Текст книги "Такое кино (СИ)"
Автор книги: Ольга Тартынская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Тартынская Ольга
Такое кино
Моим девочкам
Середина 90-х.
Это случилось внезапно. Впрочем, такие вещи всегда поражают внезапностью. Он пришел какой-то другой. Прошел в комнату, растерянно огляделся и сел на диван, потирая лицо руками. Она высунулась из кухни, весело приказала:
– Быстро мыть руки и за стол! Мы заждались тебя! – и снова метнулась на кухню.
Он стиснул голову ладонями и застонал. Не дождавшись его, Женя снова заглянула в комнату.
– Витька, ну стынет же все, надо совесть иметь!
Она замерла на пороге, обожженная его взглядом, кричащим от боли.
– Что случилось? – Сердце ее упало. В глазах Туринского стояли слезы.
– Ты только помни, что я любил тебя и Аньку. Очень. – Он будто всхлипнул, но тотчас встряхнулся, вскочил с дивана и стал лихорадочно собирать бумаги и документы у себя на столе.
– Ты в опасности? Тебе что-то угрожает? – спрашивала Женя, но он не отвечал, только мотал головой: нет.
– Тогда что?
Туринский молчал. Он рылся в ящиках стола и на книжных полках, торопливо пихал в сумку какие-то бумаги, книги. Когда он схватил кофр с камерой и направился к двери, Женя испугалась окончательно. Она шла за ним следом, ничего не понимая.
– Вить, а ты куда? – удивилась Анька, выглянувшая из своей комнаты.
Он не ответил девочке, только на миг задержался на пороге и обвел их прощальным взглядом. Лицо его дергалось, а на губах застыло страдальческое выражение. Женя, холодея от предчувствия, жалобно спросила:
– Вить, а ты когда вернешься?
– Я не вернусь, – ответил он и хлопнул дверью.
Они остались стоять, по инерции глядя на дверь, обитую коричневым дерматином. Одни-одинешеньки во тьме чужого города. Без него. Без него...
ЧАСТЬ 1. ЮБИЛЕЙ.
Тревожные звонки
– И что ты ему сказала?
– Да что? Не хочешь, говорю, не надо! Не очень-то и хотелось!
– А сама ревешь?
– И ничего не реву! Сто лет не виделись, и еще столько бы не видела. Подумаешь, режиссер мирового масштаба! Тарковского из себя строит, а сам пустышка, ноль! Все его Пальмовые ветви и Золотые львы – дутая величина!
– Да ты так не переживай, Жень! Ну не придет, занят, на нем свет клином не сошелся. Ты лучше скажи, Сашка из Киева приедет?
– Вроде обещал. Ладно, Свет, у меня еще куча дел. Господи, и зачем я все это затеяла?
– Надо, Жень, так принято. Ничего, справишься. Всего неделя осталась – и все позади.
– Ну да, вся жизнь позади. Пока, Свет.
Она положила трубку и все же разревелась.
Не ожидала от себя Женя Мордвинова, что так болезненно встретит эту дату. Столько лет забывала о возрасте, жила себе и жила, вполне все устраивало, и тут на тебе. Да об этом нужно исследования писать всяким там психологам или психоаналитикам! Звонить во все колокола, предупреждать беспечных дамочек!.. Впрочем, может, и пишут, она ведь все равно не читает.
Конечно, есть о чем горевать. Женя всегда чего-то ждала от жизни. Чуда ли, сюрпризов или подарков судьбы? Но большая половина ее существования прошла в этом странном ожидании. А теперь все, точка. Ждать больше нечего. Чудес не бывает, а жизнь прошла мимо. И нужно было дожить до юбилея, чтобы это понять? Теперь, когда все позади, необратимо позади?
Женя почувствовала, как слезы снова градом покатились по щекам. Да что же это такое? Чего доброго, до юбилея она вся проквасится, попухнет, как после долгого сна или запоя, а ей надо выглядеть! Она взяла со стола зеркало и внимательно рассмотрела свое лицо. Как-то по-новому, отстраненно.
Нет сомнений: юбилей не за горами. Да, еще сохранились в этих чертах следы прежней красоты, но что с ними сталось? Глаза потускнели. Если не красить ресницы, их и не разглядеть. Губы сделались тонкими, стервозными. Опять же, не рисуй Женя контур попухлее, не подкрашивай подходящей помадой, вместо рта было бы одно название. Морщины и морщинки... От них никуда не денешься. Можно лишь сделать менее заметными, чего Женя и добивается при помощи разных дорогих кремов. Брови тщательно нарисованы, но сейчас так делают и молодые. Выщипывают напрочь свои родные и рисуют новые, нужной формы. Шея... Давно ли она снисходительно выслушивала от мужчин самые цветистые комплименты горделивой осанке и стройной, как у балерины, шее? Да что уж теперь!
Женя с раздражением хлопнула зеркало об стол. Благо скатерть толстая, зеркало не разбилось. Что пользы ждать чудес в таком возрасте? Пора вписывать себя в разряд пенсионерок, хотя до пенсии еще жить и жить.
Зазвонил телефон, и Женя озадаченно посмотрела на него: она не ждала ничьих звонков.
– Алло? Это кладбище? – спросил заторможенный женский голос.
– Да, пожалуй...– горестно вздохнула Женя и тотчас поправилась: – Нет, вы ошиблись!
– Извините.
Углядев в этом звонке некий символ, она и вовсе расстроилась. Собравшись уж было снова расплакаться, вспомнила, что нельзя опухать. Схватила телефон, набрала номер дочери:
– Ань, как дела?
– Привет, мам! Как всегда, запарка. У нас косяк!
За ее голосом Женя слышала распоряжения второго режиссера, дававшиеся по рации: "Девочки, костюмерный департамент! Перекостюм. Сцена двадцать пятая".
– Чей косяк, мой? – обеспокоилась она.
– Не знаю, может, и твой. Погоны проколотыми оказались, на крупном плане видно.
– Ну, интересное кино! Денег же не дают на новые! Вот я и исхитрилась: звездочки лишние сняла, думала, незаметно будет. – Женя еще больше расстроилась. – И что теперь?
– Будут затирать за мой счет. Да ты не переживай так. Сама знаешь, как Вилинская работает на площадке! Все приходится делать за нее, и ничего, все сходит с рук! Прорвемся! Ладно, мам, мне пора. До завтра.
Аня отключилась, а Женя еще долго задумчиво держала трубку возле уха. Завтра ее смена на площадке, будет расхлебывать всю эту кашу.
Мордвинова "работала в кино", как шутили они с дочерью. Это Аня, ассистент художника по костюмам, притащила засидевшуюся дома маму на студию, пристроила возле себя костюмером. Жене понравилась суета производственного процесса, напомнила ей молодость, карьерный взлет, когда после ленинградского университета она делала на телевидении интересные программы о дворянских усадьбах, об истории старинных дворянских родов.
А началось тогда с ее собственной семьи. После перестройки многие заинтересовались своими корнями, нарыли благородных предков и сделались вдруг дворянами. Женя всегда знала, из какой она семьи. Бабушка много рассказывала, показывала бережно хранимые фотографии в альбомах, переживших блокаду. Красивые женщины в старинных платьях с затейливыми прическами были ее двоюродными прапрабабушками. Мужчины в эполетах, в различных мундирах царской гвардии, дети в кружевных чепчиках, длинных рубашонках или платьицах, сидящие на стульях или на руках немецкой бонны. Прелестное дитя в матроске и белой юбочке – это бабушка. Здесь ей десять лет. Через два года грянет революция и сметет с лица земли тот жизненный уклад, который всегда казался Мордвиновой таким уютным, достойным и красивым.
Теперь эти альбомы хранятся у Жени. Она забрала их после смерти мамы и увезла с собой в Москву. С Питером ее больше ничего не связывало...
Анька родилась, когда Женя была студенткой последнего курса журфака. Влюбилась без ума в сокурсника, тот казался ей прекрасным принцем. До той поры, пока не узнал, что Женя беременна. Истинный облик избранника так изумил бедняжку, что она тотчас прогнала полинявшего принца вон и навсегда.
Мама категорически запретила аборт, даже отца на помощь призвала, хотя Женя умоляла не говорить ему. Кадровый военный, полковник Мордвинов бывал подчас бескомпромиссным до жестокости. Оба они сумели убедить дочь, что надо рожать и никак иначе. Зато когда появилась внучка, обожали ее, возились с ней, воспитывали, лечили, водили в детский сад, пока Женя доучивалась, а потом пробивалась на телевидение.
Аньке было шесть лет, когда Женя переехала к нему на Литейный. Дочку оставила у родителей, на время. Там хорошая школа, утешала она себя, дитя под присмотром.
Ах, как славно им жилось тогда на Литейном в двух смежных комнатках коммунальной квартиры! Можно сказать, по-барски жилось. В комнате что побольше располагалась гостиная, она же столовая и кабинет. Смешная выдвижная дверь отделяла ее от спальни, вполне уютной и вовсе не такой уж крохотной. Туринский тогда снимал документальное кино. Молодой, подающий надежды режиссер имел за спиной неудачный брак и не стремился пока связывать себя новыми узами. Да Женя и не настаивала, понимая, как важна для художника свобода.
Когда распался Союз, в девяносто первом, умер Женин отец. Сердце не выдержало крушения всего, во что верил и чему служил полковник Мордвинов. Мама тяжело переживала его смерть, и теперь отнять у нее Аньку было немыслимой жестокостью. Туринский же решил перебраться в Москву. К тому времени он снял два разоблачительных фильма о коммунистах и замыслил широкое художественное полотно о современных молодежных группировках. Для осуществления замысла намеревался покинуть родной Ленинград и обосноваться в Москве. Женя отправилась за ним. К тому же работу на телевидении она давно потеряла: ее передачу закрыли.
Аньку до поры решила оставить у мамы, собираясь забрать ее, как только устроится с жильем. Она и помыслить не могла, при каких трагических обстоятельствах придется увозить дочь. Мама умерла неожиданно, практически на руках десятилетнего ребенка! До сих пор сердце Жени сжимается при мысли о том, что пережила в те дни ее бедная девочка!
Все кругом стремительно менялось, рушилось, распадалось... А Туринский благополучно пережил упадок кино, пробавляясь видеоклипами и рекламой, в конце девяностых успел прогреметь фестивальным кино и теперь, обладатель престижных премий, оставался одним из ведущих кинорежиссеров. Женя не раз давала себе зарок не думать о нем, но все же покупала журналы и со смешанным чувством читала светскую хронику, в которой нет-нет да мелькнет его имя. Она сбилась со счета, сколько подружек за эти годы поменял Туринский. На ком-то из них женился. Журналистская братия всякий раз услужливо сообщала граду и миру о новом приобретении культового режиссера, и Женя придирчиво разглядывала цветные фотографии из глянцевых журналов. Избранницы Туринского делались все моложе, сам он мало менялся, лишь обзавелся благородной сединой.
Фильмы его Жене откровенно не нравились. Она называла творческие поиски своего бывшего возлюбленного претенциозным выпендрежем. Однако тосковала по прошлому, по тем временам, когда они жили на Литейном и иногда устраивали себе маленькие праздники с чудом добытой бутылкой "Ркацетели", свечами и томиком Мандельштама. Тогда они были вдвоем, никаких шумных богемных друзей, песен под гитару и споров до утра сквозь табачный дым. Вдвоем...
Снова зазвонил телефон, выводя из забытья, и Женя вздрогнула и едва не выронила из рук трубку: это был он!
– Женька, ну не дуйся! Не ожидал, что позвонишь, ей-богу! Я сейчас в Праге снимаю, все планы к черту летят, не вписываемся! Но я тебя поздравляю! С чем только, забыл.
– И я не знаю, – сердито ответила взявшая себя в руки Женя. – Юбилей у меня через неделю, если ты про это.
– Ну, прости, – хмыкнул Туринский. – Не знал, что ты такая старая.
– В свой паспорт посмотри! – возмутилась Мордвинова. – Ровесники ведь. Или не тебя страна так громко чествовала пару месяцев назад?
Туринский присвистнул:
– Завидуешь, Женька? Не завидуй, все тлен и суета. – И, не слушая возмущенных восклицаний Мордвиновой, он заторопился: – Все, мать, пока: у меня мотор.
Женя опять не удержалась от слез. Что ж это такое? Господи, да пусть не приходит! К чему ей, "такой старой", видеть его процветающую физиономию? О чем с ним говорить, с забронзовевшим, оторванным от жизни простых смертных? Однако будет! Она опять ревет! Точно ведь за неделю проквасится как старые дрожжи.
И почему она не вышла замуж хотя бы за того же Сашку? Он, конечно, совсем мальчишка был тогда. Сколько ему теперь, тридцать шесть? Были и еще поклонники, да все какие-то мелкие, скучные...
Будь он неладен, этот Туринский! Из-за него вся жизнь насмарку, все испортил, исковеркал... Можно ли было любить кого-то после него?..
Женя опомнилась, когда всласть нарыдалась и выглядела, как мятая подушка. Она решительно поднялась и отправилась на кухню. Где-то тут, в холодильнике, валялась гелевая маска для снятия отеков на лице. Мордвинова натянула на лицо пластиковую емкость на резинке. Зеленая полумаска приятно холодила, успокаивала кожу и нервы Жени, вконец расстроенные предстоящим юбилеем.
Два незнакомца
Аня вышла из костюмвагена и присела на раскладной стульчик покурить. Она не любила работать на натуре еще с тех времен, когда вкалывала костюмером. Однако некого было послать: второй ассистент работал на подготовке, а у Жени, которая ей очень помогала, выходной. Нужно было отпустить, пусть хлопочет о своем юбилее, она так волнуется...
Мысли у Ани были невеселые. И, конечно, о нескладывающейся собственной судьбе.
Она знала, что киношные связи коротки и преходящи. На ее глазах столько родилось и угасло самых отчаянных бурных романов! Казавшаяся вечной, любовь мгновенно иссякала, когда заканчивался проект. Нет, все было по-настоящему, только в очень сжатые сроки. Люди знакомились в подготовительный период или в начале съемочного процесса. Выезд на натуру или, еще лучше, экспедиция куда-нибудь к южному морю весьма сближают. Романы завязываются по-киношному стремительно. Месяц, два, много три – съемки окончены (если это не бесконечный сериал), и группа распускается. Хорошо, если потом влюбленные попадут в один проект, тогда связь не сразу прервется. Но как только судьба разводит их, любовь без подпитки умирает. И вовсе не от легкомыслия это происходит и не от мимолетности.
У киношников просто нет времени на личную жизнь! Если, конечно, ты востребован. Если есть работа, все твое время занято ею. Начало смены в восемь и в шесть утра, домой приползаешь в одиннадцать ночи. Это в лучшем случае. Когда съемки за городом, то и в час и в два. А утром опять смена. Выходной всего один, и это не обязательно воскресенье. Как при таких условиях иметь семью или любимого человека? Вы просто не будете видеться и рано или поздно расстанетесь...
Да, знать одно, а на себе испытать – совсем другое. Однажды, еще будучи костюмером, Аня влюбилась в оператора, женатого причем. И что ж? Был волшебный месяц в кубанской станице, где снимались несколько серий очередного "мыла". В свободное время группа наслаждалась морем и домашним вином, свежепойманной рыбой и фруктовым изобилием. Аня впервые полетала на вертолете, с которого велись съемки. Оператор писал ей трогательные эсэмэски, трогательно ухаживал. Казалось, невозможно будет расстаться. Но сериал досняли, запустили на телевидение, и все. Все! Поначалу он писал, звонил. Заскакивал к Ане на площадку на несколько минут. А потом все реже, реже. Аня сама попросила больше ее не беспокоить. Больно и ненужно...
Костюмеры одевали массовку, снималась сцена на детской площадке. Аня заглянула в вызывной лист: не забыли ль чего. Актеры были уже готовы, ждали мотора.
– Готовимся к съемке! Поправляем грим-костюм! – скомандовал по рации второй режиссер.
Костюмер Маша торопливо выправляла воротничок гимнастерки главного героя, который терпеливо ждал.
Аня не любила актеров-мужчин. Особенно вызывали брезгливость звездульки, играющие в сериалах крутых парней. Вспомнился некто Эдик Фторов. Он устраивал истерику из-за бронежилета, а их на сериале катастрофически не хватало. Приходилось выкручиваться, снимать с вышедших из кадра актеров и надевать на других. Такой мужественный, сдержанный и немногословный по роли, Эдик, брызгая слюной, орал на костюмеров, топал ногами. Омерзительно.
Сейчас, слава Богу, главного героя играет известный молодой актер Саша Дронов, любимец всей группы, веселый паренек. Да и проект поинтересней монотонных сериалов. Скорее, это многосерийный фильм. И качество иное, и картинка, и фактура.
Бесспорно, интереснее всего работать на полном метре. Там все серьезно и задачи иные. Похоже хотя бы на творчество, искусство...
Во время перерыва, когда привезли обед, в костюмваген забрались "светики" погреться и кофе попить. Ноябрь на дворе. Вроде бы солнце, а холодно. "Светики" всегда ведут себя хамовато, их надо окорачивать. Вот и теперь: попили чаю и собрались закурить.
– С ума сошли! Костюмы же здесь! – сделала замечание Маша.
Потом заглянули гримеры посплетничать. Теткам уже за пятьдесят, всю жизнь в кино, обо всех все знают. На площадке сухой закон, но если холодно, можно позволить себе глоток коньяка, чтобы согреться. Фляжка гримера Наташи пошла по кругу. Вообще-то гримера звали Натальей Сергеевной, но кого в кино величают по имени-отчеству? Разве что особо уважаемых режиссеров, операторов или продюсеров. Здесь само понятие возраста размывается.
Поедая без аппетита гречку с мясом из пластикового лоточка, Аня краем уха слушала сплетни и думала о своем. В последнее время мама все чаще стала говорить о назначении женщины, о скоротечности жизни, о том, как опасно рожать после тридцати. Да кто ж спорит? Пора что-то решать, устраивать свою жизнь. Но как? Бросить кино? Иначе никак.
В кино работают, в основном, прирожденные одиночки или те, у кого уже все позади, дети выросли, и нечего больше ждать, кроме пенсии. Ну, еще семейные пары. Они окунаются в иллюзорную жизнь, тратя на нее все свое время, будто бегут от реальности. Их жизнь – это работа. Но у Ани непременно возникает обломовский вопрос: "А жить-то когда?" Ей хочется еще писать картины, путешествовать по миру, делать что-то своими руками. Пока работаешь в кино – это невозможно. А тут семья...
Если уходить из кино, то куда? Как-то так сложилось, что сразу после швейного лицея Аня попала на съемочную площадку в качестве костюмера. И задержалась... "Вот, до ассистента доросла", – с горечью подумала она. Кино затягивает как трясина. Особая атмосфера, иллюзия общего дела, возможность видеть результат ...
После перерыва снимали трюки. Аня так и не привыкла к казавшемуся ей бессмысленным риску на площадке. Над ней посмеивались операторы и дольщики, но она ничего не могла с собой поделать. Всякий раз либо уходила подальше, если было можно, либо закрывала глаза руками. Невыносимо было смотреть, как молодые ребята падают с высоты, скатываются по лестнице, прыгают в огонь. Ради чего этот чудовищный риск? Стоит ли сомнительный продукт, получаемый в итоге, такой цены?
Гремели выстрелы, детскую площадку затянуло дымом. Пиротехник Максим носился туда-сюда, создавая дымовую завесу. На площадке работал незнакомый каскадер, дублирующий главного героя.
– А где же Миша? – спросила Аня у гримеров.
– Ты как думаешь? – воскликнула Наташа. – Перелом голени, в больнице!
– Но ведь у нас еще не было сложных трюков! – огорчилась Аня. – Как же его угораздило?
– На тренировке где-то поломался. Слава богу, не у нас! – ответив, Наташа направилась к актеру поправить грим.
– Еще дубль! – донеслось из рации.
Снова пытка. А с площадки не уйдешь, нужен контроль. Аня крепко зажмурилась.
– И чего мы боимся? – услышала она над ухом и, вздрогнув, открыла глаза.
Перед ней стоял высокий худощавый мужчина и с участливой улыбкой смотрел на нее. Аню поразили его глаза: зеленые, как и у нее, с какой-то едва уловимой сумасшедшинкой.
– Не могу видеть, как они падают, – сердито ответила она и отвернулась, следя за происходящим на площадке.
– Понял, – усмехнулся незнакомец. – Сейчас исправим.
– Как? – невольно удивилась Аня.
Зеленоглазый наклонился к ней и доверительно прошептал:
– Княжна, вам стоит только пальчиком пошевелить, и все будет по-вашему!
Аня посмотрела на него с холодным недоумением. Она знала, что в группе ее называют "княжной". Только не понимала, почему. Вряд ли кто знал о ее далеких предках, разве что фамилия... Она не была неженкой и белоручкой, пахала, как все, таскала огромные кофры и сумки с костюмами. Стирала, шила, когда это требовалось. Носилась по сэкондхэндам, подбирая нужные для проекта вещи. Ну, разве что не позволяла излишней фамильярности в обращении с собой. Господи, да она уже ругаться стала, как извозчик, чтобы только разрушить этот пафосный образ "княжны" Ничего не помогало. Мужчины на площадке непременно оказывали ей знаки внимания: предлагали подвести после ночной смены, дарили цветы, угощали сладостями, преследовали чрезмерной заботой и тоскливыми взглядами. Бабушка бы сказала, что надо соответствовать.
– Так что же? – шепнул незнакомец, едва не коснувшись губами ее уха.
Аня невольно отстранилась и равнодушно ответила:
– Боюсь, моего желания будет недостаточно.
Зеленоглазый усмехнулся еще раз и произнес:
– Хотите проверить?
– Что? – подняла брови Аня.
– Могущество вашего слова.
– Нет, – качнула она головой, всем своим видом показывая, что не имеет охоты продолжать этот пошлый диалог.
– Утепление актерам! – прозвучала спасительная команда, и Аня рванулась в костюмваген за теплыми вещами.
Конечно, она могла и не делать этого: Маша и Люда, помогающая костюмерам, уже бежали к актерам с куртками наперевес. Однако надо же было как-то отвязаться от зеленоглазого пошляка. Она набросила пуховик на плечи Саше Дронову и краешком глаза проследила, как незнакомец, несколько помешкав, направился к режиссеру, сидевшему за плейбеком.
Новый дублер, отыграв сцену, пошел к костюмерам переодеваться. На нем был костюм Саши Дронова, которого он дублировал. Ане пришлось помогать ему: Маша и Люда были заняты массовкой. Снимая гимнастерку, парень поморщился: верно, ему досталось-таки, живого места нет.
Принимая от него одежду, Аня засмотрелась на широкие плечи и мощный торс. Да, такая фактура даже среди актеров не часто встречается. Парень не был красавцем в пошлом смысле этого слова: длинные русые волосы с пробором посредине, впалые щеки, высокие скулы, на удивление умный взгляд. Однако вся его фигура излучала мощь и спокойную силу.
– Зачем вы это делаете? – неожиданно для себя спросила Аня, отчего-то краснея.
– Что делаю? – натягивая свитер на красивое тело, спросил каскадер.
– Зачем так рисковать? Вам не хватает остроты жизни? Скучно?
Парень внимательно посмотрел на нее, и Аня поняла, что он значительно старше, чем казалось. Явно ему было хорошо за тридцать, а не двадцать пять, как ей представлялось раньше.
– И что за профессия – ломать руки-ноги с сомнительной целью? – Кажется, ее несло.
– Я не каскадер, – спокойно ответил мужчина. – Но бывает, подрабатываю трюками. Как сейчас, например.
Аня оторопела:
– А кто же вы?
– Меня зовут Тимофеем, но лучше просто Тим. А вы – Аня, я знаю. В основном, я монтирую и делаю фильмы о фильмах. Когда есть заказы. Еще пишу музыку. А на этом проекте я вообще-то осветитель.
"Странно, почему я его ни разу не видела?" – подумала она.
Тим убрал волосы под бандану и превратился в роскошного пирата. Натянув куртку с капюшоном, он благодарно кивнул Ане и вышел из вагончика. Аня проводила его взглядом, потом взяла гимнастерку и поднесла к лицу. Обычно она страдала от запахов, особенно когда приходилось одевать массовку.
– Почему они не моются перед съемками?! – обычно стенала она. – Это нестерпимо: запахи, запахи!
Гимнастерка Тимофея не пахла ничем, хотя он прыгал в ней, падал, взбирался на лестницу. Едва уловимый, отдаленный, тончайший отголосок хорошего парфюма. Просто невероятно! Аня вздрогнула и бросила гимнастерку на стул: в вагончик вошел Саша Дронов.
– Аня, я забыл, что принес вам с Машей кое-что! – воскликнул он, доставая из-за спины бутылку дорогого виски и шикарную коробку конфет.
– По какому поводу? – улыбнулась Аня, принимая дары.
– Вчера у меня был день рождения! Вот, решил проставиться.
– Спасибо, – ответила Аня. – Давай и выпьем вместе после смены!
Сказала и пожалела. Во-первых, обещала маме помочь с магазинами, во-вторых, знала, как проходят подобные мероприятия. В группе не было интересных для нее людей, а смотреть, как по-свински напиваются, и слушать причудливый мат желания не было. Однако Аня вспомнила о Тимофее и на всякий случай решила задержаться после смены.
