Текст книги "Такое кино (СИ)"

Автор книги: Ольга Тартынская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Ответные меры

 Им так и не заплатили за два месяца работы. Ада Васильевна торопилась, выжимала из группы все соки, кормя обещаниями. Много говорила о долге, совести, о чести, которая выпала всем участникам проекта «Жуковский», о добрых делах и Божьей благодати, которая снизошла на нее. Она приводила на съемки священника в качестве консультанта и подолгу беседовала с ним. В последний съемочный день никто даже не заикнулся о «шапке». И так все ясно: денег нет. Все устали, все вздохнули с облегчением, ни на что не надеясь. Только операторская группа была уверена, что их не обманут.

В костюмерном департаменте состоялся совет. Художник по костюмам устранился. Он свое получил, у него три проекта одновременно и некогда заниматься ерундой. Его ассистент Марина собрала костюмеров в их пыльной, забитой хламом костюмерке на "Мосфильме" на чай и произнесла речь:

– Судя по всему, платить нам опять не собираются.

Мордвинова завелась с ходу:

– Интересное кино! Что ж мы им в насмешку, что ли, дались? Люди работали, вкалывали добросовестно, честно, перерабатывали сплошь и рядом, а им – шиш?

– Ее бы устроило, если б мы вообще бесплатно работали, – сказала второй костюмер Даша, похрустывая печеньем.

– А мы и так бесплатно трудились! Или нет? – взвилась опять Женя.

– Ну, нам все же оплатили один месяц, – спокойно отвечала Марина, заваривая себе какой-то специальный чай.

– И что делать? – задалась вопросом костюмерная команда.

– Я однажды уже сталкивалась с такой ситуацией, – ответила Марина, выкладывая пакетик с чаем на блюдце.

– Как это? – удивилась Даша.

– Очень просто, – с тем же олимпийским спокойствием ответствовала Марина. – Арестуем костюмы.

– Арестуем? – не поняли костюмеры.

Ассистент разъяснила:

– Забирем костюмы с фильма, увезем куда-нибудь и не вернем, пока нам не заплатят.

– Отличная идея! – воскликнула Женя. – Только вот сработает ли?

Марина философски пожала плечами.

– А если все же не сработает? – настаивала Мордвинова.

– Ну что ж, тогда ничего нельзя будет сделать. По крайней мере, мы сможем сдавать их в прокат и таким образом хоть что-то компенсируем: костюмы все же исторические, дорогие.

Женя знала, что есть люди, которые живут прокатом реквизита и костюмов. Аня изредка практиковала это. Скажем, снимаются какие-нибудь сапоги сороковых годов прошлого века, за их прокат хозяин получает тысячу рублей в день. Одна знакомая Ани имеет дома целый склад такого барахла и этим живет. Конечно, у нее связи, контакты, ее все знают. Ведь в кино почти все решают связи и свои люди.

Дальше предстояло решить, куда везти костюмы и на чем. Опять выручила Марина.

– Давайте все сложим по сумкам, и я отвезу их к себе на дачу.

Это было разумное решение. Костюмеры тотчас согласились и, вымыв чашки, взялись упаковывать сюртуки, панталоны, галстуки, эфирные бальные и повседневные платья, шали, шляпки и цилиндры в большие сумки, портпледы, кофры и картонные коробки. Изрядно повозились. Потом помогли Марине перетащить все это в ее машину.

– Нужно, чтобы кто-то из вас поехал со мной и там помог все перетаскать и устроить.

Женя вызвалась ехать. Расставшись с Дашей у проходной "Мосфильма", они сели в машину и тронулись в путь.

– И все-таки я не понимаю, – снова заговорила Женя о наболевшем, – как это возможно: взять и не заплатить людям за работу? Это как вот? Как она потом живет, с такой совестью-то?

Марина улыбнулась, чуть покосившись на спутницу, и ответила:

– Это капитализм, о какой совести может идти речь?

– Да, но ведь есть же какие-то пределы, хоть какие-то нравственные понятия и при капитализме? Или нет?

– Деньги – вот единственное понятие при капитализме. Женя, ты будто только что родилась! – Марина посмотрела на нее с любопытством.

– Не хочу жить в таком мире... – отчаялась до слез Мордвинова.

У Марины зазвонил мобильный телефон. Она глянула на дисплей и, держа руль одной рукой, проворковала в трубку:

– Да, дорогой...

Жене было неловко слушать чужой разговор, к тому же она всегда нервничала, когда водитель за рулем говорил по телефону. Марина мурлыкала, договариваясь с кем-то о встрече. Закончив разговор, она нежно пролепетала:

– Любимый звонил...

Мордвинова знала, что у Марины есть семья: муж, дочь. Муж домосед, он ведет хозяйство, воспитывает дочь, пока Марина зарабатывает деньги в кино, скача с одного проекта на другой. Где-то он работает тоже, но времени свободного у него гораздо больше, чем у жены. При всей своей занятости Марина успевала еще и вести бурную личную жизнь.

Женя смотрела на нее с тоскливой завистью: почему я не могу так? И ведь не скажешь, что Марина молода и прекрасна. Конечно, она стильно одевается, короткая стрижка ее освежает, легкая округлость добавляет шарма. Да и сама по себе Марина – интересный человек. Но не это главное. Видимо, есть в ней некая внутренняя свобода, позволяющая ей так легко жить, любить.

Мы сами выбираем, как нам жить. У Марины есть силы и на работу, и на дом, и на любовника, даже на бальные танцы. А я? Старая ощипанная курица. Ношусь со своей такой же старой любовью, как эта курица с яйцом. Женя крепко задумалась. Весь оставшийся путь они молчали.

Приехали на дачу, когда уже вечерело. Вышли из машины, и Женя, вдохнув в себя пьянящий чистый воздух, ахнула:

– Красота!

За городом вовсю благоухала весна. В Москве ее совсем не чувствовалось, а здесь... Женя всегда чутко воспринимала пробуждение природы, просыпаясь вместе с ней каждую весну с надеждой на призрачное счастье. Живительный воздух оттаявшей земли вновь взбудоражил ее.

Марина открыла ворота и заехала на участок. Домик был небольшой, но уютный, участок вполне ухоженный.

– Муж хозяйничает, – пояснила Марина.

Первым делом они перетаскали сумки на чердачный этаж. Изрядно попотели: наверх вела узкая и крутая лестница. Потом Марина поставила чайник, достала из кухонного шкафчика кокетливые чашки, из пакета, привезенного с собой, вынула печенье и коробку шоколадных конфет, пригласила Женю к столу.

– Вы не волнуйтесь, – заговорила Марина, когда они уселись поудобнее за столом, – ваши телефоны я знаю, как только будут новости, позвоню. У меня есть некоторые идеи, кому можно предложить костюмы. Деньги за прокат поделим поровну.

Мордвинова кивнула, думая о своем.

– Марина, ты счастлива? – неожиданно спросила она.

Марина удивленно улыбнулась:

– Ого, как глобально! Ты философ, Женя?

– Да нет, просто неудачница, – ответила Мордвинова мрачно.

Марина плавными округлыми движениями наливала чай.

– Нельзя так говорить, – заметила она усаживаясь. – Ведь ты прожила большой отрезок жизни, у тебя замечательная дочь, интересная работа. И, наверное, милый друг? Я сужу по тому, в какой форме ты находишься. Одета к лицу, выглядишь свежо. Тебя не обижает, что я так говорю?

– Да нет, конечно, – усмехнулась Женя.

– Так милый друг у нас имеется? – лукаво улыбнулась Марина.

– Нет, милого друга не имеется, – сокрушенно тряхнула головой Мордвинова.

– Ой, это не может быть для тебя проблемой! Ты хорошо выглядишь, прекрасно сохранилась, стройная... Поверь, все проблемы в нас самих и только.

– Я знаю.

Они помолчали. Совсем стемнело, и пора было возвращаться в Москву.

– Эх, устала, – потянулась Марина. – Сейчас бы легла и уснула!

– Так ложись, я доберусь как-нибудь... – предложила Женя.

– Нет, у меня свидание нынче, – кокетливо ответила плутовка.

Как хочется свидания весной, со вздохом подумала Мордвинова.

– А что же ты говоришь дома? – спросила она не подумав.

– Меня не спрашивают ни о чем, – ответила Марина. – Я ведь часто прихожу домой утром, после ночной смены. Кто там разберется: одной сменой больше, одной меньше...

Они ехали в город, и Женя думала, что не хотела бы никого обманывать. Она рождена верной, любящей, постоянной, только вот, оказалось, не нужна никому такая ...

Марина высадила ее у метро. Они распрощались, и Женя почувствовала страшную тоску. Домой ехать не хотелось: там ее ожидало одиночество. Женя достала мобильник и набрала Светкин номер:

– Свет, так хочется напиться!

Преданная подруга сразу все поняла:

– Жень, а приезжай ко мне, вместе и напьемся!

ЧАСТЬ 3.ПЯТЬ ПУДОВ ЛЮБВИ

В космических высях

  Артем пригласил Аню в Дом кино на премьеру фильма, к которому имел непосредственное отношение как продюсер. Фильм показался ей вполне сносным, снят он был со вкусом, прекрасная операторская работа. Не взволновал, но тут уж ничего не попишешь. Все-таки она отточила восприятие на фильмах Феллини, Гринуэя, Жулавски.

Потом был банкет для съемочной группы и особенных гостей. Ненашев постоянно находился в центре внимания, как именинник. В его честь без конца пили здравицы, без конца щелкали фотоаппараты. Аню разглядывали с наглым любопытством. Одна из актрис, этакая рыжая кошка, просто ела ее глазами. "Счастье, что я одета к лицу и выгляжу неплохо, – подумала Аня, – а то бы провалилась сквозь землю!"

Очень скоро все напились до полного раскрепощения, и рыжая подошла к Ане.

– Давай знакомиться. Я Лера.

– Аня, – ответила без всякого выражения.

Рыжая исполняла в фильме одну из главных ролей. Ане даже понравилась ее игра, такой непосредственной, органичной была она в кадре.

– Ты ему кто? – с места в карьер начала Лера, указывая на Артема, которого пылко обнимал какой-то пожилой импозантный мужчина.

"Конь в пальто", – едва не вырвалось у Ани, но она вовремя прикусила язык. Ответила туманно:

– Приятельница, скорее всего.

– Не гони, сразу видно, что спишь с ним. Он носится с тобой, как с принцессой.

"С княжной", – хотела поправить Аня, но опять вовремя одумалась. Лера налила себе и Ане коньяка, чокнулась с ней и выпила.

– Актриса? – был следующий вопрос в анкете.

– О, нет! – Аня ответила слишком поспешно и, боясь обидеть Леру, добавила: – Я работаю по костюмам.

– Художник? – рыжая дунула на длинную челку, падающую ей на лицо. – Рисуешь?

Аня помедлила с ответом:

– И это тоже.

– Интересно, наверное? – Актриса была сама непосредственность не только на экране.

Ане она начинала нравиться.

– Трудно сказать, – ответила она на непростой Лерин вопрос. – Понимаешь, в кино нет перспектив роста.

– Как это? – удивилась Лера. – Фильмы-то разные, цели тоже.

Аня вдохновилась:

– И все же. Я работаю ассистентом художника по костюмам. Художником не иду на большие проекты, боюсь.

– Чего? – Актриса схватила с тарелки бутерброд с черной икрой и стала с аппетитом жевать

– Запороть боюсь, боюсь, что не справлюсь, – ответила Аня. – А у ассистента всегда одно и то же: подготовить к съемкам все нужное, проследить, чтобы не было косяков и лаж, к следующему дню все отобрать и так далее. Какой тут рост? Меня пугают люди, которые всю жизнь проработали, скажем, гримерами. Всю жизнь – одно и то же!

– И про актрис это можно сказать, – задумалась Лера и тут же нашлась: – Ну а опыт, рост мастерства разве не идут в расчет?

Аня подумала:

– Пожалуй, идут. А потом? Дальше что?

– Ну, ты так далеко-то не заглядывай, – посоветовала Лера. – Ты рискни художником отработать картину, а потом и задашь себе этот вопрос. В любом случае, Анька, тебе не место в костюмерах, сечешь?

– Секу.

Они еще выпили, закурили и тут подошел Артем. Он явно встревожился, увидев девушек вместе.

– Темчик, я в восторге от твоей принцессы! – заявила Лера.

– От княжны, – поправил ее Ненашев, улыбаясь Ане. – Лерка, там тебя режиссер обыскался, речь готовит.

– Да пошел он, старый козел! – отмахнулась рыжая, однако, натолкнувшись на стальной взгляд Артема, тотчас ретировалась: – Ухожу, ухожу, ухожу.

Аня с сожалением посмотрела ей вслед.

– Лера посоветовала мне попробовать себя в качестве художника по костюмам, – сказала она задумчиво.

– Так в чем дело, Ань? – оживился Артем. – Все к вашим ногам, княжна! На следующий проект рекомендую тебя в качестве художника.

– Все будет зависеть от проекта, – сказала Аня. – Мне кажется, я еще не готова взять на себя такую ответственность...

– Когда-то надо начать. – Артем взял ее руку и сжал в своих ладонях. – Ты постоянно всего боишься. Может, это потому, что рядом нет надежного человека?

Аня внутренне съежилась. Ненашев это почувствовал, но руку не отпустил.

– Давай сбежим отсюда, я кое-что тебе покажу!

Он потянул ее за собой. Выскочили на улицу, к машине.

– Ты что, сядешь за руль? – приостановилась Аня.

– Сяду. Я не пил, только притворялся. – Он распахнул перед ней дверцу.

Было уже поздно, двенадцатый час ночи, но город жил своей бурной жизнью. Светились огни реклам, сновали автомобили, на Тверской и Садовом все было, как днем. Артем загадочно молчал, но Аня чувствовала, что он взволнован.

– Куда мы едем? – не выдержав, спросила она.

Они подъехали к одному из новых домов-небоскребов, вошли внутрь, причем, и охрана и консьерж пропустили пару без слов. Забрались в сияющий новеньким металлом лифт и долго поднимались. Артем неотрывно смотрел на Аню, и глаза его светились в полумраке лифта. И вот остановка. Ненашев обнял ничего не понимающую спутницу и вывел из лифта. Они прошли куда-то вверх по ступенькам, открыли небольшую дверцу, и Аня ахнула, у нее подкосились ноги. Порыв ветра, казалось, принесшегося прямо из космоса, трепал их волосы. Далеко внизу лежал город, весь в огнях, мерцающих как звезды.

Аня никогда не была на такой высоте, разве что в самолете. Она замерла от ужаса и красоты, расстилающейся до горизонта. Дух захватывало, и было ощущение, что паришь в космических просторах.

– Видишь, – шепнул Артем, касаясь губами ее волос, – жизнь огромна, наши возможности огромны, мы все можем...

Он обнял ее, напуганную, потрясенную, и, повернув к себе, поцеловал в губы.

– Выходи за меня замуж, – проговорил сильный мужчина с дрожью в голосе. – Мы столько всего сможем сделать! Ты будешь рисовать, работать в кино, путешествовать в поисках впечатлений. Никаких границ: весь мир перед тобой, как этот город сейчас...

Он снова стал целовать ее все более страстно, жадно, и Ане пришлось приложить усилие, чтобы высвободиться из его объятий. Артем подставил лицо хмельному майскому ветру. Аня достала сигареты и закурила, сознательно занижая торжественность момента прозаической затяжкой.

Когда Ненашев обернулся к ней, глаза его влажно блестели.

– Что ты скажешь мне? – спросил он хрипло.

Аня пожала плечами:

– Для меня это слишком внезапно. Прости, Артем...

Забыв о страхе, она быстро пошагала по крыше к чердачной двери.

Ссора

 Они поссорились. Впервые за много лет. Да и ссорились ли когда-нибудь вообще?

У Ани был выходной, Женя еще не приступила к новому проекту: ее вот-вот должны были прикрепить. Словом, они бездельничали дома с полным правом. За окном неистовствовал май, однако Аня хандрила. Она встала поздно, вышла на балкон с чашкой кофе и сигаретой, прямо в пижаме. Впереди в дымке громоздились высотки, по сравнению с которыми некогда самое высокое на Потылихе двадцатиэтажное здание казалось спичкой рядом с коробком.

Аня полюбовалась новенькой, пока не запыленной листвой деревьев, которые еще во множестве оставались от некогда обильных зеленых кущ потылихинских пустырей и оврагов. Да, еще совсем недавно их островок утопал в зелени, как в лесу.

Допив кофе и загасив сигарету, Аня вернулась на кухню. Женя жарила сырники ей на завтрак. Устроившись на диванчике с ногами, Аня некоторое время наблюдала за матерью и вдруг сказала:

– Артем Ненашев сделал мне предложение.

Женя выронила лопатку, которой переворачивала сырники. Она не стала поднимать ее, застыла в ожидании продолжения.

– И? – произнесла, не дождавшись. Тотчас спохватилась, подняла лопатку и перевернула сырник, начинавший подгорать.

Аня с трудом проговорила:

– Я не дала согласия...

Женя швырнула лопатку, выключила плиту, сняла фартук и села напротив дочери.

– Почему, Ань?

Впрочем, она не удивилась ответу. Аня молчала.

– Как это было?

Ане не хотелось возвращаться к пережитому, но мама имела право знать. Она рассказала.

– И что он? – упавшим голосом спросила Женя.

– Он ничего, – ответила дочь. – Отвез меня домой, попрощался и все.

– Больше не звонил, – утвердительно сказала Женя.

– Звонил, почему же, – Аня достала сигарету из пачки и закурила. – Я ведь не ссорилась с ним, не расставалась, не посылала его. И я давно уже сказала Артему, что у меня есть мужчина.

– Кто? – иронически удивилась Мордвинова. – Этот каскадер?

– Он не каскадер, мам.

– Ну, осветитель.

– И не "светик".

– "Так кто ж ты, наконец?" – процитировала Женя.

– "Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо", – подхватила Аня.

– Ты хочешь выйти замуж за Тимофея? – бросив дурачиться, спросила Женя.

– Во-первых, он не предлагал. Во-вторых, и за него я тоже не пошла бы, – ответила дочь.

– Ты вообще не хочешь замуж? – удивилась Мордвинова.

– Да, вообще.

Женя включила чайник, который уже остыл, поставила на стол тарелку с сырниками.

– Я этого не могу понять, – заговорила она наконец. – Объясни мне, почему вы не женитесь?

– Кто мы? – спокойно спросила Аня.

– Ну, молодежь, нынешнее поколение молодых. Ведь тебе уже двадцать семь лет!

– Это много?

Выдержка изменяла Жене, хотя она понимала, что ее раздражение адресовано не столько дочери, сколько современной жизни вообще.

– Давно установлено, что заводить детей здоровее всего в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет.

– Я не хочу детей.

Женя, поднявшаяся было за чайником, так и села, беспомощно глядя на дочь.

– Ничего не понимаю! Почему?

Аня внешне была спокойна, но пальцы ее, державшие сигарету, слегка дрожали.

– Потому что страшно за них.

– Да нет, вы просто эгоисты! – бросила Мордвинова.

Аня повысила голос:

– Родить их в мир, где людей взрывают в метро, берут в заложники в театре, где педофилы и маньяки разгуливают безнаказанно, где варварски уничтожаются леса, исторические памятники – это ли не эгоизм?

– Да ведь кроме этого еще много, много другого! – в бессилии воскликнула мать.

– Что, например?

Женя горячилась и не сразу могла собраться с мыслями. Она налила себе кофе, взялась за сырник, да так и не откусила от него, положила на тарелку.

– Как что? Как что? А вот май за окном? – Она сделала жест рукой в сторону. – А объятья любимого человека? Вкус хорошего шоколада? Интересная книга? Поэзия Серебряного века? Прекрасная музыка? Долгожданное письмо? Новогодняя елка? Звуки любимого голоса в телефонной трубке? Улыбка ребенка?

Аня слушала ее с упрямым выражением лица.

– Любовь – это всегда, прежде всего, страдание, а про детей мы уже поговорили.

Мордвинова рассвирепела.

– Нет, что это за времена-то настали? Всего боитесь, не женитесь из-за эгоизма, из-за того, что это работа, труд, как любые отношения, а вы озабочены только своей внешностью, своим дорогим здоровьем!

– Ты говоришь, брак – это работа. Но для чего работать? – Она пожала плечами. – Чтобы ненавидеть друг друга в конечном итоге? Так я лучше буду работать над собой.

– Да, жить для других теперь не модно, – саркастически усмехнулась Женя.

– Причем здесь это? – удивилась упрямая дочь.

– Притом что брак, семья – это жизнь для других, не только для себя любимого! Вы всего боитесь: болезни, смерти, почему же не боитесь одиночества? Человек не может жить без человека!

– Для того чтобы с кем-то жить, не обязательно жениться, – резонно ответила Аня.

Женя даже растерялась:

– Да, но дети, дети-то? Они ведь теряют представление о нормальной семье! В Англии разрешили однополые браки, им позволят усыновлять детей и дальше что? Человечество выродится!

Аня опять пожала плечами:

– Я тебе и говорю, что не хочу в этот мир рождать детей.

Мордвинова расстроилась до слез:

– Но ведь это элементарно: должен быть рядом человек, отец твоих детей, твой муж, который будет тебе опорой и поддержкой. Я ведь не вечная...

Аня перебила ее:

– Покажи мне хоть одну благополучную семью, где муж – опора и поддержка!

– Да сколько угодно!

– Ну?

Женя растерянно замолчала, силясь припомнить хоть одну счастливую пару.

– Только не говори мне о Свете и ее супружнике, – предупредила Аня.

– Не говорю, – вздохнула Женя. – Светке он надоел смертельно, однако живут же...

– Привычка, – отрезала дочь.

Женя опять готова была расплакаться.

– Да пойми ты, брак – это не страсть и не романтические грезы, это...

– Ячейка общества, – язвительно подсказала Аня.

– Да, если угодно! Некое соглашение двух людей строить общий мир, в котором будет комфортно детям, старикам, где общность основана на взаимном доверии, уважении, любви!

– Примеры? – требовала безжалостная дочь.

У Жени опускались руки.

– Я могу только о себе сказать, – заговорила она с усилием. – Когда мы жили с Туринским, я знала, что такое семейное счастье...

– И где он, Туринский? – усмехнулась Аня. – И потом, вы ведь не были женаты.

– Да...– задумалась Женя. – Счастье не бывает продолжительным, но есть вещи, которые остаются на всю жизнь.

– Тем не менее ты жила одна много лет. И сейчас тоже.

Мордвинова заморгала глазами, сгоняя слезы. Она попыталась откусить от сырника, но не смогла жевать. Аня и вовсе не касалась завтрака. Она курила и задумчиво выпускала дым в сторону открытой форточки. Женя проморгалась, помолчала и другим, срывающимся голосом заговорила, подводя итог:

– Вам жить, вам платить. Только вот... Взять хотя бы классическую русскую литературу, ведь это зеркало жизни. У Толстого в его "Войне и мире" есть "мысль семейная". Это девятнадцатый век. Двадцатый век – не самый благополучный, мягко говоря, – есть "мысль семейная" в "Тихом Доне", "Белой гвардии". А что сейчас? Что вы оставите?

Аня хотела сказать: "То же, что и вы", но промолчала. Да ответа и не требовалось. Женя отодвинула тарелку с надкушенным сырником, встала и ушла к себе. Аня погасила сигарету в пепельнице, допила кофе и произнесла без всякого выражения:

– "Мысль семейная"... Литературщина сплошная.