Текст книги "Такое кино (СИ)"
Автор книги: Ольга Тартынская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Ночной визит
Съемки «Жуковского» были приостановлены из-за недостатка средств. Что-то там случилось у спонсоров. Конечно, ни о какой Италии-Германии не могло быть и речи. Даже Питер оставался под сомнением. Воспользовавшись моментом, Ада Васильевна не оплатила последний месяц работы всем, кто не мог защитить своих прав. И костюмерам в первую очередь, не говоря уж о рабочих-таджиках. Конечно, так прямо она не отказывала, обещала что-то предпринять. И зарплата оставалась исключительно на ее совести, никаких других рычагов заставить «Бабушку» платить не было. Как выяснилось позже, она уже обманывала таким образом работающих на нее людей.
Мордвинова ломала голову, что же теперь делать, когда, очередной раз явившись на "Мосфильм", получила от ворот поворот. Молодой таджик Айрик сидел на обломке декорации и сокрушенно качал головой:
– Ай, ай, кушать нада, жить нада... Как?
И такая тоска читалась в его огромных персидских глазах, что у Жени внутри все перевернулось. А чем она могла помочь? В таком же положении оказалась. Последние два месяца Аня пробавлялась случайными заработками: что-то сшила, подработала на социальной рекламе, но этого мало. Конечно, с голоду не умрешь, но надо оплачивать счета, закупать продукты, одеваться надо к весне, в конце концов. Хорошо еще, от питерской квартиры есть небольшие деньги. Мысль, что она, взрослая здоровая женщина, будет жить за счет дочери, тяготила Женю. И, как назло, накопились какие-то долги, включая и те деньги, что она задолжала Светке за юбилей. Все откладывала момент расплаты, дооткладывалась.
Мордвинова ехала домой и злилась. Ей-то, Аде Васильевне, что? С голоду не умрет, не Айрик. Небось, себе в карман зарплату положила или, еще противнее, "на идею", то есть вложила в свою будущую нетленку. Нашла же денег, чтобы оплатить дорогую модную актрису, редкую бездарь, но примелькавшуюся в сериалах! И с операторской группой рассчиталась. Ха, попробовала бы Адочка этого не сделать! Они б ее в порошок стерли. Их профсоюз дело свое знает, да "Бабушка" и сама понимает: без оператора фильма не будет.
По дороге домой Женя зашла в магазин и долго думала, что лучше купить: овощи или курицу. И то и другое не получалось. Если отдать Светке деньги от питерской квартиры, то буквально нечего будет есть. Ну да ладно, можно и поголодать, полезно. Женя вспомнила, как жила без работы на арендные деньги. И их ведь хватало. Конечно, она ничего не покупала себе, питалась как придется, да много ли ей было нужно? Теперь инфляция все съедает, квартплата сделалась запредельной, цены на продукты тоже. Жизнь в Москве – испытание не из легких. Все соки выжимают из простого москвича. Ох и дождутся!
Такие революционные мысли одолевали Мордвинову, пока она шла из магазина домой. Закрыв за собой дверь квартиры и очутившись в знакомой обстановке, где ей было уютно и спокойно, Женя подумала уже примиренно: ну ничего, Аня вернется завтра, найдет работу. Да, может, Ада Васильевна все же раскошелится, ведь фильм еще не закончен, будут досъемки. Как-нибудь переживем этот месяц...
Она занялась привычными делами, и бунтарский дух окончательно оставил ее. Закончив с приготовлением нехитрого обеда, состоявшего из овощного салата, Женя быстро перекусила и взялась за телефон.
– Свет, я хочу тебе отдать оставшуюся часть долга, – сказала она в трубку.
– О, очень кстати! Впрочем, разве деньги бывают некстати? Я заеду, Жень, сто лет не виделись.
Женя решила до ее появления сделать уборку: стереть пыль, помыть полы. Без Ани она ленилась, жаль было терять время, когда можно почитать, посмотреть фильмы. С этой работой ведь света дневного не видишь.
Светка примчалась в конце рабочего дня и внесла в дом запах морозца на своей песцовой шубке и кругленький, как она сама, смех. Ворвавшись на кухню, она воскликнула:
– Слушай, я такая голодная!
Мордвинова виновато посмотрела на нее:
– Ой, а у меня только салат овощной...
– Давай салат, – со вздохом согласилась подруга. – Конечно, я бы сейчас свининки откушала изрядный кусочек: день сумасшедший, поесть было некогда. А ты худеешь, что ли, Жень?
– Да где там! – возмутилась Мордвинова. – Не до похудения тут.
Она прикусила язык, едва не проговорившись, что попросту нет денег на продукты. Светка тогда не взяла бы возвращенный долг, а тянуть дальше некуда. Подруга полезла в холодильник и, не обнаружив там ничего вкусного или мясного, удивленно воззрилась на хозяйку:
– Жень, где еда-то?
– Не ищи, нет. Я... в магазин не ходила, некогда было. Работаю как лошадь.
– Аньку отправь. Нельзя же так.
Женя махнула рукой:
– Анька завтра только возвращается из Италии. Да, вот такие мы пустодомки.
Светка без энтузиазма умяла салат и взялась за чай.
– Ну, хоть конфетку-то дай. Иль печеньку?
Вид у нее был такой жалобный, что Женя поцеловала беднягу в макушку. И тотчас вспомнила про заначку – небольшую шоколадку, которую Аня как-то припрятала на черный день.
– Ну вот, хоть что-то, – обрадовалась Светка.
Она уехала после десяти, и Женя легла спать пораньше, чтобы отоспаться, наконец, после трудовых будней. Неунывающая подруга, с ее энергией и легким взглядом на жизнь, окончательно излечила ее от тревоги и страхов.
Мордвинова уже десятый сон видела, когда вдруг подскочила на кровати от оглушительной трели домофона. Машинально поглядела на часы: половина третьего ночи. Первая мысль была об Ане, но с какого перепугу дочь будет звонить ночью в домофон? Тогда кто?
Женя немного выждала: вдруг ошиблись. Однако трезвон не прекращался, казалось, что он разбудит сейчас весь дом. Женя подкралась к домофону, осторожно сняла трубку.
– Да?
– Открывай, а то я сейчас околею на этом гребаном ветру! – хрипло проорала трубка.
– Кто это? – спросила Женя с недоумением.
– Женька, ты что, совсем офонарела? Открывай быстрее, я замерз!
Господи, да это же Туринский! Она нажала на кнопку домофона, щелкнула замком двери и забегала по комнате, хватая халат, расческу, все что под руку попадалось. Туринский ввалился весь заснеженный, с красными руками.
– С ума сойти! – ахнула Женя. – Ты откуда такой?
– Пешком шел от моста, потому что этот...
– Не ругайся!
–...таксист-кавказец не повез меня сюда. Не по пути, говорит. А, по-моему, просто струсил. Я его припугнул, он машину остановил и говорит: "Топай на своих двоих".
Мордвинова поняла, что знаменитый режиссер пьян в стельку.
– Что ты несешь? – пробормотала она, помогая Виктору Алексеевичу снять пуховую куртку. – Где твои перчатки?
– Хрен их знает.
Вид у него был несчастнейший. Женя протащила помороженного режиссера на кухню, достала водку и взялась растирать его руки.
– Полегче, полегче! – возмутился он. – Я не дам тебе зря переводить ценный продукт.
Как-то исхитрившись, Туринский выхватил из рук Жени бутылку и пристроился пить прямо из горлышка.
– Да хватит тебе! – Женя вырвала бутылку. – Не бережешь себя совсем.
Она заварила чай прямо в кружке и подала ее Туринскому.
– О, вот это хорошо! – обрадовался тот. – Сейчас согреюсь. А у тебя тепло. – Тут он рассмеялся. – Помнишь, Женька, была как-то жутко холодная зима в Питере, мы мерзли отчаянно и грелись с тобой спиртом "Рояль"? Его тогда везде продавали...
Мордвиновой не понравились его воспоминания.
– Слушай, ты почему ночью болтаешься по городу? Почему дома не сидишь?
Туринский скроил пьяную гримасу:
– Дома! Это не дом, а карцер. Тебя бы туда...
Женя оторопела:
– Ты понимаешь, что говоришь, или совсем плохой? Витька!
Туринский тяжко вздохнул и снова потянулся к бутылке.
– Ну, уж нет! – Женя унесла водку к себе в комнату и убрала в шкаф.
– Хватит уже, – вернувшись, сказала она. – Послушай сам, что ты несешь. И я вообще не понимаю, что ты тут делаешь!
Однако Туринский не ответил. Он замер,положив голову на сложенные на столе руки.
– Ты что, спишь? – возмутилась Мордвинова.
– Не, не сплю, я на тапочки смотрю, – пробормотал всемирно известный режиссер.
Женя тормошила его, звала, но безуспешно. Отогревшись, Виктор Алексеевич впал в крепкий сон. Мордвинова стояла над ним в растерянности и не знала, что дальше делать. Хорошо, Ани дома нет, однако утром она вернется, а тут, на кухне, такое...
Женя разобрала в своей комнате гостевое кресло и вернулась за режиссером. Она попыталась приподнять спящего, чтобы переправить его на кресло. Туринский что-то бормотал и отбрыкивался. С большим трудом Мордвиновой удалось стянуть его с табурета и удержать от падения на пол. Закинув его руку себе на плечо, она поволокла тело в комнату. Туринский недовольно мычал:
– Что за женщина, зверь! Покоя нет...
Однако, перебирая ногами, доковылял-таки до кресла. Он упал на постель прямо в одежде. Женя не стала больше его трогать, только накрыла пледом.
Она села возле спящего и задумалась, рассматривая его лицо. Когда не светят его ясные молодые глаза, Туринский кажется уставшим и пожившим ловеласом. Он красив и теперь с этой гривой седых волос, резкими морщинами сухого лица, внушительным носом и решительными губами. Жене тотчас вспомнилась ночь после юбилея, и она покраснела, как институтка.
Что за напасть? Я бегу от него, гоню от себя, а он все лезет и лезет в мою жизнь! Хотя, если уж совсем быть честной, я сама спровоцировала это, позвонив ему и пригласив на юбилей. Но кто же знал!
Однако когда Мордвинова ложилась спать, она отчего-то чувствовала себя необыкновенно счастливой. Саднящая пустота, от которой она безумно устала за последние годы, исчезла, мир вдруг наполнился и стал гармоничным. И ведь только от того, что этот сумасшедший режиссер спал в ее комнате!..
Наутро Женя проснулась с чувством, что ей приснился хороший теплый сон. Вспомнив все, она тотчас подскочила и посмотрела на кресло. Оно было сложено, стопка белья аккуратно пристроена на подлокотнике. Ушел... И слава Богу.
Женя направилась в ванную. Пока чистила зубы, стояла под душем, силилась не плакать. Ничего не произошло. Ну, занесло беднягу нечаянно по старому адресу. Выкинуть из головы и тотчас забыть. Однако в горле стоял ком, а сердце словно сжали тисками. Господи, как я его ненавижу!
Когда Женя вышла из ванной, Туринский хозяйничал на кухне.
– Что ты опять тут делаешь? – воскликнула она от неожиданности, запахиваясь в банный халат.
Виктор Алексеевич покосился на ее оголенные коленки и невозмутимо произнес:
– Иди одевайся, соня, я жратвы принес, сейчас завтракать будем.
Нечего делать, она подчинилась. Поспешно приводя себя в порядок, подкрашиваясь и причесываясь, вдруг резко остановилась и решительно стерла помаду с губ. Что я делаю? Зачем? Хочу ему понравиться, что ли? Нечестно, постыдно. Он женат, и этим все сказано.
Уже без всякого энтузиазма Мордвинова облачилась в свою повседневную одежду: майку и шаровары. Пусть видит меня такой, нечего! Я ведь не всегда в вечерних нарядах щеголяю.
Она вышла на кухню, Туринский уже накрывал на стол. Он успел приготовить омлет с ветчиной и зеленью, настрогал салат из овощей, нарезал копченой колбасы и бекона. У Жени глаза на лоб полезли от такого изобилия. Режиссер по-хозяйски слазил в холодильник и достал оттуда бутылку водки.
– С утра? – удивилась Женя. Она ждала, что вот-вот вернется Аня.
– Чуть-чуть, для аппетита! – Туринский разлил водку по стопкам. – Налетай.
Женя опять подчинилась, удивляясь самой себе. Они выпили и со вкусом закусили.
– Там я вам накидал кое-чего, – жуя колбасу, сказал Туринский, – а то сунулся в холодильник, а там мышь повесилась. Евгения Тимофеевна, что так бедно-то?
– А то! – вскинулась тотчас Мордвинова. – Денег нет, не заплатили за месяц работы и неизвестно, оплатят ли вообще.
– Ну, ты не журись, дам я тебе денег. – Туринский снова разлил водку по стопкам.
– Еще чего! – Женя выпила не поморщившись. – У тебя я не возьму.
– А что так? Гордая, да?
Жене стало смешно, и она прыснула.
– Лучше расскажи, что это вчера было, – перевела она разговор.
– А что было? – режиссер округлил глаза. – Ничего не помню!
– Да как ты сюда попал, притворщик? – хохотала Женя.
– Через дверь, надеюсь, – лукаво улыбнулся Туринский. – Ну не помню я. Картину закончили, отмечали вчера с ребятами. Еще помню, как поехали к нашему оператору, там добавились. В общем, дальше провал. Но ты наворачивай, Женька, а то совсем что-то отощала, я смотрю.
– Ты мне зубы не заговаривай, Туринский. Как тебя на Потылиху занесло? – допытывалась захмелевшая Женя.
– Веришь, понятия не имею. Видно, автопилот сработал.
– Через пятнадцать лет?
– Не занудствуй, Евгения Тимофеевна. Говорю тебе, не помню. – Туринский слегка помрачнел. – Давай еще по одной!
Женя не возражала. Ей сделалось подозрительно хорошо, а она ведь знала, что завтра наступит расплата. Плевать. Так не хотелось нарушать это состояние, столь зыбкое и в то же время такое знакомое, только немного подзабытое.
Они больше не пили, только говорили и говорили. Туринский рассказывал о новом фильме, о монтаже, о предстоящей озвучке, о том, что хотел бы он увидеть в итоге. И, конечно, не обошлось без любимой темы: каким должно быть искусство.
– Знаешь, Женька, ты права, – горячился режиссер. – Я всегда доверял твоему чутью. Ты говоришь, что у меня пустые фильмы... Ну что ж... Я хотел создавать красоту, чтобы в каждом кадре – поэзия. Красивые лица актеров, крупные планы, психологизм. Но сейчас начал понимать, что мало, этого мало! Почитал тут "Мартиролог" Тарковского, его дневники. Он пишет, что искусство всегда религиозно, что истинная поэзия свойственна религиозным людям. Вот! – Он стукнул кулаком по столу. – Может, он хватил лишку, но в корне прав. Понимаешь теперь, почему нынешнее искусство в заднице?
Женя обдумала сказанное и изрекла:
– Пожалуй, в точку. Можно и так сформулировать. Вот этого мне не хватает в твоих фильмах: глубины, человечности, духовности, в общем...
Туринский посмотрел на нее просящее:
– Женька, давай вместе работать, а? Как раньше, помнишь?
– Я не работала с тобой, ты с кем-то меня путаешь, – ответила Мордвинова.
– Ну, не работала, помогала, – покладисто кивнул режиссер. – Давала умные советы, критиковала, помогала писать сценарии. Помнишь, я про неформалов снимал, ты предложила пустить за кадром песню Талькова?
– Не помню, – мрачно ответила Женя. – И не втравливай меня ни во что! Ты мне никто и звать тебя никак.
– Врешь ведь, – обезоруживающе улыбнулся Туринский. – Женька, я без тебя не сниму ничего путного. Думаешь, меня ослепили все эти международные награды, признание?
– А то нет? – поддела его Женя. – Ой, лукавишь, Туринский!
– Перед тобой – нет, – серьезно ответил режиссер. – Да, кругом дилетанты и бездари, разве кто правду скажет? Мне ты нужна, Женька...
Он смотрел на нее с тоскливой мольбой. Приписав вспышку сентиментальности водочным парам, Женя грубостью отгородилась от щемящего чувства, завладевшего ее сердцем.
– А ты мне не нужен!
– Опять врешь! И чего ты так психуешь все время?
– Хочешь снова все услышать? Напомнить?
Туринский устало махнул рукой и поднялся из-за стола.
– Ладно, не кипятись. Я пойду...
Они не услышали, как вошла Аня. Попрощавшись с Артемом у подъезда, она втащила в прихожую чемодан, прошла на кухню и остолбенела, застав там вполне боевые действия.
Женя кричала в отчаянии:
– Ты зачем меня мучаешь? Тебе что, это доставляет удовольствие?
Виктор Алексеевич отвечал в том же духе:
– Да я ведь хотел предложить тебе работу! Ты все переиначиваешь по-своему. Что ты вечно из меня монстра делаешь?
Женя безумствовала:
– Потому что ты и есть монстр! Иди к своей Анжелочке и трепи ей нервы, а меня оставь в покое! Благодетель нашелся: работу он предлагает!
Аня сочла необходимым вмешаться:
– Все, господа, брэк.
Схватив с вешалки куртку, Туринский выскочил из квартиры, с силой хлопнув дверью. Через несколько секунд он вернулся, сунул что-то в руку оторопевшей Ане и окончательно исчез. Аня вошла на кухню и с недоумением положила на стол перед застывшей мамой несколько пятитысячных купюр.
Концерт
Она едва дождалась минуты, когда осталась одна и смогла включить компьютер. Открыла почту, и пальцы ее запорхали над клавиатурой. В тему письма Аня поставила: «Не сочти за беспокойство!», а потом стала рассказывать об Италии, без подробностей, одни эмоции. Ничего личного, ни одного вопроса. Письмо доброму знакомому о поездке в Италию. Путевые заметки. Она сняла на телефон несколько наиболее удачных набросков и прикрепила фотографии к письму. На секунду задержала дыхание и кликнула на кнопку «Отправить». Все, теперь ничего не исправишь, дело сделано. Остается ждать...
Это оказалось самым трудным. Аня не могла лечь спать, хотя было уже поздно: надеялась, что Тим прочтет ее письмо и тотчас ответит. Он же ночами сидит за компьютером, работает. Ответит, если захочет, если сочтет нужным. Да, небольшое "если".
Она усилием воли заставила себя пойти в ванную и мыться не торопясь. Мама давно уже спала. Аня нарочно тянула время и долго сушила мокрые волосы под феном. Затем набросила на плечи халатик и вышла. Компьютер не был выключен, дрожащими пальцами она снова открыла почту, и сердце болезненно-радостно встрепенулось. Тим ответил!
Восторженная волна захлестнула все ее существо. Ну, просто как девчонка. Тим писал: "Тебя ждет билет на концерт легенды рока, американской группы "Guns N" Roses". Отвечай поскорее: концерт завтра!))" Она немедленно ответила: "Иду, конечно! Звони!" И он позвонил!
Они говорили, перебивая друг друга, взахлеб. Столько всего накопилось невысказанного, разного. Договорились встретиться пораньше перед концертом, который начинался в семь вечера, и зайти куда-нибудь попить кофе. Уже засыпая, Аня подумала, что они в разговоре опять ни разу не коснулись своих отношений. И правильно, зачем? Так хорошо, когда он есть...
На другой день проснулась поздно, и уже ничем не могла заниматься, только рылась в вещах на вешалах в поисках подходящего наряда и советовалась с Женей, что надеть, как причесаться. Тиму нравится женственный стиль, значит, прочь штаны и всякие джинсы. Только юбка или платье. Они перебрали с мамой десятки вариантов.
Женя не задала не единого вопроса. Аня не хотела пока говорить, с кем идет на концерт. Маме нравится Артем, это очевидно, на Тима она обижена из-за Ани. К тому же Тим не стремился и не стремится познакомиться с ней, будто нарочно избегая этой темы. Женя еще и поэтому настороженно относилась к нему.
– Добавь вот этот шарфик, – предложила мама, оглядывая Аню с головы до ног.
В конце концов остановились на темно-зеленом платье с открытыми плечами, на платье сверху накидывался тончайший изумрудного цвета шарф. Сапоги на высоком каблуке, их Аня надевала крайне редко. Волосы укладывались пенкой, как всегда, создавался объем и художественный беспорядок. Макияж едва заметный, искусный. Все-таки я научилась чему-то у гримеров.
Аня поняла, что мама догадывается, с кем встречается ее дочь. По лихорадочному блеску глаз, нетерпению и нервной дрожи. Что ж, потом все объясню, расскажу, она поймет. А не поймет, все же посочувствует.
Когда ехала на место встречи, думала с умильной нежностью: он купил дорогущий билет и ждал, когда я позвоню. А если бы не позвонила? Он что, чувствовал, что я прилетела в Москву? Разве он мог знать?
Выйдя из метро, Аня тотчас увидела Тима и задохнулась от радости. Подходя к нему, чувствовала, как дрожит все внутри и замирает сердце. В повязанной на голову черной бандане, в короткой куртке Тим казался совсем юным. Вот он заметил Аню, и в глазах его плеснулась радость.
– Привет, – поздоровалась она нарочито небрежно и спокойно. Однако чего ей стоило эта небрежность!
– Привет, – ответил Тим, улыбаясь. Он неуловимо дернулся, чтобы поцеловать ее, но не решился. – Идем сюда, я знаю неплохое местечко. И клуб здесь в двух шагах.
Они направились в кафе, где подавались блюда японской кухни, выбрали любимые Анины роллы и суши. Сразу взяли легкий, шутливый тон. Аня держалась непринужденно, рассказывала об Италии, но внутреннее волнение не улеглось, и она решила закурить, следя, чтобы руки не дрожали. Тим был не менее взволнован встречей. Он высыпал в чашку с кофе весь сахар, без конца все ронял и переворачивал, курил одну за другой сигареты. Несколько мгновений они, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза, будто спрашивали: "Как ты?" Потом говорили много, обо всем, кроме них самих.
– Ты изменилась, – сказал Тим, когда они вышли из кафе. – Стала спокойнее, сильнее.
"Знал бы ты!" – подумала Аня. Только ничего не испортить! Никаких выяснений отношений, никакого давления, помоги мне Бог! Возможно, Тим говорил себе то же самое. Он был предупредителен, нежен, внимателен.
Концерт превзошел все ожидания. Аня была в восторге: увидеть легенду западного рока, слушать их вживую! Иметь возможность разделить этот восторг с ним, с самым любимым и близким...
Звезды рока были в солидном возрасте, но энергия била из них ключом. Они завели зал, молодежь буйствовала на танцполе, люди среднего возраста тоже не устояли под напором буйного веселья. Праздник получился. Аня без конца улыбалась и ловила себя на том, что испытывает абсолютное счастье. Они выпили по коктейлю, свободно могли курить. Толкотня и грохот музыки будоражили нервы, но не раздражали. Тим сиял и, кажется, тоже был вполне счастлив.
После концерта, не сговариваясь, направились к нему. Сережа был в командировке, все складывалось в этот день как по мановению волшебной палочки. Бывают же такие моменты в жизни, почему мы забываем о них потом? Их с порога кинуло друг к другу. Истосковавшиеся руки, губы, тела искали потерянного приюта. И не надо думать, что наступит завтра со всеми сложностями бытия. Есть только теперь, сейчас...
