Текст книги "Дурман (СИ)"
Автор книги: Ольга Горовая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)
Таня выдохнула.
– Да, понимаю. Прости, – она кивнула.
Сама потянула к нему и уткнулась лицом в плечо. Он крепче обнял ее, притиснув к себе.
– Просто, как логотип этот увидела… Не знаю, как помутилось в голове. Все, что было – вспомнила. И так страшно…
– Да я понял, – Виталя хмыкнул.
Но уже иначе. Так… мягко. Нежно взъерошил ее волосы.
Ее понемногу отпускало.
Так хорошо рядом с ним. Страх ушел. Спокойно и комфортно. Век бы дышала запахом кожи Витали. Его тепло бы впитывала. Свое, до дрожи родное. До боли, если отстранялся. Словно уже в кость его вживили ей, имплантировали.
– Успокоилась? – продолжая перебирать ее волосы, уточнил он, помолчав минуты две. – Пошли, может, чая выпьем?
Он немного отклонился и посмотрел ей в глаза.
Таня чуть виновато улыбнулась и кивнула.
– Пошли, – согласилась она.
Но на папку старалась все равно не смотреть, будто бы ее в комнате не было.
Ночь тихая. Даже у соседей собаки не лают. Дождь монотонно шелестит по крыше и карнизам. Луны нет. Темно. Хорошо. Почему проснулась тогда и не может заснуть уже минут десять? Непонятно.
Разум гудит просто. Тревожится. И сон не возвращается, как Таня не пытается. А Виталий рядом спокойно спит. Устал же дико за эти дни.
Надо бы, наверное, встать и не мешать ему отдыхать. Пойти, воды выпить, что ли. Или чая. Расслабиться. И потом опять лечь.
Посмотрела на него, едва различая любимые черты в темноте. Спокойное лицо такое. Последние пару месяцев только во сне Виталий так и расслаблялся, кажется.
Таня осторожно откинула одеяло и поднялась. Даже тапки не взяла, боясь устроить шум в темноте. Прихватила телефон и вышла из спальни, плотно притворив двери.
Сказала, что успокоилась. Вняла, вроде бы, доводам Виталия. И больше не возвращалась к теме этих бумаг и конторы Костенко. “Бывшей” конторы Костенко, вернее.
А вот проснулась ночью, и поняла, что мысли не улеглись. Взбудоражены, как пчелиный рой. Носятся в голове, теребят душу. Нехорошие мысли. Тяжелые какие-то. И воспоминания про брата и тот суд. Понятно, конечно, подняло это все с дна сознания муть.
Но и другие мысли, о которых до этого момента не думала. Вот как-то так все сложилось, сопоставилось у нее в голове… Еще в полусне, до полного пробуждения. Эти бумаги, дела, встречи, рассказы и объяснения Виталия… И манеры его иногда, и какие-то несоответствия, которые с первого дня ощущала… Щелкнуло так, что аж дурно стало. Вот и проснулась.
Подумала. Хмыкнула мысленно, понимая, что это, скорее, нечто, сродни ночному кошмару. Суматошная переработка всех мыслей и событий предыдущего дня в ее сознании… Но все-таки, не успокоилась же. Не смогла унять непонятную тревогу, зародившуюся где-то в горле. Так, что сглотнуть стало сложно. И сама себе не могла этого объяснить.
Ну с чего такая глупость в голову лезет? Она с Виталием почти полгода живет. День в день. Спит и просыпается с этим человеком. И в самых разных ситуациях его видела. Так откуда эти сомнения и страх? Глупость же…
И в тоже время, странные мысли, что по факту, ничего она о его делах, тех, которые не касаются автосалона – и не знает. И партнеров никогда не видела. И, вообще, странно все так, как-то, кажется. И с вложением денег в эту адвокатскую контору…
Гнала из головы эти мысли.
Пришла на кухню, включила чайник. Развела себе чай. Тот же, облепиховый. Виталий никогда не забывал ей купить прозапас. Уже особо не таилась, спальня далеко, в другом конце дома, не разбудит Виталия. И все косилась на экран мобильного, помешивая чай.
Дорогой смартфон, престижный очень. Подарок Виталия на Новый год.
Раз экран включила. Время посмотреть.
Три часа пятнадцать минут ночи.
Второй раз через несколько секунд – поняла, что не запомнила время. Мысли далеко, будто не в ее голове, а в другом месте, за семьсот километров отсюда.
В столице…
И стыдно из-за этого, прямо вина какая-то перед Виталием нахлынула, заставляя пальцы дрожать. И глупо же. Неудобно. Три часа ночи. Все спят. А она от дурости этой избавиться не может.
Отложила телефон. Ухватилась двумя руками за чашку, грея озябшие пальцы.
Дождь все шелестит за окнами. И деревья качаются от ветра. Ну и зима…
Схватила опять мобильный, почти не задумываясь, что делает. И не позвонила, нет. Открыла сообщения, выбрала контакт, и как-то судорожно барабаня пальцами по сенсорному экрану, промазывая и с ошибками, которые то и дело исправляла, набрала:
“Привет. Можешь узнать мне все про Виталия Филатова? Его еще Казаком называют.”
И, не позволяя себе передумать, резко нажала на иконку “отправить”, отослала сообщение отчиму.
Глупо! Глупо! Глупо…
И стыдно снова. Что она выдумывает? Что творит? Ради чего ночью Мише сообщения строчит? Из-за сна, в котором смешались страхи и истерика? Потому что устала и ее на работе достали так, что она мыслит нерационально? Тем более, что вообще родным не говорила особо о своих отношениях с Виталием. Почему-то не хотелось на их суд это выносить. Так, упоминала, что познакомилась с мужчиной, и он сумел ее сразить, убедил встречаться, но в подробности не вдавалась. Мать и отчим даже радовались за нее. Грозились приехать и она обещала познакомить их.
А теперь что? Что за дурость, просить бывшего сотрудника СБУ проверить по своим каналам мужчину, которого любишь? Как это Мише потом объяснить, когда знакомить их будет?
Таня рассердилась на себя и отложила телефон. Снова обхватила чашку с чаем. Поднесла к губам, подула, собираясь сделать глоток. И не успела…
Телефон включился, но не значком сообщения, а замигал фотографией отчима, которая стояла на контакте Михаила, показывая вызов.
Таня схватила мобильный, не сразу сообразив, что он на виброзвонке и все равно не разбудит Виталю. Плеснула чаем на руку, обожглась. Чертыхнулась и ответила на вызов.
– Миша, прости! – ощущая себя ужасно виноватой и сгорая от стыда, принялась тараторить в трубку, одновременно размахивая рукой, чтобы ослабить жжение. – Я не хотела тебя разбудить. И, вообще, глупость это, не обращай внимания… Так, всякий бред лезет в голову от усталости…
– Танечка, – Михаил умел прервать и успокоить ее одновременно. Одним словом. Недаром в органах служил, да и сейчас не простыми делами занимался. – Я не спал, не тарахти. Дело есть, думал над ним. Тут твое сообщение…
– Не обращай внимания, – снова начала извиняться она. А рука печет, черт! – Правда, глупости. У тебя и так работы куча, а тут еще я. Не трать на это время, не нужна мне информация..
– Тань! – снова окликнул ее отчим. – Дочка, помолчи.
И она умолкла. Почему-то сразу поняла, по голосу, что ничего хорошего сейчас не услышит. И не удивилась. Миша ее, и правда, наравне со своими родными дочерьми любил. Она это знала.
– Танюша, я тебе серьезно сказать хочу, потому и позвонил, как только прочел: чтобы от тебя этот человек не хотел – избегай его. Вообще ни на какие контакты или переговоры с ним не иди. Ясно? Он что, к клинике вашей присмотрелся? Владельцев прижал?
Комок в горле стал размером с апельсин. А руку как-то отпустило. Странно…
– Миш, ты что? Ты успел про него что-то посмотреть уже? – шепотом спросила Таня, не до конца еще понимая разумом, зато очень хорошо улавливая подсознательно, что значат предупреждения и слова отчима.
О чем та самая ее интуиция все эти месяцы тревожно теребила сознание, а Таня отмахивалась, не обращая внимания на несостыковки и мелочи.
– Танечка, мне про этого человека, как и про его друга и начальника, Калиненко, не надо узнавать ничего. Я все время мониторю ситуацию в городе, работа такая. И за ними давно наблюдаю. Знаю почти все. Только не придраться. Хорошо себя от всего защитили. Если бы не смена власти семь лет назад и передел территорий из-за этого, они до сих пор бы на вершине были. А так, Калиненко посадили, но эти двое, все равно, руку на пульсе и горле города держат. И нынешнего “смотрящего” караулят. Думаю, только и ждут, чтобы в глотку ему вцепиться и вернуть все свое.
– Миша, ты о чем? – каким-то жалким голосом прервала его Таня.
Фамилию Калиненко она знала. Тот самый Дима, лучший друг Виталия, который выехал из страны, вроде как, из-за политических преследований…
– Тань, эти двое, Филатов и Калиненко, далеко не последние люди в криминальной среде города. Калиненко долгое время был “смотрящим”. Тебе же не надо этот термин объяснять? – отчим вздохнул. Она промолчала. – Казак этот – его правая рука, самый надежный друг и верный исполнитель всех планов Калиненко. Многие пытались его переманить. Ни у кого не получилось. И сейчас он блюдет интересы друга и ведет весь тот бизнес, что сумели отвоевать, когда передел начался. Конечно, Калиненко тоже курирует это все с зоны, насколько может, как я знаю. И Казак его регулярно навещает. Да и адвокаты их сейчас об амнистии ходатайство подали. И, насколько мне известно, шанс там есть. Но это все лирика и отступление, Тань. Если этот человек каким-то образом оказался неподалеку от тебя, просто уходи. Уволься из клиники, в крайнем случае. Это те неприятности на работе, про которые ты в последнее время упоминала? Я тебе сто раз говорил, что в столице с твоим опытом и руками – работу найти – вопрос одного часа. Но с Казаком не связывайся. Держись от него подальше, чтобы там ни было. Таня? Ты меня слышишь? – переспросил отчим, видимо потому, что она все еще молчала.
Таня слышала.
Все слышала. До последнего слова.
А сказать ничего не могла, хоть Михаил и звал ее.
Комок этот, чертов, перекрыл горло наглухо! И слезы, почему-то, по щекам потекли. Странные такие, без всхлипов или истерики. Просто больно дико в животе, в груди стало. И слезы сами выступили.
А она держала телефон у уха, слушая отчима. И смотрела при этом на Виталия, который стоял в дверях кухни. Тоже молча смотрел на нее, скрестив руки на груди и облокотившись на косяк.
Понимала, что он не слышит ничего из слов отчима. И при этом, могла поклясться, все уловил и просек, что Таня только что узнала. И смотрел на нее так…
Господи!
Тане показалось, что она вообще, впервые в жизни его видит. И не знала никогда, не целовала ни разу.
Незнакомый взгляд, чужой человек. Опасный и настороженный. Готовый ко всему. И на все. И понимание это было не от того, что Таня только что от Михаила услышала о нем. Просто Виталий излучал это. Показал ей себя с той стороны, с какой Таня его никогда не видела.
– Да, Миша, слышу. Я тут, – хрипло отозвалась она, продолжая смотреть на Виталия. Не могла отвести глаза. И эти дурацкие слезы катились. – Я тебя завтра наберу. Еще раз прости, что отвлекла.
Таня сбросила вызов, не обратив внимания на то, что отчим принялся ее о чем-то спрашивать. Выключила телефон и положила на стол. Мобильник начал тут же снова вибрировать и мигать фотографией отчима. Она выключила мобильный, не отрывая взгляда от Виталия.
Такие родные и знакомые глаза. Каждую ресницу и морщинку вокруг них знает! И такие непроницаемые, чужые, что даже страшно…
Он тоже смотрел. “Держал” ее взгляд, не отпуская. А потом медленно оттолкнулся от косяка и подошел к ней. Она сильнее запрокинула голову. Не могла отвести глаза. Отодвинул телефон, который снова завибрировал. Притянул руку и вытер ее слезы. Медленно. Как-то методично, что ли. Сначала с правой щеки. Потом, с левой. Растер ее слезы пальцами. И опустил эту же ладонь ей на затылок, надавив.
– Пошли спать, Таня.
Это не было предложением или просьбой.
Явное и четкое распоряжение, которое стоит исполнить. И совсем не следует пытаться ослушаться.
Его пальцы, еще немного влажные от ее слез, обхватили сильнее затылок. Не больно, но с явным принуждением, и Виталий потянул, заставив Таню встать. Наклонился и прижался к губам. Как-то властно, жадно, крепко. Сильно.
А она – словно замороженная. Не ощутила почти ничего.
Понимает, что он слишком сильно целует. Может больно? Нет. Не ясно. И дрожи нет. Вся будто околела.
Виталий это почувствовал. Посмотрел ей в глаза опять. Прищурился как-то непривычно. Не хорошо. Даже разозлился, кажется.
А ей все равно, все еще. Ничего не чувствовала. И дурацкие слезы продолжали бежать по щекам непонятно.
Виталий сжал зубы. Резко выдохнул. Обхватил второй рукой ее за спину, подталкивая в сторону выхода из кухни.
– Давай, Зажигалочка, – не ожидая от нее ни ответа, ни каких-то слов, снова распорядился он. – Ночью в голову только дурь всякая лезет. Тебе надо выспаться.
И, не обратив внимания, что она вся заторможенная и застывшая, потащил ее к спальне, словно заставляя идти.
Хотя, почему “словно?” Заставил же.
ГЛАВА 15
Ступора хватило до середины коридора. А потом – как окатило горячим жаром прозрения. Обожгло с головы до живота адреналином по артериям, венам. Ноги задрожали.
Таня остановилась, сопротивляясь подталкивающему давлению Виталия. Резко, будто в стену врезалась. И онемение ее прошло, тот ступор, который сковал, заморозил все тело после слов Миши.
– Машины продаешь?! – хрипло спросила она, повернувшись к Виталию лицом. Губы дрожали. – Ты сказал мне, что торгуешь машинами!
Дрожь с губ перешла на подбородок. Плечи затряслись. Ее всю снова начало колотить. Но руки Витали держали очень крепко. Не отступить. Не высвободиться.
– Я продаю машины, – спокойно отрезал он.
И глянул тяжело. Веско, будто намекая на что-то. Возможно, что лучше бы замолчать и остановиться. Не углубляться, не ворошить.
Но Таня была сейчас не в том состоянии, чтобы воспринимать намеки. Ее трясло все сильней. И ни она, ни Виталий, кажется, не могли справиться с этим ее тремором. Хоть он и пытался обхватить ее еще плотнее.
– Машины?! Машины?! И это все, что ты мне говоришь? – голос сорвался в крик. – И друг твой, не на зоне, а за границу выехал?!
Виталий помрачнел еще больше. Сурово сдвинул брови. И так сжал зубы, что на его щеках прорезались глубокие вертикальные складки.
– Таня…
Возможно, он хотел привлечь ее внимание и как-то приглушить этот крик. Но Таню еще больше затрясло от того, что он назвал ее по имени. Она дернулась. Начала в буквальном смысле брыкаться, стараясь вырваться из его рук.
– Ты мне врал! Все это время, Виталий – ты каждый день меня обманывал! Пусти!
Она заорала в полный голос.
И он отпустил. Позволил Тане отойти на два шага.
– Куда ты уезжал, когда говорил, что работаешь?! Когда на какие-то встречи ездил?! Что ты делал, когда мне звонил? Когда я звонила тебе?!
Виталий молчал, мрачно глядя на нее. А ей это только сильнее взрывало сознание и мозг. Перевернуло представление об их мире с ног на голову.
– Все – ложь?! Вообще… Все эти дни, недели, месяцы?! Все обман и ненастоящее?
Не могла говорить нормально. Орала. Потому что дико страшно стало от понимания, что все рушится, теряется…
Никогда, кажется, не была в таком состоянии. Ни разу в жизни. А сейчас – словно обезумела. И внутри такая дикая, обжигающая боль разливалась…
Будто сердце рвалось. Он, по живому, каждым жестом, движением и словом… Молчанием своим – отрывал от него куски. И этим отстраненным злым взглядом, полностью изменившим глаза Витали, которые она так любила…
Незнакомец. Совершенно неизвестный ей человек.
– Кто ты? – сиплым шепотом спросила она. Голос сломался от прошлого крика. – Я вообще не знаю тебя, выходит. С чужим человеком живу…
Его аж подбросило, как-то. Всего. Виталий рассердился, даже не пытаясь скрыть. Сжал руки в кулаки и глянул на нее разъяренно. Задело его сильно. Только Таня не могла извиниться за свои слова, потому что – правда же.
– Ты знаешь обо мне все! То, что существенно, Таня! Остальное – шелуха и не имеет значения. И тебе оно не надо! – отрезал он таким тоном, что у нее по спине мороз прошел.
Злым. Раздраженным. И уязвленным…
Только не могла сейчас Таня проявить понимание.
– Не надо? – хрипло переспросила она. – Шелуха?! – снова голос ломается… – Ты мне говорил, что машины продаешь! А сам… Сам…Чем ты, вообще, занимаешься, Филатов Виталий?! Кто ты такой, Казак?! Что делаешь или делал?
Никак не получалось себя в руки взять. Тело сотрясало крупной дрожью.
А в голове такие предположения и догадки, что и появлению седины не удивилась бы. И пульс сбился, “звезды” перед глазами от ужаса мелькают…
Правая рука “смотрящего… Главный исполнитель его планов…
Это что? Кто? Как? Что под собой подразумевает?
Он убивал? Или только раздавал указания, как заместитель? Грабил? “Отжимал” бизнес, если опираться на намеки Миши? Вымогательство?
Что это значит, черт возьми?!
Таня не могла выговорить эти вопросы. Но они, и не озвученные, повисли между ними в темноте коридора так ясно, словно кто-то написал их горящими буквами. И Виталий каким-то образом понял все, что трясло ее, что она выговорить не могла…
Вновь этот взгляд. Мрачный и темный. Весом в тонну.
Не оставляющий надежды, что Таня что-то понимает не так. Размазывающий ее по земле. Перемалывающий в фарш, как Виталий когда-то говорил… Господи, как больно-то! И страшно…
А у него подбородок напряжен. Выдвинул вперед, отметая ее претензии и нападки. Жесткий разворот плеч, до которых ей теперь и дотронуться страшно. А ведь еще вчера утром, едва проснувшись, царапала их в страсти. И следы эти: от ее ногтей, от ее губ – не исчезли до сих пор.
– Я делал все, чтобы выбраться из того дерьма, в котором родился, Таня, – жестко бросил Виталий.
Емко.
Одним словом ответил на десяток вопросов. Да?
Заколотило так, что зубы застучали. Прикусила себе губу.
Адреналин в кровь выбросился в безумном количестве.
Виталий приблизился на шаг. Навис над ее лицом. Ухватил пальцами за подбородок, за щеки. Сильно. Без компромиссов. Заставил смотреть на него.
– Не всем повезло стартануть нормально, как тебе, Танюша, например. – Виталий цедил слова сквозь зубы.
Почему-то от ласкового обращения ей стало только хуже. Как-то омерзительно от ужаса случившегося. Происходящего сейчас.
– И для того, чтобы выжить при таком раскладе, чистоплюйство приходится заталкивать себе в зад, или в глотку тому, кто тебя растоптать пытается. – Виталий крепко держал ее лицо. Запрокидывая. Даже было неприятно. И шею ломило. Но он не пускал. – Тут не до принципов, Танечка. Или про тебя и памяти не останется.
Отпустил, ослабил пальцы. Скользнул ладонью по подбородку, заглаживая. Словно понял, что делает ей больно. Но отступить не дал. Теперь за шею ухватил, вновь удерживая.
– А кто я – ты сама знаешь, ведь, правда, Зажигалочка? – Сблизил их лица. Навис. Прижал. Лоб в лоб. – Мужчина, которого ты любишь. Помнишь? Несмотря ни на что. Всегда. Так ведь?
Зажмурилась, не в силах смотреть в эти глаза. И дыхание грудь сдавило. Ни туда, ни обратно. Разрывая ребра, а выдохнуть не получается.
Больно. Очень.
– НЕ НАЗЫВАЙ МЕНЯ ТАК! – вдруг заорала она, даже для себя неожиданно. Зарыдала, почему-то, сильнее. – У меня имя есть. Не надо мне этих… ваших “погонял”! – выплюнула Таня, обхватив свои плечи руками.
Но отступить от него, оторваться от кожи Виталия, оказалась не в состоянии.
Как морок какой-то. Дурман. И она от него зависима даже тогда, когда внутри все от боли и обиды рвется. Задыхалась от ужаса из-за понимания.
А он дернулся. Вздрогнул всем телом. Будто бы она его ударила…
– Хорошо, Таня, – сделал акцент. – Имя, так имя.
Виталий тоже не отступал, не отодвигался. Кожа к коже.
Такие родные, Боже! И настолько незнакомые друг другу, как выяснилось вдруг.
– Не в имени дело. В нутре. И суть ты знала всегда. Так в чем претензии, Танечка? – вновь надавил на ее затылок, теперь заставляя открыть глаза. – Любишь же меня?
Его пальцы сжались. Впились в ее кожу.
Она сдалась, открыв веки. Посмотрела в его глаза.
– Люблю, – прошептала хрипло.
Захват ослаб. И показалось, что Виталий выдохнул. Притянул ее еще ближе. Обнял своей жадной хваткой. У Тани не было сил противиться.
– Только, оказалось, что сама не знаю, кого именно…
Виталий принял этот удар. Застыл на мгновение всем телом. Чувствовалось. И все-таки, не отступил и не произнес ни одного слова извинения или объяснения. Обхватил ее плечи и снова начал тянуть в сторону спальни.
– Все. Хватит. Пошли. Спать пора, – не отвечая на выпад, велел Виталий.
И ясно было, что не собирается больше ничего ни обсуждать, ни объяснять.
Как?! Как можно спать сейчас?! Он, вообще, в реальном мире находится? Или у него реальность другая? Или это Таня не такая какая-то, что ее трясет и мир по кусочкам разваливается?!
Тане хотелось эти вопросы прокричать, только сил не было. Схлынуло. Зато навалились слабость и страх при мысли, что все не так, как она думала или представляла себе. Вообще иначе. Все.
Едва ноги переставляла. Но Виталия это не остановило. Наверное, и на плече дотащил бы до спальни, замри Таня снова.
В комнате свет не горел. Наверное, как и сама Таня, Виталий, проснувшись, шел по памяти в темноте. Искал ее. Сейчас же, как только вошли, настойчиво подтолкнул ее к постели. Но Таня вместо этого зачем-то пошла к подоконнику. Уставилась в ночь, хотя ничего же не видно. Только все тот же дождь стучит по стеклу. И пальцы дрожат, которыми она вцепилась в подоконник.
Виталий замер за ее спиной, в двух шагах, видимо, не собираясь оставлять Тане поле для маневра.
Пыталась как-то прийти в себя, собраться с мыслями. Но ничего не получалось. Сумбур в голове. В душе – как самосвалом прошлись. Все перевернуто, сметено, разворочено.
Простояли так минут пять, наверное. А потом она почувствовала, как впритык приблизился. Опустил ей подбородок на плечо. Обнял со спины руками.
– Таня, – позвал ее тихо, в самое ухо.
И дрожь по спине от его шепота, от тепла дыхания Виталия.
Любит? Любит…
Как можно любить того, о ком не знаешь ничего? Кто врал тебе каждую минуту?
– Почему, Виталь? Почему ты мне не сказал? – всхлипнула.
Глупый вопрос. Такой же, как все ее вопросы и поступки этой ночью. Как о таком говорят?
И, будто мыслям ее вторя, как это часто у них случалось, Казак хмыкнул:
– А когда я тебе это сказать должен был? А? Как? Когда в поезде знакомился? Или когда в ресторане на ночь остаться уламывал? Чтобы ты от меня бежала дальше, чем видела? Или когда переехать предлагал, надо было просветить, а, Танюш? Или после того, как ты мне про брата своего все выложила?
Он повернулся и прижался губами к ее шее. Втянул кожу, прикусывая. Не сильно. Но она вздрогнула. Не от боли. От сарказма и иронии, с которой он перечислял это все.
– Я ж не дебил и не идиот. Хватило мозгов представить, как ты на такие откровения отреагируешь.
Она зажмурилась. Смысл держать глаза открытыми?
Все равно темно. Снаружи. Внутри.
Беспросветно…
Всем телом его ощущала. Тепло кожи, жар дыхания, мощное тело, охватывающее ее, окружающее. Считала поддержкой, а теперь… Вдохнуть не могла.
– А как не сказать о таком можно? – прошептала она. – Как лгать столько? Заставлять меня верить в то, чего не было и нет…
Виталий выдохнул. Недовольно. Резко. И руки его дернулись. Словно ждал, что вырываться начнет. Сцепил пальцы надежней.
– Чего нет, Таня? Не истери. Все есть. Ничего не выдумано. Ты, я. Мы. Что тебе еще надо? – отрезал он, задевая губами ее кожу. Знал ведь, как именно это на нее влияет.
Только в этот момент Таня, словно отдельно от тела жила. Есть оно, тело ее, реагирующее и трепетавшее от прикосновений, объятий любимого мужчины. Стремящееся к нему. Еще ближе.
А есть разум. Душа. Которую порвало на ошметки, растерзало понимание, ужасное осознание, что ничего она не знала и не знает о нем – мужчине, которому так легко и безрассудно себя доверила несколько месяцев назад.
Диссонанс. Разрушено все представление об их мире, и она пытается как-то выбраться из этих руин, а они ее только сильнее погребают под собой.
Нет здравых мыслей.
За спиной щелкнула зажигалка и слабый огонек загорелся в темноте. Дым окутал ее вместе с дыханием Виталия.
Что ей еще надо?
Он не понимает?! Правда? А Тане казалось, что они мысли друг друга понимают и читают… Полное совпадение. Две части одного…
Оказалось, что вообще ничего о нем не знает. Мысли, желания, цели, заставившие его стать тем, кем он, как выяснилось, является. Что руководит этим человеком, руки которого она до последней полоски вен знает? Что он делал и делает этими руками, которыми сейчас так крепко ее обнимает?
– Ты знал обо мне все, – покачала она головой. – Вообще все. Я ничего не скрывала…
– А что ты обо мне не знаешь, Таня? – резко оборвал ее Виталий, зло затянулся.
И в голосе та обида, которая нет-нет, а прорезалась в нем всегда, когда сомневался, когда считал, что им пренебрегают.
Выдохнула. Вдохнула. Закашлялась от дыма
Как ему объяснить? Как подобрать слова, чтобы он ее услышал? Да и этого ли она хочет сейчас? Таня и себе не могла ответить.
– Пошли.
Затушил сигарету в пепельнице, что стояла на подоконнике.
Больше не оставляя ей пространство для отступления, Виталий потянул ее к постели, и в этот раз заставил таки лечь. Держал двумя руками так же крепко. Укрыл одеялом до шеи. Со всех сторон окружил, опутал. Дышать еще сложнее. И на грудь давит.
– Спи. – Распорядился.
Ее это просто взорвало. Повеление.
Таня вдруг засмеялась ни с того, ни с сего.
Странно. Три минуты назад еще рыдала. Теперь хохот. Тело колотит, и живет своей жизнью, а сознание заторможено и отстранено. А глаза так и не открыла. Будто это помогло бы ей отрицать новое знание.
Виталий напряженно замер. Словно затаился, готовясь к чему угодно.
– Спать? Действительно? Ты шутишь? – хрипло, сквозь этот непонятный смех утончила она.
– Спи, Таня, – уверенно повторил он, с тем же указанием в голосе.
Абсурд какой-то. Он думает, что если она сейчас уснет, то утром этого, как бы, не будет? Что она все забудет, или что?
Может скорую вызвать и в дурдом? Она себя сейчас очень безумной ощущала. Прямо совсем, вот.
Несколько минут молчания, потерявшихся в темноте. Только ее судорожное дыхание почему-то громко звучит.
– Ты убивал?
Сама не знала, как это сказала? Как такое с ее губ соскользнуло, повисло в воздухе?
Но не вернуть уже назад. Камнем упало в постель между ними.
Виталий сжал ее плечо рукой.
– Да.
Отрывисто и коротко. Как ножом в живот, ей-Богу. И больно так, по-настоящему, реально. Обжигающе. Она всем телом вздрогнула. Сжалась в комок в его руках.
– Воровал?
Вышло едва слышно и сипло. И эта дурацкая дрожь вновь, с которой не получалось справиться.
В этот раз Виталий молчал немного дольше.
– Не в том смысле, Таня, что ты вкладываешь. Я не обчищал квартиры и не срывал с прохожих золото. Кошельки не вытягивал… Хотя, было дело пару раз по детству, когда совсем голодно, попрошайничал… Не в том смысле…
– Рейдерство? – уточнила она, вспомнив то, что говорил Михаил.
– Было.
Он и не думал отрицать. Похоже, решил дать ей то, чего Таня только что требовала – откровенность. А она уже и не знала, надо ли ей это. Так больно. Почти невыносимо.
И от этой боли мысли еще больше путались.
– Что еще?
– Все, что было необходимо, я тебе уже это говорил, Танюша.
Виталий сгреб ее в охапку и прижал к своему боку. Вытащил на себя, уложил сверху. А она даже не поняла, что снова плачет. Прижалась к его коже, дышит им, слушает его сердце, ощущает, как грудная клетка Виталия от его дыхания движется – и плачет. Слезы капают на него.
Как это принять? Как пережить? Что делать? Как для себя осознать и смириться? И ведь оторваться не может. Сил нет отстраниться, лишить себя его касаний, присутствия, тепла.
Больше ничего не спрашивала. И Виталий ничего не говорил. Так и лежали. Молча. И оба так и не уснули больше. Она просто не могла – голова взрывалась от мыслей, которые не выходило осознать: рваных, путаных, горячечных. А он… не знала Таня. Может, Виталий просто ее сторожил, чтобы быть уверенным, что не денется никуда, если он уснет. Но стоило Тане хоть как-то пошевелиться, тут же за ней тянулся и из кольца своих рук не выпускал.
Дотянули до рассвета. Неясно на какой выносливости долежали. На чистом упрямстве, наверное. Оба. Пока будильник не включился.
Таня потянулась, чтобы выключить. А Виталий дернулся как-то судорожно, вцепился в нее руками, не пуская. Кажется, все же задремал под самое утро. А она его растревожила своим движением. Испугала, что вырывается?
Замерли, глядя в глаза друг другу. Ее заплаканные. Его сонные, настороженные, напряженные. Тоже красные, усталые.
Зажмурилась, убеждая себя, что от недосыпания глаза печет.
– Мне на работу надо.
К чему сказала? Он и так это знает. А вот Таня вообще не представляла, как сейчас работать будет. После этой ночи. С такой разрухой в голове и душе.
– Да. Отвезу. У меня тоже встречи…
Пауза.
Тишина повисла. И Таня зажмурилась. Спрашивать или нет, что за встречи? С кем? Или снова ложь?
– Таня, – тихо позвал ее Виталий.
По имени. Ни разу после ее крика прозвище не упоминал. Но она так и лежала с закрытыми глазами. Сил не было смотреть. Эта ночь ее разрушила – душу и мозг размозжила. И как себя собрать, как прийти в себя, она еще не успела придумать.
– Танечка…
Надавил ей на затылок, прижал ее лицо к своему. Кожа к коже. Губы к губам. Начал целовать. Руки жадные, по спине, по плечам, пальцами в волосы. Перекатился, подминая ее под себя. Окружил со всех сторон.
А ее надвое, на части разрывало. Как “разрушилась” ночью, так до сих пор не могла себя собрать. И от его страсти, от его прикосновений – только хуже. Потому что тело в дрожь, в жар, в безумие страсти бросает, тянет к нему. А в мозгу пульсирует “Ты убивал? Да. Что еще? Все…”
Она закричала, упираясь ему ладонями в плечи. Дикий какой-то стон. И не плач, и не ор. Словно боль эту, раздрай душевный – из себя наружу пыталась выплеснуть. А оно не выходило. Цеплялось за мозги, за внутренности, за легкие, по артериям пульсом текло – разрывало.
– Отпусти, Виталь, – прошептала как-то жалко ему в рот, умоляя. – Не сейчас. Дай мне это хотя бы осознать. Обдумать. Отпусти! – в конце снова крик.
Он сжал ее плечи. Обхватил голову ладонями, загребая волосы в жмени. Держит крепко. Вся под ним. В его власти. Чувствует это мощное, сильное тело. Такой большой. В его же власти вся сейчас, не противопоставить ему ничего. И ощущает, как застыл, стиснул челюсти, как мышцы напряглись. Недоволен. Обиделся. Злится?
Никогда не боялась его.
А в этот момент… Не знала. Не смогла бы ответить: боится его или нет? Но раньше, ведь, и вопроса такого не возникало…
– Любишь? – резко, сипло, как-то зло… но и жадно. Со страхом, который она услышала, хоть он, наверное, и не хотел показать.
И так натянул ее пряди, что выгнулась.
Заставил-таки посмотреть прямо в глаза. Родные такие, и крапинки эти, чертовы! И совсем незнакомые, ведь! Но и соврать ему не сможет. Да и не привыкла врать.
– Люблю…
Всматривается, словно проверяет. Будто душу под микроскопом через глаза рассматривает. Выдохнул. Расслабился немного. Опять поцелуем на ее рот набросился. Но теперь недолго. Ослабил хватку. И поднялся. Ее потянул за собой.
