Текст книги "Такое кино (СИ)"

Автор книги: Ольга Тартынская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Город ночью и днем

 – Охрана, подойдите к костюмвагену. Поскорее, если можно! – стараясь сохранять спокойствие, сказала Аня в рацию.

Вот уже две недели съемки на натуре в Измайловском парке сопровождаются бесконечными конфликтами с местным населением. Аня и не подозревала, что в огромном парке, который почему-то почти не освещался, велась такая насыщенная ночная жизнь. И каким-то образом съемочная группа, разместившись здесь со своей техникой, помешала этой жизни. Туда-сюда сновали разряженные старушки и что-то злобно шипели сквозь зубы. Оказывается, рядом располагалась танцевальная площадка. На ней собирались те, кому за сорок. В основном, это те самые бойкие, нарумяненные старушки и горстка старичков с баянистом во главе.

Аня никак не могла понять природу злобы и агрессии, исходивших от людей. А сколько матерной ругани пришлось услышать! Киношников трудно удивить, но здесь просто уши вяли.

– Понаставили тут! – непременно скажет кто-нибудь, проходя мимо, да еще долбанет со всей дури по колесу или бамперу вагона.

На редкость агрессивны и "красноречивы" оказались именно старушки, танцующие и поющие на дискотеке и рвущие друг у друга из рук немногочисленных старичков. Они плевали в сторону костюмвагена и трясли кулачками. А потом под баян горланили душевные песни. Видимо, съемочная группа вторглась в нечто заветное, нарушила некий природный баланс. Или это классовая ненависть, и прав был Карл Маркс?

Парк огромен, группа заняла и оградила всего лишь незначительную его часть, отчего же столько ненависти в их адрес? То и дело в рации раздавалось:

– Охрана, подойдите к буфету! Охрана, ребята, кто-нибудь, загляните в гримваген!

Выставляли охрану не только ночью, но и днем. А ночью частенько приходилось отсиживаться в костюмвагене. Хорошо, в нем все устроено так, чтобы можно было жить. Туалет, кухня, холодильник и даже стиральная машина. Полная автономия. Ренат, генеральный продюсер, молодец, обеспечил группу отменной техникой.

На этот раз пьяный агрессивный мужик атаковал их вагончик. Он с руганью обрушился на Аню с костюмером Олей, сидевших на балконе. Слава Богу, ребята подоспели, оттеснили его за пределы ограждения. Он еще долго что-то кричал и грозил, но в конце концов пропал из виду. Просто ужас! Аня долго приходила в себя от пережитого страха.

Моя бабушка непременно бы сказала, что на фильме о маньяке иначе и не может быть. Сам материал притягивает инфернальное. А какие силы задействованы, какие деньги!

Зазвонил мобильный телефон, и Аня удивленно подняла брови. Звонил Артем. Впервые с того вечера, когда он сделал ей предложение. Будто почувствовал! Аня нажала на кнопку и сказала:

– Алло?

– Аня, ты завтра свободна? – спросил Артем как ни в чем не бывало.

Он определенно почувствовал, что она сейчас одна и страдает от обиды и разлуки с Тимом.

– Днем да, но в шесть мне на ночную смену, – тоже как ни в чем не бывало ответила Аня.

– Я заеду за тобой в час дня! – как всегда, без всяких предисловий заявил Ненашев.

– Опять сюрпризы? – нахмурилась Аня, но звонку Артема на удивленье обрадовалась.

– В общем, будь готова к часу. Все, пока, надо бежать, – и он отключился.

Бабушка бы еще сказала, что держать возле себя человека, если ты ничего не можешь ему предложить, как-то некомильфо, и что нехорошо встречаться с влюбленным в тебя мужчиной в отсутствии любимого человека. Но что в том плохого, если я не хочу терять Артема из-за пустых условностей? Я никого не обманываю, не интригую, не завлекаю нарочно, чтобы использовать. Все по-честному. Все взрослые люди и отвечают за свои поступки. Артем вовсе не мальчик-колокольчик из города Динь-динь! Он сильный человек, занятый интересным делом. И я не хочу терять его навсегда.

Начался дождь, аллеи парка опустели. Ночной летний дождик. Хорошо в такую минуту сидеть в вагончике, тем более что теперь перерыв затянется.

– Кажется, надолго зарядил! – выглянув на балкончик, сказала Оля. – Можно даже поспать.

Она устроилась на диванчике подремать. Аня достала книжку Айрис Мердок, села поближе к свету. Почитать ей не дали. Явился актер Антон Васильев, который постоянно пасся в костюмвагене.

– Ань, я покурю у тебя, а? – Огромный, рыхлый, он сразу занял полвагона.

– У нас нельзя курить. Ты же знаешь! – привычно ответила Аня. – Костюмы пропахнут.

– Ну, я чуть-чуть, вот тут, на балкончике. Что-то мне худо, Ань...

Васильев постоянно тянул "дурь", приставал к Ане и рычал в каком-то первобытном томлении. Дима Вересов рассказывал, что недавно Антон собирался жениться, но невеста прогнала его. Все меньше предложений в кино, актер буквально уговорил Рената, продюсера фильма, взять его на главную роль. Он был известен и даже любим, вполне звездное имя, но работать с ним был сущим наказанием. Васильев прятался в костюмвагене от Рената, который строго-настрого запретил ему курить траву на площадке. Костюмеры боялись актера, непонятных вспышек гнева, его приставаний и утробного мычания.

Одна Аня справлялась с ним. Она всегда была безукоризненно вежлива, спокойна и терпелива. Ее звали всякий раз, когда нужно было одевать Антона.

Покурив, Васильев забрался в угол, растянулся под вешалами и притих.

Спустя некоторое время он высунулся из убежища и, осмотрев Аню с ног до головы, спросил:

– Ань, ты на "шапку" пойдешь в вечернем платье?

Аня, как всегда, была одета в штаны, в замысловатую кофточку, а волосы повязала красивым платком, тоже замысловато.

– А, Ань? – не отставал Васильев.

– По обстоятельствам, – ответила она, отрываясь от книги. – Если будет работа или неподходящая погода, какое же тут вечернее платье?

– Но ты можешь уехать с работы, переодеться, а? – не унимался актер.

– Может, я еще не пойду на "шапку", – возразила Аня.

– Не-е, Ань. Ты приходи обязательно!

Аня пожала плечами:

– Рано еще говорить о "шапке". Может, Ренат решит, что у нас перерасход, и не даст денег. А по костюмам у нас точно перерасход!

Из рации донеслось:

– Снимаем. Все на площадку!

Дождь прекратился, на площадке царило оживление. Несмотря на ночную прохладу и сырость, Васильев страшно потел, гримеры без конца промокали ему лицо и обновляли грим, он нервничал, изводил режиссера, которому и без того доставалось от продюсера. Словом, все шло своим чередом...

Дуня Пыльникова, играющая главную героиню, совсем юная актриса, уже прославившаяся ролью в популярном сериале, пожаловалась:

– У меня дома отключили горячую воду, как я теперь отмываться буду?

Аня сочувственно покачала головой: актриса с ног до головы была залита киношной кровью. Дуня была симпатична ей: она не "звездила" и не куражилась над костюмерами, работала в поте лица, беспрекословно выполняя все требования режиссера, а в перерывах была обычной девчонкой, шутила, говорила о любимой музыке, о книгах, рассказывала о своей собаке.

– А хочешь, поедем ко мне? – предложила Аня. – У нас есть горячая вода, помоешься по-человечески, поспишь перед сменой.

– Это удобно? – колебалась Дуня.

– Конечно.

После смены они вместе отправились домой. Васильев предложил:

– Девчонки, давайте я вас довезу!

– Спасибо, Антон, – ответила Аня, – но нас уже ждут.

Девушек отвозил приставленный к актерам водитель. Он быстро домчал их по утренней Москве на Потылиху. Там они принимали душ, пили чай с Женей, собиравшейся на смену, и наконец улеглись. Аня поставила будильник на двенадцать, однако на всякий случай написала Артему, чтобы он ее разбудил. Спать оставалось не более пяти часов.

Ей приснился Тим... Счастливый сон, светлый, нежный. И все было так просто, легко, и никаких недоговоренностей, непонятного сопротивления Тима. А главное, не было того постыдного скандала, который Аня закатила ему перед расставанием. Проснувшись раньше будильника, она улыбалась. Ответила на звонок Артема, готовила Дуне завтрак, потом проводила ее и все хранила это теплое ощущение.

Она тогда и не собиралась скандалить, получилось само собой. Расстроенная предстоящей долгой разлукой, Аня сошла с тормозов, не смогла совладать с эмоциями. Обида, неопределенность положения, ревность к неведомому – что сыграло свою зловещую роль? Она вовсе не хотела так расставаться. Заранее продумала тактику поведения и так позорно сорвалась! Наговорила много пусть справедливых, но обидных слов. Неоправданные претензии, упреки – как снежный ком. Ее несло. Не хватало здравого смысла, чтобы остановиться.

Тим молча слушал, не глядя ей в глаза. Хмурился, морщился, как от боли. И в конечном итоге произнес всего одну убийственную фразу:

– Я опять скажу, что ты совершенно свободна и что нам надо расстаться.

Аня чудом удержалась, не расплакалась.

– Что ж, раз я свободна, то... – проговорила она с усилием. – Значит свободна!

Зачем, зачем мне эта свобода? Тем более что она ложная. Пока я люблю, не может быть свободы. А он мне никогда не говорил, что любит. И я тоже. Будто оберегаем каждый свою территорию...

Они опять попрощались будто навсегда. Плохо попрощались. Она уехала, не поцеловав Тима, не сказав ему добрых напутственных слов. Это разрыв...

К часу Аня не была готова, и Артем покорно ждал ее в машине.

– Мы куда-нибудь опаздываем? – спросила она после приветственного поцелуя.

– Что-то пропустим, конечно, но это не страшно.

Аня села на переднее сиденье, и они помчались. Ненашев привез ее в Коломенское на джазовый фестиваль. Тут царил праздник. Толпы молодежи и людей разных возрастов разместились прямо на траве перед сколоченной эстрадой. Вид раскрывался чудесный. Публика радовала хорошими лицами, приветливыми улыбками. Лето опьяняло не меньше музыки и напитков. Летом город бывает удивительно хорош, несмотря ни на что.

Аня смотрела на оживленного, отбивающего ритм и подпевающего Артема и улыбалась. На него заглядывались девушки, и это почему-то было приятно. И не надо было думать о солнце над Мальтой, об обиде, о вечном непокое и недосягаемом счастье...

Потом они обедали в милом кафе. Немного прогулялись по залитым солнцем улицам. Аня была так благодарна Артему за этот праздник, что, кажется, слишком пылко попрощалась с ним у проходной "Мосфильма" в шестом часу вечера. Его глаза вновь загорелись опасным огоньком. Он уезжал, как ей показалось, взбодренный и обнадеженный.

И так бывает

 В съемках наметился перерыв, выдалось сразу несколько свободных дней. Мордвинова даже не знала, как распорядиться этим неожиданным подарком.

Дел, конечно, накопилась прорва. Необходимо закупить на месяц продуктов: дома шаром покати. Перестирать кучу своего, а не киношного, барахла. Сделать генеральную уборку: в доме не пылесосили и не мыли Бог знает сколько времени. У матери с дочерью просто не оставалось сил на уборку после смены, а в редкие выходные получалось только отоспаться. А ведь у большинства женщин есть еще мужья и маленькие дети! Собой неплохо было бы заняться: маникюр-педикюр, очистительные маски и прочее.

Женя раздумывала обо всем этом на кухне за утренним кофе, сидя на диванчике в своей красной пижаме. По давней привычке взяла ручку с подоконника, вырвала листочек из блокнота, примагниченного к холодильнику, и составила список дел на ближайшие два дня.

Закупка продуктов оказалась на первом месте. В обычном магазине покупать дорого, надо ехать в "Ашан", но для этого нужна машина. Женя посмотрела на часы, висевшие над столом, и взялась за телефон. Набрала Светкин служебный номер.

– Да? – ответила подруга игриво-бодрым голоском.

– Света, привет.

– Ой, Жень! Куда ты пропала? – но тотчас себя перебила. – Подожди секундочку, я дверь закрою.

– Да работаю сутками, – ответила Мордвинова на ее вопрос. – Ты тоже что-то давно не звонила. У тебя все хорошо?

– Вроде бы да. Надо поговорить, Жень...

Мордвинова воспользовалась моментом и тотчас изложила свою просьбу: нужна-де машина, продукты все вышли, холодильник пуст, полки шкафчиков тоже. Света предложила ехать после семи.

– В пробках постоим, но хоть поболтаем! – вдохновилась она.

Женю это вполне устраивало.

– Договорились! До встречи.

До вечера она занималась уборкой, стиркой, пылесосила, мыла, развешивала белье на сушилке, проветривала квартиру, распахнув настежь окна и балконную дверь. Домашняя работа, обычно столь утомительная, на сей раз доставляла даже удовольствием. Вот что значит смена деятельности. Или дело в том, что теперь крайне редко и мимоходом приходится заниматься домом?

А если бы я была замужем? Или Аня? В кино бы мы не работали однозначно. Ни один мужчина не выдержит такой жизни! Разве только если сам будет работать там же, рядом...

Мысли Жени автоматически перенеслись к Туринскому. Нет, видимо, и это не спасает. У Витьки вон никак не складывается семейная жизнь, хотя трудятся они вместе, бок о бок. А хотела бы я сейчас бросить все и снова засесть дома ради любимого человека? Размышлять абстрактно не получалось, и Женя представила в роли этого человека конечно же Туринского. Непростой вопрос, но ради него она бы могла все бросить, как это уже сделала однажды.

Ладно, какой смысл теоретизировать? Мордвинова энергично двигала мебель, расставляла по полкам книги под звуки музыки, льющейся из музыкального центра, но прогнать непрошенные образы уже не могла.

Неужели я смирилась с тем, что теперь навсегда и бесповоротно одна? Когда работаешь день и ночь, некогда и подумать об этом, одиночество не пугает. В кино люди прячутся от одиночества под иллюзией полноценной жизни. И только в минуты остановки, когда оглядываешься вокруг, ужасаешься пустоте. И это мой удел?

Мордвинова едва дождалась семи часов, чтобы поскорее отвлечься от безнадежных мыслей в болтовне с подругой, в магазинной суете. И еще ей не терпелось услышать продолжение Светкиной истории любви. Когда та позвонила, подъезжая, Женя уже была готова к выходу: приняла душ, подкрасилась и причесалась. Она распечатала на принтере у Ани список продуктов, пересчитала деньги и спустилась вниз.

Увидев подругу, стоявшую у машины с сигаретой, в первый момент Женя слегка оторопела. Светка была неузнаваема. Помолодевшая, сбросившая килограммов десять, похорошевшая, и все это за каких-то три-четыре недели!

– Девушка, вы подругу моей молодости здесь не видали? – обратилась Мордвинова к ней.

– Да брось, Жень! – засмеялась довольная Светка. – Я после работы, устала, не выспалась...

– А я тебя еще в магазин погнала, – сказала Женя, усаживаясь в машину. – Однако по твоей сияющей физиомордии не заметно, что ты убита трудами.

Светка выруливала на узкую дорогу, она слегка покосилась на подругу и усмехнулась:

– Это все любовь...

Женя оживилась:

– Есть хорошие новости?

Света пожала плечами.

– Ничего определенного. Все идет как идет.

Мордвинова приготовилась слушать, но подруга не торопилась посвящать ее в коллизии своего любовного романа.

– Ну не томи, Свет! – взмолилась Женя. – Сама же сказала: поговорить надо!

– Да, собственно, что? – пожала та плечами. – Со стороны не скажешь, что есть какое-то движение, развитие. Но для меня, знаешь, любая мелочь – целое событие.

Она помолчала, старательно выруливая на Третье кольцо.

– Вот как-то мы стояли вдвоем в курилке, разговаривали о том о сем, и он нечаянно назвал меня на ты. Понимаешь, не вы, Светлана Петровна, как всегда, а ты! Для меня праздник! Ведь это что значит? Это значит, что про себя, внутренне, он со мной на ты.

– Пустое вы сердечным ты... – с улыбкой начала Женя.

–...Она, обмолвясь, заменила, – подхватила Светка. – Ну да, именно. И для меня это радость, свидетельство нашей близости, пусть и никем не замеченной.

Вся история любви Светланы Петровны состояла из таких нюансов. Жене, конечно, понятна была и сама Светка, и ее избранник Максим. Нынешний век не склонен к тонкостям чувств и изысканным поворотам в любовных отношениях. Нынче грубость и простота в почете. А хочется неземных страстей, рыцарского поклонения, куртуазности. Может, я ошибаюсь, в оценке нынешних нравов, думала Мордвинова, ведь дефицит романтизма всегда ощущали именно молодые, просто время сейчас совсем не романтичное... А вслух она произнесла:

– Я одно могу сказать: влюбленность тебе на пользу.

Светка с грустью покачала головой:

– Ой, Жень, все совсем не так безоблачно.

Невозможность приблизиться к человеку, прикоснуться к нему, преодолеть определенную границу – это не только романтика своего рода, а еще и невыносимая мука. Временами Светка умирала от бессилия и ревности. Максим свободен, молод, красив. В конце концов, нормальный здоровый мужчина. Невозможно, чтобы у него не было подружки или хотя бы коротких связей. Света осторожно выведывала его секреты у девиц из отдела и у него самого. Максим утверждал, что теперь он очень разборчив и предпочитает одиночество. И ждет. Ревность рождала всякие подозрения, но они не подтверждались. Свободное время Максим посвящал спорту и музыке.

– В нем есть только один недостаток, если опять же считать это недостатком: он курит. Больше нет... – удивлялась Светка.

Женя улыбнулась:

– Ты просто недостаточно коротко знаешь его.

– Нет! – вскипела подруга. – Мне все в нем нравится, все! Это именно для меня в нем нет недостатков.

– Слушай, ты ему об этом не говори, – заметила рассудительная Мордвинова. – Тяжело же соответствовать.

– Что ты, мы не говором о нас, – вздохнула Светка. – Только взглядами и разговариваем. Мне нельзя выдавать себя.

– Но это же бессмысленно! – не выдержала Женя.

– Ты что? – пылко возразила влюбленная подруга. – Ты меня видишь? Я же живу, чувствую все остро, весь мир для меня изменился!

Помолчав, она добавила:

– Конечно, иногда хандрю. Да и он тоже.

Пока стояли в плотной пробке, она продолжала повествование. В их отношениях случился период, когда Максим вдруг замкнулся, сделался раздраженным, тяжелым. В нем что-то зрело, ломалось. Света чувствовала непонятную вину. Он больше не смотрел своим вопрошающим взглядом, не следил за ней с участием, а сидел, уткнувшись в свой компьютер. Не выходил курить. Время от времени Светлана Петровна вызывала его по делу, пыталась ловить его взгляд, но он ускользал. Так длилось целую неделю. Тщетно она караулила Макса в курилке, в коридоре, как девчонка, поджидала на лестнице. Несколько раз порывалась спросить, что с ним, но рядом всегда кто-то был. Она ничего не понимала. Написать по электронной почте?

Однажды она написала ему, но Максим явно не из тех, кто предпочитает эпистолярный жанр. На ее пустячные вопросы он ответил при личной встрече. А эсэмэски Светка сама не любила.

Конечно, иногда они переписывались, но по большей части шутливо и по служебной необходимости. Что называется, ничего личного. По негласному уговору оба избегали малейшей личной окрашенности отношений, и неизвестно, кто из них больше в этом преуспел.

Прошла та кошмарная неделя. После выходных, проведенных Светой в нравственных терзаниях, она вошла в офис и первым делом пожелала выяснить, на каком мы нынче свете. Макса в отделе не было. Сердце начальницы перевернулось: неужели все, уволился? Она прошла в свой кабинетик со стеклянной перегородкой, включила компьютер, повесила пиджачок. И тут увидела через стекло, как он вошел в окружении хохочущих сотрудниц. Поглядывая в сторону начальницы с заговорщическим видом, они заняли свои места. Вот Макс подозвал секретаршу Танечку, пошептался с ней, все так же поглядывая в сторону Светланы Петровны. Света не знала, радоваться ей или ревновать. Опустила жалюзи, чтобы не видеть всего этого безобразия, и села в кресло. Однако что-то явно произошло. Она почувствовала, что Максим снова с ней.

Минут через десять он зашел со служебным вопросом. Начальница говорила по телефону с генеральным директором и кокетничала напропалую. Погруженная в беседу, она не видела перед собой Максима, и вдруг ее словно ожгло. Светка перестала разливаться колокольчиком и на миг умолкла, наткнувшись на тоскливо-страстный, беззащитный взгляд молодого мужчины.

– Или я вообще ничего в жизни не понимаю? – комментировала она свой рассказ. – Но я же не слепая и не абсолютная идиотка! Или все же...Он мучается, понимаешь? Так же, как и я!

– Почему же тогда ничего не предпринимает?– опять задала Мордвинова давешний вопрос.

Колонна машин тронулась наконец, и Светка не сразу ответила:

– А как, Жень? Между нами непреодолимая пропасть: возраст, дистанция, положение, в конце концов! И он не уверен во мне, я ведь не подаю повода...

– Может, ему тогда и впрямь уволиться надо? – предположила Мордвинова.

– Да нет, уже не поможет... – безнадежно ответила подруга.

Они подъехали к огромному торговому комплексу. Поискали место для парковки. И пока шныряли по отделам, заполняли тележки продуктами, сверяясь со списком, к разговору не возвращались. Только когда перегрузили набитые пакеты в багажник машины и снова тронулись в путь, Светка произнесла:

– Уж и не знаю, надо ли мне самой дать ему понять о моих чувствах? Но я ведь тоже ни в чем не уверена! Да и абсурд все это, абсурд!

Женя усмехнулась:

– Вы, как те мамонты, которые вымерли. Помнишь анекдот?

– Ну да...

Взглянув на поникшую подругу, Женя воскликнула:

– Но ведь так не может продолжаться вечно! Ты видишь, он уже устал, раздражен. Потом ты начнешь психовать. Любовь, знаешь ли, мстит, если ее убивают ни за что.

Она будто забыла о существовании естественного препятствия в виде Светкиного мужа Толика, за которого так переживала вначале.

– Ну, значит, так и надо, значит, мы недостойны этой любви... – смиренно вздохнула Светка.

– А по-моему, вы трусы оба! – заключила непримиримая Женя.

– Да если бы все было так просто, – задумчиво проговорила подруга. – Ты знаешь, я всегда пасую в таких ситуациях. Не умею расслабиться, комплексую. И он как-то обмолвился, что ему трудно расслабляться. Потому и медитацией занялся.

– Тогда напейтесь как-нибудь! – посоветовала Женя.

– Пробовала, не помогает. Я уж не знаю, до какой степени надо напиться... Нет, Жень, просто не суждено, не должно быть. Ты ведь знаешь, я мужу не изменяю. Пококетничать еще куда ни шло, но серьезный роман... – Она тоскливо вздохнула. – И возраст, такая разница огромная...

– Тогда отпусти молодца, не терзай, если видишь, что он страдает!

Светка молчала, глядя на дорогу и усиленно моргая. Потом проговорила с болью:

– Я пыталась. Сказала себе, что его нет для меня больше, прервала нашу невидимую связь. Мне сразу стало так плохо, так пусто, что жить расхотелось! А он это почувствовал: стал и звонить, и звать в курилку, и писал по несколько сообщений в день... И я не смогла... Пусть будет что будет.

– А если он женится? – привела Женя самый жестокий аргумент.

Светка сгорбилась над рулем, как от удара.

– Конечно, я не умру, скорее всего... Я должна быть готова к такому исходу. – Она говорила с видимым усилием. – Но свет в моей душе погаснет. Я не знаю...

Слезы покатились по ее щекам, и Женя испугалась, что они сейчас врежутся в столб. Подругу было безумно жаль, и она уже раскаялась, что была так жестока. Пусть люди радуются тому, что есть сегодня. Зачем забегать вперед? Да и сколько нам осталось? Женский век, хоть и продлился в последнее время основательно, все же нещадно короток, ох, короток!

Женя боялась, что Светкина история закончится печально. А в их возрасте крах любви приводит к серьезным депрессиям, к неврозам и психушке. Сколько таких случаев приходилось наблюдать! Муж бросает, найдя молоденькую замену, жена – бряк, сидит на антидепрессантах. Бросил любовник одинокую женщину, она мгновенно превращается в больную старуху. Господи, как мы зависим от мужчин, сосуд немощный! Так пусть минует мою подругу чаша сия...

– Ты знаешь, что? – сказала Женя, когда они прибыли на Потылиху. – Когда вы расстанетесь: уволится он или женится, ты вспоминай, сколько он тебе радости подарил, какая ты была молодая, красивая, любимая! Вот эту, сию минуту вспоминай! Ведь это счастье, оно есть, так ведь?

Света благодарно посмотрела на подругу и кивнула. И больше они не заговаривали о Максиме.

Аня вышла из дома, чтобы помочь перетаскать пакеты наверх, и когда они выгрузили все из багажника, Светка собралась ехать. На возражения Жени ответила:

– Надо мчаться кормить благоверного.

Они попрощались до следующей оказии.

– Что это с ней? – спросила Аня. – Влюбилась, что ли?

Женя кивнула.

Весь вечер она жила каким-то тревожным ощущением. И дело было не в Светке. Просто ныло сердце то ли на погоду, то ли от дурного предчувствия. Капая сердечные капли под встревоженным взглядом дочери, она пошутила:

– Вредно не работать! Сразу расклеиваешься.

Собирая с сушилки высохшее белье, слушала новости из телевизора, и вдруг сильная боль ударила в ее хлипкое сердце. Женя услышала:

– Сегодня в одну из московских клиник был доставлен известный режиссер Виктор Туринский. Предварительный диагноз – обширный инфаркт.

Женя, схватившись за сердце, медленно опустилась в кресло.