись в квартиру, я сразу же прошёл на кухню и, налив воды из-под крана, осушил две чашки. Открыл холодильник без особой надежды обнаружить что-то съестное, но тут же в шоке отшатнулся. Поморгал, отгоняя наваждение. Но десяток консервных банок никуда не исчез, а вместе с ними тонкие пласты вяленого мяса и бутылка молока. В шкафчике над раковиной обнаружился пакетик с растворимых кофе, пресные галеты и буханка хлеба.

Я был безумно голоден и измучен длительной работой, поэтому, не раздумывая, соорудил несколько бутербродов и запил их стаканом молока. Мяса оказалось на удивление вкусным, хотя и не было похоже на привычное из магазина, а хлеб ещё горячим, будто его только вытащили из печи. Насытившись, я умылся и обработал руку заживляющей мазью, правда, не надеясь, что обычное средство за сущие копейки способно облегчить боль, вызванную инопланетным орудием пыток.

В спальне я обнаружил несколько комплектов одинаковых серых комбинезонов, несколько футболок и одну ветровку с капюшоном. Это становилось всё интереснее. Мотивы Иных с каждым поступкам становились менее понятными и логичными. Если они захватили нас с целью превратить в своих рабов, то зачем тратиться на нас? С другой стороны, вспоминая прошлый век, я подумал, что толку от рабов, если они голодают и мёрзнут. Уничтожать тысячи трупов затруднительно, а полуживые люди неспособны нормально работать.

В ту ночь мне спалось гораздо лучше. Приглушённый шум с первого этажа и из соседних квартир, крики на улице, гул кораблей – всё это казалось чем-то далёким и не касающимся меня. Мне хотелось лишь спать.

Утром меня разбудил звук сирены. Я проснулся моментально и в первый момент даже не смог сообразить, что происходит. Но тут же сирена смолкла, и раздался мужской голос:

– Объявляется подъём. У вас есть двадцать минут, чтобы позавтракать, одеться и спуститься для сбора на работы. Время пошло.

Раздалось громкое тиканье, словно кто-то повесил в небе огромные часы. Я потёр глаза, потянулся и отправился в ванную. Холодный душ помог взбодриться, и через несколько минут я уже завтракал. Не зная, когда в следующий раз удастся поесть, я запихнул в себя чуть ли не через силу три бутерброда, чашку кофе и пару галет.

Голос за окном сообщил, что осталось пять минут, и я поспешил одеться. Вся моя одежда исчезла, поэтому я надел один из комбинезонов, оставленных Иными. Он оказался удобным, не стеснял движения, а манжета на правой руке мягко обхватывала больное запястье.

В холл я спустился первым. Узза уже была там. На этот раз на ней был комбинезон с короткими рукавами и штанинами чуть выше колен. Под тонкой облегающей тканью виднелись рёбра, и мне невольно подумалось, что Уззе стоит больше есть. Тут же отогнал эту мысль. Не хватало ещё беспокоиться об этой инопланетянке. И тут же, как на зло, я обратил внимание, что вся правая голень Уззы была покрыта ужасными шрамами от ожогов. Покрасневшая, сморщенная кожа, вся в рубцах, резко контрастировала с бледной кожей на всём остальном теле, открытом взору.

Узза перехватила мой взгляд и произнесла:

– Ты не опоздал. Это радует. Надеюсь, вчерашний инцидент не повторится. Вижу, ты обнаружил одежду, это хорошо. Поел? – неуклюжие фразы резали слух.

– Да.

– Еда будет обновляться по мере необходимости. При проблемах со здоровьем врачи окажут вам необходимую помощь. Раз в месяц вам будет предоставляться выходной. Понятно?

Я кивнул.

– Ты интересное существо, – произнесла Узза. – Ты мечтаешь о смерти, тебе горько и больно. Ты не видишь смысла сопротивляться не только потому, что осознаёшь наше преимущество, но и потому, что просто не видишь смысла в этом. Почему?

– Я потерял близких мне людей, – сипло ответил я. – И их смерть причиняет мне боль.

– Не понимаю, – покачала головой Узза. – Я заметила, что у тебя дисбаланс нейромедиаторов в клетках головного мозга. Это не могло стать последствием потери знакомых.

– Вы настолько хорошо знаете нашу расу? – тихо спросил я.

Узза нахмурилась и хотела было ответить, но в холл уже начали спускаться другие жильцы, и она отошла от меня. Одетые в серые комбинезоны, напуганные и притихшие, люди столпились перед Уззой, ожидая, что она скажет.

– Вчерашнее происшествие показало, что вы не способны быть разумными существами. В связи с этим мы вынуждены ужесточить условия вашего проживания. Вам было велено вести себя тихо и спокойно, не задавать вопросов и следовать приказам. Но вы решили устроить погром, стремясь узнать, где ваши дети. Вам нет оправдания. Мы не можем более доверять вам и давать поблажек, – я отстранённо подумал, о каких таких поблажках говорит Узза, но вслух ничего говорить не стал. – Именно поэтому было решено запретить вам посещать своих детей, – всколыхнувшийся было ропот тут же затих под тяжёлым взглядом Уззы. – За хорошее поведение и следование всем приказам вы будете получать поощрения. За неповиновение – наказания и лишение необходимых для вас вещей. Вам даётся три недели для того, чтобы исправиться и показать свою готовность подчиняться нам и следовать установленным правилам. Через три недели мы ещё раз обдумаем и решим, можно ли вам видеться со своими детьми. На этом всё. Всем выходить на улицу!

Люди молча вышли из парадной. На улице моросил дождь, словно оплакивая потерянный Рай.