Текст книги "Стань моей свободой (СИ)"

Автор книги: Ольга Славина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Глава 40

Каждый шаг отдаётся болью внизу живота. Уже не такой, как в первый заход, но и отвлечься разговорами уже не получится.

– Я вызову Скорую.

– Зачем? – выдыхаю сквозь зубы я, осторожно садясь на кровать.

Рюкзак под рукой и, вжикнув молнией, я водопадом вываливаю все препараты на покрывало.

– Думаешь незачем? – В голосе проскальзывают интонации прежнего Яна и, бросив перечитывать рецепт, я поднимаю голову.

Стоит. Глаза полыхают, руки напряжены, челюсти сжаты. Прелесть какая! Так вот в чём разница между Яном прежним и сегодняшним – злость. Раньше всей его жизнью управляла холодная ярость – я хотела удовольствий, он хотел быть лучшим. И привлекал, куда без этого.

Рискнула бы я уйти из клуба с этим Яном? Вряд ли. Теперь он слишком хорошо понимает, чего хочет на самом деле. Олеся как всегда оказалась права.

Ощутив очередной, воткнутый в живот, нож, я давлюсь вздохом, прикрывая глаза. Так, о Яне я подумаю потом, сейчас мне нужен номер три из обширного рецепта на пятнадцать пунктов. Не то, не то, опять не то. Половину препаратов я выкупала на всякий случай и в этой куче коробок попадается всё, кроме обезболивающего.

– Что ты ищешь? – не выдерживает Ян, склоняясь надо мной.

– Вот это! – рука непроизвольно сжимается на белой с зелёными полукругами коробке.

– Алис, давай в больницу? – забрав у меня лекарство, вздыхает Ян.

– Лучше позови обиженного Вову, – медленно переползая к подушке и очень осторожно укладывая на неё голову, прошу я. – Надеюсь он ещё не уехал.

– Сейчас.

Ян выходит, а я сворачиваюсь калачиком на самом краю кровати, чувствуя, что колени висят в воздухе.

Если боли повторятся, завтра придётся ехать в больницу, хотя очень не хочется. Ольга Ивановна после долгих уговоров разрешила приехать к ней, но будет ли она на дежурстве утром? Большой вопрос, ответ на который я надеюсь не узнать.

– Что случилось? – холодным деловым тоном интересуется Вова, заходя в спальню.

– Ничего особенного, – начиная приподниматься на локте, отзываюсь я. – Всего лишь нужно поставить обезболивающее.

– Это? – подходя, кивает он на препарат, и мельком осматривают остальные, так и оставшиеся валяться на постели, коробки.

– Это.

– Лежи. – Уверенная ладонь удерживает меня за плечо и, послушавшись, я возвращаюсь обратно, не сдержав вздоха облегчения.

Кажется, так лучше.

– Рецепт есть?

– Там, – кивнув себе за спину, я не рискую выворачиваться ради одной бумажки.

– Что с ней? – Обрадовавшись, что Вова ещё здесь, я как-то подзабыла про Яна.

Привалившегося спиной к двери, скрестившего руки на груди и очень мрачно смотрящего на меня Яна.

– Аборт? – мельком пробежав глазами по рецепту, серьёзно интересуется Вова.

– Замершая беременность, – несмотря никуда, кроме как на него, отвечаю я.

– Понятно, – ровно отвечает он и сам вытаскивает из наваленной кучи упаковку шприцов. – И часто ты так?

– Так впервые.

– Впервые за сколько? – придержав меня за талию, Вова осторожно заставляет меня перевернуться на спину. Боль вибрирует, то затихая, то усиливаясь. Свернувшись определённо было легче.

– За три дня.

Надавливание его пальцев заставляет меня чуть ли не взвыть.

– Стоять! – рявкает Вова и только через мгновение я понимаю, что не мне. – Хреновые у тебя дела, Алиса, – качает он головой и оборачивается: – Ян, принеси водку.

Что там у них происходит мне не видно. Всё расплывается под пеленой выступивших от боли слёз, которые не получается сморгнуть. Нос мгновенно закладывает и я совсем по-детски швыркаю.

– Водку, – с нажимом повторяет Вова и слышится громкий хлопок двери. – Значит так, Алиса, расклад такой… Поворачивайся. – Снова придержав меня за спину, он продолжает: – Если вот это вот всё пройдёт к утру, считай, что тебе повезло. Если нет, завтра, без заезда домой, напрямую чешешь к лечащему врачу, Это понятно?

– Да. – Вытерев слёзы об покрывало, я перевожу взгляд на Вову. – Что это?

– Это воспаление матки, – ровно поясняет он, поднявшись с кровати и доставая ампулу из коробки, – скорее всего. Распространённое осложнение после выскабливание на твоём сроке. Обнаружили ведь поздно?

– Шестнадцать недель, – сглатывая ком в горле, отвечаю я.

– Бывает, – пожав плечами, даже не думает впечатляться Вова. – Я не гинеколог и диагноз тебе не поставлю, но очень похоже именно на это. Антибиотики пьёшь?

– Пью.

Мне хочется спросить какая специализация была у него до суда, но дверь открывается и Вове в руки впихивается обычная бутылка водки. Правда, уже полупустая.

– Супер, – хмыкает тот и ставит её на тумбу рядом с ампулой. – Укол я поставлю, но остаться на ночь не смогу. Если почувствуешь, что боль нарастает, не жди утра, едь в больницу. Геройство редко приводит к чему-то хорошему…

– Хорошо, – благодарно улыбнувшись, я пытаюсь встать.

– По-твоему, лёжа уколы не ставят? – хмыкает Вова.

Надорвав упаковку шприца, он берёт водку и льёт себе на руки, наплевав на ковёр на полу. После надкалывает ампулу и набирает препарат.

– Сама справишься? – кивает он на джинсы.

– Да.

Скривившись, я расстёгиваю пуговицу с молнией и спускаю джинсы с одной ягодицы. Возможно, под звук скрипящих челюстей Яна, но это мне могло и показаться. Укол не занимает и минуты, так что Вова очень быстро помогает мне одеться, забирает упаковку от шприца и ампулу и молча выходит за дверь.

Наверное, это плацебо, но легче становится просто от самого факта укола. Потянувшись, чтобы вернуть джинсы на место, я чувствую чужие руки. Одним слитным движением Ян справляется без меня, но застегнуть молнию я ему не даю. Слава богу не при смерти.

– Как ты? – Обеспокоенный, он сидит рядом с кроватью на корточках, и от дикого желания разгладить недовольную морщинку на его лбу сводит пальцы. Неожиданно.

– Жить буду, – не весело улыбаюсь я в ответ.

– Расскажешь?

– Не уверена, что хочу, чтобы ты знал. – Мой вздох относиться в основном к собственному прибабахнутому сознанию, которое нашло способ отвлечься от боли.

Никогда не замечала вот эти светлые прожилки в глазах Яна. И широкий тёмный ободок по краю радужки тоже.

– Тогда расскажи про детей, – он заставляет меня напрячься. – Как ты нашла «Спутник»?

– Откуда ты… А, да. – Моя вредность сегодня молчит и, подумав, я решаю, что это мало похоже на секрет. – Я не находила «Спутник», я вышла на Марию Николаевну, а остальное стало делом техники.

– Как?

Вот просто взять и рассказать?

– Ты можешь лечь. – Мелькнувшее на его лице изумление, несмотря ни на что, веселит.

Но Ян не из тех, кому нужно повторять, поэтому, за раз сгрузив препараты на тумбу с моей стороны, он ложится на другой край кровати. Скривившись от резкой, но уже не режущей боли я осторожно переворачиваюсь лицом к нему.

Лежим. Ян, положив голову на локоть, смотрит на меня. Я, сложив под щекой ладони, на него. И никто из нас не чувствует ни неловкости, ни желания. Я так точно, хотя мои реакции заметно притуплены лекарствами и всем остальным.

– Давай в больницу? – не выдерживает он.

– Я недавно оттуда, до утра могу и потерпеть. – Улыбка получается спокойная, словно меня ничего не беспокоит.

С другой стороны, так и есть. Во мне зреет иррациональное, ничем не обусловленное, чувство безопасности. Я просто знаю, что рядом с ним мне разве что метеорит на голову рухнет, потому что всё остальное Ян решит, разрулит и организует. Очень странное ощущение. Почти как с Киром, но там полюс восприятия обычно другой, а здесь…

Здесь Ян смотрит на меня и легко улыбается, хотя веселья во взгляде нет.

– Ты на меня так смотришь…

– Как? – Я бы тоже легла на локоть, но, пока не подействует обезболивающее, приходится быть паинькой.

– Как будто первый раз видишь. – Ян тянется и аккуратно откидывает за спину мои волосы.

Случайное касание прохладных пальцев по щеке заставляет меня замереть, с трудом сдерживаясь, чтобы не прикрыть глаза. От удовольствия? Ничего не понимаю. Откуда во мне вылезло всё это? Да, когда-то я любила Яна, но это было семь лет и много мужчин назад. В числе которых был и Андрей, заставивший поверить в свою безграничную любовь.

– Я…

– Ян! А я везде тебя ищу!.. – Резко распахнувшая дверь, Аня спотыкается взглядом о меня и меняется в лице. – Извините, я не думала… Я… – не придумав ничего лучше, она захлопывает дверь под наши одинаково изумлённые взгляды.

– Сходи к ней, спроси что случилось. – Отвратительные слова, но я чувствую, что правильные. Может, хоть ему повезет, и Аня окажется той самой…

– Разберутся без меня, – упрямо дёргает он подбородком.

– А если что-то срочное? Начальник ты или кто! – фыркаю я. – И, вообще, ты в ответе за тех, кого обидели.

– Срочное здесь? – подняв бровь, показательно обводит спальню он. – Не смеши.

– Значит, сходи ради меня, если не хочешь ради своих коллег. – А вот эта самоубийственная настойчивость во мне откуда?

– Алиса… – недовольно качает головой Ян.

– Иди, Ян. Это твоя команда и приехали они сюда по твоей инициативе, – вздохнув, я добавляю: – И не для того, чтобы ты всю ночь играл в сиделку.

Здравствуй, старая я. Вот это вот «играл в сиделку» коробит даже меня, но я продолжаю улыбаться в ответ на мрачный взгляд и сжатые челюсти.

– Как скажешь.

Не произнеся больше ни слова, Ян садится на край кровати, чтобы надеть кроссовки, и также молча выходит, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Дерзай, Анечка Минаева, я сделала всё, что могла.

Глава 41

Проснувшись в холодном поту, я резко сажусь в кровати. Сон, просто сон. Раньше кошмары были моими постоянными спутниками, поэтому вместо того, чтобы вспоминать, я прикрываю глаза и дышу на счёт. Кофта противно липнет к спине, но это меньшая из моих проблем.

– Выпей.

Вздрогнув, я только сейчас замечаю сидящего рядом Яна, судя по ночи за окном и неестественной тишине за дверью, тоже проснувшегося от моих кошмаров.

– Что это?

– Вода. – Стакан прислоняется холодной стенкой к моим губам и я делаю два глотка.

– Спасибо.

Глаза привыкают к темноте, и я вижу силуэт Яна, только справиться со спазмом, ледяной рукой сжавшим солнечное сплетение, всё равно не могу.

– Я думала, тебя нет, – продолжая глубоко дышать, я ложусь на правый бок, радуясь, что хотя бы боль ушла.

– А где я мог быть? – Его ладонь ложится на лоб, горячая, в отличие от меня. И судорога озноба проходит по всему моему телу.

Насколько некорректно будет, если я отвечу, что с Аней? При всех исходных данных, на её месте, этой ночью я бы его не отпустила. Даже если бы просто уснула на широком плече.

– Алиса?

– М? – отвлекаюсь я от своих мыслей. – Не знаю где, тебе виднее, – легко пожав плечами, я особо остро чувствую прилипшую к спине ткань.

– Раздевайся, – вздохнув, Ян заставляет меня сесть и одним движением снимает с меня кофту. То, что я послушно подняла руки, осознаётся уже постфактум. – Ложись.

Откинув одеяло, он не успокаивается, пока я не забираюсь внутрь, и только после этого тянется к ремню.

– Что ты делаешь?

– Если тебя интересует в общем, то схожу с ума, – ровно отзывается Ян и, оставшись в одних джинсах, присоединяется ко мне. – Если в частности, то хочу, чтобы мы выспались, а не шарахались друг от друга в пределах одной кровати.

– Я не… – связная мысль обрывается, когда Ян притягивает меня к себе, едва не коснувшись губами моих губ.

– Я в курсе, ты всегда «не», – насмешливо хмыкает он, и этот смешок я хорошо ощущаю, упираясь ладонью ему в грудь. – Не отдыхаешь, не хочешь, не доверяешь и, конечно, не любишь.

– Неправда, – и покачать бы головой, отодвинуться и сделать вид, что мне плевать, но куда там!..

Ян должен был разозлиться и остаться с Аней! Хотя бы назло мне, но вместо этого он лежит в моей постели. Горячий, как батарея, со всем своим дыханием, сердцебиением и железобетонными, как его обещания, руками.

И схожу с ума уже я.

– И что из списка ты «да»? – Его босые ноги переплетаются с моими, а объятие становится ещё крепче.

– Отпусти меня! – плюнув на гордость, самостоятельность и остальную дурость, практически молю я.

Задыхаясь от того, насколько он близко. Чувствуя, как болезненно ноет в груди. Как слабеют ноги, а все кошмары меркнут перед моим персональным, самым душераздирающим из всех, страхом. Без которого я, кажется, не могу дышать, но и с ним…

– Не могу, – выдыхает Ян и на моей щеке остаётся лёгкий, горящий огнём, поцелуй, – и не стану.

– Уходи. Пожалуйста. – Я редко говорю то, что не хочу, но этот случай особенный. Настолько, что не обнять его в ответ кажется форменным кощунством.

– Почему? – Ян отстраняется, не зная, что даёт мне возможность выбраться из, кружащего голову, горьковатого аромата его парфюма.

– Потому что это мы уже проходили.

Сказать правду? А что там, с этой правдой? Ничего хорошего, если посмотреть ей в лицо. Потому что я переоценила себя. Потому что сейчас, в это самое мгновение, отпустить его просто невозможно. Потому что хочется забыть эти раздельные семь лет и сделать вид, что ничего не было. Потому что я не знаю, как удержать себя на грани.

Не сорваться. Не раствориться в нём, на этот раз окончательно и бесповоротно. Не рехнуться, когда он снова уйдёт.

– Правда так думаешь? – Ян касается моей щеки, удерживая взгляд. – Или просто боишься?

Боюсь.

Тебя.

Того, что брошу всё и всех. Что снова разделю жизнь на до и после.

Я могла себе это позволить тогда, сейчас – нет. Сейчас мне проще соврать, извернуться, закрыться, но не дать ему понять то, что уже дошло до меня.

– Ты всего лишь возвращаешься к старым развлечениям, – криво улыбаюсь я, – а мне этого добра хватило по самое не хочу.

– Я люблю тебя. В том долбанном ресторане я всерьёз планировал оторвать твоему… руку, а сегодня голову только за то, что он решил тебя удержать. Я знаю каждое дерево в парке под твоими окнами. Я два года честно держался от тебя подальше, а последние два месяца ещё и смотрел, как ты собираешься испортить себе жизнь. А теперь скажи ещё что-нибудь о моих развлечениях!

– Какие ещё два года? – Прости, Аня, но, кажется, этот мужчина всё-таки мой. Даже если на очередные полгода.

– После развода, – мрачно отзывается Ян и ложится на спину, перестав обращать на меня внимание.

– Подожди, – привстав на локте, я заглядываю в его лицо, – причём тут два года, если ты развёлся в июне?

– В июне, – глядя в потолок, хмыкает он, – только не этого года, а позапрошлого. И объясни мне, девочка моя, – перевернувшись и легко удержав меня за талию, нависает надо мной уже Ян, – почему из всего, что я сказал, больше всего тебя заинтересовал мой развод?

Финиш.

– Нам нужно выспаться, – даже не пытаясь скрыть попытку, ухожу я от темы.

– Алиса…

– Спокойной ночи, Ян, – вывернувшись из-под него, я отворачиваюсь к окну, действительно чувствуя, как слипаются глаза.

– Спокойной ночи, – тёплым дыханием по шее и мурашками по всему остальному. – Кошмаров больше не будет, обещаю.

Не успев толком понять, как он может это обещать, я проваливаюсь в сон.

Глава 42

– Алиса… – Щекотание по шее раздражает и в полусне, под чужой смешок, я переворачиваюсь на другой бок. – Алиса, вставай.

– Сегодня выходной, – бурчу я в ответ и глубже зарываюсь в подушку.

– Могу разбудить по-другому, моя Алис-са, – с последним звуком шеи касается лёгкий поцелуй и я подскакиваю, прижимая к груди одеяло, забыв, что на мне спортивный топ.

– Я не сплю.

– Жаль, – полностью одетый, Ян поднимается с кровати, – ты смешная, когда не хочешь просыпаться.

– Я? – с трудом разлепив веки, я со стоном тру лицо ладонями. Почему я так хочу спать?

– Ты, – улыбаясь, подтверждает он. – Уже одиннадцать, мы должны освободить дом до двенадцати. Ты как, продляешь?

– На черта мне это сдалось, – с тяжёлым вздохом я откидываю одеяло и спускаю ноги на пол.

– Я тоже так подумал. – Мы легли в одно время, но Ян счастлив и полон сил, а я напоминаю ветхую развалюху из тех, которые посыпают песком дорожки. Может просто переспала?

– Все разъехались?

– Почти, – сверив пиликнувший брелок с раздавшимся с улицы рычанием, Ян обращает всё внимание на меня. – Ты как?

А как я? Проснувшись окончательно, замерев и просканировав собственный организм, я пожимаю плечами.

– Вроде неплохо.

– Едем в больницу? – всё же спрашивает он, но по смешинкам в глазах видно, что не всерьёз.

– Давно не носил никому апельсинки? – отзываюсь я в тон и натягиваю, висящую на холодной батарее, кофту. Пусть она не первой свежести, но всё лучше, чем щеголять голым животом. – Вова сказал «если».

– Тогда домой?

– Домой, пусть меня лечат стены.

Стены не лечат.

Зато с этим с лихвой справляется работа, вернувшийся домой отец и Ян. В те короткие часы, когда я не разрываюсь между «Саркани», в котором внезапно оказываюсь ненужной, и «Альдебараном», моё время заполняют разговоры с отцом и прогулки с Яном. Оба занятия нельзя назвать привычными, но и неприятными тоже нельзя.

Вспомнить, что отец это не просто номер в телефоне и еженедельные «Как дела?» по ощущениям равняется разве что прыжку с обрыва или съезду с высочайшего виража «Американских горок». Захватывает дух, да так, что я всё ещё не верю своим открытиям.

Ведь папа никогда не забывал про меня. Пусть издалека, но следил, не выпуская меня из вида. Оказалось, что именно он договорился с ректоратом, когда меня собирались отчислить с выпускного курса. Он поговорил с моим первым арендатором – знакомым знакомых – о снижении цены на первый магазин, иначе мне не хватило бы бюджета. Больше того, в отдельной папке у него оказались подшиты мои бухгалтерские отчёты за все годы владения «Саркани».

Он так и не признался где их взял, хотя вариантов немного и самый вероятный из них банальный до скрипа – напряг своих налоговых друзей.

И именно тогда, глядя как отец бесстрастно пожимает плечами в ответ, словно в этом нет ничего удивительного, меня впервые накрывает ощущение абсолютной защиты. Словно я в непроницаемом коконе, за пределами которого могут скрываться все проблемы этого мира, но меня они не коснутся. Потому что есть кто-то сильный и надёжный, под чью защиту можно отступить в любой момент любого боя.

Плакала, конечно.

Чем напугала папу, который впервые увидел, как текут слёзы по лицу двадцатисемилетней дочери.

С Яном оказалось сложнее.

На рабочих встречах и, когда приезжал в «Саркани», он вёл себя идеально, а его безукоризненно-вежливое «Алиса», спасибо не Константиновна, раздражало даже больше закулисного «девочка моя». Но вся эта показательность не спасала. Ни его, ни меня.

Потому что чем дальше, тем сложнее давались мне эти якобы случайные касания и явное нарушение всех границ. И ладно я, в отношении Яна мой диагноз давно известен, но это замечали остальные. И это замечала Аня.

Уже позже, через пару дней после возвращения домой с того самого корпоратива, до меня начали долетать обрывки разговоров и настроения остальных девушек «Альдебарана». Не то чтобы ехидные, но явно высокомерные, из которых несложно оказалось понять, что в тот вечер, когда мне стало плохо, Ян вежливо, но твёрдо отбрил все Анины надежды.

И с одной стороны девушку мне было жаль, но с другой… О другой лучше не думать. Точно не здесь и не сейчас, потому что облегающее чёрное длинное платье на бретелях, с глубоким декольте и частично оголённой спиной пугало своим настроением.

Особенно, учитывая, что моим спутником на этот вечер был Ян.

– Алис, ты готова?

Стук в дверь заставляет вздрогнуть и выдохнуть, прижав руку к сердцу. Экстрима мне сегодня хватит и без этого.

– Минуту.

Сколько я уже не могу выйти из собственной спальни? Час? Точно не вспомню, но Ян впервые за это время напоминает о себе. Неудивительно, учитывая, что выйти мы должны были минут пятнадцать назад.

Иногда мне кажется, что Ян не хочет терять даже одной лишней минуты, поэтому всегда приходит раньше, заставая меня в таком виде…

Покачав головой, я усмехаюсь своему отражению.

Пора выдвигаться, иначе Иван Фёдорович будет недоволен, а это чревато, учитывая, что я на него вроде как работаю.

Задрав подбородок и решительно выдохнув, я смахиваю с подола несуществующую пылинку и открываю дверь.

– Знаешь, этот вечер можно провести и дома, – окинув меня долгим взглядом, многообещающе улыбается Ян.

– Это не развлечение, мы идём на работу.

Сейчас всё произошедшее две недели назад кажется страшным сном. Кошмаром, отголоски которого ещё встречаются в мыслях, но основной ужас схлынул, оставив после себя лёгкую паранойю. Гинеколог сказала, что я восстановилась, но с рождением ребёнка нужно подождать хотя бы год. Андрей пропал, а о его существовании напоминали лишь две коробки вещей у двери, которые я никак не соберусь отправить хозяину.

– Надеюсь, это не станет твоим постоянным дресс-кодом, – насмешничает Ян.

– Даже если и так, – пожав плечами, я иду к двери, – ты не можешь мне запретить.

– Не могу? – Горячие ладони контрастом ложатся на талию, удерживая осторожно, бережно. Два слова жаркими мурашками прокатываются от уха до кончиков пальцев. И я прикрываю на мгновение глаза, пытаясь справиться с собственными чувствами.

– Не можешь даже так.

Руки исчезают, спине становится холодно, и я едва не отступаю, чтобы вернуться на две секунды назад, прижаться спиной к широкой груди и… очень сильно опоздать.

– Тогда идём, – понимающе, так, словно знает все мои мысли, усмехается Ян.

Слепящий свет, вечерние платья, костюмы, похожие один на другого. Сегодня мне не хочется блистать, поэтому в мой руке переливающееся весёлыми пузырьками игристое, а на губах улыбка, которую уже трижды за час назвали загадочной.

Я не спорю, продолжая улыбаться. Поддерживаю светские разговоры и даже продвигаю идею «Альдебарана», для чего, собственно, и был организован этот вечер, но взгляд… Я никогда не строила из себя хорошую девочку, не пряча ни один из своих недостатков, но есть тот, который оказался роковым. Ни физически, ни морально я не могу оставаться равнодушной к тому, кого за тот же час уже трижды хлопали по плечу, дважды целовали в щёку и раз двенадцать, якобы дружески, касались плеча разные женские ручки.

И оторвать бы их, но куда мне.

– Алиса Константиновна, вам неинтересно? – Народный избранник Павел Соепов уверенно смотрит мне в глаза, съезжая в область декольте, когда думает, что я не вижу. В остальном – приятный в общении человек. Был бы, но с некоторых пор у меня стойкая аллергия на всю их контору.

– Что вы! – Улыбка почти рефлекторная. – Как видите, «Альдебаран» собрал большое количество инвесторов, осознающих насколько важно вкладываться в детское образование. Это – первый настолько масштабный проект в нашем городе, но, я уверена, не последний.

– А «Нилис-групп»?

– Ян Антонович – проверенный временем, опытный специалист в своём деле. У него за плечами крупные проекты не только в нашем, но и в других городах, да и со сроками у «Нилис-групп» ни разу не возникло проблем.

– А как вы считаете? – Слышатся очень знакомые шаги, и Соепов переводит взгляд за моё плечо, вежливо улыбаясь. – Стоит ли доверять «Альдебарану» и исполнителям?

– За десять лет работы Ян Антонович не провалил ни одного проекта, – развернувшись, я иронично любуюсь Андреем, тоже с бокалом в руке, – а это показатель если не качества, то ответственности точно.

– Мне нужно будет подумать, – кивнув нам обоим, Соепов растворяется в толпе.

– Привет. – Идеальный костюм, идеальный тон, идеальная улыбка. Андрей Хорошевский во всём своём великолепии.

– Привет. – Ни мои руки, ни голос не дрожат. Бокал не выскальзывает из вспотевших рук, колени не подгибаются, а сердце не заходится истерикой.

Было, да. Но прошло.

И, может, я бы мучилась эти две недели, лелея обиду и боль, но мне не давали на это времени. Первая не трещина – разлом в наших отношениях появилась ещё тогда, когда я узнала о его великих планах, всё остальное логично завершило начатое. И теперь мой взгляд не равнодушен, но спокоен.

Любовь закончилась, наверное, на благо нам обоим, оставив общие воспоминания и лёгкое сожаление о том, что могло бы быть, но не срослось.

– Ты… решила начать новую жизнь? – Проследив за его взглядом, я упираюсь в Яна, разговаривающего о чём-то с Сухоруковым.

– Я решила продолжить старую. – Поставив пустой бокал на поднос проходящего мимо официанта, я беру полный.

– Успешно? – Андрей переводит взгляд на меня, и я не вижу ничего за его спокойным дружелюбием.

– Вполне. А как у тебя дела? – Глупый разговор глупых людей, которые делают вид, что могут остаться друзьями.

– Думаю, что лучше бы мы и правда не встречались, – не меняя выражения лица, сообщает он. – Не спросишь почему? – хмыкает Андрей после недолгого молчания.

– Я примерно догадываюсь, что ты мне ответишь, – с улыбкой кивнув заму Сухорукова, отзываюсь я. Сбежать от разговора не хочется, но и продолжать его тоже. Значит вот как выглядит предательство… Выжженная пустыня на месте, где совсем недавно был цветущий сад. – И не вижу смысла говорить об этом.

– Как всегда, – криво усмехается Андрей. – Если ты чего-то не хочешь, проще пойти и удавиться, чем пытаться переубедить.

– Кому как не тебе об этом знать, – иронично отзываюсь я и делаю глоток.

– Всё нормально? – Сначала я чувствую ладонь на своей талии и только потом слышу вопрос.

– Абсолютно, – собираясь легко пожать плечами, я перевожу взгляд на Андрея и застываю.

Куда делось всё напускное спокойствие? Злой прищур, сжатые челюсти и отчётливое желание разорвать соперника голыми руками. Идеальный Андрей оказывается идеальным далеко не во всём.

– Может, выйдем?