Текст книги "Дурман (СИ)"
Автор книги: Ольга Горовая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)
На остальное – плевать сейчас! На все слова и претензии. Потом разгребать будут.
Потянул за узел, запрокинул ей голову. Второй рукой поддерживал за бедра, не давая прогибаться, смещаться. Сам хотел все контролировать. Прижался открытым ртом к бьющейся жилке на ее шее. Елки-палки! Вампирякой себя каким-то почувствовал в этот момент! Мог бы, вот честно, прокусил бы и выпил, чтоб у него внутри ее кровь текла! И одурел от своей в ней потребности. Сорвался. Забыл про все. Таня в его плечи вцепилась, царапая и целуя, горловыми стонами отвечая на каждый толчок, которым Виталий вколачивал себя в нее, как умалишенный.
Синяки будут у обоих. Стопудово. Она из-за него себе спину отобьет… Только по фигу все. Не мог сбавить обороты. В хлам мозг…
ГЛАВА 18
Утром все сложнее. И вопросов больше. И препятствий.
У нее, так точно. И тишина на голову давит. Разговор вообще не клеится.
А Казаку хоть бы что, сидит себе спокойно, и кофе пьет. Еще и с таким видом, что сразу ясно: считает напиток гадостью. Это все, что его сейчас интересует? Об этом думает?
А Таня в свою чашку уткнулась, и глоток сделать не может. Просто потому, что кофе в горло не лезет. А еще, до сих ведь пор трясет от всего, что ночью было, от того, как он ее утром «разбудил». И проснулась потому, что он уже на ее рот нападает, целует с такой жадностью, словно ночью два раза ее и не брал, и его горячее тело уже сверху, уже окружило со всех сторон, руки ее плечи, щеки сжимают, не дают сдвинуться… До сих пор отголоски жара в теле. И кожа «мурашками». Болит все, кажется, синяки, засосы на руках, на ногах, на шее и груди. И снова полоска под нижней губой от своих же зубов…
Даже не думала, что получит столько удовольствия при таком… «жестком» подходе. Но, с другой стороны, если посмотреть на Виталю, то и ему от нее досталось с не меньшей мощью. Неужели, это она его так? Таня и помнила, и не помнила одновременно. Но, памятуя о том, с какой силой их обоих колотило, что она испытывала в его руках сегодня ночью – трудно сказать, будто Таня жалеет. Или что она не испытала удовольствия…
Испытала.
Море. Океан. Болезненного, выжимающего до капли, мучительного для души… И такого желанного для тела. И для сердца, спокойного лишь тогда, когда Виталий был рядом. А для разума – опять шок. Очередной разрыв шаблона.
В этот момент Виталий осмотрелся и прошелся руками по брюкам, которые натянул, когда встал, прохлопывая карманы. Она сразу поняла:
– Ты у меня сигареты забыл, в комоде, в верхнем ящике… – хрипло.
Снова голос сорвала. Неудивительно, так кричала…
Отодвинула чашку. От кофе мутило.
Виталя глянул на нее исподлобья, усмехнулся как-то криво.
– Забыл… – медленно повторил. Хмыкнул.
Поднялся и вышел в коридор. Правда, судя по звукам, в комод не полез. Появился в дверях через минуту, с сигаретой в зубах, небрежно перекинув пальто через плечо, с со жменей, полной чего-то. И рылся в карманах пальто второй рукой при этом.
Подошел к столу, высыпал штук пять заготовок облепихового чая. Молча.
И у Тани не хватило слов, когда эти коробочки увидела. Затрясло всю. Не просто тронуло – потрясло. Пробило до сердца. Сжалось все внутри.
Глупо. Никакого здравого смысла ни в его поступках, ни в ее реакции.
Только нервы голые. Эмоции. Потребность в нем дикая. Как с этим жить? Как смириться? И как не быть с ним, в тоже время?
А Виталя уже сам одну заготовку вскрыл и ей размешал в другой чашке с водой, не успевшей остыть после того, как Таня им кофе варила. Пододвинул к ней, не комментируя ни своих действий, ни ее реакции, которую Таня не сумела скрыть. И вновь что-то ищет в пальто.
– Ты забыла…
Он как-то пригоршней выгреб из кармана пальто ее карточку и телефон, которые она ему отправляла с курьером. Ключи от его дома. Бросил на стол.
– Купи нормальный кофе и кофемашину, наконец, – достал зажигалку.
Прикурил. Затянулся и снова залез в карман.
– Меня и этот устраивает, – тихо заметила Таня, немного ошарашенная еще и его обращением с вещами.
– А меня – нет. Не собираюсь пить всякую муру, – отмахнулся Виталий, продолжая что-то искать в карманах. – Нахлебался по жизни.
Сел, открыл форточку, выдохнул дым. Снова затянулся. Хотела сказать, что замерзнет же, в одних брюках… Оно, конечно, первое марта на дворе, но не жара же… Однако не смогла, все еще глазами «хлопая», разглядывала стол. Она курьера заказывала, паковала все в специальные футляры. Страховала на истинную стоимость, чтобы ничего не повредилось, не дай Бог! А Виталя… вот так. Жменей. В кармане…
Тут до нее полностью дошел смысл его фразы про кофе. Да и значение факта всех этих вещей на столе. Таня подняла колени на табурет, снова натянув на них свою старую футболку. Обхватила ледяными пальцами чашку с уютным желтым чаем.
Стало зябко.
Или это из-за открытой форточки?
– Виталь, – протянула как-то неуверенно и жалобно.
Не знала, как сказать, как заговорить… Не прогоняла же его вечером… И все же. Ничего не решили… Так непросто. Невыносимо и тяжело.
Он снова глянул на нее исподлобья. Оторвался от поисков. И взгляд, как плита, тяжелый, давящий на ее волю.
– Мы же не решили ничего. И все – на том же месте. Ничего же не поменялось…
– Разбирайся со своими тараканами сама, – прервав ее лепет, Виталий выдохнул дым в ее сторону, стряхнул пепел в тарелку. – Я все для себя решил. Ты – моя женщина. Все. Точка. Для меня все понятно и ясно.
И тут, похоже, он, наконец-то нашел искомое, нащупав, вытащил из кармана ожерелье.
– Вот, держи, – и украшение бросил на стол около нее. – Забыла, – ухмыльнулся.
Отложил пальто прямо на пол. Вновь отпил кофе и затянулся.
А она, растерянная и сбитая с толку, не понимающая, как он может все так перекручивать и отметать существование огромных проблем, вдруг психанула.
– Я не просто так это все тебе отправила! – раздраженно огрызнулась Таня. – Виталь, ну невозможно так. Ты решил! А я? Ты понимаешь, что я не могу просто закрыть глаза…
– Очень даже могла ночью, – грубо отрезал он. – Ни одного слова против не услышал, Танечка. «Мой», даже, кричала.
Не в бровь, а в глаз. Он знал все ее слабые места. И куда бить, чтоб точнее и наверняка.
Таня уперла локти в стол и закрыла лицо ладонями. Что тут сказать? Да. Было. Сама кричала, что он ее, и чтоб не смел по другим женщинам шастать… И чувствовала это все.
Не зная, что ему ответить и как объяснить, Таня вместо этого скосила глаза на стол. Сделала глоток чая. Боже! Как же хорошо… И как больно. Ну как так можно одновременно?
– Я так боялась, что что-то повредится. И колье это… Страшно было, что потеряют, сломают, украдут. А ты – взял и бросил. В кармане принес…
Не с упреком, нет. Скорее растерянно.
Виталий зло рассмеялся. Грубо даже. Прикурил вторую сигарету от первой. Протянул руку и небрежно подцепил колье, вскинул кулак, словно рассматривал украшение в тусклом свете пасмурного утра. Цепочка закачалась, едва вися на его пальцах. Колечки звякнули.
– Да мне по х*ру, Танечка. Вся ценность этой цацки в том, что на тебе была. Что ты ее носила.
Таня зажмурилась. Почему-то больно было смотреть на его выражение лица. На эти руки, которые обожала, целовала каждый палец ночью, каждую полоску вены на запястье. И глаза Витали… Так ею любимые. Такие злые и обиженные сейчас…
– Ты же понимаешь, что я не могу опять это взять, Виталь? – как-то жалобно, наверное, из-за того, что голос охрип, прошептала Таня. – Ни это колье, ни карту, ни телефон. Ни ключи. И кофемашину…
– Не надо оно тебе? – Виталя прервал ее, в который раз за утро. Вновь потряс цепочкой над столом. – Ну и на фиг! Новую купим…
Резко повернулся и…
– Стой!! – заорала своим осипшим горлом. Даже больно стало.
Таня повисла на его руке, ощущая, как начинает колотиться сердце в горле.
И как только глаза додумалась открыть? Не успела бы иначе. Крепко держала, не пуская, не позволяя Виталию выбросить колье в открытую форточку. А ведь уже замахнулся. Совершенно серьезно. По глазам видела, что не шутит, и не «на слабо» ее берет. Потому что она его задела. Не специально, вроде, о другом говоря. А в самое больное место.
– Дай, Виталь. Оно мне надо…
А рука у него напряженная, не сдвинуть с места, как не пытается. Хоть и всем телом повисла на ней, растянувшись над столом. И сам весь, словно каменный. Желваки на щеках ходят. Дыхание резкое. Сигарета в зубах дымится. Забыл про нее? Не замечает уже, что пепел на стол сыпется? Но и Тане сейчас все равно.
– Что, Танюш? Передумала? – иронично и зло. – Захотела назад цацку? – сквозь зубы.
Второй рукой вынул-таки сигарету изо рта. Отложил на тарелку, куда раньше пепел стряхивал. А кулак с колье так и не отпускает. Вот-вот кинет. Видно же, что не шутит. Злой, как черт. И смотрит так же холодно, с сарказмом.
– Нет, – Таня покачала головой. Наклонилась и прижалась лбом к его плечу. – Я твой подарок назад хочу. Мой подарок…
Поцеловала в шею легко. Погладила ладонью его кулак, по пальцам, запястью, пытаясь добраться до сжатой ладони. Не трогала цепочку. Только его кожу. А глаза печет, слезы наворачиваются. Хорошо, что не видит он. Потому что Таня сдержать не может, ощущает, как они с ресниц на щеки скатываются. А она невозмутимый тон пытается держать. И целует его шею, плечо, ключицу…
Висела, лежала на нем почти.
Помнила, сколько это для него тогда значило.
Не могла.
Несмотря на все, что узнала теперь о Казаке. Не в состоянии так поступить. Все равно, что по его вскрытой грудной клетке ногами пройтись. Прямо по сердцу. Слишком сильно любила этого мужчину, чтобы так…
– Отдай, Виталь, – попросила, пытаясь скрыть, как голос слезами дрожит. – Мое же. Сам подарил…
Втуне все старания. Шмыгнула. Слезы ему на плечо скатились. По ее губам, по подбородку.
Он вздрогнул, словно до этого «отключился». А теперь, как в себя пришел.
Выругался. Тяжело. Грубо.
Обхватил ее второй рукой за плечи, сжал затылок, притиснув к своему плечу, шее – лицо Тани. Не сдвинуться, не пошевелится. Только и остается: шмыгать носом и гладить его второй кулак. Но Казаку и этого мало. Надавил на шею, потянул несильно за волосы. Заставил-таки угол стола обойти и на свои колени усадил. Все еще не пустил затылок, обездвижил теперь.
Стряхнул ее руки со своего кулака. Такая какая-то тоска сердце защемила. Таня даже зажмурилась. Все равно выкинет?
И тут вздрогнула, ощутив холод металла на шее. Виталий надевал на нее украшение. Как-то нервно, дергающе, резко. Прерываясь на то, что впивался в ее губы даже не поцелуями какими-то, а метками, нападениями своего рта.
– Тогда носи, Таня, а не мне курьером присылай, твою ма**! – рявкнул ей в губы. – Снимешь еще раз, выброшу на хр**, дальше, чем видеть буду! Ясно?!
Он натянул ее волосы, запрокинул голову, чтобы в лицо ему смотрела. И встряхнул ее под конец. У Тани зубы клацнули. Но она кивнула, роняя все еще бегущие слезы ему на грудь.
Сама же боль причинила.
Виталий снова выругался. Уже приличней. И поцеловал ее. Иначе. Мягче, нежнее. С каким-то надрывом.
– Танечка… Танюша. Свет мой ясный. Прости. Больно? – прошептал тихо. – Не хотел так сильно…
Протянул ладонь и начал ей слезы вытирать. А она только головой качала.
Больно до жути. Но не из-за волос.
– Ты меня измучил, Виталя. Душу рвешь в клочья… – призналась она надрывным, хриплым шепотом.
Но не помешала ему застегнуть колье полностью. Приподняла голову, позволяя Казаку вытащить ее волосы из-под цепочки и расправить.
– Ты мне весь мозг в хлам, все нутро, Танечка, но я же не ною и не жалуюсь. Так, то и так. Буду терпеть… – Так же хрипло, как и она.
Упрек. «Встрял» ей под ребра. Только что сказать? Не опровергнуть…
Она снова задрожала, когда он губами прошелся по ее щекам, собирая оставшиеся слезы. Обнял так крепко, что заныли все «боевые раны» после их ночи.
– Только кофемашину купи нормальную. И сам кофе. Не давись этой отравой и меня не трави, – прошептал в самое ухо. – И Тань, меня твои проблемы не волнуют, ясно? Не шутил ни хрена. Попробуй только не пусти, когда приду – я тебе двери вынесу, на фиг. Или вырежу со стеной. Знаю умельцев. Поверь мне.
Под конец голос его снова стал жестким и решительным. Не оставляющим пространства для споров и дискуссий.
Она поверила. Без вопросов.
– Ты – моя. Заруби себе это на носу. А с тараканами своими – сама разбирайся. Меня в это не втягивай…
Это заявление заставило Таню прыснуть. Рассмеяться как-то обреченно и безнадежно…
Сама? Так все ее «тараканы» с ним же и связаны. А он – такое говорит… Не помогает же это, вообще! Как решить? Как принять или смириться? Как дальше с ним быть?
А как не быть?
Еще сложнее вопрос. Вчерашняя ночь, и все предыдущие недели показали, что это – из разряда невыполнимого. Оба ничего с собой поделать не могут, похоже.
Промолчала, так и не прокомментировав его слова. А Виталий кивнул, словно бы ее молчание было самым правильным для него ответом.
– Мне пора, – еще раз поцеловал ее крепко, жадно. – И попробуй только на мои звонки не ответить, Таня.
То ли предупредил, то ли уже угрожать начал, она не поняла.
Виталий поднялся, ссадив ее со своих колен, взял пальто с пола. Вышел в коридор, разыскивая рубашку, которую она ему вчера изрядно потрепала.
– Не поел же, – хрипло позвала его Таня. – Давай, хоть яичницу…
– Некогда, – отмахнулся он, замерев на пороге кухни. – Еще час назад должен был в офис приехать. Дела. Потом поем. Не подохну.
Она промолчала. Не спросила, что за дела в семь утра в офисе?
Виталя в два шага пересек расстояние между ними, наклонился и поцеловал с правом.
– И не вздумай замки поменять, Танюш. Не усугубляй. Нервы у меня за эти недели ни к черту стали, – прошептал ей в губы, показав ключи, зажатые в его руке.
От ее квартиры. Запасной набор, лежавший во втором ящике комода в коридоре. Успел-таки и по ящикам «пройтись»?
Таня только вздохнула. Не спорила с ним. Все выражение лица Витали говорило о том, что не стоит. Правда, не следует спорить. А она к нему такому еще не привыкла, не приноровилась.
Дверь хлопнула, закрывшись. А Таня медленно встала, ощущая на шее колье, непонятно, то ли заново непривычное, то ли такое нужное, чего не хватало все это время. Осмотрелась, как-то оглушенно воспринимая мир и реальность. За что браться? Чем заниматься в первую очередь?
Прибраться на кухне или оставить все на вечер? Времени мало. Самой же на работу надо. Все-таки взялась за чашки: свою с кофе и его пустую в раковину поставила. Отпила еще чая. Руки дрожат. И внутри – как после взрыва. «Сосущая» воронка пустоты.
Уже по нему соскучилась. И знает, что не изменилось ничего, и он – тот же, теперь уже даже не пытающийся скрыть особенности и грани характера, которые ранее все же таил, сглаживал… А все равно – побежать за ним хочется. Застыла у окна, наблюдая, как Виталий в машину садится. На пассажирское место. Водитель приехал. Или всю ночь ждал? Не важно, главное, что не сам вчера за рулем был в таком состоянии.
Машинально взяла со стола тарелку, которую он вместо пепельницы использовал, продолжая смотреть, как выезжает со двора авто Казака. А сигарета его все еще тлеет. Бросил, не докурив. И дымок сизый поднимается. Господи! За один вечер и ночь, утро – всю квартиру прокурил… Раньше бы злилась. Ведь не любит дыма сигаретного, страшно! Надо затушить. И проветрить все, нараспашку окна оставить. Что у нее брать, если кто-то залезть попытается? Разве что телевизор…
Протянула пальцы, чтобы затушить окурок. Сжала. И сама не поняла, как и зачем его к лицу поднесла, нюхая. Улавливая аромат, такой знакомый и любимый, который на коже Витали, смешан с его собственным всегда. Глубоко вздохнула. И сотворила вдруг то, о чем и не думала никогда, не представляла даже.
Губами взяла сигарету. Там, где он зубами держал, измял фильтр. Втянула в себя. Кончик вспыхнул сильней.
Елки-палки! Никогда не курила. Не умела, вообще!
Закашлялась, задохнулась, подавившись дымом. Наглоталась его. Аж замутило. Отложила на тарелку, затушив. Глаза слезились. Выдохнула, вдохнула, пытаясь отдышаться.
А все равно, будто ближе немного к нему…
Бросила тарелку в раковину, к чашкам. И пошла в ванную, разбираться, можно ли ей без макияжа сегодня на работе появляться, или надо прятать следы ночи от людей?
Она ему мозг вынесла за эту ночь напрочь. Казалось бы: куда больше? Уже и так на пределе за последние недели. И без того разум в кашу, все нервы на кулак. Ан нет, твоюже налево! Увидел ее, присмотрелся детально, и пробрало до таких глубин, о которых в себе и не знал никогда, не представлял даже… Порвало его.
Никогда он Таню такой не видел. Ни разу за полгода. Несмотря на простоту во многом, на отсутствие каких-то закидонов, его Танюша немного тщеславна была касательно самой себя. По-хорошему так, по правильному. Он это еще при первой встрече, в поезде заметил. Следила за собой: руки всегда ухожены были, с маникюром, волосы, хоть и не стригла (особенно, как он ей пригрозил, что мало не покажется), но вечно что-то с ним творила – то тонировала, то маски какие-то, то уходы в салонах. Он не знал толком, как оно все называется, но никогда не был против ее в салон отвезти. Даже тащился, что она следит за собой, и что он к этому, тоже, вроде как, отношение имеет, ни в чем ее не ограничивает. Иногда даже требовал, чтобы она ни в чем себе не отказывала. И Таня в этом не особо противилась, в отличие от обычных, вещественных, так сказать, подарков. То же касалось и одежды. Она не шиковала, но любила качество. И чтоб по фигуре. Не выставляло напоказ, но чтоб сидело по ней, подчеркивая достоинства. Со вкусом. И Виталию это нравилось.
А этой ночью смотрел на нее, пока Таня спала урывками, когда он ей позволял, и не мог понять – кто виноват? Что она с собой сделала? Или это он?
Говорила же – «измучил»…
Ногти обкусаны, про маникюр и вспоминать нечего. И волосы в беспорядке, видно, что вообще ими не занималась, на все рукой махнула. Измученная, тени под глазами, бледная какая-то. И футболка эта ее, которой только пол мыть в качестве тряпки, а не на его Танюшу одевать. Черт возьми! Казака это даже разозлило поначалу. Нет, она не стала для него менее привлекательной. Да он от нее любой дурел, и по боку, в чем Таня одета и с какой прической. И не в маникюре дело… Просто контраст с тем, какой была, и до чего довела себя за эти три недели. Контраст такой, что ему по сердцу ржавым гвоздем, ведь ясно же, что из-за происходящего между ними. Но и медом на боль, если честно. Не одного его ломало и корежило, выходит. Она так же мучилась. И ему от этого легче. Не от ее боли. А от надежды, что все остальное тогда перемелется, раз так оба зависимы друг от друга, так помешаны.
И с одеждой… вроде как понимал, что у него остался весь ее гардероб. И хр*н вам он ей хоть что-то пришлет. Не дождется! Пусть сама домой едет и прекращает эту дурость! Но что она себе купить ничего нормального не могла? В чем ходила? Блин, хорошо, что хоть в пальто была, когда психанула, а так, по ходу, вообще, неясно бы в чем по улицам бродила?
Его это нервировало. Вот честно. То, что его женщина, и так… Не обхолена. Ведь самого лучшего достойна. Он ей все готов дать, купить. А Таня на себя рукой махнула! И бесит, и больно за нее из-за этого, и обидно. А на чай как смотрела, который он для нее привез!? Бл**ь! Его до сих пор колотило. Думал не сдержится, психанет, заорет, выясняя, почему она для себя не купила? Почему плюнула на все?! Сидит и кофе давится, который вообще не любит. Еще и таким паршивым.
Зацепило его крепко это все. И хоть легче стало, что ее увидел, что прояснил для Тани главные моменты и больше не собирался потакать ее психам, а голова в раздрае, и нутро в узел.
Сидит вот, и думает об этом, вместо того, чтоб вслушиваться в информацию, которой с ним адвокат Димки делится. А надо сосредоточиться. Взять себя в кулак и до последней детали въехать. Потому что им в руки такая «жирная рыбка» заплыла, что просто не верилось. Такие факты и нюансы им один надежный человек по Мартыну слил, что если они передадут их куда надо, с доказательствами, так же имеющимися в наличии от Костенко, и своими фактами, то с радостью помашут ручкой «смотрящему», провожая на зону. Это стопудов. И Батю вытащат. Им за такое точно навстречу пойдут.
Но хоть источник и надежный, перепроверить все равно надо. И Казак это сам на контроль должен взять. Больше никому такое не доверишь. А мозги в сторону косят. И так и лезут мысли, а есть ли у Танюши хоть один приличный, теплый свитер, чтоб не замерзла. Пешком же ходит, не на машине. А Казак очень хорошо знал о том, каким противным и пронизывающим бывает этот влажный весенне-зимний ветер и зябкость, как он тепло из тела выдувает, ворует прямо. И сил с ним бороться нет. До костей промерзаешь…
Если заболеет, всыплет ей по первое число. Вот честное слово! И не посмотрит ни на что!
Кивнул адвокату, показывая, что все услышал, к сведению принял. И все проверит. Поблагодарил, дав четко понять, что не забудет и вознаградит, если все так и есть, как он рассказывает. И отпустил человека. Взял телефон и набрал сообщение, велев Тане прекратить дурью маяться и, или к ним домой поехать и нормально одеться (он водителя пришлет), или купить себе что-то нормальное, на карточке же денег достаточно!
Оставалось надеяться, что Таня прислушается, а не психанет.
