Текст книги "Дурман (СИ)"
Автор книги: Ольга Горовая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)
ГЛАВА 21
Таня, конечно, сама нередко сравнивала Виталю с танком из-за напора и бескомпромиссного упрямства. Но даже ее удивило то, каким целеустремленным он может быть, оказывается. Виталий прервал их разговор по телефону минут на пять, не больше, когда сказал, что уже подъехал к роддому. И вот он уже снова звонит.
– Да? – голос сипел после рыданий и попытки успокоиться.
– Танечка, я уже все решил, на каком ты этаже, какая палата?
Она встрепенулась, осматриваясь, увидела его через стекло двери, отделяющей лестницу от холла. Оттолкнулась от стены, на которую опиралась, восстанавливая дыхание.
– Я здесь, спустилась, Виталь. Не думала, что тебе разрешат в отделение подняться, – растерянно повинилась Таня, медленно приближаясь к двери.
Он вскинул голову, прижимая телефон к уху. Уставился на нее через пространство.
– Таня! Твою… налево! Какого лешего?! – рявкнул Виталий на весь хол и буквально рванул в ее сторону.
Засунул телефон в карман за ненадобностью, и через три секунды уже обнял, дернул ее на себя, чуть ли не подняв над полом.
– Ты какого фига шляешься? Я что, подняться не смог бы?! Тебе хоть можно? – обрушился на нее с новым градом вопросов, напряженно вглядываясь в ее лицо.
Ругнулся сквозь зубы, видно, не обрадованный увиденным. И все-таки перехватил ее под бедра и плечи, прижал к себе.
– Да я на один этаж только, – попыталась оправдаться Таня, и сама вглядываясь в напряженное лицо любимого, в его нервный, встревоженный взгляд. – Виталя… – не удержалась, всхлипнула.
– Тсс, Танюша, – он притиснул ее к себе сильнее, начав вдруг легко укачивать, прижался губами ко лбу. – Тихонечко, все нормально. Все хорошо. Мы прорвемся, свет мой ясный. Разберемся со всем. Обещаю. – Сжал руки в кулаки, словно пытался держать ее еще крепче.
Она уткнулась ему в шею, прижалась к Витале всем телом, ощущая себя беспомощной и раздавленной, выжатой до предела. Но рядом с ним было легче. Сама обняла со всей той силой, которая у нее осталось.
– Пошли, отнесу тебя в палату, там поговорим, – тихонько решил Виталя, двинувшись к лестнице, по которой она только сошла.
– Нет, там еще несколько человек, точно не разрешат. Да и спать же они уже будут, – всполошилась почему-то Таня.
Виталя резко остановился и посмотрел на нее с осуждением:
– Какого хр**а ты отдельную не попросила?! Денег же достаточно, Тань! Ну что ты…
– Да я не додумалась просто, мне не до того было, – призналась она, стараясь его успокоить. Знала, как остро Виталя воспринимает то, что она старалась без особой надобности не трогать деньги на карте, что он ей дал. – Меня сразу в смотровую, потом в манипуляционную повезли, еще пытались как-то остановить. Но… – голос сорвался.
А Виталя так скривился, будто ему от самого ее тона стало больно. От этого прерывистого дыхания. Прижался к ее виску губами. А Тане так не хотелось еще и его мучить этим всем, грузить. И без того ощущала, что он весь на взводе. Словно сжатая до упора пружина. Мышцы, которые она чувствует всем телом, вибрируют просто. Сделала вдох. Попыталась собраться.
– Вот, а потом в операционную. Меня в палату привезли минут за двадцать, как я перезвонила тебе. Просто лекарства все эти, чумная до сих пор. Пока хоть немного в себя пришла… Не подумала. – Таня пожала плечами, все еще крепко держась за его шею.
– Ок. Ладно, – Виталя вздохнул, так и стоя с ней на руках посреди холла. – Но не держать же тебя здесь, Танечка. Пошли, сейчас это решим…
– А давай, на улице посидим. Там же тепло? – вдруг попросила она. Вышло почему-то, очень жалобно. – Мне душно, Виталь. Хочу на свежий воздух, – посмотрела на него снизу вверх.
Он нахмурился. И даже зачем-то прижался щекой к ее лбу. Таня не сразу поняла, что Виталя побоялся, чтобы у нее температура не поднялась. Слезы навернулись, когда додумалась. Но еще крепче прижалась к его коже, чтобы любимый не заметил. Все внутри, в груди, словно расширилось, заполнилось каким-то непередаваемо-пронзительным чувством любви к этому мужчине.
Несмотря на боль, несмотря на какое-то дикое чувство потери, еще даже не до конца осознанное и осмысленное; на ощущение вины, что своими поступками, действиями, этим напряжением и безумным графиком – довела все до выкидыша, хоть и не знала… Несмотря на это все, ее просто душило, переполняло понимание их неразрывности. Ощущения своей для него важности, бесценности, которое Виталий каждым своим словом и поступком, каждым жестом – давал Тане прочувствовать. И его для нее необходимости. Жизненной потребности. На уровне подкорки, спинного мозга.
Давно знала, поняла, что Виталий – как каменная стена, монолит, который от всего укроет, всегда даст опору, даже если они в ссоре, если на взводе. А сейчас – это осознание у нее по сосудам текло, разгоняя ужасное ощущение того кошмара, который весь этот день пеленой опутал.
– Тебе плохо, Танюша? – наверное, видя, что она к нему жмется, хрипло и тихо спросил Виталя. – Давай, все же, может в отделение? Я решу с врачом насчет палаты и…
– Нет, Виталь. Нормально. Сейчас хорошо. С тобой. – Она запрокинула голову.
Попыталась как-то вывернуться, самостоятельно встать, волнуясь, что он стоит и столько ее держит. Только кто ее отпустил? Разбежалась. Как же.
– Я правда на улице посидеть хочу. Подышать. Беседки там, конечно, нет, – вздохнула Таня, прижавшись губами к его подбородку. – Но хоть какие-то лавочки должны же быть?
– Хорошо, пошли, подышим, – возможно, вспомнив, как она всегда любила сидеть на улице, вздохнул Виталя.
Развернулся. Пошел в другую сторону.
– Эй! Вы куда? Я сообщу о том, что вы самовольно покинули учреждение! – вдруг закричал им кто-то.
Сторож, похоже, которого Таня вообще не заметила из-за своих эмоций и оглушенности.
– Не кипятись, мужик. Мы воздухом подышим во дворе. Потом я в отделение поднимусь, с врачом поговорю. Все по плану. Порешаем, – над ее ухом повелительно распорядился Виталий, не останавливаясь, будто бы был здесь главврачом, а не посетителем, нарушающим распорядок.
Но сторож больше не спорил, кивнул. Видно, они уже тут что-то «порешали». Таня устало опустила голову Витале на плечо, не оглядываясь. На все не хватало сил и эмоций. Сознание словно сузилось, переполненное виной, болью и любовью. Еще на что-то, даже на банальное любопытство, ресурсов не хватало.
Вышли на крыльцо. Виталий так и продолжал нести ее. Спустились по ступенькам. Тут он остановился и осмотрелся уже в темноте весенней ночи, которую не особо разгоняли фонари, включенные через один. Наконец, наверное, обнаружив скамейку, Виталя прошел несколько шагов в сторону и сел, так и оставив Таню на своих руках. Откинулся на спинку. Руки вокруг нее сжаты.
Хорошо. Крепко. Надежно.
Кажется, что от всего защитит, как бы реальность не рушилась.
Таня поерзала немного, устроилась щекой на его груди. Прерывисто вздохнула.
– Не холодно, Танюш? Ты уверена?
Господи! Ее колотило от этой настороженности, неуверенности, волнения в голосе любимого! От того, как он переживал, прислушивался к ней…
– Нормально, Виталь. Хорошо, – ответила шепотом.
Силы кончились, на обычный голос не хватало. Она не ощущала температуру воздуха, если честно. Одежда ее осталась в палате. Таня спустилась в халате, старом, ветхом, который в отделении на балансе имелся еще из каких-то там запасов. Не было же с собой ничего при поступлении.
– Виталь, мне одежду надо будет какую-то, сменную… – поделилась с ним своими мыслями. – И еще что-то, может. Не знаю…
– Решим, Таня. Все будет. Ты не голодная? – вдруг как-то напрягся он.
– Нет. Не хочется, вообще, – передернула плечами. Опять вздохнула. А потом, вдруг, решилась. – Виталь, прости. Правда. Знаю, что моя вина, хоть и не знала. Надо было не работать столько, не дежурить три ночи подряд. Но эта собака, и Вадим, который забыл марлю в ране, а пес помирал, и я около него сутками… И хозяева так волновались, злились, кричали. А мы с тобой никак толком поговорить не могли…
Прорвало, полилось потоком, не могла уже замолчать. Начала сбиваться и тараторить. Дернулась, выпрямляясь у него на руках. Виталий не особо отпустил, но выпрямиться позволил.
– Я не знала, правда! Если бы хоть предполагала… И не курила бы… Даже в голову не пришло бы…
Опять истерика началась. Всхлипы прорывались и трясти на его руках начало.
– Все! Хватит! Таня!
Он сгреб ее в охапку, прижав голову к груди, так что уже ничего не скажешь. Дышать тяжело. И он ее покачивает. Словно сам не до конца знает, как и что делать.
– Блин! Холодно тебе, ведь чувствую! – ругнулся Виталя.
Ухватил свою кофту за пройму сзади, стащил с себя, на секунду отклонив Таню. И на нее натянул, сверху, балахоном, не позволив руки просунуть в рукава. Не слушая, что Таня попыталась отказаться. И снова крепко обнял, окружил со всех сторон.
Уткнулась носом ему в кожу, как раз над левой ключицей. Боже! Какой он горячий, родной, прямо излучает силу и энергию. Таня от него это словно впитывала. И запах любимый со всех сторон…
– Тебе же холодно теперь… – попыталась все-таки возразить.
Он хмыкнул.
– Не околею, Танечка. И, – Виталий обхватил ее лицо рукой, поднял пальцами за подбородок. Так, чтобы глаза в глаза. – Выбрось дурное из головы, Таня. Не виновата. И у меня тебе просить прощения не за что. Так случилось. Я тоже тебя изводил все это время дай Боже, так что, пойди, еще разберись, кто нервы трепал сильнее тебе. И это же я не озаботился безопасностью, подставляя тебя, Танюша. Не ви-но-ва-та. Ясно?! – сказал, как отрезал.
Тоном таким, что она даже замерла. Распорядился. И в глаза смотрит, вглядывается, изучает что-то.
– Ясно? – повторил, требуя от нее ответа.
Она вздохнула.
– Ясно… – не то, чтобы убедил, но все равно, как-то дышится сейчас проще, потому что он не винит. И рядом. И его запах, его тело укутывает, дурманит.
– Значит все, этот вопрос решили и закрыли, – кивнул Виталий.
Растер ее плечи второй рукой. Оба помолчали минуты две, слушая тихий ветер.
– Ты хотела ребенка, Танюша? – вдруг, совсем иначе, тише и нежнее, спросил он.
Таня закусила губу. Он передвинул руку, надавил большим пальцем, погладил, заставив разжать зубы.
– Не знаю… Я не догадывалась… Но… я была бы рада, Виталь. Да. Хоть и сложно все невероятно. Пусть издергал и измучил. При всем нашем… нерешенном багаже… Я хотела бы нашего ребенка…
В его руках, в его кофте, было так тепло, так хорошо. Странно, холода до этого и не ощущала, вроде, а тепло его каждым миллиметром кожи, казалось, сейчас чувствовала и впитывала. И смотрела ему в глаза, как завороженная. А Виталя продолжал ее подбородок, губы гладить.
– А ты? – вдруг нахмурилась она, додумавшись, что они и не обсуждали никогда.
Может и не хотел? И для него это лучший выход…
Виталя криво усмехнулся, как-то растерянно и неуверенно. Вообще, непривычно так. Как-то открыто, даже откровенно, до той опустошенности и ранимости, что ощущала уже в нем однажды, когда думал, что для друга слабо старается, не справляется.
Он всей ладонью ее щеку обхватил.
– И не думал, даже. Вообще такого варианта не просчитывал, как есть, говорю, – наклонился, еще больше сблизив их лица. – Но сейчас так тошно внутри, Танюша. Охренеть как, просто. И за тебя больно. И… Будто пуля в грудине. И ноет… Наш малой… Это было бы круто. Бл…ин!
Сжал ее так, что «ребра захрустели». Но Таня даже не пикнула, слишком оглушенная, пришибленная его словами. Он же опять откинулся на спинку скамейки, ее себе на грудь уложил, и запрокинул голову, рассматривая небо.
– Будет, Танечка. Все будет еще. Вот, как есть говорю. Хочешь – будет! Сейчас тебя подлатаем. Домой вернемся…
Она рассмеялась почему-то. И на душе от его слов – вдруг легко-легко, и горячо, несмотря на опустошение, хоть и осталась боль.
– Мне теперь полгода лечиться, Виталь. Анализы сдавать. И гормоны пить придется. Я еще, может, толстая стану. Противная. – Он фыркнул. – Да, да, учти, – шмыгнула Таня носом. – И нервная, истерики тебе закатывать стану, – «обрисовала перспективы» своего лечения.
А глаза снова печет от слез, только не хочет его волновать сильнее.
– Истерить станешь? Больше чем сейчас? – Виталя глянул на нее сверху вниз и так заломил бровь, с такой дурашливостью, что саму потянуло рассмеяться.
Как когда-то, пару месяцев назад всего лишь… А кажется, полжизни прошло.
И хоть видела тени в его глазах, понимала, что и ему так же больно – ценила за это еще сильнее. Поняла вдруг, за этот день, что самое главное для нее – пусть хоть с ним все в порядке будет. Чтобы с ней рядом, и невредимый. Не хватало ее еще и на то, чтобы об остальном переживать сейчас и голову ломать. Вцепилась в него руками, прижалась губами к шее.
– Вполне вероятно, – не разочаровала Таня его ожидания. – Стану посуду швырять, сломаю твою кофеварку… – протянула мечтательно.
– Лады, Танюш, гуляй, на все! Я к сведению принял. Предупрежден, значит, вооружен. Но, говорил же когда-то – не спугнуть меня трудностями, – подмигнул Виталя ей. Выдохнул. – Ты, главное, глупостями меньше голову себе забивай, свет мой ясный, – приказал вдруг, практически.
И впервые за вечер прижался ртом к ее губам. Поцеловал жадно и нежно одновременно. Будто опасался чуть сильнее надавить, боль причинить, но и сдерживался кое-как. И не целовать не мог. Обхватил затылок руками, зарылся в волосы таким родным уже жестом, прикосновением.
Прошелся по ее губам, по щекам, целуя даже глаза, коротко, жарко, так, что она сразу поняла, как он скучал по ней, как нуждался хоть в таком контакте. Опять к губам вернулся. И тут замер. Вроде и целует, и не шевелится почти, просто касается. Просто дышит ею. И Таня им дышит.
Так легче, когда он рядом. Когда нет расстояния. И не надо других мыслей, кроме тепла его тела, звука его дыхания, кроме обещания, что «все будет». Все. Чтобы там она не пожелала. Знает же, что Виталя выше головы прыгнет, лишь бы это ей дать. И на душе уже не так истошно. Из-за пары предложений, что ему «как пулей в грудине, и тошно», от понимания, что и любимому не все равно. А когда на двоих это делишь – как-то легче.
Отпустил губы минут через пять. Но руки не разжал. Откинулся на спинку. Она снова улеглась на него.
– Пошли в отделение? – предложил тихо.
– Еще чуть-чуть можно? – попросила Таня.
Ей так хорошо было с ним рядом, и погода радовала, хоть и правда, прохладно…
– Ты замерз, да? – переполошилась, ведь так и сидит с голым торсом. И пусть ей это – в кайф, ему то некомфортно, наверное. – Тогда, пошли, конечно! И кофту…
Она начала барахтаться, пытаясь стянуть с себя одежду, а ведь все еще опутана тканью, как смирительной рубашкой.
Виталий коротко рассмеялся. И одним движением пресек эти ее попытки.
– Танюш, как рядом с тобой может быть холодно? – подмигнул, – Ты же моя Зажигалочка, хоть и бесишься, когда так говорю, но правда же. Я рядом с тобой всегда в лихорадке, – прошептал ей тише, явно отвлекая.
Опять поцеловал, прошелся губами по лбу:
– Хочешь, посидим еще немного.
Она вздохнула, прижавшись к нему даже лицом, носом. Кожа Витали, и правда, казалась очень горячей. И это было здорово. Даже она согреваться начала. И расслабилась. Сама не заметила, как так на его руках и задремала.
Его так накрыло. С головой, просто. Выше макушки еще на метр, блин. После целого дня, полного безумного, бешеного напряжения, впервые попустило минуты три назад, когда понял, что Таня спокойно прикорнула у него на груди.
Так это правильно было, блин! Так «в точку», что у Витали аж в голове загудело и «поплыло», как после хорошей порции виски.
И это было очень кстати. То, что хоть какой-то релакс. Потому как, когда понял, что она в больнице, что весь день, пока он бесился и дозвониться до нее не мог, пока злился – жизнь Тани под угрозой была… Думал, двинется головой. Не выдержит, не осмыслит. Как и тот факт, что мог просто постфактум узнать, случись что, и никакие его гребанные бабки, никакие связи и возможности, ни х**а бы не стоили!
Взрыв мозга! Сердце, как в щебенку втоптано. Кровоточило, пока ее не схватил в свои руки, не прижал к себе.
А была шальная мысль, что не справится на таком подрыве, не доедет, крышу сорвет, устроит Бог знает что. Но к ней же мчался! Не мог себе никакой дури позволить, всю суть в кулак и педаль газа в пол, чтобы добраться скорее до Тани.
Сейчас – курорт, твою м**ь! Век бы так сидел. Не чувствовал холода, не врал. Зато Таня в его руках спит, и дыхание ее – на его груди. Так и должно быть. И, главное, не плачет уже.
Вот решит все сейчас с врачом, поговорит, выяснит, обсудит. Подлечат ее. И все, домой! Хватит дурью маяться! Надо будет, он и работать не даст, если это будет влиять на ее здоровье и психологическое состояние. Если Виталя правильно понял, у нее там на этой неделе такой гемор был, что на кой хр*н так свое здоровье гробить?! Ради чего? Вот уже, доработалась. Пора и расслабиться.
Наклонился, и осторожно, чтобы не разбудить, поцеловал ее волосы.
Странно. Вообще неожиданно. И не врал, не думал о детях, не доводилось. Но и Танюше не соврал – реально давило сейчас в груди. Потому что с ней, с Зажигалочкой своей – хотел. Вот, правда, понял, что не против. Хочет, чтобы она была от него беременна. И чтобы родила их ребенка. И даже по фигу, кого именно. Не в этом фишка. Просто понял вдруг, что у него семья может быть. Настоящая. О которой и не думал никогда. Что-то только его, запредельно-бесценное, кровное, в плоти, в мышцах, в чертах лица. Их с Таней, общих.
От такого не откажется и не отмазаться. Он не хочет, и она согласна, по ходу. А для него это – как «манна небесная».
Сейчас – поманила его жизнь этим, и сразу в морду кулаком, нос в кровь, можно сказать. Чтоб помнил о том, из какой помойки вылез и не зарывался, знал свое место. И все же… Таня хочет. А ради этого он и жизни в морду плюнуть готов. Это главное. Что он для нее – достоин и необходим. Будет у них дите. Он этого вдруг с такой силой захотел, что самому дивно и немного страшно стало.
Почти как тогда, когда она неделю назад сама к нему приехала. Когда Виталя выдохся до конца, на полном нуле был. Лузером и лохом себя ощущал. Никому не нужным неудачником, который всю жизнь стены и двери головой выламывает, пробивает, а там – все новые и новые препятствия. А Таня приехала. И ощутила это, поняла. Но не отвернулась от его слабости и упадничества, не испытала отвращения, что раскис, как тряпка. Поддержала. Безоговорочно его и таким приняла. И от любви к нему не отказалась.
У Казака тогда очередной разрыв матрицы мира случился. Всю ночь переосмысливал и думал. Трясся над ней. Потому и сорвался утром, что ночью вдруг понял: он может, действительно может ради этой женщины даже интерес Бати в чем-то подвинуть. И по х**у на то, что она его жизнь принять до конца не может. Зато самого Казака, со всеми слабостями и психами, со всеми мозговыми завихрениями – любит и принимает. Понял это, и испугался. И свои страхи озвучил, приписав ей.
А сейчас… Это отошло на задний план. Не ставит Таня перед ним такого выбора. И он Димку не предаст, знает это точно. Никогда. А Таня дите хочет, и Казак только «за». И ей занятие, и ему… свое, родное, любящее его так же, как Таня любит, несмотря ни на что, просто за существование Витали.
ГЛАВА 22
Она провела в больнице несколько дней. Врач не была довольна ее состоянием из-за общего истощения и кровотечения. И сообщила об этом Виталию тем же вечером, когда он пришел выяснять ситуацию. Вот и решили ее «подлатать», как поделился после этого разговора Казак. Ясное дело, лежала она теперь в отдельной палате. И у Виталия были преференции на посещения в любое время дня и ночи.
А потом он забрал ее домой. Как раз перед днем рождения Тани. К себе… К ним… Таня запуталась, но спорить о чем-то или возвращаться к предыдущей теме – никакого желания не было. Да и настроение, какая-то апатия, тоска – подавляли любое желание вступать в прения. И Виталя не настаивал на обсуждениях. Они просто, как бы, «забыли» об этом. Вернулись к той точке, до ссоры из-за его истинной сферы деятельности, не вспоминая о разрыве.
А в день рождения Виталя себя не сдерживал. И цветов было в доме полно, столько, что Таня даже рассмеялась от неожиданности, когда утром в гостиную зашла, чем порадовала Казака, он не скрывал. И торт красивый, явно приготовленный на заказ, украшенный так, что и отрезать кусок было жалко. Но Казака это не остановило, само собой. И сережки в пару к колье, которое она так и не снимала.
– Точно голову снимут, Виталь, я на улицу выйти не смогу, – иронично заметила Таня, примерив эту красоту.
О цене уже и не спрашивала. И так могла представить, сколько стоят эти неброские и, с виду, почти скромные украшения.
– Не утрируй, Танюш, просто наслаждайся, – отмахнулся он от ее опасений.
А еще, Виталий подарил ей сертификат на роуп-джампинг, прыжок с арочного моста над рекой. Таня отнеслась к такой идее с опаской и решила было отложить данное мероприятие на потом, в надежде, что Виталя забудет. Ха! Будто бы первый день знала этого мужчину. Он потащил ее на этот чертов мост в тот же день. Чтобы день рождения запомнился надолго, так сказать…
Что ж, у него вышло. Этот праздник Таня за всю жизнь не забудет, без вариантов. И этот прыжок.
Правда, к чести Витали, он не оставил ее в таком испытании один на один. И прыгнул с Таней. Собственно, у нее самой духу не хватило бы, однозначно. И так, когда они поднялись на помост, уже полностью подготовленные и облаченные в снаряжение, пристегнутые, она отказалась. Категорично заявила, что ни за что не сделает этого. И пусть Виталя не обижается, но она просто не в состоянии…
– Ты же мне веришь? – ухмыльнулся он в ответ.
После чего, просто обхватил ее и прыгнул вниз. С ней.
Так громко Таня еще в жизни не орала. И от страха, и от возмущения, и от восторга. Не знала, как там у Витали, а у нее самой от своего же ора уши заложило! От ветра, что свистел вокруг, от ощущения падения, парения, полета над водой.
Несколько секунд… И такой взрыв адреналина испытала, такую встряску! Точно, что реальность в ошметки.
– Как ты мог?! – в очередной раз сорвав голос своими визгами, потребовала ответа Таня, пытаясь вдохнуть, когда их подняли. – Как?!
Другие слова в голову не приходили. Вообще пусто. Звенит.
Ноги не держат, дрожит все тело, одновременно накатывает и дикая усталость, и какое-то безумное, горячечное возбуждение.
И слезы на щеках, и улыбка в пол лица. Зубы, кажется, стучат.
И у Витали ухмылка такая, что точно до ушей. А она за него дрожащими пальцами цепляется, и не понимает этого, еще ближе подвинуться пытается.
– Да я с тобой – в любой кипиш, Танечка, – прижал ее крепко к себе. – Хоть в огонь, хоть в воду, хоть в прорву…
И Таня ощутила, что и его так же трясет, как ее, крупной дрожью. Прижалась к любимому всем телом. Поцеловала в шею, ни на кого вокруг не обращая внимания.
Будто вдвоем на всей Земле. Она и он. И ничего больше сейчас значения не имеет. И про грусть с тоской, так до конца и не отпустивших после выписки из больницы, сейчас не думала. Да и, вообще, вся депрессия в тот момент на задний план отступила, затерлась.
И, судя по тому, каким довольным Виталий ходил потом еще дня три – на это он и рассчитывал, приготовив для нее свой подарок.
На работу ее отпустили только один раз, чтобы Таня все-таки пообщалась лично с владельцами. У них был уже один разговор по телефону, еще пока она лежала в стационаре, и Таня объяснила свои мотивы и причины, побудившие настаивать на принятом решении. Ее доводы услышали. Вадима уволили. И сейчас владельцы проводили собеседования, замещая вакансию. Но ей Виталий не позволил принять в этом участия. И на дежурства не отпустил. Бескомпромиссно заявил, что у нее больничный, а дальше «посмотрим». Финансовой необходимости работать – у Тани нет. А поскольку он не побрезговал сообщить и владельцам причину ее больничного в достаточно резкой форме, да и Тане «пригрозил», что они еще, вообще, обсудят, стоит ли ей продолжать работать – хозяева клиники не решились возразить. Наоборот, согласились, что Татьяне Николаевне необходимо восстановить силы и нервы.
А ей сейчас и спорить не хотелось, и настаивать на чем-то. Да и про что, собственно, спорить?
Глупо было бы отрицать то, что она нуждается в отдыхе. Последние месяцы измотали ее, иссушили до дна. А еще и выкидыш… И таблетки теперь надо было принимать, которые и так давались всегда тяжко, почему и не любила Таня гормоны, старалась не использовать. Не шутила с Виталей, «штормило» ее от гормонов, бросало из слез в хохот. Но Казак претензий не выставлял.
Вот и Таня с его распоряжениями не спорила. Валялась в кровати допоздна, завтракала в беседке, благо, погода это позволяла. Пропустила майский корпоратив в клинике, не захотелось выбираться никуда, отвечать кому-то на любые вопросы. Да и Казак проводил сейчас дома очень много времени. Сказал, что решил все критические моменты и может позволить себе сделать перерыв. Тоже, вроде как, «отпуск» взял. Не сидел, конечно, круглыми сутками дома, но ездил в офис часов на пять-шесть в день, не больше. Или не в офис…
Таня не спрашивала.
К тому же, Виталя взялся какую-то машину восстанавливать. И теперь частенько зарывался вечерами в малопонятное для нее нутро старого автомобиля, что-то пытаясь ей объяснить или рассказать про эти механизмы по ходу ремонта. Таня… Ну, она мало понимала, честно. Но кивала. И с удовольствием сидела в кресле на пороге гаража, наслаждаясь солнышком и теплом, читала книжку, пила облепиховый чай… Казак шутил, что литрами. Но сам же, каждый день, привозил ей не меньше десятка заготовок. И снова был таким, каким она его раньше помнила – шутник и балагур, улыбающийся чуть ли без остановки, стоило ему переступить ворота дома. Счастливым, что она рядом, и не скрывающим этого.
Таня же старалась бросить курить. Как оказалось, это сделать не так и просто. Привыкла. Тянуло теперь. Да и Казак пожимал плечами, говоря, что сейчас это не так и критично, все равно ведь, полгода в запасе есть. А если это помогает ей преодолевать стресс, он точно не против. Его, вообще, эта привычка в ней не напрягала, она это уже давно поняла. Возможно, еще и потому, что Таня от него переняла пристрастие. Но Таня боролась с собой. Да и с таблетками курить не рекомендовали. Правда, выходило у нее с переменным успехом, и время от времени она все-таки забирала прикуренную сигарету Виталия.
Несколько раз звонили родители. Правда, Таня не посвящала их особо в подробности личной жизни. Сообщила, лишь, что взяла отпуск, очень напряженный был график в последние месяцы. От приглашения приехать в Киев – отказалась, сославшись на желание просто от всего отдохнуть в тишине. И про Виталия ничего не сказала, хоть отчим и пытался выяснить намеками, не «тревожит ли Таню недавняя проблема?».
Не готова она была поднимать эту тему. Даже с Мишей. А может, именно с ним, зная, что отчима будет сложно убедить «отодвинуть» неудобные моменты.
А еще, Виталий забрал ее загранпаспорт и сказал, что они оба заслужили нормальный отдых. И он все решит. Правда, так и не признался Тане, куда ехать и ее везти собрался. Хоть она и выпытывала. Просто разбудил однажды среди ночи и сказал собираться. И купальники не забыть. А уже через два часа они ехали в аэропорт соседнего города. И только тут Таня узнала, что они летят в Испанию. И смех, и грех. И шок, и какое-то хрупкое чувство счастья, распирающее грудь и горло. И ощущение какого-то такого нежданного праздника, безумного восторга…
Правда, если не лукавить душой, первые три дня вышли провальными. Ну, не в плане отдыха или впечатлений. Нет. Восторг ее переполнял. Просто Таня впервые оказалась в Испании, и ей хотелось все увидеть, побывать на каких-то экскурсиях, посетить все достопримечательности, до которых она сумеет добраться. Казак же хотел просто расслабиться на пляже. Он устал, она это понимала, помнила, с каким остервенением Виталя загонял себя дома и за себя, и «за того парня». Но ее просто подкидывать начинало, когда они проходили мимо какой-то, ужасно старой на вид церкви, дома, фонтана или, если, она только видела намек на нечто подобное. Ее тянуло узнать про Гауди и посетить Барселону, и Собор Святого Семейства, а можно и по Мадриду было бы побродить… Единственное, что ее не интересовало совершенно, это коррида, но и Виталий, вроде бы, не стремился сие зрелище смотреть.
В общем, Казак устал смотреть на ее мандраж, и они заключили соглашение: день отдыхают на пляже, день куда-то едут. И так по очереди. Она и не думала спорить, поплавать в море и просто поваляться на песке, Таня была тоже очень не против. Тогда агенство, через которое Виталий все и организовал, прислало им экскурсовода, и Таня испытала уже полнейшее счастье и ощущение того, что она в каком-то «приключении». Наслаждалась новой кухней и непривычным обилием морепродуктов, которые, оказывается, Виталя не особо любил, а она его чуть ли не все попробовать уговаривала. И было так здорово, так насыщенно и полно! Она совершенно отключилась от всего, что осталось дома и в их прошлом, поджидая еще своего часа для решения. Да, конечно, ему звонили и Виталий занимался делами. Да и ей, то и дело, писали из клиники, консультируясь. И все-таки, Таня расслабилась.
Ей нравилось плавать с ним рано утром, пока еще никого не было на пляже, когда только он и она, солнце и море, и все мысли только о том, как двигаться, чтобы сил и дыхания хватило на дольше. Чтобы каждое движение – в удовольствие. А больше ничего не беспокоит. И загорать у бассейна на вилле, которую Казак снял для них – пришлось Тане по вкусу. Полная ленность и расслабление в те дни, когда они не выбирались на экскурсии. Такая редкая, а от того бесценная возможность жить совершенно спокойно.
Так они провели две недели. А потом Таню начала мучить совесть. Как ни как, а она отсутствовала в клинике уже довольно долго. А учитывая то, что работы у них всегда хватало, а тут еще и ее нет, и неизвестно, заместили ли место Вадима. А есть же еще и приюты, в которые она и так долго не наведывалась из-за своих проблем… В общем, она начала переживать.
Виталя поначалу не поддавался, постоянно веля ей расслабиться. Стал таскать больше на экскурсии. Но Таню не отпускало. И Казак уступил. Правда, с ограничениями.
– Работать, как раньше, ты не будешь, давай сразу это решим, – заявил Виталий, едва позвонил, чтобы им организовали билеты на вылет. – Хватит, уже загнала себя до предела.
Жестко сказал. Резко. С явным предупреждением в глазах, что шуткой тут и не пахнет, как и приглашением к диалогу. Так, что Таня даже опешила. Отвыкла от такого тона за этот «отпуск». Да и, собственно, нельзя сказать, что она в принципе привыкала к «такому» Виталию.
