Текст книги "Линка (СИ)"

Автор книги: Ольга Смехова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

Единорог подошел ближе, вздохнул, словно не зная, что со мной делать. Конское ржание перекликалось с рычаньем клыкастого огурца. Тот размашисто жестикулировал лапами-руками, лишь изредка раскрывая свою пасть. Единорог мотал головой из стороны в сторону, пытаясь скинуть все время лезущую в глаза и мешающуюся гриву, прял ушами, копал копытом землю

Я зажмурилась, пытаясь вспомнить что-нибудь хорошее. На ум шли только образы из текстов Лексы. Бескрайних просторов пустыня, обманчиво золотистый песок, гребни барханов, далекий оазис. Девочка с острыми ушами, грязное заплаканное лицо, на которое по вечерам возвращается уверенность и желание защитить. Женщина, умирающая, стонущая, тонущая в собственном бреду, как увязшая в меду муха. Темнокожий громила, Белоликая дева, тысячи, наверно, других чужих – и в то же время успевших стать родными, образов. Когда успели? Читала-то ведь всего лишь отрывки, всего лишь урывками, а поди ж ты…

Сильней заколотилось сердце. Искра, жизнь, творчество. А что, ссли Лекса меня всего лишь придумал? Может, не было у меня раньше никакой хозяйки, может…

Единорог принял решение вместе с своим зеленошкурым товарищем. Интересно, подумала я, где же их более мелкий собрат, что был в прошлый раз. Нет, наверно, нисколечки не интересно… Острый рог был направлен мне прямо в грудь. Сейчас мифическая лошадка всего лишь дернется – и меня не станет. Здесь, во сне – или там. В реальности тоже? Впервые я испытала облегчение. Что всё-всё закончится. Что не будет больше проблем, размышлений, ритма, борьбы – ничего не будет. И в тот же миг меня коснулся страх. Не ужас, заставляющий в панике бежать, а именно страх – а как же, когда оно ничего не будет? Поглотит тьма? Но ведь не поглотит же…

Черныш, ловко провалившийся мне под куртку, вновь явил свою мордочку миру. Словно почуяв, что мне грозит смертельная опасность, он поборол собственную трусость и теперь готов был биться за свою хозяйку. Я на мгновение испытала бескрайнюю благодарность к этому кусочку живого меха.

Единорог громко заржал, а передо мной по воздуху заколотили неестественно голубые копыта. Хотя, кто их, рогатых лошадей, знает, какой для них цвет естественен? Зеленый недруг припал на передние лапы, то ли готовясь к атаке, то ли собираясь защищаться. Я вспомнила, что в прошлый раз он точно так же отреагировал на моего маленького черныша Лексу – да чем им всем не угодил этот малыш?

Буквально через мгновение я поняла – чем.

Черныш бесстрашно выскочил из моего декольте, мягко приземлившись на передние лапы. Я вскрикнула, заметив, что копыта единорога сейчас раздавят его, ещё не видя, как мой питомец разрастается, становясь всё больше и больше. Секунда и он размером с хорошую собаку, мгновение – и уже медведь готов позавидовать его размерам. Голубая лошадь отпрянула в сторону – боязливо, не скрывая своего ужаса, лишь каким-то чудом не убегая прочь. Зеленое чудовище бросилось в атаку. Но черныш отшвырнул его в сторону – как будто нехотя, словно от мухи. Цветы, еще недавно стискивающие мои запястья, теперь же пришли к выводу, что со мной лучше не связываться. Я спокойно смотрела за тем, как гибкие стебли, покрытые яркими бутонами, исчезали среди кустов – уползали поверженными змеями. Я приоткрыла рот от удивления, почувствовала, как высохли губы. Цветастые джунгли вновь сменились яркой вспышкой, звуки, рык и чье-то чавканье потонули в ярком свете, растянулись, заглохли. Я моргала, не зная, чего ждать теперь. Топнула ногой, пытаясь увериться, что не падаю, не зависла где-то над землей, лишь только после этого сделала шаг, пошла вперед. Впереди ничего не было, но уж лучше куда-то идти, чем просто топтаться на месте.

Дверь неприветливо хлопнула, раскрывшись прямо перед моим носом. Скрипнула упреком – мол, ходят тут всякие, смазал бы кто, так нет же… Войти внутрь? А там внутри – лишь чернота. Забавно. Мир снов Лексы обладает еще одной дверью – куда он вот только меня выведет? Недавний малыш-черныш рыкнул у меня под ногами опасной пантерой – теперь он был куда меньше, чем когда бился с зеленошкурым. Может менять размер? Но почему не делал этого раньше? Он ждал, пропуская меня вперед, а может, просто не хотел брать на себя часть моего… часть моего чего? Сейчас узнаю

Вспышка – очередная, сколько их было? Сколько будет? Черныш скользнул за мной следом, появился у меня перед глазами, словно на прощание махнул здоровенным, как разбойничья дубина, хвостом – и растворился.

Я… я – Лекса. Ярко светит солнце, хрустит снег под ногами, валит белым десантом с неба прямо под ботинки. Хлюпает коричневая грязь, брызгами разлетаясь из под подошв. Зеленым человечком мигает сигнал светофора, тормозят многочисленные мобили, пропуская меня, пешехода. Здравствуйте, можно хлебушка? Женщина в белом переднике, только что хмурившаяся, расцветает прямо на глазах, часто моргает, принимая мелочь, протягивая теплый кирпич буханки. Не подскажете, который час? Хмурая девушка бросает презрительный взгляд, осматривая с головы до ног. Словно коня выбирает на базаре. Морщит нос, что-то буркнув в ответ, отворачивается. Ну и ладно. Надо спешить – домой. Главное сегодня вернуться домой, ведь там… что там? Прямоугольник монитора моргнет, словно просыпаясь, клавиатура, заботливо подсвечивая клавиши. И там есть ещё что-то, но я не помню. Что-то такое, что заставит меня чувствовать чуточку лучше. Хочется есть, в животе неприятные сосущие ощущения, да и во рту. Съем булку, как приду, думаю. Может, за этим спешу?

Тянутся. Чувствуя, как ко мне тянутся – грязными лапами, слюнявыми клыками, раскрытыми пастями. Оборачиваясь, чтобы понять, что никого поблизости нет. Просто показалось. Показалось?

Не тянутся – тянут, словно из соломинки. Добрый вечер. Улыбается старушка, почему-то зло сверкнув глазами, рявкнула собачонка на поводке. Тянутся, словно вот-вот вцепятся. Да кто в меня может вцепиться? Осматриваю грузное, рыхлое тело, нащупываю ремень под курткой – тугой, черный, впивающийся в плоть. Сейчас приду – и расстегну. Приду – и облегчение.

Лифт очень долго едет. Всего лишь седьмой этаж, а словно с двухсотого спускался, сволочь. Хочу ругаться, бить кулаком о обшарпанную стену, вымещая свою злость, но давлю желание. А так хочется. Кнопка горит желтым, оповещая о том, что скоро буду дома. В руку из кармана перекочевала увесистая связка ключей, только найти нужно. Как сегодня прошел день? Бабушка – смотрит, улыбается, слезятся старые морщинистые глаза. Я шел к ней, торопился к ней? Нет, не к ней. Здороваюсь, тороплюсь раздеться. Поскорее скинуть тесную, хоть и свободную одежду и вздохнуть – свободно. А футболка всё одно провоняла машинным маслом, потом и металлической стружкой. Мыло выскальзывает из рук. Кухня встречает меня запахами выпечки – не свежей, вчерашней, жесткой. Булка вкусная. Но я не за ней торопился домой. Компьютер моргает в темноте синим глазом, приглашая поскорее за него сесть. Где-то внутри прячется… что прячется?

Как сегодня прошел день? На этот раз мама. Все хорошо, дождаться бы отпуска. Ужинать буду, а хочется водички. Не простой, а сладкой и донельзя холодной. Всплывает в голове давно знакомое слово – ахес. И вкус чего-то пряного, серая плоть, рыжая корка сверху. Компьютер мерцает экраном, всемирная сеть торопливо подсовывает картинки, текст, песни – всё, что захочу. А я, как назло, ничего не хочу. Нет, хочу же, вот только чего – чего же мне не хватает для полного счастья? Мигает желтое окно чата, предлагая ни к чему не обязывающую беседу. Игнорирую, потом как-нибудь отвечу. А сейчас не хочу. Папка с весёлой иконкой. Пару кликов, куча документов, вереница названий, цифер, чего-то еще – поди угадай, какой нужен. Угадываю, даже не так – знаю. Всплывает окно раскрытой программы, вежливо интересуясь у меня – желаю ли я продолжать старый документ или хочу восстановить прошлый? Тянут, сосут. Вот-вот в меня вопьются чужие клыки. А я, что я? Я – писатель. Нависнут пальцы над клавиатурой. Привычно отбивая творческую дробь, заставят образы ожить, буквы заговорить, а текст – родиться. Чтобы через мгновение – всё не так, всё не то. Чего я хочу? Кого-нибудь.

Странно как-то. В окно чата уже не стучатся, а ломятся – целая ватага парней и девушек, только завидев меня в сети, уже желает общения, а я не отвечаю. Хочу, чтобы кто-то был рядом, чтобы кто-то был со мной. А все эти – они не рядом, они где-то далеко. А я одинок. Только сейчас я вдруг осознаю, что я – толстый, рыхлый, безмерно уставший. Я – звезда. Звездочка, ярко сияющая где-то во мгле небес. А ко мне ползут – теперь я их всех вижу. Нет никакого компьютера, стула, зеркала, мамы с ужином – нет, и никогда не было. А они ползут – яркими змеями, все ближе и ближе. Торопятся, дерутся друг с другом, толкаются. Одни тоньше, другие толще, некоторые и вовсе не змеи – драконы. Маленькая искорка касается меня – и я чувствую боль – резкую, заставляющую вскрикнуть. Не кричу – нечем звездам кричать. Острые зубы впиваются в… плоть? Не знаю, но все они едят меня. И все они хотят только меня – все-все.

Я – искорка. Подо мной – безмерный мрак ночи, надо мной – звезда. А я почти первая. Вот-вот вопьюсь зубами – теперь вдруг стало понятно, к чему торопилась всё это время. Впиваюсь, упиваюсь, наслаждаюсь, разве что не чавкаю от наслаждения – а сама хочу вопить от ужаса.

Я вскрикнула, что есть сил, чтобы проснуться. Нет, нет, не хочу! Это не правильно, так не должно быть, это нехорошо! В глаза врывается предрассветный луч солнца, сумевший пробиться сквозь занавески. За окном валит белый снег, беззаботно бороздят голубую лазурь небес огромные кричайки, шумят ранние мобили.

Лекса спал, по крайней мере мне казалось, что он спит. Сон не давал покоя – словно я только что собственными зубами пожирала Лексу – старательно, тщательно, не скрывая наслаждения. Ужас. Охвативший меня в тот же миг подсказал страшную мысль – а что, если писатель мертв? Лежит вот тут на кровати, а этой ночью я сожрала его жизнь? Так торопилась – и ради этого?

– Лекса, Лекса, ты меня слышишь?

Не слышал, лежал, не раскрывая глаз. Так. Что мне надо сделать? Я вскочила на ноги, готовая действовать. Сначала надо проверить пульс и… земля под моими ногами зашаталась и я повалилась. Только сейчас я догадалась заметить, что Лекса дышит – а значит жив. А вдруг он навсегда останется там, в мире снов? И что ему вообще снилось? Снилось ли хоть что-то.

Я встала, машинально отряхнув одежду – интересно, откуда у меня этот рефлекс, дотронулась до большущей ладони своего спасителя. Лекса был жив, где-то внутри, под мягкой кожей, вместе с кровью в венах, пульсировала искра. Жизнь. Настоящая жизнь, которая может заставить даже кусок пластика мыслить и чувствовать. Я упала на колени, прислонилась к пальцам – стало тепло. Хотелось шептать ему – что-нибудь приятное. На фоне его пальцев мои руки казались крохотными стебельками. Ладонь, а мне бы хотелось оказаться рядом с его щекой. Гладить – до бесконечности, до изнеможения, лишь бы… лишь бы он не чувствовал себя таким одиноким. Теперь я начала кое-что понимать – за его жизнь все цепляются. Все, кто окружает его, хотят отхватить кусочек от Лексы. Продавщица хлеба, его девушка, бабушка, даже я сама. Так стыдно мне ещё никогда не было. Прости, прости меня Лекса, ну пожалуйста, прости. Открой глаза – и я буду счастлива. Не надо мне больше искры жизни, ничего не надо, только проснись. Солнце безмолвно наблюдала за моими треволнениями, а я боялась пошевелиться. Странно, мне хотелось, чтобы он проснулся, но не хотелось его будить. Наверно, так чувствует себя человек, который хочет пить и писать одновременно. Мне вдруг стало стыдно за подобное сравнение.

Кричайки орали во весь свой громадный клюв, наслаждаясь прекрасным утром. Хорошо, наверно, быть кричайкой – пари себе где-то среди белых барашков облаков, не знай горя. Лови только рыб, да лягушек на обед, ищи партнера для случки, будь волен и свободен. Просто живи. Хотела бы я быть кричайкой?

Лекса не дал мне додумать эту мысль. Он проснулся – внезапно, словно ничего и не было. Разлепил сонные глаза, тряхнул гривой непричесанных волос, протер глаза, смачно зевнул. Доброе утро, сказал мне писатель, улыбнулся. Доброе утро, подумала я.

Глава 12

Его вновь не было в номере. Последний день, который он проведет здесь, в номере гостиницы – а завтра уже поедет обратно домой. Мной овладели тревожные и радостные мысли. Он ведь возьмет меня? Я боялась, что прямо сейчас он явится, громко хлопнув дверью, затрясет небритой бородой и грозно заявит, что такие, как я ему не нужны. Что он оставит меня здесь – абсолютно одну. И разденет. Почему-то последнее меня пугало больше всего остального на свете. А через краткий миг пустой тревоги приходило блаженное успокоение – всё будет хорошо. Ну, не зря же он все так всё утро рассказывал мне о том, как мы будем ехать? Он делал упор на «мы». Интересно, достанет ли из сумки? Думаю, что нет – завернет в какую-нибудь тряпку, а я попробую заснуть и…

Лекса сказал, что его очень долго не будет, что сегодня он расскажет своей избраннице о том, что скоро явит своё имя на обложки книг, будет гулять с ней допоздна. Я пожелала ему удачи, а на деле – очень не хотела. Чтобы он шёл навстречу к этой фифе. Бесконечно одинок, вдруг вспомнила я, мысленно вздохнула. Он бесконечно одинок, некрасив и толст, потому ищет хоть кого-то, кто примет его в свои объятия. И пускай ему придется быть в положении игрушки-слуги, коим будут пользоваться, когда захотят, лишь бы не быть одним. Лекса, а если бы я была девушкой, ты бы встречался со мной? Я помню, как он промолчал в ответ. Может быть тогда, на самом деле, всё не так, как мне кажется? А как, возмутилась я собственным сомнениям, как тогда? Верить в то, что его любят мне не хотелось, да и разве так любят? Так, когда он ждет звонка, готов день и ночь дежурить у телефона, но его не будет – потому что где-то там есть более важные вещи, чем он. Любят – вот так? Мне захотелось зло ухмыльнуться, а вместо этого я отрицательно покачала головой.

Я буду живой. Я ходила с одного края стола до другого, пытаясь не думать о ходьбе. Новое достижение, старая цель. Всего десять дней назад я была всего лишь куском пластика в шкафу, который, по оплошности, забыли. К счастью ли? Думаю, что да. Хозяйка, хозяйка. Мне вдруг представилась девочка, что трет кулачками щеки и глаза, стараясь спрятать вездесущие слезы и сдержать вой обиды. Мне захотелось обхватить свои плечи руками, словно на меня подул ветер. Словно это я сама была виновата в том, что меня тут забыли. А, может быть, девочка уже давно стала девушкой? Сколько прошло времени с того момента? Вдруг, это были не недели, и даже не месяцы – годы? Но как я тогда смогла прожить эти самые годы? Искра, искра, она теплилась во мне тогда, обещая погаснуть в любой момент. Явился Лекса – выпрыгнул забавным чертиком из табакерки. Забавным, пухлым небритым чертиком в очках с серьезной миной на лице – и вдохнул новую искру. Заговорил со мной. Бесконечно одинок, до другой звезды не достать, остается ценить лишь тех, кто есть рядом. А он и ценит. Он заговорил со мной, потому что одинок. Или, потому что захотел со мной заговорить. А вдруг он меня придумал? Взял, как гениальную мысль и просто воплотил в тельце? Но ведь я же была до этого, да и я тогда поблагодарила его, а он ответил. Или он захотел, чтобы я его поблагодарила? Мысли смешались в кучу. Ладно, подумаем над этим позже, сейчас следует расставить всё по своим местам. Итак, дальше я с каждым днём начинаю двигаться – всё больше и больше. Как объяснить? Мне вспомнился сон, к горлу подошел тошнотворный ком – совершенно зря, кукол не может тошнить, это просто ощущение. Мы брали из него искру, стремились к ней, и потому становились сильнее. Мы… значит, был кто-то еще? А черныш? Мой маленький спутник во сне, вернется ли он ко мне, когда я засну? Почему-то казалось, что нет.

В фильмах часто показывают, что беда приходит лишь при определенных условиях. Черные тучи, молнии, дождь, страшная гроза и ураган. Врут, беззастенчиво врут, подумала я со вздохом, когда тень, отбрасываемая кроватью, приподнялась, погустела, стала неотличимой от непроглядной тьмы и явила передо мной Юму. Повелительница тьмы, столь долгое время тянувшая с очередным и, верно, финальным визитом, с сегодняшнего дня решила, что я, наконец, достаточно толстая. На миг мне стали понятны её прошлые слова. «Вы жрёте его», сказал она и это было правдой. Теперь я стала более живой, чем была – вот что, верно, она имела ввиду, когда говорила, что я должна стать потолще? Это, стало быть, я помогла ей и… я вспомнила, как мне удалось победить её в прошлый раз. Стало быть, я смогу справиться и в этот раз? На миг мне показалось, что Юма – благородная Повелительницы Тьма. Дескать, жрать мелочь может каждый первый, а вот найти себе противника по размерам и силе, суметь победить его и только тогда… сладкая, верно, будет победа. Мне хотелось надеяться, что её будет ждать горестное поражение.

На её бледном лице нарисовалась улыбка. Я вспомнила белоликую деву – интересно, Юма знает, что очень похожа на неё? Темные волосы живыми змеями вились над головой, словно собираясь убежать от хозяйки. А меня вдруг пробил озноб, захотелось отвернуться, сунуть руки в карманы, приняв самую непринужденную из поз.

– Как вижу, ты хорошо подготовилась, – Юма кивнула, осмотрев меня с головы до пят. Я не торопилась ей отвечать – говорить с ней не хотелось. Может, атаковать её сразу? А что, если именно этого от меня и ждут? Лучше последить, посмотреть, как будут развиваться события. Вдруг у меня получится пристыдить её?

Словно прочитав мои мысли, Повелительница Тьмы прыснула в кулак, потом разразилась хохотом. Задрожали стены, солнце, испугавшись, нырнуло за горизонт, немедленно сменившись безлунной ночью. Запрыгал рядом со мной тяжеленный компьютер, норовя свалиться на пол, а я не успела заметить, как оказалась на пятой точки без всякой надежды подняться на ноги. Дождалась! – едко и с сарказмом отозвался рассудок. Надо было атаковать сразу, а теперь…

Нет, поздно не было. Комната исчезла, испарилась – как и в прошлый раз, когда она билась с Аюстой. Я осмотрелась по сторонам – уже не так затравленно, как раньше, более уверенно. Да, мне всё ещё есть чего бояться, вот только я уже не та беззащитная кукла, которой была раньше. Теперь я знаю гораздо больше – о жизни. И, возможно, сейчас узнаю о ней что-нибудь новое. В груди заныло от ожидания сладкой истомы, в этот же миг захотелось пить. Для полноты образа мне не хватало разве что меча или посоха. А еще лучше – лучевого ружья. Я ухмыльнулась собственным мыслям. Юма неподвижно зависла в стороне от меня, не решаясь подплыть ближе. Боится? Знает? Анализирует? Она обратилась в толстую, плотную струю дыма, скользнула в мою сторону. Что мне делать? Принять бойцовскую позу? Расставить ноги на ширине плеч, напрячь руки, сжать кулаки? Злобно оскалится? Наверно, это будет выглядеть очень глупо.

Повелительница Тьмы расхохоталась, только явив своё лицо из дыма, облаком окружила меня, оплела почти осязаемой черной дымкой.

– Такая вкусная, такая маленькая и такая глупая!

Я не ответила на оскорбление. Я живая, свет моей искры сможет совладать с ней, уверенна в этом! В моей груди, казалось, родилась новая звезда. Озарила светом сверхновой, разорвала объятия Юмы, оставив напоследок лишь истошный вскрик. Победа?

Не победа. Юма через миг вновь уже стояла передо мной. Останавливаться на одной атаке не стоило. Аюста говорила, что эта тварь не остановится, так что мне придется её добить. Лишь через миг я ужаснулась собственным мыслям – неужели я смогу отнять у кого-то жизнь? Мне стало страшно, неприятно и противно. Луч света, вырвавшийся из моей груди лизнул Юму, словно пробуя на вкус, но, вопреки ожиданиям, она не зашлась в отчаянном вопле. Ухмыльнулась, после огласила нависшую тьму веселым смехом. Я, прямо сейчас готовая швырнуть в неё еще один заряд своей искры, остановилась. А что, если я её таким образом не убиваю, а подкармливаю? Если она питается искрой, то чем атакую её я?

– Глупенькая. Глупенькая маленькая кукла. Ты и вправду поверила ЕЙ?

Я смотрела на свою противницу в полном замешательстве. Я смотрела и не могла поверить своим глазам. Мне хотелось думать, что это всего лишь обман зрения, какая-то хитрая уловка, может быть, иллюзия? Из-за спины Юмы, осторожно ступая, будто боясь поскользнутся, вышла Аюста. Девочка, с золотыми локонами волос, с опущенной головой, в белой хламиде. Моя спасительница, советница, подруга.

Освободить, спасти девчонку, заступиться – как в прошлый раз. Пальцы сжимались в кулаки, разжимались обратно, словно желая нащупать во мраке несуществующее оружие. Нечто подсказывало мне, что стоит мне только захотеть – и с моих рук молниями сорвутся новые лучи.

– Отпусти её! – девочка в плену, эта мысль казалась мне спасительной и естественной. Я тщетно пыталась разглядеть на запястьях малышки кандалы, наручники, сковывающие цепи. Юма уже в который раз расхохоталась в ответ, а Аюста шмыгнула носом, утерлась пальцем, подняла на меня глаза.

– Да кто ж её держит? Ну же, маленькая, посмотри на нашу добычу. Помаши ручкой.

Аюста, словно нехотя, помахала мне рукой, горько улыбнулась. Она что-то прошептала губами. А я не смогла расслышать что именно. Неважно, теперь это уже всё неважно. Ярость, кипевшая во мне, изошла на нет, ушла в растерянность – без остатка. Мне хотелось кричать, а язык будто бы прилип к небу. Метать лучи с рук, а они повисли безвольными плетьми по бокам. Я словно вновь стала безжизненным куском пластика, каким и должна быть.

Слово пришедшее на ум было горьким и неприятным. Предательство.

– Ты и вправду верила, что можешь победить меня вот этим? Силой своей искры? – Юма сошла с места, в ушах стоял цокот от её каблуков. Интересно, а раньше я его замечала? Нет, не интересно. – Красивая сказка, неправда ли? Есть злая пожирательница искр Юма. Есть доченька аж самого солнца – Аюста. И девочке страсть как необходимо было явиться на спасение какой-то там захудалой кукле, у солнца же больше нет других дел. Если вообще рассматривать солнце, как живое существо.

Она была повсюду. Я стояла, опустив руки, хоть и жутко хотелось спрятать собственное лицо в ладонях. Укрыться за теплыми пальцами, дабы никто не видел моих слез обиды. Всё зря, поняла я. Ты жрешь его – теперь в голове прозвучал голос предательницы Аюсты.

– Видишь? Стоило показать тебе лишь кого-то красивого и доброжелательного – как ты потянулась со всей душой. Доверилась. И попалась в капкан.

Играет, подумала я. Играет, как кошка с мышью. Ну и что – отозвалась безысходность, пришедшая на смену желанию жить? Развивать искру? Зачем? Жить? Зачем? Испытывать новые ощущения, тянуться туда, к просветлению, чтобы понять, что такое жизнь? Да зачем же? Зачем я всё это делала, если теперь всё равно окажусь в брюхе у Юмы?

– Зачем? – тихо шепотом спросила я сама не зная у кого. Мне хотелось спросить у Аюсты – зачем она так поступила со мной? У Юмы – зачем нужен был весь этот спектакль? У самой себя – зачем?

– Если бы я тебя не подтолкнула тогда при помощи… неё – Юма ткнула пальцем в сторону ангелоподобной малышки. Аюста, отвернулась в сторону, спрятала лицо за гривой золотых волос, словно боясь посмотреть мне в глаза. – Мне пришлось оторвать от себя кусочек, чтобы сделать её. Ты спрашиваешь – для чего мне это? Но ведь если бы я поглотила тебя в том ужасном состоянии, в котором ты находилась – я не получила бы и сотой долой того, что смогу отобрать сейчас. Ты жила, ты наслаждалась обществом человека, который с тобой разговаривал. Ты беззастенчиво черпала из источника его собственной искры, даже не подозревая об этом. Ты взяла немного у звезды, он не обедняет, а я теперь смогу жить.

Я молчала, только теперь понимая, какую ошибку совершила. Я отнимала искру у Лексы? Значит, людям тоже нужна искра для того, чтобы жить? Может быть, они тоже чьи-то куклы, просто более функциональные? Какая теперь разница, справедливо рассудила я? Я думаю – это уже жизнь.

– Наверно, тебе интересно, зачем же я рассказываю тебе об этом? Почему не накинусь прямо сейчас, чтобы оставить от тебя лишь пластиковый остов? Я ждала десять дней, смогу подождать и ещё один день. Сегодня, мне кажется, ты достигнешь своего пика, в крайнем случае – завтра. И тогда я приду. А ещё мне жутко хотелось посмотреть на твоё лицо, когда ты осознаешь, что тебя обманули. Хочу, чтобы внутри тебя все бурлило от негодования, хочу, чтобы ты рыдала и плакала, даже если не способна на это. Хочу, напоследок, когда поглощу твою сущность, насладиться страхом, отчаяньем и обидой. Это, знаешь ли, деликатес…

***

Я не плачу. По крайней мере, я очень хотела верить в это. Лежала на столе, поджав колени, обхватив их руками. Спрятаться, подсказывал здравый смысл. Спрятаться и ничего не чувствовать, не отвечать Лексе, стать тем, кем и должна быть – куклой. Но если Юма меня съест – разве не стану я обычной куклой? Какая прелесть быть живой, но неспособной проявить свою жизнь? Сегодня вечером, может быть завтра – напротив ожиданию, слова Юмы не гремели у меня в ушах, а звучали зловещим шепотом, норовя в любой момент перейти в зловещий гогот. Аюста. У меня не осталось сил на то, чтобы злиться на неё, да и как можно злиться на то, что было Юмой с самого начала? Не Юмой – всего лишь её частью, подсказала память, впрочем, легче от этого не стало.

Не жить – вы знаете как это? И я не знаю. Знала когда-то, когда сидела в шкафу, не двигалась, не думала, тупо глядела перед собой, и ведь даже тогда я о чём-то мечтала, задавалась вопросами – а как я тут оказалась? А что делать дальше? А что это за темнота, что время от времени утягивает меня вниз? Теперь я уже другая. Теперь даже если изменю позу, вытянусь – моя искра станет чуточку тренированней, капельку толще и, наверно, вкусней.

Я умру – эта мысль не пугала, скорее раздражала. Сегодня вечером или завтра. Я не поеду с Лексой, попрошу его оставить меня тут, положить туда. где взял и не говорить со мной – больше никогда. От одной лишь мысли того, что я больше никогда не услышу его голоса, не почувствую тепла его кожи, его прикосновений – осторожных, будто он и в самом деле боялся помять или раздавить меня – мысль о том, что их больше никогда не будет заставила меня всхлипнуть. От моей одежды пахло его руками и черным ахесом – бутыль треклятой жидкости стояла где-то поблизости. Как пить хочется, подумала я.

Я не буду страдать, твердо решила я после того, как Юма выплюнула меня из своего измерения обратно на стол. Буду лежать тут до самого прихода Лексы, а там… там я что-нибудь придумаю. Не хочу думать об этом сейчас, хочу забыться, хочу уснуть – и чтоб без лишних сновидений. Мне вдруг стало холодно и я поежилась, распрямилась, обхватила себя руками. Окно чуточку приоткрыто, чтобы проветрить – наверно, в моё отсутствие приходила уборщица. И отсутствовала ли я? Любопытство в тот же миг сменилось отчаяньем – к чему теперь всё это? Была тут, не была, разве это спасёт меня? То, что, как казалось мне, ранит Повелительницу Тьмы, на самом деле подкармливало её. Дочь Света, Аюста на самом деле оказалась даже не предательницей – актрисой в большем спектакле, сотканном специально для меня. Довольно правдоподобным и красивым, не скрою. Осталось ещё и Лексе обратиться в кого-нибудь, например, в голубого единорога или зубастого огурца – для полноты картины, и тогда будет вовсе замечательно.

Не думать, в который раз упрекнула я саму себя за нежелательные мысли. Пусть Юме достанется как можно меньше. Назло ей, хотя меня это и не спасет. Не дождавшись в срок, она придет за мной – и что мне тогда делать? Куда бежать из её измерения?

Некуда мне теперь бежать. Я не хочу умирать, но я должна – и так, чтобы не навредить Лексе. На миг мне показалось, что я услышала его голос за дверью – веселый, бойкий, звонкий и счастливый. Ему отвечала – девушка. Меня в тот же миг кольнуло – прямо туда. где должно быть сердце, что я даже распрямилась. Неужели сейчас я увижу ту, кому всё это время адресовала упреки? А вдруг, она отказала Лексе, даже после той новости, и он решил снять проститутку? Подобная мысль в тот же миг выветрилась из моей головы – чтобы мой писатель променял свою Богиню и Госпожу на обычную прикроватную девку?

Меня окатило волной чужого нетерпения, желания, страсти. Казалось, протяни я руку, как вчера, смогла бы испытать это гораздо ярче. Ярко-оранжевая нить, явившаяся перед моими глазами завлекала, манила – не схватиться, хотя бы прикоснуться к ней, и тогда мне разом откроются тайны очередного аспекта жизни. В ожидании зазвенела цепь, столь старательно собранная мной раньше. Новое, неиспытанное ранее чувство, за которым стоит… стоит… просветление? Может быть, сама жизнь? Юма сожрёт меня, а я буду отнимать у Лексы. Рука дрогнула, когда уже почти коснулась чувства. Словно обидевшись моим колебанием, она прошло стороной, рассыпалось пыльцой фей, мерно оседая – повсюду. Люди не увидят ни нить, ни эту самую пыльцу, но стоит им только подойти ближе – как смогут ощутить неистовый жар голодных тел.

Дверь, наконец, поддалась, широко раскрывшись и чуть не хлопнув о стену – Лекса вовремя её придержал. Разгоряченная дева, громко хохоча. Не желая держать в себе ни радость, ни смех, ни всё это время прятавшееся где-то в глубине души, желание, хотела только одного – жить. Вкусить очередной кусок жизни – не как черствой коркой хлеба, как сладким пирогом. Румянец щек, коротко стриженные волосы, пылающие азартом серые глаза, торчащий, словно собирающийся бросить кому-то вызов, носик. Я смотрела на них, не в силах отвернуться, смотрела, как они мило щебечут друг с другом. Страсть, до этого подталкивавшая их обоих друг дружке в объятия – не угасла, вовсе нет, но момент отступила. Смущение, боязнь первого опыта, казалось, они всю ночь проведут вот так, просто глядя друг на друга, старательно пряча глаза, дабы не выдать немой вопрос – ну? Ну когда? Ну сейчас?

Интересно, а если я сейчас окликну Лексу – он отзовется? Почему-то мне казалось, что нет. Он не обратит на меня внимания. Девушка лишь скользнула по мне взглядом, пожала плечами – кукла и кукла, таких у неё в детстве был целый вагон. И ни вопросов – откуда я тут взялась, ни что я тут делаю. А, может быть. Лекса просто уже рассказал е обо всем?

Я старательно всматривалась ей в глаза, в надежде узреть – хоть капли пренебрежения, брезгливости, меркантильности. Мне казалось, что увидь я это в ней – и тут же смогу уличить её во лжи прямо перед Лексой. Оградить его криком от её посягательств. Он – МОЙ писатель, это бурлило внутри меня самой и лишь чудом не вырывалось наружу. С другой стороны, кричи я об этом, либо молча наблюдай – Лекса не обратит внимания, а девушка попросту не услышит. Она – искра, я чувствовала её жизнь. Другую, не такая, какая была у Лексы, но не менее сильная – кто знает, может и она сможет говорить с куклами? Или говорит? Мне вспомнилась огромная змея, столь усердно ползущая к звезде Лексы – может быть, это она и есть? Я с ненавистью осмотрела её еще раз – теперь уже обнаженную. Словно не дождавшись, когда же писатель решится. Она быстро скинула с себя одежду. Без теперь уже излишнего стеснения, пряча скромную улыбку, стараясь подавить некстати проклюнувшееся смущение. Она не стыдилась собственного тела – большая, красивая, чуточку полная, она казалась истинной Богиней, музой, на миг решившейся спуститься к нерадивому творцу. Дабы облагородить его парочкой новых идей и замыслов.