Текст книги "Битая грань (СИ)"
Автор книги: Ольга Горовая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
Хорошо, потом, когда угар немного спадет.
– Все, что захочешь, малыш. Только не сейчас, лады? А то я тебе в рот и кончу, – не лукавя изложил суть севшим голосом. – А у меня планов больше. Тебя хочу заставить кончить раза три, как минимум, до того, как у самого выдержка лопнет… – вновь к ее губам, напал на рот, дразня и прикусывая.
Грубоватыми против ее шелковой кожи ладонями по груди, по ребрам: и возбуждает, и щекочет! Чтобы не грузилась, просто наслаждалась этими мгновениями! Их огнем.
– Ладно, – таким же хриплым шепотом согласилась Катерина, пытаясь и целовать его в ответ, и разговаривать одновременно.
Обхватила его бедра своими ногами, закинула руки на затылок Саньку.
Тело к телу. Кожа к коже. Опаляют друг друга, обжигают. И тут одна ее ладошка в такой же путь по нему! По плечам и ребрам, по животу!…
Обхватила его член пальцами, чуть сжала неуверенно, а он едва ей на живот не выплеснулся, таким вдруг пароксизмом удовольствия чресла охватило…
– Только я запомню, Саша. И попробовать хочу… Не забудь! – распорядилась его котена, явно посмелее себя чувствуя, уткнувшись лицом в его шею и не глядя в глаза.
– Запомню… – а-а-а (!), у Санька голос хрипел, как у долбанного курильщика с двадцатилетним стажем или больного на хронический бронхит! – И сам везде тебя попробую, даже не сомневайся! – вот он не просил, проинформировал.
После чего, отведя таки ее руку в сторону, прижался головкой члена к влажным складкам, выжигающим его жаром и какой-то внутренней дрожью, которую улавливал в Кате, прижимаясь своим животом к ее.
И толчком по основание! С ходу до упора, нет сил плавно уже ее ласкать или покорять! Она его до такой степени раздразнила!
– Са-а-аша! Да! Господи!
Твою дивизию! Малышка кончила.
Вот так, с одного этого толчка, затряслась под ним, выгнувшись. Хорошо подготовил, выходит. Нашел нужные точки. Запомнит.
Застонала так, как он хотел бы всегда слышать от нее! А Санька от ее спазмов самого затрясло, по самой грани ходит. Вспотел весь, мля! Сжал ее ручищами, как тисками. Воздух сквозь зубы со свистом…
– Ты охре***ельно красивая! – выдохнул в самое ухо, щекоча дыханием покрасневший завиток. Цепочки их цеплялись друг за друга, будто ближе притягивая. – Дурею, когда так мое имя стонешь, когда вся подо мной. Еще и еще хочу, котена…
– И я… – взгляд Кати расплывшийся, словно неземной, как под кайфом настоящим. – Я еще так хочу, Саша. И чтоб ты сильно, на полную, всем телом мой, не сдерживаясь…
– Вот тут меня просить не надо, – заверил, вновь начал мощно и сильно двигаться внутри ее обалденного тела. – Не больно, малышка?
– Нет, классно!…
Ему и не нужна иная отмашка!
Жар голову рвет, глотку дерет изнутри, как от жажды! А Саньку все мало! Все больше хочется, хотя член сейчас лопнет, кажется. И руки сжимаются все крепче на ней. А Катерина уже не стонет, кричит так сладко, что у него затылок сводит, рычать от кайфа хочется, точно как волку или дракону, которым себя и называл!
Вот только понял внезапно кое-что…
Вышел из нее, уперся коленями в диван и Катю, запутанную и потерявшую ориентиры, развернул к себе спиной. Заставил опереться на подушки коленями и локтями. Вновь вонзился в горячее до дури тело, покрывая собой, целуя, кусая затылок Катюши, ее спину, плечи…
Ей понравилась новая поза! Два толчка, и Катерина по-новой кончила, закусив подушку и застонав, насадившись тазом на его бедра. И эти конвульсии ее оргазма… У него перед глазами звезды!..
Но у Санька и другой интерес был. Позволил ей насладиться, прожить этот оргазм. А сам мягко, но настойчиво, гладит ее по истекающим влагой и набухшим складкам. Растирает эту смазку по ее телу, по коже, забираясь выше, нежно раздвигая ягодицы и дразня тугую расщелину… миллиметр за миллиметром погружая палец, с каждым разом все глубже, бескомпромиссно и настойчиво, но осторожно. Лаская ее, не навязывая.
И почти кончая из-за этого! Яйца, как камень, чувствует, как сперма подкатывает, кровь бухает в голове!
Катерина не сразу осознала, что он делает, а когда поняла… замерла. НЕ отстранилась, но притихла, словно и страшно, и к своим ощущениям прислушивается. Боится его остановить…
Замер сам. Лег грудью ей на спину. Поцеловал затылок, царапая легко зубами.
– Боишься? – тихо выдохнул в ухо и мягче пока толкнулся членом внутри нее, не переставая пальцем попку дразнить…
– Не знаю, – выдохнула еле слышно. – Я так не пробовала…
– Ты же хотела все и без запретов? – напомнил Санек, вообще не понимая, где силы разговоры с ней вести берет?! Сейчас легкие разорвутся, кажется!
– Хотела…
– А я тебя хочу. Не против ребенка, малыш, вообще. Услышал твои условия. Да и для тебя, с удовольствием… Но сейчас еще сам тобой не надышался, котена. Пока хочу для себя только, – попытался объяснить какие-то бессвязные и лихорадочные мысли. – И просто, м*я! Я просто хочу тебя всеми возможными способами! – рыкнул ей в ухо, прикусив от этой дикой жадности мочку.
Секунда тишины. А потом тихий вздох-стон с ее стороны, вся дрожит под ним.
– Умеешь убедить. Теперь и мне хочется всего и больше! – сама вдруг подалась бедрами чуть назад, сильнее насаживаясь и на его член, и на пальцы, раздвигающие, массирующие дырочку ее обалденной тугой попки.
– Твою ж ****! Катюша! Я с тобой, как пацан, скорострелом стану, ей-богу! – то ли пожурил, то ли восхитился смелостью своей малышки, сам не понял.
И, решив брать, пока «горячо», выскользнул из жаркого влагалища, хоть и с некоторыми сожалением. Набрал пальцами еще ее влаги, добавил своей слюны, жалея, что нет смазки, не хотелось ее мучить… И, прижавшись головкой члена к этой тугой дырочке, начал осторожно, нежно, но неотвратно погружаться внутрь мелкими толчками. Поглаживал ее спину, стараясь расслабить Катюшу, натирал соски пальцами второй руки, продолжая покусывать и целовать шею.
– Не напрягайся. Просто вдохни и выдохни, пусти меня, маленькая… – попросил, понимая, что у него башку срывает от того, как тугое колечко мышц обхватило, сжало член. Горячо, одурительно классно…
Она услышала его. Катерина кусала губы, терзая подушку руками, кусала его руку, когда Санек ее лицо гладил. Но сумела заставить себя податливой стать для него. Расслабилась, пустив в свое тело.
Он замер на пару мгновений, дал и себе, и ей передышку.
– Нормально, малыш? Терпимо? – продолжая ладонью груди ее мять и ласково сжимать соски, отвлекая.
Она словно задумалась на секундочку, а потом повернула голову и посмотрела искоса, через плечо, расплывающимся взглядом без фокуса.
– Хорошо. На самом деле, даже очень. Словно сильнее, острее ощущаю тебя, Саша! Все тело будто под током…
– Мля! – ну вот что ему сказать этой девчонке?!
Она же его простыми словами, своим откликом на колени ставит! На себя подсаживает так, как наркота на иголку! С первого раза, с одной пробы! И у него уже выдержки нет. Ни х*ра! Кончилось терпение!
Прорвало сдержанность. Движения стали напористыми, чуть более резкими, вновь вырывая из груди, из горла Катерины надрывные стоны, которые он своим ртом с уголка ее губ ловил через плечо.
– Не больно, маленькая? – хрипел на каждый свой толчок.
А она только отчаянно мотала головой и так сладко стонала, запрокидывая голову, что у него как ток по позвонкам шел. Понял, о чем она, как обоих в одну сеть замкнули!
Удар-погружение, еще один! И накрыло, смело все! Сам потерял «берега» и связь с реальностью! Стиснул ее своим руками, обхватил со спины всем телом, впитывая протяжный, полный удивленного удовольствия стон Кати. И сам выплеснулся семенем, будто лавой обжигающей его изнутри! Затрясло их обоих!
Вот это кончил! Не накрывало так, не раздирало на куски оргазмом с такой силой. Как гранату подорвали в нутре.
В ошметки все. До пепелища выжгло. До блаженного отупения, когда век бы вот так лежал на ней, не двигаясь и не дыша.
И сердце в лохмотья, по ходу, тоже. Хоть тут, с котеной, и не в сексе дело, кажись.
Глава 8
ГЛАВА 8
– Допивай свой виски, малышка. Как лекарство, до конца. И поехали ко мне. Там удобств больше, – с легкой усмешкой включил кофе-машину на новую порцию кофе.
Себе. Может, хоть в этот раз повезет выпить.
Разморило конкретно с Катей. Да и у нее глаза все еще поплывшие, но довольные. И сытые. Вот реально кошка, блин! Как наелась сливок, напиталась от него энергией, всю душу и подноготную наизнанку вывернула, а теперь свернулась клубочком, нюхая с удовольствием кофе, что Санек для нее уже приготовил.
И ему это так по душе! Все в этом моменте! Завалиться бы сейчас на диван рядом и никуда не двигаться. А там и на второй раунд развернуться можно. Не то чтобы он до конца душу отвел. И первый голод еще не утолил по ней толком…
Только в душ бы надо…
Да и кабинет не его, если моральный аспект вспомнить. Конечно, после выходных уборщица приберется, но все же Ксении тут работать еще. А ведь разнесут на фиг половину мебели с такими взрывами страсти!
Да и Катерина явно стоила того, чтобы ее к себе домой привести. И оставить там, у себя под боком, без вариантов. Это не девчонка для случайного тра*а, не для него, однозначно. Чтобы там сама Катюша себе в голове не напридумывала с этими ее лимитами по срокам.
И про виски потому ей напомнил – в стакане не много спиртного, не сопьется, а ей точно не стоит пока в себя приходить до конца. Пусть уже завтра, проснувшись с ним, в его постели, начинает свыкаться с новой реальностью.
А пока Ольшевского все устраивает, и ей легче так, судя по всему. Санек свою котену не обидит.
Катя, по ходу, уже начинающая кунять носом, сонно вздохнула так, что ему тут же захотелось языком ей в рот забраться и слизать этот звук. Встрепенулась. Послушно потянулась к стакану, в который он только что немного виски плеснул, учитывая, что ее напиток они так и забыли у рояля.
Его пиджак, в который Александр укутал Катерину, сполз по плечам. Платье он истрепал ей конкретно, конечно. Но и в этом нет проблемы. Купят новое. Главное, домой довезти ее как-то, не дорвав то, что есть. А то руки так и тянутся к котене.
Взяв с подставки кофе, Санек подошел к ней и, сев рядом в угол дивана, закинул ноги на столик. Подтянул малышку к себе на грудь, поправив и пиджак на ней заодно. Сам еще рубашку не застегнул, только и успел руки в рукава просунуть, да брюки натянуть, хозяйничая с напитками.
– Спать хочешь? – поинтересовался, прижавшись лицом к ее макушке, жадно вдыхая какой-то пряный, прям горячий аромат этой женщины, разомлевшей от страсти и секса с ним.
Блин! Как юнца, накрывало по-новой, ей-богу! А еще курить тянуло, хоть и бросил давно, уже лет пять или семь, даже сбился со счета. А теперь вот показалось, что терпкая сигарета только добавила бы кайфа вечеру. Но и ладно, пустое.
– Я уже сплю, кажется, – тихо прошептала она, улыбнувшись и пригубив виски. Но глаза почти не открывала. – Разве в реальной жизни так хорошо бывает? Только во сне, – заявила так, словно бы иначе и не представляла себе расклада.
– Не, котена, вот эту чепуху про то, что «жизнь борьба и боль», забывай, – прижал ее губы пальцем, чтоб не думала спорить. – Это не про тебя теперь. Твоя жизнь уже… – повернул ее руку, посмотрев на бывшие «свои» часы, после которых никак модель новую подобрать себе не мог. – Часа полтора как – сказка! – забрал палец с ее рта и слизнул каплю, которая на губах Кати от виски осталась.
Прикусил чуть припухшую нижнюю губу, наклонившись.
Катерина шумно втянула воздух, промолчала, но в ее глазах промелькнуло какое-то такое выражение, словно имелись сомнения. Однако она те не огласила. И, порадовав Санька, откровенно, сама потянулась к его рту, поцеловав так, как в начале: горячо и страстно, с влажностью и жадностью… Б*я! Как удержаться, когда ценная женщина ни фига не скрывает, что ты ее на всю катушку заводишь?!
Не, не выпить ему тут кофе сегодня. Понял, уразумел, не дурак.
На секунду прижав Катерину к себе, Санек тут же поднялся вместе с ней.
– Все, котена. У меня выдержка не железная. Едем домой, – решил он за двоих.
И, поглубже укутав ее в свой пиджак, поскольку иной верхней одежды не имелось у обоих, кое-как заправив и криво застегнув собственную рубашку, потащил ее из кабинета, по ходу включая сигнализацию.
«Сказка»…
У любой сказки есть конец. После того, как ставится троеточие за словами «долго и счастливо». И Катерина это знала слишком хорошо. Выучила в своем браке, запомнила на всю жизнь. Чтобы не забыла, наверное, на коже и шрам остался, как вечное напоминание о том, что все сказки – лишь фальшь и обман.
Но сейчас об этом думать не хотелось. Как и спорить с Сашей желания не имелось. Ей было слишком хорошо, чтобы вспоминать о плохом, чтобы думать, когда все закончится. К тому же она теперь жизнью наученная, сама это оговорила, изначально, даже для себя больше. Чтобы не забыть – не бывает ничего вечного-бесконечного. Тем более того, что наслаждение приносит.
К вопросу о наслаждении, кстати: у нее секса, конечно, два года не было, если не брать во внимание жалкие попытки самоудовлетворения, от которых обычно становилось лишь хуже. Но и сама понимала, что не потому настолько проняло, как мозги взорвались! И все тело в клочья, до того хорошо с Сашей!..
Но и от героинового кайфа подыхают, если передозировка. Как и от любых других наркотиков. И самый сладкий яд убивает в итоге. А Саша для нее, кажется, вполне способен самым мощным наркотиком стать!
Страшно? Не сейчас. Не после всего, что уже пережила.
С ним было так классно! Обалденно просто! Она таких ощущений и эмоций в сексе еще не проживала. И вне секса тоже. Полная уверенность в безопасности. Ни с кем, ни с одним человеком, не то что с мужчиной даже, она такого доверия и покоя не испытывала. Никогда с тех пор, как более-менее взрослой стала.
Ольшевский для нее всегда был этаким «рыцарем в доспехах», воплощением образа защиты и опоры; мощной стеной, за которой можно спрятаться от всего, получить передышку…
Ей такая пауза в жизни сейчас очень была нужна. Иначе не представляла, как умом не двинется.
Катя плотнее завернулась в пиджак Александра, ощущая, что от плавного движения его авто все глубже проваливается в сон. Вся как в неге, удовлетворение полное, несмотря на то, что много нового для себя сегодня открыла…
По каждому нерву будто электрическая дрожь прошла, когда вспомнила, что он с ее телом творил, как она ему отвечала!
У-ух, просто!
Катерина всегда была очень чувственной. Она хотела и тянулась к тому, что могло ее тело дать, к этой стороне удовольствий. Однако, может, в силу воспитания, может, потому, что все же всегда достаточно набожной была, не пустилась в разгул, как многие сверстники. Сейчас ей казалось, что зря. Потому что эта тяга познать себя была одной из причин, подтолкнувшей выйти рано замуж…
Вадим не считал, что женщина должна испытывать удовольствие в сексе. Если она не «шлюха» в душе, конечно… Или что это его забота, подарить оргазм жене. Приличная женщина, его жена, должна вести себя сдержанно, в постели не мешать наслаждаться мужу, а не нагружать дополнительными проблемами. И рожать, рожать, рожать…
Блин, потому ли у нее так по-дурацки сложилась жизнь, что она не сумела соответствовать ни одному этому пункту? Или все же просто муж был скрытый психопат, и это его проблемы?
А ведь потянулась к нему, потому что таким же сильным Видим ей показался, каким отец был, каким Ольшевский всегда ощущался… У Кати тогда сложный период в жизни тянулся. После смерти отца, кардинальных попыток матери порвать с прошлым, новым браком и совершенно чужим ей отчимом – Катерина на распутье оказалась, ощущала себя, как листок, оторванный от дерева, который мощный ветер несет, куда захочется.
А ей опора и какая-то передышка была отчаянно нужна. Точно как сейчас. Только тогда она в Вадиме сильно ошиблась. Не хватило опыта понять, что кроме силы и жесткости, которых с избытком, не достает ему того тепла и глубины души, что раньше в самых дорогих и близких мужчинах встречала. Что ж, Катерина сполна расплатилась за свои ошибки.
Вадим все свои заскоки сделал и ее проблемами. До сих пор выгребала из себя эту грязь и «гной» бывшего мужа. И мужчин теперь безотчетно остерегалась в душе. А они словно чувствовали! Как проклятие какое-то, ей-богу, реагировали на нее придурки всякие, как тот, в поезде, лезли…
Не Сашу, однако. Его не боялась вообще. Потому ли так свободно себя ощущала?
Но даже физическое «внушение» со стороны мужа, его моральный прессинг и вечные оскорбления; упреки в неспособности справиться с нормальной задачей женщины и родить; постоянная ревность и подозрения в выдуманных изменах с однокурсниками, не заставили Катерину подавить все же в себе какой-то жажды и надежды… Не уничтожили, хоть и припугнули в ней «женщину».
Ей все равно хотелось жить полной жизнью! Она это право у Вадима зубами и ногтями вырывала, не отдаст теперь.
С тех пор любой намек на оскорбление в ее сторону, только упоминание о том, что посчитают «шлюхой, проституткой» или кем-то в этом роде – для Катерины, как красная тряпка для быка. Срывало все границы и любой контроль. Злющая становилась! Неистовая. Отчаянно начинала защищать свои права и границы.
Потому и сегодня рвануло, когда ее начальница… Вау! Уже бывшая! Какой же кайф от одного понимания, что порвала эту токсическую зависимость от человека.
Так, ладно. Радости столько бы не было, откажись Александр от ее предложения… Но она не смогла сдержаться, когда та при всех назвала ее шлюхой. Нет! Катерина столько вынесла, чтобы никто не смел ее так называть, не собиралась терпеть упреков в проституции. Тем более что и близко такого не было. Однако это послужило последней каплей, подорвав все, что накопилось за год работы с этим отвратительным человеком! А, может, добавило смелости еще и то, что появление в ее жизни Ольшевского подарило некое ощущение опоры, иного варианта… Что и позволило характеру проявиться, а ведь сколько месяцев терпела, буквально хирея в душе.
– Чем загрузилась, малышка? – вопрос, заданный веселым, чуть покровительственным тоном, заставил ее встрепенуться и удивленно посмотреть на Сашу.
А взгляд Ольшевского, вопреки легкому голосу, был внимательным и очень пристальным.
– Ничем, дремлю, – натянула улыбку на губы, про себя недоумевая, как Саша ее настроение и задумчивость уловил, ничем же не выдала вроде?
– Претензии какие-то? Не угодил чем-то? Ты давай, говори, если что, потому что чем-чем, а умением угадывать мысли меня судьба обделила, – Ольшевский ей подмигнул. – А исправиться я завсегда готов!
Лукавит! Вот же хитрит напропалую!
А сейчас он ее мысли разве не угадывал? Но Катя даже не насторожилась, почему-то. Доверяла этому мужчине на неком базовом уровне, на инстинктах, сформировавшихся слишком давно.
– Наоборот, Саша, все было так ошеломительно, что я до сих пор прийти в себя не могу, руки и ноги дрожат, – призналась, ощущая, как снова краснеет.
Господи! Ну почему она вечно при нем краской заливается? И это после того, что делать с собой позволяла? Что сама вытворяла…
На его лице появилась чертовски довольная ухмылка, на секунду оторвавшись от ее рассматривания, Ольшевский куда-то завернул, остановившись перед воротами в паркинг огромного жилого комплекса. Достал из бардачка карту пропуска, приложил к терминалу и въехал внутрь, когда ворота раскрылись.
– Как насчет повторить? – поинтересовался он, заехав на пронумерованное место в паркинге. Видимо, ему принадлежало.
Ну вот! Три минуты назад засыпала на ходу. А сейчас, только от этого вопроса, от того, как он наклонился к ней и крепко коротко поцеловал в губы с ощущением полного права, ее вновь в огонь всем телом! Каждая клеточка вспыхнула, посылая однозначные и мощные импульсы по нервам.
– Вообще не против! – честно признала Катерина, приняв помощь Саши, когда выходила из машины.
Удобней перехватила пиджак, более-менее скрывающий потрепанное состояние ее вечернего платья. А как утром радовалась, надевая то! С каким удовольствием… Впрочем, вечер удался, несмотря ни на что! И это главное. Да и следующие пару месяцев обещали быть лучшими в ее жизни, судя по всему.
Забавно, что чулки уцелели. Видно потому, что он и не порывался те снять с нее в процессе, наверное, и так понравилось.
– Шикарно, – одобрил Ольшевский ее рвение. – Тогда, возвращаясь к нашему вопросу, у меня есть план: ужин при свечах… – тут он на мгновение задумался. – Блин! Только свечей у меня дома отродясь не было, но ладно, опустим, это детали. Могу электрокамин включить, – весело добавил, явно обрадовавшись, что нашел выход. И затащил Катю в лифт, который прямо в паркинге открывался по все той же карте входа. Нажал на двадцатый этаж. – Зато еда точно имеется. Ты, небось, с этим своим увольнением, поесть и не успела, малышка, угадал? – глянул на нее с хитрецой.
– Угадал, – улыбнулась искренне, привалившись к зеркальной стене лифта, ощущая мягкое движение механизмов. – А говорил, что мысли читать не умеешь, – поддела его.
– Это не мысли, котена. Это базовые потребности любого человека, как нужда в тепле и уверенность, что тебя кто-то, да любит, – цокнул языком и по-доброму покачал головой Ольшевский.
– А тебя кто любит? – почему-то зацепилась Катерина, позволив ему вывести себя из лифта.
От мысли, что у него мог кто-то быть, а она так вот навязалась… стало очень не по себе.
– Никто пока не любил, малышка, – казалось, его этот вопрос не только не озадачил, а даже развеселил больше. Александр подошел к единственной двери в этом крыле холла и открыл ее, достав ключи из кармана пиджака, что болтался на Кате, вновь коротко поцеловав ее при этом. – Надеюсь, ты теперь мне всю эту нехватку любви и компенсируешь, – подмигнул Санек ей через плечо, распахнув гостеприимно двери. – Прошу, котена. Добро пожаловать в мои холостяцкие хоромы, – сделал широкий жест рукой.
А она, как-то сомневаясь, застыла на пороге, всматриваясь, вглядываясь в Сашу.
Про любовь – это он серьезно? Или опять в своем репертуаре «в тему» шутит, поддевая ее?
– Могу к ужину еще виски предложить, он тебе по вкусу явно, – не оставив ей времени сомневаться, Саша приобнял Катерину за талию и завел в квартиру.
Ладно, она после подумает над этим.
– Ну а вино не дам, нечего градус понижать, завтра плохо станет, – Саша, не спрашивая, снял с нее пиджак.
Уместно, в квартире было тепло. Катя скинула туфли, поднадоевшие за вечер, и с удивлением поняла, что у него теплый пол. Так что, с удовольствием грея ступни, принялась осматриваться.
Огромная гостиная, открытая в холл, потолки высокие, все какое-то… серо-стальное, белое, черное, хром… И минимализм. На полу черный паркет, стены темным камнем местами выложены. И да, камин увидела, хорошо смотрелся. Точно холостяцкая берлога. А еще окна панорамные, из которых сейчас, в темноте, на одной дежурной подсветке, половина ночной столицы видна, показалось, мигающая разноцветными огнями.
– Ух ты! Красота нереальная! Почти как в фильме про Бэтмена, ей-богу! – восхитилась Катя, тут же направившись к этим окнам. – Как там… Готэм-сити?
– Кажется да, – было видно, что ему по душе ее восхищение жильем и видом. Встал за ней в полушаге, грея обнаженное плечо своим дыханием.
А Катя вернулась к прошлому вопросу.
– Не знаю, вроде виски и не хочется уже, у меня от тебя больше голова кружится, чем от алкоголя, – лукаво стрельнула в Сашу взглядом сквозь ресницы, едва сдерживая улыбку, от которой щеки болели. – А вот покушать и кофе, это да! Я согласна! И про обещания повтора – не забыла…
Он не дал договорить, обхватил ее руками за пояс и притянул к себе, крепко прижав к телу, дав явно прочувствовать и твердый, возбужденный пах, и жар мужской кожи.
– Здесь никто ничего не забыл, котена, уж поверь мне, ни слова! – чуть грубоватым голосом прошептал Саша ей в ухо, дразня дыханием волоски. – Стаскивай свое платье, неудобно же, мешает только. А мне куда больше нравится то, что под ним, – не оставляя в этом сомнений, сам начал ткань с ее тела стягивать.
– И чулки? – поинтересовалась и сама настолько же севшим голосом.
Сердце тут же бухнуло в груди, рухнуло в живот, кажется, попав в окружение каких-то безумных «бабочек». Дыхания не хватает, шумно глотает воздух ртом.
– Не-е, котена, чулки на тебе мне нравятся. Их оставим, – протянул Санек, буквально пожирая ее вот такую, в белье и чулках, глазами. – Блин, поторопился я ужин сначала предложить, а еще ж нам бы в душ заскочить, – скривил гримасу, проведя пальцем по ее плечу, будто дразнился. – Но раз пообещал, буду кормить. Сейчас найду что-то, чтоб накинула. Может, футболку…
– Давай свою рубашку, мне подойдет, – а что? Она тоже может дразниться! С ним она все, что захочет, может! И от этого понимания голову пьянит похлеще виски. – Снимай! – распорядилась, хотя сама же и начала уже расстегивать пуговицы на рубашке Саши.
Не то чтобы Ольшевского пришлось упрашивать. Ни секунды не медля, он высвободил сорочку из-под пояса брюк и позволил Катерине стянуть с себя деталь одежды. С довольным, каким-то хищным блеском в глазах проследил, как она на себя ту натянула.
– Так что есть будешь, малышка? – ей о-о-очень нравилось, как у него кадык на шее дергался, когда он с вот так сглатывал. Словно реально хотел от нее кусочек откусить.
Ее собственный «серый волк», прирученный, но не ручной, точно!
– А какой выбор? – вообще не до еды уже, но как-то пытается разговор поддерживать.
– Пошли, поглядим, – Саша явно понял ее состояние. И остался доволен. Но и торопить события не спешил.
– Так в чем проблема с ребенком? – вдруг спросил Ольшевский, когда она с огромным аппетитом уплетала бутерброд с ветчиной и сыром, закусывая крохотными помидорами черри и оливками.
Они с Сашей вдвоем ужин сообразили, на скорую руку, из первого, что попалось на глаза в холодильнике. Оба проголодались. «Секс распаляет аппетит не хуже тренировок», – заметил Саша, наблюдая за тем, как Катя откусывала сыр еще в процессе подготовки, не в силах дождаться. Но и это было ему по душе, кажется.
– С ребенком… – она глянула исподлобья на него, отложила пока бутерброд в сторону. Взяла красивый бокал, куда Саша все же плеснул на самое дно еще виски. Поболтала напиток.
– Кажется, я имею право на подробности, раз уж подписался на твою сделку, – он с таким добродушием смотрел на нее, что и не заподозрить не в чем. Но все же в глазах Саши она видела сосредоточенность и цепкое внимание.
Не поспорить, имел право, наверное.
– Я не могу забеременеть, сколько не пыталась. Помнишь, когда-то в больницу попала, после переохлаждения, давно? Ты меня еще охранял. Тогда заработала воспаление придатков и… непроходимость труб потом присоединилась, – пожала плечами, словно бы ей ровно, и не рвет душу изнутри, не болит. – Я лечилась. Много. Да и сейчас еще… Теоретически, шансы есть. Но на практике… пока не срабатывает.
Сделала глоток виски, все еще не трогая кофе, который он (ну это же Саша! от одного запаха балдеет!) приготовил едва не первым.
А у Ольшевского лицо как-то изменилось, будто потемнело, вот правда.
И он залпом допил свой кофе, словно и в его чашке алкоголь, хотя не наливал. Встал со стула, подошел к ней, обхватил руками плечи Кати и потянул, заставив на него откинуться.
Рубашку другую Саша так и не надел, так что она с удовольствием прижалась к его горячей коже щекой. М-м-м-м, все-таки лучше виски! От одного его мужского и терпкого запаха мурашки по коже «толпами» бегают.
А Ольшевский словно закаменел над ней, объятия сжимают, как тиски, крепкие, надежные и какие-то отчаянные вдруг.
– Выходит-таки, мой долг, котена, – уже без былого добродушия и веселья тяжело выдохнул тем временем Саша ей в волосы. – И мне его закрывать. Жизнь по местам расставила. Раз не уберег тогда. Справедливо…
– Ты что?! – ошалела Катерина от таких «выводов». Дернулась, чтобы поднять голову, посмотреть в его глаза. – Саша! Мне и в голову никогда не приходило это тебе в вину вменять! Даже не придумывай! Ты мне жизнь спасал! Так сложилось и все. Бывает, и не только со мной. Только хочется очень… – неловко улыбнулась ему снизу вверх. – Не знаю, сначала доказать хотелось, что способна. У меня муж считал, что женщина обязана рожать… А когда сразу не забеременела… – она замолчала, тяжело вздохнув, вновь уткнулась ему в плечо. – Ладно, не хочу сегодня это обсуждать. Мне слишком хорошо с тобой, чтобы вспоминать о плохом. В общем, теперь мозги на место встали. Понимаю, что ценно. И так хочется ребенка, до дрожи в душе. У меня все подруги знают, потому и в крестные тянут чаще других, знаешь, примета такая есть, что это сработает, – состроила гримасу. – Но мне почему-то кажется, что уж ты наверняка эту проблему поможешь решить, – улыбнулась через силу, натягивая на лицо показное веселье и игривость. – Из тебя мужское начало просто прет, сбивает с ног, воздух из легких забирает…
– Катя, малышка, зубы мне не заговаривай, ладно? Я не дурак, и что тебе это болит, как незаживающая рана, вижу и чувствую. А вот тогда идиот был, недосмотрел где-то, недодумал, не просчитал, довел до больницы… – нет, Ольшевский точно не услышал и половины ее слов! По тону поняла, что уже настроил себе в голове приговоров и обвинений.
– Саша! Да ведь и место, и условия тогда не ты выбирал! И так сделал все возможное: и еду добыл, и даже чай, согревал меня… я помню. Стрелять учил, развлекал, – она легко поцеловала его пальцы, до побеления сжавшиеся на ее плечах, но так, что самой Кате ничуть ни больно.
Будто вся сила этого мужчины, весь напор, вина, которую сам себе выдумал, вовнутрь, против него самого и была в этот момент обращена.
– Саша!.. – Катерина развернулась на стуле, настроившись его переубедить.
Вот чего она точно не хотела, так это чтобы он решил, что она его винить во всем станет. И близко такого не было!
– Так, ладно, котена, – прервал ее Саша, не позволив и начать, прижал ладонью ее голову к своей груди, обхватил рукой затылок под волосами. – Потом порешаем, за кем и какие долги больше тянутся, – усмехнулся, но она заметила, что его лицо все еще напряжено. – Ты наелась? Тогда пошли, покажу тебе, что тут у меня и как, душ снова-таки, обещал, помню… – он надавил, приподнимая ее руками со стула, и жарко впился в губы.
С какой-то алчностью, напором, давлением, но и осторожностью, мягкостью даже, как будто едва сдерживался, но и не хотел ей сделать больно. И как тут противиться? И голод уже не терзал. Разве что по этому конкретному мужчине.
– Ну, пошли, покажешь… – расплылась она в улыбке, поднимаясь.
На самом деле, радуясь, что он пока закончил разговор. Не то состояние у нее, чтобы такие темы обсуждать, да и сложно доказать что-то Саше, когда голова кружится и от виски, и от увлеченности им самим.
