Текст книги "Дурман (СИ)"

Автор книги: Ольга Горовая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 26

Первый раз он позвонил через три часа:

– И как, полегчало? Просветлело в голове? – с сарказмом и злостью, Таня их очень хорошо различала.

Но при этом, и с нуждой, которая и вынудила набрать номер. несмотря на обиду. И она понимала эти его чувства так хорошо! Саму трясло.

– Нет еще, любимый. Пока, только хуже стало, – невольно рассмеявшись, хоть и сквозь слезы, честно призналась Таня.

Сидела в своей квартире, которую уже и «домом»-то назвать не могла. Так и не пошла гулять, а вот думать старалась. Пути решения найти.

– Я сейчас приеду! – настойчиво заявил Виталий, безапелляционно.

Таня вздохнула:

– И что, дальше покричим друг на друга? Тебе понравилось? Мне так – вообще не весело из-за этого, Виталь. Успокоиться нам надо, обоим, – со вздохом напомнила она.

– А я и не нервничаю! – рявкнул он. Ругнулся. Помолчал секунды три. – Прости, Танюш, – Виталий шумно выдохнул.

– Ничего, нормально, – она зажмурилась, стараясь справиться со своими эмоциями.

Вроде бы и говорить сейчас не о чем. Обсудили все, что могли на данный момент. А и отпустить один одного не в состоянии. Висят на телефонах, любую чепуху готовы нести, чтобы хоть голос услышать, дыхание.

Таня не обманывалась, понимала, что не сможет от него уйти, да и не хотела. Но и так жить, как на пороховой бочке – не выход, надо разбираться. В себе, в нем, в них.

И тяжело без него так, что все тело болит. И спать снова не может, крутится в кровати.

А Виталя все равно приехал. Правда, уже ночью. И Таня не спорила, открыла дверь. Только и утром – не согласилась домой с ним вернуться. А он настаивал. Каждый раз требовал. Хотя, казалось, что и Танины аргументы понимал. И одежду ей привозил, по тому же методу, что и раньше, конечно, но все равно же. Иногда мог по два дня не приезжать, только звонить, а потом нагрянуть в час ночи. И она ему звонила часто, писала сообщения. Пыталась начать разговаривать, обсуждать… Но Виталя упорно игнорировал любой вопрос, касающийся его «дел», отмалчивался, делая вид, что слыхом не слыхивал ни о чем, на что Таня намекает. И это задевало. Ведь она ему все рассказывала и раньше, и теперь ничего не скрывала, о чем бы Виталий не спрашивал. Да и просто, делилась событиями и случаями, происходящими с ней каждый день. А в ответ только молчание. И заявление, что она ему нужна. Нет, это, конечно, тоже хотелось слышать. Однако, Таня же видела, что что-то происходит, ощущала в Витале, в его настроении, а понять до конца – фактов и разговоров не хватало. Зато снова начало тянуть на сигареты. По той же причине – не хватало ей Виталия. Катастрофически, до физической боли.

Возможно, будь она моложе, романтичней – такое поведение мужчины даже заинтриговало бы, отдавало налетом таинственности и загадочности, придавая образу больше привлекательности. Но Таня давно вышла из того периода, когда тайна привлекала. Она нуждалась в знании, в уверенности, что может рассчитывать и не сомневаться в близком человеке. Достаточно уже видела и знала, что отношения без полного доверия и готовности быть откровенными – ни к чему хорошему не приводят. А любые секреты, рано или поздно, приводят к проблемам.

– Я хочу защитить тебя, – говорил Виталий в ответ на ее аргументы.

И Таня ему верила. Но как тогда она могла защитить и помочь ему, если понятия ни о чем не имела?

– Если ты исчезнешь, однажды, на день или два – где и когда мне начинать искать? – спрашивала она. – Куда бежать? У кого просить помощи в твоих поисках? К кому обращаться?

– Я не исчезну, не утрируй, Танюш, – отмахивался Казак.

– Конечно! – саркастично фыркала она в ответ. – У тебя же, наверное, есть код бессмертия!

Но он все равно не шел навстречу. И обсуждать с ним что-то было невероятно сложно. Едва затрагивали болезненный вопрос или вспоминали про ее возвращение – Виталий забывал про слово «компромисс», возвращаясь к безапелляционным требованиям.

И, что самое смешное, именно этот человек, утверждающий, что она утрирует и нагнетает, однажды устроил ужасный скандал в клинике, когда не смог обнаружить Таню всего лишь в течении трех часов.

Время шло. Лето закончилось, сменившись промозглой и какой-то туманной осенью. Таня все время прошлую зиму вспоминала. Прям напасть какая-то у них в регионе началась, с этой влажностью. А она снова курила часто, махнув рукой на свое решение «завязать», и так – нервы ни к черту. И, из-за нехватки времени, то и дело выбегала между пациентами на улицу, не успевая толком одеться. Экономила время. Вот и доигралась – простыла. Причем, сильно. Глупо, вроде бы, только сентябрь на дворе, а у нее после дежурства температура поднялась, горло разболелось, и голова просто гудела. Глотнуть, и то, могла с трудом. Хорошо, Виталия в тот момент не было. Таня еле добралась домой и до своей аптечки, наглоталась всего, что нашла от простуды и, ощутив хоть какое-то облегчение, вновь провалилась в сон. Да такой глубокий, от действия тех самых лекарств и усталости, видимо, что не услышала ни телефона, ни стука в дверь, как оказалось. Это потом Таня выяснила, что у нее, как назло, еще и какие-то контакты в дверном звонке перегорели, и он не работал. И о том, что Виталий в тот день не взял с собой ключи от ее квартиры.

В общем, за три-четыре часа, в которые она отсыпалась, он успел такой скандал закатить, разыскивая ее, что когда до нее все же дозвонились, разбудив-таки, Тане стало очень стыдно перед руководством и сотрудниками. Она сама нашла Виталия, потребовала, чтобы он приехал, и наплевав на боль в горле, выставила ультиматум, чтобы в клинике он больше не появлялся. Хотя, это даже не ее требование было. Таню саму об этом настоятельно «попросили».

Виталий вспылил, конечно. Поначалу, казалось, вообще, не услышал ее требования. Наорал за то, что Таня, в принципе, довела себя до такого состояния. Сразу начал пытаться ее чаем отпоить. Таня не отказывалась, конечно, но смотрела с обидой. Потому что такого прочухана, как от хозяев клиники из-за скандала Витали, она с детства не получала, кажется. Было и обидно, и неловко, и просто неприятно. Не девочка уже, да и вины Тани, вроде бы, в том, что простыла и отдыхала в заслуженный выходной – не было. А он психанул, и ее подставил на работе.

– И зачем ты это устроил? – хрипло поинтересовалась она, тем не менее, послушно отпивая облепихового чая.

Таблеток она уже наглоталась, теперь просто, для комфорта, чего-то хотелось.

– Нормально, да? Я тебя найти нигде не мог: телефон не берешь, в квартире тишина мертвая, я уже двери думал выносить, когда понял, что тебя и на работе нет. И все морозятся. Мне что, молчать? Да я с катушек слетел, когда вспомнил, что в прошлый раз было! И свою жену искал, между прочим… – возмущенно начал вычитывать ее.

– Да, куда я исчезнуть могу, любимый? – ехидно передернула она, отставив чашку. – Не утрируй, Виталь, – с сарказмом глянула в глаза, напомнив, как он ей отвечал на подобный вопрос Тани.

Казак скривился. Видно, вспомнил.

Встал, закурил, дернув форточку, чтобы проветривалось. Ее пледом укутал по уши. Но молчал.

– Тебе нервничать можно, да, Виталь? Ты – имеешь право все знать и быть в курсе моих дел и передвижений. А я – зачем? Мне терпеть надо и самой выдумывать что-то, сходить с ума? – ему в спину поинтересовалась Таня, продолжая тянуть теплый чай. – Ты можешь пойти, и матом наорать на администраторов в моей клинике при клиентах, сорваться, искать… А я ж и знать не должна никого, у кого о тебе хотя бы узнать, случись что, можно будет.

Он мрачно глянул через плечо, но не ответил опять, молча докурил. Подошел, проверил, что Таня допила свой чай. Развел ей новый. Сел напротив снова.

– Ок. Извини. Я перегнул палку. Не стоило такой кипишь поднимать, – глянув исподлобья, проворчало он. – Я просто перенервничал.

– Почему? – Таня кивнула, показав, что принимает его извинения. – Разве у меня настолько опасная работа, что ты сразу о плохом думаешь? Или это я с чем-то незаконным связана?

Он отвернулся.

– Прошлый раз, когда я не мог тебя найти, ты в больнице оказалась и при своей супер законной работе, – огрызнулся Виталя.

Резонно. Выдохнула. Но Тане не понравилось то, что любимый отвернулся. Да и вся его фигура, разворот плеч, напряженная линия челюсти – заставили ее насторожиться. Она затылком, просто-таки, ощутила, что дело не только в выкидыше весной.

– Виталь? – Таня опустила ноги на пол и поднялась, подошла к нему впритык. Обхватила руками шею. – Что такое? Что случилось?

Он обернулся и глянул на нее с удивленным выражением лица. Наклонился, прижавшись щекой к ее ладоням.

– В смысле, Танюш? Нормально все. У меня, – он повернулся и прижался к ее коже ртом. – А вот у тебя, сто процентов, температура. Так что, марш в постель!

– Виталь!

– Быстро! – не слушая попытки возражения, он поднялся и, ухватив ее за плечи, принудительно повел Таню в спальню.

И она почти поверила его заявлению. Если бы не уставшее и настороженное выражение любимых глаз.

Ему хотелось плюнуть на все и увезти ее домой. Банально. Хоть бы силой. Да и потом, что он, не видел, что ли, что первоначальный запал в Танюше стих, и сейчас она держалась на чистом упрямстве. Ну, а этого добра у самого Витали – хоть отбавляй. «Переспорил» бы. Уломал. Пропетлял бы как-то. И оба не мучались бы. Он с тормозов не срывался бы, да и она спокойнее стала бы: видел же, что опять курить начала, хоть теперь и таилась от него, стеснялась больше; и ела через раз, судя по внешнему виду, а может, просто, ее на работе издергали, в клинике этой гребанной.

Он сейчас тоже ел – не ахти как. В основном сигареты. И Таня это тоже замечала, он по ее глазам видел. Да и песочить она его не забывала по этому поводу. Но Виталя с этим не спорил. Жена – имеет право. И ему даже в кайф было, что несмотря на все, Таня места себе не находит, то и дело напоминая ему о нормальном питании или отдыхе. Просто, пишет каждое утро, если не с ним просыпается. Спрашивает о мыслях, настроении, планах…

Хреново у него с настроением, б****! С планами – еще хуже. На последнем издыхании все держатся и, если бы не активный интерес Мерешко в этом деле, да помощь Боруцкого – не знал Казак, выдюжил бы сам. Но ей он об этом ни разу не сказал, ясен пень! Не хватало подливать масла в огонь ее нервов и страхов, и давать лишний козырь в споре о том, как Казак живет. И чем это все закончиться может.

Блин! Как же он хотел плюнуть на все, сгрести ее в охапку, и не отпускать от себя! Только не ко времени, вообще. И скандал ее этот, и демарш с перерывом, возможно, еще лучший выход. Хоть Таня и расстраивается еще больше от того, что он не пытается хоть как-то сгладить углы, не идет навстречу в решении спорных вопросов между ними. Но, может, оно и лучше? Меньше думать будет о том, о чем Виталя не хотел давать ей повода думать, в принципе. А вот он много размышлял, в свете сложившейся ситуации по городу. И о намеке Федота, нет-нет, а вспоминал. Черт, конечно, знает, в курсе ли Боров и его верный помощник о семье Витали, или нет? Была ли та фраза оговоркой, или намеком, что концы и края надо так упрятать, чтоб не прикапался никто, тем более сейчас, когда все по тонком краю ходят? Федот и Боруцкий в этом погорели. Хотел ли его партнер предупредить? Или это, все же, ничего не значило? О том, как самого Борова через семью достать пытались и чего достигли, Виталя тоже в курсах был. И ни за что на свете не хотел бы так Таней рисковать. Тем более, что сейчас многие были активно заинтересованы в том, чтобы найти брешь в нем самом. Устранив Казака, они и Калиненко подрежут жилы еще до выхода с зоны, до которого меньше месяца осталось. Лишат всей структуры и организации, на которую Батя надеялся. С каждым днем напряжение нарастало так, что его реально можно было в воздухе города языком, на вкус почувствовать. Нюхом уловить. Он дышал сейчас в городе с трудом. Ему везде помойкой тянуло. Только с Таней попускало немного…

Еще и потому не мог Виталя с Таней спорить. О чем? Если права она во всех своих претензиях. И не мог он ничего ей гарантировать сейчас. Сам иногда не знал, останется сегодня в живых, или нет? Конечно, ей говорил, что париться о чем, что все нормально и ничего серьезного… Только, Казаку казалось, что она ощущает его ложь и напряженный мандраж, который вылазил, как ни старался он спрятать, запихнуть в себя поглубже. А оно лезло, перло из него.

Как с этой ветеринаркой. Казак, конечно, палку перегнул. Тут и говорить не о чем. Устроил кипиш такой, как будто у себя в офисе, самого сорвало с цепи. Но у него-то люди привычные, да и подчиненные, выбора особого нет: не нравится стиль начальства – катись, а не хочешь денежное место терять – терпи все наезды. Тут иначе вышло. И права Таня, опять, подставил он ее по всем фронтам. Небось, она от своего начальства из-за Витали по полной отгребла, судя по насупленным губам и нахмуренному лбу. Не любила его Танюша выговоры, да еще и там, где сама не при делах, вроде.

Но у Витали реально сорвало стоп-кран, когда понял, что найти ее не может. Не вызвонить, ни выяснить, куда подевалась? Ушла с работы в половину восьмого, и как пропала, в тумане этом долбанном растворилась, что ли? Он уже на полном серьезе собирался ехать, двери в ее квартире выбивать (и, кстати, со звонком решить надо, поставил себя галочку в мозгах). Потому что колотить стало при мысли, что к ней могли полезть. Пронюхал кто-то, что она его жена, и решил через нее прижать Казака к ногтю… И намешалось все, налезло одно на одно: воспоминания о том, как она весной в больницу попала, и новые страхи, что используют ее против Казака, что самой Тане навредят… Думал, умом двинется за эти несколько часов. Кажись, впервые в жизни давление шибануло в череп.

И все равно, не хотел ее пугать. Не видел толку обсуждать то, на что Танюша, все равно, повлиять не сумела бы. Хотя, да, не мог не признать – услышал ее доводы. Вот именно сейчас признал, что окажись она в такой ситуации (а это не так уж и невозможно), и не сумеет найти концов-краев, не на кого ей выйти будет, чтобы Казака разыскать, если случится с ним что. Но, с другой стороны, а надо ли ей знать и разыскивать? Самой светиться поисками? Себя подставлять? Он сомневался. Да и, кого ей контакты дать? Федота? Батя-то, все равно, еще через две-три недели только выйдет. И что ей Андрюха в случае чего скажет?

Да, с нотариусом Казак все утряс, с адвокатами решил, из той самой конторы, которую Таня на дух не переносила. Но Виталя знал, что они, в случае чего, за ее интересы порвут любого в суде. Да и без суда, проследят за всем.

Бог свидетель, ему сейчас меньше всего о таком варианте думать хотелось. Впервые, возможно, потому что Танюшу в своей жизни нашел. Семью получил, о которой и не мечтал по ходу. И без разницы, что притирались и грызлись, пытаясь найти, кто правее. Для Казака это не играло роли. Да и для Тани, он точно знал. Вон, ведь, больная и злая на него, а начала волноваться и переживать, что у Витали что-то не так, уловила, почувствовала, тут же беспокоиться стала.

И сейчас, вон. Спала же. И температура есть, горит вся, он кожей чувствует. А вцепилась в него так, что и клещами не отцепить. Руками и ногами оплела. Да Виталя и не хотел от нее уходить. Но и, учитывая все причины, даже не пытался сейчас наладить и утрясти конфликт, пусть и начал признавать, что в некоторых местах перебдел. Да и, как ни крути, а вот за последние дни, ее слова про опасность и последствия – заиграли для Казака новыми красками. Сейчас он многое переоценил. Быть может потому, что сам, до седых волос, боялся, что с его женой что-то случится. Хоть и знал, что в этот момент никак не может подставить Батю. То же ли мучило и Таню? Вполне вероятно. И что тут сказать, в ее точки зрения – тоже правого не мало…

Так-то оно так. Но для Танюши его безопасней. Пусть пока, лучше, врозь побудут. Капец, как тяжело обоим, Виталя подыхал без нее. Да и по Тане видно было, что не на курорте все это время. Но ничего. Он себе на горло наступит. Лишь бы ее только не прижали. А потом, как хоть немного утихнет, признает, что услышал, понял ее страхи. Готов обсуждать.

ГЛАВА 27

У них с Батей давно все спланировано было. И сам выход из колонии – разыгран по нотам. Правда, Казак считал, что перебдел Дима. Уж сильно хитрит, и как бы самого себя не обхитрил по ходу. Ведь порешить на пустой дороге могут. Но с Батей особо не поспоришь.

Только вышло, все равно, все не так, не по плану. Лиза эта, непонятно откуда вылезла, пассия Димина бывшая, приперлась под колонию, встречать Калиненко. Узнавала, выходит, следила. Ну не жилось ей спокойно, лешего за ногу! А Витале пришлось все в процессе менять, перемещая парней по позициям, потому что Бате так даже интересней показалось. И информацию, хоть какую-то, чуть ли не из-под земли доставать, как только Димка ему позвонил. Вот, не сиделось девочке дома, так всем головняка добавила.

Казак ее слабо помнил, по ходу, если бы Батя не напомнил и не велел пробить все, что сможет, и не вспоминал бы.

Но оба в итоге решили, что это и не настолько уж плохой вариант. И квартира Лизы, как перевалочный пункт для Калиненко – даже лучший выход. Да и сама Лиза, как понял Казак, Диме пришлась по вкусу. Впрочем, Батя и раньше к этой девчонке благоволил сверх меры. Сейчас же, даже на него наехал, поставив на место и показав тем самым, где новое положение Лизы. Удивил Виталю, не поспоришь. Ошарашил. Пришлось вылазить из своего «общественного образа» простецкого и грубоватого дворового пацана, и извиняться. С Батей спорить не собирался.

Да и потом, покрутившись немного, подергав Лизу то так, то эдак, когда Калиненко был не рядом, понял, что Димку в ней зацепило. Преданность и верность Батя всегда ставил на первое место. Оценил и сейчас, видимо. Тем более, после срока. Хотя… Имея свой опыт, и видя, что Димка многие вещи воспринимает, как само собой разумеющееся, попытался пару раз с Батей поговорить. Одна проблема: про свою жизнь так и не рассказал же толком. А сейчас, так вообще, не тянуло это обсуждать. И ситуация у них – не до сантиментов, выгрести бы все, и похвалиться Казаку перед Батей особо было нечем.

Правда, он не очень понял, почему Батя сам не подумал о безопасности Елизаветы? Ведь видел Виталя, что не настолько она ему и «по боку». Да и раньше Дима всегда Лизу выделял, считай, «отношения» с ней имел, а не тупо – саму Лизу. Казаку было с чем сравнить. Да и видел, может оттого, что с боку, и у самого сейчас на этом фронте – провал полный, что все больше цепляет Батю. Друг, вообще, таким отличался – если уж принимал людей в свою душу – то в один момент и навсегда, руководствуясь какими-то, одному ему ведомыми, мотивами. Мог сопоставить, первую жену Димкину, вообще Бате безразличную, Виталя помнил. А тут – ясно же, что признал Лизу, как свою женщину. Дал всем понять, самому Витале в первую очередь. Так и защитить надо… Или это Казака переклинило на этой теме, просто? А Дима, после зоны, вообще на другом сосредоточился, понятно. Тем более, что они ни от кого особо не таились у Лизы, подставляли. Пришлось напомнить другу очевидное, и проконтролировать.

А самого Казака зацепило немного иное, чего скрывать? Смотрел, как Лиза вокруг Димы вьется, как смотрит на друга. И нет, нет, а задевало. И почему Таня не может просто закрыть глаза на все? Почему не может принять его таким, каков он? Ведь обоим плохо, е-мое! И настроение из-за этого пасмурное, злое.

Еще и времени толком нет! Приезжал к ней ночами и вырубался, да и то, не всегда выходило вырваться. Хорошо, что простуда прошла у Танюши, одной тревогой меньше. Дима круто взялся за дела, сразу стартанув по всем фронтам. И новый губернатор добрался в область. Все складывалась, вроде, в их пользу. И Витале легче, с одной стороны, немного разгрузило его. Однако, в другом плане – загруз по самое темечко, то и дело вспоминал все слова Тани. Блин! Как ни крути, а его сейчас в нелегал опять затянуло по полной. Он и до автосалона едва-едва добирался пару раз в неделю.

А Таня это – словно нюхом чует, ходит мрачнее тучи. Уже и не спрашивает ничего, и обнимает до дрожи, вроде, целует, словно дышит им. А только и Виталя чувствует, что оба на взводе. И по краю, на нерве ходят. Телепает. Он это в ней ощущает, а она – в нем. И тайны его – просекла. А от того, по ходу, только грустнее становится.

– Таня, да пошли ты на фиг свои закидоны! – не выдержал Казак однажды утром, глядя в ее запавшие глаза.

У него самым реальным образом внутренности наизнанку выворачивало, когда такую тоску в Танюше своей ощущал. Удавиться хотелось. И сигареты горечь эту не перебивали.

– Ведь обоим же легче станет, Танечка, – обнял ее щеку, притянул так, чтоб она ему в плечо уткнулась. – Зачем так маяться, свет мой ясный? Ведь не так и сложно, другие же могут…

Таня, до этого просто молча поддающаяся его объятиям и прикосновениям, вскинулась и как-то так глянуло на него, что Виталя сам понял – зря разговор завел. Вот, не то ляпнул что-то, однозначно.

– А что, сравниваешь уже, Виталь, сговорчивей нашел? Разочаровался в выборе? – и не сказать, что с претензией, скорее опустошенно поинтересовалась она.

Но так, как-то, что Виталя вздрогнул. Понял и прочувствовал, что ей по душе, как ножом полоснул, своими словами.

– Твою налево, Таня!

Дернул к себе, не позволяя отстраниться. Обхватил двумя руками уже, чтоб ближе к нему. А Таня – как ледышка в его руках. Замерла, и не поддается. И холод ощущается кожей.

– Да не о том же говорю! Не нужен мне никто, кроме тебя, хоть и упрямая, как три черта! – зарылся лицом в ее пряди.

– И все-таки, раньше не сравнивал, – вроде и улыбнулась, но так грустно, что матюкнуться захотелось.

– Тань, – не пустил, когда она начала высвобождаться из его рук. – Да, не сравниваю я!

Но она все равно пыталась отстраниться и, в конце концов, ему пришлось ее отпустить.

– Сложно со мной тебе, любимый, да? Прости, – отвернувшись, Таня отошла к шкафу.

И начала шмотки перебирать, словно бы выбор в одежде перед ней стоял охре**ть, какой большой. А ведь он сам ей всего два свитера привез, да джинсы. Чтобы держать «на коротком поводке». И не в чем там было колупаться с таким занятым видом!

Все-таки ругнувшись, физически ощущая тяжелую и паскудную то ли вину, то ли обиду, Виталий вышел на балкон, достав сигареты. И понимал, вроде, умом, из-за чего она насупилась: заикнись Таня о том, что «кто-то, где-то там, жил бы иначе, чем он…» разнес бы полдома от ревности и ярости, от страха, что она на других смотрит… И на нее бы обиделся. Но и сейчас, бл**ь! Ему же, тоже, не в кайф, что она его принять до конца не может. По двойным стандартам живет Казак, выходит? Ему можно, а ей – нет?

Не знал. И умом многое понимал, вроде, а душу все равно разъедало. И за себя, и за нее. И как это решать, а главное, когда? Где сейчас время на эти заскоки взять – х**н знает!

Так и уехал, не поговорив больше толком, и затылком чувствовал, как между ними эта обида расплескивается, отдаляя.

Хотел вечером приехать, как-то искупить, задобрить Таню, но Батя решил прошвырнуться по объектам, с пацанами побазарить, и Виталя не мог его не сопровождать. А потом Дима попросил дом его по-тихому подготовить: охрану наладить и по сменам пацанов расставить, в принципе, хату в порядок привести, может, подрихтовать там что-то по мелочи, потому что собирался после приема у губернатора и сам туда перебираться, и Лизу с собой привезти. И Казак застрял на два дня, потому что Бате, и без бытовухи, было чем заниматься, хватало интриг и подводных течений. А когда, вроде, просветлело немного, и он написал Тане, что приедет – оказалось, что у нее дежурство. И да, Виталя помнил, что она его «настоятельно» попросила не появляться больше в клинике после того кипиша. Вроде и понятно все, и на звонки отвечала, и сообщения писала, а все тот же холодок прямо-таки веял. Хотя, может тут ее задело больше, что он столько времени теперь на другие обязанности тратил? Таня знала, что Калиненко вышел. Казак ей сказал, и старался хоть как-то чего-то рассказать, помня о ее упреках, что он с ней ничем не делится. Но что тут расскажешь? Что он делал все эти дни? Ничего же из того, что любимой женщине говорить вслух стоило.

Так что Виталий, чувствуя себя паршиво и не у дел, сам вызвался поехать с Батей на прием, в качестве охраны, чем кого-то из парней гнать. Все равно, ему дома в потолок втыкать без Тани – радости особой нет.

Вообще, вечер тянулся муторно и нудно. Нет, Виталя, конечно, подергал Генку, прощупал «почву», проверил через него настроение и мысли парней. Но в остальном – полное ощущение себя не в том месте. И раздрай внутри, непонятное муторное ощущение, что тянет все бросить, и поехать туда, где действительно хочется быть. И, навряд ли, чтобы это было из-за пачки сигарет, которую Казак выкурил за три с небольшим часа.

И внутреннее напряжение в нем лишь нарастало. Собрались, поехали домой. Вроде тихо все, по плану. А Виталия на подрыве каком-то. Блин, четыре дня жену не видел! Еще и нота, на которой расстались…

Х*р его знает, о чем думал Гена, пропустив собаку, выскочившую на трассу, а ему самому, так точно не до дороги было. Плохо, конечно. Вообще паршиво. И в голове такие мысли дурные. Почему-то именно сейчас, может, из-за напряжения предыдущих дней и всего этого мандража, или из-за того, что глухая ночь и трасса, а может, из-за количества никотина, за последние часы шибанувшего по его мозгам – у Витали, как реальные, перед глазами встали картинки, как положат их здесь всех сейчас. Может скроют «концы в воду», а может и нет.

И как Тане жить с этим, при любом варианте: прополощут ли их имена и «картинку» тел по всем телепрограммам, показывая сюжет о криминальных разборках, или просто сообщив, что пропали на дороге… Ей от этого ни проще, ни легче. И не изменить ничего, повлиять ни на что – она будет не в состоянии. И, что совсем хреново, вину перед ней из-за этого такую почувствовал, что затылок заломило и в груди, как камень вместо сердца. Давит, на фиг, будто плитой в тонну. Знал же свою Танюшу. И, сколько бы с ней не спорил, а понимал – не заслуживает она такого, да и не выдержит. Двинется умом.

Хр***во, конечно, что сейчас об этом стал размышлять. Вообще не ко времени. Так и самому покойником стать недолго, и других подставить. Вот о чем думал Казак, наблюдая, как Лиза заходится криком на пустой ночной дороге, причитая над сбитой животиной, и как злится Дима. Их троих, мужиков, устроило и то, что это не подстава, и никто не ждет за деревьями обочины. Уже – слава Богу на полном серьезе. Елизавету же колотить начало от жалости к собаке.

У них пунктик насчет животных, что ли? У женщин этих? Казак искренне не мог въехать. И сразу вспомнилось, как ревела Таня каждый раз, когда добиралась до своих приютов, которым помогала. Нет, там она молодцом держалась, и оперировала, если надо было, и осматривала животных. А потом приезжала домой, запиралась в ванной, чтобы, значит, он не видел, и рыдала над тем, что не всем этим бродяжкам помочь может, и пристроить их ей некуда… Виталя раз двери в ванной таки выбил, когда услышал, что она ревет, хоть и включила воду, шифровалась, типа. Думал, всыпет ей «по первое число», устроит взбучку, чтоб фигней не страдала. А вместо этого – полчаса успокаивал, сидя на полу в той самой ванной, и держа шмыгающую Таню на руках…

– Ну, и куда ты ее везти собралась? – Батя психовал, вместе с водителем укладывая травмированное животное на заднее сидение машины.

Но ведь забрал с дороги. Уступил требованиям и крику Лизы. Впрочем, Виталя в этом почти не сомневался. Да и все недовольство Димки было вызвано опасением, что на них охотятся, ту же Лизу уберечь, прикрыть пытался. Даже сейчас, когда они осмотрели и проверили все вокруг, вроде бы, не даром он ее к Казаку толкнул, чтобы друг прикрыл от всего, пока сам Батя с животиной возился. И Виталя так бы сделал, пусть они с Димой так и не обсудили ничего.

А вот сама Елизавета выглядела немного растерянной и сбитой с толку из-за этого.

– Я не знаю. Собиралась посмотреть в интернете, где есть круглосуточная ветеринарная клиника…

– Я знаю куда, – прервал Виталя разворачивающуюся истерику Елизаветы и, явно нарастающее, раздражение Димы. – Ген, поедешь за мной, – распорядился Казак, и пошел к своей машине.

Им открыл парень, которого Казак ни разу не видел. Да и второй, в приемной, был новый. Даже странно, вроде со всеми сотрудниками успел на корпоративах перезнакомиться. С другой стороны, может и хорошо? Бог знает, знакомые, после прошлого скандала, могли его и не впустить в клинику. А вот когда парень побежал за помощью, начал подозревать, что Таня его появлению в клинике, тоже может не обрадоваться.

Таня увидела его, едва вошла в смотровую. Вот, с порога. Все остальное по боку, как и обычно. А, ведь, действительно не ждала увидеть Виталия здесь, в клинике, после всего, что он устроил. И они же договорились… Хорошо, конечно, что сегодня практиканты с ней на дежурстве, а не ординаторы, к примеру. И они только второй раз, не знают еще Казака. Но все равно, если владельцы узнают, может подниматься для обсуждения уже вопрос об увольнении Тани…

– Что ты здесь делаешь? – поначалу, даже не заметив животное, да и не особо обратив внимания на остальных людей, она с претензией глянула на мужа.

И, ок, ладно, не могла не признать, что обида после прошлого разговора еще грызла душу. Таня многое обдумала за эти четыре дня. И не все приятное. Наоборот, даже. Очевидно, эти раздумья, так же не добавили приветливости ее голосу.

– Собаку привезли, – ровно ответил Виталий, глядя прямо на Таню. Но она уловила по его глазам, что и муж понял ее настроение.

Это заставило ее почувствовать вину. Все вместе навалилось. И то, что животное мучается, а она тут выставляет претензии по-глупому, тратит время. И все нерешенные вопросы между ними.

– Уходи, – прозвучало резко, но Таня, действительно не хотела скандала.

Ни с ним сейчас, ни с владельцами потом. Да и собакой надо было заняться, в первую очередь. Виталий не спорил, молча вышел из смотровой. И Тане оставалось надеяться, что он понял ее мотивы.

Не особо разглядывая тех, кто остался, она занялась животным, почему-то, лишь мимоходом подумав, что мужчина, стоящий в стороне и пристально рассматривающий ее саму, наверняка, и есть тот самый Калиненко. Господи! Сколько прений у них с Виталием было из-за этого Димы! А сейчас – ей даже смотреть в его сторону не хочется. Да и некогда. И неинтересно.

Таня сосредоточилась на животном, расспросила о случившемся женщину, голос которой выдавал недавние слезы, но она уверенно стояла рядом с собакой и просила о ней позаботиться. Таня пообещала сделать все, что будет в ее силах. В этом она разбиралась и всегда чувствовала уверенность. Это она умела – помогать и лечить животных. Тут у нее было куда меньше вопросов, сомнений и неуверенности, чем в отношениях с людьми, как оказалось. Отправив всех наружу, она велела студентам-практикантам готовится помогать ей на операции, которая, точно, не будет легкой.